Страница:
– Придется смотреть мультики. В наушниках, – объявила себе Карен.
Мультфильмы – это известное средство от хандры и усталости, но кроме мистического аниме под рукой у Карен ничего не оказалось, да и этот шедевр японской анимации она смотрела уже дважды.
– Ладно, – подчеркнуто спокойно пробормотала Карен. – Значит, Интернет.
Можно посмотреть фотографии экзотических стран, насладиться видами с лазурным морем, залитыми песком пляжами и буйной зеленью, можно «полистать» странички, посвященные моде, можно почитать статьи на тему «Как перестать быть несчастной и очаровать лучшего в мире мужчину»…
И все-таки Карен почти рефлекторно открыла сначала почтовый ящик. Там ее ждало письмо от Мишель.
«О господи! Ну что могло случиться за то время, пока я добралась до дома и приняла душ?!»
Как ни странно, Мишель не требовала от нее ничьих адресов и телефонов, указаний по оформлению бумаг и справок о местонахождении каких-нибудь особо ценных папок. Письмо было короткое и даже в некотором роде таинственное:
«Социальный центр «Гармония».
Организация досуга. Секции по интересам: шахматы, вязание, акварель, фотография. Класс французского языка: детская и взрослая группы. Клуб пожилых. Благотворительное общество «Гармония и надежда». Психологический клуб доктора А. Эвис – поддержка в кризисной ситуации, тренинг социальных навыков, тренинг личностного роста.
44-я западная улица, 49
Телефон…
Ждем вас!
Приятных выходных, пока, Мишель».
Как бездарно составлено объявление! Серенькая, голая какая-то информация, причем в своей наготе неприглядная. Они и вправду рассчитывают, что на это кто-то купится? Ну разве что тот, кто живет на Сорок четвертой улице и кому совершенно нечем занять свои вечера…
Допустим, она работает на 42-й улице. И если бы ей хотелось, она бы могла заходить туда после работы. Наверняка Мишель руководствовалась именно этим принципом. Но если уж ей приспичило позаботиться о коллеге, то почему она прямо не посоветовала ей какого-нибудь психоаналитика? А может, тут уже и без психиатра не обойдется?
Карен усмехнулась. Нет, Мишель все правильно рассудила: на другой конец Манхэттена Карен все равно бы не поехала, а так, неподалеку от офиса, можно и заскочить после трудового дня. Если, конечно, центр «Гармония» работает круглосуточно.
Карен немного побродила по интернет-страницам разных турфирм, но в таком состоянии, в каком она пребывала, она не смогла бы почувствовать себя счастливой, даже если бы на нее свалился с неба тур в Китай.
Если уж человек уверился в своей несчастности, пошатнуть эту уверенность может разве что землетрясение баллов на семь по шкале Рихтера.
Когда на следующее утро Карен открыла глаза – а утро уже плавно перетекало в полдень, – она почувствовала, что ей хочется на работу. Точнее не хочется, а надо. Как бывает надо есть и пить, чтобы выжить. И поняла, что это не нормально – рваться всем существом туда, куда не хочется.
«Просто нарушился цикл, – объяснила она себе. – Сегодня ведь пятница, а в пятницу я должна быть на работе».
Обидно, когда такие мелочи, как привычка работать (куда-то бежать, что-то делать, из-за чего-то волноваться), портят тебе почти заслуженный выходной. Карен потянулась за сигаретой – сигарета не помогла, а только усугубила состояние полной боевой готовности.
Приняв душ и выпив чашку крепкого чаю, Карен решила составить план на день. И в этот план включить дела не только полезные, но и приятные. Когда-то она читала, что это помогает при депрессии. Список имел следующий вид:
1. Постирать белье.
2. Сделать покупки.
Обратить внимание: второй будильник!
3. Забрать из ремонта пылесос.
4. Позвонить маме.
5. Навести порядок в комнате.
6. Взять в прокате диски.
7. Поужинать в приличном месте.
Перечитав свое творение, Карен ощутила, что жить вот так она не хочет. Не хочет больше, и все тут. Когда в последний раз она получала от жизни удовольствие?
Ответ был столь очевиден и неутешителен, что Карен сразу от него отмахнулась. И быстро-быстро, пока не успела передумать, схватила трубку и набрала номер. Память на цифры у нее была феноменальная. Может, это, в конце концов, великий знак судьбы?
2
3
Мультфильмы – это известное средство от хандры и усталости, но кроме мистического аниме под рукой у Карен ничего не оказалось, да и этот шедевр японской анимации она смотрела уже дважды.
– Ладно, – подчеркнуто спокойно пробормотала Карен. – Значит, Интернет.
Можно посмотреть фотографии экзотических стран, насладиться видами с лазурным морем, залитыми песком пляжами и буйной зеленью, можно «полистать» странички, посвященные моде, можно почитать статьи на тему «Как перестать быть несчастной и очаровать лучшего в мире мужчину»…
И все-таки Карен почти рефлекторно открыла сначала почтовый ящик. Там ее ждало письмо от Мишель.
«О господи! Ну что могло случиться за то время, пока я добралась до дома и приняла душ?!»
Как ни странно, Мишель не требовала от нее ничьих адресов и телефонов, указаний по оформлению бумаг и справок о местонахождении каких-нибудь особо ценных папок. Письмо было короткое и даже в некотором роде таинственное:
«Карен, привет.
Вот, смотри, что я нашла, копаясь в Интернете. Когда-то слышала про д-ра Эвис, и слышала что-то хорошее. Может, тебе это будет интересно?«Социальный центр «Гармония».
Организация досуга. Секции по интересам: шахматы, вязание, акварель, фотография. Класс французского языка: детская и взрослая группы. Клуб пожилых. Благотворительное общество «Гармония и надежда». Психологический клуб доктора А. Эвис – поддержка в кризисной ситуации, тренинг социальных навыков, тренинг личностного роста.
44-я западная улица, 49
Телефон…
Ждем вас!
Приятных выходных, пока, Мишель».
Как бездарно составлено объявление! Серенькая, голая какая-то информация, причем в своей наготе неприглядная. Они и вправду рассчитывают, что на это кто-то купится? Ну разве что тот, кто живет на Сорок четвертой улице и кому совершенно нечем занять свои вечера…
Допустим, она работает на 42-й улице. И если бы ей хотелось, она бы могла заходить туда после работы. Наверняка Мишель руководствовалась именно этим принципом. Но если уж ей приспичило позаботиться о коллеге, то почему она прямо не посоветовала ей какого-нибудь психоаналитика? А может, тут уже и без психиатра не обойдется?
Карен усмехнулась. Нет, Мишель все правильно рассудила: на другой конец Манхэттена Карен все равно бы не поехала, а так, неподалеку от офиса, можно и заскочить после трудового дня. Если, конечно, центр «Гармония» работает круглосуточно.
Карен немного побродила по интернет-страницам разных турфирм, но в таком состоянии, в каком она пребывала, она не смогла бы почувствовать себя счастливой, даже если бы на нее свалился с неба тур в Китай.
Если уж человек уверился в своей несчастности, пошатнуть эту уверенность может разве что землетрясение баллов на семь по шкале Рихтера.
Когда на следующее утро Карен открыла глаза – а утро уже плавно перетекало в полдень, – она почувствовала, что ей хочется на работу. Точнее не хочется, а надо. Как бывает надо есть и пить, чтобы выжить. И поняла, что это не нормально – рваться всем существом туда, куда не хочется.
«Просто нарушился цикл, – объяснила она себе. – Сегодня ведь пятница, а в пятницу я должна быть на работе».
Обидно, когда такие мелочи, как привычка работать (куда-то бежать, что-то делать, из-за чего-то волноваться), портят тебе почти заслуженный выходной. Карен потянулась за сигаретой – сигарета не помогла, а только усугубила состояние полной боевой готовности.
Приняв душ и выпив чашку крепкого чаю, Карен решила составить план на день. И в этот план включить дела не только полезные, но и приятные. Когда-то она читала, что это помогает при депрессии. Список имел следующий вид:
1. Постирать белье.
2. Сделать покупки.
Обратить внимание: второй будильник!
3. Забрать из ремонта пылесос.
4. Позвонить маме.
5. Навести порядок в комнате.
6. Взять в прокате диски.
7. Поужинать в приличном месте.
Перечитав свое творение, Карен ощутила, что жить вот так она не хочет. Не хочет больше, и все тут. Когда в последний раз она получала от жизни удовольствие?
Ответ был столь очевиден и неутешителен, что Карен сразу от него отмахнулась. И быстро-быстро, пока не успела передумать, схватила трубку и набрала номер. Память на цифры у нее была феноменальная. Может, это, в конце концов, великий знак судьбы?
2
Когда на тебя смотрят двенадцать пар незнакомых глаз, это неприятно. Когда двенадцать незнакомых человек тебе улыбаются – это странно. Но когда они улыбаются тебе тепло и искренне – это почти страшно. Карен чувствовала себя замороженным цыпленком, которого достали из морозильника и дружно пытаются не только оттаять, но и оживить. Она привыкла общаться с незнакомыми и малознакомыми людьми, привыкла к их вежливой любезности или равнодушной грубости, но вот открытость и глубокая приязнь была для нее чем-то из ряда вон выходящим и совершенно сбивала с толку. Как себя вести с ними? Ясное дело, что показная веселость и фальшивая улыбка здесь не котируются. А как насчет мрачноватого безразличия? Наверняка еще хуже…
Она поерзала на стуле. Стул был жесткий, с неудобной спинкой, и металлическая перекладина буквально впивалась между лопатками. В такие моменты Карен чувствовала себя особенно неловкой. Закурить бы…
– Карен, если вам хочется сигарету, то вы можете спросить у группы, не против ли она, и закурить. У нас это делается так, – мягко сказала высокая женщина с роскошными светлыми волосами. Доктор Аманда Эвис, ведущая группы.
«Вы что, умеете мысли читать, и я попала на практикум по телепатии?» – хотела спросить Карен, но вслух сказала:
– Нет-нет, я пока не буду. Спасибо.
И еще крепче вцепилась руками в плоское сиденье стула, как будто из страха упасть.
Зал, в котором проходили встречи тренинга личностного роста, никак нельзя было назвать уютным. Больше всего он напоминал неухоженный, но просторный школьный класс. В таких обычно проходят уроки литературы. Какие-то рисунки на стенах – не иллюстрации, а именно рисунки, в карандаше и акварели, сами стены, когда-то выкрашенные светло-коричневой краской, местами пооблупились. Стандартное помещение «нераскрученного» социального центра.
«И что ты здесь делаешь?» – как-то пискляво поинтересовался внутренний голос.
«Сама не знаю», – огрызнулась Карен. Но уйти сейчас было уже неудобно. Во всяком случае, этот визит всегда может стать последним.
– Карен, мы уже все знаем ваше имя. Пожалуйста, расскажите о себе еще что-нибудь. Например, зачем вы пришли сюда? – проговорила Аманда.
– Кхм. – Горло, как это часто бывало, свело от напряжения. – Я… наверное, я захотела что-то изменить в своей жизни, поэтому и пришла. – У Карен было чувство, что она, зажмурившись, прыгает с моста в холодную ноябрьскую реку. И все равно она точно знала, что общими фразами тут не отделаешься. Вспомнились слова какого-то мудреца: «Если тебе нечего сказать, говори правду».
– Очень хорошо. А что бы вы хотели изменить?
– Мне скучно, и я устала, – брякнула Карен первое, что пришло в голову.
Двое из группы с энтузиазмом закивали и разулыбались пуще прежнего. Понимают? Но что-то не похоже, чтобы кто-то из них страдал от того же самого: ни молоденькая-премолоденькая девчонка с короткими волосами, неведомо как собранными в два крошечных хвостика, ни дружелюбный крепыш с ранними залысинами. У первой на груди красовался беджик с надписью «Золушка». У второго – «Весельчак Чарли».
Аманда тоже кивнула – медленно, со значением:
– Я понимаю вас, Карен. Мне очень нравится ваша откровенность. В свою очередь скажу, что менять жизнь – дело непростое и требует большой смелости и трудной работы над собой. Будет здорово, если вы включитесь в работу группы уже сейчас. Скажу сразу – «просто посмотреть» нельзя. Здесь люди открывают душу, а это не воскресное шоу. Сегодня мы поговорим о страхах. Ну и не только поговорим…
Карен следовало бы насторожиться уже тогда. Но она настолько увязла в своем напряжении, что интуиция напрочь ей отказала.
«И вот результат», – саркастически подытожил внутренний голос.
Карен поправила свой ярко-голубой шарф и шмыгнула носом. Ей, разумеется, было не столько грустно, сколько холодно. Но и печали тоже хватало. Еще бы, день у нее выдался не из легких. Он начался с зеленой тоски и ощущения глобальной неправильности жизни, а продолжился тем, что ее заставили рисовать «самый страшный страх» (Карен нарисовала миссис Филлипс с разинутой церберовской пастью и в качестве примечания – будильник, показывающий одиннадцать тридцать. Неужели она и в самом деле так боится проспать и тем вызвать шквал эмоций у начальницы?). Потом ее заставили этот страх изобразить в пантомиме. Никто почему-то не испугался. Все смеялись, и она вместе с ними. Аманда, кажется, была довольна.
Но окончание дня превзошло самые смелые ожидания. Карен топталась на углу Сорок четвертой улицы и Одиннадцатой авеню, в лицо ей летел мокрый противный снег, а в груди противно ныло. Хуже чем перед экзаменом. Там, по крайней мере, представляешь, чего ожидать…
Легко сказать – познакомиться на улице с мужчиной и взять у него телефон. Что тут странного? Пожалуй, кроме того, что инициативу берет на себя представительница слабого пола, ничего. Карен тоже вначале так показалось – когда еще не прошел кураж от работы в группе, все было легко и весело, и люди вокруг казались такими симпатичными и открытыми. А теперь Карен осталась один на один со своим «домашним заданием», без которого, как сказала Аманда, обойтись никак нельзя. Справедливости ради нужно заметить, что задания получили все, и причем большинство из них было сложнее, чем у Карен: любым способом добиться, чтобы в банке тебя обслужили без очереди (для стеснительной Золушки), сказать пяти незнакомым людям нелицеприятную правду об их внешнем виде (это для Теда, который боялся показаться грубым), по дороге домой изображать умственно отсталую девушку со вздернутой верхней губой (для Алисы, которая страшно боялась потерять красоту и молодость). А у Карен Аманда просто спросила:
– Скажи, чего ты не делала никогда в жизни?
– Ну… много чего.
– А например?
– Никогда не прыгала с парашютом, не играла в боулинг и не знакомилась с парнями на улице, – брякнула Карен первое, что пришло в голову.
– Вот и отлично! – обрадовалась Аманда. – Это и будет твоим домашним заданием. На первый раз. Я имею в виду, конечно, уличное знакомство.
Но и собственная «простенькая» задачка вызывала у Карен чистый, неподдельный ужас. Аманда попала в точку. Если она искала для каждого то, что будет для него сложнее всего… Пожалуй, подложить игрушечного таракана в бефстроганов миссис Филлипс было бы для Карен проще. Она никогда не знакомилась с парнями сама – считала ниже своего достоинства, да и смелости не хватало. «А вдруг ты встретишь на улице Его? Своего Принца? Что, так и пройдешь мимо, чтобы потом до конца жизни кусать локти и реветь по ночам в подушку?» – спросила Алиса. Ей легко говорить, у нее рост топ-модели и личико фарфоровой куклы. Любой, к кому она проявит интерес, должен с ума сойти от счастья… Но Карен вспомнила про парня на эскалаторе – и запретила себе выдумывать десять причин, по которым она сюда могла бы больше не прийти. Изменить жизнь можно только изменив себя. Себя, а не себе. Значит, придется делать… Время слабости прошло. Хватит.
Оживленный перекресток. Людской поток, поток машин. Все спешат куда-то, в основном домой – конец рабочего дня. Кого-то ждут жены, кого-то любовницы, кого-то домашние любимцы и телевизор… «И только Карен Норфолк в этот час составляет отличную компанию фонарному столбу», – добавил внутренний голос.
Ничего. Зато в праздничном отсвете витрин все такое романтичное. И курить она не станет – вдруг попадется какой-нибудь радикальный противник никотина?
Карен чувствовала, как с каждой канувшей в вечность минутой убывают и ее решимость и азарт. Похоже, еще десять минут «выбора» – и она окончательно замерзнет, развернется в сторону метро и отправится домой. Конечно, можно выполнить задание завтра или послезавтра – вдруг погодка выдастся получше? А можно вообще не делать, сочинить что-нибудь правдоподобное… Кто проверит?
«А можно до конца жизни оставаться трусихой, на которой все ездят! Вот только ее уже почти совсем заездили, и конец этот не так уж далек. Неужели я так и не смогу? Я же решила!»
Карен внезапно разозлилась. Вот оно, то упрямство, на которое всегда сетовала мама и которое потом куда-то подевалось, то неуемное желание доказать всему миру, что она сможет, заставит себя сделать все, что угодно! Карен размашисто шагнула к середине тротуара, будто кто-то подтолкнул ее в спину, и буквально выхватила из потока уставших и суетливых пешеходов первого попавшегося мужчину.
Карен, ошалевшая от собственной наглости, увидела свою руку на его плече и только потом – его лицо.
– Ой, – сказала себе Карен. Получилось вслух.
– Простите?
У него было жесткое, будто начертанное углем, лицо. Напряженные, чуть прищуренные глаза. Нос с горбинкой. Упрямая линия рта.
– А-а… мм… Это вы меня простите, – сумела выговорить Карен. От волнения не хватало воздуха, будто его выкачали из легких.
Подготовить более-менее внятную речь ей не удалось, и никакие фантастические экспромты на ум тоже не шли. Так и стояли. Карен показалось, что эта абсурдная сцена растянулась до невозможности, будто секунды были из мягкой резины.
– Что? – отрывисто спросил мужчина. Не «чем могу помочь», но и не «отвали».
В нем есть что-то такое, что мешает ей говорить. Карен сделала над собой усилие и набрала в грудь побольше воздуха. Ей показалось, что она вдыхает через плотный респиратор. Кислорода мало. Ей вспомнились все те «мудрые» подсказки, которых надавали ей на тренинге: можно начать разговор с «извините, а где здесь море?» – странность вопроса якобы лишает человека психологических защит, холодной брони. Тед, студент медицинского колледжа, худощавый юноша в очках, посоветовал попросить о помощи: мол, разрядилась батарея мобильника, автоматов поблизости нет, а очень нужно позвонить и отменить встречу… Алиса, видимо в этих делах опытная (или же просто насмотревшаяся романтических фильмов), посоветовала что-нибудь рассыпать и вместе с «объектом» собирать. Все умные мысли враз из головы исчезли. Плана не было. Была пустота. В пустоте плавала только первая, шаблонная, «рабочая» фраза:
– Простите, я, наверное, некстати, но… У вас есть минутка? – выпалила Карен на одном выдохе.
– Что-то случилось? – нахмурился незнакомец. Голос у него был глубокий и хрипловатый, будто простуженный. Впрочем, возможно мужчина и был простужен.
– Все довольно банально, но от этого не менее грустно. Вечер какой-то на редкость промозглый, и я не хочу идти домой. Мне очень хотелось бы выпить с вами чашку кофе. – Страх мгновенно перерос в какую-то ненормальную веселость. Безбашенность. В крови будто прыгали пузырьки от шампанского. Алле – оп! Смогла! Переломила себя!
Карен обезоруживающе – и совершенно искренне – улыбнулась этому чужому, холодному мужчине. И поняла, что сказала ему почти правду. Про вечер и про дом. Она пока еще не знала точно, хочется ли ей пить с ним кофе.
У незнакомца был вид человека, у которого выбили то ли почву из-под ног, то ли меч из рук. Он смотрел на нее расширившимися глазами – а напряженный прищур исчез – и от этого непонимающего взгляда Карен хотелось смеяться, но не нервно, а легко и весело.
– Там за углом, – она кивнула в сторону, – я видела симпатичное кафе. Кстати, меня зовут Карен. Можете назвать меня сумасшедшей, но это не так.
Она протянула ему узкую ладонь. Спохватилась и сняла перчатку. Рука все равно замерзла, даже в перчатке, и Карен почти не ощущала разбивающихся об нее снежинок-капель.
Он медленно, сосредоточенно, как человек, который пытается установить границы между явью, сном и откровенным бредом, снял кожаную перчатку и ответил на рукопожатие.
– Йен Рэндом.
У него тоже замерзли руки.
– Очень приятно. Вообще-то я не каждый день так откровенно пристаю к мужчинам на улице. – Карен и сама не смогла бы сказать, чего в этой реплике больше – шутки, самоиронии или оправдания.
– А только по пятницам? – усмехнулся Йен.
– И иногда по воскресеньям. По воскресеньям проще – человек больше настроен на общение с миром, когда высыпается и предается приятному безделью, чем после трудовой недели. Но иногда я рискую. Вот сегодня мне повезло.
Слова лились уже свободно, сплетались во фразы. Карен откровенно полулгала-полушутила с серьезным выражением лица, и знала, что он уже распознал в ее словах неправду, но эта неправда – как ни странно, такое случается – возымела на него вполне благоприятное действие. Йен будто бы немного расслабился. По крайней мере, первое потрясение миновало. На Карен нахлынула очередная волна веселости. Она приготовилась за чашкой кофе рассказать ему об увлечении дайвингом и об охоте на акул.
– Ну так мы идем в кафе пить кофе, или идем в бар за чем-нибудь покрепче, или в супермаркет – а потом к тебе? – поинтересовался Йен с такой же серьезной миной.
У него отлично получалось. Карен ощутила на спине липкое прикосновение ужаса: а вдруг он маньяк и потому так легко согласился?
– А что нам мешает сделать все по порядку? – делано равнодушно пожала плечами Карен. – К тому же кто тебе сказал, что свидание будет только одно?
Нет, не маньяк. Глаза смеются. Сейчас их можно назвать даже красивыми.
– Ах ну да. Прости, что принял тебя за доступную девицу.
Карен вспыхнула. Вот она, дискриминация в романтике. Если парень отважится заговорить на улице с девушкой, не исключено, что у него к ней самые серьезные намерения. Но вот девушкам, которые идут на тот же риск, почему-то отказывают в праве на романтический настрой. Она подумала, что эта мысль ничуть не лучше и не хуже других и потому ее вполне можно высказать Йену.
– А ты всегда говоришь, что думаешь? – спросил он. – То, что приходит тебе в этот момент в голову?
– Нет. Гораздо реже, чем хотелось бы. Просто сегодня я какая-то особенно смелая.
– О. Смелость – это большой плюс. Смелым легче живется, тебе не кажется?
– Ага. – Она набралась наглости – впрочем, сегодня «кредит наглости» у нее был, по-видимому, не ограничен – и просунула руку ему под локоть. Пусть кто-нибудь подумает, что они пара. Это ведь такая маленькая, такая невинная игра. И даже если этот серьезный человек все-таки окажется полоумным сексоголиком и после чашки кофе оттащит ее в какой-нибудь дешевый мотель, она, наверное, не будет сильно сопротивляться. Вот только к себе его пригласить будет неудобно – слишком маленькая, слишком неприбранная комната с чересчур тонкими стенами и двумя неглупыми соседками без нарушений слуха и зрения…
Она поерзала на стуле. Стул был жесткий, с неудобной спинкой, и металлическая перекладина буквально впивалась между лопатками. В такие моменты Карен чувствовала себя особенно неловкой. Закурить бы…
– Карен, если вам хочется сигарету, то вы можете спросить у группы, не против ли она, и закурить. У нас это делается так, – мягко сказала высокая женщина с роскошными светлыми волосами. Доктор Аманда Эвис, ведущая группы.
«Вы что, умеете мысли читать, и я попала на практикум по телепатии?» – хотела спросить Карен, но вслух сказала:
– Нет-нет, я пока не буду. Спасибо.
И еще крепче вцепилась руками в плоское сиденье стула, как будто из страха упасть.
Зал, в котором проходили встречи тренинга личностного роста, никак нельзя было назвать уютным. Больше всего он напоминал неухоженный, но просторный школьный класс. В таких обычно проходят уроки литературы. Какие-то рисунки на стенах – не иллюстрации, а именно рисунки, в карандаше и акварели, сами стены, когда-то выкрашенные светло-коричневой краской, местами пооблупились. Стандартное помещение «нераскрученного» социального центра.
«И что ты здесь делаешь?» – как-то пискляво поинтересовался внутренний голос.
«Сама не знаю», – огрызнулась Карен. Но уйти сейчас было уже неудобно. Во всяком случае, этот визит всегда может стать последним.
– Карен, мы уже все знаем ваше имя. Пожалуйста, расскажите о себе еще что-нибудь. Например, зачем вы пришли сюда? – проговорила Аманда.
– Кхм. – Горло, как это часто бывало, свело от напряжения. – Я… наверное, я захотела что-то изменить в своей жизни, поэтому и пришла. – У Карен было чувство, что она, зажмурившись, прыгает с моста в холодную ноябрьскую реку. И все равно она точно знала, что общими фразами тут не отделаешься. Вспомнились слова какого-то мудреца: «Если тебе нечего сказать, говори правду».
– Очень хорошо. А что бы вы хотели изменить?
– Мне скучно, и я устала, – брякнула Карен первое, что пришло в голову.
Двое из группы с энтузиазмом закивали и разулыбались пуще прежнего. Понимают? Но что-то не похоже, чтобы кто-то из них страдал от того же самого: ни молоденькая-премолоденькая девчонка с короткими волосами, неведомо как собранными в два крошечных хвостика, ни дружелюбный крепыш с ранними залысинами. У первой на груди красовался беджик с надписью «Золушка». У второго – «Весельчак Чарли».
Аманда тоже кивнула – медленно, со значением:
– Я понимаю вас, Карен. Мне очень нравится ваша откровенность. В свою очередь скажу, что менять жизнь – дело непростое и требует большой смелости и трудной работы над собой. Будет здорово, если вы включитесь в работу группы уже сейчас. Скажу сразу – «просто посмотреть» нельзя. Здесь люди открывают душу, а это не воскресное шоу. Сегодня мы поговорим о страхах. Ну и не только поговорим…
Карен следовало бы насторожиться уже тогда. Но она настолько увязла в своем напряжении, что интуиция напрочь ей отказала.
«И вот результат», – саркастически подытожил внутренний голос.
Карен поправила свой ярко-голубой шарф и шмыгнула носом. Ей, разумеется, было не столько грустно, сколько холодно. Но и печали тоже хватало. Еще бы, день у нее выдался не из легких. Он начался с зеленой тоски и ощущения глобальной неправильности жизни, а продолжился тем, что ее заставили рисовать «самый страшный страх» (Карен нарисовала миссис Филлипс с разинутой церберовской пастью и в качестве примечания – будильник, показывающий одиннадцать тридцать. Неужели она и в самом деле так боится проспать и тем вызвать шквал эмоций у начальницы?). Потом ее заставили этот страх изобразить в пантомиме. Никто почему-то не испугался. Все смеялись, и она вместе с ними. Аманда, кажется, была довольна.
Но окончание дня превзошло самые смелые ожидания. Карен топталась на углу Сорок четвертой улицы и Одиннадцатой авеню, в лицо ей летел мокрый противный снег, а в груди противно ныло. Хуже чем перед экзаменом. Там, по крайней мере, представляешь, чего ожидать…
Легко сказать – познакомиться на улице с мужчиной и взять у него телефон. Что тут странного? Пожалуй, кроме того, что инициативу берет на себя представительница слабого пола, ничего. Карен тоже вначале так показалось – когда еще не прошел кураж от работы в группе, все было легко и весело, и люди вокруг казались такими симпатичными и открытыми. А теперь Карен осталась один на один со своим «домашним заданием», без которого, как сказала Аманда, обойтись никак нельзя. Справедливости ради нужно заметить, что задания получили все, и причем большинство из них было сложнее, чем у Карен: любым способом добиться, чтобы в банке тебя обслужили без очереди (для стеснительной Золушки), сказать пяти незнакомым людям нелицеприятную правду об их внешнем виде (это для Теда, который боялся показаться грубым), по дороге домой изображать умственно отсталую девушку со вздернутой верхней губой (для Алисы, которая страшно боялась потерять красоту и молодость). А у Карен Аманда просто спросила:
– Скажи, чего ты не делала никогда в жизни?
– Ну… много чего.
– А например?
– Никогда не прыгала с парашютом, не играла в боулинг и не знакомилась с парнями на улице, – брякнула Карен первое, что пришло в голову.
– Вот и отлично! – обрадовалась Аманда. – Это и будет твоим домашним заданием. На первый раз. Я имею в виду, конечно, уличное знакомство.
Но и собственная «простенькая» задачка вызывала у Карен чистый, неподдельный ужас. Аманда попала в точку. Если она искала для каждого то, что будет для него сложнее всего… Пожалуй, подложить игрушечного таракана в бефстроганов миссис Филлипс было бы для Карен проще. Она никогда не знакомилась с парнями сама – считала ниже своего достоинства, да и смелости не хватало. «А вдруг ты встретишь на улице Его? Своего Принца? Что, так и пройдешь мимо, чтобы потом до конца жизни кусать локти и реветь по ночам в подушку?» – спросила Алиса. Ей легко говорить, у нее рост топ-модели и личико фарфоровой куклы. Любой, к кому она проявит интерес, должен с ума сойти от счастья… Но Карен вспомнила про парня на эскалаторе – и запретила себе выдумывать десять причин, по которым она сюда могла бы больше не прийти. Изменить жизнь можно только изменив себя. Себя, а не себе. Значит, придется делать… Время слабости прошло. Хватит.
Оживленный перекресток. Людской поток, поток машин. Все спешат куда-то, в основном домой – конец рабочего дня. Кого-то ждут жены, кого-то любовницы, кого-то домашние любимцы и телевизор… «И только Карен Норфолк в этот час составляет отличную компанию фонарному столбу», – добавил внутренний голос.
Ничего. Зато в праздничном отсвете витрин все такое романтичное. И курить она не станет – вдруг попадется какой-нибудь радикальный противник никотина?
Карен чувствовала, как с каждой канувшей в вечность минутой убывают и ее решимость и азарт. Похоже, еще десять минут «выбора» – и она окончательно замерзнет, развернется в сторону метро и отправится домой. Конечно, можно выполнить задание завтра или послезавтра – вдруг погодка выдастся получше? А можно вообще не делать, сочинить что-нибудь правдоподобное… Кто проверит?
«А можно до конца жизни оставаться трусихой, на которой все ездят! Вот только ее уже почти совсем заездили, и конец этот не так уж далек. Неужели я так и не смогу? Я же решила!»
Карен внезапно разозлилась. Вот оно, то упрямство, на которое всегда сетовала мама и которое потом куда-то подевалось, то неуемное желание доказать всему миру, что она сможет, заставит себя сделать все, что угодно! Карен размашисто шагнула к середине тротуара, будто кто-то подтолкнул ее в спину, и буквально выхватила из потока уставших и суетливых пешеходов первого попавшегося мужчину.
Карен, ошалевшая от собственной наглости, увидела свою руку на его плече и только потом – его лицо.
– Ой, – сказала себе Карен. Получилось вслух.
– Простите?
У него было жесткое, будто начертанное углем, лицо. Напряженные, чуть прищуренные глаза. Нос с горбинкой. Упрямая линия рта.
– А-а… мм… Это вы меня простите, – сумела выговорить Карен. От волнения не хватало воздуха, будто его выкачали из легких.
Подготовить более-менее внятную речь ей не удалось, и никакие фантастические экспромты на ум тоже не шли. Так и стояли. Карен показалось, что эта абсурдная сцена растянулась до невозможности, будто секунды были из мягкой резины.
– Что? – отрывисто спросил мужчина. Не «чем могу помочь», но и не «отвали».
В нем есть что-то такое, что мешает ей говорить. Карен сделала над собой усилие и набрала в грудь побольше воздуха. Ей показалось, что она вдыхает через плотный респиратор. Кислорода мало. Ей вспомнились все те «мудрые» подсказки, которых надавали ей на тренинге: можно начать разговор с «извините, а где здесь море?» – странность вопроса якобы лишает человека психологических защит, холодной брони. Тед, студент медицинского колледжа, худощавый юноша в очках, посоветовал попросить о помощи: мол, разрядилась батарея мобильника, автоматов поблизости нет, а очень нужно позвонить и отменить встречу… Алиса, видимо в этих делах опытная (или же просто насмотревшаяся романтических фильмов), посоветовала что-нибудь рассыпать и вместе с «объектом» собирать. Все умные мысли враз из головы исчезли. Плана не было. Была пустота. В пустоте плавала только первая, шаблонная, «рабочая» фраза:
– Простите, я, наверное, некстати, но… У вас есть минутка? – выпалила Карен на одном выдохе.
– Что-то случилось? – нахмурился незнакомец. Голос у него был глубокий и хрипловатый, будто простуженный. Впрочем, возможно мужчина и был простужен.
– Все довольно банально, но от этого не менее грустно. Вечер какой-то на редкость промозглый, и я не хочу идти домой. Мне очень хотелось бы выпить с вами чашку кофе. – Страх мгновенно перерос в какую-то ненормальную веселость. Безбашенность. В крови будто прыгали пузырьки от шампанского. Алле – оп! Смогла! Переломила себя!
Карен обезоруживающе – и совершенно искренне – улыбнулась этому чужому, холодному мужчине. И поняла, что сказала ему почти правду. Про вечер и про дом. Она пока еще не знала точно, хочется ли ей пить с ним кофе.
У незнакомца был вид человека, у которого выбили то ли почву из-под ног, то ли меч из рук. Он смотрел на нее расширившимися глазами – а напряженный прищур исчез – и от этого непонимающего взгляда Карен хотелось смеяться, но не нервно, а легко и весело.
– Там за углом, – она кивнула в сторону, – я видела симпатичное кафе. Кстати, меня зовут Карен. Можете назвать меня сумасшедшей, но это не так.
Она протянула ему узкую ладонь. Спохватилась и сняла перчатку. Рука все равно замерзла, даже в перчатке, и Карен почти не ощущала разбивающихся об нее снежинок-капель.
Он медленно, сосредоточенно, как человек, который пытается установить границы между явью, сном и откровенным бредом, снял кожаную перчатку и ответил на рукопожатие.
– Йен Рэндом.
У него тоже замерзли руки.
– Очень приятно. Вообще-то я не каждый день так откровенно пристаю к мужчинам на улице. – Карен и сама не смогла бы сказать, чего в этой реплике больше – шутки, самоиронии или оправдания.
– А только по пятницам? – усмехнулся Йен.
– И иногда по воскресеньям. По воскресеньям проще – человек больше настроен на общение с миром, когда высыпается и предается приятному безделью, чем после трудовой недели. Но иногда я рискую. Вот сегодня мне повезло.
Слова лились уже свободно, сплетались во фразы. Карен откровенно полулгала-полушутила с серьезным выражением лица, и знала, что он уже распознал в ее словах неправду, но эта неправда – как ни странно, такое случается – возымела на него вполне благоприятное действие. Йен будто бы немного расслабился. По крайней мере, первое потрясение миновало. На Карен нахлынула очередная волна веселости. Она приготовилась за чашкой кофе рассказать ему об увлечении дайвингом и об охоте на акул.
– Ну так мы идем в кафе пить кофе, или идем в бар за чем-нибудь покрепче, или в супермаркет – а потом к тебе? – поинтересовался Йен с такой же серьезной миной.
У него отлично получалось. Карен ощутила на спине липкое прикосновение ужаса: а вдруг он маньяк и потому так легко согласился?
– А что нам мешает сделать все по порядку? – делано равнодушно пожала плечами Карен. – К тому же кто тебе сказал, что свидание будет только одно?
Нет, не маньяк. Глаза смеются. Сейчас их можно назвать даже красивыми.
– Ах ну да. Прости, что принял тебя за доступную девицу.
Карен вспыхнула. Вот она, дискриминация в романтике. Если парень отважится заговорить на улице с девушкой, не исключено, что у него к ней самые серьезные намерения. Но вот девушкам, которые идут на тот же риск, почему-то отказывают в праве на романтический настрой. Она подумала, что эта мысль ничуть не лучше и не хуже других и потому ее вполне можно высказать Йену.
– А ты всегда говоришь, что думаешь? – спросил он. – То, что приходит тебе в этот момент в голову?
– Нет. Гораздо реже, чем хотелось бы. Просто сегодня я какая-то особенно смелая.
– О. Смелость – это большой плюс. Смелым легче живется, тебе не кажется?
– Ага. – Она набралась наглости – впрочем, сегодня «кредит наглости» у нее был, по-видимому, не ограничен – и просунула руку ему под локоть. Пусть кто-нибудь подумает, что они пара. Это ведь такая маленькая, такая невинная игра. И даже если этот серьезный человек все-таки окажется полоумным сексоголиком и после чашки кофе оттащит ее в какой-нибудь дешевый мотель, она, наверное, не будет сильно сопротивляться. Вот только к себе его пригласить будет неудобно – слишком маленькая, слишком неприбранная комната с чересчур тонкими стенами и двумя неглупыми соседками без нарушений слуха и зрения…
3
Если бы Йен знал, какие мысли в этот момент бродят в голове его нежданной спутницы, он бы, наверное, окончательно потерял веру в реальность происходящего. Возможно, холодно извинился бы и ушел. А возможно, остался, чтобы досмотреть этот забавный сон до конца.
Во всяком случае, ему не казалось, что на него «напала» пожирательница мужских сердец или нимфоманка. Он насмотрелся за свою жизнь на тех, и на других, и еще много на кого… Но было в этой, без сомнения, странной девушке что-то другое, что-то спокойное и приятное для него, глубина, что ли. И сколько бы она ни зубоскалила, ясно, что ее появление на Сорок четвертой улице – и в его вечере – имеет какие-то причины. Важные причины, о которых сегодня, может быть, она ему даже не скажет. Ее присутствие некоторым образом волновало Йена, и волновало в самом лучшем из возможных смыслов, а такого с ним давно не бывало. И потому он шел рядом с ней, едва ощущая невесомую ладошку на сгибе локтя, и улыбался про себя, как человек, который неожиданно получил от судьбы… ну, если и не подарок, то хотя бы сюрприз. Ведь сюрприз может обернуться чем угодно…
– А все-таки почему ты согласился пойти со мной? – спросила она.
– А у меня принцип – принимать неожиданные предложения. А почему ты подошла именно ко мне?
Она задумалась. Интересно, скажет ли, что он ей понравился?
– Не знаю. Наверное, судьба, – ответила она в конце концов.
– Ты веришь в судьбу?
– А какое это имеет значение? Если она есть – она есть, если нет – значит, нет. И мое мнение вряд ли ее интересует. А мы пришли. – Она по привычке потянулась к длинной, чуть изогнутой вертикальной ручке. Не избалована мужской обходительностью.
– Позволь мне, – остановил ее Йен. Открыл дверь сам.
Карен смутилась и чуть запнулась на пороге.
Обычное кафе – довольно просторный зал, низкий потолок, круглые плафоны, обернутые китайской рисовой бумагой, столики под дерево и темно-красные кожаные диванчики у светлых стен.
– Где ты любишь сидеть? – спросил он.
– В укромных уголках.
– Хорошо, потому что я тоже.
– Вон и столик есть свободный…
– Какой удачный вечер, – улыбнулся Йен.
На ней был черный обтягивающий свитер. Какая тоненькая… Вместе с этой стрижкой и огромными глазами похожа на подростка из японского аниме. Йен снова улыбнулся. Проследил взглядом за ее жестом – она натянула рукава почти до кончиков пальцев. Похоже, ей неловко. От нее немного пахнет табаком – курит. Странная, странная девочка. Поглядывает изредка исподлобья – изучает. Конечно, ей не хватило тех минут, что были у них на улице, посреди человеческого моря, в скудном свете фонарей и витрин. Смотри, конечно. Только не пугайся.
Подошла официантка – миловидная, усталая девушка с полными руками:
– Вечер добрый, что закажете?
– Латте, – сказала Карен.
Ей не подходит это имя. Карен – это для созревшей, опытной, сексуальной женщины, черноволосой и, может быть, даже зеленоглазой. Как можно было так назвать свою маленькую дочку?
– Двойной эспрессо. И влейте туда, пожалуйста, рюмку ирландского виски. Самого хорошего.
Карен удивленно приподняла брови.
– Да, я люблю кофе с алкоголем, особенно по вечерам. Кстати, ты не голодна?
– Нет.
– Жаль. Мне хотелось бы посмотреть, как ты ешь.
Моргнула два раза. Немножко испугалась.
– Ну да, я считаю, что по тому, как человек ест, можно многое о нем сказать.
– А моя подруга всегда смотрит на спины людей. Ей кажется, что спина говорит о человеке больше, чем он мог бы сказать сам даже во время самого честного разговора.
– Интересно. Это доказывает только то, что человек всегда пытается понять другого человека, и часто – не прибегая к словам.
– Ты всегда философствуешь с незнакомыми девушками?
– Малознакомыми. Но ты же сама хотела пить со мной кофе. Или хочешь избежать ответственности?
– Никогда не пыталась бежать от ответственности, – фыркнула Карен.
– Хорошо. Уважаю ответственных людей, – рассмеялся Йен.
Принесли кофе. Йен с удовольствием отметил, как Карен обнимает высокую стеклянную кружку двумя руками. Ему нравились в женщинах красивые жесты. У нее были маленькие, нежные руки с аккуратными некрашеными ногтями, но при всей своей нежности двигались они немножко нервно.
– А кем ты работаешь? – спросила она.
– А для тебя это важно?
Задумалась. С каждой минутой она нравилась ему все больше и больше. Если человек думает над простыми вопросами, особенно над теми, правильный, вежливый ответ на которые очевиден, с ним в любом случае интересно разговаривать. Йен любил общаться с теми, в ком мало штампов.
– Наверное, пока нет. Я просто пытаюсь поддержать разговор.
– Спасибо за честность. Тогда зачем мне говорить тебе то, что еще не важно? Лучше расскажи что-нибудь про себя.
– А как же эталон женщины-загадки?
– А ты думаешь, что сможешь рассказать мне за полчаса что-то такое, что раз и навсегда сделает тебя открытой книгой для меня?
– Ну, пожалуй, это было бы трудно.
– Я тоже так думаю. Выпьем ли мы за встречу?
– Это было бы нелепо. У меня в чашке ни капли алкоголя.
– Ничего, был бы настрой…
Чокнулись.
– Итак, меня все-таки очень интересует причина, по которой мы сейчас находимся здесь. Что происходило с тобой до того, как ты подошла ко мне там, у перекрестка?
Она усмехнулась. Такие улыбки у нее получаются на одну сторону, и в этом есть что-то неуловимо обаятельное.
– Ну, если честно…
– Хорошо, если честно. Я очень люблю честность. Прости, больше не буду перебивать.
– Так вот, если честно, то сегодня я пошла на тренинг личностного роста…
Он сдержал обещание не перебивать, только вопросительно поднял бровь. Она правильно все истолковала:
– Что-то вроде психологического клуба. Психолог работает с группой людей, которые приходят, чтобы разрешить какие-то свои проблемы. Сегодня я пришла туда в первый раз. И мне дали «домашнее задание»: подойти на улице к мужчине, познакомиться с ним и взять у него номер телефона.
Во всяком случае, ему не казалось, что на него «напала» пожирательница мужских сердец или нимфоманка. Он насмотрелся за свою жизнь на тех, и на других, и еще много на кого… Но было в этой, без сомнения, странной девушке что-то другое, что-то спокойное и приятное для него, глубина, что ли. И сколько бы она ни зубоскалила, ясно, что ее появление на Сорок четвертой улице – и в его вечере – имеет какие-то причины. Важные причины, о которых сегодня, может быть, она ему даже не скажет. Ее присутствие некоторым образом волновало Йена, и волновало в самом лучшем из возможных смыслов, а такого с ним давно не бывало. И потому он шел рядом с ней, едва ощущая невесомую ладошку на сгибе локтя, и улыбался про себя, как человек, который неожиданно получил от судьбы… ну, если и не подарок, то хотя бы сюрприз. Ведь сюрприз может обернуться чем угодно…
– А все-таки почему ты согласился пойти со мной? – спросила она.
– А у меня принцип – принимать неожиданные предложения. А почему ты подошла именно ко мне?
Она задумалась. Интересно, скажет ли, что он ей понравился?
– Не знаю. Наверное, судьба, – ответила она в конце концов.
– Ты веришь в судьбу?
– А какое это имеет значение? Если она есть – она есть, если нет – значит, нет. И мое мнение вряд ли ее интересует. А мы пришли. – Она по привычке потянулась к длинной, чуть изогнутой вертикальной ручке. Не избалована мужской обходительностью.
– Позволь мне, – остановил ее Йен. Открыл дверь сам.
Карен смутилась и чуть запнулась на пороге.
Обычное кафе – довольно просторный зал, низкий потолок, круглые плафоны, обернутые китайской рисовой бумагой, столики под дерево и темно-красные кожаные диванчики у светлых стен.
– Где ты любишь сидеть? – спросил он.
– В укромных уголках.
– Хорошо, потому что я тоже.
– Вон и столик есть свободный…
– Какой удачный вечер, – улыбнулся Йен.
На ней был черный обтягивающий свитер. Какая тоненькая… Вместе с этой стрижкой и огромными глазами похожа на подростка из японского аниме. Йен снова улыбнулся. Проследил взглядом за ее жестом – она натянула рукава почти до кончиков пальцев. Похоже, ей неловко. От нее немного пахнет табаком – курит. Странная, странная девочка. Поглядывает изредка исподлобья – изучает. Конечно, ей не хватило тех минут, что были у них на улице, посреди человеческого моря, в скудном свете фонарей и витрин. Смотри, конечно. Только не пугайся.
Подошла официантка – миловидная, усталая девушка с полными руками:
– Вечер добрый, что закажете?
– Латте, – сказала Карен.
Ей не подходит это имя. Карен – это для созревшей, опытной, сексуальной женщины, черноволосой и, может быть, даже зеленоглазой. Как можно было так назвать свою маленькую дочку?
– Двойной эспрессо. И влейте туда, пожалуйста, рюмку ирландского виски. Самого хорошего.
Карен удивленно приподняла брови.
– Да, я люблю кофе с алкоголем, особенно по вечерам. Кстати, ты не голодна?
– Нет.
– Жаль. Мне хотелось бы посмотреть, как ты ешь.
Моргнула два раза. Немножко испугалась.
– Ну да, я считаю, что по тому, как человек ест, можно многое о нем сказать.
– А моя подруга всегда смотрит на спины людей. Ей кажется, что спина говорит о человеке больше, чем он мог бы сказать сам даже во время самого честного разговора.
– Интересно. Это доказывает только то, что человек всегда пытается понять другого человека, и часто – не прибегая к словам.
– Ты всегда философствуешь с незнакомыми девушками?
– Малознакомыми. Но ты же сама хотела пить со мной кофе. Или хочешь избежать ответственности?
– Никогда не пыталась бежать от ответственности, – фыркнула Карен.
– Хорошо. Уважаю ответственных людей, – рассмеялся Йен.
Принесли кофе. Йен с удовольствием отметил, как Карен обнимает высокую стеклянную кружку двумя руками. Ему нравились в женщинах красивые жесты. У нее были маленькие, нежные руки с аккуратными некрашеными ногтями, но при всей своей нежности двигались они немножко нервно.
– А кем ты работаешь? – спросила она.
– А для тебя это важно?
Задумалась. С каждой минутой она нравилась ему все больше и больше. Если человек думает над простыми вопросами, особенно над теми, правильный, вежливый ответ на которые очевиден, с ним в любом случае интересно разговаривать. Йен любил общаться с теми, в ком мало штампов.
– Наверное, пока нет. Я просто пытаюсь поддержать разговор.
– Спасибо за честность. Тогда зачем мне говорить тебе то, что еще не важно? Лучше расскажи что-нибудь про себя.
– А как же эталон женщины-загадки?
– А ты думаешь, что сможешь рассказать мне за полчаса что-то такое, что раз и навсегда сделает тебя открытой книгой для меня?
– Ну, пожалуй, это было бы трудно.
– Я тоже так думаю. Выпьем ли мы за встречу?
– Это было бы нелепо. У меня в чашке ни капли алкоголя.
– Ничего, был бы настрой…
Чокнулись.
– Итак, меня все-таки очень интересует причина, по которой мы сейчас находимся здесь. Что происходило с тобой до того, как ты подошла ко мне там, у перекрестка?
Она усмехнулась. Такие улыбки у нее получаются на одну сторону, и в этом есть что-то неуловимо обаятельное.
– Ну, если честно…
– Хорошо, если честно. Я очень люблю честность. Прости, больше не буду перебивать.
– Так вот, если честно, то сегодня я пошла на тренинг личностного роста…
Он сдержал обещание не перебивать, только вопросительно поднял бровь. Она правильно все истолковала:
– Что-то вроде психологического клуба. Психолог работает с группой людей, которые приходят, чтобы разрешить какие-то свои проблемы. Сегодня я пришла туда в первый раз. И мне дали «домашнее задание»: подойти на улице к мужчине, познакомиться с ним и взять у него номер телефона.