Брантуэйт Лора. Шепот моего сердца

   – Это последнее, что я ожидал услышать. Точнее вообще не ожидал. Невероятно! Слушай, а почему именно такое задание?
   – Ну, меня спросили, чего я никогда не делала, я и назвала первое, что пришло в голову. Хорошо хоть прыгать с парашютом не отправили. Наверное, это не так полезно для моего личностного роста.
   – Теперь понятно, почему ты совершенно не похожа на девушку, которая пристает на улице к незнакомым мужчинам, – рассмеялся Йен.
   – А я и не приставала, – обиделась Карен.
   – Конечно. Прости. Знакомится первая. Значит, своему счастью я обязан незнакомому психологу, – подытожил Йен. – Что ж. В любом случае я рад.
   – Незнакомому психологу и своему авантюризму, – добавила Карен. – «У меня принцип – принимать неожиданные предложения», – передразнила она его.
   Похоже, какие-то его слова особенно ее задели. Вот и ерничает теперь.
   – Ну, может быть, мне тоже не хотелось идти домой, и я гулял, и поэтому твое появление было очень кстати.
   – Ты не был похож на человека, который гуляет.
   – А я всегда быстро хожу. Чтобы никто не догадался, когда я спешу по делам, а когда гуляю для удовольствия.
   – Есть основания скрывать это? – улыбнулась Карен.
   – Есть, – серьезно подтвердил Йен. «Статус обязывает», – добавил он про себя.
   – Значит, все сложилось более чем удачно.
   – Слушай, а все-таки почему я? Я не шел прогулочным шагом и, извини, совершенно не похож на скучающего повесу.
   – Не хочу тебя огорчать, но я тебя не выбирала, – мстительно сверкнула глазами Карен. – Я просто долго-долго не могла решиться, накручивала себя, а потом заставила себя сделать шаг – и почти врезалась в тебя. Это как разбежаться и прыгнуть с обрыва в океан – тогда не выбираешь волну, а просто летишь зажмурившись, с замирающим сердцем. В общем, или случайность, или судьба.
   – Понятно. Незнакомый психолог, господин Случай и Судьба. И мой авантюризм. Неплохая компания.
   – А знаешь, я иногда теряюсь просто от того, насколько жизнь сложна. Сколько всяких ниточек должно переплестись, чтобы что-то произошло.
   – В такие минуты ты думаешь про Бога?
   – Ну… – Она замялась. – Да. Мне кажется, что вся система слишком тонка и сложна, чтобы работать без него.
   – Слышала про теорию Великого Программиста?
   – Нет.
   – Она, конечно, не нова, просто оформлена в современных понятиях: мол, Бог был своего рода Великим Программистом, который «написал» этот мир и запустил его работу. Но только теперь программа работает без него. И ошибок в ней накапливается все больше.
   – И скоро понадобится новая версия?
   – Может, да, а может, нет, может, дождик, может, снег, – ответил Йен строчками из детского стихотвореньица.
   – Забавно. Полчаса назад я и не знала, что ты существуешь, а теперь мы с тобой за чашкой кофе размышляем об устройстве мироздания. Если бы всегда в жизни все было так просто.
   – Во-первых, это не просто, ты сама говорила, что каждому событию предшествует миллион других событий. А во-вторых, если возьмешь за правило каждый вечер знакомиться с кем-нибудь на улице…
   – То либо сойду с ума, либо все это потеряет для меня всякую ценность. Уж лучше я воздержусь. Если, конечно, мой психолог не думает иначе.
   Йен рассмеялся. Почему-то захотелось ей сказать что-нибудь очень личное.
   – А я когда-то ходил к психоаналитику.
   – И как?
   – Помогло.
   – Правда? Ты первый из моих знакомых, которому помог психоаналитик.
   – Да, знаешь, это была в некотором смысле жертвенная помощь. Наша последняя встреча закончилась тем, что я начистил ему физиономию. К счастью, у него хватило ума не подавать на меня в суд.
   Она замерла, не донеся чашку до рта.
   – Ты ударил человека, который пытался тебе помочь?
   Йен не сдержал усмешки. Наивная девочка. Еще знает, что такое хорошо, а что такое плохо…
   – Ну начнем с того, что он делал это не бескорыстно, час работы с ним стоил мне почти двести баксов, а кроме того, он в «терапевтических» целях сказал то, чего говорить не следовало.
   «Что Кэрол, вероятнее всего, спала с моим младшим братом, потому что относилась к тому типу женщин, которые не могут соединить в отношениях с одним человеком страсть и обожание, а меня она обожала…» – вспомнил Йен. Да что там вспомнил – никогда не забывал.
   Он так резко поставил чашку на стол, что кофе выплеснулся ему на руку. Карен, похоже, испугалась.
   – Извини, это неприятное воспоминание, а когда мне неприятно, я делаю кому-нибудь больно. На этот раз, так как, кроме меня, виноватых нет, – себе.
   – Спасибо, что «отмазал», – глядя в пространство проговорила Карен.
   Ему показалось или она стала бледнее?
   – Да, считай, что тебе повезло. Обычно я никого, как ты выражаешься, не «отмазываю».
 
   Карен чувствовала себя хорошо. Ее испугали его последние слова, но, подумав немного, она пришла к выводу, что такая позиция в принципе имеет право на существование. Если не накапливать в себе боль, может быть, жить легче? А вообще он был удивителен, и она с каждой секундой чувствовала все большую благодарность к тем могущественным силам, которые столкнули их сегодня на улице – к Богу, случаю, судьбе и Аманде.
   Йен был дорого одет. Не вычурно, но дорого, и это было заметно – элегантный, идеально сидящий костюм, подходящий к запонкам узкий галстук. Давно она не встречала мужчин, которые носят запонки.
   А еще он был умен. Он говорил правильно, свободно, не красуясь – и при этом остроумно и живо. Его проницательный взгляд ее немного смущал, но вообще, отметила Карен, Йен оказался гораздо обаятельнее, чем она могла предположить. Ей действительно крупно повезло сегодня. Она улыбнулась ему – искренне, просто, без кокетства и фальши.
   – Можно, я закурю?
   Йен отвел глаза.
   – Кури, если нравится, – произнес он с какой-то запинкой.
   Карен показалось, что, возможно, стоит и воздержаться, но раз уж спросила и раз он согласился…
   Достала сигарету, щелкнула зажигалкой.
   – Знаешь, а еще четыре года назад я не выносила табачного дыма и не заходила в кафе, где разрешено курить.
   – А что же сбило тебя с пути истинного, дочь моя?
   – Моя адская работа, – усмехнулась Карен. – Когда я пошла в «Би-эм софт», я просто не смогла справляться с напряжением иначе. Иногда сигарета – это лучшее, что происходит со мной за целый час. Иногда пачка выкуренных сигарет – лучшее, что происходит со мной за весь день.
   – Сомнительное лучшее.
   – Зато хорошо прочищает мозги. От бредней начальницы.
   – А что ты там делаешь?
   – А это важно? – рассмеялась она.
   – Нет, любопытно.
   – Я первый помощник исполнительного директора. Главная на побегушках.
   – Интересная должность.
   – Мне тоже так казалось. В первую неделю.
   – А почему не ушла на второй?
   – А что, где-то будет лучше?
   – А что, весь мир погряз в пороке?
   Карен пожала плечами.
   – Сначала я боялась остаться без работы, потом привыкала, потом почти уже привыкла, а потом просто устала до такой степени, что стало все равно, где быть и что делать.
   – Тебе ведь нет и двадцати пяти, так?
   – Есть. Ровно двадцать пять.
   – А ты уже устала жить?
   – Ну, если совсем откровенно, то да.
   – И потому надеешься, что пачка выкуренных сигарет чуть-чуть сократит эту самую надоевшую жизнь?
   Карен остолбенела, вникая в смысл его слов.
   – Прости, если я перешел границы.
   – Ничего. Я подумаю над твоим вопросом. На досуге. У меня как раз планируются выходные.
   В Карен вспыхнуло раздражение – ну откуда он все знает?! – но именно вспыхнуло, тут же угаснув.
   – А ты часом не священник? – спросила она с улыбкой.
   – Священник? – Он расхохотался. Смеялся он красиво, глубоко, заразительно. Очень как-то естественно. – Нет. А похож?
   – Не то чтобы похож, но ты вызываешь желание быть откровенной. Я тысячу лет ни с кем столько не говорила о духовном, о метафизике мира, да и вообще тысячу лет уже не думала ни о каких нематериальных вещах. Ты возвращаешь мне вкус к «упражнению ума».
   – Мне это приятно. Я ценю в людях способность быть откровенным. Ты со всеми можешь говорить начистоту?
   – Нет, только с самыми близкими. Иногда. Давно не пробовала.
   – Понятно. Значит, мне повезло вдвойне? Кстати, в связи с этим возникает философский вопрос: близок я тебе или нет?
   Карен улыбнулась и опустила глаза.
   – Выходит, близок, но во многом потому, что мы вряд ли встретимся еще раз. Как попутчик в поезде. Впрочем, с попутчиками я тоже не откровенничаю. И вообще давно никуда не ездила.
   – А ты родилась в Нью-Йорке?
   – Нет, в Техасе. В Кроуфорде. Слышал?
   – Не слышал.
   – Естественно. Представляешь, он настолько маленький, что там даже светофоров нет – они не нужны!
   – Забавно. Никогда не бывал в городе без светофоров.
   – А ты откуда?
   – Из Нового Орлеана.
   – Никогда не была в Новом Орлеане.
   – Это упущение. Там совершенно особенный воздух. Там есть на что посмотреть и есть где погулять. В Новом Орлеане хорошо развлекаться.
   – Спасибо за ценную информацию. Если мне вдруг захочется развлечься, поеду в Новый Орлеан.
   – А тебе не хочется развлекаться?
   – В последнее время – нет. Знаешь, я решилась пойти на этот тренинг – этот благословенный тренинг, потому что на работе мне почти насильно впихнули выходной, и я стала составлять планы на день, и вдруг поняла, что все равно собираюсь делать то, что надо. Что ничего не хочется. Короче, дальше так уже нельзя.
   – Я понял тебя. У меня в жизни тоже был период, – он помрачнел, – когда мне было сложно даже встать утром. Я перестал бриться, потому что не видел смысла в таком пустом времяпрепровождении, которое еще и отнимает кучу сил. Хорошо, что ты не смеешься, потому что это не смешно.
   Карен слушала его, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть. Какое-то глубинное чувство подсказало ей, что он никому еще этого не рассказывал. Йен говорил просто, без рисовки и лишнего пафоса, как о книге, которая не произвела на него особого впечатления, или о неудачно проведенном отпуске.
   – Мне не было интересно, какая погода стоит на улице, какое сегодня число и вообще какой месяц. Вечером, закрывая глаза, я часто не мог вспомнить, светило ли солнце в окно моей комнаты или нет. А потом… В общем, потом я тоже решил, что так больше нельзя и нужно или умереть – или жить. И я заснул в полной уверенности, что уже никогда не проснусь. Но проснулся. И тогда я встал и пошел бриться.