— Херт теперь станет охотиться за твоей головой.
— Да.
— Ты не сможешь помочь Коти, если погибнешь.
— Знаю.
— Тогда почему…
— Заткнись.
Даже я не счел это достойным ответом.
5
6
— Да.
— Ты не сможешь помочь Коти, если погибнешь.
— Знаю.
— Тогда почему…
— Заткнись.
Даже я не счел это достойным ответом.
5
«… ПЯТНО ОТ КЛЯВЫ СВЕРХУ НА ЛЕВ…»
Я телепортировался в знакомое мне место неподалеку от дома Ната, не потратив ни одной лишней секунды из предоставленного мне Баджиноком часа. Затем, однако, мне потребовалось пятнадцать минут с лишним на то, чтобы мой желудок пришел в себя после телепортации.
«Тенистая улица», вероятно, было старым названием. По ее сторонам торчало несколько пней, а лавки и дома стояли на некотором удалении от грубой каменной кладки, с каждой стороны ограничивавшей улицу, такую же широкую, как и Нижняя Кайранская дорога. Судя по ширине, в этом районе когда-то располагалось множество магазинов и лавок, а позднее это был один из приличных районов города. Однако, вероятно, так было до Междуцарствия. Сейчас здесь царило легкое запустение.
Дом номер четыре был сложен из красного кирпича, двухэтажный, с двумя квартирами. На двери нижней квартиры виднелось грубое изображение криоты. Я поднялся по деревянной лестнице, которая, к моему удивлению, даже не скрипнула.
На верхней двери был изображен стилизованный джарег, выгравированный на металлической табличке над символом, обозначающим баронский титул.
— Я достаточно спокоен, Лойош?
— Думаю, да, босс.
— Отлично.
Я попробовал на двери свои заклинания, затем еще раз. Обычно я далеко не столь аккуратен, когда не собираюсь никого убивать, но не было никаких причин для излишней небрежности. Дверь не содержала никаких сюрпризов. В мою левую руку скользнул Разрушитель Чар; я несколько раз осторожно вздохнул, затем одновременно ударил по двери Разрушителем Чар и правой ногой. Дверь распахнулась, и я шагнул в комнату.
Он был один. Судя по всему, Баджинок действительно сдержал слово. Он сидел на низком диване, читая ту же газету, что читала утром Коти. Я ударом ноги захлопнул за собой дверь и быстро шагнул к нему, на ходу вытаскивая рапиру. Он встал и широко раскрытыми глазами уставился на меня, даже не пытаясь вытащить оружие. Возможно, он не был хорошим бойцом, но было бы глупо на это рассчитывать. Я направил острие своего оружия в его левый глаз и сказал:
— Добрый день. Ты, как я понимаю, Нат. Он продолжал смотреть на меня, широко раскрыв глаза и не дыша.
— Ну? — сказал я.
Он кивнул.
Я произнес перед ним ту же речь, что и перед Баджиноком — о том, что бесполезно пытаться сбежать или звать на помощь. Похоже, он счел мои слова достаточно убедительными.
— Сядем и поговорим, — сказал я. Он снова кивнул. Либо он крайне перепугался, либо был хорошим актером.
— Несколько дней назад, — Сказал я, — был убит выходец с Востока по имени Франц.
Он кивнул.
— Это сделал Херт, — сказал я. Он снова кивнул.
— Это ты указал Херту на него.
Глаза его еще больше расширились, и он отрицательно покачал головой.
— Да, — сказал я. — Почему?
— Я не…
— Меня не интересует, предполагал ты, что его убьют, или нет. Я хочу знать, что ты сказал Херту насчет Франца. Говори быстрее, не раздумывай. Если я пойму, что ты лжешь, я тебя убью.
Он слегка пошевелил губами, и его голос, когда он заговорил, напоминал писк.
— Я не знаю. Я только… — Он сделал паузу, откашливаясь. — Я только рассказал ему про них. Про них про всех. Я рассказал, чем они занимаются.
— Херт хотел знать их имена?
— Сначала нет. Но через несколько недель он потребовал чтобы я рассказал ему обо всех выходцах с Востока — их имена, чем они занимаются, вообще все.
— Ты все это знал? — Он кивнул.
— Откуда? — спросил я.
— Я живу здесь уже почти год. Херт что-то услышал про эту группу и послал меня, чтобы я все выяснил. Я следил за ними.
— Понятно. А потом он требует от тебя их имена, а две недели спустя убивают Франца.
Он кивнул.
— Хорошо, — сказал я, — зачем ему было нужно, чтобы кого-то убили, и почему именно Франца?
— Не знаю, — ответил он.
— Подумай.
— Они всем мешали, всюду совали свой нос. Они постоянно здесь вертелись, понимаешь? И еще они давали уроки чтения. Когда выходец с Востока… — Он замолчал, глядя на меня.
— Продолжай.
Он судорожно сглотнул.
— Когда человек с Востока становится чересчур умным — думаю, никому от этого легче не станет. Но, возможно, было что-то еще, до того как я здесь появился. Херт осторожен, он бы не стал говорить мне больше, чем следовало.
— А Франц?
— Он был лишь одним из них.
— А как насчет Келли?
— Насчет него? Он никогда не делал ничего такого, что я мог бы заметить.
Я воздержался от комментариев по поводу его наблюдательности.
— Босс?
— Да, Лойош?
— Твой час почти закончился..
— Спасибо.
— Ладно, — сказал я. — Ты остаешься в живых.
Казалось, он с облегчением вздохнул. Я повернулся, вышел и как можно быстрее направился вдоль по улице. Никаких признаков преследования не было.
— Ну что ты об этом думаешь, Лойош?
— Он хотел убить одного из них, и Франц подошел для этого так же, как и любой другой.
— Да. Я тоже так думаю. Зачем ему надо было убивать одного из них?
— Не знаю.
— Ладно, что теперь?
— Босс, ты понимаешь, во что ты ввязался?
— Да.
— Я не знаю, что теперь делать, босс. Мы сейчас рядом с Восточным районом — если тебе там что-нибудь нужно.
Я направился в ту сторону, продолжая размышлять. Какой следующий шаг предпринять? Нужно было выяснить, собирается ли Херт и дальше следить за ними, или он уже выполнил то, что замышлял. Если Херт потерял к ним интерес, я могу успокоиться, и у меня остается одна забота — как, не дать ему убить меня.
Улица, по которой я шел, неожиданно закончилась тупиком, так что мне пришлось возвращаться, прежде чем я нашел знакомую мне улицу. Высокие дома без окон нависали надо мной, словно мрачные зеленые и желтые великаны, и балконы иногда почти соприкасались над моей головой, закрывая оранжево-красное небо.
Потом на поперечной улице под названием Две Лозы появились более старые дома, посветлее и поменьше. Улица стала шире, и я оказался в Восточном районе. Здесь пахло, как в деревне, сеном, коровами и навозом, особенно там, где на улице продавали молоко. По мере того как улица расширялась, ветер становился все более резким, швыряя пыль мне в глаза и пощипывая лицо.
Улица извивалась, другие улицы вливались в нее, и вдруг я увидел на углу Шерил и Пареша, которые держали в руках те же проклятые газеты и пытались заговаривать с прохожими. Я подошел к ним. Пареш холодно кивнул и повернулся ко мне спиной. Улыбка Шерил была более дружелюбной, но она тоже отвернулась, когда мимо прошли двое молодых выходцев с Востока, держась за руки. Я услышал как она говорит что-то о свержении Империи, но они лишь покачали головами и пошли дальше.
— Меня это не касается? — спросил я.
Шерил покачала головой. Пареш повернулся и сказал:
— Нет почему же. Хочешь купить экземпляр?
Я сказал, что не хочу. Его это, похоже, не удивило, и он снова отвернулся. Я постоял еще немного, прежде чем сообразил, что выгляжу довольно глупо и буду выглядеть еще глупее, пытаясь уйти. Я обратился к Шерил:
— Не могли бы мы поговорить за чашкой клявы?
— Я не могу уйти, — ответила она. — С тех пор как убили Франца, мы не работаем поодиночке.
Я прикусил язык, удерживаясь от замечаний по поводу «работы», потом у меня возникла идея.
— Как, Лойош?
— Конечно, босс. Почему бы и нет?
— Лойош может последить, — сказал я Шерил.
Она удивленно посмотрела на меня, потом на Пареша. Пареш какое-то мгновение смотрел на Лойоша, затем сказал:
— Почему бы и нет?
Итак, Лойош получил посвящение в революционеры, а я повел Шерил в клявную напротив. Это было длинное узкое помещение, более темное, чем я люблю, за исключением тех случаев, когда надо кого-то убить; все было сделано из дерева, удивительно хорошо сохранившегося. Мы прошли в дальний конец зала, и я оперся спиной о стену. Это не самый лучший способ самозащиты, но в данном случае я смог почувствовать себя несколько спокойнее.
Я обещал ей чашку клявы, но нам принесли ее в стаканах. Я обжег руку, когда брал стакан, потом, ставя его, пролил немного на стол и обжег ногу. Я добавил сливок, чтобы охладить напиток, что не слишком помогло, поскольку сливки они тоже подогревали. Однако на вкус было неплохо.
У Шерил были большие ярко-голубые глаза с крохотными веснушками вокруг.
— Знаешь, чем я занимаюсь? — спросил я.
— Не совсем, — ответила она, чуть улыбнувшись. Внезапно мне пришло в голову, что она может подумать, будто я пытаюсь за ней ухаживать. Возможно, это было бы не так уж и плохо. Она была определенно привлекательна, и в ней чувствовалось нечто такое, что действовало слегка возбуждающе. Но нет, не сейчас.
— Я пытаюсь выяснить, — сказал я, — почему убили Франца, а затем я намерен сделать все возможное, чтобы подобное не случилось и с Коти.
Все с той же улыбкой она покачала головой:
— Франца убили, потому что они нас испугались.
На это у меня нашлось бы немало энергичных ответов, но вместо этого я спросил:
— Кто испугался?
— Империя.
— Его убила не Империя.
— Может быть, не прямо, но…
— Его убил некий джарег по имени Херт. Херт не убивает для Империи. Он слишком занят тем, чтобы скрыть от Империи, что он убивает.
— Может, так только кажется…
— Ладно, ладно. Это бессмысленно.
Она пожала плечами, и на этот раз ее улыбка исчезла. С другой стороны, было не похоже, что она сердится, так что имело смысл продолжить.
— Чем он таким занимался, что это угрожало джарегу, пытавшемуся, в числе прочего, делать деньги?
Какое-то время она молчала, наконец сказала:
— Не знаю. Он продавал газеты, также как и я, выступал на митингах, как и я, давал уроки чтения и рассказывал про революцию, как и я…
— Погоди. Ты тоже даешь уроки чтения?
— Мы все это делаем.
— Понятно.
— Думаю, все из-за того, что он делал больше, чем все остальные. Он не знал усталости, был полон энтузиазма, и его действия всегда находили отклик — и у нас, и у людей, с которыми мы встречались. Когда мы путешествовали по окрестностям, он всегда лучше всех запоминал людей, а они всегда запоминали его. Когда он говорил, его речь была самой убедительной. Когда давал уроки чтения, казалось, что для него жизненно необходимо научить всех читать! Чем бы ни занималась группа, в которую я входила, он всегда был там, и чем бы ни занималась группа, в которой меня не было, — он тоже был там. Понимаешь, что я имею в виду?
Я молча кивнул. Подошел официант и принес нам еще клявы. Я добавил сливок и меду и воспользовался салфеткой, чтобы взять стакан. Стакан. Почему не чашка? Глупые выходцы с Востока — ничего не могут сделать как следует.
— Ты знаешь здесь каких-нибудь джарегов? — спросил я.
Она покачала головой:
— Кто-то есть, но я их не знаю. Здесь довольно много драгейриан, и часть из них — джареги, но я не могу сказать: «Этот тип работает на организацию»— или что-нибудь в этом роде.
— Ты знаешь, чем они занимаются?
— Нет. На самом деле нет.
— Есть здесь игорные заведения?
— Гм? Есть, конечно. Но их содержат люди с Востока.
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Херта.
— О…
— Есть здесь проститутки?
— Да.
— Бордели?
— Да.
— Сутенеры?
Внезапно на ее лице появилось слегка самодовольное выражение.
— Больше нет, — сказала она.
— Так-так.
— Что?
— Что с ними случилось?
— Мы их прогнали. Это самые низменные…
— Я знаю, кто такие сутенеры. Как вы их прогнали?
— Большинство здешних сутенеров были молодыми ребятами…
— Да. Те, кто постарше, содержат бордели.
— Они объединялись в банды.
— Банды?
— Да. Здесь ребятам особенно нечем заняться, так что…
— Сколько лет этим ребятам?
— Ну от одиннадцати до шестнадцати.
— Понятно.
— Так вот, они объединялись в банды, просто чтобы чем-нибудь заняться. Они шатались вокруг и всем мешали, вламывались в лавки и так далее. Ваши стражники Дома Феникса не очень-то интересовались их делишками, пока они не покидали нашего района.
— Это не мои стражники Дома Феникса.
— Не важно. Сколько я себя помню, здесь всегда были банды. Многие из них занимались сутенерством, поскольку это почти единственный способ раздобыть денег, чтобы начать дело. Они также терроризировали мелких лавочников, заставляя платить и совершая мелкие кражи, но здесь особенно нечего красть и некому продавать краденое.
Я внезапно подумал о Нойшпа, но нет, они бы не стали связываться с колдуном.
— Ладно, — сказал я, — значит, некоторые из них занялись сутенерством.
— Да.
— И как же вы от них избавились?
— Келли считает, что большинство ребят оказались в бандах из-за того, что у них не было никакой надежды на лучшую жизнь. Он говорит, что их единственная подлинная надежда — революция, так что…
— Великолепно, — сказал я. — И как же вы от них избавились?
— Мы разрушили большинство банд.
— Как?
— Во-первых, мы научили их читать. Когда умеешь читать, труднее оставаться невежественным. А когда они увидели, что мы всерьез намерены свергнуть деспотию, многие из них присоединились к нам.
— Вот так просто?
Она впервые свирепо уставилась на меня.
— Нам потребовалось на это десять лет, и нам еще многое предстоит. Десять лет. Это не «так просто». И отнюдь не все из них остались с нами. Но, так или иначе, большинство банд ушли и больше не вернулись.
— А когда банды распались, сутенеры ушли?
— Они нуждались в бандах, которые их поддерживали.
— Все сходится.
— Что? — спросила она.
— Сутенеры работали на Херта, — сказал я.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Херта.
— О!
— Ты уже десять лет в организации?
Она кивнула.
— Как ты…
Она покачала головой. Какое-то время мы молча потягивали кляву. Потом она вздохнула и сказала:
— Я вступила в организацию, когда искала себе какое-нибудь занятие после того, как моего сутенера изгнали из этих мест.
— О! — сказал я.
— Не похоже, что я бывшая шлюха? — Она пристально смотрела на меня, пытаясь придать твердость своему голосу.
Я покачал головой и ответил на невысказанную мысль:
— У драгейриан это по-другому. У них проституция не считается чем-то позорным.
Она уставилась на меня, но я не мог понять, чего больше в ее взгляде — недоверия или презрения. Я понял, что если буду продолжать эту тему, то начну сомневаться и в позиции драгейриан, а я вовсе не нуждался в лишних поводах для сомнений.
Я откашлялся.
— Когда ушли сутенеры?
— Мы постепенно прогнали их в течение последних нескольких лет. Мы не видели никого из них уже много месяцев.
— Так-так.
— Ты это уже говорил.
— Ситуация становится более осмысленной.
— Думаешь, именно из-за этого убили Франца?
— Все сутенеры отдавали часть своего дохода Херту. Иначе быть не могло.
— Понятно.
— Франц участвовал в разгоне банд?
— Он во всем участвовал.
— Но именно в этом, в частности?
— Он во всем участвовал.
— Понятно.
Я выпил еще немного клявы. Теперь я уже мог держать стакан, но клява остыла. Глупые люди с Востока. Подошел официант и снова наполнил стакан.
— Херт намерен снова вернуть сутенеров, — сказал я.
— Ты так думаешь?
— Да. Он считает, что теперь он предупредил вас, так что вы впредь будете умнее.
— Мы их снова прогоним. Они агенты сил реакции.
— Агенты сил реакции?
— Да.
— Ладно. Если вы их снова прогоните, он разозлится еще больше.
Я увидел, как что-то промелькнуло в ее глазах, но выражение лица не изменилось.
— Мы будем с ним сражаться, — сказала она. Видимо, она увидела нечто в моем лице, поскольку снова начала сердиться. — Ты думаешь, мы не умеем сражаться? Каким образом, по-твоему, разгоняли эти банды? Путем вежливых бесед? Ты что, думаешь, они бы нам позволили? Те, кто был наверху, имели власть и хорошо жили. Так просто они бы ее не отдали. Мы умеем сражаться. Когда мы сражаемся, мы побеждаем. Как говорит Келли, это потому, что все настоящие бойцы на нашей стороне Это было похоже на Келли. Какое-то время я молчал, затем сказал:
— Я и не предполагал, что вы оставите сутенеров в покое.
— А что ты думал?
— Ладно. Что случилось с девушками?
— Какими девушками?
— Которые работали на сутенеров.
— Не знаю. Я вступила в организацию, но это было давно, когда все только начиналось. Я ничего не знаю об остальных.
— Разве у них нет такого же права на жизнь?
— У всех нас есть право на жизнь. У нас есть право жить, не торгуя своим телом.
Я посмотрел на нее. В разговоре с Парешем я как-то пропускал его заученные ответы мимо ушей. С Шерил такого не получалось, что лишь расстраивало меня.
— Ладно, — сказал я. — Я выяснил то, что хотел, а у тебя есть кое-какая информация, которую можешь передать Келли.
— Спасибо за кляву, — кивнув, сказала она.
Я расплатился, и мы вернулись на угол. Пареш стоял на прежнем месте, громко споря с низеньким выходцем с Востока о чем-то непонятном. Лойош слетел мне на плечо.
— Что-нибудь узнал, босс?
— Да. А ты?
— Ничего такого, что мне хотелось бы знать.
Пареш кивнул. Я кивнул в ответ. Шерил улыбнулась мне и заняла позицию на углу.
Чтобы не терять времени, я телепортировался обратно к конторе. Что такое легкая тошнота по сравнению с молниеносным перемещением? Ай да Влад Волшебник…
Я прогулялся вокруг конторы, пока мой желудок не успокоился, потом вошел. Проходя через холл к лестнице, я услышал в одной из комнат голос Палки. Заглянул в дверь. Он сидел на диване рядом с Чимовым, молодым парнем, которого я взял на работу во время недавней войны с джарегами. Чимов держал в руке одну из дубинок Палки. В ней было около двух футов длины и примерно дюйм в диаметре. Палка держал другую, говоря:
— Эти из орешника. Из дуба тоже неплохо. Дело привычки.
— Ну да, — сказал Чимов, — но я не понимаю, чем они отличаются от других.
— Если правильно держать, то ничем. Смотри. Видишь? Держишь ее здесь, примерно на треть длины от конца. Для разных дубинок по-разному, в зависимости от длины и веса, но ты сам подберешь правильный баланс. Вот здесь. Большой и указательный палец играют роль шарнира, и, если угодишь в живот или в какое-нибудь другое мягкое место, делаешь движение запястьем, чтобы дубинка отскочила. Вот так. — Он продемонстрировал, как дубинка отскакивает от воздуха — так мне, по крайней мере, показалось.
Чимов покачал головой:
— А зачем ей отскакивать? Разве удар не будет сильнее, если все время крепко держать ее в руке?
— Верно. И если я пытаюсь разбить человеку колено или голову, то именно так и надо делать. Но, как правило, я лишь стараюсь добиться ответа на свой вопрос. Так что дубинка отскакивает от его головы раз десять — двенадцать, потом слегка портит ему физиономию и пару раз проходится по ребрам, и он начинает понимать то, чего, возможно, до этого не понимал. Суть не в том, чтобы показать свою силу, а в том, чтобы убедить его делать именно то, за что тебе платят.
Чимов попробовал несколько замахов.
— Не так, — сказал Палка. — Пользуйся пальцами и запястьем. Если будешь так размахивать, только устанешь. В этом нет никакого смысла. Вот, смотри…
Я оставил их наедине с их беседой. Подобные беседы были мне знакомы, поскольку я сам в свое время имел их немало. Теперь они начали меня утомлять.
Я телепортировался в знакомое мне место неподалеку от дома Ната, не потратив ни одной лишней секунды из предоставленного мне Баджиноком часа. Затем, однако, мне потребовалось пятнадцать минут с лишним на то, чтобы мой желудок пришел в себя после телепортации.
«Тенистая улица», вероятно, было старым названием. По ее сторонам торчало несколько пней, а лавки и дома стояли на некотором удалении от грубой каменной кладки, с каждой стороны ограничивавшей улицу, такую же широкую, как и Нижняя Кайранская дорога. Судя по ширине, в этом районе когда-то располагалось множество магазинов и лавок, а позднее это был один из приличных районов города. Однако, вероятно, так было до Междуцарствия. Сейчас здесь царило легкое запустение.
Дом номер четыре был сложен из красного кирпича, двухэтажный, с двумя квартирами. На двери нижней квартиры виднелось грубое изображение криоты. Я поднялся по деревянной лестнице, которая, к моему удивлению, даже не скрипнула.
На верхней двери был изображен стилизованный джарег, выгравированный на металлической табличке над символом, обозначающим баронский титул.
— Я достаточно спокоен, Лойош?
— Думаю, да, босс.
— Отлично.
Я попробовал на двери свои заклинания, затем еще раз. Обычно я далеко не столь аккуратен, когда не собираюсь никого убивать, но не было никаких причин для излишней небрежности. Дверь не содержала никаких сюрпризов. В мою левую руку скользнул Разрушитель Чар; я несколько раз осторожно вздохнул, затем одновременно ударил по двери Разрушителем Чар и правой ногой. Дверь распахнулась, и я шагнул в комнату.
Он был один. Судя по всему, Баджинок действительно сдержал слово. Он сидел на низком диване, читая ту же газету, что читала утром Коти. Я ударом ноги захлопнул за собой дверь и быстро шагнул к нему, на ходу вытаскивая рапиру. Он встал и широко раскрытыми глазами уставился на меня, даже не пытаясь вытащить оружие. Возможно, он не был хорошим бойцом, но было бы глупо на это рассчитывать. Я направил острие своего оружия в его левый глаз и сказал:
— Добрый день. Ты, как я понимаю, Нат. Он продолжал смотреть на меня, широко раскрыв глаза и не дыша.
— Ну? — сказал я.
Он кивнул.
Я произнес перед ним ту же речь, что и перед Баджиноком — о том, что бесполезно пытаться сбежать или звать на помощь. Похоже, он счел мои слова достаточно убедительными.
— Сядем и поговорим, — сказал я. Он снова кивнул. Либо он крайне перепугался, либо был хорошим актером.
— Несколько дней назад, — Сказал я, — был убит выходец с Востока по имени Франц.
Он кивнул.
— Это сделал Херт, — сказал я. Он снова кивнул.
— Это ты указал Херту на него.
Глаза его еще больше расширились, и он отрицательно покачал головой.
— Да, — сказал я. — Почему?
— Я не…
— Меня не интересует, предполагал ты, что его убьют, или нет. Я хочу знать, что ты сказал Херту насчет Франца. Говори быстрее, не раздумывай. Если я пойму, что ты лжешь, я тебя убью.
Он слегка пошевелил губами, и его голос, когда он заговорил, напоминал писк.
— Я не знаю. Я только… — Он сделал паузу, откашливаясь. — Я только рассказал ему про них. Про них про всех. Я рассказал, чем они занимаются.
— Херт хотел знать их имена?
— Сначала нет. Но через несколько недель он потребовал чтобы я рассказал ему обо всех выходцах с Востока — их имена, чем они занимаются, вообще все.
— Ты все это знал? — Он кивнул.
— Откуда? — спросил я.
— Я живу здесь уже почти год. Херт что-то услышал про эту группу и послал меня, чтобы я все выяснил. Я следил за ними.
— Понятно. А потом он требует от тебя их имена, а две недели спустя убивают Франца.
Он кивнул.
— Хорошо, — сказал я, — зачем ему было нужно, чтобы кого-то убили, и почему именно Франца?
— Не знаю, — ответил он.
— Подумай.
— Они всем мешали, всюду совали свой нос. Они постоянно здесь вертелись, понимаешь? И еще они давали уроки чтения. Когда выходец с Востока… — Он замолчал, глядя на меня.
— Продолжай.
Он судорожно сглотнул.
— Когда человек с Востока становится чересчур умным — думаю, никому от этого легче не станет. Но, возможно, было что-то еще, до того как я здесь появился. Херт осторожен, он бы не стал говорить мне больше, чем следовало.
— А Франц?
— Он был лишь одним из них.
— А как насчет Келли?
— Насчет него? Он никогда не делал ничего такого, что я мог бы заметить.
Я воздержался от комментариев по поводу его наблюдательности.
— Босс?
— Да, Лойош?
— Твой час почти закончился..
— Спасибо.
— Ладно, — сказал я. — Ты остаешься в живых.
Казалось, он с облегчением вздохнул. Я повернулся, вышел и как можно быстрее направился вдоль по улице. Никаких признаков преследования не было.
— Ну что ты об этом думаешь, Лойош?
— Он хотел убить одного из них, и Франц подошел для этого так же, как и любой другой.
— Да. Я тоже так думаю. Зачем ему надо было убивать одного из них?
— Не знаю.
— Ладно, что теперь?
— Босс, ты понимаешь, во что ты ввязался?
— Да.
— Я не знаю, что теперь делать, босс. Мы сейчас рядом с Восточным районом — если тебе там что-нибудь нужно.
Я направился в ту сторону, продолжая размышлять. Какой следующий шаг предпринять? Нужно было выяснить, собирается ли Херт и дальше следить за ними, или он уже выполнил то, что замышлял. Если Херт потерял к ним интерес, я могу успокоиться, и у меня остается одна забота — как, не дать ему убить меня.
Улица, по которой я шел, неожиданно закончилась тупиком, так что мне пришлось возвращаться, прежде чем я нашел знакомую мне улицу. Высокие дома без окон нависали надо мной, словно мрачные зеленые и желтые великаны, и балконы иногда почти соприкасались над моей головой, закрывая оранжево-красное небо.
Потом на поперечной улице под названием Две Лозы появились более старые дома, посветлее и поменьше. Улица стала шире, и я оказался в Восточном районе. Здесь пахло, как в деревне, сеном, коровами и навозом, особенно там, где на улице продавали молоко. По мере того как улица расширялась, ветер становился все более резким, швыряя пыль мне в глаза и пощипывая лицо.
Улица извивалась, другие улицы вливались в нее, и вдруг я увидел на углу Шерил и Пареша, которые держали в руках те же проклятые газеты и пытались заговаривать с прохожими. Я подошел к ним. Пареш холодно кивнул и повернулся ко мне спиной. Улыбка Шерил была более дружелюбной, но она тоже отвернулась, когда мимо прошли двое молодых выходцев с Востока, держась за руки. Я услышал как она говорит что-то о свержении Империи, но они лишь покачали головами и пошли дальше.
— Меня это не касается? — спросил я.
Шерил покачала головой. Пареш повернулся и сказал:
— Нет почему же. Хочешь купить экземпляр?
Я сказал, что не хочу. Его это, похоже, не удивило, и он снова отвернулся. Я постоял еще немного, прежде чем сообразил, что выгляжу довольно глупо и буду выглядеть еще глупее, пытаясь уйти. Я обратился к Шерил:
— Не могли бы мы поговорить за чашкой клявы?
— Я не могу уйти, — ответила она. — С тех пор как убили Франца, мы не работаем поодиночке.
Я прикусил язык, удерживаясь от замечаний по поводу «работы», потом у меня возникла идея.
— Как, Лойош?
— Конечно, босс. Почему бы и нет?
— Лойош может последить, — сказал я Шерил.
Она удивленно посмотрела на меня, потом на Пареша. Пареш какое-то мгновение смотрел на Лойоша, затем сказал:
— Почему бы и нет?
Итак, Лойош получил посвящение в революционеры, а я повел Шерил в клявную напротив. Это было длинное узкое помещение, более темное, чем я люблю, за исключением тех случаев, когда надо кого-то убить; все было сделано из дерева, удивительно хорошо сохранившегося. Мы прошли в дальний конец зала, и я оперся спиной о стену. Это не самый лучший способ самозащиты, но в данном случае я смог почувствовать себя несколько спокойнее.
Я обещал ей чашку клявы, но нам принесли ее в стаканах. Я обжег руку, когда брал стакан, потом, ставя его, пролил немного на стол и обжег ногу. Я добавил сливок, чтобы охладить напиток, что не слишком помогло, поскольку сливки они тоже подогревали. Однако на вкус было неплохо.
У Шерил были большие ярко-голубые глаза с крохотными веснушками вокруг.
— Знаешь, чем я занимаюсь? — спросил я.
— Не совсем, — ответила она, чуть улыбнувшись. Внезапно мне пришло в голову, что она может подумать, будто я пытаюсь за ней ухаживать. Возможно, это было бы не так уж и плохо. Она была определенно привлекательна, и в ней чувствовалось нечто такое, что действовало слегка возбуждающе. Но нет, не сейчас.
— Я пытаюсь выяснить, — сказал я, — почему убили Франца, а затем я намерен сделать все возможное, чтобы подобное не случилось и с Коти.
Все с той же улыбкой она покачала головой:
— Франца убили, потому что они нас испугались.
На это у меня нашлось бы немало энергичных ответов, но вместо этого я спросил:
— Кто испугался?
— Империя.
— Его убила не Империя.
— Может быть, не прямо, но…
— Его убил некий джарег по имени Херт. Херт не убивает для Империи. Он слишком занят тем, чтобы скрыть от Империи, что он убивает.
— Может, так только кажется…
— Ладно, ладно. Это бессмысленно.
Она пожала плечами, и на этот раз ее улыбка исчезла. С другой стороны, было не похоже, что она сердится, так что имело смысл продолжить.
— Чем он таким занимался, что это угрожало джарегу, пытавшемуся, в числе прочего, делать деньги?
Какое-то время она молчала, наконец сказала:
— Не знаю. Он продавал газеты, также как и я, выступал на митингах, как и я, давал уроки чтения и рассказывал про революцию, как и я…
— Погоди. Ты тоже даешь уроки чтения?
— Мы все это делаем.
— Понятно.
— Думаю, все из-за того, что он делал больше, чем все остальные. Он не знал усталости, был полон энтузиазма, и его действия всегда находили отклик — и у нас, и у людей, с которыми мы встречались. Когда мы путешествовали по окрестностям, он всегда лучше всех запоминал людей, а они всегда запоминали его. Когда он говорил, его речь была самой убедительной. Когда давал уроки чтения, казалось, что для него жизненно необходимо научить всех читать! Чем бы ни занималась группа, в которую я входила, он всегда был там, и чем бы ни занималась группа, в которой меня не было, — он тоже был там. Понимаешь, что я имею в виду?
Я молча кивнул. Подошел официант и принес нам еще клявы. Я добавил сливок и меду и воспользовался салфеткой, чтобы взять стакан. Стакан. Почему не чашка? Глупые выходцы с Востока — ничего не могут сделать как следует.
— Ты знаешь здесь каких-нибудь джарегов? — спросил я.
Она покачала головой:
— Кто-то есть, но я их не знаю. Здесь довольно много драгейриан, и часть из них — джареги, но я не могу сказать: «Этот тип работает на организацию»— или что-нибудь в этом роде.
— Ты знаешь, чем они занимаются?
— Нет. На самом деле нет.
— Есть здесь игорные заведения?
— Гм? Есть, конечно. Но их содержат люди с Востока.
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Херта.
— О…
— Есть здесь проститутки?
— Да.
— Бордели?
— Да.
— Сутенеры?
Внезапно на ее лице появилось слегка самодовольное выражение.
— Больше нет, — сказала она.
— Так-так.
— Что?
— Что с ними случилось?
— Мы их прогнали. Это самые низменные…
— Я знаю, кто такие сутенеры. Как вы их прогнали?
— Большинство здешних сутенеров были молодыми ребятами…
— Да. Те, кто постарше, содержат бордели.
— Они объединялись в банды.
— Банды?
— Да. Здесь ребятам особенно нечем заняться, так что…
— Сколько лет этим ребятам?
— Ну от одиннадцати до шестнадцати.
— Понятно.
— Так вот, они объединялись в банды, просто чтобы чем-нибудь заняться. Они шатались вокруг и всем мешали, вламывались в лавки и так далее. Ваши стражники Дома Феникса не очень-то интересовались их делишками, пока они не покидали нашего района.
— Это не мои стражники Дома Феникса.
— Не важно. Сколько я себя помню, здесь всегда были банды. Многие из них занимались сутенерством, поскольку это почти единственный способ раздобыть денег, чтобы начать дело. Они также терроризировали мелких лавочников, заставляя платить и совершая мелкие кражи, но здесь особенно нечего красть и некому продавать краденое.
Я внезапно подумал о Нойшпа, но нет, они бы не стали связываться с колдуном.
— Ладно, — сказал я, — значит, некоторые из них занялись сутенерством.
— Да.
— И как же вы от них избавились?
— Келли считает, что большинство ребят оказались в бандах из-за того, что у них не было никакой надежды на лучшую жизнь. Он говорит, что их единственная подлинная надежда — революция, так что…
— Великолепно, — сказал я. — И как же вы от них избавились?
— Мы разрушили большинство банд.
— Как?
— Во-первых, мы научили их читать. Когда умеешь читать, труднее оставаться невежественным. А когда они увидели, что мы всерьез намерены свергнуть деспотию, многие из них присоединились к нам.
— Вот так просто?
Она впервые свирепо уставилась на меня.
— Нам потребовалось на это десять лет, и нам еще многое предстоит. Десять лет. Это не «так просто». И отнюдь не все из них остались с нами. Но, так или иначе, большинство банд ушли и больше не вернулись.
— А когда банды распались, сутенеры ушли?
— Они нуждались в бандах, которые их поддерживали.
— Все сходится.
— Что? — спросила она.
— Сутенеры работали на Херта, — сказал я.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Херта.
— О!
— Ты уже десять лет в организации?
Она кивнула.
— Как ты…
Она покачала головой. Какое-то время мы молча потягивали кляву. Потом она вздохнула и сказала:
— Я вступила в организацию, когда искала себе какое-нибудь занятие после того, как моего сутенера изгнали из этих мест.
— О! — сказал я.
— Не похоже, что я бывшая шлюха? — Она пристально смотрела на меня, пытаясь придать твердость своему голосу.
Я покачал головой и ответил на невысказанную мысль:
— У драгейриан это по-другому. У них проституция не считается чем-то позорным.
Она уставилась на меня, но я не мог понять, чего больше в ее взгляде — недоверия или презрения. Я понял, что если буду продолжать эту тему, то начну сомневаться и в позиции драгейриан, а я вовсе не нуждался в лишних поводах для сомнений.
Я откашлялся.
— Когда ушли сутенеры?
— Мы постепенно прогнали их в течение последних нескольких лет. Мы не видели никого из них уже много месяцев.
— Так-так.
— Ты это уже говорил.
— Ситуация становится более осмысленной.
— Думаешь, именно из-за этого убили Франца?
— Все сутенеры отдавали часть своего дохода Херту. Иначе быть не могло.
— Понятно.
— Франц участвовал в разгоне банд?
— Он во всем участвовал.
— Но именно в этом, в частности?
— Он во всем участвовал.
— Понятно.
Я выпил еще немного клявы. Теперь я уже мог держать стакан, но клява остыла. Глупые люди с Востока. Подошел официант и снова наполнил стакан.
— Херт намерен снова вернуть сутенеров, — сказал я.
— Ты так думаешь?
— Да. Он считает, что теперь он предупредил вас, так что вы впредь будете умнее.
— Мы их снова прогоним. Они агенты сил реакции.
— Агенты сил реакции?
— Да.
— Ладно. Если вы их снова прогоните, он разозлится еще больше.
Я увидел, как что-то промелькнуло в ее глазах, но выражение лица не изменилось.
— Мы будем с ним сражаться, — сказала она. Видимо, она увидела нечто в моем лице, поскольку снова начала сердиться. — Ты думаешь, мы не умеем сражаться? Каким образом, по-твоему, разгоняли эти банды? Путем вежливых бесед? Ты что, думаешь, они бы нам позволили? Те, кто был наверху, имели власть и хорошо жили. Так просто они бы ее не отдали. Мы умеем сражаться. Когда мы сражаемся, мы побеждаем. Как говорит Келли, это потому, что все настоящие бойцы на нашей стороне Это было похоже на Келли. Какое-то время я молчал, затем сказал:
— Я и не предполагал, что вы оставите сутенеров в покое.
— А что ты думал?
— Ладно. Что случилось с девушками?
— Какими девушками?
— Которые работали на сутенеров.
— Не знаю. Я вступила в организацию, но это было давно, когда все только начиналось. Я ничего не знаю об остальных.
— Разве у них нет такого же права на жизнь?
— У всех нас есть право на жизнь. У нас есть право жить, не торгуя своим телом.
Я посмотрел на нее. В разговоре с Парешем я как-то пропускал его заученные ответы мимо ушей. С Шерил такого не получалось, что лишь расстраивало меня.
— Ладно, — сказал я. — Я выяснил то, что хотел, а у тебя есть кое-какая информация, которую можешь передать Келли.
— Спасибо за кляву, — кивнув, сказала она.
Я расплатился, и мы вернулись на угол. Пареш стоял на прежнем месте, громко споря с низеньким выходцем с Востока о чем-то непонятном. Лойош слетел мне на плечо.
— Что-нибудь узнал, босс?
— Да. А ты?
— Ничего такого, что мне хотелось бы знать.
Пареш кивнул. Я кивнул в ответ. Шерил улыбнулась мне и заняла позицию на углу.
Чтобы не терять времени, я телепортировался обратно к конторе. Что такое легкая тошнота по сравнению с молниеносным перемещением? Ай да Влад Волшебник…
Я прогулялся вокруг конторы, пока мой желудок не успокоился, потом вошел. Проходя через холл к лестнице, я услышал в одной из комнат голос Палки. Заглянул в дверь. Он сидел на диване рядом с Чимовым, молодым парнем, которого я взял на работу во время недавней войны с джарегами. Чимов держал в руке одну из дубинок Палки. В ней было около двух футов длины и примерно дюйм в диаметре. Палка держал другую, говоря:
— Эти из орешника. Из дуба тоже неплохо. Дело привычки.
— Ну да, — сказал Чимов, — но я не понимаю, чем они отличаются от других.
— Если правильно держать, то ничем. Смотри. Видишь? Держишь ее здесь, примерно на треть длины от конца. Для разных дубинок по-разному, в зависимости от длины и веса, но ты сам подберешь правильный баланс. Вот здесь. Большой и указательный палец играют роль шарнира, и, если угодишь в живот или в какое-нибудь другое мягкое место, делаешь движение запястьем, чтобы дубинка отскочила. Вот так. — Он продемонстрировал, как дубинка отскакивает от воздуха — так мне, по крайней мере, показалось.
Чимов покачал головой:
— А зачем ей отскакивать? Разве удар не будет сильнее, если все время крепко держать ее в руке?
— Верно. И если я пытаюсь разбить человеку колено или голову, то именно так и надо делать. Но, как правило, я лишь стараюсь добиться ответа на свой вопрос. Так что дубинка отскакивает от его головы раз десять — двенадцать, потом слегка портит ему физиономию и пару раз проходится по ребрам, и он начинает понимать то, чего, возможно, до этого не понимал. Суть не в том, чтобы показать свою силу, а в том, чтобы убедить его делать именно то, за что тебе платят.
Чимов попробовал несколько замахов.
— Не так, — сказал Палка. — Пользуйся пальцами и запястьем. Если будешь так размахивать, только устанешь. В этом нет никакого смысла. Вот, смотри…
Я оставил их наедине с их беседой. Подобные беседы были мне знакомы, поскольку я сам в свое время имел их немало. Теперь они начали меня утомлять.
6
«… И ГРЯЗЬ С КОЛЕН»
Я кивнул Мелеставу, проходя мимо, и плюхнулся в кресло. Когда-нибудь я опишу подробно, как нужно плюхаться в кресло с рапирой на боку. Это требует некоторой практики.
Ну что ж, Влад. Ты только что заварил изрядную кашу, убив этого ублюдка, и теперь Херт висит у тебя на хвосте, хотя это тебе совершенно ни к чему. Что сделано, то сделано. Теперь нужно постараться, чтобы не было хуже. Проблема ничуть не труднее прочих. Найти наименее сложную ее часть и решить, потом перейти к следующей…
Я закрыл глаза и дважды глубоко вздохнул.
— Босс, — сказал Мелестав. — Твоя жена здесь. Я открыл глаза.
— Пришли ее сюда.
Коти ворвалась в комнату как разъяренный тсер и посмотрела на меня так, словно я был причиной ее ярости. Ротса сидела у нее на плече. Коти захлопнула за собой дверь и села напротив меня. Какое-то время мы смотрели друг на друга.
— Я разговаривала с Шерил, — сказала она.
— Угу.
— Так что?
— Рад тебя видеть, Коти. Как прошел день?
— Прекрати, Влад.
Лойош неловко пошевелился. Я решил, что ему незачем слышать наш разговор, встал, открыл окно и выпустил его и Ротсу наружу.
— Только ненадолго, приятель.
— Ладно, босс.
Я оставил окно открытым и снова повернулся к Коти.
— Так что? — повторила она.
Я сел и откинулся на спинку кресла.
— Ты злишься, — сказал я.
— Как это ты догадался, однако?
— Не надо, Коти. Я сейчас не в настроении.
— Меня не интересует твое настроение. Я хочу знать, зачем тебе понадобилось допрашивать Шерил.
— Я все еще пытаюсь в точности узнать, что случилось с Францем и почему. Для этого, в частности, я и беседовал с Шерил.
— Зачем?
— Зачем я пытаюсь выяснить обстоятельства убийства Франца? — Я подумал, не сказать ли ей, что я хочу спасти ее жизнь, но решил, что это будет и нечестно, и бессмысленно. — Полагаю, отчасти причина тут в том, что я обещал это сделать.
— Судя по ее словам, ты постоянно высмеивал все то, во что мы верим.
— Судя по ее словам — наверное, да.
— Зачем тебе это было нужно? — Я покачал головой.
— Что, — сказала она, едко выговаривая каждое слово, — должен означать этот жест?
— Он означает отрицание.
— Я хочу знать, что ты делаешь.
Я встал и сделал полшага в ее сторону, потом снова сел. Мои кулаки сжались и разжались.
— Нет, — сказал я. — Я тебе этого не скажу.
— Не скажешь?
— Совершенно верно. Ты не сочла необходимым сказать мне что-нибудь, когда связалась с этими людьми, и не сочла необходимым рассказать мне, чем ты занималась вчера; соответственно, я не вижу никакой необходимости отчитываться перед тобой в своих действиях.
— Похоже, ты делаешь все возможное, чтобы повредить нашему движению. Если это не так, то…
— Нет. Все, что я мог бы сделать, чтобы повредить вашему движению, далось бы мне намного легче, потребовало бы намного меньше времени и не оставляло бы места для сомнений. Я делаю кое-что другое. Ты не со мной, поскольку так решила и сказала мне об этом. Я пытаюсь расследовать убийство Франца самостоятельно, а ты сделала все, чтобы мне помешать, разве что не пырнула меня ножом, — возможно, это еще предстоит. У тебя нет никакого права так поступать, а затем пытаться допрашивать меня, словно имперский прокурор. Я с этим никогда не соглашусь.
Она яростно посмотрела на меня.
— Достойная речь. Сплошная чушь, и ничего больше.
— Коти, я ясно объяснил свою позицию. Я больше не намерен и не буду соглашаться с чем-то подобным.
— Если только еще раз сунешь свой нос…
— Убирайся из моей конторы.
Ее глаза расширились. Потом сузились. Ноздри раздулись. Мгновение она стояла неподвижно, затем повернулась и вышла, даже не хлопнув дверью.
Я сидел, весь дрожа, пока не вернулся Лойош. Ротсы с ним не было. Я решил, что Ротса, вероятно, с Коти. Я был рад, поскольку знал, что Коти сейчас нуждается хоть в ком-нибудь.
Впустив Лойоша, я вышел из конторы и отправился куда глаза глядят, избегая, однако, Восточного района. У меня возникло странное желание найти прорицателя, с которым я беседовал несколько недель назад, и убить его; даже сейчас я не могу сказать, почему мне этого хотелось. Мне, собственно, пришлось убеждать себя не делать этого.
Я не обращал внимания на людей вокруг и вообще ни на что Двое подозрительного вида джарегов заметили меня, подошли было на пару шагов, но снова ушли прочь. Лишь намного позже я понял, что это были подручные одного из моих старых врагов, которые, вероятно, хотели со мной по какому-то поводу разобраться, но передумали. К этому моменту Разрушитель Чар был в моей левой руке, и я бил им по стенам, глядя, как отваливаются куски штукатурки, или просто дико размахивал им в надежде, что кто-нибудь подойдет достаточно близко. Не знаю, сколько прошло времени, я ни разу не спросил Лойоша, но, думаю, ходил так больше часа.
Только подумать — ты только что приобрел врага, возможности которого позволяют следить за тобой, куда бы ты ни шел, и ты разозлил его до крайности. И что же ты делаешь? Целый час разгуливаешь без какой-либо защиты, изо всех сил выставляя себя напоказ.
Я бы не назвал это разумным.
Все, что успел Лойош, — один раз крикнуть: «Босс!» Мне показалось, будто я пробудился ото сна и обнаружил, что окружен враждебными лицами. Их было несколько. Я увидел по крайней мере одного с жезлом мага. Я услышал свой внутренний голос, звучавший до абсурда спокойно, который произнес: «Теперь ты мертв, Влад». Не знаю, что произошло, но именно это придало ясности моим мыслям. У меня было лишь мгновение, чтобы что-то сделать, но мгновение это, казалось, тянулось до бесконечности. Варианты приходили и уходили. Разрушитель Чар мог бы, вероятно, пробить блок, который они, видимо, поставили, но я не успел бы телепортироваться до того, как они бы со мной расправились. Я мог бы захватить нескольких из них с собой в долгий путь, что хорошо для воина-тсера, если он хочет сохранить о себе память, но в данный момент в этом было мало смысла. С другой стороны, чтобы кого-то Убить, не посылают группу из восьми или девяти парней; возможно, на уме у них было что-то другое. Однако гадать не было времени. Собрав все свои силы, я вложил их в единственное псионическое сообщение:
Я кивнул Мелеставу, проходя мимо, и плюхнулся в кресло. Когда-нибудь я опишу подробно, как нужно плюхаться в кресло с рапирой на боку. Это требует некоторой практики.
Ну что ж, Влад. Ты только что заварил изрядную кашу, убив этого ублюдка, и теперь Херт висит у тебя на хвосте, хотя это тебе совершенно ни к чему. Что сделано, то сделано. Теперь нужно постараться, чтобы не было хуже. Проблема ничуть не труднее прочих. Найти наименее сложную ее часть и решить, потом перейти к следующей…
Я закрыл глаза и дважды глубоко вздохнул.
— Босс, — сказал Мелестав. — Твоя жена здесь. Я открыл глаза.
— Пришли ее сюда.
Коти ворвалась в комнату как разъяренный тсер и посмотрела на меня так, словно я был причиной ее ярости. Ротса сидела у нее на плече. Коти захлопнула за собой дверь и села напротив меня. Какое-то время мы смотрели друг на друга.
— Я разговаривала с Шерил, — сказала она.
— Угу.
— Так что?
— Рад тебя видеть, Коти. Как прошел день?
— Прекрати, Влад.
Лойош неловко пошевелился. Я решил, что ему незачем слышать наш разговор, встал, открыл окно и выпустил его и Ротсу наружу.
— Только ненадолго, приятель.
— Ладно, босс.
Я оставил окно открытым и снова повернулся к Коти.
— Так что? — повторила она.
Я сел и откинулся на спинку кресла.
— Ты злишься, — сказал я.
— Как это ты догадался, однако?
— Не надо, Коти. Я сейчас не в настроении.
— Меня не интересует твое настроение. Я хочу знать, зачем тебе понадобилось допрашивать Шерил.
— Я все еще пытаюсь в точности узнать, что случилось с Францем и почему. Для этого, в частности, я и беседовал с Шерил.
— Зачем?
— Зачем я пытаюсь выяснить обстоятельства убийства Франца? — Я подумал, не сказать ли ей, что я хочу спасти ее жизнь, но решил, что это будет и нечестно, и бессмысленно. — Полагаю, отчасти причина тут в том, что я обещал это сделать.
— Судя по ее словам, ты постоянно высмеивал все то, во что мы верим.
— Судя по ее словам — наверное, да.
— Зачем тебе это было нужно? — Я покачал головой.
— Что, — сказала она, едко выговаривая каждое слово, — должен означать этот жест?
— Он означает отрицание.
— Я хочу знать, что ты делаешь.
Я встал и сделал полшага в ее сторону, потом снова сел. Мои кулаки сжались и разжались.
— Нет, — сказал я. — Я тебе этого не скажу.
— Не скажешь?
— Совершенно верно. Ты не сочла необходимым сказать мне что-нибудь, когда связалась с этими людьми, и не сочла необходимым рассказать мне, чем ты занималась вчера; соответственно, я не вижу никакой необходимости отчитываться перед тобой в своих действиях.
— Похоже, ты делаешь все возможное, чтобы повредить нашему движению. Если это не так, то…
— Нет. Все, что я мог бы сделать, чтобы повредить вашему движению, далось бы мне намного легче, потребовало бы намного меньше времени и не оставляло бы места для сомнений. Я делаю кое-что другое. Ты не со мной, поскольку так решила и сказала мне об этом. Я пытаюсь расследовать убийство Франца самостоятельно, а ты сделала все, чтобы мне помешать, разве что не пырнула меня ножом, — возможно, это еще предстоит. У тебя нет никакого права так поступать, а затем пытаться допрашивать меня, словно имперский прокурор. Я с этим никогда не соглашусь.
Она яростно посмотрела на меня.
— Достойная речь. Сплошная чушь, и ничего больше.
— Коти, я ясно объяснил свою позицию. Я больше не намерен и не буду соглашаться с чем-то подобным.
— Если только еще раз сунешь свой нос…
— Убирайся из моей конторы.
Ее глаза расширились. Потом сузились. Ноздри раздулись. Мгновение она стояла неподвижно, затем повернулась и вышла, даже не хлопнув дверью.
Я сидел, весь дрожа, пока не вернулся Лойош. Ротсы с ним не было. Я решил, что Ротса, вероятно, с Коти. Я был рад, поскольку знал, что Коти сейчас нуждается хоть в ком-нибудь.
Впустив Лойоша, я вышел из конторы и отправился куда глаза глядят, избегая, однако, Восточного района. У меня возникло странное желание найти прорицателя, с которым я беседовал несколько недель назад, и убить его; даже сейчас я не могу сказать, почему мне этого хотелось. Мне, собственно, пришлось убеждать себя не делать этого.
Я не обращал внимания на людей вокруг и вообще ни на что Двое подозрительного вида джарегов заметили меня, подошли было на пару шагов, но снова ушли прочь. Лишь намного позже я понял, что это были подручные одного из моих старых врагов, которые, вероятно, хотели со мной по какому-то поводу разобраться, но передумали. К этому моменту Разрушитель Чар был в моей левой руке, и я бил им по стенам, глядя, как отваливаются куски штукатурки, или просто дико размахивал им в надежде, что кто-нибудь подойдет достаточно близко. Не знаю, сколько прошло времени, я ни разу не спросил Лойоша, но, думаю, ходил так больше часа.
Только подумать — ты только что приобрел врага, возможности которого позволяют следить за тобой, куда бы ты ни шел, и ты разозлил его до крайности. И что же ты делаешь? Целый час разгуливаешь без какой-либо защиты, изо всех сил выставляя себя напоказ.
Я бы не назвал это разумным.
Все, что успел Лойош, — один раз крикнуть: «Босс!» Мне показалось, будто я пробудился ото сна и обнаружил, что окружен враждебными лицами. Их было несколько. Я увидел по крайней мере одного с жезлом мага. Я услышал свой внутренний голос, звучавший до абсурда спокойно, который произнес: «Теперь ты мертв, Влад». Не знаю, что произошло, но именно это придало ясности моим мыслям. У меня было лишь мгновение, чтобы что-то сделать, но мгновение это, казалось, тянулось до бесконечности. Варианты приходили и уходили. Разрушитель Чар мог бы, вероятно, пробить блок, который они, видимо, поставили, но я не успел бы телепортироваться до того, как они бы со мной расправились. Я мог бы захватить нескольких из них с собой в долгий путь, что хорошо для воина-тсера, если он хочет сохранить о себе память, но в данный момент в этом было мало смысла. С другой стороны, чтобы кого-то Убить, не посылают группу из восьми или девяти парней; возможно, на уме у них было что-то другое. Однако гадать не было времени. Собрав все свои силы, я вложил их в единственное псионическое сообщение: