Страница:
Братья Пресняковы
Паб (пьесы)
Паб
Слабо освещенное пространство паба. Вверху, над полками с бутылками и бокалами, угадывается фигура с ликом святого. Сбоку шкаф, похожий на будку для исповеди. Столики и скамьи. У барной стойки, выглядящей как алтарь, стоят несколько женщин. Возможно, они просто проводят здесь время, а может, это их работа. Одна из женщин допивает из бокала, с силой ударяет им о стойку, выходит вперёд. Остальные, образуя хор, встают чуть сзади.
Женщина-проповедник. Братья и сёстры… Вы никогда не думали, почему нам запрещают брать в самолёт дезодорант?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Визы, паспорта, нам выдают документы, которые снова и снова проверяют!
Хор. Снова и снова проверяют!
Женщина-проповедник. Государство не доверяет нам!
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. А что если все мы и вправду представляем опасность?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Братья и сёстры! Откроем журнал «Форбс»! Вот портреты самых опасных. Просто они этого пока не знают! Потому что нет рядом женщины, которая может попросить! Не бриллианты, не дорогое манто и авто! А что-то другое, очень опасное… например, остаться один на один с Богом! Когда никого больше не будет! А!? Ты один на один с Создателем! Что для этого нужно сделать?
Хор. Что?
Женщина-проповедник. Помните Архимеда? Парень, у которого был самый длинный рычаг!
Хор. Самый длинный!
Женщина-проповедник. Что он искал? Точку опоры! Архимед говорил: дайте мне точку опоры, и я сковырну эту землю! Очень опасный грек! Всё время искал, куда бы пристроить свой рычаг, чтобы сковырнуть эту землю! Братья и сёстры! Закроем журнал «Форбс»! Эти люди не представляют никакой угрозы! На них сваливаются нефтяные вышки и газовые месторождения, они продают и перепродают, они имеют всё и всех, но они безопасны! Потому что их рычаг… Их рычаг не в том месте! Дорогие братья и сёстры! Выключите свои мобильные телефоны и запомните: всегда надо думать, куда вставлять свой рычаг, если хочешь сковырнуть эту землю!
В паб входит пожилой мужчина. Месса прерывается, женщины рассыпаются по пабу. Мужчина неторопливо оглядывается по сторонам, замечает стол с табличкой «Reserved», уверенно направляется к нему, садится, замечает фигуру святого, задумывается, складывает руки в молитве.
На пороге паба показывается мужчина в синем костюме. Он нервничает и постоянно озирается, идёт к столу с табличкой «Reserved», усаживается рядом с пожилым мужчиной, так же принимает молитвенную позу.
Мужчина в синем костюме. Нелепо… я и не думал сюда ехать… но день так сложился, у меня обычно – целый день столько дел, – одних телефонных разговоров с вами на полдня… а тут… телефон молчит… ни совещаний, ни происшествий, все равно день как-то надо было убить…
Пожилой мужчина. А я сразу решил поехать… мне показалось, что это провокация… может быть, сегодня всё здесь закончится трагедией, но меня это не пугает!.. Знаете, обо мне только и говорят, что я не на своём месте, – не дотягиваю… так вот, если меня найдут здесь (вскакивает, встает перед столом, резко ложится на пол, как жертва, закинув одну ногу на стол), решат, что я стал жертвой заговора, а значит, я был на своём месте, раз был заговор, и меня убили! А может, даже решат, что меня прикончили те, с кем я всех призывал бороться, а значит, они есть, и мне, наконец, поверят…
Мужчина в синем костюме. Нет, мне это всё не нравится, особенно теперь, после ваших слов… Мне никому ничего доказывать не надо, да и вам я не советую… время всё расставит по своим местам, – что мы делали, с кем боролись, правы не правы… пусть потомки парятся! Напишут учебники, снимут кино про нас… как-нибудь облагородят, отшлифуют… (Встает, наклоняется к лежащему мужчине, помогает ему подняться.) Мы с вами попали в историю, а значит, пусть пройдёт время – а сейчас даже и не пытайтесь оправдываться, никому ничего не докажете, только в очередной переплёт попадёте, – мало вам книжек про вас, юмористических! (Оба усаживаются.) Я вот даже жене своей не могу ничего доказать, на всё огрызается, на малейшие замечания, – попросил, вчера только, колготки после стирки не развешивать над ванной попросил, я, когда лежу, – они надо мной висят, носками вниз, я не могу, у меня тело чешется, когда они носками вниз на меня показывают, а сегодня опять развесила, говорит, где мне их сушить? На кухне?.. Родной человек, а понять не может, что у меня тело чешется от ее привычки…
Со стороны кухни в паб выходит мужчина спортивного телосложения в светлой куртке. В его руках две горящие свечки. Мужчина проходит к столу с табличкой «Reserved», ставит свечки напротив двух других мужчин.
Мужчина в куртке. Простите, я опоздал, – у меня шофёр глухонемой, я ему адрес всегда на листочке пишу. Когда в чужой стране, очень много времени уходит, пока толком нарисуешь маршрут… (Ищет стул, чтобы сесть рядом с мужчинами, но для него стула нет.)
Пожилой мужчина. Я думал, хотя бы вы не приедете!
Мужчина в куртке. Почему же? (Уходит к барной стойке, берёт там стул, возвращается.)
Пожилой мужчина. Ну как же! Бред ведь полный! Полный ведь бред!
Мужчина в куртке. Ну и что! Вы же приехали, я думаю, что мы теперь тоже можем, в свете наших новых взаимоотношений, мы теперь можем поступать как вы, даже в бред верить… (Встает позади мужчин, резко проталкивает между их стульями свой стул.) Хотя, конечно же, верим мы не в бред, мы, вообще, верить стали, у нас этому теперь много внимания уделяется, поэтому я здесь просто обязан был появиться! (Садится.)
Мужчина в синем костюме. Чтобы проверить?
Мужчина в куртке. Что?
Пожилой мужчина. Веру…
Мужчина в куртке. Я здесь, потому что ничем от вас не отличаюсь, и когда вы все это поймёте, когда научитесь разговаривать на равных с теми, кого считали не такими, как вы, тогда вы поймёте, что мы – такие, как вы!
Мужчина в синем костюме. Давайте без вот таких вот словесных ловушек, я уже наслушался сегодня от жены!
В зал выходит совсем круглый мужчина – то есть у него круглое лицо, круглое тело, поэтому он круглый. Мужчина одет в чёрные брюки, белую рубашку с коротким рукавом. Еще на мужчине усы и бабочка. Круглый идёт к столу, недовольно оглядывает посетителей, вдруг охает, прячет табличку с надписью в карман, расплывается в нарочито приветливой улыбке.
Круглый. Здравствуйте!
Все. Здравствуйте.
Круглый. Какая честь для меня… я вас узнал, а потом не поверил, потому что нигде про то, что вы придёте ко мне, нигде не писали, ни в одной газете, которую я читаю. И спецслужбы меня не проверяли до вашего появления, поэтому я и сейчас не верю, что это вы.
Пожилой мужчина. Это мы, но об этом никто не должен знать, пока мы не уйдём.
Мужчина в куртке. И после тоже.
Круглый. Хорошо, об этом никто не узнает! Что ж… вот меню…
Щёлкает пальцами, от барной стойки к круглому подходят три женщины, они раздеваются на ходу, бросают на стол детали своего туалета – лифчик, топ и чулки.
Все. (С изумлением.) Спасибо…
Круглый. Прошу сразу обратить внимание (подходит к пожилому мужчине, разворачивает перед ним лифчик), – вот то, что напечатано под флагами стран членов европейского содружества, – это блюда для туристов, – мы их готовим совсем плохо, это вы не читайте (подходит к мужчине в синем костюме, разглаживает лежащий перед ним чулок), а на первой странице бумажечка вклеена, там карандашом нацарапано, – это для своих, – морские блюда, овощные супы – это мы готовим очень вкусно, потому что умеем!
Пожилой мужчина. (Вертит в руках лифчик.) Хорошо, я буду виски…
Мужчина в синем костюме. (Отодвигая от себя чулок.) Я гиннесс…
Мужчина в куртке. (Изучает топ.) А я суп…
Круглый. (Оживляясь.) Овощной?
Мужчина в куртке. Суп-крем грибной…
Круглый. Хорошо… (Про себя.) Туристы!..
Щёлкает пальцами, к столу слетаются все женщины и сбиваются в одну стайку.
Круглый. Вот эти женщины будут вам готовить… Я их всегда показываю клиентам, не думайте, что это из-за вас… Нет, я считаю, – каждый, кто пришёл поесть в чужое место, обязан видеть, кто ему будет готовить! Вашим желудкам предстоит переваривать чужую фантазию, чужое усилие, чужую усталость… Раз уж вы рискуете, значит, имеете право хотя бы видеть, кто именно готовит для вас, открывает бутылки и разливает! Вас устраивают эти женщины?
Женщины набрасываются на посетителей, гладят и раздевают их и себя, как будто исполняют танец-консумацию.
Мужчина в синем костюме. (Кричит, как будто просит о помощи.) Наверное, мы вам ответим после… после того, как поедим…
Круглый. Все так говорят, а потом забывают… (Делает женщинам знак, те оставляют мужчин, возвращаются к барной стойке.)
Пожилой мужчина. (Поправляет на себе одежду.) Поразительно! Так во всех ресторанах происходит?
Мужчина в синем костюме. (Застёгивает рубашку.) Наверное… это обычный ресторан, хотя на вывеске какое-то странное слово – паб!
Мужчина в куртке. Насколько я помню, – в пабах просто пьют, стоят, галдят и пьют… в пабах не… еб… не готовят…
Бежит к барной стойке за своей курткой.
Мужчина в синем костюме. Да? Не готовят?
Пожилой мужчина. (Замечает следы помады на лице мужчины в синем костюме, с силой вытирает их.) Ну, что ж вы?! Это ж как никак – ваше – национальное! Вот я точно знаю, что в Макдональдсах – готовят!
Мужчина возвращается со своей курткой, проверяет карманы, находит в одном из них сигаретку.
Мужчина в куртке. Нет, в пабах только разливают, разливают и галдят, – моя машина однажды в пробке стояла, в Лондоне… (закуривает). А на улице – жара… плюс тридцать семь, конец рабочего дня… и вот такой паб, значит, прямо напротив дороги (затягивается, медленно выпускает дым).
Мужчина в синем костюме жестом просит у мужчины в куртке сигаретку, затягивается.
Мужчина в синем костюме. (Закатывает глаза.) Паб…
Мужчина в куртке. А вокруг люди, с кружками… и орут, и орут…
Мужчина в куртке забирает сигаретку, хочет затянуться, но видит, что пожилой мужчина тоже хочет курнуть. Мужчина в куртке передает пожилому сигаретку.
Мужчина в куртке. Я окно-то закрыл, невозможно, шум какой стоял… в первый раз шофёру своему глухонемому позавидовал… нет, во второй…
Пожилой мужчина. (Затягивается.) А когда в первый?
Мужчина в куртке. Когда президентом стал…
Все смеются.
Мужчина в синем костюме. (Как будто в забытьи.) Надо же… только пьют и галдят… Неужели нельзя просто молча посидеть, посмотреть друг другу в глаза, подумать, в конце концов… съесть что-нибудь горячее и подумать снова…
Мужчина в куртке. (Резко.) Горячее у вас в пабах не готовят, поэтому никто и не думает!..
Мужчина в синем костюме. (Возвращается в реальность.) Да, мне докладывали, что у нас с национальной… с национальной кухней не всё в порядке… но чтоб до такой степени…
Пожилой мужчина. Слава Богу, в Макдональдсах полно горячего!
Из-за барной стойки появляется бородатый мужчина в военном кителе и фуражке. Внешне он напоминает Фиделя Кастро. Его нога прикована цепью к барной стойке. Гремя цепью, мужчина подбегает к столу.
Мужчина в кителе. Не дышите! (Задувает свечи, тужится, издает неприличный нутряной звук – над столом загораются лампы).
Мужчина в кителе. Дышите…
Пожилой мужчина. Спасибо, конечно, но здесь светло!
Мужчина в кителе. Вы уверены? (Отходит от стола к будке для исповеди, издает тот же неприличный звук – над будкой загораются лампы.)
Мужчина в синем костюме. Да!
Мужчина в куртке. Мы уверены!
Мужчина в кителе. А мне показалось, здесь темно! (Выбирает новое место, издает звук – зажигает свет.)
Мужчина в куртке. Вам показалось! Нам не нужен огонь!
Мужчина в кителе. Но это не простой огонь! (Шепчет). Я… я украл его… (Издает звук – свет загорается над барной стойкой.)
Пожилой мужчина. Что за бред!
Мужчина в синем костюме. Послушайте, здесь полно света, – нам не нужен ваш огонь, тем более – ворованный!
Мужчина в кителе. Во весь голос. Это Олимпийский огонь! И я его украл! (Издает такой мощный звук, что загораются даже свечи на столе.)
Возникает пауза. Посетители переглядываются.
Мужчина в куртке. У кого вы его украли? У Зевса?
Посетители смеются.
Мужчина в кителе. Я работал бортпроводником авиакомпании «Малев». Надёжная русская авиакомпания с хорошей венгерской кухней. Знаете, когда на борту – дети, в мои обязанности входило… Входило… Выносить детям подарки… Разукрашки всякие, карррандашики! На… на! (Достает из кармана гранату, протягивает ее посетителям. Мужчина в синем костюме не берёт её. Мужчина в куртке тоже отрицательно кивает головой. Только пожилой мужчина доверчиво принимает гранату, смеется, выдёргивает чеку.)
Пожилой мужчина. Как познавательно!
Мужчина в кителе. (Зажимает гранату руками пожилого.) Ты что?! Держи, не разжимай!.. Однажды на мой рейс выпала перевозка Олимпийского огня в страну Восходящего Солнца. Спортсмены, которых удостоили чести везти огонь, охрана, – все они стали напиваться, как только самолёт набрал нужную высоту. Один спортсмен всё время держал факел в руках, даже когда пил. Уже перед самой посадкой, он вставил факел в специальную подставку и вышел в туалет. Все вокруг давно спали. Тут-то мне и пришла в голову мысль украсть этот огонь и подарить его людям, простым людям. Пока никто не видел, я зажёг свой факел от Олимпийского огня, а их факел я задул и затем снова зажёг от своей зажигалки! Олимпийские рекорды, золотые медали, улыбки победителей, слёзы проигравших, гимны, флаги, – весь этот искусственный мир теперь будет освещать мой огонь из зажигалки, а я буду разносить настоящий Олимпийский огонь в обычные дома обычных людей, и пусть их простые человеческие слёзы, настоящие улыбки, переживания и заботы, пускай всё это освещает священный огонь!
(Мужчина в кителе сдёргивает с подбородка бороду, снимает фуражку, подходит к краю сцены, – всем своим видом и интонацией он дает понять, что театр закончился.)
Я каждый день встаю в семь утра! А ложусь в одиннадцать вечера! Отвожу детей в школу, забираю бельё из прачечной, сдаю бельё в прачечную, покупаю таблетки, пью таблетки, выношу мусор, мусорю, а затем снова выношу мусор! Каждый день!!! Вот он настоящий Олимпийский рекорд – проживать эту жизнь, ходить на работу, водить самолёт и умудряться не врезать его в какой-нибудь небоскрёб от грустных мыслей и плохого настроения! И таких олимпийцев – миллиарды: официанты, строители, офисные работники… Нам подарили жизнь, но забыли наделить ее смыслом! И вот мы мучаемся от такого неполноценного подарка! Мы стали сами придумывать этот великий смысл, мы даже стали выбирать людей, которые должны за всех за нас думать как нам жить! Но чаще всего они придумывают как нам умирать! Мы греемся от искусственного света плазменных телевизоров и мечтаем о том бреде, которым пичкают нас оттуда. Придуманные судьбы киногероев, Олимпиады, новости – мы верим в то, чего нет, переживаем за тех, кто никогда по-настоящему не страдал! Наши души блуждают в потёмках, наш разум засыпает, потому что нет настоящего света на земле! Но я дарю его людям! Дарю, чтобы никто не спал! (Поворачивается задом в зрительный зал, издает оглушительный звук, – в зале загорается яркий свет.) Посмотрите! Этот свет делает всё вокруг таким простым и понятным! Видите? Я уже вижу (смотрит в зрительный зал), я вижу лица настоящих героев! Они еще только открывают глаза, щурятся, им неприятно… так всегда бывает, когда после темноты начинаешь видеть свет!
(Подбегает к пожилому мужчине, выхватывает у него гранату, бежит к барной стойке, перепрыгивает через неё, – раздается звук взрыва, но ничего не рушится и не сгорает.)
Пожилой мужчина. Как всё сложно и непонятно…
Мужчина в куртке. Чего он хотел? Чтобы стало светло?
Пожилой мужчина. У меня все равно плохое зрение! Мне что при свете, что без света!
Мужчина в синем костюме. Мне этот свет тоже не помог! Я до сих пор не могу понять: почему это паб? Вот меню, значит, здесь готовят…
В зал выходит круглый владелец паба с приборами. Он замечает горящие лампочки, начинает ходить по залу и тушить их – дует, и они гаснут.
Круглый. (Ворчит.) Зачем? Приходишь в чужое место, – зачем наводить свои порядки?! (Дует). Вы здесь всего лишь гости… вы ничего не измените… (дует)… тут как всё было, так и останется…
Мужчина в куртке. Это не мы!
Пожилой мужчина. Какой-то полоумный! Решил, что здесь темно, хотел сделать как лучше…
Круглый. Благими намерениями выстлана дорога в ад!
Круглый что есть силы дует в зрительный зал – там гаснет свет. Владелец паба подходит к столу, плюёт на пальцы, тушит одну свечу, подносит руку к другой.
Мужчина в куртке. Оставьте, пускай себе горит, нам будет приятно… Тем более нам сказали, что это Олимпийский огонь!
Круглый оставляет свечу гореть, раскладывает на столе приборы.
Круглый. Олимпийский… кому он нужен, да и во что теперь превратилась ваша Олимпиада! Медали вручают, потом отбирают, все спортсмены – на игле!.. Олимпиада… Даже террористам она неинтересна!
Мужчина в синем костюме. Послушайте… как вас…
Круглый. Зовите меня – отец. Меня здесь все так называют… может, потому что я добрый, или моя кухня очень напоминает домашнюю…
Мужчина в куртке. А имя у вас есть, мне хотелось бы узнать ваше имя…
Отец. Имя у меня есть… обычное имя… мне больше нравится – «отец»… туристы придумали, может, даже в насмешку, а мне понравилось… может же быть и у меня какая-то радость… доставьте мне удовольствие, называйте меня отцом…
Мужчина в синем костюме. Хорошо, послушайте… отец… почему же ваше заведение называется «Паб», ведь в пабах не готовят…
Отец. Да? Но видите ли… Здесь так много туристов… вообще-то моё заведение правильнее называть «Паштелярия» – это по-нашему вот такой вот ресторанчик так и называется, но кому что скажет такое название? Никому и ничего! А вот паб – это слово интернациональное! Представьте себе, – идёт вот с прогулки обычный такой турист или нелегал, идёт и есть хочет, а кругом одни паштелярии, – и вдруг – паб, у него аж крылья от счастья вырастают, и так он радуется родному слову, что и меня отцом готов называть!
Мужчина в куртке. То есть вы обманываете народ, главное, чтобы все к вам шли!
Отец. Главное получать то, чего хочешь, а хотим мы того, чего, к сожалению, не заслуживаем! Но я все равно принесу вам ваш заказ, потому что вовсе и не важно, паб это или нет, важно то, что вы хотите гиннесс, виски и суп-крем грибной, и это всё у меня в моём пабе есть! (Недовольный отец уходит.)
Пожилой мужчина. Взял приборы зачем-то разложил… зачем мне вилка? (Берёт нож в руки.)
Мужчина в синем костюме. Это видите – такое к нам грубое обращение, потому что мы нарушили наш привычный имидж… Вокруг нет охраны (пристально смотрит на мужчину в куртке, тоже берёт нож), фотографов, его никто не проверял, – вот он и наглеет… отец!
Пожилой мужчина. (Опасно размахивает ножом.) Да, я давно заметил, стоит отклониться от своего образа – и всё, – с тобой никто не считается… Я с ужасом думаю о том времени, когда мне придётся, придётся уйти с поста… столько, столько подонков, которые не церемонятся с тобой даже сейчас, поливают грязью… (надвигаясь с ножом на мужчину в куртке) у вас много… много хороших идей, например, как сделать так, чтобы в журналистику не попадали подонки, которые пишут о чём хотят! Нам бы поучиться у вас…
Мужчина в куртке. Отодвигаясь от пожилого. Да, с этим у нас всё в порядке… хорошее образование и строгие экзамены… вот подонки и не попадают в журналистику!
Мужчина в синем костюме. Да перестаньте, ладно! Строгие экзамены… просто у вас нет демократии, поэтому и подонков мало! (Заносит нож над мужчиной в куртке.)
На мгновение свет в пабе выключается. Когда свет включается, на месте мужчины в куртке оказывается женщина-проповедник, из ее шеи и рёбер торчат рукоятки ножей. Опешивший мужчина в куртке сидит на краю стола. Двое других мужчин резко отдёргивают руки от ножей.
Женщина-проповедник. Простите, я прерву вашу нелепую беседу! Время, время поджимает… Что? Что вы опешили? Да, это я… Я назначила вам встречу!
Мужчина в куртке. Просто вы так, из ниоткуда…
Женщина-проповедник. Правильно, я как раз оттуда… (Выдёргивает из своего тела ножи, кидает их на стол.) Да, если б про нас писали пьесу, для вашего появления пришлось бы сочинять длинные ремарки, как вы вошли, оглядывались, а для моего появления никаких ремарок не нужно, – я из ниоткуда, ну, что ж, – к делу! Так, стоп, что вы так на меня уставились?
Пожилой мужчина. Нет, просто…
Женщина-проповедник. А что вы ждали – такого (делает рожки), с копытами?! Нет это спецэффекты, это дорого… Но у меня тоже – грудь недешёвая, – потрогайте, как своя! (Опрокидывается на мужчину в синем костюме, хохочет.) Кожа, ножки… Знаете, сколько сейчас это стоит, так что не расстраивайтесь…
Мужчина в синем костюме робко трогает то одну, то другую грудь женщины, пожилой гладит ее ноги, мужчина в куртке постукивает по сапогам женщины, как будто действительно хочет найти копыта. В зал выходит отец с подносом. Он начинает раскладывать на столе сыр, хлеб и масло. Все смущаются, одёргиваются, женщина смеется.
Мужчина в куртке. (К отцу.) Простите, но, я просил суп-крем…
Отец. Да, я помню, но у нас традиция, – любая еда начинается с кусочка свежего хлеба и ломтика козьего сыра…
Женщина-проповедник. Круто, да! Я поэтому эту страну для встречи выбрала… столько милых традиций, не прописанных в меню, и стоят эти традиции от силы один евро… так, отец, прими мой заказ – я хочу кальмары на гриле с брокколи…
Отец. Так…
Женщина-проповедник. И карамельный мусс…
Отец. (Закрывает глаза, проговаривает вслух, пытаясь запомнить.) И карамельный мусс…
Отец уходит. Возвращается.
Отец. Еще раз: кальмары на гриле и карамельный мусс?
Женщина-проповедник. С брокколи!
Отец. И карамельный мусс?
Женщина-проповедник. И карамельный мусс…
Отец уходит.
Женщина-проповедник. Правда, он хороший? Правда? Его, представляете, все называют отцом! Да! Он потому что такой, знаете… (оглядывается, замечает, что отец смотрит на нее из глубины паба) одним словом, хороший, и с этим не поспоришь! Он ведь даже так просто посмотрит на человека и сразу понимает, что тот будет…
Пожилой мужчина. Есть?
Женщина-проповедник. И есть тоже! Хотя, конечно, от настроения зависит… иногда он очень строгий бывает… да… вот однажды, заходит сюда парочка, украинцы-туристы, есть такая далёкая страна Украиния, так вот с этой страны, двое, он и она… бродили, видимо, по городу, бродили и заблудились… стали у отца спрашивать, где они находятся… отец им всё объяснил, даже карту подарил, с фотографиями самых исторических мест… попросились украинцы в туалет, – разрешил отец, раз приспичило, не стал отказывать… как закончили, пошли украинцы к выходу, и эта стерьва видит, что отец отвернулся, – яблочко со стола хвать – и себе в сумочку закинула! Ну тут отец не выдержал, как заорёт на них… (Из глубины паба раздается грозный крик отца: «Что ж это такое, делаешь вам, делаешь добрые дела, а вы судьбу искушаете!!!») Да… хотя что ж такого… яблочко, можно было и простить… (Достает из кармана яблоко, протягивает посетителям, они отнекиваются, сама откусывает.) О, чарвивое! Такое после дело завертелось… с позором их погнали отсюда, фамилии в список занесли, знаете, есть такой список, кому будут отказывать в визе… вот их в такой занесли… а главное (кладёт яблоко на стол), это яблочко на столе я оставила, почему отец его не прибрал?.. Мог ведь отложить, спрятать… значит, был смысл и в этом… ну да ладно, я, в принципе, вот вас зачем вызвала…
Мужчина в синем костюме. Послушайте… я все-таки позволю себе высказать сомнение, та ли вы, за кого себя выдаете…
Женщина-проповедник. Выдают корову… замуж! А я – это я! Ну почему, почему всегда одно и то же?! Вы же доверяете жене, когда она говорит: ты у меня самый лучший! Нет, не доверяете? Но ведь ничего с этим поделать невозможно, правда? Не пойдёте же вы проверять, с кем она до вас, и каков он в постели! Есть вещи, которым не требуется доказательств, потому что… потому что карты так легли!!! Я вам больше скажу (переходит на шёпот): в этом мире ничего не требует доказательств, это его главный закон… так он был задуман, – никто ни перед кем не отчитывался, кулаком в грудь не бил и ничего не доказывал, этот мир вот так просто возник… так и закончится, – не оправдываясь, не извиняясь (орёт)– и ничего никому не до-ка-зы-ва-я!!!!!!!
Женщина-проповедник. Братья и сёстры… Вы никогда не думали, почему нам запрещают брать в самолёт дезодорант?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Визы, паспорта, нам выдают документы, которые снова и снова проверяют!
Хор. Снова и снова проверяют!
Женщина-проповедник. Государство не доверяет нам!
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. А что если все мы и вправду представляем опасность?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Братья и сёстры! Откроем журнал «Форбс»! Вот портреты самых опасных. Просто они этого пока не знают! Потому что нет рядом женщины, которая может попросить! Не бриллианты, не дорогое манто и авто! А что-то другое, очень опасное… например, остаться один на один с Богом! Когда никого больше не будет! А!? Ты один на один с Создателем! Что для этого нужно сделать?
Хор. Что?
Женщина-проповедник. Помните Архимеда? Парень, у которого был самый длинный рычаг!
Хор. Самый длинный!
Женщина-проповедник. Что он искал? Точку опоры! Архимед говорил: дайте мне точку опоры, и я сковырну эту землю! Очень опасный грек! Всё время искал, куда бы пристроить свой рычаг, чтобы сковырнуть эту землю! Братья и сёстры! Закроем журнал «Форбс»! Эти люди не представляют никакой угрозы! На них сваливаются нефтяные вышки и газовые месторождения, они продают и перепродают, они имеют всё и всех, но они безопасны! Потому что их рычаг… Их рычаг не в том месте! Дорогие братья и сёстры! Выключите свои мобильные телефоны и запомните: всегда надо думать, куда вставлять свой рычаг, если хочешь сковырнуть эту землю!
В паб входит пожилой мужчина. Месса прерывается, женщины рассыпаются по пабу. Мужчина неторопливо оглядывается по сторонам, замечает стол с табличкой «Reserved», уверенно направляется к нему, садится, замечает фигуру святого, задумывается, складывает руки в молитве.
На пороге паба показывается мужчина в синем костюме. Он нервничает и постоянно озирается, идёт к столу с табличкой «Reserved», усаживается рядом с пожилым мужчиной, так же принимает молитвенную позу.
Мужчина в синем костюме. Нелепо… я и не думал сюда ехать… но день так сложился, у меня обычно – целый день столько дел, – одних телефонных разговоров с вами на полдня… а тут… телефон молчит… ни совещаний, ни происшествий, все равно день как-то надо было убить…
Пожилой мужчина. А я сразу решил поехать… мне показалось, что это провокация… может быть, сегодня всё здесь закончится трагедией, но меня это не пугает!.. Знаете, обо мне только и говорят, что я не на своём месте, – не дотягиваю… так вот, если меня найдут здесь (вскакивает, встает перед столом, резко ложится на пол, как жертва, закинув одну ногу на стол), решат, что я стал жертвой заговора, а значит, я был на своём месте, раз был заговор, и меня убили! А может, даже решат, что меня прикончили те, с кем я всех призывал бороться, а значит, они есть, и мне, наконец, поверят…
Мужчина в синем костюме. Нет, мне это всё не нравится, особенно теперь, после ваших слов… Мне никому ничего доказывать не надо, да и вам я не советую… время всё расставит по своим местам, – что мы делали, с кем боролись, правы не правы… пусть потомки парятся! Напишут учебники, снимут кино про нас… как-нибудь облагородят, отшлифуют… (Встает, наклоняется к лежащему мужчине, помогает ему подняться.) Мы с вами попали в историю, а значит, пусть пройдёт время – а сейчас даже и не пытайтесь оправдываться, никому ничего не докажете, только в очередной переплёт попадёте, – мало вам книжек про вас, юмористических! (Оба усаживаются.) Я вот даже жене своей не могу ничего доказать, на всё огрызается, на малейшие замечания, – попросил, вчера только, колготки после стирки не развешивать над ванной попросил, я, когда лежу, – они надо мной висят, носками вниз, я не могу, у меня тело чешется, когда они носками вниз на меня показывают, а сегодня опять развесила, говорит, где мне их сушить? На кухне?.. Родной человек, а понять не может, что у меня тело чешется от ее привычки…
Со стороны кухни в паб выходит мужчина спортивного телосложения в светлой куртке. В его руках две горящие свечки. Мужчина проходит к столу с табличкой «Reserved», ставит свечки напротив двух других мужчин.
Мужчина в куртке. Простите, я опоздал, – у меня шофёр глухонемой, я ему адрес всегда на листочке пишу. Когда в чужой стране, очень много времени уходит, пока толком нарисуешь маршрут… (Ищет стул, чтобы сесть рядом с мужчинами, но для него стула нет.)
Пожилой мужчина. Я думал, хотя бы вы не приедете!
Мужчина в куртке. Почему же? (Уходит к барной стойке, берёт там стул, возвращается.)
Пожилой мужчина. Ну как же! Бред ведь полный! Полный ведь бред!
Мужчина в куртке. Ну и что! Вы же приехали, я думаю, что мы теперь тоже можем, в свете наших новых взаимоотношений, мы теперь можем поступать как вы, даже в бред верить… (Встает позади мужчин, резко проталкивает между их стульями свой стул.) Хотя, конечно же, верим мы не в бред, мы, вообще, верить стали, у нас этому теперь много внимания уделяется, поэтому я здесь просто обязан был появиться! (Садится.)
Мужчина в синем костюме. Чтобы проверить?
Мужчина в куртке. Что?
Пожилой мужчина. Веру…
Мужчина в куртке. Я здесь, потому что ничем от вас не отличаюсь, и когда вы все это поймёте, когда научитесь разговаривать на равных с теми, кого считали не такими, как вы, тогда вы поймёте, что мы – такие, как вы!
Мужчина в синем костюме. Давайте без вот таких вот словесных ловушек, я уже наслушался сегодня от жены!
В зал выходит совсем круглый мужчина – то есть у него круглое лицо, круглое тело, поэтому он круглый. Мужчина одет в чёрные брюки, белую рубашку с коротким рукавом. Еще на мужчине усы и бабочка. Круглый идёт к столу, недовольно оглядывает посетителей, вдруг охает, прячет табличку с надписью в карман, расплывается в нарочито приветливой улыбке.
Круглый. Здравствуйте!
Все. Здравствуйте.
Круглый. Какая честь для меня… я вас узнал, а потом не поверил, потому что нигде про то, что вы придёте ко мне, нигде не писали, ни в одной газете, которую я читаю. И спецслужбы меня не проверяли до вашего появления, поэтому я и сейчас не верю, что это вы.
Пожилой мужчина. Это мы, но об этом никто не должен знать, пока мы не уйдём.
Мужчина в куртке. И после тоже.
Круглый. Хорошо, об этом никто не узнает! Что ж… вот меню…
Щёлкает пальцами, от барной стойки к круглому подходят три женщины, они раздеваются на ходу, бросают на стол детали своего туалета – лифчик, топ и чулки.
Все. (С изумлением.) Спасибо…
Круглый. Прошу сразу обратить внимание (подходит к пожилому мужчине, разворачивает перед ним лифчик), – вот то, что напечатано под флагами стран членов европейского содружества, – это блюда для туристов, – мы их готовим совсем плохо, это вы не читайте (подходит к мужчине в синем костюме, разглаживает лежащий перед ним чулок), а на первой странице бумажечка вклеена, там карандашом нацарапано, – это для своих, – морские блюда, овощные супы – это мы готовим очень вкусно, потому что умеем!
Пожилой мужчина. (Вертит в руках лифчик.) Хорошо, я буду виски…
Мужчина в синем костюме. (Отодвигая от себя чулок.) Я гиннесс…
Мужчина в куртке. (Изучает топ.) А я суп…
Круглый. (Оживляясь.) Овощной?
Мужчина в куртке. Суп-крем грибной…
Круглый. Хорошо… (Про себя.) Туристы!..
Щёлкает пальцами, к столу слетаются все женщины и сбиваются в одну стайку.
Круглый. Вот эти женщины будут вам готовить… Я их всегда показываю клиентам, не думайте, что это из-за вас… Нет, я считаю, – каждый, кто пришёл поесть в чужое место, обязан видеть, кто ему будет готовить! Вашим желудкам предстоит переваривать чужую фантазию, чужое усилие, чужую усталость… Раз уж вы рискуете, значит, имеете право хотя бы видеть, кто именно готовит для вас, открывает бутылки и разливает! Вас устраивают эти женщины?
Женщины набрасываются на посетителей, гладят и раздевают их и себя, как будто исполняют танец-консумацию.
Мужчина в синем костюме. (Кричит, как будто просит о помощи.) Наверное, мы вам ответим после… после того, как поедим…
Круглый. Все так говорят, а потом забывают… (Делает женщинам знак, те оставляют мужчин, возвращаются к барной стойке.)
Пожилой мужчина. (Поправляет на себе одежду.) Поразительно! Так во всех ресторанах происходит?
Мужчина в синем костюме. (Застёгивает рубашку.) Наверное… это обычный ресторан, хотя на вывеске какое-то странное слово – паб!
Мужчина в куртке. Насколько я помню, – в пабах просто пьют, стоят, галдят и пьют… в пабах не… еб… не готовят…
Бежит к барной стойке за своей курткой.
Мужчина в синем костюме. Да? Не готовят?
Пожилой мужчина. (Замечает следы помады на лице мужчины в синем костюме, с силой вытирает их.) Ну, что ж вы?! Это ж как никак – ваше – национальное! Вот я точно знаю, что в Макдональдсах – готовят!
Мужчина возвращается со своей курткой, проверяет карманы, находит в одном из них сигаретку.
Мужчина в куртке. Нет, в пабах только разливают, разливают и галдят, – моя машина однажды в пробке стояла, в Лондоне… (закуривает). А на улице – жара… плюс тридцать семь, конец рабочего дня… и вот такой паб, значит, прямо напротив дороги (затягивается, медленно выпускает дым).
Мужчина в синем костюме жестом просит у мужчины в куртке сигаретку, затягивается.
Мужчина в синем костюме. (Закатывает глаза.) Паб…
Мужчина в куртке. А вокруг люди, с кружками… и орут, и орут…
Мужчина в куртке забирает сигаретку, хочет затянуться, но видит, что пожилой мужчина тоже хочет курнуть. Мужчина в куртке передает пожилому сигаретку.
Мужчина в куртке. Я окно-то закрыл, невозможно, шум какой стоял… в первый раз шофёру своему глухонемому позавидовал… нет, во второй…
Пожилой мужчина. (Затягивается.) А когда в первый?
Мужчина в куртке. Когда президентом стал…
Все смеются.
Мужчина в синем костюме. (Как будто в забытьи.) Надо же… только пьют и галдят… Неужели нельзя просто молча посидеть, посмотреть друг другу в глаза, подумать, в конце концов… съесть что-нибудь горячее и подумать снова…
Мужчина в куртке. (Резко.) Горячее у вас в пабах не готовят, поэтому никто и не думает!..
Мужчина в синем костюме. (Возвращается в реальность.) Да, мне докладывали, что у нас с национальной… с национальной кухней не всё в порядке… но чтоб до такой степени…
Пожилой мужчина. Слава Богу, в Макдональдсах полно горячего!
Из-за барной стойки появляется бородатый мужчина в военном кителе и фуражке. Внешне он напоминает Фиделя Кастро. Его нога прикована цепью к барной стойке. Гремя цепью, мужчина подбегает к столу.
Мужчина в кителе. Не дышите! (Задувает свечи, тужится, издает неприличный нутряной звук – над столом загораются лампы).
Мужчина в кителе. Дышите…
Пожилой мужчина. Спасибо, конечно, но здесь светло!
Мужчина в кителе. Вы уверены? (Отходит от стола к будке для исповеди, издает тот же неприличный звук – над будкой загораются лампы.)
Мужчина в синем костюме. Да!
Мужчина в куртке. Мы уверены!
Мужчина в кителе. А мне показалось, здесь темно! (Выбирает новое место, издает звук – зажигает свет.)
Мужчина в куртке. Вам показалось! Нам не нужен огонь!
Мужчина в кителе. Но это не простой огонь! (Шепчет). Я… я украл его… (Издает звук – свет загорается над барной стойкой.)
Пожилой мужчина. Что за бред!
Мужчина в синем костюме. Послушайте, здесь полно света, – нам не нужен ваш огонь, тем более – ворованный!
Мужчина в кителе. Во весь голос. Это Олимпийский огонь! И я его украл! (Издает такой мощный звук, что загораются даже свечи на столе.)
Возникает пауза. Посетители переглядываются.
Мужчина в куртке. У кого вы его украли? У Зевса?
Посетители смеются.
Мужчина в кителе. Я работал бортпроводником авиакомпании «Малев». Надёжная русская авиакомпания с хорошей венгерской кухней. Знаете, когда на борту – дети, в мои обязанности входило… Входило… Выносить детям подарки… Разукрашки всякие, карррандашики! На… на! (Достает из кармана гранату, протягивает ее посетителям. Мужчина в синем костюме не берёт её. Мужчина в куртке тоже отрицательно кивает головой. Только пожилой мужчина доверчиво принимает гранату, смеется, выдёргивает чеку.)
Пожилой мужчина. Как познавательно!
Мужчина в кителе. (Зажимает гранату руками пожилого.) Ты что?! Держи, не разжимай!.. Однажды на мой рейс выпала перевозка Олимпийского огня в страну Восходящего Солнца. Спортсмены, которых удостоили чести везти огонь, охрана, – все они стали напиваться, как только самолёт набрал нужную высоту. Один спортсмен всё время держал факел в руках, даже когда пил. Уже перед самой посадкой, он вставил факел в специальную подставку и вышел в туалет. Все вокруг давно спали. Тут-то мне и пришла в голову мысль украсть этот огонь и подарить его людям, простым людям. Пока никто не видел, я зажёг свой факел от Олимпийского огня, а их факел я задул и затем снова зажёг от своей зажигалки! Олимпийские рекорды, золотые медали, улыбки победителей, слёзы проигравших, гимны, флаги, – весь этот искусственный мир теперь будет освещать мой огонь из зажигалки, а я буду разносить настоящий Олимпийский огонь в обычные дома обычных людей, и пусть их простые человеческие слёзы, настоящие улыбки, переживания и заботы, пускай всё это освещает священный огонь!
(Мужчина в кителе сдёргивает с подбородка бороду, снимает фуражку, подходит к краю сцены, – всем своим видом и интонацией он дает понять, что театр закончился.)
Я каждый день встаю в семь утра! А ложусь в одиннадцать вечера! Отвожу детей в школу, забираю бельё из прачечной, сдаю бельё в прачечную, покупаю таблетки, пью таблетки, выношу мусор, мусорю, а затем снова выношу мусор! Каждый день!!! Вот он настоящий Олимпийский рекорд – проживать эту жизнь, ходить на работу, водить самолёт и умудряться не врезать его в какой-нибудь небоскрёб от грустных мыслей и плохого настроения! И таких олимпийцев – миллиарды: официанты, строители, офисные работники… Нам подарили жизнь, но забыли наделить ее смыслом! И вот мы мучаемся от такого неполноценного подарка! Мы стали сами придумывать этот великий смысл, мы даже стали выбирать людей, которые должны за всех за нас думать как нам жить! Но чаще всего они придумывают как нам умирать! Мы греемся от искусственного света плазменных телевизоров и мечтаем о том бреде, которым пичкают нас оттуда. Придуманные судьбы киногероев, Олимпиады, новости – мы верим в то, чего нет, переживаем за тех, кто никогда по-настоящему не страдал! Наши души блуждают в потёмках, наш разум засыпает, потому что нет настоящего света на земле! Но я дарю его людям! Дарю, чтобы никто не спал! (Поворачивается задом в зрительный зал, издает оглушительный звук, – в зале загорается яркий свет.) Посмотрите! Этот свет делает всё вокруг таким простым и понятным! Видите? Я уже вижу (смотрит в зрительный зал), я вижу лица настоящих героев! Они еще только открывают глаза, щурятся, им неприятно… так всегда бывает, когда после темноты начинаешь видеть свет!
(Подбегает к пожилому мужчине, выхватывает у него гранату, бежит к барной стойке, перепрыгивает через неё, – раздается звук взрыва, но ничего не рушится и не сгорает.)
Пожилой мужчина. Как всё сложно и непонятно…
Мужчина в куртке. Чего он хотел? Чтобы стало светло?
Пожилой мужчина. У меня все равно плохое зрение! Мне что при свете, что без света!
Мужчина в синем костюме. Мне этот свет тоже не помог! Я до сих пор не могу понять: почему это паб? Вот меню, значит, здесь готовят…
В зал выходит круглый владелец паба с приборами. Он замечает горящие лампочки, начинает ходить по залу и тушить их – дует, и они гаснут.
Круглый. (Ворчит.) Зачем? Приходишь в чужое место, – зачем наводить свои порядки?! (Дует). Вы здесь всего лишь гости… вы ничего не измените… (дует)… тут как всё было, так и останется…
Мужчина в куртке. Это не мы!
Пожилой мужчина. Какой-то полоумный! Решил, что здесь темно, хотел сделать как лучше…
Круглый. Благими намерениями выстлана дорога в ад!
Круглый что есть силы дует в зрительный зал – там гаснет свет. Владелец паба подходит к столу, плюёт на пальцы, тушит одну свечу, подносит руку к другой.
Мужчина в куртке. Оставьте, пускай себе горит, нам будет приятно… Тем более нам сказали, что это Олимпийский огонь!
Круглый оставляет свечу гореть, раскладывает на столе приборы.
Круглый. Олимпийский… кому он нужен, да и во что теперь превратилась ваша Олимпиада! Медали вручают, потом отбирают, все спортсмены – на игле!.. Олимпиада… Даже террористам она неинтересна!
Мужчина в синем костюме. Послушайте… как вас…
Круглый. Зовите меня – отец. Меня здесь все так называют… может, потому что я добрый, или моя кухня очень напоминает домашнюю…
Мужчина в куртке. А имя у вас есть, мне хотелось бы узнать ваше имя…
Отец. Имя у меня есть… обычное имя… мне больше нравится – «отец»… туристы придумали, может, даже в насмешку, а мне понравилось… может же быть и у меня какая-то радость… доставьте мне удовольствие, называйте меня отцом…
Мужчина в синем костюме. Хорошо, послушайте… отец… почему же ваше заведение называется «Паб», ведь в пабах не готовят…
Отец. Да? Но видите ли… Здесь так много туристов… вообще-то моё заведение правильнее называть «Паштелярия» – это по-нашему вот такой вот ресторанчик так и называется, но кому что скажет такое название? Никому и ничего! А вот паб – это слово интернациональное! Представьте себе, – идёт вот с прогулки обычный такой турист или нелегал, идёт и есть хочет, а кругом одни паштелярии, – и вдруг – паб, у него аж крылья от счастья вырастают, и так он радуется родному слову, что и меня отцом готов называть!
Мужчина в куртке. То есть вы обманываете народ, главное, чтобы все к вам шли!
Отец. Главное получать то, чего хочешь, а хотим мы того, чего, к сожалению, не заслуживаем! Но я все равно принесу вам ваш заказ, потому что вовсе и не важно, паб это или нет, важно то, что вы хотите гиннесс, виски и суп-крем грибной, и это всё у меня в моём пабе есть! (Недовольный отец уходит.)
Пожилой мужчина. Взял приборы зачем-то разложил… зачем мне вилка? (Берёт нож в руки.)
Мужчина в синем костюме. Это видите – такое к нам грубое обращение, потому что мы нарушили наш привычный имидж… Вокруг нет охраны (пристально смотрит на мужчину в куртке, тоже берёт нож), фотографов, его никто не проверял, – вот он и наглеет… отец!
Пожилой мужчина. (Опасно размахивает ножом.) Да, я давно заметил, стоит отклониться от своего образа – и всё, – с тобой никто не считается… Я с ужасом думаю о том времени, когда мне придётся, придётся уйти с поста… столько, столько подонков, которые не церемонятся с тобой даже сейчас, поливают грязью… (надвигаясь с ножом на мужчину в куртке) у вас много… много хороших идей, например, как сделать так, чтобы в журналистику не попадали подонки, которые пишут о чём хотят! Нам бы поучиться у вас…
Мужчина в куртке. Отодвигаясь от пожилого. Да, с этим у нас всё в порядке… хорошее образование и строгие экзамены… вот подонки и не попадают в журналистику!
Мужчина в синем костюме. Да перестаньте, ладно! Строгие экзамены… просто у вас нет демократии, поэтому и подонков мало! (Заносит нож над мужчиной в куртке.)
На мгновение свет в пабе выключается. Когда свет включается, на месте мужчины в куртке оказывается женщина-проповедник, из ее шеи и рёбер торчат рукоятки ножей. Опешивший мужчина в куртке сидит на краю стола. Двое других мужчин резко отдёргивают руки от ножей.
Женщина-проповедник. Простите, я прерву вашу нелепую беседу! Время, время поджимает… Что? Что вы опешили? Да, это я… Я назначила вам встречу!
Мужчина в куртке. Просто вы так, из ниоткуда…
Женщина-проповедник. Правильно, я как раз оттуда… (Выдёргивает из своего тела ножи, кидает их на стол.) Да, если б про нас писали пьесу, для вашего появления пришлось бы сочинять длинные ремарки, как вы вошли, оглядывались, а для моего появления никаких ремарок не нужно, – я из ниоткуда, ну, что ж, – к делу! Так, стоп, что вы так на меня уставились?
Пожилой мужчина. Нет, просто…
Женщина-проповедник. А что вы ждали – такого (делает рожки), с копытами?! Нет это спецэффекты, это дорого… Но у меня тоже – грудь недешёвая, – потрогайте, как своя! (Опрокидывается на мужчину в синем костюме, хохочет.) Кожа, ножки… Знаете, сколько сейчас это стоит, так что не расстраивайтесь…
Мужчина в синем костюме робко трогает то одну, то другую грудь женщины, пожилой гладит ее ноги, мужчина в куртке постукивает по сапогам женщины, как будто действительно хочет найти копыта. В зал выходит отец с подносом. Он начинает раскладывать на столе сыр, хлеб и масло. Все смущаются, одёргиваются, женщина смеется.
Мужчина в куртке. (К отцу.) Простите, но, я просил суп-крем…
Отец. Да, я помню, но у нас традиция, – любая еда начинается с кусочка свежего хлеба и ломтика козьего сыра…
Женщина-проповедник. Круто, да! Я поэтому эту страну для встречи выбрала… столько милых традиций, не прописанных в меню, и стоят эти традиции от силы один евро… так, отец, прими мой заказ – я хочу кальмары на гриле с брокколи…
Отец. Так…
Женщина-проповедник. И карамельный мусс…
Отец. (Закрывает глаза, проговаривает вслух, пытаясь запомнить.) И карамельный мусс…
Отец уходит. Возвращается.
Отец. Еще раз: кальмары на гриле и карамельный мусс?
Женщина-проповедник. С брокколи!
Отец. И карамельный мусс?
Женщина-проповедник. И карамельный мусс…
Отец уходит.
Женщина-проповедник. Правда, он хороший? Правда? Его, представляете, все называют отцом! Да! Он потому что такой, знаете… (оглядывается, замечает, что отец смотрит на нее из глубины паба) одним словом, хороший, и с этим не поспоришь! Он ведь даже так просто посмотрит на человека и сразу понимает, что тот будет…
Пожилой мужчина. Есть?
Женщина-проповедник. И есть тоже! Хотя, конечно, от настроения зависит… иногда он очень строгий бывает… да… вот однажды, заходит сюда парочка, украинцы-туристы, есть такая далёкая страна Украиния, так вот с этой страны, двое, он и она… бродили, видимо, по городу, бродили и заблудились… стали у отца спрашивать, где они находятся… отец им всё объяснил, даже карту подарил, с фотографиями самых исторических мест… попросились украинцы в туалет, – разрешил отец, раз приспичило, не стал отказывать… как закончили, пошли украинцы к выходу, и эта стерьва видит, что отец отвернулся, – яблочко со стола хвать – и себе в сумочку закинула! Ну тут отец не выдержал, как заорёт на них… (Из глубины паба раздается грозный крик отца: «Что ж это такое, делаешь вам, делаешь добрые дела, а вы судьбу искушаете!!!») Да… хотя что ж такого… яблочко, можно было и простить… (Достает из кармана яблоко, протягивает посетителям, они отнекиваются, сама откусывает.) О, чарвивое! Такое после дело завертелось… с позором их погнали отсюда, фамилии в список занесли, знаете, есть такой список, кому будут отказывать в визе… вот их в такой занесли… а главное (кладёт яблоко на стол), это яблочко на столе я оставила, почему отец его не прибрал?.. Мог ведь отложить, спрятать… значит, был смысл и в этом… ну да ладно, я, в принципе, вот вас зачем вызвала…
Мужчина в синем костюме. Послушайте… я все-таки позволю себе высказать сомнение, та ли вы, за кого себя выдаете…
Женщина-проповедник. Выдают корову… замуж! А я – это я! Ну почему, почему всегда одно и то же?! Вы же доверяете жене, когда она говорит: ты у меня самый лучший! Нет, не доверяете? Но ведь ничего с этим поделать невозможно, правда? Не пойдёте же вы проверять, с кем она до вас, и каков он в постели! Есть вещи, которым не требуется доказательств, потому что… потому что карты так легли!!! Я вам больше скажу (переходит на шёпот): в этом мире ничего не требует доказательств, это его главный закон… так он был задуман, – никто ни перед кем не отчитывался, кулаком в грудь не бил и ничего не доказывал, этот мир вот так просто возник… так и закончится, – не оправдываясь, не извиняясь (орёт)– и ничего никому не до-ка-зы-ва-я!!!!!!!