Почувствовав себя тепло и безопасно в ее объятиях, собачонка бросила на меня последний высокомерный взгляд, закрыла глаза и засопела.
   — Вы помните название клуба одиноких сердец?
   — Конечно, «Клуб счастья Аркрайта». Я спросила Пэтти, не руководит ли им некий Ной Аркрайт , потому что он был настоящим экспертом по части распределения на парочки, но ей это совсем не показалось забавным.
   — Мне тоже, — честно признался я, — но я уверен, что ваш Бобо посмеялс бы от души.
   — Вы ужасный человек! — воскликнула она, прижимая к себе собачку с такой силой, что та недовольно взвизгнула во сне. — В человеке, который не любит собак, всегда есть что-то порочное, — заявила Долорес. — Это безошибочный признак.
   — Вы называете это существо собакой? — Я был искренне удивлен. — Золотко, единственная разница между вашим песиком и любым другим объектом вашего самовыражения заключается в том, что Бобо покрыт мехом. Мне не нравится не собака, а то, что вы с ней сделали.
   — Почему бы вам не убраться отсюда ко всем чертям, лейтенант? — процедила она сквозь зубы. — Вы закончили свои вопросы?
   — Полагаю, что на сегодня я закончил, — ответил я, — но, скорее всего, еще вернусь.
   Я успел приоткрыть дверь, когда она снова заговорила, очевидно, любопытство на минуту перебороло ее антипатию ко мне.
   — Разве это уж так важно, лейтенант? Я имею в виду, почему Пэтти покончила с собой. Ведь теперь никто ничего не может поделать с этим, не так ли?
   — Вопросы-то у нас стандартные, — небрежно бросил я, а потом повернулся и посмотрел ей в лицо. — Вы когда-нибудь задумывались с вашим этим «одинокие — это легенда», что, если бы вы проявили к ней хотя бы одну десятую той привязанности, которую уделяете этой собачонке, она до сих пор могла бы жить и радоваться жизни?
   Мускулы на ее лице напряглись, когда она взглянула на меня. Потом пес проснулся, ибо его яростно сбросили с коленей. Возможно, оно и к лучшему, Долорес могла бы его раздавить в припадке ярости.
   — Это всего лишь мысль, — вежливо пояснил я, затем прикрыл за собой дверь, пока она не очухалась и не запустила в меня чем-нибудь тяжелым.
   Выходя из клуба, я взял шляпу и бросил пару долларов девице, чтобы доказать ей, что я большой транжира, хотя ночь еще только начиналась.
   Оказавшись на улице, я остановился и еще раз присмотрелся к афише при красном свете неоновых трубок. Стоял не менее пяти секунд, от недавнего ностальгического настроения не осталось и следа. Потом я решительно зашагал к своему «остину-хили» и успел вернуться домой как раз к десяти.
   Я поставил «В ночные часы» Синатры и приготовил себе выпивку. Сидя в кресле, вслушиваясь в величайшую вокальную интерпретацию «Голубого настроения», которую я когда-либо слышал, я внезапно почувствовал, что стены комнаты слегка сжались. Мне страшно захотелось раздвинуть их на пару футов в стороны. Время принадлежало мне самому, я мог выбирать. Я мог вот так сидеть и пить всю ночь, мог лечь спать, так какого черта у меня появилось такое подавленное настроение? Еще пара стаканчиков, подумал я, и черт с ней, с этой Разящей наповал Долорес.
   После этой спасительной мысли я лег спать.
   На следующее утро, хотя яркое солнце лилось в мои окна, настроение мое не улучшилось. Пару секунд я подумывал, не отправиться ли мне прямиком в офис, но мысль о физиономии шерифа Лейверса, погруженного в чтение моего рапорта по делу Джефферсона, отвратила меня от этого. Человек должен смотреть прямо правде в глаза, а правдой было то, что я мучился от одиночества. Человек должен рассуждать логически, а логика подсказывала, что надо что-то предпринимать в этом отношении. Не сиди и не вздыхай, приятель, отправляйс туда и сделай все, что в твоих силах. Тебе нужно это сомнительное заведение одиноких сердец? Ну так разыщи его.
   Я нашел «Клуб счастья Аркрайта» примерно через час на тринадцатом этаже здания в центре города, однако возможно, что номер этажа был чистой случайностью. Я знал одного парня, который когда-то провел неделю в Майами с приятельницей своего лучшего друга тоже по чистой случайности: они заказали один и тот же номер в одной и той же гостинице. То, что случилось с моим бывшим лучшим другом, могло случиться и с «Клубом счастья Аркрайта», могло случиться даже с собакой, с самой паршивой дворняжкой, — и я вернулся снова к Долорес Келлер.
   Внутри офиса я почувствовал себя немного разочарованным, потому что он выглядел примерно так же, как любой другой офис: ни тебе розовых купидонов из пластмассы, намеревающихся выпустить стрелу в самый деликатный участок чьей-то анатомии, ни тебе даже вазы, наполненной сердцами и цветами. Затем впервые взглянул на секретаршу в приемной, сидевшую за большим письменным столом, и совершенно неожиданно мое сердце запело, может, и не в тон, но оно таки пело!
   Она была брюнеткой с довольно небрежной прической и удивительно красивым загаром, буквально созданным для знойного великолепия ее лица. А когда она взглянула на меня, я убедился, что взгляд ее был добрым и ласковым. Мне ничего не стоило представить себе ее совершенно обнаженной на фоне восхитительного тропического рассвета, а затем вообразить, как она ныряет в кристально прозрачную воду, чтобы достать для меня еще несколько драгоценных жемчужин до завтрака.
   — Доброе утро, — произнесла она вибрирующим, чуть хрипловатым голосом, именно таким, каким должно было изъясняться это чудесное создание.
   — Ух! — с героическим усилием выдохнул я.
   — Садитесь, пожалуйста! — Эти два слова в ее исполнении прозвучали как самая настоящая любовная серенада. — Я — Шерри Рэнд, а вы, мистер?..
   Я тяжело плюхнулся в ближайшее кресло, и оно вздохнуло совсем как пассат, теребящий пальмовые листья.
   — Уилер, — неразборчиво пробормотал я. — Эл Уилер.
   Она улыбнулась, и зубы ее были словно бесценные жемчужины, и какого черта мы с ней делали в этом душном офисе, когда нам следовало плыть на каноэ по таинственной реке, я не мог объяснить.
   — Пожалуйста, не стесняйтесь, — принялась она уговаривать меня. — К нам приходят сотни людей по той же самой причине, что и вы. Все они милые, симпатичные люди, но они одиноки и хотят познакомиться с другими одинокими людьми, однако не знают, как это сделать, поэтому обращаются к нам. Как вас зовут, извините, я не разобрала? Мистер Хупер?
   — Хупер? — В одно мгновение куда-то исчез тропический рай. Я в негодовании посмотрел на нее. — Уилер! Неужели я похожу на парня, страдающего приступами удушливого кашля по утрам?
   — Крайне сожалею, мистер Уилер! — Ее нижняя губка слегка выпятилась, а шелковая блузка выразительно приподнялась, когда она глубоко вздохнула. — Вы сначала говорили слегка неразборчиво, мистер Уилер, но, надо признаться, быстро справились со своей нервозностью. — Ее голос по-прежнему звучал бодро, но сейчас в нем стали проскальзывать более сухие нотки. — Скажите, пожалуйста, чем мы можем вам помочь, мистер Уилер? Полагаю, что вы ищете милую девушку, возможно, с планами дальнейшей женитьбы, и мы с радостью поможем вам найти именно то, о чем вы мечтаете. У вас имеются какие-то особые вкусы в этом плане?
   — Вы хотите сказать, что я должен сообщить размеры, как это делается, если ты заказываешь воскресный костюм? — заинтересовался я.
   — Мы не гарантируем, что отыщем в точности девушку вашей мечты, мистер Уилер, — осторожно ответила она, — но, как правило, нам удается выполнить почти все пожелания.
   Несколько секунд я обдумывал, что сказать, затем произнес:
   — Девушка, которую я ищу, должна быть персиковой блондинкой. Не цвета меда, не соломы, не рыжеватая, именно персиковая. Я хочу, чтобы она выглядела экзотической, но одновременно простой, домашней. К Тому же она должна быть богата, уметь хорошо готовить и всегда носить нарядное белье.
   Шерри Рэнд довольно долго смотрела на меня в каком-то оцепенении, потом ее лицо расплылось в улыбке, и она залилась веселым смехом:
   — Вы уверены, что вы не Хупер, а?
   Веселье есть веселье, но приходит время заняться делом, как сказал жених, когда ему пришлось отказаться от партии в скрэббл в первую брачную ночь.
   — Я коп, — объяснил я виноватым тоном, — так что называйте меня не «мистером», а лейтенантом.
   Она перестала смеяться и осторожно воззрилась на меня, очевидно пытаясь понять, не разыгрываю ли ее и на этот раз.
   — Вы офицер полиции?
   — Я понимаю, что это звучит довольно глупо, — признал я, — но все лучшие копы перебрались работать в Голливуд на телевидение, так что тут, в Наин-Сити, приходится обходиться копами второго сорта, вроде меня.
   — Вы на самом деле лейтенант полиции?
   — Мне даже дали значок!
   Я положил его на стол перед ней, и она уставилась на него, как будто это была трехдолларовая купюра.
   — Я не понимаю, лейтенант, — наконец пробормотала она, на ее лице сохранялось удивленное выражение. — Здесь у нас вполне законное учреждение, и у нас никогда раньше не бывало…
   — Ну что же, в любом деле бывает первый раз, — произнес я успокоительно. — Я просто хочу навести справки о вашей бывшей клиентке Пэтти Келлер.
   — Полагаю, вам лучше поговорить с мистером или миссис Аркрайт, — с сомнением в голосе произнесла она.
   Я ждал, пока она сообщала по телефону о моем приходе и намерениях приглушенным голосом, который мог бы с успехом позаимствовать владелец похоронного бюро. Наконец она опустила трубку на рычаг и сказала, что мистер и миссис Аркрайт незамедлительно повидаются со мной и что мне следует войти в дверь налево.
   Я послушно открыл дверь слева и вошел в маленький, но аккуратный офис. На этот раз на столе таки стояла ваза с увядшими гвоздиками. Впрочем, цветы были под стать всей обстановке: занавесям, ковру, картине — все это выгорело и поблекло. Мистер и миссис Аркрайт сидели за письменным столом, уподобляясь выцветшей фотографии в семейном альбоме; у меня возникло неприятное чувство, что хлопни любого из них хорошенько по плечу, все, что от него останется, — это облако пыли.
   Мистер Аркрайт был маленьким круглолицым субъектом в очках без оправы и с жалкими остатками волос, осторожно зачесанными назад, чтобы максимально прикрыть лысину. Он был облачен в немного помятый серый костюм, который пару десятков лет назад, возможно, и считался верхом элегантности. Зато галстук из золотых, черных и красных полос сразу бросался в глаза, отчасти потому, что был затянут малюсеньким узелком на высоком, туго накрахмаленном воротничке, из-за которого шеи вообще не было видно.
   — Доброе утро, лейтенант, — произнес он скрипучим голосом, который сразу наводил на мысль, что его очень давно не смазывали. — Мое имя Аркрайт, Джейкоб Аркрайт, а это моя супруга Сара.
   Сара была очень высокой и тощей. Ее физиономия, казалось, состояла целиком из углов и впадин, а жидкие волосы были выкрашены в желтый цвет. Бесформенное черное платье висело на ее костлявой фигуре как чехол, неаккуратно натянутый на кресло с высокой спинкой. Глаза у нее были водянисто-голубыми и мутноватыми. Говорила она резким и каким-то ломким голосом, причем с таким выражением, будто привыкла выслушивать полуправду и не намеревалась терпеть никаких глупостей также и от офицера полиции.
   — Садитесь, лейтенант. — Она указала на пыльное кресло. — Шерри сказала, что у вас имеются вопросы по поводу одной из наших клиенток.
   Я уселся на выцветший кретон, слегка потертый по краям, и подумал, как человек может мечтать о человеческом тепле в подобной дыре. Сара Аркрайт с минуту внимательно смотрела на меня, затем уселась на прежнее место за столом. Ее супруг продолжал стоять подле нее, его правая рука опустилась на ее плечо в той самой позе, в которой они были запечатлены на фотографии альбомного формата, сделанной примерно в 1927 году.
   — Пэтти Келлер, — сказал я. — Она была вашей клиенткой.
   — Пэтти Келлер? — резким голосом повторила миссис Аркрайт. — Я ее не помню, а ты, Джейкоб?
   — Я, мне кажется, да. — Он откашлялся, как бы извиняясь. — Молодая, крайне застенчивая девушка, которая хотела стать актрисой. Я искренне надеюсь, лейтенант, что с ней не случилось никаких неприятностей?
   — Разве вы не читали об этом в газетах?
   — Мы не читаем газеты! — огрызнулась Сара.
   — Уже очень давно. — Джейкоб улыбнулся мне, а при наличии его слишком белых зубов это было несомненной ошибкой. — Уровень современной журналистики, лейтенант…
   — Она мертва, — холодно произнес я. — Вчера днем она выпала из окна отел на пятнадцатом этаже…
   — Самоубийство? — Толстые стекла очков усиливали впечатление слезливого сочувствия в его глазах. — Какая трагедия!
   Сара Аркрайт сцепила пальцы перед собой на столе и неодобрительно поджала губы.
   — У них нет никаких корней, — холодно заявила она. — Ни у кого. Это беда нынешнего поколения. Нет определенной цели в жизни, все ценности утеряны!
   — И Пэтти Келлер погибла вместе с ними, — не слишком любезно заметил я. — У вас имеется картотека ваших клиентов?
   — Конечно!
   Джейкоб казался шокированным при мысли, что кто-то может усомниться в их деловой аккуратности.
   — Подождите меня секунду, лейтенант, я вам сейчас ее принесу.
   Он вышел из комнаты пружинистыми шагами, которые почему-то напомнили мне белые теннисные мячики моего детства. После его ухода я достал сигарету и стал искать спичку, когда раздался возмущенный голос Сары:
   — Только не здесь, лейтенант, если вы не возражаете. Никто из нас не выносит запаха табачного дыма!
   Джейкоб вернулся очень скоро — я едва успел сунуть обратно в пачку незажженную сигарету — и принес с собой папки из толстой белой бумаги; он занял свою прежнюю позицию возле кресла супруги. В папке находилась пара листочков, аккуратно отпечатанных на машинке. Под заголовком «Пэтти Келлер» был записан ее адрес, возраст, род занятий, интересы, то, что она любит и чего не любит, — все это выглядело довольно солидно. Вторая страница показалась мне более интересной. Она была озаглавлена «Желаемый партнер» и разбита на множество вопросов и подвопросов, таких, как возраст, род занятий, финансовое положение. Это все относилось к маловажным деталям. Характер и интересы были зафиксированы со слов Пэтти: «Должен быть добрым, внимательным человеком, интересующимся искусством, и в особенности театром».
   Мое чтение прервал резкий голос Сары Аркрайт.
   — Как вы можете видеть, лейтенант, — самодовольно изрекла она, — мы не жалеем времени и сил, чтобы проанализировать желания наших клиентов, прежде чем допускаем их в нашу организацию. Именно по этой причине у нас очень высок процент успешных знакомств: более шестидесяти процентов наших клиентов заканчивают браком с лицом, с которым они познакомились через «Клуб счастья».
   — А какой процент кончает самоубийством, как Пэтти Келлер? — громко осведомился я.
   Последняя заметка в папке касалась встречи, организованной между Пэтти и неким Харви Стерном три месяца назад. Я проигнорировал возмущенное фырканье Сары на мою последнюю реплику и посмотрел на ее супруга.
   — Встреча с Харви Стерном, — сказал я. — Что вы скажете по этому поводу?
   — Это конечная запись в ее личном деле? — спросил он, слетка пискнув на последнем слове. — Совершенно верно.
   — Наша система действует таким образом, — бесцеремонно вмешалась его супруга, — мы изучаем анкеты, и если считаем, что два клиента потенциально совместимы, тогда мы организуем знакомство. И больше ничего не предпринимаем до тех пор, пока один из них или же они оба не сообщат нам, что знакомство оказалось неудовлетворительным. Раз на листке девушки последняя запись такова, значит, она нам больше ничего не сообщала.
   — А что вы мне скажете об этом Стерне? — спросил я. — Он что-нибудь сообщал?
   — Я сбегаю за его делом, — быстро сказал Джейкоб и выскочил из комнаты.
   Сара посмотрела на меня с нескрываемой враждебностью.
   — Я не понимаю, какое отношение кончина этой девицы имеет к нам или к нашему клубу! — заявила она. — Лично я расцениваю это как недозволенное вмешательство в наши частные дела, лейтенант!
   — Это ваше право, — вежливо ответил я. — Может быть, этот самый Стерн был сексуальным маньяком, и опыт первого свидания с ним вынудил девушку наложить на себя руки?
   Она продолжала издавать какие-то клокочущие звуки, выражая свое негодование, когда появился Джейкоб, на этот раз с голубой папкой.
   — Голубые для мальчиков и белые для девочек? — заметил я.
   Он снова сверкнул искусственными зубами.
   — Розовые и голубые были бы еще приятней, — пробормотал он, — но раз мы начали с белых… Я забрал у него папку.
   — А для вдов вы используете черные и серые — для разведенных?
   Джейкоб издал странный кудахтающий звук, возможно изображающий смех, потом робко глянул в сторону суровой супруги и бросился под ее крыло возле кресла. Я первым делом взглянул на последнюю запись в папке Харви Стерна и увидел, что тот прекратил бывать в клубе одновременно с Пэтти Келлер. Харви, вероятно, был одним из самых первых членов клуба, или же ему просто не везло: это свидание было примерно пятнадцатым в его списке.
   — Я бы хотел забрать с собой на пару дней эти папки, если не возражаете, — заявил я.
   — Лейтенант! — Сара выглядела возмущенной. — В этих папках содержитс конфиденциальная информация. Мы всем нашим клиентам гарантируем полнейшую тайну! Возможно, мы не имеем права…
   — Они будут помечены грифом «Совершенно секретно» и храниться в сейфе окружного шерифа. — Я улыбнулся ей во весь рот и поднялся с места. — Благодарю за помощь, миссис Аркрайт и мистер Аркрайт. Каждый раз, когда мен станет мучить одиночество, я знаю, куда мне обратиться.
   Физиономия Сары приобрела цвет ее желтых обесцвеченных волос, пока она мучительно подыскивала правильные слова для ответа. Очки без оправы увеличивали выражение полнейшей растерянности в глазах Джейкоба, так что его можно было назвать слегка свихнувшимся. В психиатрических учебниках дл такого состояния имеется какой-то специальный латинский термин, но я так и не смог его припомнить, да и вряд ли они были бы в восторге, если бы я им его сообщил.
   Я на мгновение задержался возле стола секретаря и вдохнул запах тонких духов. Закрыл глаза и вновь услышал шорох юбок, сплетенных из травы, который слышишь, когда очаровательные туземки исполняют хула-хулу.
   — Что-то случилось, лейтенант? — обеспокоенно спросила Шерри Рэнд. — Вы плохо себя чувствуете?
   Я неохотно открыл глаза, но действительность была почти так же восхитительна, как фантазия.
   — Милая, — проникновенно заговорил я, — я действительно очень одинок, но у меня не хватает смелости вступить в «Клуб счастья Аркрайта», да и потом мне думается, что после знакомства с его руководителями я не смогу быть здесь счастливым. Как вы считаете, вы лично могли бы мне как-то помочь?
   — Я не уверена, — осторожно ответила она. — Что именно вы имеете в виду?
   — Своего рода комбинацию белой и голубой папок. Обед, мой проигрыватель…
   — Находящийся у вас в квартире, конечно, — подхватила она, улыбаясь. — Подается вместе с интимным полумраком, дорогими винами и какой-нибудь удивительно мягкой кушеткой, верно?
   Я недоверчиво посмотрел на нее:
   — Кто вам это наболтал?
   — Все это является частью общепринятой системы обольщения, — сказала она, грациозно пожимая плечиками. — Если бы хоть один парень предложил мне оригинальную программу свидания!
   — Ну а что вы скажете о бурлеск-шоу? — внезапно осенило меня.
   Она мигнула несколько раз.
   — Знаете, лейтенант, я никогда не видела бурлеска, если не считать за бурлеск Масл-Бич.
   — Такая возможность бывает только раз в жизни, нельзя ее упускать… Тем более, что при вас будет гид-эксперт.
   — Я никогда не видела бурлеск-шоу, — медленно повторила она. — Ну что же, вы можете заехать за мной около восьми.
   — Назовите адрес, дабы я знал, к какому берегу причалить свое каноэ.

Глава 3

   По цветам, заполняющим витрину, ты сразу узнаешь цветочный магазин, даже если ты не удосужился посмотреть на вывеску снаружи. Мне навстречу поспешила девушка в очках в широкой роговой оправе и с распущенными прямыми волосами. На ней был форменный сиреневый халатик и туфли без каблуков. Взглянув на ее озабоченное лицо, можно было подумать, что она отвечает за плодотворную деятельность всех пчел, опыляющих летом цветы.
   — Доброе утро, — деловито произнесла она. — Букет для леди, который она приколет к платью?
   — Всего лишь разговор с владельцем магазина, благодарю, — объяснил я.
   — Мистер Стерн в данный момент страшно занят, — заявила она с важностью. — К тому же он никогда не принимает торговцев по средам.
   — Несчастный травматический инцидент с несговорчивым типом, торгующим удобрениями? — посочувствовал я. — Я лейтенант Уилер, служба окружного шерифа, меня интересуют сердца, не цветы.
   Она удалилась, осторожно пробираясь между гигантскими вазами, которыми был заставлен весь пол, пока наконец не скрылась из глаз в задней комнате. Я закурил сигарету для самозащиты от терпкой смеси ароматов, затем увидел пышущего здоровьем типа с розовой гвоздикой в петлице, который спешил ко мне, насколько ему позволяли его короткие ноги. Лицо у него было несколько расплывшимся и без единой морщинки, как будто он ежедневно бывал у массажистки, причем утром, днем и вечером.
   — Я Харви Стерн, — объявил он, чуть задыхаясь, когда остановился передо мной. — Моя ассистентка сказала, что вы из службы окружного шерифа?
   Я подумал, что голос у него соответствовал бело-розовому цвету лица. Срежь его по колено и поставь в вазу пастельных тонов, и он прекрасно впишется в окружающую обстановку, возможно, даже станет лучшим экземпляром магазина.
   — Лейтенант Уилер, — представился я. — Я бы хотел задать вам несколько вопросов о девушке по имени Пэтти Келлер.
   — Я читал про это. — Он печально покачал головой, затем извлек из кармана безукоризненно белый платок и осторожно обтер им лоб. — Потрясающа трагедия, лейтенант. Такая молоденькая девушка, у которой еще все впереди, почему ей захотелось уничтожить себя?
   Я терпеливо вздохнул:
   — Это хороший вопрос, и я стараюсь отыскать на него ответ, мистер Стерн. Возможно, вы сумеете мне помочь?
   — Я? — Удивленное выражение на его физиономии появилось чуточку поздновато, чтобы посчитать его совершенно естественным. — Почему я, лейтенант?
   — «Клуб счастья Аркрайта». Вот как вы с ней познакомились, верно?
   — Ох, это? — У Стерна был слегка смущенный вид. — Я подумал, не лучше ли нам это обсудить приватно, если вы не возражаете? Мой офис вон там.
   Я прошел следом за ним мимо отделенных стеклом зарослей орхидей, гвоздик, роз, гладиолусов через небольшую теплицу со скамьями, уставленными цветочными горшками и даже несколькими карликовыми деревцами, которые, как подумал, фигурировали только во снах маленького песика по кличке Бобо. Наконец мы добрались до офиса Стерна, он закрыл за нами дверь, и я с радостью отметил про себя, что в этом помещении нет ни одного срезанного цветка. Хозяин обошел вокруг письменного стола, имеющего форму почки, и пригласил меня сесть в одно из ультрасовременных кресел, в которые могли втиснуться лишь те люди, кого природа не наделила округлыми задними местами.
   — Догадываюсь, что членство в клубе одиноких сердец не та тема, на которую вам хотелось бы беседовать громко на людях, лейтенант? — Стерн неловко хихикнул.
   — Одинокие — это легенда, — продекламировал я нараспев и тут же объяснил, что данное изречение почерпнул из какой-то пьесы-бурлеска. Потом добавил, что я коп, а не театральный критик, меня интересует лишь Пэтти Келлер.
   — Конечно, конечно, — он с готовностью закивал, — только, к сожалению, я-то не могу вам рассказать про нее ничего особенного, лейтенант. Понимаете, я ее видел один только раз. Клуб договорился о нашей встрече, как обычно, это было около трех месяцев назад, насколько я помню, и это был единственный раз, когда я видел ее.
   — Свидание оказалось неудачным?
   — Боюсь, что так.
   Его голова удрученно закачалась, и я подумал, что лучше бы он не использовал ее таким образом, еще пять минут столь оригинальной практики — и мне потребуется успокоительное.
   — Что это была за девушка? — спросил я.
   — Она не была особенно привлекательной — внешне, я имею в виду. Не то чтобы я обращал большое внимание на наружность, должен заметить. Она просто не знала, как следует себя поэффектнее преподнести, да и одета она была неказисто. Впрочем, последнее не столь уж и важно, однако это в какой-то мере признак внутреннего конфликта.
   Я скрипнул зубами:
   — Может быть, мы перейдем к наиболее существенным вещам, мистер Стерн? У меня собственное представление об идеальной женщине, и я могу поспорить на любую сумму, что оно не более нереальное, чем ваше, так что почему бы не заняться фактами?
   — Да, сэр, — пробормотал он, с трудом проглотив комок, застрявший в горле. — Да, конечно, самое существенное… Я бы сказал, лейтенант, как мне кажется, она была мало приспособлена к окружающей обстановке. Вот это самое основное.