Страница:
Картер Браун
Смертельный блюз
Глава 1
— Подумать только, кого мы держим в режиссерах! Вы не в состоянии снять фильм в срок! Убирайтесь! Вон! Куда? На телевидение или... к черту на рога! — рычал Гугенхеймер в трубку. — Каждая неделя съемок — тысячи долларов! Вы разорите меня!
Он замолчал, слушая объяснения режиссера. Видимо, тот привел веские доводы, потому что Гугенхеймер сменил гнев на милость и закончил разговор вполне миролюбиво:
— Я согласен, ее нужно снимать от шеи и — вниз. Зритель ходит смотреть на то, что ниже талии и чуть выше пупка.
Наконец он положил трубку. Но мыслями мистер Гугенхеймер был еще на съемочной площадке.
На меня, во всяком случае, он посмотрел, как на лисицу, забредшую в стаю волков.
— Бойд? И что вам нужно?
— Ничего.
— Тогда что вы здесь делаете?
— В данный момент пытаюсь понять, зачем и для чего мне пришлось преодолеть сотни километров. Кстати, за ваш счет. А это немалая сумма!
— Что такое?! — взвился Гугенхеймер.
— Хорошо, объясняю. Я — Дэнни Бойд из фирмы «Бойд Интерпрайз». Вы вызвали меня из Нью-Йорка в Голливуд по какому-то важному делу...
Я уже почти втолковал одуревшему от дел и жары киномагнату, кто такой мистер Бойд, как открылась дверь и в кабинет продюсера вплыло очаровательное создание: белокурые локоны, белый лиф, расшитый серебристыми звездочками, белые брючки в обтяжку, надутые алые губки и грустный взгляд газели.
Она простонала:
— О, Гугги!..
Глаза газели сделались влажными.
— Что случилось, бэби? — Гугенхеймер встал и переминался с ноги на ногу, пожирая красотку взглядом.
— Эта мразь хочет, чтобы я... — глаза газели мгновенно стали сухими и злобными, — ... чтобы я ... — актриса эффектно держала паузу, — ... вошла в клетку со львом!
— Для тебя, дорогая, это пара пустяков, — улыбнулся продюсер. — Ты умеешь укрощать строптивцев. А лев... такой же, как и все мужчины, — Гугенхеймер осклабился. — Потреплешь гриву, погладишь, где надо, покормишь из своих рук...
— О, Гугги, он откусит мне пальцы! Я лишусь обеих рук! Ты хочешь, чтобы по твоей студии разгуливала Венера Милосская?! Я боюсь львов и ни за что не пойду в эту проклятую клетку.
— Ну, если ты боишься львов... — задумчиво сказал Гугенхеймер, — значит, мы подыщем другую актрису. Дорогая, ты ведь знаешь, что снимаешься в фильме о цирке. Цирк — это львы, тигры, пантеры, а не блохи и тараканы. Так что, если ты боишься, считай себя свободной. Ты уволена!
Девица задохнулась от возмущения и обиды и пулей вылетела из кабинета. А Гугенхеймер сел, зажег сигару и снова уставился на меня непонимающим взглядом.
— Итак, вы Дэнни Бойд...
— ... вызванный вами из Нью-Йорка...
— ... чтобы отыскать эту ван Равен! — вспомнил, наконец, продюсер.
— Я должен отыскать Глорию ван Равен? Ту, для чьих пышных форм нужен только широкий экран? И что Глория? Умерла, уснула, уплыла, ускакала?..
— Сбежала.
Гугенхеймер выпустил клуб дыма.
— Я потратил на нее много денег... И за это награда — головная боль!
— Звезда закапризничала? Вы мало заплатили ей? Ах нет — вы загоняли ее в клетку со львом!
— Ван Равен — высокооплачиваемая актриса. Что касается львов, то она сама прыгнула одному светскому льву на шею, — Гугенхеймер вздохнул и сбросил пепел мимо пепельницы. — У парня — карман денег и аристократическое происхождение. Глория вцепилась в него мертвой хваткой. Ну да ладно, все они такие: пока молоды и красивы, стараются не упустить свой шанс. Дело в другом: я теряю деньги. Миллионы!
— Значит, вернув вам Глорию, я спасу ваши миллионы?
— Как видите, все просто. Во вторник у нас съемки с ван Равен. Они должны состояться.
— А сегодня среда, — задумчиво произнес я, — пять дней...
— Секретарша Глории собралась навестить свою патронессу. Она прихватит вас с собой, — Гугенхеймер отбросил в сердцах потухшую сигару.
— Где сейчас находится секретарша? — я вынул блокнот и ручку.
Гугенхеймер устало махнул рукой:
— Все! Теперь это ваши проблемы, мистер Бойд. Обратитесь к администраторам и прочей шушере, которой я плачу деньги непонятно за что. Пиявки!.. У них все узнаете. И с богом!
— Хорошо, — я щелкнул замком кейса. — Но вы упустили важный пункт договора.
— А... Две тысячи и ни цента больше!
— Две тысячи — если я найду и ко вторнику доставлю вам Глорию ван Равен. А если по не зависящим от меня причинам я этого не сделаю, хотя потрачу целых пять дней?.. Что тогда?
— Ноль.
— Мое время, энергия, ум...
— Ноль. Я оплачиваю только положительный результат.
— Вы выражаетесь доходчиво и мысли излагаете популярно. Ваше место — на политической арене, в кулуарах... Промывать мозги, а не целлулоидные пленки — вот ваше призвание, господин Гугенхеймер.
Киноакула стала багроветь прямо у меня на глазах.
— Вы говорите, что я здесь промываю целлулоидные пленки?! Так вы называете художественные фильмы?! Лучше бы вы плюнули мне на ковер!
— Отличная мысль! И что — можно?
Прищурившись, Гугенхеймер испепелил меня взглядом. Затем стал яростно чесать свою голову, как будто я бросил в нее горсть вшей.
— Пройдоха! — буркнул он в мой адрес. — Дэнни Бойд! Любите деньги? Меня предупреждали на ваш счет... Скажите спасибо, что я нуждаюсь в ваших услугах и потому не стану учить хорошим манерам. Идите ищите Глорию!
— Вашу целлулоидную куколку? — широко улыбнулся я.
— Выкатывайтесь из моего кабинета!
Проходя по ковру, я все же задержался и сделал вид, что намерен плюнуть. За моей спиной раздалось тяжелое сопение...
Первым делом я нашел бюро проката и выбрал себе автомобиль.
Как мне сказали на студии, Эйприл сейчас находилась на вилле Глории, поэтому я взял курс на бульвар Сэнсет.
Я несся по бульвару, откинув верх машины. Мой профиль гордо реял и, очевидно, поражал воображение даже все повидавших лос-анджелесских обывателей.
Солнце сияло, день был великолепный. Тот мрачный дождливый Манхэттен, который я покинул ранним утром, казалось, не имел ко мне никакого отношения, ибо остался в другом времени и в другом мире. Здесь, под этим лазурным небом, можно забыть и про Нью-Йорк, и про дождь, и про притягательно-отталкивающую мисс Джордан, секретаршу с глазами змеи и костром рыжих волос на голове. Сегодня утром Фрэн Джордан не сумела вызвать мне такси. Эта девушка не имеет талантов, но почему-то служит у меня. Я вспомнил, как о таких особах отозвался Гугенхеймер: «Пиявки!». Однако, говорят, они тоже полезны для здоровья в особых случаях!
Из-за поворота показалась вилла Глории ван Равен, поразившая меня своим великолепием.
У крыльца стоял «континенталь» цвета асфальтовых джунглей: машиной недавно пользовались и не успели как следует ее почистить.
На мой звонок вышла красотка в купальнике, поверх которого она надела суперкороткую юбочку. Этот лоскутик позволял вволю любоваться ее загорелыми ножками. От ног я поднял глаза повыше и обнаружил смазливую голубоглазую мордашку, обрамленную пшеничными кудряшками.
Девушка была воспитана и поэтому вежливо поинтересовалась, по какому поводу я тревожу ее.
— Мое имя — Дэнни Бойд, — я повернул свою голову к левому плечу, чтобы она могла оценить безукоризненный классический профиль, который сейчас можно встретить только в музее, в зале греческой скульптуры. — Ваш адрес я узнал на студии.
— Вы актер? У вас такой профессиональный жест, — она мило передразнила меня, повернув голову набок. — Должна вас разочаровать: я не набираю труппу.
— Я знаю, кто вы: Эйприл Мауэр, секретарь Глории ван Равен, — сказал я и не удержался, чтобы не добавить ехидно: — А как вас звали до Голливуда? Шмельц?
— Откуда на студии берутся такие выскочки? — девица тоже с интересом оглядела меня с головы до ног.
— Вы ошибаетесь. Во-первых, я не актеришко и, во-вторых, не работаю на вашей студии. Гугенхеймер нанял меня, чтобы я доставил ему ко вторнику Глорию ван Равен — живую и невредимую. Кстати, где она?
Эйприл вздохнула, поняв, что наше знакомство — надолго, и пригласила в дом.
— Входите, если приехали.
Мой наметанный глаз сразу оценил обстановку. Глория не обустраивалась здесь надолго. Это было не гнездышко, а очередное место пересадки, не более. Вариант отеля. Патио, бассейн, бар... Голубое с белым. Стандартный набор преуспевающего человека.
— Выпьем! — Эйприл указала на бар. — Соорудите мне что-нибудь на свой вкус, только некрепкое. Повторите, как вас зовут. Я забыла...
— Что бы такое налить, что укрепило бы вашу память?.. Меня зовут Дэнни.
— Спасибо, Дэнни.
— Скажите, Эйприл, а, собственно говоря, что вы делаете при ван Равен? Подаете ей газеты со статеечками про «несравненную Глорию»? Пишете неприличные слова в тех местах, где проходят ее конкурентки по объему бюста?
— Сижу и слушаю болтовню таких, как вы, — отрезала секретарша.
Она потягивала бурбон, сидя на высоком табурете. Ее юбка-лоскутик обнажила незагорелую полоску кожи и краешек купальных розовых трусиков. Это было так непосредственно и приятно, что дождливый Нью-Йорк вообще уплыл на другой конец галактики.
Поглядывая на розовое бикини, я рассеянно потирал переносицу, отпивал из стакана мелкими глотками и лениво вел поиски, на которые так рассчитывал Гугенхеймер.
— Где же сейчас ... э ... ван Равен?
— Ну где же ей быть ... На побережье, конечно.
— Восточном? Западном?
Эйприл сфокусировала на мне свой взгляд и рассмеялась.
— Западном? Нет, мистер Дэнни Бойд, Глория забралась подальше.
— Может, она подалась от такой жарищи на северное побережье? На Аляску? Поедем, Эйприл, на Аляску.
Эйприл выставила указательный пальчик и сделала им вправо-влево: ни-ни. Я заметил, что ноготки девочка покрывает оранжево-золотистым лаком. Рука Эйприл была красива. Но придет ли эта рука мне на помощь в нужный момент?
— И что же делает Глория на побережье? — продолжил я. — Ловит рыбу? Катается на дельфинах?
— Нет, она на судне.
— Это уже кое-что. Итак, катамаран? Нет? Каноэ? Нет? Яхта?
— Вы угадали. Яхта Эдди. Глория там.
— Эдди?
— Эдвард Вулрих, — ответила Мауэр. — Вообще, у него есть титул: Вулрих Второй. Вы его не знаете? Глория «влетела» в Эдди без разбега. Пока это только увлечение, интрижка, но, кажется, скоро из искры разгорится пожар.
— Чем знаменит этот Вулрих Второй, кроме того, что у него есть яхта, а на яхте — Глория, а на Глории — ...
Я вовремя прикусил язык.
— Эдди ворочает делами на Уолл-стрит.
— О!
— "Крупный зверь" — так он сам о себе говорит.
— Ну что же, посмотрим, какова ваша Глория в роли охотницы-амазонки!
Я легонько потряс опустевший стакан, и кубики льда зазвенели, как колокольцы.
— Кто с ними на яхте? Или это уик-энд вдвоем? — профессиональная выучка брала верх над блаженством этого прекрасного дня.
— Там еще два человека. Музыкант, джазмен Москат Муллинс...
— Знаю! Трубач! Мне нравятся его композиции.
— И Элен Фицрой.
— А эта зачем? Массажистка? Маникюрша? Телохрани-тельница?
— Нет, сейчас вы не угадали. Фицрой — давняя подруга Глории. Еще со школьных времен или с более поздних...
— Что она делает?
— Поет. Фицрой — певица из Чикаго, поет в Голливуде блюзы.
Голос Эйприл действовал на меня расслабляюще. Я еле сдержался, чтобы собственноручно не померить длину ее юбочки.
— Значит, на яхте только четверо?
— Ну, может, где-нибудь они нашли и пятого, и шестого... Никто не обращает внимания, когда в пьяной компании всплывают новые лица...
— А! Это компания пьянчужек?
— За всех не поручусь, но Глория не такая, мистер Бойд.
— Осталось узнать одно: на какой волне и под каким ветром качается эта замечательная яхта, где есть все — финансисты, музыканты и актеры — и не хватает только нас с вами.
— Понятия не имею.
От неожиданности я встрепенулся, как медведь, ужаленный осой.
— Что-о?
— Я не знаю, где яхта. Где-то на побережье.
Мне снова захотелось выпить. Но Эйприл упорно не замечала позвякивания льда в моем пустом стакане. Пришлось раскручивать клубок дальше.
— Когда уехала четверка?
— Да вот уже дня два... В понедельник под утро кончился запас спиртного, они сели в авто и отбыли в неизвестном направлении.
— Может, вы слышали что-нибудь, ну, из того, что они тут болтали?
— Мололи чепуху... Этот Муллинс пытался приставать ко мне. У него такой подвижный рот...
— Рот профессионала, — сказал я, и у Эйприл порозовели ушки.
Я расстегнул пиджак и потянулся всем телом. Потом спросил:
— Ну и что вы будете делать в ближайшее время? Блондинка расценила эти слова и жест по-своему и насмешливо прикрыла глаза густыми ресницами:
— Вы хотите, чтобы я вписала вас в свой распорядок дня? Люблю, когда говорят об этом прямо, без выкрутасов.
Она решила, что я уже втрескался в нее по уши.
— Я знаю, что вы должны встретиться с Глорией. Я бы тоже с ней встретился. Помогите мне, Эйприл.
Она взглянула искоса.
— Вы говорили, что Гугенхеймер дал вам на поиски пять дней... Пять дней с вами? Мой внутренний женский голос подсказывает, что это чревато ...
Она не договорила, потому что где-то в глубине дома резко зазвонил телефон. Эйприл вопреки моим ожиданиям не сорвалась с места, а грациозно сползла с табурета и пошла в противоположном направлении, а именно: к бару, где, как я догадался, был еще один аппарат. Она щелкнула кнопкой и сняла трубку.
Я воспользовался ситуацией и наполнил стакан долгожданной влагой.
Разговор по телефону затянулся. Я уже выпил и выкурил сигарету, а секретарша все прижимала трубку к уху и время от времени бросала в нее маловразумительные реплики.
Но вот она перестала тащить кота за хвост, положила трубку и подошла ко мне.
— Знаете, кто звонил? — насмешливо сказала эта куколка. — Глория!
Я вскочил и рявкнул:
— Ну и где же она? Вы спросили об этом? Или вам даже не пришло это в голову?
— Перестаньте булькать и шипеть. Глория звонила из форта Лоудердейл.
— Каким же ветром ее занесло во Флориду?
— Тем же, что и Эдди Вулриха. Они воспользовались самолетом.
— Значит, Глория во Флориде... — я тяжело вздохнул: мысль о втором перелете за одни сутки была мне противна.
— Она качается в море, на яхте, — поправила меня Эйприл. — Там есть такое местечко — Бахиа-Мар. Гавань для влюбленных...
— Слава богу, что яхта в гавани, а не в водах Атлантики...
— Эдди — не тот парень, которому нравится карьера Колумба и Васко да Гама.
— Это он правильно делает, что не идет по их следу, — я уже успокоился. — Наше знакомство, Эйприл, мы продолжим в недалеком будущем.
Эйприл Мауэр изогнула правую бровь дугой, однако ничего не сказала.
Я направился к двери, но на полпути обернулся.
— Кстати, Эйприл, откройте тайну, над разгадкой которой я бился все это время. В ваш купальник вшит бюстгальтер?
— Нет, — запросто ответила девушка: видимо, она и вправду любила разговор «без выкрутасов».
— Поздравляю: такую высокую грудь редко у кого увидишь, — я говорил абсолютно искренне. — Я мог бы любоваться ею все эти пять дней, если бы вашу Глорию не понесло черт знает куда! Как замечательно мы провели бы с вами время!
Я уже вышел из дома, когда услышал за спиной голос Эйприл. Она медленно вышла из дома и посмотрела мне прямо в глаза:
— Мне кажется, вы что-то говорили о замечательных днях... Но ведь и во Флориде стоит отличная погода...
Она улыбнулась, искушая меня. Я ответил широкой мужской улыбкой:
— Да?..
От волнения я склонил голову к правому плечу и бросил на красотку с высокой грудью страстный взгляд. Интересно все же, как она оценивает мой профиль?
Разумеется, бэби нашла его безупречным.
— Завтра утром я отправляюсь в Бахиа-Мар, чтобы отвезти Глории вещи, которые она забыла, — сказала Эйприл с придыханием. — Мистер Бойд, вы поможете мне с чемоданами?
Я медленно повернул голову.
— Не хотите ли прямо сейчас проверить крепость моих мышц?
Еще секунда — и я взял бы ее на руки. Но Эйприл растворилась за дверью.
Он замолчал, слушая объяснения режиссера. Видимо, тот привел веские доводы, потому что Гугенхеймер сменил гнев на милость и закончил разговор вполне миролюбиво:
— Я согласен, ее нужно снимать от шеи и — вниз. Зритель ходит смотреть на то, что ниже талии и чуть выше пупка.
Наконец он положил трубку. Но мыслями мистер Гугенхеймер был еще на съемочной площадке.
На меня, во всяком случае, он посмотрел, как на лисицу, забредшую в стаю волков.
— Бойд? И что вам нужно?
— Ничего.
— Тогда что вы здесь делаете?
— В данный момент пытаюсь понять, зачем и для чего мне пришлось преодолеть сотни километров. Кстати, за ваш счет. А это немалая сумма!
— Что такое?! — взвился Гугенхеймер.
— Хорошо, объясняю. Я — Дэнни Бойд из фирмы «Бойд Интерпрайз». Вы вызвали меня из Нью-Йорка в Голливуд по какому-то важному делу...
Я уже почти втолковал одуревшему от дел и жары киномагнату, кто такой мистер Бойд, как открылась дверь и в кабинет продюсера вплыло очаровательное создание: белокурые локоны, белый лиф, расшитый серебристыми звездочками, белые брючки в обтяжку, надутые алые губки и грустный взгляд газели.
Она простонала:
— О, Гугги!..
Глаза газели сделались влажными.
— Что случилось, бэби? — Гугенхеймер встал и переминался с ноги на ногу, пожирая красотку взглядом.
— Эта мразь хочет, чтобы я... — глаза газели мгновенно стали сухими и злобными, — ... чтобы я ... — актриса эффектно держала паузу, — ... вошла в клетку со львом!
— Для тебя, дорогая, это пара пустяков, — улыбнулся продюсер. — Ты умеешь укрощать строптивцев. А лев... такой же, как и все мужчины, — Гугенхеймер осклабился. — Потреплешь гриву, погладишь, где надо, покормишь из своих рук...
— О, Гугги, он откусит мне пальцы! Я лишусь обеих рук! Ты хочешь, чтобы по твоей студии разгуливала Венера Милосская?! Я боюсь львов и ни за что не пойду в эту проклятую клетку.
— Ну, если ты боишься львов... — задумчиво сказал Гугенхеймер, — значит, мы подыщем другую актрису. Дорогая, ты ведь знаешь, что снимаешься в фильме о цирке. Цирк — это львы, тигры, пантеры, а не блохи и тараканы. Так что, если ты боишься, считай себя свободной. Ты уволена!
Девица задохнулась от возмущения и обиды и пулей вылетела из кабинета. А Гугенхеймер сел, зажег сигару и снова уставился на меня непонимающим взглядом.
— Итак, вы Дэнни Бойд...
— ... вызванный вами из Нью-Йорка...
— ... чтобы отыскать эту ван Равен! — вспомнил, наконец, продюсер.
— Я должен отыскать Глорию ван Равен? Ту, для чьих пышных форм нужен только широкий экран? И что Глория? Умерла, уснула, уплыла, ускакала?..
— Сбежала.
Гугенхеймер выпустил клуб дыма.
— Я потратил на нее много денег... И за это награда — головная боль!
— Звезда закапризничала? Вы мало заплатили ей? Ах нет — вы загоняли ее в клетку со львом!
— Ван Равен — высокооплачиваемая актриса. Что касается львов, то она сама прыгнула одному светскому льву на шею, — Гугенхеймер вздохнул и сбросил пепел мимо пепельницы. — У парня — карман денег и аристократическое происхождение. Глория вцепилась в него мертвой хваткой. Ну да ладно, все они такие: пока молоды и красивы, стараются не упустить свой шанс. Дело в другом: я теряю деньги. Миллионы!
— Значит, вернув вам Глорию, я спасу ваши миллионы?
— Как видите, все просто. Во вторник у нас съемки с ван Равен. Они должны состояться.
— А сегодня среда, — задумчиво произнес я, — пять дней...
— Секретарша Глории собралась навестить свою патронессу. Она прихватит вас с собой, — Гугенхеймер отбросил в сердцах потухшую сигару.
— Где сейчас находится секретарша? — я вынул блокнот и ручку.
Гугенхеймер устало махнул рукой:
— Все! Теперь это ваши проблемы, мистер Бойд. Обратитесь к администраторам и прочей шушере, которой я плачу деньги непонятно за что. Пиявки!.. У них все узнаете. И с богом!
— Хорошо, — я щелкнул замком кейса. — Но вы упустили важный пункт договора.
— А... Две тысячи и ни цента больше!
— Две тысячи — если я найду и ко вторнику доставлю вам Глорию ван Равен. А если по не зависящим от меня причинам я этого не сделаю, хотя потрачу целых пять дней?.. Что тогда?
— Ноль.
— Мое время, энергия, ум...
— Ноль. Я оплачиваю только положительный результат.
— Вы выражаетесь доходчиво и мысли излагаете популярно. Ваше место — на политической арене, в кулуарах... Промывать мозги, а не целлулоидные пленки — вот ваше призвание, господин Гугенхеймер.
Киноакула стала багроветь прямо у меня на глазах.
— Вы говорите, что я здесь промываю целлулоидные пленки?! Так вы называете художественные фильмы?! Лучше бы вы плюнули мне на ковер!
— Отличная мысль! И что — можно?
Прищурившись, Гугенхеймер испепелил меня взглядом. Затем стал яростно чесать свою голову, как будто я бросил в нее горсть вшей.
— Пройдоха! — буркнул он в мой адрес. — Дэнни Бойд! Любите деньги? Меня предупреждали на ваш счет... Скажите спасибо, что я нуждаюсь в ваших услугах и потому не стану учить хорошим манерам. Идите ищите Глорию!
— Вашу целлулоидную куколку? — широко улыбнулся я.
— Выкатывайтесь из моего кабинета!
Проходя по ковру, я все же задержался и сделал вид, что намерен плюнуть. За моей спиной раздалось тяжелое сопение...
* * *
Секретаршу Глории, как ни странно, звали шикарно — Эйприл Мауэр. Такое имя носят звезды, а не девочки на побегушках. Я уже привык к тому, что здесь настоящими именами оказываются только Смиты и Джонсы и что все остальные водят публику за нос с помощью фальшивых блесток, какими являются их «громкие» фамилии.Первым делом я нашел бюро проката и выбрал себе автомобиль.
Как мне сказали на студии, Эйприл сейчас находилась на вилле Глории, поэтому я взял курс на бульвар Сэнсет.
Я несся по бульвару, откинув верх машины. Мой профиль гордо реял и, очевидно, поражал воображение даже все повидавших лос-анджелесских обывателей.
Солнце сияло, день был великолепный. Тот мрачный дождливый Манхэттен, который я покинул ранним утром, казалось, не имел ко мне никакого отношения, ибо остался в другом времени и в другом мире. Здесь, под этим лазурным небом, можно забыть и про Нью-Йорк, и про дождь, и про притягательно-отталкивающую мисс Джордан, секретаршу с глазами змеи и костром рыжих волос на голове. Сегодня утром Фрэн Джордан не сумела вызвать мне такси. Эта девушка не имеет талантов, но почему-то служит у меня. Я вспомнил, как о таких особах отозвался Гугенхеймер: «Пиявки!». Однако, говорят, они тоже полезны для здоровья в особых случаях!
Из-за поворота показалась вилла Глории ван Равен, поразившая меня своим великолепием.
У крыльца стоял «континенталь» цвета асфальтовых джунглей: машиной недавно пользовались и не успели как следует ее почистить.
На мой звонок вышла красотка в купальнике, поверх которого она надела суперкороткую юбочку. Этот лоскутик позволял вволю любоваться ее загорелыми ножками. От ног я поднял глаза повыше и обнаружил смазливую голубоглазую мордашку, обрамленную пшеничными кудряшками.
Девушка была воспитана и поэтому вежливо поинтересовалась, по какому поводу я тревожу ее.
— Мое имя — Дэнни Бойд, — я повернул свою голову к левому плечу, чтобы она могла оценить безукоризненный классический профиль, который сейчас можно встретить только в музее, в зале греческой скульптуры. — Ваш адрес я узнал на студии.
— Вы актер? У вас такой профессиональный жест, — она мило передразнила меня, повернув голову набок. — Должна вас разочаровать: я не набираю труппу.
— Я знаю, кто вы: Эйприл Мауэр, секретарь Глории ван Равен, — сказал я и не удержался, чтобы не добавить ехидно: — А как вас звали до Голливуда? Шмельц?
— Откуда на студии берутся такие выскочки? — девица тоже с интересом оглядела меня с головы до ног.
— Вы ошибаетесь. Во-первых, я не актеришко и, во-вторых, не работаю на вашей студии. Гугенхеймер нанял меня, чтобы я доставил ему ко вторнику Глорию ван Равен — живую и невредимую. Кстати, где она?
Эйприл вздохнула, поняв, что наше знакомство — надолго, и пригласила в дом.
— Входите, если приехали.
Мой наметанный глаз сразу оценил обстановку. Глория не обустраивалась здесь надолго. Это было не гнездышко, а очередное место пересадки, не более. Вариант отеля. Патио, бассейн, бар... Голубое с белым. Стандартный набор преуспевающего человека.
— Выпьем! — Эйприл указала на бар. — Соорудите мне что-нибудь на свой вкус, только некрепкое. Повторите, как вас зовут. Я забыла...
— Что бы такое налить, что укрепило бы вашу память?.. Меня зовут Дэнни.
— Спасибо, Дэнни.
— Скажите, Эйприл, а, собственно говоря, что вы делаете при ван Равен? Подаете ей газеты со статеечками про «несравненную Глорию»? Пишете неприличные слова в тех местах, где проходят ее конкурентки по объему бюста?
— Сижу и слушаю болтовню таких, как вы, — отрезала секретарша.
Она потягивала бурбон, сидя на высоком табурете. Ее юбка-лоскутик обнажила незагорелую полоску кожи и краешек купальных розовых трусиков. Это было так непосредственно и приятно, что дождливый Нью-Йорк вообще уплыл на другой конец галактики.
Поглядывая на розовое бикини, я рассеянно потирал переносицу, отпивал из стакана мелкими глотками и лениво вел поиски, на которые так рассчитывал Гугенхеймер.
— Где же сейчас ... э ... ван Равен?
— Ну где же ей быть ... На побережье, конечно.
— Восточном? Западном?
Эйприл сфокусировала на мне свой взгляд и рассмеялась.
— Западном? Нет, мистер Дэнни Бойд, Глория забралась подальше.
— Может, она подалась от такой жарищи на северное побережье? На Аляску? Поедем, Эйприл, на Аляску.
Эйприл выставила указательный пальчик и сделала им вправо-влево: ни-ни. Я заметил, что ноготки девочка покрывает оранжево-золотистым лаком. Рука Эйприл была красива. Но придет ли эта рука мне на помощь в нужный момент?
— И что же делает Глория на побережье? — продолжил я. — Ловит рыбу? Катается на дельфинах?
— Нет, она на судне.
— Это уже кое-что. Итак, катамаран? Нет? Каноэ? Нет? Яхта?
— Вы угадали. Яхта Эдди. Глория там.
— Эдди?
— Эдвард Вулрих, — ответила Мауэр. — Вообще, у него есть титул: Вулрих Второй. Вы его не знаете? Глория «влетела» в Эдди без разбега. Пока это только увлечение, интрижка, но, кажется, скоро из искры разгорится пожар.
— Чем знаменит этот Вулрих Второй, кроме того, что у него есть яхта, а на яхте — Глория, а на Глории — ...
Я вовремя прикусил язык.
— Эдди ворочает делами на Уолл-стрит.
— О!
— "Крупный зверь" — так он сам о себе говорит.
— Ну что же, посмотрим, какова ваша Глория в роли охотницы-амазонки!
Я легонько потряс опустевший стакан, и кубики льда зазвенели, как колокольцы.
— Кто с ними на яхте? Или это уик-энд вдвоем? — профессиональная выучка брала верх над блаженством этого прекрасного дня.
— Там еще два человека. Музыкант, джазмен Москат Муллинс...
— Знаю! Трубач! Мне нравятся его композиции.
— И Элен Фицрой.
— А эта зачем? Массажистка? Маникюрша? Телохрани-тельница?
— Нет, сейчас вы не угадали. Фицрой — давняя подруга Глории. Еще со школьных времен или с более поздних...
— Что она делает?
— Поет. Фицрой — певица из Чикаго, поет в Голливуде блюзы.
Голос Эйприл действовал на меня расслабляюще. Я еле сдержался, чтобы собственноручно не померить длину ее юбочки.
— Значит, на яхте только четверо?
— Ну, может, где-нибудь они нашли и пятого, и шестого... Никто не обращает внимания, когда в пьяной компании всплывают новые лица...
— А! Это компания пьянчужек?
— За всех не поручусь, но Глория не такая, мистер Бойд.
— Осталось узнать одно: на какой волне и под каким ветром качается эта замечательная яхта, где есть все — финансисты, музыканты и актеры — и не хватает только нас с вами.
— Понятия не имею.
От неожиданности я встрепенулся, как медведь, ужаленный осой.
— Что-о?
— Я не знаю, где яхта. Где-то на побережье.
Мне снова захотелось выпить. Но Эйприл упорно не замечала позвякивания льда в моем пустом стакане. Пришлось раскручивать клубок дальше.
— Когда уехала четверка?
— Да вот уже дня два... В понедельник под утро кончился запас спиртного, они сели в авто и отбыли в неизвестном направлении.
— Может, вы слышали что-нибудь, ну, из того, что они тут болтали?
— Мололи чепуху... Этот Муллинс пытался приставать ко мне. У него такой подвижный рот...
— Рот профессионала, — сказал я, и у Эйприл порозовели ушки.
Я расстегнул пиджак и потянулся всем телом. Потом спросил:
— Ну и что вы будете делать в ближайшее время? Блондинка расценила эти слова и жест по-своему и насмешливо прикрыла глаза густыми ресницами:
— Вы хотите, чтобы я вписала вас в свой распорядок дня? Люблю, когда говорят об этом прямо, без выкрутасов.
Она решила, что я уже втрескался в нее по уши.
— Я знаю, что вы должны встретиться с Глорией. Я бы тоже с ней встретился. Помогите мне, Эйприл.
Она взглянула искоса.
— Вы говорили, что Гугенхеймер дал вам на поиски пять дней... Пять дней с вами? Мой внутренний женский голос подсказывает, что это чревато ...
Она не договорила, потому что где-то в глубине дома резко зазвонил телефон. Эйприл вопреки моим ожиданиям не сорвалась с места, а грациозно сползла с табурета и пошла в противоположном направлении, а именно: к бару, где, как я догадался, был еще один аппарат. Она щелкнула кнопкой и сняла трубку.
Я воспользовался ситуацией и наполнил стакан долгожданной влагой.
Разговор по телефону затянулся. Я уже выпил и выкурил сигарету, а секретарша все прижимала трубку к уху и время от времени бросала в нее маловразумительные реплики.
Но вот она перестала тащить кота за хвост, положила трубку и подошла ко мне.
— Знаете, кто звонил? — насмешливо сказала эта куколка. — Глория!
Я вскочил и рявкнул:
— Ну и где же она? Вы спросили об этом? Или вам даже не пришло это в голову?
— Перестаньте булькать и шипеть. Глория звонила из форта Лоудердейл.
— Каким же ветром ее занесло во Флориду?
— Тем же, что и Эдди Вулриха. Они воспользовались самолетом.
— Значит, Глория во Флориде... — я тяжело вздохнул: мысль о втором перелете за одни сутки была мне противна.
— Она качается в море, на яхте, — поправила меня Эйприл. — Там есть такое местечко — Бахиа-Мар. Гавань для влюбленных...
— Слава богу, что яхта в гавани, а не в водах Атлантики...
— Эдди — не тот парень, которому нравится карьера Колумба и Васко да Гама.
— Это он правильно делает, что не идет по их следу, — я уже успокоился. — Наше знакомство, Эйприл, мы продолжим в недалеком будущем.
Эйприл Мауэр изогнула правую бровь дугой, однако ничего не сказала.
Я направился к двери, но на полпути обернулся.
— Кстати, Эйприл, откройте тайну, над разгадкой которой я бился все это время. В ваш купальник вшит бюстгальтер?
— Нет, — запросто ответила девушка: видимо, она и вправду любила разговор «без выкрутасов».
— Поздравляю: такую высокую грудь редко у кого увидишь, — я говорил абсолютно искренне. — Я мог бы любоваться ею все эти пять дней, если бы вашу Глорию не понесло черт знает куда! Как замечательно мы провели бы с вами время!
Я уже вышел из дома, когда услышал за спиной голос Эйприл. Она медленно вышла из дома и посмотрела мне прямо в глаза:
— Мне кажется, вы что-то говорили о замечательных днях... Но ведь и во Флориде стоит отличная погода...
Она улыбнулась, искушая меня. Я ответил широкой мужской улыбкой:
— Да?..
От волнения я склонил голову к правому плечу и бросил на красотку с высокой грудью страстный взгляд. Интересно все же, как она оценивает мой профиль?
Разумеется, бэби нашла его безупречным.
— Завтра утром я отправляюсь в Бахиа-Мар, чтобы отвезти Глории вещи, которые она забыла, — сказала Эйприл с придыханием. — Мистер Бойд, вы поможете мне с чемоданами?
Я медленно повернул голову.
— Не хотите ли прямо сейчас проверить крепость моих мышц?
Еще секунда — и я взял бы ее на руки. Но Эйприл растворилась за дверью.
Глава 2
Близкий контакт в самолете с Эйприл Мауэр разочаровал меня. За все часы полета мы обменялись такими словами: «Коктейль?» — «О, нет!» — «Вам плохо? Жмет бюстгальтер?» — «Вы же знаете: я его не ношу».
Больше моя спутница не раскрыла рот до самой посадки. Вначале я недоумевал, потом бесился, наконец, обмяк и впал в апатию. И только очутившись на побережье, мне удалось вернуть хорошее расположение духа.
Бахиа-Мар оказался местом восхитительным, гавань очаровала меня. Райский уголок портили огромные щиты с рекламой сигарет, но вскоре я перестал замечать эти уродливые полипы на прекрасном лице курорта.
Вдоль побережья тянулась лента автострады, так что в любое мгновение можно было сменить машину морскую на машину сухопутную; проще говоря, пересесть с яхты в автомобиль.
В Бахиа-Мар мужчины имели первоклассное обслуживание, начиная от персонала отеля и кончая дамами полусвета без предрассудков. Богатые женщины тоже не скучали: утром они выбирали подходящие модели, вечером — демонстрировали их в барах и ресторанах...
Непонятно, кого корчила из себя Эйприл Мауэр, но она ни словом не обмолвилась об этом пиршестве голых тел, восхитительных красок, запахов и звуков. У меня сложилось впечатление, что весь свой запас слов она израсходовала вчера, когда стремилась заполучить меня в качестве носильщика. Ну и намаялся я! Интересно, что за наряды у Глории ван Равен! Возможно, голливудская дива украшает свои платья пятифунтовыми подвесками? Оба ее чемодана были чертовски тяжелы, я отбил себе ноги и бока, пока по трапу втащил их на палубу яхты Эдди Вулриха.
Яхта представляла собой настоящее чудо техники. Добротная посудина, красивая, современная — завидки брали.
С нижней палубы доносилась песнь трубы. Этот милый старый блюз... Мастерская импровизация... Соло души... Я заслушался.
— Москат Муллинс играет, — у Эйприл прорезался голос.
Я был еще зол на нее и огрызнулся:
— Да уж, не архангел Гавриил! Или вы полагаете, что такой тупоумный, как я, не может отличить трубу от шотландской волынки?
— У вас изжога? Или вас тошнило в полете? — не осталась в долгу секретарша.
Я уже открыл рот, чтобы всыпать ей как следует, но не произнес ни слова: из рубки вышла очень красивая девушка. Наверное, она наблюдала наше пришествие через стекло и теперь сочла необходимым познакомиться со мной.
Ее слегка надменное лицо было в оправе блестящих черных волос. Рост манекенщицы. Бронзовая с золотистым отливом фигурка упакована в белое бикини, усеянное мелким черным горошком. Эйприл рядом с ней мгновенно померкла, и я был отомщен.
— Вы к нам? — произнесла брюнетка музыкальным голосом.
Она двигалась с ленивой грацией домашней кошки, выигравшей титул «Киска века».
— Добро пожаловать! Но кто вы? — брюнетка улыбнулась такой ослепительной белозубой улыбкой, что я забыл все тяготы путешествия.
Как выяснилось, этот вопрос она адресовала нам обоим: мне и Эйприл. Это обидело секретаршу.
— Разве вы не помните меня? Я секретарь Глории. Я была вместе с вами у мисс Глории на вилле.
Брюнетка слегка пожала плечами и жестом пригласила располагаться. Потом она взглянула на меня. Я требовательно посмотрел на Эйприл.
— Это мистер Бойд, — представила меня Мауэр. — Гугенхеймер нанял его для того, чтобы он вернул мисс Глорию на съемочную площадку.
— Малоприятная миссия, да? — брюнетка адресовала мне, очевидно, лучшую из своих улыбок. — Я — Элен Фицрой.
— Зовите меня Дэнни, — пробормотал я неожиданно охрипшим голосом и, скорее по привычке, чем из иных побуждений, повернул голову к левому плечу.
Эйприл не преминула злобно заметить:
— Видите, Элен, какой профиль? Чудо косметической хирургии. Мистер Бойд считает, что он неотразим, и старается, чтобы в это поверили все девушки...
Труба, только что изливавшая свою душу с помощью меланхолических пассажей, вдруг начата бунтовать, грубить и терзать наш слух нервными всхлипами.
Элен Фицрой закусила губу и тихо сказала:
— Москат Муллинс снова напился...
Установилось гнетущее молчание.
Я кашлянул, прочищая горло. Элен повернулась ко мне:
— Значит, вы приехали за Глорией... Ее нет здесь. Но они с Эдди скоро вернутся. Можете распаковать багаж.
У меня такового не оказалось, а вот Мауэр надо было похлопотать.
— Где каюта Глории? — спросила она.
— Там, за камбузом по лестнице вниз, — ответила Элен.
— Дэнни?! — Эйприл сказала это не столько вопросительно, сколько восклицательно, ясно давая понять, что по-прежнему держит меня за осла, нанятого для переноски поклажи.
Я пнул ногой оба чемодана по очереди, как бы проверяя, не потеряли ли они вес за то время, пока я ими занимался, и развел руками:
— Увы, Эйприл! Не хочу отбирать ваш хлеб!
Метнув на меня недобрый взгляд, секретарша потащила чемоданы в каюту.
Брюнетка оценила мое великодушие и предложила выпить.
Вскоре мы сидели в рубке и позвякивали льдинками в бокалах с виски.
Элен пыталась что-то говорить, но я пропускал мимо ушей ее щебет. Гораздо больше меня интересовали ее выпуклые места под белым бикини в черный горошек. Я уже продемонстрировал не только профиль, но и красноречие и понял, что имею шансы.
Вдруг из недр яхты раздался пронзительный крик Эйприл.
Я вскочил, прислушался. Тихо.
Труба, только что умолкшая, начала играть увертюру к «Вильгельму Телю». Я вопросительно посмотрел на Элен.
— Ничего особенного. Москат Муллинс увидел женщину... Эйприл должна помнить: мимо Муллинса надо ходить хорошо вооруженной, и не только коготками и зубками... Он выдающийся музыкант, но это не мешает ему волочиться за каждой юбкой. Его посягательства...
— И что, на вас он тоже посягал? — мое любопытство имело под собой личный интерес.
— Видите ли, я умею обращаться с мужчинами. Однажды я столкнула Муллинса с борта в воду, а трубач, да будет вам известно, не умеет плавать, так вот, после того, как Эдди вытащил его, Муллинс смотрит на меня издали, и только.
— Вы столкнули Муллинса? Вы всегда так реагируете, если парень приближается вплотную?
— Не всегда, — Фицрой провела подушечкой безымянного пальца по краю бокала и стрельнула глазками. — Это зависит от некоторых обстоятельств...
— Мне позволят узнать, каких?
Брюнетка снисходительно покачала головой. Мой огорченный вид рассмешил ее. Отхохотавшись, Элен сказала:
— Я подвержена настроениям, как и любая женщина. У меня бывают приливы и отливы... Я говорю о чувствах...
— Чувства — это всегда такая зыбкая почва и такая тайна, что хочется углубиться в ее изучение... — говоря это, я невзначай приложил свою руку к загорелой ножке певицы, и надо сказать, что она не торопилась отодвинуться и, тем более, сбросить меня в воду.
Но тут появилась Эйприл!
— Черт побери, ну и чудовище этот Муллинс! — гневно сказала блондинка, входя в рубку. — Что с ним стряслось? Он бросается, как некормленый питон!
— Это море на него так действует. Море, солнце и воздух! — Элен налила третий бокал. — Выпейте, милочка, и расслабьтесь.
Эйприл отказалась пить. На ее щечках играл румянец, ноздри нервно вздымались — определенно, стычка с трубачом пошла ей на пользу. Теперь секретарша смотрелась с певичкой на равных, и я заколебался, с кем бы охотнее пошел играть в кошки-мышки в темной комнате — с брюнеткой или с блондинкой.
Внезапно на палубе раздался слоновий топот.
Дверь рубки резко распахнулась, и нашим взглядам было во что впиться. На пороге стояли два ярко выраженных отщепенца. Их бандитские рожи контрастировали с благородными лицами туристов Бахиа-Мар.
Один был высокий и дородный, второй — низенький, тщедушный и кривоногий. Первый напоминал гориллу, второй — жокея-неудачника, которого покалечила лошадь. Клоунская парочка! Если бы не слегка оттопыренные полы пиджаков, под которыми могло находиться оружие, я решил бы, что к нам пожаловали отбросы бродячего цирка.
Незваные гости молчали. Молчали и девушки. Поэтому мне пришлось проявить свои недюжинные коммуникативные таланты:
— Эй вы, как вас там!.. Вы потеряли собачку? Или сбились с курса? Отстали от мамочки? Ищете мусорное ведро, чтобы выплюнуть жвачку? Короче, проваливайте!
У гостей прорезались голоса.
Первый говорил грубым басом, второй — каким-то бабьим фальцетом.
Здоровяк сказал:
— Осел, в голове солома.
Хилый добавил:
— Дятел ощипанный.
Все это, как вы поняли, относилось ко мне.
Первый сказал второму:
— Выбить ему глаз, что ли?
Второй не успел ответить, потому что вмешалась Элен. Она встала и уперла руки в боки.
— По какому праву вы врываетесь на яхту? Что вам здесь надо?
Горилла сцепил руки на брюхе и, оценивающе изучив все возможные прелести Элен, остался доволен:
— Фасад что надо. А как задник, интересно?
Жокей запрокинул голову, чтобы оглядеть мисс Фицрой с пяток до макушки, и пропищал:
Больше моя спутница не раскрыла рот до самой посадки. Вначале я недоумевал, потом бесился, наконец, обмяк и впал в апатию. И только очутившись на побережье, мне удалось вернуть хорошее расположение духа.
Бахиа-Мар оказался местом восхитительным, гавань очаровала меня. Райский уголок портили огромные щиты с рекламой сигарет, но вскоре я перестал замечать эти уродливые полипы на прекрасном лице курорта.
Вдоль побережья тянулась лента автострады, так что в любое мгновение можно было сменить машину морскую на машину сухопутную; проще говоря, пересесть с яхты в автомобиль.
В Бахиа-Мар мужчины имели первоклассное обслуживание, начиная от персонала отеля и кончая дамами полусвета без предрассудков. Богатые женщины тоже не скучали: утром они выбирали подходящие модели, вечером — демонстрировали их в барах и ресторанах...
Непонятно, кого корчила из себя Эйприл Мауэр, но она ни словом не обмолвилась об этом пиршестве голых тел, восхитительных красок, запахов и звуков. У меня сложилось впечатление, что весь свой запас слов она израсходовала вчера, когда стремилась заполучить меня в качестве носильщика. Ну и намаялся я! Интересно, что за наряды у Глории ван Равен! Возможно, голливудская дива украшает свои платья пятифунтовыми подвесками? Оба ее чемодана были чертовски тяжелы, я отбил себе ноги и бока, пока по трапу втащил их на палубу яхты Эдди Вулриха.
Яхта представляла собой настоящее чудо техники. Добротная посудина, красивая, современная — завидки брали.
С нижней палубы доносилась песнь трубы. Этот милый старый блюз... Мастерская импровизация... Соло души... Я заслушался.
— Москат Муллинс играет, — у Эйприл прорезался голос.
Я был еще зол на нее и огрызнулся:
— Да уж, не архангел Гавриил! Или вы полагаете, что такой тупоумный, как я, не может отличить трубу от шотландской волынки?
— У вас изжога? Или вас тошнило в полете? — не осталась в долгу секретарша.
Я уже открыл рот, чтобы всыпать ей как следует, но не произнес ни слова: из рубки вышла очень красивая девушка. Наверное, она наблюдала наше пришествие через стекло и теперь сочла необходимым познакомиться со мной.
Ее слегка надменное лицо было в оправе блестящих черных волос. Рост манекенщицы. Бронзовая с золотистым отливом фигурка упакована в белое бикини, усеянное мелким черным горошком. Эйприл рядом с ней мгновенно померкла, и я был отомщен.
— Вы к нам? — произнесла брюнетка музыкальным голосом.
Она двигалась с ленивой грацией домашней кошки, выигравшей титул «Киска века».
— Добро пожаловать! Но кто вы? — брюнетка улыбнулась такой ослепительной белозубой улыбкой, что я забыл все тяготы путешествия.
Как выяснилось, этот вопрос она адресовала нам обоим: мне и Эйприл. Это обидело секретаршу.
— Разве вы не помните меня? Я секретарь Глории. Я была вместе с вами у мисс Глории на вилле.
Брюнетка слегка пожала плечами и жестом пригласила располагаться. Потом она взглянула на меня. Я требовательно посмотрел на Эйприл.
— Это мистер Бойд, — представила меня Мауэр. — Гугенхеймер нанял его для того, чтобы он вернул мисс Глорию на съемочную площадку.
— Малоприятная миссия, да? — брюнетка адресовала мне, очевидно, лучшую из своих улыбок. — Я — Элен Фицрой.
— Зовите меня Дэнни, — пробормотал я неожиданно охрипшим голосом и, скорее по привычке, чем из иных побуждений, повернул голову к левому плечу.
Эйприл не преминула злобно заметить:
— Видите, Элен, какой профиль? Чудо косметической хирургии. Мистер Бойд считает, что он неотразим, и старается, чтобы в это поверили все девушки...
Труба, только что изливавшая свою душу с помощью меланхолических пассажей, вдруг начата бунтовать, грубить и терзать наш слух нервными всхлипами.
Элен Фицрой закусила губу и тихо сказала:
— Москат Муллинс снова напился...
Установилось гнетущее молчание.
Я кашлянул, прочищая горло. Элен повернулась ко мне:
— Значит, вы приехали за Глорией... Ее нет здесь. Но они с Эдди скоро вернутся. Можете распаковать багаж.
У меня такового не оказалось, а вот Мауэр надо было похлопотать.
— Где каюта Глории? — спросила она.
— Там, за камбузом по лестнице вниз, — ответила Элен.
— Дэнни?! — Эйприл сказала это не столько вопросительно, сколько восклицательно, ясно давая понять, что по-прежнему держит меня за осла, нанятого для переноски поклажи.
Я пнул ногой оба чемодана по очереди, как бы проверяя, не потеряли ли они вес за то время, пока я ими занимался, и развел руками:
— Увы, Эйприл! Не хочу отбирать ваш хлеб!
Метнув на меня недобрый взгляд, секретарша потащила чемоданы в каюту.
Брюнетка оценила мое великодушие и предложила выпить.
Вскоре мы сидели в рубке и позвякивали льдинками в бокалах с виски.
Элен пыталась что-то говорить, но я пропускал мимо ушей ее щебет. Гораздо больше меня интересовали ее выпуклые места под белым бикини в черный горошек. Я уже продемонстрировал не только профиль, но и красноречие и понял, что имею шансы.
Вдруг из недр яхты раздался пронзительный крик Эйприл.
Я вскочил, прислушался. Тихо.
Труба, только что умолкшая, начала играть увертюру к «Вильгельму Телю». Я вопросительно посмотрел на Элен.
— Ничего особенного. Москат Муллинс увидел женщину... Эйприл должна помнить: мимо Муллинса надо ходить хорошо вооруженной, и не только коготками и зубками... Он выдающийся музыкант, но это не мешает ему волочиться за каждой юбкой. Его посягательства...
— И что, на вас он тоже посягал? — мое любопытство имело под собой личный интерес.
— Видите ли, я умею обращаться с мужчинами. Однажды я столкнула Муллинса с борта в воду, а трубач, да будет вам известно, не умеет плавать, так вот, после того, как Эдди вытащил его, Муллинс смотрит на меня издали, и только.
— Вы столкнули Муллинса? Вы всегда так реагируете, если парень приближается вплотную?
— Не всегда, — Фицрой провела подушечкой безымянного пальца по краю бокала и стрельнула глазками. — Это зависит от некоторых обстоятельств...
— Мне позволят узнать, каких?
Брюнетка снисходительно покачала головой. Мой огорченный вид рассмешил ее. Отхохотавшись, Элен сказала:
— Я подвержена настроениям, как и любая женщина. У меня бывают приливы и отливы... Я говорю о чувствах...
— Чувства — это всегда такая зыбкая почва и такая тайна, что хочется углубиться в ее изучение... — говоря это, я невзначай приложил свою руку к загорелой ножке певицы, и надо сказать, что она не торопилась отодвинуться и, тем более, сбросить меня в воду.
Но тут появилась Эйприл!
— Черт побери, ну и чудовище этот Муллинс! — гневно сказала блондинка, входя в рубку. — Что с ним стряслось? Он бросается, как некормленый питон!
— Это море на него так действует. Море, солнце и воздух! — Элен налила третий бокал. — Выпейте, милочка, и расслабьтесь.
Эйприл отказалась пить. На ее щечках играл румянец, ноздри нервно вздымались — определенно, стычка с трубачом пошла ей на пользу. Теперь секретарша смотрелась с певичкой на равных, и я заколебался, с кем бы охотнее пошел играть в кошки-мышки в темной комнате — с брюнеткой или с блондинкой.
Внезапно на палубе раздался слоновий топот.
Дверь рубки резко распахнулась, и нашим взглядам было во что впиться. На пороге стояли два ярко выраженных отщепенца. Их бандитские рожи контрастировали с благородными лицами туристов Бахиа-Мар.
Один был высокий и дородный, второй — низенький, тщедушный и кривоногий. Первый напоминал гориллу, второй — жокея-неудачника, которого покалечила лошадь. Клоунская парочка! Если бы не слегка оттопыренные полы пиджаков, под которыми могло находиться оружие, я решил бы, что к нам пожаловали отбросы бродячего цирка.
Незваные гости молчали. Молчали и девушки. Поэтому мне пришлось проявить свои недюжинные коммуникативные таланты:
— Эй вы, как вас там!.. Вы потеряли собачку? Или сбились с курса? Отстали от мамочки? Ищете мусорное ведро, чтобы выплюнуть жвачку? Короче, проваливайте!
У гостей прорезались голоса.
Первый говорил грубым басом, второй — каким-то бабьим фальцетом.
Здоровяк сказал:
— Осел, в голове солома.
Хилый добавил:
— Дятел ощипанный.
Все это, как вы поняли, относилось ко мне.
Первый сказал второму:
— Выбить ему глаз, что ли?
Второй не успел ответить, потому что вмешалась Элен. Она встала и уперла руки в боки.
— По какому праву вы врываетесь на яхту? Что вам здесь надо?
Горилла сцепил руки на брюхе и, оценивающе изучив все возможные прелести Элен, остался доволен:
— Фасад что надо. А как задник, интересно?
Жокей запрокинул голову, чтобы оглядеть мисс Фицрой с пяток до макушки, и пропищал: