Сэди аккуратно, но твердо повела меня по коридору.
   — Вам надо отдохнуть, милая, — говорила она. — Вы немножко переволновались. Сейчас вы увидите мои апартаменты, я называю их «клиникой для психов». Это из-за того, что стены обиты войлоком. Вы полежите на кушетке, а я схожу к Маркусу, поищу вашу одежду и попробую привести ее в порядок.
   Я была безмерно благодарна Сэди.
   — Спасибо! — сказала я от всей души. — Вы не представляете, что было! Особенно когда появился этот ублюдок со шрамом... Извините, что я так называю его, но... Ой!
   Сэди сжала мою руку так, что ее длинные ногти впились в ладонь. Я вскрикнула от боли.
   Милая старушка вполголоса, но очень твердо произнесла:
   — Детка, вы должны запомнить: в нашем заведении никому не позволительно так отзываться о мистере Максе Штайнере. У него всюду и везде есть уши. Мистер Штайнер не любит, когда упоминают о его шраме. Он вобьет вам в рот ваши чудные зубки, если услышит про шрам хоть единое слово. — Сэди неожиданно подмигнула мне. — Стоит ли преумножать доходы дантистов?
   В моих ушах все еще стоял отвратительный смех и наглая изуродованная рожа Штайнера. Я не стала возражать Сэди и лишь обреченно кивнула.
   По моей оценке, я просто блестяще провела операцию "Внедрение в клуб «Берлин». Интересно, а как справился бы с поставленной задачей Шерлок Холмс? Или доктор Ватсон? Как они проникли бы в это змеиное гнездо? Холмс, конечно, умел играть на скрипке, ну, а как роль стриптизера, удалась бы она ему?
   Так думала я, глядя на унылую физиономию Джонни Рио, который не выдавил ни словечка благодарности или одобрения, когда я рассказала ему о своем шумном успехе. Правда, в своем рассказе я кое-что опустила. Так, например, я не стала описывать, как Маркус Адлер гонялся за мной вокруг стола и как я одну за другой теряла свои вещи. Джонни я заявила, что Адлер был покорен моей несравненной красотой, моей дивной грацией, моей совершенной пластикой. Рио невозмутимо молчал. Тогда я стала рассказывать, как обнаружила в столе Адлера пистолет. Рио меланхолично выщипывал волосок из носа. Я описала человека со шрамом — зловещего Макса Штайнера. Рио безмолвствовал. И только тогда, когда я сказала, какой гонорар предложил мне директор «Берлина», Джонни встрепенулся и, довольный, потер руки:
   — Отлично, Мэвис! В конце месяца нам предстоят большие расходы, так что деньги Адлера будут весьма кстати.
   — Мои деньги! — огрызнулась я, но Джонни все было нипочем.
   Раздосадованная, я потащилась назад, в клуб «Берлин». Маркус Адлер, как я поняла, старался держать своих «лошадок» взнузданными. У него не пофилонишь. В тот же день Сэди приготовила гардероб: множество красивых, но непрочных вещей, которые должны были разлетаться в клочья от одних только липких мужских взглядов.
   Реквизит подготовил ее помощник Сэм — такой же благообразный старичок, как и Сэди. Познакомилась я и с высокомерным Джо, руководившим оркестрантами.
   А на следующий день, с самого утра, начались изнурительные репетиции. Маркус Адлер мучил меня, не давал передышки. «Выше ножку, Мэвис!» — кричал он. То ему хотелось прокрутить одну мизансцену, то другую... Потом пришла в голову идея начать мое раздевание с пальто. К пальто он прибавил длинный шарф. Заставил меня сесть на колченогий стул. Партнер должен был загнать меня на этот стул, я падала, ноги задирались кверху... Черт бы побрал эти цирковые проделки!
   Мой партнер был довольно ловок. Когда-то он на самом деле работал в цирке. Ему ничего не стоило сделать кульбит — якобы я ударила его ногой, и он полетел со сцены. Но и этот к концу дня вымотался так, что едва стоял на ногах. Что тогда говорить о бедной Мэвис! Я была мокрой от пота и почти сплошь синей от синяков. Во время короткого перерыва я присмотрелась к своему партнеру получше. У него все было среднее: средний возраст — где-то между тридцатью и сорока, средняя внешность — ни красив, ни урод, средние умственные способности. Я узнала его имя — Кези Джонс.
   Вы спросите, как я определила уровень умственных способностей Кези? Адлер придумал такую мизансцену: мы с Кези должны одновременно вспрыгнуть на стол, столкнуться, развернуться и слететь со стола. Кези оказался настолько тупым, что спихнул меня, и я грохнулась на спину. Хорошо еще, что лицом вверх. Конечно, Кези помог мне подняться, но сказал при этом, что моя шутка была неудачна. И тут, потирая ушибы, я вспомнила, что перед самой мизансценой спросила Кези, на чем он прибыл в Лос-Анджелес из своей дыры: на экспрессе или на воздушном шарике. Поднимая меня, Кези сказал, что, если я еще раз упомяну воздушный шарик, он попробует уронить меня лицом вниз.
   Я поняла, что Кези из породы тех, кто не принимает шуток, ибо любит шутить сам.
   Вообще-то к концу репетиции мне показалось, что я ему нравлюсь. И даже то, что он продемонстрировал мужскую силу, прибавив мне синяков, было признаком симпатии.
   Часов в пять Маркус Адлер объявил, что мое шоу в целом готово и сегодня он запускает меня самым последним номером — на пробу. Если выступление Мэвис Циркус понравится публике, то уже с завтрашнего дня я начну давать по три представления на дню.
   Адлер повел меня за сцену и показал на какую-то дверь. Я открыла и увидела крошечную каморку с душем.
   — Вот твоя гримерная, Мэвис.
   Надо сказать, что, приняв меня на работу, директор стал еще грубее и наглее, чем был.
   — Как? И это здесь я должна готовиться к выступлениям? Да если я лишь взмахну рукой, то разнесу этот спичечный коробок в щепки... Эй, куда вы?
   Но директор уже ушел, даже не соблаговолив выслушать мои претензии.
   Делать было нечего, и я стала обживаться. Протерла зеркало, выложила на туалетный столик расческу, косметичку, полотенце.
   Вдруг дверь гримерки распахнулась, и зычный женский голос пророкотал:
   — Дайте-ка посмотреть на эту новую телку, которую откопал Маркус.
   В проеме двери стояла блондинка — пышная, крутобедрая, с мощной грудью и, как ни странно, тонкой талией. Ее длинные золотистые волосы ниспадали на плечи. Лицо, сдобренное изрядной порцией косметики, было красивым, но абсолютно лишенным шарма. На блондинке была короткая туника, перехваченная поясом, и янтарные побрякушки. Когда девица делала какое-нибудь движение, телеса ее вздымались, одежда топорщилась. Это блюдо было не для гурманов, а для тех обжор, которые любят «есть» глазами вдоволь, до отвала.
   — Дорогая, вы так вспотели, открывая дверь, а ведь могли и не утруждать себя и проскользнуть в щель под дверью, — сказала я сладким голосом.
   — Ты, языкастая, сдохни! — заорала блондинка. — Ты не знаешь, как надо себя вести в приличном обществе! Помолись! Я найду тебе достойное местечко — на кладбище!
   — О, это так мило с вашей стороны — давать мне советы, — ответила я с любезной улыбкой. — Вы могли бы провести время с большей пользой для себя, если бы поупражнялись со скакалкой. Вам, дорогая, надо согнать жирок с вашей пышной задницы.
   — А ты...
   Она добавила еще одно словечко и ворвалась в мою каморку, вытянув вперед «боевое оружие» — растопыренную пятерню с длинными острыми ногтями, окрашенными в кроваво-красный цвет. Бедная, она не знала, что в свое время мы с тем самым морским сержантиком изрядно поусердствовали, отрабатывая славный приемчик — залом руки противника назад. Так что я довольно легко скрутила нахалку. Несмотря на то, что она стояла, точнее, занимала позицию буквы «зет», мерзавка вовсю поливала меня самыми изысканными словами из непечатных. Это мне надоело. Я приложила блондинку пару раз лбом о свой туалетный столик, и она стихла. Поняв, что теперь эта толстозадая будет нема, как рыба, я отпустила ее. Выпрямившись, блондинка ощупью нашла дверь и, пошатываясь, выбралась в коридор. Спотыкаясь и набивая шишки, она побрела куда-то в сторону кулис... Лицо ее было отрешенным, а взгляд выражал полное безразличие и отсутствие интереса к жизни, — короче, ничего не выражал.
   Я хмыкнула и уже хотела закрыть дверь, как увидела, что в коридоре стоит девушка. Ей явно доставил удовольствие наш стремительный поединок.
   Девушка была сказочно красива — скажу это честно. Темные блестящие волосы, миндалевидные выразительные глаза, бархатная кожа персикового оттенка... А тело... Я прикинула ее размеры и от зависти закусила губу: талия сантиметров 48, бедра — максимум 87, но бюст — все 108! Красотка что надо! Высокие каблуки удлиняли ее фигуру, и оставалось только гадать, как девушке удается носить такой бюст и при этом сохранять равновесие!
   — Спасибо за спектакль, — сказала она приятным голосом. — Саломея глупа. Ей давно пора было вмазать как следует за грубость и хамство. Да все некому у нас заниматься толстухой. Наконец, нашелся человек, который поставил ее на место!
   Девушка протянула мне руку и улыбнулась:
   — Давайте знакомиться. Я — Ирма Слошковски. Здесь я Ирма Бузен.
   — О'кей, Ирма, — я пожала руку. — Я — Мэвис Зейдлиц. Здесь я буду выступать как Мэвис Циркус.
   — Мы подружимся, правда? — Ирма еще раз улыбнулась. — Только прошу: когда будете обрабатывать Саломею в следующий раз, не забудьте позвать меня. Обожаю подобные зрелища.
   — Позову, — усмехнулась я.
   — А не выпить ли нам кофе?
   — Отличная мысль!
   — Вот и хорошо. Я же говорила, что мы подружимся.
   Я тоже была рада, что все так удачно складывается: та, которую мне поручено оберегать, оказалась симпатичной девушкой, к тому же у меня с ней стали складываться хорошие отношения. Конечно, мне будет проще присматривать за Ирмой, когда она находится поблизости.
   Я взяла сумочку, и мы, перебрасываясь ничего не значащими фразами, пошли к выходу.
   Когда мы шли по коридору, одна из дверей, на которые я даже не обратила внимания, отворилась, и Макс Штайнер едва не сбил нас с ног.
   — Эй! Смотреть надо! — вскрикнула я, потирая ушибленную руку.
   Штайнер зло сверкнул глазами, но тут же узнал меня.
   — А! Это та девица, что так ловко рвет на себе белье. — Кривая ухмылка, прищуренный глаз и страшный шрам сделали его рожу еще ужаснее, чем тогда, когда я увидела Штайнера впервые.
   Потом он посмотрел на Ирму. Лицо громилы приобрело еще более мерзкое выражение:
   — Мисс Вынюхиваем-Подслушиваем? Как поживаете? Как ваши уши? Не болят? — Он говорил тихо, но внятно. — Может, полечим ушки, а? Я ведь неплохой хирург... Могу укоротить, подрезать, если надо...
   Он дернул Ирму за розовое ушко, резко повернулся на каблуках и зашагал прочь.
   — Ну и замашки у этого типа! — вырвалось у меня, несмотря на предупреждение Сэди. — Тоже мне хирург! Как можно держать здесь таких...
   Я взглянула на Ирму и поперхнулась. Ирма была совершенно бледной, как смерть. Щеки ее ввалились, и только красное ухо светилось, как стоп-сигнал.
   — Дорогая, не стоит принимать так близко к сердцу слова этой мрази.
   Я погладила Ирму по руке. Рука ее была холодной, как лед.
   — У меня предчувствие, что... случится нечто ужасное, — прошептала она. — Что-то будет... И скоро. А я попаду под подозрение... На мне отыграются... Зачем только я вошла и услышала то, что не должна была слышать...
   Ирма вздрогнула и с ужасом уставилась на меня. Она только сейчас сообразила, что чуть не исповедовалась постороннему человеку, и ненатурально рассмеялась. Оборвав смех, невесело произнесла:
   — Нервы... Плету бог весть что. Не слушайте меня, Мэвис. Пойдемте пить кофе.

Глава 3

   Я со страхом думала о своем первом выходе на сцену. Никогда не собиралась подаваться в стриптизерки, и теперь мне казалось, что я умру со стыда. Но к тому времени, когда я порвала и сбросила с себя всю одежду, кроме трусиков и кулона на бархатной ленточке, вместо страхов и угрызений — как-никак мужчин в клубе было навалом, и все рассматривали, смакуя, мои обнаженные прелести — так вот вместо стыда я испытывала только крайнюю озабоченность — как увернуться от Кези. Партнер каждый раз так гонял меня вокруг стола, что волноваться из-за юбки, бюстгальтера или прочей бельевой ерунды просто было некогда.
   Мое первое выступление закончилось ликованием публики. Послышались вопли: «Повторить!». С одной стороны, это даже неплохо. Но с другой — что повторить? Одежда порвана, номер отработан. «Что делать?» — спросила я у Кези. Он подмигнул: «Просто пройдись вдоль сцены и медленно уйди за кулисы». И что вы думаете? Публика взбесилась! Ко мне протягивали руки, пытались погладить, а бюстгальтер просто порвали на мелкие лоскутки... Никогда мне не разгадать мужской психологии. Девушки-спортсменки, например, гимнастки или циркачки, раздеты почти так же, как я, но никто не улюлюкает на соревнованиях и представлениях, тем более, не протягивает рук... Сложный трюк или каскад прыжков на спортивном снаряде не притягивает мужчин так, как обычное передвижение по прямой — от края сцены до кулис.
   Я поделилась с Кези своими наблюдениями, на что он ответил: мол, мое «простое передвижение» затмевает сотню сложнейших трюков. Однако, когда я попросила партнера объяснить мне это, он пробормотал что-то, вроде: «Отстань... И не искушай меня!», и сбежал в свою гримерку.
   Ох, уж эти мужчины!
   Пока все идет превосходно. Директор доволен, публика рвет и мечет от счастья лицезреть меня. Я довольно быстро втянулась в работу, которая вначале показалась очень тяжелой, но потом даже понравилась. И синяков стало поменьше.
   В клубе работало, кроме меня, четыре стриптизерки. Ирма и Саломея, которую, кстати, я после памятного поединка не видела: то ли она меня избегала, то ли это было простым совпадением, а также еще две девушки: Кетти и Труди.
   Кетти Шланг извивалась во время шоу, как змея. Ее иссиня-черные волосы и белая кожа заводили мужчин и делали из них ручных кроликов.
   Труди Тигерин напоминала мне Венеру Милосскую, только с руками. У Труди были шелковистые рыжие волосы, она была неутомима и изобретательна.
   И Кетти, и Труди попытались «наехать» на новенькую, то есть на меня, но я быстро поставила девиц на место, и мы установили отношения мирного сосуществования.
   А вот с кем я действительно подружилась, так это с Ирмой. Уже на второй день, когда я, отработав третье шоу, вбежала в свою гримерку и растеклась в изнеможении по кушетке, Ирма пришла, заперла дверь и сказала, что у нее ко мне серьезный разговор.
   — Помнишь, Мэвис, я говорила тебе о своих недобрых предчувствиях? Не считай, что я свихнулась, но, как мне кажется, надо мной действительно сгустились темные тучи.
   Говоря это, Ирма нервно похрустывала суставами пальцев.
   Я попыталась развеять ее сомнения:
   — Я совсем не считаю, что ты свихнулась. Недобрые предчувствия не раз посещали и меня. Однажды я ехала в лифте в компании с укротителем африканских хищников. Укротитель, поглядывая на меня, каждый раз так лихо подкручивал свои черные усы, что у меня возникло предчувствие, что вот-вот он выхватит обруч, подожжет его, а затем с помощью кнута заставит меня прыгать через него! И тогда я заявила этому нахалу, что я из семейства кошачьих...
   — Перестань, Мэвис! Я пришла для серьезного разговора!
   — Извини, Ирма, просто мне хотелось хоть чуть-чуть поднять тебе настроение.
   — Ты сделаешь это при помощи всего одного слова, — оживилась Ирма. — Скажи «да».
   Я прикусила губу. «Да» для девушки — это более чем серьезная штука, даже если в комнате присутствует другая девушка, а больше никого нет. Опрометчиво скажешь «да», а последствия окажутся такими, что расхлебывать придется всю жизнь...
   — А по какому поводу мне надо сказать «да»? — осторожно спросила я.
   — Понимаешь, у меня большая квартира, — вздохнула Ирма. — И мне в ней страшно. Куча комнат, две спальни, две ванные... А вдруг кто-то прячется в них? Вот я и решила предложить тебе, если, конечно, ты согласишься, разделить со мной эту жилищную проблему... Ну как?
   — Боже мой!
   Я закрыла лицо руками, чтобы Ирма не заметила, как я обрадовалась. Поселиться у Ирмы — это значит одним разом покончить с процедурой слежки. Я становлюсь круглосуточным телохранителем, а Джонни Рио вместо того, чтобы все ночи проводить у дома Ирмы в машине, будет спокойно спать в своей постели.
   — Мэвис, пожалуйста, не томи! — Ирма смотрела на меня с надеждой. — Ну, пожалуйста, соглашайся! Квартирная хозяйка берет с меня не такие уж большие деньги, а если разделить квартплату на двоих, то это и вовсе смешная сумма. Сэкономленные деньги мы могли бы пустить на наряды или путешествия...
   — Да! — выкрикнула я.
   — Мэвис, ты прелесть! — она бросилась целовать меня. — Перебирайся ко мне немедленно!
   — Давай сделаем так: я возьму такси, заеду к себе, чтобы собрать вещи, и на этой же машине — в твою квартиру...
   — А я поставлю бутылку шампанского в ведерко со льдом! Когда ты появишься, мы устроим разврат с шампанским! Идет?
   — Идет!
   Мы действительно распили в тот же вечер бутылку шампанского. Надо сказать, что напиток подействовал на нас самым непостижимым образом: у меня мелькало какое-то неясное воспоминание о том, как я прыгала по диванным подушкам, стояла на голове, пыталась крутить на ноге обруч, пела «Янки Дудль» и изображала царицу Савскую. Ирма всю ночь плакала и причитала, что ей страшно жаль маленьких крокодильчиков, которых забирают у мамы-крокодилихи и продают в зоопарки. От этого плача лицо Ирмы пошло какими-то пятнами, и я пыталась тереть ей щеки противоаллергической корочкой манго...
   Ну, в общем, вы поняли, как прошла ночь.
   Утром мы обшарили холодильник, нашли кусок мяса, съели по отбивной и отправились в салон красоты приводить себя в порядок. В клуб мы заявились в половине седьмого вечера, красивые, собранные и настроенные на работу.
   Я причесывалась, когда в дверь кто-то деликатно постучал.
   — Войдите!
   Дверь моей гримерки тихо отворилась, и на пороге возникло златовласое пышное облако по имени Саломея Кёнигин. Моя правая рука сама собой сжалась в кулак, но Саломея, потупив глазки, протянула открытую руку для приветствия. Оправившись от шока, я пожала ей руку, но сделала это весьма неуверенно.
   — Мне давно надо было извиниться перед тобой, Мэвис, — сказала Саломея. — Я сама напросилась на неприятности, и ты проучила меня... Это было справедливо.
   — Забудем!
   — Да? Ты так считаешь? — обрадовалась она. — Я ведь не просто так наскочила на тебя. Хотя в любом случае — дура. Зачем поверила сплетням?
   Саломея глубоко вздохнула: ее грудь заполнила все оставшееся свободное пространство в моей тесной каморке. Я смотрела на мощные «буфера», и воображение рисовало мне две башни старинного замка, в подвалах которого скрываются несметные сокровища...
   — А что за сплетни? — заинтересовалась я, потому что ни с кем в клубе у меня не было никаких отношений.
   — Да так, сплошная ерунда, и как только я могла на это клюнуть?! Мне говорили, что верить словам Ирмы нельзя, а я...
   — Что?! Это Ирма — сплетница?
   Саломея энергично затрясла головой, в которой, наверняка, было больше опилок, чем мозгов.
   — Мэвис, не верь Ирме...
   — Вон! — закричала я. — Это ты, милочка, сплетница! Да так ловко подъехала ко мне: хочу, мол, извиниться... Уходи, Саломея, пока я не выпотрошила тебя, как индюшку!
   — Нет, Мэвис, ты все не так поняла...
   — Ты пытаешься разлучить нас с Ирмой потому, что мы подружились! У тебя ничего не получится!
   Саломея тяжело дышала, ее передняя надстройка вибрировала от избытка эмоций. Голубые глаза были широко распахнуты:
   — Ирма — вонючка...
   Я чуть не ударила Саломею, потом взяла себя в руки и сказала ледяным тоном:
   — Саломея Кёнигин! Покиньте мою гримерную. Если вы этого не сделаете в ближайшие десять секунд, вам не поможет ни один врач... Во всяком случае, на сцене вы больше выступать не будете. Ну?
   Я грозно сдвинула брови.
   Прежде чем уйти, златовласая красотка бросила на меня обиженный взгляд и процедила сквозь зубы:
   — Когда, Мэвис, ты поймешь, что я говорила правду, будет поздно.
   Взбешенная, я запустила в Саломею туфлей. Несмотря на те килограммы, которые она носила на себе, Саломея легко увернулась от туфли и скрылась за дверью.
   Эта безмозглая телка совсем выбила меня из колеи. На первом выступлении вместо того, чтобы только сделать вид, что бью Кези ногой по голени, я действительно так саданула его, что глаза партнера чуть не вылезли из орбит. Кези был настоящим профессионалом: он даже не пикнул на сцене. Но отомстил мне самым подлым образом. По сценарию во время беготни вокруг стола я оставляла часть одежды на ручке выдвижного ящика, а затем скользила по полированной поверхности и падала в объятия Кези. На этот раз он даже не думал подставить руки, и я со всего разгона грохнулась на пол. Надо ли говорить, что я отбила себе все, что находится пониже спины?
   Я еле-еле поднялась и медленно прошла за кулисы. Если бы Кези попался мне в этот момент, я откусила бы у него нос, ей-богу! Я так сильно расшиблась, что не представляла, как смогу дальше работать. А ведь мне нужно было еще дважды выйти на сцену. Я подождала, пока Кези нырнет за кулисы, и выставила сжатый кулак костяшками пальцев вперед, чтобы ударить Кези в лицо. Но он каким-то непонятным приемом заломил мою руку, и... я оказалась на коленях.
   — Ты хочешь отомстить мне за то, что расшибла попку? — его тон был до омерзения ласковым. — А кто лягнул меня по голени?
   — Но я же не нарочно! Ой, больно! Ты вывихнул мне руку в суставе!
   — Нечего замахиваться!
   Он схватил меня под мышки и поставил на ноги.
   — Ну вот, рука не работает, — застонала я. — Медведь!
   — Как будто у тебя бархатные лапки, — огрызнулся Кези, потирая рукой голень. — Ладно, мы квиты... Зайди-ка ко мне в гримерную...
   — Вот еще! — фыркнула я. — После того, что было...
   Но Кези знал, как надо уговаривать строптивых девушек: он взял меня за локоть двумя пальцами, надавил и — я впорхнула в его гримерку, как бабочка.
   Он вошел, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Я лихорадочно соображала, какой прием можно применить против насильника, но вдруг сообразила, что Кези даже не смотрит на меня, а уж тем более не собирается делать то, в чем я его заподозрила.
   — Мэвис, не дури... — сказал он негромким голосом, от которого у меня по телу поползли мурашки. — В клубе происходят странные вещи... Ты заметила?
   — Что я должна заметить? Что мой партнер выкручивает мне руки?
   — Перестань, я сказал!.. Неужели ты не видишь: этот тип затерроризировал всех...
   — Ну, не больше, чем ты меня... Кстати, о ком ты говоришь?
   — О Штайнере! — прошипел Кези. — Урод со шрамом торчит тут все время и высматривает...
   Он в сердцах сплюнул.
   — И еще один кретин появился... Не спускает глаз с Ирмы Бузен... Ты видела его?
   — Послушай, Кези, ты затеял дурацкий разговор, — поморщилась я. — В клубе полно всяких уродов, кретинов и прочих паскудников. Они только и делают, что пялятся на голых девушек, пьют пиво, орут... Все они хороши! Я не могу выделить из этой массы кого-то одного...
   Мне казалось, что мой четкий и логичный ответ собьет с него непонятно откуда взявшуюся спесь. Но Кези только хмыкнул.
   — Мэвис, не говори, что ты лишена наблюдательности. Ты давно приметила этого коротышку, который ходит за Бузен на цыпочках и ловит каждое ее движение. У него такие огромные очки, а наша Ирма так возбуждает этого типа, что очки все время запотевают, он достает платок... Ну, вспомнила?
   — Как тебе сказать... Да, я видела одного типа, у которого запотевают очки...
   — С кем же у Ирмы роман? — задумчиво сказал Кези. — Со Штайнером? Или с коротышкой? Что-то я никак не пойму. Ирма, когда видит Штайнера, меняется в лице... То же происходит с коротышкой, когда он видит Ирму... А как ты считаешь?
   — Что я должна тебе сказать?
   — Ты должна все знать, — произнес он безапелляционным тоном. — Вы вместе живете.
   — Ну и что? У Ирмы — своя жизнь, у меня — своя. И потом, — я подозрительно посмотрела на Кези, — откуда у тебя такой болезненный интерес к делам Ирмы Бузен?
   — Видишь ли, я люблю разгадывать загадки, которые задает нам окружающая среда. Между Бузен и Штайнером, определенно, существует какая-то связь...
   — Как быстро ты все разнюхал, — удивилась я. — Адлер нанял тебя в тот же день, что и меня...
   — Нет, ты не знаешь, что я работаю в клубе третий месяц. Просто до этого я был вышибалой. Адлер — хитрая бестия. Он подсчитал, что дешевле приплатить мне и заставить гоняться за тобой по сцене, чем нанимать человека со стороны.
   Я потерла свои бока и руку, которая все еще болела.
   — Говоришь, работал вышибалой? Оно и чувствуется. Вот скажу Адлеру, что ты никак не можешь перестроиться на сцене, а я девушка нежная...
   — Только попробуй!
   Взгляд его холодных серых глаз проник до самого позвоночника, и я ощутила, как по спине прокатилась ледяная волна.
   — Мэвис, я никак не могу тебя раскусить: ты действительно тупая или ловко прикидываешься такой? Если ты дура, то с моей стороны было бы нечестно не присмотреть за тобой в этом вертепе... — Кези вздохнул. — Я тоже скоро стану тупым, общаясь с тобой. Ну раскрой глаза пошире! С Ирмой можно разобраться, если быть хоть немного хитрее и внимательнее.
   — Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил? — я презрительно усмехнулась. — Саломею Кёнигин! Почему вы оба пытаетесь очернить мою единственную подругу?!
   — Ладно, Мэвис, я вижу, что этот разговор прошел впустую. — Кези отодвинулся от двери и сел на стул, вытянув ноги. — Я тебя предупредил...
   Я бросилась к двери, но, увидев, что Кези и не думает меня преследовать, остановилась. Любопытство мое взыграло: