Браун Картер. Забавляйся сейчас... убьешь позднее

   — Откуда она знала?
   — Я к Хелен долго приставала с тем же вопросом, и она мне так и не ответила, но вообще-то я не сомневалась, что это чистая правда.
   — И вы сказали Антонии?
   — Да. — Щеки у нее запылали. — Мне хотелось отплатить за то, как она обращалась со мной, пока я жила в доме. Само очарование в присутствии Рейфа и настоящая дрянь, когда его не было рядом... — Джеки хрипловато рассмеялась. — Я недооценила Антонию, и это стало моей второй ошибкой: через две ночи она организовала небольшую сцену между мною и Питом, и я покинула обиталище Кендаллов.
   — Именно по этой причине вы даже не пытались сказать Кендаллу правду о том, как Антония с Питом вас подставили? — спросил я. — Просто вы знали, что Антония сумеет убедить Рейфа да еще немедленно нажалуется: ей, мол, нанесли обиду, рассказав о связи матери с другом отца, а тогда Кендалл выгнал бы вас с еще большим треском.
   Джеки, поморщившись, кивнула.
   — Я любила Рейфа, — прошептала она сквозь слезы, — как раз о таком человеке всю жизнь мечтала, и надо ж было его потерять из-за этой стервы Антонии!
   Я поднялся и поставил бокал на столик.
   — Мне пора, — сказал я. — На вашем месте я бы не волновался из-за Пита, он больше сюда не придет. И я также не думаю, что вы потеряли Кендалла из-за “этой стервы Антонии”.
   — Не думаете? — Джеки обратила ко мне удивленное, залитое слезами лицо. — Что же тогда встало между мною и Рейфом?
   — Другая стерва, — холодно отрезал я, — по имени Джеки Лоррейн.
   Подойдя к дверям, я остановился и бросил на нее последний взгляд. Джеки застыла в своем белом брючном костюме, ее величественная грудь только что не прорывала материал, а брюки туго обтягивали округлые бедра. И все-таки я не испытывал никаких сожалений. С ней мы бы никогда не “звякнули”.
   Я поехал прямиком домой. Желудок мой урчал, когда я поднимался по ступеням крыльца, а нос старательно принюхивался в предвкушении пиршества. Дверь была открыта, но никакой заманчивый аромат не щекотал ноздри, пока я шел из холла в гостиную. Тут я мысленно скрестил пальцы, надеясь, что во время готовки Сэнди наверняка держит кухонную дверь закрытой, о чем сам я вечно забываю.
   Сэнди Гиббс уютно устроилась на диване с какой-то книжкой, ноги она поджала под себя, на нос водрузила очки в черной оправе. Взглянув на меня поверх них, она улыбнулась:
   — Привет!
   — Ну, — бодро объявил я, — вот я и прибыл, успев обернуться вовремя, но полумертвый от голода.
   — Очень мило... — Она снова уткнулась в книгу. — Вы, случайно, не знаете, что такое “скандий”?
   — Полумертвый от голода! — выразительно повторил я.
   — Да нет, вы ошибаетесь. Это не подходит. У вас найдется словарь?
   — Нет, — мрачно ответил я, — а в том месте, где когда-то у меня был желудок, образовалась огромная дыра.
   — Ox! — Сэнди захлопнула книгу, снова посмотрела на меня поверх очков и улыбнулась:
   — Догадываюсь: вы хотите есть.
   — Вы же собирались приготовить нам что-то к ужину? — с величайшим пылом напомнил я. — Мне нравятся девушки, которые умеют стряпать! Вы поджарили бифштексы? И возможно, с луком? — Я почувствовал, что сейчас захлебнусь слюной. — Или вы отыскали в морозильнике омаров? И то и другое меня вполне устраивает. В данный момент я мог бы проглотить и лошадь!
   — Где вы найдете лошадь в столь поздний час? — Сэнди серебристо рассмеялась. — Да и что бы я с ней делала? Нет, я нашла бифштекс, Рик, и, благодарю вас, он был потрясающим.
   — Замечательно! — Я снова улыбнулся. — В таком случае почему же мы не садимся за стол?.. Был???
   — Я никогда в жизни не испытывала такого голода, — жалобно объяснила девушка. — Думаю, все дело в тех веселых играх, что вы для меня устроили, Рик. Драка с этой фурией, да и ваши не совсем обычные методы воздействия на голосовые связки... Короче, я ела и ела, — она мечтательно улыбнулась, — было настолько вкусно, что ничего не осталось.
   — Ни крошки? — простонал я.
   — Не волнуйтесь, я нашла немного салата-латука и помидоров, так что можно сделать сандвич.
   — Какой-то жалкий сандвич? — взвыл я. — Только салат и помидоры?
   — На ржаном хлебе, — уточнила Сэнди. — Витаминов — побольше, калорий — поменьше! Вот мой девиз.
   — Попробуйте это повторить после того, как я вас придушу!
   — Ой, чуть не забыла! — Она сняла с носа очки и принялась их протирать. — Звонил Макс Боулер. Он хочет, чтобы вы сразу с ним связались. Говорит, это крайне важно.
   — Только после того, как я.., сверну вам шею.
   — Позвоните Боулеру прямо сейчас, а я тем временем займусь сандвичами. — И мисс Гиббс упорхнула на кухню, прежде чем я успел привести в исполнение угрозу.
   Сердито качая головой, я набрал домашний номер Боулера, который Сэнди предусмотрительно записала на клочке бумаги.
   — Холман, — буркнул я, услышав голос.
   — Эта встреча с Кендаллом, — выпалил он, — завтра!
   Это еще что за новости?
   — Время не терпит, так что ваш срок кончается завтра в пять часов. Если Кендалл не подпишет договор, отписав моему клиенту весь доход со спектакля, ему конец. Слушайте внимательно, Холман: завтра в пять — последний срок!
   — Что стряслось, Макс? — вкрадчиво осведомился я. — Полиция уже наступает вам на пятки?
   — Что?
   — Этого и следовало ожидать. Вы были ее агентом, и, когда полиция обнаружила тело, вас проверили одним из первых.
   — Не понимаю, о ком, черт побери, вы толкуете!
   — О Хелен Кристи, о ком же еще?
   — Она не имеет никакого отношения к этому делу.
   Передайте Кендаллу...
   — Еще как имеет, и самое непосредственное, Макс, — проворчал я. — Скажите, вы прикончили Хелен Кристи, чтобы оставить все деньги себе?
   — Послушайте, Холман, — его голос чуть слышно дрогнул, — чтоб мне провалиться ко всем чертям, если я понимаю, что вы несете, да меня это и не колышет. От вас нужно одно: позвонить Кендаллу и передать, что я велел, вот и все! — И он торопливо повесил трубку.
   Не успел я отойти от телефона, как весьма острый носок туфельки судорожно взвился в воздухе и весьма чувствительно врезался мне в мягкое место. Обернувшись, я узрел вежливую улыбку Сэнди Гиббс.
   — Теперь мы квиты, — объяснила она довольным голосом. — Вы можете съесть свои сандвичи на кухне.
   Я догнал ее у кухонной двери, обхватил за шею руками и уже совсем было собрался придушить, как вдруг мой нос почуял на редкость приятный запах. Я глянул через плечо девушки на стол и мигом отпустил ее шею.
   — Бифштекс? — промурлыкал я. — И жареный лук?
   — Я уже поела, — засмеялась она. — Вся беда в том, что стряпаю я слишком вкусно, а потому не могу удержаться и тут же принимаюсь за еду. Но я составлю вам компанию за столом, а вы, как и обещали, все мне расскажете.
   — Договорились! — воскликнул я и так поспешно бросился к столу, что едва не растянул сухожилие.
   Этак минут через двадцать я пребывал в блаженной расслабленности, поскольку готовила мисс Гиббс на самом деле превосходно. Сэнди внимательно выслушала всю историю, немного подумала, хмуря брови, потом спросила:
   — Так вы считаете, что инициатором шантажа была Хелен Кристи?
   — С чего вы взяли?
   — Я слышала все, что вы говорили Боулеру, по телефону.
   — Я выпустил стрелу вслепую, надеясь, что какую-нибудь цель она непременно найдет.
   — Вам надо выпить, — холодно заметила девушка. — Еда притупила ваши мыслительные способности.
   Мы вернулись в гостиную. Пока я наполнял бокалы, Сэнди вновь уютно устроилась на кушетке. Я принес выпивку и сел рядом. Девушка рассеянно взяла у меня из рук бокал, продолжая о чем-то сосредоточенно думать.
   — Нет, не сходится, — наконец пробормотала она. — Окажись убийцей Боулер, шантажировать Кендалла было бы для него слишком рискованно.
   — Да, он не мог знать наверняка, что Кендалл не расскажет обо всем полиции, — согласился я. — А сделать это — все равно что доставить Боулера на блюдечке с голубой каемочкой прямиком в газовую камеру.
   — Но раз уж вы об этом подумали, — сердито спросила она, — зачем спрашивали Боулера, не убил ли он ее, чтобы забрать все себе? — Лицо мисс Гиббс скривилось, как от боли. — Можете не отвечать. Стрельба из лука наугад и прочая ерунда...
   — У нас обоих был длинный, утомительный день, — миролюбиво заговорил я. — Почему бы нам не позабыть на время про шантаж и убийство и просто не доставить себе удовольствие?
   — Я уже сыта по горло удовольствиями в вашем вкусе, Рик Холман! — Она поморщилась. — Мне все еще больно сидеть...
   — Это не совсем то, что я имел в виду, — откровенно признался я.
   — Ну... — В серых глазах блеснул огонек любопытства. — Но что же тогда?
   Я одарил Сэнди неотразимой улыбкой:
   — Вот мы здесь сейчас вдвоем, и...
   — Так вы об этом удовольствии? — В ее голосе зазвенела целая куча льдинок. — Сперва вы предложите выпить еще по капельке, я скажу, что мне пора идти, а вы начнете возражать — еще, мол, детское время, до ночи далеко. Потом — пару-тройку бокалов спустя — вы заявите, что на улице холодно и темно, а потому мне следовало бы остаться. Почему бы и нет?
   — Я...
   — А в доме ужасно жарко, так не скинуть ли мне лишнюю одежду?
   — Но...
   — И тогда рано или поздно произойдет неизбежное! — Она смерила меня уничижительным взглядом. — Это один из самых примитивных способов соблазнения на свете. Оправдывается он лишь в одном случае — если девушка заранее согласна. А я — нет! — Она сунула нетронутый бокал в мою расслабленную руку и встала. — Спасибо за мучительный вечер и до свидания, мистер Холман.
   — Я хотел только одного, — простодушно заметил я, — сыграть с вами в шарады.
   Мисс Гиббс свирепо поглядела на меня, издав какой-то хриплый рык, и выскочила из комнаты так быстро, что чуть не выпрыгнула из платья. Пару секунд спустя хлопнула входная дверь, и весь дом содрогнулся до основания. Мне предстояла очередная одинокая ночь, а составить компанию могли лишь нерешенные вопросы.

Глава 8

   Кабинет был таким огромным, что в нем спокойно уместился бы плавательный бассейн, после чего осталось бы достаточно места для солидной буфетной стойки, например с горячими хот-догами. Все было идеально чисто, даже огромная лужайка, раскинувшаяся за окном. Вдоль стены по стойке “смирно” вытянулся ровный ряд шкафов для хранения документов, а книги на полках с указателями невольно наводили на мысль, что никто не посмел бы сдвинуть их с места даже на короткое время. Обтянутый кожей верх столешницы так и блестел от избытка ухода, но я не заметил на нем ни единой бумаги. Пишущая машинка под чехлом, на столе поменьше, свидетельствовала о том, что здесь, возможно, хотя бы изредка кто-то работает.
   Все это произвело на меня колоссальное впечатление, о чем я и поведал хозяину кабинета.
   Рейф Кендалл нервно заерзал на обитом кожей вращающемся кресле за столом и мрачно посмотрел на меня.
   — Вы сказали, что это важно, — любезно напомнил он, — причем разговор должен состояться без свидетелей. Ну вот, большего уединения, чем здесь, добиться невозможно; прошло целых пять минут, а вы не произнесли пока ни единого мало-мальски значимого слова.
   — Вчера вечером мне звонил Боулер, — объявил я, — и назвал пять часов вечера крайним сроком. Либо к этому времени вы отписываете семьдесят пять процентов дохода от этой пьесы в его пользу, либо он предает все случившееся широкой огласке.
   Кендалл пошарил в кармане и извлек на свет Божий неизменную трубку, но на этом дело и кончилось: он рассеянно вертел ее, привычно уминая указательным пальцем ненасыпанный табак.
   — Ладно, — вздохнул он. — Сейчас десять часов утра, так что у нас осталось всего семь часов. Что мы будем делать, Холман?
   Я пожал плечами:
   — Решать вам. По словам Боулера, он располагает квитанцией о доставке вам бандероли с экземпляром пьесы, квитанцию эту подписал кто-то из обитателей дома, а этот экземпляр является точной копией другого, хранящегося в сейфе вице-президента банка. Вам придется доказать, что он вступил в сговор с кем-то из ваших близких, дабы обвинить вас в плагиате, причем сделать это необходимо до пяти часов вечера. В противном случае не останется ничего иного, как отписать в пользу Боулера семьдесят пять процентов дохода от пьесы.
   Холодные голубые глаза драматурга облили меня нескрываемым презрением.
   — Разве не для этого я нанял вас, Холман? — ядовито спросил он. — Вы собирались доказать, что Боулер сговорился с кем-то в доме! Вы работаете над этим вот уже два дня, а когда время практически на исходе, у вас хватает наглости сидеть здесь и говорить мне, что я должен решать. Неужели вы ничего не выяснили за прошедшие сорок восемь часов?
   — Я во всем разобрался и совершенно спокоен, — невозмутимо обронил я. — Я знаю, кто расписался на почтовом квитке и стоит за всей идеей шантажа. Но это ни капельки не поможет.
   — Не поможет? — повторил Кендалл бесцветным голосом. — Вы что, с ума сошли? Да ведь это самое главное! — И дабы подчеркнуть свои слова, он шарахнул кулаком по столу. — Я требую, чтобы вы немедленно назвали мне это имя!
   — Рейф Кендалл, — сказал я. Какое-то время он сидел с ошеломленным видом, затем откинулся на спинку кресла.
   — Каким образом вам удалось прийти к такому выводу? — глухо спросил драматург.
   — Точнее, вы и Хелен Кристи, — пояснил я. — Макс Боулер — ее агент или был таковым. Она выполнила для вашей пьесы работу “скорой помощи”, потом забрала два готовых экземпляра с собой и отправила по почте один в банк, а второй — вам. В банке она распорядилась хранить пакет под замком до востребования, вы же расписались за второй экземпляр, а потом его уничтожили.
   Он не слишком убедительно хохотнул:
   — Вы утверждаете, что я задумал шантажировать самого себя, Холман?
   — Мне это тоже не давало покоя, — сочувственно кивнул я. — Казалось, только безумец способен измыслить нечто подобное.
   — Несомненно, только сумасшедшему такое придет в голову, — хмыкнул он, — а ведь это ваша идея, Холман?
   — В нужный момент Хелен Кристи заявила Боулеру, что вы похитили ее пьесу и она может это доказать, — невозмутимо продолжал я, — не сомневаясь, что Боулер запляшет от радости. Он именно из таких агентов. В этой ситуации Боулер усмотрел великолепную возможность урвать по-легкому немалый куш. Все шло замечательно, но, обернись что-то не так, вам ничего не стоило заявить Боулеру, что это была всего лишь шутка, придуманная вами обоими. Но вам требовалось доказательство, что вы не крали никакой пьесы. Контракт, по которому Хелен Кристи получила десять тысяч за сделанную ею правку, стал для вас страховкой на случай, если бы произошло нечто непредвиденное. Вы хранили свою копию здесь, у себя в кабинете, а мисс Кристи держала второй экземпляр дома, в Палисейде. Но потом события неожиданно вышли из-под контроля: кто-то выкрал вашу копию контракта отсюда, убил Хелен Кристи и, разумеется, похитил также ее экземпляр. Так что теперь, если только вы заикнетесь, будто сами задумали этот фарс с шантажом, наименьшее, что вам грозит, — это полная изоляция. — Я мрачно усмехнулся. — В общем, как я уже сказал, знание того, чья подпись стоит на почтовом квитке и кто заварил всю эту кашу, ничем нам не поможет.
   — Скажите-ка мне кое-что... — чуть слышно пробормотал он. — Чего ради я вдруг надумал самого себя шантажировать?
   — Может быть, это вопрос для психиатра?
   — Я бы хотел выслушать вашу версию, Холман.
   — Начать с того, что вам пришлось-таки прибегнуть к помощи Хелен Кристи, — начал я, — и хотя исправления она предложила чисто механические, если можно так выразиться, гордость вашу это уязвило. Полагаю, вы догадались, что Майлз Хиллан надувает вас с деньгами, к тому же вы устали от этих двух наглых нахлебников, прочно осевших в вашем доме, так называемого поэта и так называемого актера. Ваша дочь свела дружбу еще с одним бездельником по имени Питер Райнер, а последней каплей, переполнившей чашу терпения, стала ночь, когда вы обнаружили его в постели своей любовницы Джеки Лоррейн. Вот тут, как мне кажется, вы поняли, насколько вам ненавистна вся эта свора паразитов, и решили каким-то образом от них избавиться. Но вам это казалось колоссальной проблемой. Ваше самое уязвимое место — то, что вы не выносите, когда кому-то не нравитесь, Кендалл. Поэтому и речи не могло быть о том, чтобы взять и просто выставить всех этих дармоедов вон. Все это смахивало на душевную пытку. Как мне сказала вчера ваша дочь, эмоционально вы так и остались малым ребенком.
   Поэтому вы придумали эту историю с шантажом. Только следовало правильно выбрать время: через несколько месяцев после премьеры на Бродвее, когда пьеса завоевала бы Несомненную популярность. Ну а в случае провала не было бы ни денег, ни, очевидно, возможности шантажа. Вы не возражали против того, чтобы немного погодить, верно? Было даже очень забавно наблюдать за ними всеми. Смотреть, как Хиллан продолжает самозабвенно обманывать вас, слушать униженные просьбы Эшберри и Толбота об очередных подачках и терпеть их снисходительное злое тявканье и мелкие укусы. Узнавать, как Джеки Лоррейн только что порвала с очередным любовником-певцом, догадываться, что Антония все еще встречается с Питом Райнером, и снова и снова удивляться, с какой стати однажды ночью этого малого занесло в постель Джеки.
   Но затем наступил великий момент: Боулер предъявил вам ультиматум, и вы обратились за помощью к профессионалу, то есть ко мне. После этого вам оставалось сидеть в стороне и с удовольствием наблюдать, как все посбивались в тесные кучки и засуетились вокруг.
   Кендалл уперся локтями в стол, опустил подбородок на ладони и уставился на меня ничего не выражающим взглядом.
   — Хелен Кристи, — наконец проворчал он, — оказалась что-то уж слишком услужливой и сговорчивой, вы не находите, Холман? Взять хотя бы то, как она подхватила мою идею шантажировать самого себя и как ее осуществляла.
   — Да, более чем. — Я согласно кивнул. — Но ведь вы и раньше ее знали, не так ли?
   — Почему вы так думаете?
   — Потому что Хелен Кристи слишком многое знала про вас, — совершенно искренне ответил я. — О вашей женитьбе, которая закончилась разводом приблизительно двадцать лет назад. О, вы познакомились отнюдь не вчера...
   — Что вы имеете в виду, утверждая, будто Хелен слишком многое знала про мою женитьбу? Что именно ей было известно?
   — Что отцом Антонии был любовник вашей супруги, а не вы, — отрезал я.
   — Неужели она вам это сказала? — прошептал он подавленно.
   — Не мне, а Джеки Лоррейн. Бесконечные часы, проведенные вами здесь, в кабинете, с Хелен Кристи, довели Джеки до бешенства. Однажды она ухитрилась где-то перехватить Хелен и сказать, чтобы та оставила вас в покое, поскольку вы принадлежите ей одной. Произошел грандиозный скандал, женщины были вне себя от ярости, и вот тогда-то Хелен и крикнула про Антонию. Она обозвала вас слепцом, настолько недалеким, что вы ни о чем не догадались и правда всплыла лишь пару лет спустя, а потому, коли Джеки, мол, устраивает такой разиня, она, Хелен, ничего не имеет против, пусть себе наслаждается.
   — Так Джеки знала про Антонию? — Он отвел ладонь от лица и посмотрел на меня. — Но ни словом мне об этом не обмолвилась.
   — Она поступила куда умнее! — резко бросил я. — Сказала Антонии.
   — Нет! — Это был стон, вырвавшийся как будто из самой глубины души. Кендалл закрыл глаза и отчаянно затряс головой. — Нет, не правда! Даже Джеки не могла бы... Мать Антонии просто ушла из дому и больше не вернулась. Все годы, пока девочка росла, я был для нее единственной опорой. Единственным человеком, на которого она могла полностью положиться, ее отцом. Никто не мог поступить так низко! Сказать моей девочке, что она плод незаконной связи матери, которой не помнит, и мужчины, которого никогда не видела.
   — Джеки смогла и сделала это, — возразил я. — Но на вашем месте я бы не стал очень сильно переживать из-за Антонии, она не впала в уныние, а через сорок восемь часов с помощью Райнера хорошенько отплатила Джеки!
   Кендалл удивленно посмотрел на меня:
   — Когда я обнаружил их вместе!
   — Все это было подстроено, разумеется, — усмехнулся я, — а сценарий сочинила Антония.
   — Черт побери, Холман, — с горечью бросил он. — До чего же вы сообразительны! Есть ли хоть что-то, чего вы не знаете?
   — Будь у меня достаточно времени, — осторожно заметил я, — я бы собрал все данные на Хелен Кристи и с точностью выяснил, какую роль она играла в вашем прошлом, но времени у меня нет.
   — Я поражен. — Он даже ухитрился кривовато ухмыльнуться. — Выходит, все же нашлось нечто такое, чего вы не знаете? А я-то посчитал вас всемогущим всезнайкой!
   — Я мог бы высказать кое-какие предположения, — пожал я плечами, — но не хочется делать это вслух.
   — Всемогущий всезнайка! — повторил он еще раз, принимаясь набивать трубку. — Она была актрисой, когда я женился на ней. После развода вышла замуж за давнего любовника, актера по фамилии Кристи. Года через два он умер, оставив кипу неоплаченных счетов. Хелен требовалось срочно найти работу, но возвратиться в театр она не могла, поскольку к тому времени моя слава гремела, а многие все еще помнили развод. И вот один продюсер, давний приятель Хелен, чуть ли не специально для нее придумал должность своего помощника. Ко всеобщему изумлению, включая самого продюсера, у Хелен оказался настоящий талант к исправлению погрешностей в сценариях. Он поручил ей еще пару пьес. После чего Хелен как бы обрела независимый статус и начала работать самостоятельно в качестве рецензента — “врачевателя сценариев”. Я без колебаний попросил ее помоги, мне с проклятым третьим актом. Это было деловое соглашение, причем я твердо знал, что уж если кто и в силах мне помочь, то одна Хелен. Приглашать ее в дом я не опасался:
   Антония видела мать всего один раз, да и то малым ребенком. Остальные же вообще не были с ней знакомы.
   — Почему Хелен согласилась с вашей безумной идеей шантажировать самого себя?
   — Да просто то, что она сказала обо мне Джеки Лоррейн, — истинная правда, — спокойно ответил он. — Всю жизнь я хотел, чтобы меня любили окружающие, и по этой причине неизменно усаживал их себе на шею. Смешно, не правда ли? Рейф Кендалл, великий драматург, знаток человеческих душ, в собственных отношениях с людьми — полнейшее ничтожество. Хелен сказала, что давно пора учиться давать сдачи и она с радостью мне поможет. Мне потребовалось всего пятьдесят лет, издевалась она, дабы понять: за все то добро, какое я делаю людям, они платят черной неблагодарностью и даже не скрывают своего презрения. И Хелен была тысячу раз права. — Голос у него дрогнул. — Она помогала мне, а теперь убита, и это тоже моя вина!
   — Когда вы все это организовали, создав такие потрясающие условия, что шантажист мог бы, не особо напрягаясь, получить около миллиона долларов, — ошарашенно пробормотал я, — неужели вам ни разу не пришла в голову мысль, с каким искушением все это связано? Вы не подумали, что этот план может обернуться чудовищем Франкенштейна?
   — Нет. — Он растерянно улыбнулся. — Как я вам уже говорил, я только в пьесах знаток человеческих слабостей. — Кендалл принялся раскуривать трубку, и голос у него зазвучал увереннее. — Полагаю, теперь мне не остается ничего иного, как подарить семьдесят пять процентов дохода от пьесы Боулеру и до конца своих дней выслушивать попреки Майлза, Брюса и Джона за то, что я был таким идиотом.
   — Если бы речь шла только о ваших деньгах! Тогда я бы не стал спорить. Вы заслужили подобную оплеуху. Но ведь дело приобрело куда более трагический характер: произошло убийство.
   Вот когда он встревожился по-настоящему:
   — Но я вынужден откупиться! Боулер без колебаний возбудит судебное дело, а огласка меня погубит!
   — Пожалуй, у нас есть дохленький шанс, — стал я размышлять вслух. — Вызовите-ка Боулера и скажите ему, что подпишете бумаги, но он должен принести их сюда в пять часов. Если позвоню я, этот тип почует ловушку. И проследите за тем, чтобы и Хиллан, и оба ваших нахлебника непременно явились.
   — Хорошо... — Он вопросительно посмотрел на меня. — Вы тоже здесь будете?
   — Разумеется.
   — Не представляю, чем это может помочь, — пробормотал он. — По-моему, шантажиста уже не обуздать.
   — Но вы, конечно, заинтересованы в том, чтобы поймать убийцу Хелен Кристи? — проворчал я. Кендалл вспыхнул:
   — Естественно, я хочу, чтобы убийца Хелен получил по заслугам и...
   Я поднялся со стула:
   — Антония дома?
   — По-моему, еще не вставала.
   — Где ее комната?
   — Вверх по лестнице и вторая дверь направо. — По глазам Кендалла было видно, что ему не терпится задать мне кучу вопросов, но он взял себя в руки. — Так мы с вами увидимся сегодня в пять? — без особой нужды переспросил драматург.
   — Да, я приду.
   — Но что, если Боулер не принесет бумаги? — Теперь в его голосе явственно звучали панические нотки. — Понимаете, он может отказаться! Что тогда...
   — За такие деньги Боулер охотно приволок бы эти бумаги даже в Монголию, — усмехнулся я, — а уж насчет Бель-Эйр и беспокоиться нечего!
   Я вышел из кабинета, разыскал лестницу, поднялся наверх и постучал во вторую дверь справа.