Браун Лилиан Джексон. Кот, который знал 14 историй

   Мы с Говардом переоборудовали половину дома для котов, а также открыли школу-интернат для особо одарённых и бюро по устройству слишком подвижных котов (Флаппи).
   К феномену Флаппи не следует относиться легкомысленно. Может быть, придёт время, когда все домашние приборы, в особенности компьютеры, нужно будет проверять на «котоустойчивость». Сегодняшняя кошачья шалость может обернуться завтрашней «КОТастрофой».

ГЕРОЙ ДРАММОНД-СТРИТ

 
   После неприятного происшествия на лужайке перед домом Джемисонов кот удалился в тень можжевельника, чтобы обдумать ситуацию, а шестилетний Вернон Джемисон убежал домой и долго рыдал. Вскоре его рыдания стали неубедительными, но он всё же ещё некоторое время старательно выл. Соседские дети стояли перед домом, болтали, кричали и бросали любопытные взгляды на то место на лужайке, теперь накрытое корзиной, где и произошёл инцидент.
   В конце концов миссис Джемисон позвонила в рекламное агентство, где работал её муж.
   – Вернон плачет весь день без перерыва, – сказала она. – Я не знаю, что делать.
   – Почему он плачет?
   – Он оторвал хвост Слюнтяю.
   – Что он оторвал?
   – Хвост! Слюнтяю! – сказала миссис Джемисон, повышая голос. – Это серо-белый кот, который ошивается возле нашего дома. Все дети дразнят беднягу, а Вернон сильно потянул его за хвост. Кусок хвоста оторвался и остался у него в руке. С тех пор ребёнок и плачет. А теперь у него даже поднялась температура.
   Повисла пауза.
   – Ммммм, – сказал старший Джемисон. – Какая температура у кота?
   – О, со Слюнтяем, кажется, всё в порядке. Он просто сидит под можжевельником с куцым хвостом, а все соседские дети носятся по твоей лужайке.
   – По моей лужайке! – заорал в трубку мистер Джемисон. – Я сейчас приеду!
   Драммонд-стрит, на которой жили Джемисоны, состояла из совершенно одинаковых домов. Они различались только качеством лужаек. Некоторые выглядели как пастбища для коров, другие – как поле для гольфа. И только трава мистера Джемисона напоминала зелёный бархат.
   В каждой семье было по две машины, три велосипеда, трёхколесный велосипед, детская коляска, косилка с мотором и электрическая косилка, но ни одной из этих семей не принадлежал Слюнтяй – крупный серо-белый кот с дурной привычкой пускать слюни. Слюна постоянно свисала с его усов и подбородка, сверкала на его груди и собиралась в лужи на каждом крыльце, где он грелся на солнышке. Если какой-нибудь обитатель Драммонд-стрит садился в шезлонг и тут же подскакивал, это означало: тут побывал Слюнтяй – отдохнул и обильно всё обслюнявил. Он не выделял любимчиков, а давал каждому дому, одному за другим, свое сырое благословение.
   У Слюнтяя имелся ещё один дефект, который подрывал его престиж. Двумя годами раньше мастер по ремонту телевизоров придавил задним колесом своего грузовичка хвост Слюнтяя, и тот впоследствии уныло свисал и был явно невосприимчив к боли.
   Дети переезжали трехколёсными велосипедами кончик его хвоста, чтобы доказать, что хвост абсолютно омертвел. Из-за неказистого вида кота они насмехались над ним и корчили рожи, которые, по их мнению, должны были напугать его до смерти.»
   Однако эти козни совсем не досаждали Слюнтяю. Он продолжал слоняться там, где собиралось подрастающее поколение, покорно ожидая оскорблений и мурлыкая в ответ на злодеяния ребятишек.
   – Убирайся, Слюнтяй! – орали они. – Ты, слюнявый старый кошак. – А Слюнтяй тёрся об их ноги и преданно смотрел в глаза.
   Потерю кончика хвоста Слюнтяй воспринял спокойно, но Вернон, оставшийся со страшным сувениром, от ужаса разразился громкими рыданиями. Только уверенность в том, что отец скоро вернётся из офиса, успокоила его.
   Когда мистер Джемисон прибыл, он прогнал глазеющих, посасывающих пальцы зрителей со своей великолепной лужайки, а потом обратился к жене:
   – Почему это ведро валяется на моей траве?
   – Оно прикрывает хвост Слюнтяя. Я не рискнула прикоснуться к нему. Вернон в своей комнате. Он пьёт какао.
   При виде отца Вернон открыл рот, и раздался душераздирающий вой, затем мальчик в отчаянии прижался к отцу.
   – Ну-ну, хватит, молодой человек! – сказал мистер Джемисон, отрывая липкие руки сына от своего пиджака. – Слезами горю не поможешь. Произошла случайность, и ничего нельзя с этим поделать. Его создал Бог, и мы должны относиться к нему с уважением.
   – Он жирный, – сказал Верной, чихнув и потерев нос – Он всё время пускает слюни.
   – У него, вероятно, аллергия. Ну, а теперь пообещай, что всегда будешь добр к нему, и он тебя простит. Высморкайся, пожалуйста.
   – А что мы будем делать с его хвостом? – захныкал Вернон, вцепившись в рукав отцовского пиджака.
   – Мы выкопаем ямку на заднем дворе и достойно его похороним. И не цепляйся за мой рукав! Сколько раз я тебя просил не хватать людей за одежду?
   За погребением хвоста Слюнтяя наблюдала похоронная процессия дошколят, ну и сам кот дал почувствовать своё присутствие. Он тёрся мокрой мордой о каждую ногу. Несчастный случай, укоротивший его хвост, не уменьшил его привязанности к мучителям.
   К концу недели Драммонд-стрит забыла о хвосте. Появилось кое-что другое. Достраивался ряд новых домов в районе, и грузовики беспрестанно сновали туда-сюда.
   Однажды днём, когда все жители младше десяти наблюдали за тем, как роют траншеи для труб, Вернон поспешил домой за третьим по счёту шоколадным пирожным.
   – Слюнтяй вынюхивает что-то в нашей траве, – сказал он матери. – Думаю, он нашёл какое-то животное в норке.
   – Боже! Надеюсь, это не кроты роют норы на лужайке твоего отца, – воскликнула миссис Джемисон. – Иначе его удар хватит.
   Часом позже Вернон спешил домой уже за банкой шипучки.
   – Мам, Слюнтяй всё ещё вынюхивает. Дай мне что-нибудь, чтобы заткнуть норку.
   – Даже не думай прикасаться к отцовской лужайке. Я сама пойду и посмотрю.
   Слюнтяй действительно исполнял какой-то странный ритуал: самозабвенно нюхал траву, пятился и морщил нос. Через несколько секунд он возвращался к той же точке и повторял представление с очевидным отвращением, чихая и скаля зубы.
   Вернон прогнал кота, и миссис Джемисон исследовала отверстие в земле.
   – Но это же газ! Я чувствую запах газа! – закричала она, – Нужно позвонить отцу. Не подпускай сюда никого. Вернон. Если это утечка газа, может быть взрыв!
   Вернон побежал к толпе.
   – Эй, я обнаружил утечку газа! – завопил он. – Вся улица скоро взорвётся. Моя мама звонит «фараонам».
   Буквально через несколько минут два грузовика въехали на Драммонд-стрит, и служебная команда выскочила на лужайку Джемисонов с различными приспособлениями и оборудованием. Двое мужчин забегали от дому к дому, перекрывая газовые линии.
   Вернон, задыхаясь от волнения, подбежал к одному из них.
   – Эй, это я обнаружил утечку газа! – крикнул он, вцепившись в куртку мужчины.
   – Ты герой, – сказал тот, сухо улыбаясь и пытаясь освободиться из тисков Вернона. – Ты, возможно, спас весь район от серьёзной беды.
   – Я герой! – провозгласил Вернон несколько минут спустя, когда вернулся отец.
   Мистер Джемисон только вздохнул:
   – Они истоптали мою лужайку, как стадо слонов! На ней не осталось и стебелька травы.
   – Я поставила в духовку пирог, и он испортился, – пожаловалась ему жена.
   В дверь позвонили, и на пороге появилась девушка с магнитофоном. За ней стоял мужчина с камерой.
   – Мы из «Дейли таймс», – сказала девушка. – Мы узнали, что ваш мальчик спас район от беды.
   – Это же я! – заорал Верной. – Я герой! – И он вцепился в запястье репортера.
   – Вернон, не хватай даму за руки! – рассердился отец. – Убери руки от дамы.
   – Мы хотели бы сфотографировать его, – сказала журналистка.
   – Не думаю, что мне хотелось бы видеть его фотографию в газете, – сказал мистер Джемисон. – Он…
   – А я хочу, чтобы моя фотография появилась в газете! – завизжал Вернон. Он дернул камеру. – Сфотографируйте меня!
   – Успокойся, мальчик, – сказал фотограф.
   – Дорогой, – зашептала миссис Джемисон мужу, – пусть они сфотографируют его. В этом нет ничего плохого.
   Вся семья двинулась туда, где ещё вчера была великолепная лужайка. Вернон вцепился в руку фотографа, а его мать оживлённо разговаривала с женщиной из газеты.
   – Как же это произошло? – спросила журналистка.
   – Ну, – сказала миссис Джемисон, – Вернон прибежал домой и сказал, что Слюнтяй что-то вынюхивает на нашей лужайке.
   – Кто вынюхивает?
   – Слюнтяй. Это кот, который живёт на нашей улице… Видите! Вот он, под можжевельником. Он не очень симпатичный, но зато любит детей.
   – У него какой-то овечий хвост.
   – Это жуткая история, – сказала мать Вернона, закатывая глаза. – Пару недель назад мой сын оторвал Слюнтяю хвост.
   – Правда? Его что, так легко было оторвать?
   – Да нет, так уж получилось…
   – А что произошло сегодня?
   – Слюнтяй принюхивался к отверстию в земле, поэтому я обследовала ямку и почувствовала запах газа, вот и всё.
   Фотограф тем временем отцепил-таки Вернона от фотоаппарата и выбирал удобное место у можжевельника, чтобы сфотографировать мальчика.
   – А теперь пригнись, – сказал он, – будто исследуешь место, где почувствовал запах газа.
   – Подождите, – сказала миссис Джемисон. – Позвольте, я причешу его и надену чистую рубашку. Мы мигом.
   Фотограф сделал нетерпеливый жест и посмотрел на небо, а журналистка тихо сказала:
   – Это не мальчик обнаружил утечку газа, а кот.
   – Так даже интереснее. Давай щёлкнем кота. – Он нацелил аппарат на Слюнтяя и нащёлкал целую пленку.
   Когда Вернон снова появился с влажными волосами и в чистой рубашке, фотограф сказал:
   – А теперь стань там, где я тебе говорил, и держи своего кота так, чтобы он смотрел прямо в камеру.
   – Но это не мой кот! – закричал Верной. – Я не хочу, чтобы меня фотографировали с этим противным Слюнтяем.
   – Совершенно напрасно, – проговорил мужчина, – ведь он знаменитость. Именно он почувствовал запах газа и спас всю округу.
   – Нет, это не он! – закричал Вернон, злобно толкнув фотографа в ребро. – Это я спас нашу улицу! Убирайся отсюда, Слюнтяй! – И он швырнул в кота камнем, на что тот только моргнул и громко замурлыкал.
   – Вернон! – угрожающе повысил голос мистер Джемисон. – Делай, что тебе говорят, или пойдёшь домой!
   – Всё в порядке, – миролюбиво сказал фотограф. – Пусть поступает по-своему. – И он нацелил фотоаппарат и нажал на кнопку, не вставив, однако, новой плёнки. Журналистке же он шепнул: – Пойдём отсюда. Терпеть не могу детей, хватающих меня руками и дергающих фотоаппарат. Пусть телевизионщики занимаются им. Вон их машина.
   Таким образом на следующее утро фотография Слюнтяя появилась в шестичасовых новостях и в «Дейли таймс». В статье говорилось;
 
   Вчера в пригороде кот с укороченным хвостом предотвратил взрыв, обнаружив утечку газа, вызванную строительными работами в этом районе.
 
   Фотография появилась на первой странице. В один момент Слюнтяй стал знаменитостью.
   Теперь ему уделяют столько внимания и делают столько предложений, что мистеру Джемисону приходится быть его личным менеджером. Поскольку ни одна семья не может безоговорочно заявить права на Слюнтяя, он взят в совместную собственность. Все расходы в равной степени несут обитатели Драммонд-стрит, и на первом собрании пайщиков горячо обсуждалось предложение изменить название улицы.
   Вернона отослали в школу, и Слюнтяй теперь занимает его комнату. Он больше не пускает слюни. После двух визитов в ветеринарную клинику и новой сбалансированной диеты эта непривлекательная привычка исчезла. На футболках и наклейках пишут его имя. Эта история легла в основу полнометражного фильма. Просочились сведения о том, что скоро герой Драммонд-стрит будет красоваться на обложке толстого журнала.

СУМАСШЕДШИЙ МУЗЕЙНЫЙ МЫШЕЛОВ

 
   Полицейская машина мчалась вниз по улице, когда я припарковалась у ворот Локмастерского музея. Дежурный офицер стал внимательно изучать мою лицензию. Это был первый признак того, что в сонном городишке происходит что-то необычное. Безопасность – первое дело для музеев, но в небольших городках редко обеспечивают такую усиленную полицейскую охрану.
   Я сняла солнцезащитные очки, освежила помаду на губах, нашла брошюру Исторического общества в отделении для перчаток и вытащила маленькую чёрную коробочку из-под сиденья. Собирая материал для своей книги «Малые музеи северо-востока центральной части Соединённых Штатов», я поняла, что для сбора информации удобнее использовать магнитофон, а не записную книжку.
   Полицейский патруль появился снова, когда я, перекинув ремень магнитофона через плечо, стала листать брошюру и нашла основные факты, касающиеся места, которое собиралась посетить: «Локмастерский музей построен в 1850 году Фредериком Локмастером, состоятельным лесопромышленником, кораблестроителем, человеком, содействующим железнодорожному бизнесу. Викторианское поместье с оригинальной обстановкой даровано Историческому обществу как музей».
   Я пошла по извилистой мощеной дорожке к дому, диктуя по пути:
   – Трёхэтажное строение с башнями, фронтонами, балконами, выступами с окнами, верандами построено на просторном месте, окружено витиеватым железным забором.
   Музей открывался для посетителей днём, но я договорилась о частном посещении в одиннадцать часов утра. Однако дверь оказалась заперта, и я позвонила. Ожидая, я диктовала:
   – Великолепные резные входные двери с форточками из цветного стекла.
   К двери никто не подошёл. Я снова позвонила и повернулась, чтобы полюбоваться пейзажем. Полицейская машина медленно объехала здание в третий раз,
   Локмастер – пятнадцатый музей в моей исследовательской работе, и я знала, чего можно ожидать. Комнаты будут наполнены торжественной тишиной. Персонал будет состоять из двух благовоспитанных леди за семьдесят пять, которые скажут, когда я войду: «Пожалуйста, распишитесь в. книге для гостей». А когда буду уезжать, они шёпотом станут обсуждать последние похороны, а мне вежливо скажут: «Спасибо за визит».
   Однако в Локмастере всё шло не так. Лишь только я собралась позвонить в третий раз, я услышала щелчок открывающегося замка. Затем дверь осторожно отворилась, и появилась хрупкая маленькая женщина с диким взором и всклокоченными седыми волосами. Она казалась взволнованной. Одну руку она держала за спиной, а в другой у неё была узловатая палка, что-то среднее между тростью и дубиной. Её сопровождало перекормленное животное с блестящей рыжей шерстью и враждебным взглядом раскосых жёлтых глаз.
   Я представилась и незаметно включила магнитофон. Кот, если это был кот, ответил глубоким угрожающим шипением, закончившимся невыносимым воем.
   – Мармелад, прекрати! – приказала маленькая женщина, задыхаясь. – Пожалуйста, входите, – сказала она мне. – Мармелад – наш жилец-мышелов. Обычно он достаточно дружелюбен, но с ним что-то произошло, что-то неприятное и таинственное. Надеюсь вы его простите.
   Когда я вошла в огромный холл, кот выгнул спину и распушил хвост. Раздуваясь, он увеличился в размерах, потом оскалился и прижал уши в атакующей позе.
   – Он, наверное, насмотрелся фильмов ужасов, – сказала я.
   – Уходи. Мармелад. Ты здесь не нужен, – Женщина подтолкнула его палкой, которую кот схватил зубами. – Хороший, хороший котик, – говорила она, пытаясь вырвать свою дубинку. Я заметила, что её левая рука была забинтована носовым платком, запачканным кровью.
   – Что случилось?
   – Я искренне надеюсь, мадам, что вам не пришлось долго ждать, – сказала женщина, всё ещё тяжело дыша. – Я не слышала звонка. У меня что-то со слуховым аппаратом. Думаю, батарейка садится. Но Мармелад дал мне понять, что вы уже прибыли. Вы должны извинить нас. У нас тут сегодня не всё в порядке. Я замещаю миссис Шеффилд: «скорая помощь» увезла её всего полчаса назад. Я спешила как могла, чтобы впустить вас.
   Из холла я увидела гостиную, огромную и роскошно обставленную, но с перевернутыми столами и стульями, с разбитым фарфором на полу.
   – Что же здесь произошло? – спросила я.
   – Меня зовут Рода Финней. Позвольте мне избавиться от этого платка. Кровотечение вроде бы остановилось. Ничего серьёзного. – Она повернулась к коту, принявшему бульдожью позу и с подозрением наблюдавшему за нами. – У нас тут было небольшое недоразумение, не так ли, котик?
   Он принялся лизать свои лапы. Я с интересом наблюдала за ним, но он специально прервал своё занятие и злобно зашипел.
   – Боюсь, гостиная в плачевном состоянии, – продолжала миссис Финней, – но нам было сказано ни к чему не прикасаться. Миссис Шеффилд обнаружила беспорядок час назад, и с ней приключился сердечный приступ. К счастью, мистер Тиббит приехал и нашёл её. Это наш добровольный хранитель, он просто душка. Ему девяносто лет.
   – Да, это работа вандалов! – воскликнула я.
   Мармелад неприязненно посмотрел на меня, а миссис Финней продолжила, словно я и рта не раскрывала:
   – Чтобы оценить этот дом, вы должны узнать некоторые подробности из жизни пяти поколений Локмастеров. Фредерик был основателем семейного состояния. Будучи крупным лесопромышленником, он использовал только самые лучшие породы деревьев, и постройка производилась корабельными плотниками. Обратите внимание на превосходную лестницу. – Тут рассказчица смешалась. – Фредерик был привлекательным бородатым мужчиной и имел много любовниц, Мы не должны, однако, упоминать детали личного характера, хотя, думаю, именно они вызывают интерес, не правда ли? Но вы ведь не станете это печатать… А теперь давайте заглянем в гостиную. Будьте осторожны, здесь много осколков.
   Стены были увешаны картинами, написанными маслом, и гобеленами, а в дальнем углу комнаты стоял внушительный орган на небольшом возвышении, над которым висело четыре портрета. Кроме бородатого Фредерика там был офицер времен Гражданской войны, нарядно одетый мужчина эпохи Эдварда и современный бизнесмен в сером двубортном костюме.
   – Четыре поколения, – пояснила мой гид. – Сына Фредерика звали Чарлз. Мы называем его Чарлз-Знаток. После войны, на которой он просто героически сражался, он приобрёл работы старых мастеров, вы их видите в этой комнате, и гобелены, а также выписал превосходную французскую мебель и этот редкий тростниковый орган. Всё это отражено в нашем каталоге, который мы продаем за три доллара, но я вам подарю один… О боже! Кровь по всему бесценному Обюссону. Как вы думаете, средства для чистки ковров смогут вывести эти пятна? Мармелад всё утро вылизывал лапы. Я думаю, это вкус человеческой крови сводит его с ума!
   Я попыталась вставить вопрос или как-то прокомментировать сказанное, но миссис Финней не давала мне даже слова вымолвить и ввела в следующую комнату.
   – Теперь перед вами представитель третьего поколения, – сказала она. – Тео очень любил путешествия и был страстным охотником. Да ещё немного плейбоем, как его дедушка, но вы этого не печатайте. Он застрелился в Индии. Не случайно, как говорят. Это мужская курительная комната.
   Стены, обитые кожей, украшали головы экзотических животных и примитивные охотничьи копья. Оранжевый кот шёл вслед за нами. Он обнюхал мои туфли и недовольно сморщил морду.
   – Котик, прекрати! – пожурила его гид. – Это некрасиво! Иди и сторожи мышиную нору… Так вот, представитель четвёртого поколения собрал прекрасную библиотеку – тысячи редких книг и первых изданий. Мы прозвали его Филипп-Филантроп. Он и его очаровательная жена Маргарет передали этот дом Историческому обществу, когда лишили своего сына наследства. Трагическая ситуация! Он был их единственным ребенком. Дэннис-Разочарование – так называет его наш хранитель. Дэннис сейчас в тюрьме, и мы чувствуем себя спокойнее, зная, что он за решёткой. Но вы не печатайте этого, пожалуйста.
   Я оставила попытки задавать какие-либо вопросы и молча следовала за гидом.
   Её дыхание восстановилось, и она продолжала с очевидным удовольствием:
   – Дэннис был моим учеником, когда я преподавала в начальной школе. Я всегда знала, что из него ничего не получится. Его отец считал, что дети должны посещать общеобразовательную школу, как другие, но всё сложилось ужасно, и его забрали оттуда. Позже его исключили из трёх колледжей, не очень хороших. Он попадал в разные переделки. В конце концов его арестовали, когда он был в состоянии наркотического опьянения. Мармелад! Оставь нашу гостью в покое!
   Кот стал более общительным и тёрся о мои ноги, игриво покусывая чулки.
   – Дэннис разбил сердце своей матери, – сказала миссис Финней. – Наверху вы увидите её комнаты в персиковых тонах. Я с вами не пойду туда – мои ноги не одолеют этих двадцати двух ступенек, но вы убедитесь, что туда стоило подняться. Не забудьте полюбоваться стеклянными коробками с коллекцией яиц Фаберже. У Маргарет хранились бесценные драгоценности, принадлежавшие семье на протяжении четырёх поколений. После того как их украли, с ней случился удар, и она вскоре умерла. Осмотрите её ванную, отделанную чёрным ониксом, Филипп погиб недавно в авиакатастрофе в Европе. Всё это очень грустно.
   Мы дошли до столовой на двадцать четыре персоны, и мой гид стала расхваливать старинную посуду. Но тут неожиданно появился Мармелад с мёртвой мышью в зубах, которую он положил на мою туфлю. Я стряхнула мышь как можно осторожнее, чтобы не оскорбить чувств Мармелада, – он был очень необычным котом.
   – Как мило! – воскликнула миссис Финней. – Он принёс вам подарок, чтобы извиниться за своё грубое поведение. Хороший, хороший котик!
   В этот момент послышался какой-то шум в задней части дома, и вскоре к нам подошёл долговязый старик. Он выглядел очень подвижным для своего возраста, но его руки и ноги двигались несколько странно, точно у робота. Несмотря на лето, старик был одет в тёмный деловой костюм, потёртый от времени и грязный на коленях. Без предисловий он объявил высоким, пронзительным голосом:
   – Сегодня придут за отпечатками пальцев, так что мы закроемся на несколько дней. Все зависит от того, как пойдёт расследование.
   Миссис Финней сказала:
   – Это мистер Тиббит, наш уважаемый хранитель. Он был моим директором, когда я преподавала в начальной школе… Раз уж вы здесь, мистер Ти, я хотела бы поехать в больницу, чтобы узнать, как там миссис Шеффилд.
   – С ней всё в порядке. Ей обеспечен хороший уход, – прокричал старик. – Но ничего нельзя знать наверняка. В её возрасте такой удар может иметь серьёзные последствия. – Он посмотрел на левую руку миссис Финней. – Вам нужно чем-нибудь смазать ваши царапины, Рода. Как Мармелад? Ему уже лучше?
   – Он становится менее враждебным, – подала я голос. – Преподнёс мне мышь несколько минут назад.
   – Он был ужасно взбудоражен, когда я пришёл сегодня утром, – сказал мистер Тиббит. – Орал, шипел и метался по полу, как тигр в клетке. Жаль, что он не может поведать нам, что произошло прошлой ночью. Я только из полицейского участка. Кратко изложил им всё, что знал. В этом городе когда-то был лишь один полицейский: он помогал детям переходить главную улицу и подвозил в субботу по вечерам пьяниц домой. Потом стали приезжать туристы, и нам пришлось купить три полицейские машины.
   Словоохотливая Рода Финней удалилась, оставив меня с не менее словоохотливым мистером Тиббитом. «Теперь-то, – подумала я, – я смогу задать вопросы и получить ответы».
   – Вы думаете, это были заезжие вандалы?
   – Нет, обвинить в этом туристов мы не можем. Есть кое-что, что я не хотел упоминать при Роде, не хотел снова вызывать «скорую помощь». Вы слышали о трёх осужденных, сбежавших вчера?
   Я стала вспоминать вчерашние сообщения по радио.
   – Один из них – член семьи Локмастеров, – сказал мистер Тиббит.
   – Дэннис-Разочарование?
   – Вижу, Рода уже разболтала семейные секреты. Двух других поймали на болотах, а Дэннис всё ещё в розыске. Он далеко не уйдёт, ведь он недостаточно умен.
   – Так, полагаете, это Дэннис разгромил гостиную?
   – В этом нет никаких сомнений. Он знал, как попасть в дом, – через скат, по которому доставляли уголь в прежние времена.
   – Это что, возмездие за то, что его лишили наследства? Тогда почему он ограничился только гостиной? Почему просто не поджёг дом?
   – Недостаточно сообразительный, чтобы до такого додуматься. Полиция нашла отвертку, которой он, по их мнению, намеревался испортить портрет своего отца над органом. Это больной парень. Но что бы он ни пытался сделать, кот остановил его. Знаете ли, эти острые когти могут разрезать вену. Как я себе представляю, Дэннис крался в темноте и наступил Мармеладу на хвост.
   – Значит, ваш официальный мышелов работает по совместительству и охранником?
   – Ну, это моя версия, – сказал Мистер Тиббит, и в его узких глазах заплясали огоньки. – Когда Мармелад не спит, он большую часть времени проводит, наблюдая за задней стороной органа. Думаю, там есть мышиная нора. Он всегда очень волнуется, когда я затыкаю одну из его мышиных нор, но я никогда не видел его таким сумасшедшим, как сегодня утром.