– Завтрак сейчас подадут на обеденной тележке.
Никакой реакции, даже ни один ус не дрогнул.
Квиллер схватил котов и бросил их в корзину.
– Если вы ведете себя, как коты, с вами и обращаться надо, как с котами, – объяснил он спокойным тоном, – ведите себя вежливо, интеллигентно, и к вам будет соответствующее отношение.
Из корзинки доносились звуки возни и рычание, пока он нёс её через двор в главное здание.
По мнению миссис Кобб, коты должны жить среди персидских ковров, французских гобеленов и старых редких книг.
– Если в доме есть антиквариат, – объяснила она, – вы должны бояться четырех вещей: кражи, пожара, слишком сухого воздуха и мышей.
По её настоянию Квиллер установил датчики влажности, пожарную сигнализацию, сигнализацию от воров и прямую линию с полицейским участком и пожарной командой. Подразумевалось, что Коко и Юм-Юм возьмут на себя всё остальное.
Когда Квиллер с плетёной корзинкой вошёл через чёрный ход, экономка крикнула ему из кухни:
– Вы любите омлет с грибами, мистер К.?
– Звучит красиво. Я покормлю котов сам. Что у нас в холодильнике?
– Сортированный куриный ливер. Коко, возможно, предпочёл бы его в разогретом виде с остатками бефстроганова. Юм-Юм – не привереда.
После того как Квиллер закончил завтракать – омлет из трёх яиц с грибами и двумя поджаренными английскими хлебцами, капелькой желе из ягод дикого боярышника, приготовленного миссис Кобб, – он сказал:
– Великолепно! Лучший грибной омлет из всех грибных омлетов, которые я когда-либо ел.
– О! – Экономка в смущении прижала руки к груди. – Я так волнуюсь насчёт вечера, не знаю, идти мне или не идти. Вы не волнуетесь, мистер К.?
– Я чувствую легкую дрожь предвкушения, – сказал он.
– О, мистер К., вы, должно быть, шутите! Я работала для этого целый год!
Это было действительно так. Чтобы передать особняк в общее пользование, пришлось отделать и оснастить чердак под комнату для встреч. Рядом с домом вымостить участок для парковки машин. Инженеры из Центра сконструировали лифт. В задней части дома устроили пожарный гидрант. Для большего удобства посетителей предусмотрели ещё кое-какие переделки: пандус у заднего входа, новую туалетную комнату на первом этаже и лифт.
– В котором часу все соберутся? – спросил Квиллер у миссис Кобб. Она должна была рассадить членов комитета Исторического общества согласно пригласительным билетам.
– Съезжаться начнут к семи часам, на экскурсию по музею. Миссис Эксбридж наняла восемнадцать гидов.
– А кто пригласил миссис Эксбридж? Не скромничайте, миссис Кобб. Я знаю, и вы тоже, что столь рискованное предприятие вряд ли состоялось бы без вашего контроля.
– О, спасибо, мистер К., – сказала она нараспев от смущения, – но это слишком большая честь. Миссис Эксбридж знает почти всё об антиквариате. Она хочет открыть антикварный магазин, когда кончится дело о разводе.
– Жена Дона Эксбриджа? Я не знал, что у них проблемы. Очень жаль. – Квиллер, по собственному опыту, в бракоразводных процессах всегда стоял на стороне закона.
– Да, жаль, – согласилась миссис Кобб. – Я не знаю, что там случилось. Сьюзан Эксбридж не говорит об этом. Она очень хорошая женщина. Но я не знаю его .
– Я видел его пару раз. Он приятный малый с улыбкой и рукопожатием для всех и каждого.
– Он болтун, знаете ли, потому у меня смутное представление об этой супружеской паре. Мы всегда воевали с болтунами и бюрократами в Центре. Они хотят сорвать работу двадцати антикварных магазинов.
– Итак, что будет дальше после экскурсии по дому?
– Мы пойдём в актовый зал, где вы произнесете речь.
– Не речь – всего лишь несколько слов. Пожалуйста, дальше!
– Потом брифинг и буфет с закусками и напитками.
– Надеюсь, вы не станете печь семьдесят пять дюжин кексов для этих бессовестных обжор, – сказал Квиллер. – Подозреваю, большинство из них придут на вечер из-за ваших лимонно-ореховых бисквитов. Ваш друг будет?
– Герб? Нет, он должен уехать завтра рано утром. Открывается охотничий сезон на оленей. Как насчёт котов? Останутся они на вечер?
– Почему бы и нет? Юм-Юм проведёт вечер на холодильнике, а Коко насладится парадной обстановкой и показухой.
Зазвонил телефон, и Коко прыгнул на стол в кухне, как будто знал, что звонит Лори Бамба из Мусвилла.
Лори время от времени работала секретарём у Квиллера. Это была молодая женщина с длинными золотистыми косами и голубыми лентами, которые дразнили котов.
– Привет, Квилл, – сказала она. – Надеюсь, я не помешала. Сегодня великий день!
– Вы правы. Сегодня вечером у нас гости. Какие новости в Мусвилле?
– Ник только что позвонил мне с работы и сказал, что я должна позвонить вам. Кто-то оккупировал вашу собственность на озере. По дороге на работу он видел машину, оставленную в лесу. Он удивился, неужели вы разрешили?
– Ничего не знаю об этом. Плохие новости – все? Там полно земли, которая никак не используется. – Квиллер унаследовал озеро и земли вокруг него вместе с особняком в Пикаксе: восемьдесят акров лесистой местности с пляжем и бревенчатой хижиной.
– Нельзя поощрять нарушение границ, – сказала Лори. – Они могут оставить кучу мусора, вырубить ваши деревья, устроить пожар…
– Хорошо, хорошо, вы меня убедили.
– Ник сказал, чтобы вы позвонили шерифу.
– Я это сделаю. Ценю вашу заботу. Как там вообще в Мусвилле? Как ребенок?
– Наконец-то он сказал первое слово. Он сказал «олень» очень отчетливо, мы решили, что, когда он вырастет, станет президентом Торговой палаты. Что я слышу? Коко что-то говорит?
– Он хочет сказать вам несколько слов.
Квиллер поднёс трубку к уху Коко, который вертелся и ёрзал от волнения. Потом последовала серия «йау», «ик» и мурлыканье.
Когда разговор закончился, Квиллер заметил:
– В английском языке шестьсот тысяч слов. У Коко есть только два, но он достигает такой музыкальности и смысла своими «йау» и «ик», что некоторые из наших ученых друзей обращаются к словарям.
– Эта Лори действительно нашла подход к котам, – проговорила миссис Кобб с оттенком зависти.
– Если бы Лори жила в Салеме триста лет назад, её сожгли бы на костре.
Экономка выглядела расстроенной.
– Думаю, я не нравлюсь Коко.
– Почему вы так считаете, миссис Кобб?
– Он никогда не говорит со мной, не мурлычет, не подходит, чтобы я его погладила.
– Сиамские коты, – начал Квиллер, прокашлявшись и осторожно подбирая слова, – более скрытные, чем другие, и Коко, в частности, не ручной кот, хотя я уверен, что вы ему нравитесь.
– Юм-Юм трётся о мои ноги, когда я готовлю, а иногда прыгает мне на колени. Она очень милая кошечка.
– Коко менее эмоционален и более рассудителен, – объяснил Квиллер. – У него есть свои привычки, он – индивидуальность, и мы должны понять его и принять таким, каков он есть. Он не суетится вокруг вас, но уважает вас и ценит великолепную еду, которую вы готовите.
Он выпутался из этого щекотливого положения с чувством облегчения. Коко отверг не одну женщину из его окружения, и холодность между темпераментным котом и превосходной экономкой должна быть уничтожена.
Из библиотеки Квиллер позвонил шерифу, и через полчаса у задней двери появился человек в коричневой униформе.
– Ведомство шерифа, сэр, – сказал прибывший. – Получили рапорт по радио о вашей собственности к востоку от Мусвилла. Никакой машины в ваших лесах, сэр. хотя там обнаружены недавние следы шин и пустые коробки из-под сигарет. Это были канадские сигареты. У нас тут уйма канадских туристов. Никаких следов браконьерства, никаких следов вандализма в вашей хижине. Охотничий сезон открывается завтра, сэр. Если не хотите охранять границы с винтовкой, вы должны заплатить взнос.
День тянулся медленно. Погода не менялась. Волнение нарастало. Миссис Кобб положила сахар в суп и соль в яблочный соус. Дважды наступила на хвост Коко. В семь часов все светильники в особняке были зажжены. Восемьдесят высоких узких окон горели огнями в ветреную ночь, показывая спектакль, которого прежде Пикакс не видел.
Когда прибыли гости, их встретили Квиллер и служащие Исторического общества. Гости переходили из комнаты в комнату, изумляясь роскоши и величественному убранству дома. Малиновая гостиная с парными каминами и парными люстрами восхищала изящной росписью стен. Столовая, рассчитанная на шестнадцать персон, – резным орехом, привезённым из Англии в девятнадцатом веке. Посетители так восторгались музеем, что Коко остался незамеченным, хотя он то гордо выступал перед ними, то принимал монументальные позы на вычурной балясине перил или антикварном пианино из розового дерева.
В восемь часов собравшихся пригласили в совещательную комнату на третьем этаже. Найджел Фитч, доверенный служащий банка, слегка постучал молоточком и попросил всех встать, тем самым отдав дань памяти Гудвинтеру Старшему. Затем выступил кое-кто из гостей. Президент поблагодарил синоптиков за отложенный снегопад, а также Квиллера за то, что тот сделал особняк доступным.
Квиллер встал и в свою очередь поблагодарил членов общества за поддержку и опору. Он выразил благодарность фирме «XYZ Энтерпрайзес» за титанический труд по подготовке проекта, а фирме «СПА» за компьютеризацию каталогов музея. Особо Квиллер отметил труд миссис Кобб, главной хранительницы музея. Миссис Кобб поблагодарила четырех членов комитета, которые работали на закрытом просмотре, после чего президент продолжил свою речь, с ожиданием поглядывая на дверь.
Во время деловой встречи старых и новых бизнесменов Полли Дункан, представляя городскую библиотеку, предложила создать звучащую книгу по истории края и тем самым предотвратить распад клуба «Старая гвардия».
– Это дело должен возглавить тот, кто обладает способностями журналиста, – подчеркнула она, глядя на Квиллера.
Он сказал, что, может быть, попробует.
Найджел Фитч, обычно председательствовавший на оживленных встречах, продолжал неторопливо вести собрание.
– Мы ждем мэра, – объяснил он, – но он что-то задерживается.
Всякий раз, когда Фитч поглядывал в сторону лифта, все головы с надеждой поворачивались в том же направлении.
В какой-то момент из лифтовой шахты донеслись механические звуки, и в зале наступила тишина. Двери открылись, и вышел один из «гвардейцев», высокий, худой, аккуратно одетый. Он бодро поприветствовал президента и направился к свободному месту несколько скованной походкой.
– Это мистер Тиббит, – зашептала женщина по соседству с Квиллером, – бывший директор школы. Ему девяносто три года. Милый старик.
– Мистер президент, – сказала Сьюзан Эксбридж, – я хотела бы внести предложение. Общество хорового пения представит в Старой церкви «Мессию» Генделя двадцать четвертого ноября, в день, когда эта оратория впервые прозвучала в восемнадцатом веке. Певцы будут одеты в костюмы той эпохи. Мы думаем затем устроить артистам приём, и музей – самое подходящее место для него, если мистер Квиллер позволит.
– Я не возражаю, – сказал Квиллер, – при условии, что мне не придётся надевать атласные бриджи.
А мэр всё задерживался. Поглядывая на часы, Фитч предложил обсудить увеличение пошлин, принятие новых членов общества и учреждение информационного бюллетеня.
Наконец лифтовая шахта оповестила присутствующих гудением, за которым последовал звук, свидетельствующий, что кабина достигла второго этажа. Все головы повернулись в ожидании. Дверь лифта открылась, и вышел Коко с поднятым вверх хвостом, гордо торчащими ушами и мертвой мышью в сжатых челюстях.
Квиллер вскочил на ноги.
– Я хочу поблагодарить вице-президента за усердие в уничтожении музейных вредителей, – заявил он.
– Собрание откладывается, – сказал Фитч.
Во время перерыва банкир наклонился к Квиллеру:
– Какой у вас замечательный кот. Как он это сделал?
Квиллер объяснил, что, вероятно, мистер О'Делл в холле поместил Коко в кабину, нажал кнопку и отправил его наверх ради смеха.
На самом деле Квиллер ничего подобного не думал Коко был сам в состоянии забраться в кабину лифта вытянуться во всю длину и нажать на кнопку лапой Он уже проделывал такое раньше. Кот обожал нажимать всякие кнопки, рычаги и всевозможные выпуклости. Но как всё это объяснить банкиру?
Наконец появился мэр, который после приветствий отвел Квиллера в сторону:
– Скажите, Квилл, когда этот город расстанется со средневековьем?
– Что вы имеете в виду?
– Вы слышали когда-нибудь об округе, в котором нет газеты? Мы все знали, что Гудвинтер Старший – «крепкий орешек», но мы надеялись, что Джуниор возьмёт дело в свои руки и оно пойдёт. Он замечательный малый, учился в моей школе, когда я преподавал. Полагаю, вы уже слышали о том, что Гритти продаёт «Пустячок» кому-то, кого вы знаете. Семейство делает ставку на деньги, мы же останемся без информации. Почему бы вам не основать газету, Квилл?
– Мне хотелось бы иметь и свою газету, и свой собственный четырехзвёздочный ресторан, и собственный бейсбольный клуб высшей лиги, но, говоря откровенно, я не финансист и не администратор.
– Хорошо. Как насчёт ваших связей в Центре? Я знаю, вы уговорили молодую пару оттуда поработать в «Старой мельнице».
– Я подумаю над этим.
– Думайте быстрее.
За чашкой слабого чая и безалкогольного пунша не было недостатка в разговорах:
– Невероятная коллекция антиквариата!
– Как вам нравится такая погода?
– Памятный вечер! Мы обязаны этим вам, мистер Квиллер!
– Снег никогда не выпадал так поздно.
– Что вы собираетесь делать в День Благодарения?
– Вы хотели бы двадцатифутовую рождественскую елку для музея, Квилл? У меня есть очень красивые.
– Прекрасное место для свадьбы. Мой сын скоро женится.
Не говорили только об аварии Гудвинтера и пожаре, несмотря на наводящие вопросы Квиллера. Он всё ещё оставался посторонним. Обладая профессиональной, способностью впитывать информацию, он ничего не услышал ни о нелегальной деятельности, ни| о конспирации. В то время как он испытывал разочарование, миссис Кобб, по его мнению, пребывала в необычно приподнятом настроении. Она оживленно разговаривала, много смеялась и принимала без смущения комплименты. «Что-то необыкновенное случилось с ней, – подумал он. – Может, она выиграла в государственной лотерее, или впервые стала бабушкой, или мэр назначил её в очередную комиссию? Какова бы ми была причина, миссис Кобб безмерно счастлива».
Затем Квиллер стал наблюдать за парочкой «гвардейцев», сидящей в углу и что-то оживленно обсуждавшей. Хрупкая женщина слушала, как старик с тростью рассказывал о пожаре в «Пустячке». Квиллер поинтересовался, нравится ли им вечер.
– Хорошее печенье, сказал мужчина, – но в пунш следовало добавить кое-чего. Очень хорошо, что не идёт снег.
– Мы почти не выходим во время снегопада, – сообщила его соседка. – В жизни не видела такого потрясающего дома!
– Я сегодня ни слова не расслышал на собрании. Женщина хихикнула:
– Вы всегда садитесь сзади, Амос, а потом жалуетесь, что ничего не слышно.
Квиллер спросил, как их зовут.
– Я Амос Кук, мне восемьдесят восемь, – сказал мужчина. – Восемьдесят восемь, а у меня всё ещё «варит» котелок. Хе, хе, хе. – Он показал большой палец. – Она ещё цыпленок, восемьдесят пять. Хе, хе.
– Меня зовут Гетти Спенс, в следующем месяце мне исполнится восемьдесят шесть. – «Гвардейцы» гордились своим возрастом, как медалями. – Я была одной из Фагтри до того, как вышла замуж за мистера Спенса. Он держал магазин скобяных изделий. Мы вырастили пятерых своих детей, четверо из них – мальчики и троих приёмных. Все они поступили в колледж. Мой старший сын – офтальмолог в Центре.
Она говорила, подергивая веками, руками и плечами.
– Моя внучатая племянница замужем за одним из её сыновей, – вставил Амос.
– Я писала некрологи в «Пустячке», пока не разыгрался мой артрит, – сказала Гетти. – Я написала некролог, когда умер последний из Клингеншоенов.
– Я читал его, – сказал Квиллер, – это незабываемо.
– Отец не позволил мне уехать в колледж, но я закончил заочные курсы и… – Амос замолчал. – Наши портреты сделали перед пожаром.
– Вам понравилось? – спросил Квиллер. – Фотограф хороший? Как много снимков она сделала?
– Слишком много, – пожаловался старик, – я ужасно устал. Недавно перенёс операцию на желчном пузыре. А она всё щёлк-щёлк-щёлк. Не так, как в старину. В те дни вы должны были наблюдать за птичкой, пока ваше лицо не омертвеет, а голова фотографа скрывалась под чёрной шторкой.
– В те времена следовало сказать «плам», прежде чем сделают снимок, – сказала Гетти. – У нас никогда не было фотографов-девушек.
– Она не позволяла мне закурить сигару. Говорила, что это испортит фотографию. Никогда не слышал ничего более глупого.
Квиллер спросил, сколько времени они находились в редакции газеты.
– Сын забрал нас в шесть, – сказал Амос.
– В пять, – поправила его Гетти.
– В шесть, Гетти. Джуниор доставил девушку в аэропорт в половине шестого.
– Не спорьте, мои часы показали пять, и я приняла лекарство.
– Вы забыли их завести и приняли свои пилюли слишком поздно. Вот почему у вас было головокружение.
Квиллер прервал их:
– А пожар случился часа четыре спустя. Есть у вас какие-нибудь соображения о причине пожара?
Старики посмотрели друг на друга и затрясли головами.
– Как долго вы работали в «Пустячке», мистер Кук?
– Я был хорошим печатником уже в десять лет и оставался таковым до тех пор, пока не смог больше работать. – Он похлопал себя по грудной клетке. – Слабое сердце. Но я получил должность главного печатника ещё при Титусе. Работали тогда двое-трое мужчин и мальчик-помощник на прессе. У нас уходил целый день, чтобы отпечатать пару тысяч экземпляров. Бумага в те времена стоила пенни, и вы могли работать целый год, купив бумаги на доллар.
Квиллер вспомнил о книге, которую Полли дала ему.
– Не могли бы ваши добрые друзья спуститься вниз и взглянуть на старую фотографию служащих «Пустячка»? Вы, вероятно, узнаете их.
– Мои глаза уже не так хороши, – сказала Гетти. – Катаракта. И я не могу так быстро двигаться с тех пор, как сломала бедро.
Тем не менее Квиллер проводил их в библиотеку, где сделал свою версию «Живописного Пикакса». Он записал разговор на диктофон, а впоследствии Лори Бамба расшифровала запись. (И это она проделала со всеми интервью, взятыми Квиллером.)
Вопрос: Эта фотография служащих «Пустячка» сделана несколько раньше 1921 года. Вы узнаете кого-нибудь?
Амос : Меня нет на этом снимке, даже не знаю, когда он был сделан. Но в центре – Титус Гудвинтер, в шляпе-котелке и с усами, похожими на руль велосипеда.
Гетти : Он всегда носил шляпу-котелок. А это кто по соседству с Титусом?
Амос : Кто-то с рукой на перевязи. Я не знаю его.
Гетти : Это не бухгалтер?
Амос : Нет, у бухгалтера были такие чёрные штуки на рукавах. Его звали Билл Уоткинс.
Гетти : Билл – это шериф. А бухгалтер – его двоюродный брат Барнаби, Я ходила в школу с ним. Его лягнула лошадь, запряженная в повозку. Насмерть.
Амос : Шериф пытался остановить лошадь, Гетти. А Барнаби убили выстрелом в голову из ружья.
Гетти : Попрошу не путать. Барнаби не любил огнестрельное оружие. Я знала всю его семью
Амос (громко) : Я не сказал, что у него было ружье! Какой-то охотник застрелил его!
Гетти : Я думала, шериф всегда имел при себе ружье!
Амос (ещё громче) : Мы говорим о бухгалтере Барнаби, человеке в чёрных нарукавниках!
Гетти : Не кричите!
Амос : Хорошо, в любом случае человек в котелке – Титус Гудвинтер.
Вопрос: Был ли Титус основателем газеты?
Амос : Нет. Очень давно газету основал Эфраим. Не знаю даже когда. Были пышные похороны, когда он умер. Он повесился.
Гетти : Эфраим повесился, или нам так сказали.
Амос : На большом дубе, около Старого дощатого моста.
Вопрос: Это произошло, когда Титус взял на себя управление газетой?
Амос : Нет, старший мальчик принял управление но его сбросила лошадь.
Гетти : Миллионы чёрных дроздов взметнулись с кукурузного поля, и его лошадь понесла.
Амос : Чёрных дроздов в те времена было столько сколько сейчас москитов.
Гетти : Титус принял газету после этого. Бог мой как он переменился! Однажды, когда река разлилась, его лошадь не смогла пересечь её, Титус спрыгнул и в гневе пристрелил её.
Амос : Свою собственную лошадь! Пристрелил! Таков был Титус в шляпе-котелке. Он всегда носил котелок.
Вопрос: А кто тот человек со свирепым выражением лица, стоящий в конце ряда?
Амос : Это феллах, который правил повозкой, да Гетти?
Гетти : Это Зак, точно. Он мне никогда не нравился. Пьяница.
Амос : Убил Титуса в драке и попал в тюрьму. Однако кучер отменный. У него была хорошенькая дочь. Её звали Элли. Работала в газете какое-то время.
Гетти : Элли делала подшивки газет и готовила чай.
Амос : Утопилась в реке однажды тёмной ночью.
Гетти : У бедной девочки не было матери, её отец пил, а брат слыл задирой.
Амос : Титус привязался к ней.
Гетти : Он всегда был любимцем женщин. Эта шляпа-котелок, и огромные усы…
Конец интервью.
Найджел Фитч прервал диалог, сказав, что готов отвезти «Старую гвардию» домой. Гости расходились неохотно. Квиллер пригласил Полли остаться посмотреть на закат.
– Один маленький стаканчик шерри, а потом я должна уйти, – сказала женщина, когда они вошли в библиотеку, – Вы не подражаете против того, что я вовлекаю вас в создание звучащей книги?
– Вовсе нет. Это, должно быть, интересно. Вы знали, что отец Гудвинтера Старшего был убит, а дед повесился?
– У семьи бурная история, но вы должны помнить, что это край первопроходцев, как старый Дикий Запад, но более поздний. Сейчас мы более цивилизованны.
– Наличие компьютеров и видеомагнитофонов ещё ни о чём не говорит.
– Это не Шекспир, Квилл.
– Я вчера посетил миссис Гудвинтер, – сказал он. – Она не похожа на безутешную вдову, опустошённую горем и успокаиваемую семейным врачом.
– Она мужественная женщина. Когда её назвали Гритти, в этом был резон.
– Она приняла несколько довольно неожиданных решений – продать дом, пустить с молотка обстановку и позволить забрать на металлолом антикварные прессы. Прошло меньше недели после смерти мужа, а афиши об аукционе расклеены уже по всему городу. Не слишком ли скоро?
– Люди, которые никогда не страдали, всегда советуют вдовам, как им нужно себя вести, – заметила Полли. – Гритти сильная женщина, как и её мать. Вы должны включить Эвфонию Гейдж в ваш список устных исторических интервью.
– Что вы знаете о «XYZ Энтерпрайзес»?
– Только то, что они удачливы во всём.
– Знаете ли вы их принципы?
– Поверхностно. Дон Эксбридж – замечательный человек. Он – учредитель фирмы и генератор идей. Каспар Янг – административный директор, доктор Золлер – финансовая поддержка.
– Такие фигуры. Все они – X, Y и Z – принадлежат к местному клубу?
Он изучил правящую верхушку Пикакса. Всё зависит от того, к какому клубу вы относитесь, какую церковь посещаете и как долго ваша семья живет в Мускаунти. Гудвинтеры насчитывали пять поколений, Фитчи – четыре.
– Я должна идти, – сказала Полли, – пока мой хозяин не позвонил шерифу и они не прислали полицейский наряд. Мистер Мак-Грегор замечательный старик, я не хочу расстраивать его.
После того как она ушла, Квиллер подумал, почему фирма «XYZ Энтерпрайзес» влияет на решения миссис Гудвинтер. Наверное, потому, что все они являются членами одного клуба, играют в гольф, в карты. Вот путь, на котором они сошлись.
Ещё он подумал, существует ли в действительности пожилой домовладелец по имени Мак-Грегор, контролирующий поступки Полли, или это благовидный предлог для раннего отъезда? И почему она так сопротивляется тому, чтобы остаться подольше? Она чего-то боится? Может быть, сплетен? Пикакс навязывал викторианский кодекс чести работающим женщинам, и они прикладывали все старания, дабы соблюсти его, несмотря на то что за окнами конец двадцатого столетия. Домовладелец Полли, подозревал Квиллер, вероятно, нечто большее, чем просто домовладелец.
ШЕСТЬ
Никакой реакции, даже ни один ус не дрогнул.
Квиллер схватил котов и бросил их в корзину.
– Если вы ведете себя, как коты, с вами и обращаться надо, как с котами, – объяснил он спокойным тоном, – ведите себя вежливо, интеллигентно, и к вам будет соответствующее отношение.
Из корзинки доносились звуки возни и рычание, пока он нёс её через двор в главное здание.
По мнению миссис Кобб, коты должны жить среди персидских ковров, французских гобеленов и старых редких книг.
– Если в доме есть антиквариат, – объяснила она, – вы должны бояться четырех вещей: кражи, пожара, слишком сухого воздуха и мышей.
По её настоянию Квиллер установил датчики влажности, пожарную сигнализацию, сигнализацию от воров и прямую линию с полицейским участком и пожарной командой. Подразумевалось, что Коко и Юм-Юм возьмут на себя всё остальное.
Когда Квиллер с плетёной корзинкой вошёл через чёрный ход, экономка крикнула ему из кухни:
– Вы любите омлет с грибами, мистер К.?
– Звучит красиво. Я покормлю котов сам. Что у нас в холодильнике?
– Сортированный куриный ливер. Коко, возможно, предпочёл бы его в разогретом виде с остатками бефстроганова. Юм-Юм – не привереда.
После того как Квиллер закончил завтракать – омлет из трёх яиц с грибами и двумя поджаренными английскими хлебцами, капелькой желе из ягод дикого боярышника, приготовленного миссис Кобб, – он сказал:
– Великолепно! Лучший грибной омлет из всех грибных омлетов, которые я когда-либо ел.
– О! – Экономка в смущении прижала руки к груди. – Я так волнуюсь насчёт вечера, не знаю, идти мне или не идти. Вы не волнуетесь, мистер К.?
– Я чувствую легкую дрожь предвкушения, – сказал он.
– О, мистер К., вы, должно быть, шутите! Я работала для этого целый год!
Это было действительно так. Чтобы передать особняк в общее пользование, пришлось отделать и оснастить чердак под комнату для встреч. Рядом с домом вымостить участок для парковки машин. Инженеры из Центра сконструировали лифт. В задней части дома устроили пожарный гидрант. Для большего удобства посетителей предусмотрели ещё кое-какие переделки: пандус у заднего входа, новую туалетную комнату на первом этаже и лифт.
– В котором часу все соберутся? – спросил Квиллер у миссис Кобб. Она должна была рассадить членов комитета Исторического общества согласно пригласительным билетам.
– Съезжаться начнут к семи часам, на экскурсию по музею. Миссис Эксбридж наняла восемнадцать гидов.
– А кто пригласил миссис Эксбридж? Не скромничайте, миссис Кобб. Я знаю, и вы тоже, что столь рискованное предприятие вряд ли состоялось бы без вашего контроля.
– О, спасибо, мистер К., – сказала она нараспев от смущения, – но это слишком большая честь. Миссис Эксбридж знает почти всё об антиквариате. Она хочет открыть антикварный магазин, когда кончится дело о разводе.
– Жена Дона Эксбриджа? Я не знал, что у них проблемы. Очень жаль. – Квиллер, по собственному опыту, в бракоразводных процессах всегда стоял на стороне закона.
– Да, жаль, – согласилась миссис Кобб. – Я не знаю, что там случилось. Сьюзан Эксбридж не говорит об этом. Она очень хорошая женщина. Но я не знаю его .
– Я видел его пару раз. Он приятный малый с улыбкой и рукопожатием для всех и каждого.
– Он болтун, знаете ли, потому у меня смутное представление об этой супружеской паре. Мы всегда воевали с болтунами и бюрократами в Центре. Они хотят сорвать работу двадцати антикварных магазинов.
– Итак, что будет дальше после экскурсии по дому?
– Мы пойдём в актовый зал, где вы произнесете речь.
– Не речь – всего лишь несколько слов. Пожалуйста, дальше!
– Потом брифинг и буфет с закусками и напитками.
– Надеюсь, вы не станете печь семьдесят пять дюжин кексов для этих бессовестных обжор, – сказал Квиллер. – Подозреваю, большинство из них придут на вечер из-за ваших лимонно-ореховых бисквитов. Ваш друг будет?
– Герб? Нет, он должен уехать завтра рано утром. Открывается охотничий сезон на оленей. Как насчёт котов? Останутся они на вечер?
– Почему бы и нет? Юм-Юм проведёт вечер на холодильнике, а Коко насладится парадной обстановкой и показухой.
Зазвонил телефон, и Коко прыгнул на стол в кухне, как будто знал, что звонит Лори Бамба из Мусвилла.
Лори время от времени работала секретарём у Квиллера. Это была молодая женщина с длинными золотистыми косами и голубыми лентами, которые дразнили котов.
– Привет, Квилл, – сказала она. – Надеюсь, я не помешала. Сегодня великий день!
– Вы правы. Сегодня вечером у нас гости. Какие новости в Мусвилле?
– Ник только что позвонил мне с работы и сказал, что я должна позвонить вам. Кто-то оккупировал вашу собственность на озере. По дороге на работу он видел машину, оставленную в лесу. Он удивился, неужели вы разрешили?
– Ничего не знаю об этом. Плохие новости – все? Там полно земли, которая никак не используется. – Квиллер унаследовал озеро и земли вокруг него вместе с особняком в Пикаксе: восемьдесят акров лесистой местности с пляжем и бревенчатой хижиной.
– Нельзя поощрять нарушение границ, – сказала Лори. – Они могут оставить кучу мусора, вырубить ваши деревья, устроить пожар…
– Хорошо, хорошо, вы меня убедили.
– Ник сказал, чтобы вы позвонили шерифу.
– Я это сделаю. Ценю вашу заботу. Как там вообще в Мусвилле? Как ребенок?
– Наконец-то он сказал первое слово. Он сказал «олень» очень отчетливо, мы решили, что, когда он вырастет, станет президентом Торговой палаты. Что я слышу? Коко что-то говорит?
– Он хочет сказать вам несколько слов.
Квиллер поднёс трубку к уху Коко, который вертелся и ёрзал от волнения. Потом последовала серия «йау», «ик» и мурлыканье.
Когда разговор закончился, Квиллер заметил:
– В английском языке шестьсот тысяч слов. У Коко есть только два, но он достигает такой музыкальности и смысла своими «йау» и «ик», что некоторые из наших ученых друзей обращаются к словарям.
– Эта Лори действительно нашла подход к котам, – проговорила миссис Кобб с оттенком зависти.
– Если бы Лори жила в Салеме триста лет назад, её сожгли бы на костре.
Экономка выглядела расстроенной.
– Думаю, я не нравлюсь Коко.
– Почему вы так считаете, миссис Кобб?
– Он никогда не говорит со мной, не мурлычет, не подходит, чтобы я его погладила.
– Сиамские коты, – начал Квиллер, прокашлявшись и осторожно подбирая слова, – более скрытные, чем другие, и Коко, в частности, не ручной кот, хотя я уверен, что вы ему нравитесь.
– Юм-Юм трётся о мои ноги, когда я готовлю, а иногда прыгает мне на колени. Она очень милая кошечка.
– Коко менее эмоционален и более рассудителен, – объяснил Квиллер. – У него есть свои привычки, он – индивидуальность, и мы должны понять его и принять таким, каков он есть. Он не суетится вокруг вас, но уважает вас и ценит великолепную еду, которую вы готовите.
Он выпутался из этого щекотливого положения с чувством облегчения. Коко отверг не одну женщину из его окружения, и холодность между темпераментным котом и превосходной экономкой должна быть уничтожена.
Из библиотеки Квиллер позвонил шерифу, и через полчаса у задней двери появился человек в коричневой униформе.
– Ведомство шерифа, сэр, – сказал прибывший. – Получили рапорт по радио о вашей собственности к востоку от Мусвилла. Никакой машины в ваших лесах, сэр. хотя там обнаружены недавние следы шин и пустые коробки из-под сигарет. Это были канадские сигареты. У нас тут уйма канадских туристов. Никаких следов браконьерства, никаких следов вандализма в вашей хижине. Охотничий сезон открывается завтра, сэр. Если не хотите охранять границы с винтовкой, вы должны заплатить взнос.
День тянулся медленно. Погода не менялась. Волнение нарастало. Миссис Кобб положила сахар в суп и соль в яблочный соус. Дважды наступила на хвост Коко. В семь часов все светильники в особняке были зажжены. Восемьдесят высоких узких окон горели огнями в ветреную ночь, показывая спектакль, которого прежде Пикакс не видел.
Когда прибыли гости, их встретили Квиллер и служащие Исторического общества. Гости переходили из комнаты в комнату, изумляясь роскоши и величественному убранству дома. Малиновая гостиная с парными каминами и парными люстрами восхищала изящной росписью стен. Столовая, рассчитанная на шестнадцать персон, – резным орехом, привезённым из Англии в девятнадцатом веке. Посетители так восторгались музеем, что Коко остался незамеченным, хотя он то гордо выступал перед ними, то принимал монументальные позы на вычурной балясине перил или антикварном пианино из розового дерева.
В восемь часов собравшихся пригласили в совещательную комнату на третьем этаже. Найджел Фитч, доверенный служащий банка, слегка постучал молоточком и попросил всех встать, тем самым отдав дань памяти Гудвинтеру Старшему. Затем выступил кое-кто из гостей. Президент поблагодарил синоптиков за отложенный снегопад, а также Квиллера за то, что тот сделал особняк доступным.
Квиллер встал и в свою очередь поблагодарил членов общества за поддержку и опору. Он выразил благодарность фирме «XYZ Энтерпрайзес» за титанический труд по подготовке проекта, а фирме «СПА» за компьютеризацию каталогов музея. Особо Квиллер отметил труд миссис Кобб, главной хранительницы музея. Миссис Кобб поблагодарила четырех членов комитета, которые работали на закрытом просмотре, после чего президент продолжил свою речь, с ожиданием поглядывая на дверь.
Во время деловой встречи старых и новых бизнесменов Полли Дункан, представляя городскую библиотеку, предложила создать звучащую книгу по истории края и тем самым предотвратить распад клуба «Старая гвардия».
– Это дело должен возглавить тот, кто обладает способностями журналиста, – подчеркнула она, глядя на Квиллера.
Он сказал, что, может быть, попробует.
Найджел Фитч, обычно председательствовавший на оживленных встречах, продолжал неторопливо вести собрание.
– Мы ждем мэра, – объяснил он, – но он что-то задерживается.
Всякий раз, когда Фитч поглядывал в сторону лифта, все головы с надеждой поворачивались в том же направлении.
В какой-то момент из лифтовой шахты донеслись механические звуки, и в зале наступила тишина. Двери открылись, и вышел один из «гвардейцев», высокий, худой, аккуратно одетый. Он бодро поприветствовал президента и направился к свободному месту несколько скованной походкой.
– Это мистер Тиббит, – зашептала женщина по соседству с Квиллером, – бывший директор школы. Ему девяносто три года. Милый старик.
– Мистер президент, – сказала Сьюзан Эксбридж, – я хотела бы внести предложение. Общество хорового пения представит в Старой церкви «Мессию» Генделя двадцать четвертого ноября, в день, когда эта оратория впервые прозвучала в восемнадцатом веке. Певцы будут одеты в костюмы той эпохи. Мы думаем затем устроить артистам приём, и музей – самое подходящее место для него, если мистер Квиллер позволит.
– Я не возражаю, – сказал Квиллер, – при условии, что мне не придётся надевать атласные бриджи.
А мэр всё задерживался. Поглядывая на часы, Фитч предложил обсудить увеличение пошлин, принятие новых членов общества и учреждение информационного бюллетеня.
Наконец лифтовая шахта оповестила присутствующих гудением, за которым последовал звук, свидетельствующий, что кабина достигла второго этажа. Все головы повернулись в ожидании. Дверь лифта открылась, и вышел Коко с поднятым вверх хвостом, гордо торчащими ушами и мертвой мышью в сжатых челюстях.
Квиллер вскочил на ноги.
– Я хочу поблагодарить вице-президента за усердие в уничтожении музейных вредителей, – заявил он.
– Собрание откладывается, – сказал Фитч.
Во время перерыва банкир наклонился к Квиллеру:
– Какой у вас замечательный кот. Как он это сделал?
Квиллер объяснил, что, вероятно, мистер О'Делл в холле поместил Коко в кабину, нажал кнопку и отправил его наверх ради смеха.
На самом деле Квиллер ничего подобного не думал Коко был сам в состоянии забраться в кабину лифта вытянуться во всю длину и нажать на кнопку лапой Он уже проделывал такое раньше. Кот обожал нажимать всякие кнопки, рычаги и всевозможные выпуклости. Но как всё это объяснить банкиру?
Наконец появился мэр, который после приветствий отвел Квиллера в сторону:
– Скажите, Квилл, когда этот город расстанется со средневековьем?
– Что вы имеете в виду?
– Вы слышали когда-нибудь об округе, в котором нет газеты? Мы все знали, что Гудвинтер Старший – «крепкий орешек», но мы надеялись, что Джуниор возьмёт дело в свои руки и оно пойдёт. Он замечательный малый, учился в моей школе, когда я преподавал. Полагаю, вы уже слышали о том, что Гритти продаёт «Пустячок» кому-то, кого вы знаете. Семейство делает ставку на деньги, мы же останемся без информации. Почему бы вам не основать газету, Квилл?
– Мне хотелось бы иметь и свою газету, и свой собственный четырехзвёздочный ресторан, и собственный бейсбольный клуб высшей лиги, но, говоря откровенно, я не финансист и не администратор.
– Хорошо. Как насчёт ваших связей в Центре? Я знаю, вы уговорили молодую пару оттуда поработать в «Старой мельнице».
– Я подумаю над этим.
– Думайте быстрее.
За чашкой слабого чая и безалкогольного пунша не было недостатка в разговорах:
– Невероятная коллекция антиквариата!
– Как вам нравится такая погода?
– Памятный вечер! Мы обязаны этим вам, мистер Квиллер!
– Снег никогда не выпадал так поздно.
– Что вы собираетесь делать в День Благодарения?
– Вы хотели бы двадцатифутовую рождественскую елку для музея, Квилл? У меня есть очень красивые.
– Прекрасное место для свадьбы. Мой сын скоро женится.
Не говорили только об аварии Гудвинтера и пожаре, несмотря на наводящие вопросы Квиллера. Он всё ещё оставался посторонним. Обладая профессиональной, способностью впитывать информацию, он ничего не услышал ни о нелегальной деятельности, ни| о конспирации. В то время как он испытывал разочарование, миссис Кобб, по его мнению, пребывала в необычно приподнятом настроении. Она оживленно разговаривала, много смеялась и принимала без смущения комплименты. «Что-то необыкновенное случилось с ней, – подумал он. – Может, она выиграла в государственной лотерее, или впервые стала бабушкой, или мэр назначил её в очередную комиссию? Какова бы ми была причина, миссис Кобб безмерно счастлива».
Затем Квиллер стал наблюдать за парочкой «гвардейцев», сидящей в углу и что-то оживленно обсуждавшей. Хрупкая женщина слушала, как старик с тростью рассказывал о пожаре в «Пустячке». Квиллер поинтересовался, нравится ли им вечер.
– Хорошее печенье, сказал мужчина, – но в пунш следовало добавить кое-чего. Очень хорошо, что не идёт снег.
– Мы почти не выходим во время снегопада, – сообщила его соседка. – В жизни не видела такого потрясающего дома!
– Я сегодня ни слова не расслышал на собрании. Женщина хихикнула:
– Вы всегда садитесь сзади, Амос, а потом жалуетесь, что ничего не слышно.
Квиллер спросил, как их зовут.
– Я Амос Кук, мне восемьдесят восемь, – сказал мужчина. – Восемьдесят восемь, а у меня всё ещё «варит» котелок. Хе, хе, хе. – Он показал большой палец. – Она ещё цыпленок, восемьдесят пять. Хе, хе.
– Меня зовут Гетти Спенс, в следующем месяце мне исполнится восемьдесят шесть. – «Гвардейцы» гордились своим возрастом, как медалями. – Я была одной из Фагтри до того, как вышла замуж за мистера Спенса. Он держал магазин скобяных изделий. Мы вырастили пятерых своих детей, четверо из них – мальчики и троих приёмных. Все они поступили в колледж. Мой старший сын – офтальмолог в Центре.
Она говорила, подергивая веками, руками и плечами.
– Моя внучатая племянница замужем за одним из её сыновей, – вставил Амос.
– Я писала некрологи в «Пустячке», пока не разыгрался мой артрит, – сказала Гетти. – Я написала некролог, когда умер последний из Клингеншоенов.
– Я читал его, – сказал Квиллер, – это незабываемо.
– Отец не позволил мне уехать в колледж, но я закончил заочные курсы и… – Амос замолчал. – Наши портреты сделали перед пожаром.
– Вам понравилось? – спросил Квиллер. – Фотограф хороший? Как много снимков она сделала?
– Слишком много, – пожаловался старик, – я ужасно устал. Недавно перенёс операцию на желчном пузыре. А она всё щёлк-щёлк-щёлк. Не так, как в старину. В те дни вы должны были наблюдать за птичкой, пока ваше лицо не омертвеет, а голова фотографа скрывалась под чёрной шторкой.
– В те времена следовало сказать «плам», прежде чем сделают снимок, – сказала Гетти. – У нас никогда не было фотографов-девушек.
– Она не позволяла мне закурить сигару. Говорила, что это испортит фотографию. Никогда не слышал ничего более глупого.
Квиллер спросил, сколько времени они находились в редакции газеты.
– Сын забрал нас в шесть, – сказал Амос.
– В пять, – поправила его Гетти.
– В шесть, Гетти. Джуниор доставил девушку в аэропорт в половине шестого.
– Не спорьте, мои часы показали пять, и я приняла лекарство.
– Вы забыли их завести и приняли свои пилюли слишком поздно. Вот почему у вас было головокружение.
Квиллер прервал их:
– А пожар случился часа четыре спустя. Есть у вас какие-нибудь соображения о причине пожара?
Старики посмотрели друг на друга и затрясли головами.
– Как долго вы работали в «Пустячке», мистер Кук?
– Я был хорошим печатником уже в десять лет и оставался таковым до тех пор, пока не смог больше работать. – Он похлопал себя по грудной клетке. – Слабое сердце. Но я получил должность главного печатника ещё при Титусе. Работали тогда двое-трое мужчин и мальчик-помощник на прессе. У нас уходил целый день, чтобы отпечатать пару тысяч экземпляров. Бумага в те времена стоила пенни, и вы могли работать целый год, купив бумаги на доллар.
Квиллер вспомнил о книге, которую Полли дала ему.
– Не могли бы ваши добрые друзья спуститься вниз и взглянуть на старую фотографию служащих «Пустячка»? Вы, вероятно, узнаете их.
– Мои глаза уже не так хороши, – сказала Гетти. – Катаракта. И я не могу так быстро двигаться с тех пор, как сломала бедро.
Тем не менее Квиллер проводил их в библиотеку, где сделал свою версию «Живописного Пикакса». Он записал разговор на диктофон, а впоследствии Лори Бамба расшифровала запись. (И это она проделала со всеми интервью, взятыми Квиллером.)
Вопрос: Эта фотография служащих «Пустячка» сделана несколько раньше 1921 года. Вы узнаете кого-нибудь?
Амос : Меня нет на этом снимке, даже не знаю, когда он был сделан. Но в центре – Титус Гудвинтер, в шляпе-котелке и с усами, похожими на руль велосипеда.
Гетти : Он всегда носил шляпу-котелок. А это кто по соседству с Титусом?
Амос : Кто-то с рукой на перевязи. Я не знаю его.
Гетти : Это не бухгалтер?
Амос : Нет, у бухгалтера были такие чёрные штуки на рукавах. Его звали Билл Уоткинс.
Гетти : Билл – это шериф. А бухгалтер – его двоюродный брат Барнаби, Я ходила в школу с ним. Его лягнула лошадь, запряженная в повозку. Насмерть.
Амос : Шериф пытался остановить лошадь, Гетти. А Барнаби убили выстрелом в голову из ружья.
Гетти : Попрошу не путать. Барнаби не любил огнестрельное оружие. Я знала всю его семью
Амос (громко) : Я не сказал, что у него было ружье! Какой-то охотник застрелил его!
Гетти : Я думала, шериф всегда имел при себе ружье!
Амос (ещё громче) : Мы говорим о бухгалтере Барнаби, человеке в чёрных нарукавниках!
Гетти : Не кричите!
Амос : Хорошо, в любом случае человек в котелке – Титус Гудвинтер.
Вопрос: Был ли Титус основателем газеты?
Амос : Нет. Очень давно газету основал Эфраим. Не знаю даже когда. Были пышные похороны, когда он умер. Он повесился.
Гетти : Эфраим повесился, или нам так сказали.
Амос : На большом дубе, около Старого дощатого моста.
Вопрос: Это произошло, когда Титус взял на себя управление газетой?
Амос : Нет, старший мальчик принял управление но его сбросила лошадь.
Гетти : Миллионы чёрных дроздов взметнулись с кукурузного поля, и его лошадь понесла.
Амос : Чёрных дроздов в те времена было столько сколько сейчас москитов.
Гетти : Титус принял газету после этого. Бог мой как он переменился! Однажды, когда река разлилась, его лошадь не смогла пересечь её, Титус спрыгнул и в гневе пристрелил её.
Амос : Свою собственную лошадь! Пристрелил! Таков был Титус в шляпе-котелке. Он всегда носил котелок.
Вопрос: А кто тот человек со свирепым выражением лица, стоящий в конце ряда?
Амос : Это феллах, который правил повозкой, да Гетти?
Гетти : Это Зак, точно. Он мне никогда не нравился. Пьяница.
Амос : Убил Титуса в драке и попал в тюрьму. Однако кучер отменный. У него была хорошенькая дочь. Её звали Элли. Работала в газете какое-то время.
Гетти : Элли делала подшивки газет и готовила чай.
Амос : Утопилась в реке однажды тёмной ночью.
Гетти : У бедной девочки не было матери, её отец пил, а брат слыл задирой.
Амос : Титус привязался к ней.
Гетти : Он всегда был любимцем женщин. Эта шляпа-котелок, и огромные усы…
Конец интервью.
Найджел Фитч прервал диалог, сказав, что готов отвезти «Старую гвардию» домой. Гости расходились неохотно. Квиллер пригласил Полли остаться посмотреть на закат.
– Один маленький стаканчик шерри, а потом я должна уйти, – сказала женщина, когда они вошли в библиотеку, – Вы не подражаете против того, что я вовлекаю вас в создание звучащей книги?
– Вовсе нет. Это, должно быть, интересно. Вы знали, что отец Гудвинтера Старшего был убит, а дед повесился?
– У семьи бурная история, но вы должны помнить, что это край первопроходцев, как старый Дикий Запад, но более поздний. Сейчас мы более цивилизованны.
– Наличие компьютеров и видеомагнитофонов ещё ни о чём не говорит.
– Это не Шекспир, Квилл.
– Я вчера посетил миссис Гудвинтер, – сказал он. – Она не похожа на безутешную вдову, опустошённую горем и успокаиваемую семейным врачом.
– Она мужественная женщина. Когда её назвали Гритти, в этом был резон.
– Она приняла несколько довольно неожиданных решений – продать дом, пустить с молотка обстановку и позволить забрать на металлолом антикварные прессы. Прошло меньше недели после смерти мужа, а афиши об аукционе расклеены уже по всему городу. Не слишком ли скоро?
– Люди, которые никогда не страдали, всегда советуют вдовам, как им нужно себя вести, – заметила Полли. – Гритти сильная женщина, как и её мать. Вы должны включить Эвфонию Гейдж в ваш список устных исторических интервью.
– Что вы знаете о «XYZ Энтерпрайзес»?
– Только то, что они удачливы во всём.
– Знаете ли вы их принципы?
– Поверхностно. Дон Эксбридж – замечательный человек. Он – учредитель фирмы и генератор идей. Каспар Янг – административный директор, доктор Золлер – финансовая поддержка.
– Такие фигуры. Все они – X, Y и Z – принадлежат к местному клубу?
Он изучил правящую верхушку Пикакса. Всё зависит от того, к какому клубу вы относитесь, какую церковь посещаете и как долго ваша семья живет в Мускаунти. Гудвинтеры насчитывали пять поколений, Фитчи – четыре.
– Я должна идти, – сказала Полли, – пока мой хозяин не позвонил шерифу и они не прислали полицейский наряд. Мистер Мак-Грегор замечательный старик, я не хочу расстраивать его.
После того как она ушла, Квиллер подумал, почему фирма «XYZ Энтерпрайзес» влияет на решения миссис Гудвинтер. Наверное, потому, что все они являются членами одного клуба, играют в гольф, в карты. Вот путь, на котором они сошлись.
Ещё он подумал, существует ли в действительности пожилой домовладелец по имени Мак-Грегор, контролирующий поступки Полли, или это благовидный предлог для раннего отъезда? И почему она так сопротивляется тому, чтобы остаться подольше? Она чего-то боится? Может быть, сплетен? Пикакс навязывал викторианский кодекс чести работающим женщинам, и они прикладывали все старания, дабы соблюсти его, несмотря на то что за окнами конец двадцатого столетия. Домовладелец Полли, подозревал Квиллер, вероятно, нечто большее, чем просто домовладелец.
ШЕСТЬ
Пятница, пятнадцатое ноября
День открытия сезона охоты на оленей. За завтраком миссис Кобб всё ещё ликовала. Квиллер поздравил её с успешным завершением вечера.
– Все до одного нахваливали музей и закуски, хотя необязательно в таком порядке, – сообщил он. – Нам предложили двадцатифутовую рождественскую ёлку для холла, а Фитчи хотели бы воспользоваться музеем для свадьбы сына.
– Да, здесь прекрасная обстановка для свадьбы, – заметила миссис Кобб, – Коко нёс бы кольца на хвосте, – добавила она шутливо.
– Вы всё время шутите сегодня, – сказал Квиллер. – Должно быть, хорошо себя чувствуете.
Она посмотрела на него застенчиво:
– А что бы вы сказали о двух свадьбах? -Что?!
Её глаза сверкали за толстыми линзами.
– Герб покупает столетний дом. Он позвонил мне как раз перед вечером и сказал, что мы могли бы пожениться.
День открытия сезона охоты на оленей. За завтраком миссис Кобб всё ещё ликовала. Квиллер поздравил её с успешным завершением вечера.
– Все до одного нахваливали музей и закуски, хотя необязательно в таком порядке, – сообщил он. – Нам предложили двадцатифутовую рождественскую ёлку для холла, а Фитчи хотели бы воспользоваться музеем для свадьбы сына.
– Да, здесь прекрасная обстановка для свадьбы, – заметила миссис Кобб, – Коко нёс бы кольца на хвосте, – добавила она шутливо.
– Вы всё время шутите сегодня, – сказал Квиллер. – Должно быть, хорошо себя чувствуете.
Она посмотрела на него застенчиво:
– А что бы вы сказали о двух свадьбах? -Что?!
Её глаза сверкали за толстыми линзами.
– Герб покупает столетний дом. Он позвонил мне как раз перед вечером и сказал, что мы могли бы пожениться.