Страница:
Пастилка бросилась выполнять поручение. Когда она вернулась, Джейк дал ей на чай пятьдесят центов. Пустячное поручение, конечно, не стоило этого, он мог ведь сходить сам.
– Спасибо.
– Всегда жду, Джейк.
Пастилка пристально, с откровенным призывом смотрела на него.
Осчастливить ее? Быть добрым к ней, к ее изголодавшемуся телу? Нет. Не давая себе передумать, он стал пробираться через толпу к выходу. Он должен успеть на сегодняшний поезд. Завтра утром его ждут в Ларсене.
Бэннер Коулмэн выходит замуж.
1
– Спасибо.
– Всегда жду, Джейк.
Пастилка пристально, с откровенным призывом смотрела на него.
Осчастливить ее? Быть добрым к ней, к ее изголодавшемуся телу? Нет. Не давая себе передумать, он стал пробираться через толпу к выходу. Он должен успеть на сегодняшний поезд. Завтра утром его ждут в Ларсене.
Бэннер Коулмэн выходит замуж.
1
Ивот настал день свадьбы. Бэннер Коулмэн чувствовала себя невестой, невестой с головы до пят. Она стояла в задней части церкви за украшенной цветами ширмой, укрытая от всех взглядов, и рассматривала людей, которые собрались здесь в свой выходной день, чтобы присутствовать на ее бракосочетании с Грейди Шелдоном.
Приглашен был почти весь Ларсен. Скамьи быстро заполнялись разодетыми по-праздничному гостями. Бэннер казалось, что явились все, кто получил приглашение.
Она переступила ножками, наслаждаясь шуршанием шелковой узкой юбки в складку и удобными туфельками. Сзади материя была собрана в турнюр и спадала коротким каскадом. Кружевная, усыпанная крошечными жемчужинами лента, завязанная под подбородком и похожая на цветок лилии, доходила до нежной впадинки между грудями, где у выреза был подложен кусочек шелка. Это было и соблазнительно, и в то же время очаровательно девственно. Кружевная вуаль, как требовала мода, закрывала темные волосы и лицо. Лучшая портниха Ларсена выписала ее из Нью-Йорка.
Обычно Бэннер носила яркие, сочные цвета, но светлое, желтоватое, как слоновая кость, свадебное платье эффектно сочеталось с ее черными как смоль волосами. Щечки у Бэннер были как спелые абрикосы. Она не гналась за модой и не старалась оставаться белой, как простокваша, – смело, не в пример другим женщинам, подставляла лицо солнцу. А еще она никогда не пряталась под зонтиком, и на переносице у нее выступали веснушки. Их она унаследовала от матери. Дамы Ларсена, собираясь вечерами за шитьем, сокрушались: «Такая хорошенькая девчушка, если б только она была поосторожней с солнцем». Но Бэннер давно примирилась со своей внешностью. Лицо у нее не было классически правильным, но ей даже нравилась его необычность. И стоит ли волноваться из-за нескольких пятнышек, это же пустяк. У мамы тоже веснушки. А мама – настоящая красавица.
Цвет глаз Бэннер унаследовала от обоих родителей сразу. У папы – зеленые, у мамы – золотистые, как виски. У нее же – нечто среднее, зеленовато-карие. «Кошачьи глаза», – говорили некоторые. Не совсем верно. В глазах Бэннер не было сумрачности, только топазово-золотистые искорки в яркой зелени.
Толпа росла. Церковь гудела от полных нетерпения голосов. Заиграл орган. Счастье переполняло Бэннер, заливая щеки персиковым румянцем. Она знала, что выглядит чудесно. Знала, что любима. Словом, чувствовала себя на седьмом небе.
Все скамьи в церкви уже были заняты. Шафер, стоя в центральном проходе, вежливо призывал гостей сдвинуться теснее, чтобы разместить вновь прибывших. Слава богу, распорядились открыть окна – по шесть с каждой стороны церкви, величественные, высокие, – и теплый весенний ветерок освежал разгоряченные лица в тугих воротничках. Дамы обмахивались кружевными веерами и изящными носовыми платочками. Их кисейные шарфики развевались на ветру.
В воздухе стояло благоухание свежих, только этим утром срезанных роз разнообразнейших оттенков – от рубиново-красных до снежно-белых. На несколько шагов впереди Бэннер стояли три подружки невесты, одетые в платья пастельных тонов с широкими поясами, своей хрупкостью они напоминали цветы, украшавшие церковь.
Более совершенной, безупречной свадьбы она и представить себе не могла.
– Ты готова, принцесса?
Бэннер повернула голову и посмотрела через вуаль на отца. Она не слышала, как он подошел к ней и занял свое место рядом с ней.
– Папа, ты сегодня такой представительный!
Росс Коулмэн ответил дочери улыбкой, которая до сих пор покоряла женщин. На его висках и в пышных усах сверкали серебряные нити, но с возрастом он стал еще обаятельней. В пятьдесят два года Росс оставался таким же крепким и широкоплечим, как прежде. Благодаря физической работе он сохранил худобу и подтянутость. В темном костюме и белой рубашке с высоким воротничком Росс действительно выглядел очень представительно. Любая невеста могла только мечтать о таком отце.
– Спасибо, – отозвался он, слегка наклоняя голову.
– Ничего удивительного, что мама вышла за тебя. В день своей свадьбы ты был так же красив?
На мгновение Росс отвел глаза.
– Нет, насколько помню.
В тот день шел дождь. Росс вспомнил кучку промокших переселенцев, собравшихся у его повозки, перепуганную Лидию, готовую, казалось, пуститься наутек, и себя самого, возмущенного и сердитого. Его заставили жениться на ней, и он был взбешен. Ему и в голову не приходило, что он совершает лучший поступок в своей жизни. Мнение его о Лидии начало меняться, когда священник сказал: «Теперь вы можете поцеловать невесту», и он впервые поцеловал ее.
– Вы поженились в обозе?
– Да.
– Пари держу, мама не возражала, даже если ты не был изысканно одет.
– Думаю, нет, – мягко и лаконично ответил Росс, не желая продолжать этот разговор.
Он искал кого-то в толпе гостей, и вот глаза его просветлели. Росс увидел женщину, которую шафер несколькими минутами раньше провел в первый ряд.
– Сегодня она выглядит прекрасно, – заметила Бэннер, проследив за его пристальным взглядом.
Лидия была в усыпанном бисером платье из шелка медового цвета. Косые лучи солнца бросали красноватые отблески на ее волосы.
– Да, прекрасно.
Бэннер, поддразнивая, толкнула отца.
– Для тебя она всегда прекрасна.
Росс снова посмотрел на дочь.
– Ты тоже.
Он окинул Бэннер заботливым взглядом, особенно платье и вуаль, которые делали ее какой-то недоступной. Скоро она будет принадлежать другому. Он не будет больше самым главным мужчиной в ее жизни. Боль сдавила горло: Росс осознал, что их отношения с сегодняшнего дня навсегда изменятся. А ему так хотелось, чтоб Бэннер оставалась его маленькой девочкой, его принцессой.
– Ты прекрасная невеста, Бэннер. Твоя мать и я – мы любим тебя. Нам нелегко отдавать тебя, даже Грейди, превосходному молодому человеку.
– Знаю, папа.
Слезы затуманили глаза девушки. Приподнявшись на носки, она откинула вуаль и поцеловала твердую щеку отца.
– Я тоже люблю тебя. Понимаешь, как сильно должна я любить Грейди, чтобы оставить тебя и маму и выйти за него?
Глаза Бэннер зашарили по церкви, и в тот же момент входная дверь на хорах открылась, священник и Грейди с тремя шаферами вошли торжественной процессией и заняли свои места под аркой из цветочных гирлянд.
Слезы Бэннер мгновенно высохли, губы растянулись в радостной улыбке. Грейди очень идет темный костюм, и его каштановые волосы причесаны так тщательно, волосок к волоску. Вот он стоит, прямой и крепкий, может, немного мрачноватый, почти как в тот день, когда Бэннер увидела его впервые, – на похоронах отца. Она не знала Шелдонов. Мать Грейди умерла до того, как их семья переехала в Ларсен и занялась заготовкой леса. Смерть мистера Шелдона была для Бэннер просто мелкой неприятностью: родители сказали, что ей придется ехать с ними на похороны. А это значило на целый день расстаться с брюками, которые она носила на ранчо, напялить на себя платье и тащиться в церковь. А ей хотелось посмотреть, как ковбои объезжают резвую кобылу. Бэннер было четырнадцать лет. Она ясно помнила, как поразил ее Грейди, тогда двадцатилетний, поразило, как стойко он держится у могилы отца. А ведь он остался один на свете. Для Бэннер, окруженной любящими людьми, это было немыслимо. Худшее, что могло случиться с человеком, – остаться одному, без любви. Оглядываясь назад, она думала, что полюбила Грейди именно за его отвагу.
При каждом удобном случае она увязывалась за Россом на лесопилку. Но прошло не меньше года, прежде чем Грейди заметил ее. Впервые он посмотрел на нее внимательней на дровяном складе. Бэннер пришла туда с Ли и Микой. Сперва он принял ее за мальчика – ведь одета она была по-мальчишески – и удивленно разинул рот, когда Бэннер сняла шляпу и копна черных волос рассыпалась по плечам и упала на грудь, явно обозначившуюся под бесформенной мужской рубахой.
Вскоре Грейди стал катать ее по воскресеньям в своей коляске, приглашать танцевать на вечеринках и садиться рядом на церковных собраниях. Он присоединился к ее многочисленной свите, но самой Бэннер было до ужаса ясно: нужен ей Грейди, остальные могли быть только поклонниками.
В день, когда Грейди попросил у Росса ее руки, Бэннер кинулась за ним и гнала Ласточку так, как бедной кобыле ни разу в жизни мчаться не приходилось. Грейди остановил коляску, Бэннер спрыгнула с седла и, позабыв о девичьей застенчивости и тому подобных вещах, с криком бросилась к нему в объятия. Глаза ее сияли, щеки раскраснелись.
– Что он сказал?
– Он сказал – да!
– О Грейди, Грейди… – Она прижалась к нему, потом, вспомнив, что такое поведение не пристало скромной леди, отпрянула и взглянула на суженого сквозь густые, черные как сажа ресницы.
– Теперь мы по-настоящему помолвлены и ты, наверное, можешь поцеловать меня, если хочешь.
– Я… правда? Ты уверена?
Бэннер энергично тряхнула черными кудрями. На самом деле она думала, что умрет, если Грейди не поцелует ее. Она вся тянулась к нему, жаждала почувствовать его губы на своих губах. Он нагнулся и чинно поцеловал ее в щеку.
– И это все?
Грейди отклонился и прочел удивленное разочарование на лице девушки. Она не сделала ни одного притворно-застенчивого, отстраняющего движения, которого он ожидал, и он прижался губами к ее рту.
Это было прекрасно, но все-таки чего-то не хватало. Не о таких поцелуях возбужденно шептались Ли и Мика, когда не подозревали, что она слышит их. Поцелуи, которые они так подробно описывали в те мечтательные минуты, были куда более интимными, языком. Мама и папа тоже целовались не так, не сжатыми губами, а они с Грейди даже не касались друг друга. И тогда с внезапным порывом, но и с долей любопытства Бэннер обвила руками шею парня и, изогнувшись, прильнула к нему. У него вырвался возглас изумления, на несколько секунд он потерял голову, властно привлек девушку к себе. Но губ так и не разжал. Дыхание у него перехватило, он оттолкнул Бэннер.
– Бога ради, что ты делаешь со мной?!
Бэннер вспыхнула от стыда. Она ощутила вдруг, что части ее тела, которых она прежде не замечала, стали горячими и влажными. Ей мучительно захотелось, чтобы они с Грейди поженились прямо сегодня, сейчас, чтоб огонь, тлевший внутри ее, вспыхнул ярким пламенем, чтоб у них дошло… ну, до этого.
– Извини, Грейди. Я знаю, что леди так себя не ведут. Это просто потому, что я слишком люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю. – Он еще раз целомудренно поцеловал ее, попрощался и сел в коляску.
С тех пор, хотя Ли и Мика беспощадно дразнили ее, Бэннер меньше времени стала проводить в загонах с работниками и больше дома, с Лидией.
Ма Лэнгстон учила ее вышивать. Бэннер трудилась над наволочками и посудными полотенцами, старательно гладила их, складывала и убирала в сундук с приданым.
Бэннер терпеть не могла хозяйничать и всегда увиливала от работы по дому. Теперь она стала помогать Лидии и даже сама предлагала то переставить мебель, то переменить занавески в гостиной.
Она проводила с Грейди упоительно-романтические часы. Словом, Бэннер была влюблена и счастлива. Со времени помолвки она будто попала в водоворот счастья, он закружил ее, не отпуская и поныне.
Она с обожанием смотрела на своего жениха, с радостью готовилась идти с ним к алтарю. Сердце Бэннер трепетало при мысли о предстоящей брачной ночи. С каждым днем их поцелуи становились все жарче и все труднее было держать себя в руках. Совсем недавно, вечером, Бэннер пошла проводить Грейди до коляски, которую тот оставил под орешником-пеканом на дворе. И тут выдержка изменила Грейди. Они стояли крепко обнявшись, чуть покачиваясь, Бэннер прижалась щекой к груди Грейди и слушала, как колотится его сердце – быстро, гулко, как у нее.
– Пять ночей, только пять ночей, и нам не придется желать друг другу спокойной ночи и расходиться. Мы сможем желать друг другу спокойной ночи в нашей собственной постели.
Он застонал.
– Бэннер, милая, не говори так.
– Почему? – Она подняла голову, взглянула ему в глаза.
Грейди откинул выбившуюся прядь с ее щеки.
– Когда ты так говоришь, я хочу тебя еще сильней.
– Правда?
Не стоило притворяться, что она не понимает, чего он хочет. Она выросла на лошадином ранчо и не могла не знать, как размножаются животные. К тому же притворство было отнюдь не в характере Бэннер. Ей и в голову не приходило разыгрывать невинность.
– Да, – выдохнул Грейди, – я хочу тебя.
Его губы прижались к губам Бэннер. Грейди секунду помедлил, а потом тронул их языком.
– О Грейди…
– Прости, я…
– Нет. Не останавливайся. Целуй меня так. Еще…
И Грейди поцеловал Бэннер совсем по-новому, так, что ее бросило в жар, перехватило дыхание и закружилась голова. Но это только усилило желание. Она прижалась к нему.
– Бэннер… – стонал Грейди.
Его рука скользнула вниз, остановилась у груди Бэннер, ласково погладила ее, сжала.
Ощущение было даже острей, чем ожидала Бэннер, – таким обжигающе сильным, что она испугалась, отшатнулась.
На какую-то долю секунды ей показалось, что Грейди нахмурился, но потом голова его поникла, и он, жалкий, пристыженный, уставился на свои ботинки.
– Бэннер, – начал он.
– Пожалуйста, не извиняйся. – Ободренный ее мягкостью, Грейди осмелился поднять глаза. – Я хотела, чтобы ты меня ласкал. И сейчас хочу. Но я знаю, девушке не полагается вести себя, будто ей нравится… ну, нравится самая низменная сторона супружеской жизни. Я не хочу, чтобы ты плохо думал обо мне. Поэтому я остановила тебя.
Грейди сжал ее руки, поднес к губам и пылко поцеловал.
– Я не думаю о тебе плохо. Я люблю тебя.
Она засмеялась низким, гортанным смехом. Многим ковбоям на ранчо Росса ее смех не давал спать спокойно, многие мечтали провести ночь с Бэннер Коулмэн, пытались представить, как это было бы с ней.
– У тебя не робкая невеста, Грейди, – объявила Бэннер. – Меня не придется уговаривать лечь с тобой в постель.
Возвращаясь поздно вечером домой, Бэннер случайно подслушала разговор родителей в гостиной.
– Ты думаешь, она готова к замужеству? Ей только-только исполнилось восемнадцать, – говорил Росс.
Лидия мягко рассмеялась.
– Бэннер наша дочь. Всю жизнь она видела, как мы любим друг друга. Не думаю, что любовь и брак – загадка для нее. Да, она готова. Что до возраста, то большинство ее подруг замужем. У некоторых уже дети.
– Но они не мои дочери, – проворчал Росс.
– Иди сюда, сядь. А то только ковер портишь.
Бэннер слышала, как отец устраивается рядом с матерью на кушетке. Она словно видела их перед собой – Росс положил руку на плечо Лидии, она любовно прижалась к мужу.
– Ты волнуешься из-за Грейди?
– Нет, – нехотя признал Росс. – Он, кажется, надежный парень. Не размазня. И Бэннер, похоже, любит. Бог мой, пусть обращается с ней хорошо, а то придется ему иметь дело со мной.
Бэннер опять словно увидела, как пальцы матери успокаивающе ерошат волосы отца.
– Если что, Бэннер ему задаст. Она своевольная молодая особа. Ты что, не замечал?
– Интересно, в кого бы это? – нежно спросил Росс.
Тишина. Бэннер знала, они обнимаются. Многие ее подруги были бы поражены: ведь они никогда не видели, чтобы родители даже прикасались друг к другу.
Бэннер услышала шорох в гостиной. Значит, кончили целоваться и усаживаются поудобнее.
Первым заговорил Росс:
– Я хотел, чтобы дети наши имели больше, гораздо больше, чем мы, когда были ребятишками.
– Я ничего не помню, только день, когда встретила тебя.
– Помнишь, – мягко возразил Росс. – И я тоже. Я не особо беспокоюсь о Ли. Ли может сам о себе позаботиться. Но Бэннер… – Он вздохнул. – Я убью любого, кто посмеет обидеть ее. Хорошо еще, что опасения мои не оправдались.
– Какие опасения?
– Я боялся, что в один прекрасный день на ранчо прискачет какой-нибудь оболтус-ковбой и похитит ее.
– Ковбои ее не интересуют. Она ведь выросла с ними.
– Да, но ей исполнилось восемнадцать лет. А началось это с шестнадцати. У нее появился такой взгляд…
– Какой?
– Как у тебя, когда я расстегиваю рубашку.
– Росс Коулмэн, ты самонадеян…
Лидия вдруг замолчала, и Бэннер не сомневалась – виной тому губы ее отца.
– Нет у меня никакого такого взгляда, – слабо запротестовала Лидия.
– Есть, есть. – Росс понизил голос. – Как раз сейчас ты так смотришь. Иди сюда, женщина, – прошептал он.
И вновь тишина.
Улыбаясь, Бэннер потушила свет в холле и пошла наверх. У себя в комнате она подошла к зеркалу, прижалась носом к стеклу.
«Такой взгляд?» Вот почему Грейди осмелился тронуть ее, совершить запретное, о чем она, бывало, шепталась с подружками. Она плохая, потому что ей хотелось, чтобы ее трогали? Грейди плохой, потому что хотел трогать ее?
Ей было нелегко оттолкнуть его. Каково же бедняжке Грейди – ведь он мужчина, ему труднее совладать с собой.
Бэннер легла и постаралась уснуть, но она была слишком возбуждена, тело ее томилось желанием изведать неведомое.
Но теперь ждать осталось недолго, думала Бэннер. Подружки невесты собирались в центральном проходе. Все было отрепетировано накануне.
– Следующая наша очередь, принцесса, – сказал Росс. – Готова?
– Да, папа.
Она готова. Готова быть любимой. Готова утолить наконец свою жажду. Готова принадлежать мужчине, принимать его в себя по ночам. Она устала чувствовать себя виноватой за украденные поцелуи, устала сдерживать свою страсть, не давать ей перейти границы благопристойности. Тлевший в ее теле огонь готов вспыхнуть ярким пламенем.
Росс вывел дочь из-за ширмы. Музыка на минуту смолкла, потом грянула с новой силой. Они медленно шли по проходу. Все встали, повернулись к Бэннер. Море знакомых с детства, дружелюбных лиц. Банкиры, купцы, лавочники, юристы, соседи-скотоводы, фермеры, их семьи, принаряженные в честь ее свадьбы. С необычной для невесты смелостью Бэннер улыбалась им в ответ.
Лэнгстоны сидели вместе, во втором ряду, позади Лидии. Ма, удерживавшая слезы, затем Анабет, ее муж Гектор Драммонд и их дети, за ними Мэринелл. Мика стоял между Мэринелл и сводным братом Бэннер – Ли. Ее мучители. Бэннер мельком взглянула на мальчишек. Она спорить готова – даже сейчас они еле удерживаются от взрыва неподобающего хохота. Только уничтожающие взгляды Ма и Росса мешали их веселью.
Когда Мика с матерью переехали в Излучину, ребята быстро подружились, стали неразлейвода. Сперва Бэннер ужасно ревновала: Мика ограбил ее, лишил товарища, принадлежавшего раньше только ей. Он до сих пор вспоминал, как она подложила колючку под его седло. Лошадь понесла и сбросила Мику. Обошлось, слава богу, без серьезных увечий, хотя эгоистичная шестилетняя Бэннер искренне молилась о его смерти.
Она вечно бегала за мальчишками и клянчила позволения участвовать во всех затеваемых ими проказах. Часто они соглашались: а вдруг поймают, тогда пригодится козел отпущения.
Несмотря на ссоры, Бэннер пылко любила обоих сорванцов. Сегодня, стоя рядышком, они смотрятся чудесно. Ли, с его темными волосами и сверкающими карими глазами, унаследованными от матери, Виктории Джентри Коулмэн. И Мика, белокурый, как все Лэнгстоны.
Бэннер перевела глаза на человека, сидевшего в конце скамьи, и послала ему самую чарующую из своих улыбок.
Джейк.
Джейк. Она всегда обожала его, сколько себя помнила. Она могла живо восстановить в памяти любой из его редких приездов. Подняв ее высоко над головой, он смотрел на нее и улыбался, а она брыкалась, молила о пощаде и надеялась, что он никогда не отпустит ее.
Джейк был самым высоким, самым сильным, самым веселым и бесшабашным. Ни у кого не было таких красивых светлых волос. Никто не мог так высоко раскачивать качели. Никто лучше не рассказывал истории о привидениях.
Он был ее героем, ее рыцарем в сверкающих доспехах. И дни, когда он появлялся в Излучине, были счастливейшими днями в жизни Бэннер. Да и все обитатели ранчо бывали счастливы в те дни: Ма, Лидия, Росс, Ли и Мика, а раньше, до его смерти, и старый Мозес, все с нетерпением ожидали редких наездов Джейка. Слишком редких, увы, и всегда недолгих.
Когда Бэннер подросла и поняла, как редко Джейк навещает их, мысль о его скором отъезде стала омрачать радость свиданий с ним. Она не могла отдаваться счастью, потому что сознавала – он вот-вот ускачет и целая вечность пройдет, прежде чем она снова увидит его.
Поэтому такая суматоха поднялась сегодня утром. Ли и Мика явились домой завтракать, и Ли возвестил:
– Посмотрите-ка, кого мы нашли! Спал в конюшне.
Он втолкнул Джейка в комнату. Гостя немедленно окружили, поднялся смех, гомон, все разом защебетали.
– Джейк!
– Сынок!
– Ну, будь я проклят!
– Росс, не распускай язык – дети.
– На кой тебе понадобилось ночевать на конюшне?
– Моя лошадь вчера споткнулась о камень, вечером, когда мы ехали со станции.
– Мы тоже приехали на поезде, дядя Джейк.
– Ну, она повредила копыто, но со мной все в порядке. Ей-богу, в порядке.
– Когда ты приехал?
– Откуда?
– Из Форт-Уэрта?
– Да, из Форт-Уэрта. Я поздно приехал, не хотелось никого беспокоить.
– Разве это беспокойство?!
Ма крепко обняла сына, зажмурилась. Глаза ее увлажнились. Она была весьма полной, и рядом с ней худоба Джейка особенно бросалась в глаза. Ма тут же разразилась целой речью по этому поводу.
– Сядь. Я подам тебе лепешки и подливку. Этот скотовод в Виргинии не кормит своих работников как следует. Женская подвязка и то толще. Ты вымыл руки? Мэринелл, оторвись от книги, налей старшему брату кофе. Анабет, успокой малышню, от них шума что от камней в пустом ведре.
Юные Драммонды тянули Джейка за ноги – кто сильней дернет, как будто он был магической куриной косточкой и победивший мог загадать желание. Кто-то завладел его шляпой и пытался примерить ее. Самый маленький, еще не умевший ходить, ползал между ног Джейка и колотил ложкой по носку его ботинка. Анабет обошла детей, поцеловала брата в щеку и шепнула: «Ма ужасно беспокоилась о тебе». Выполнив таким образом свой сестринский долг, она оттащила детей от Джейка, велела старшим следить за малышом и прогнала их на улицу.
Джейк раскрыл объятия Лидии.
– Я так рада, что ты приехал. Мы боялись, ты не сможешь.
– Я не смог бы пропустить такое событие, – ответил Джейк. Глаза его перебегали с одного любимого лица на другое. – Привет, Росс. – Не отпуская Лидию, он потряс руку друга. – Как дела?
– Прекрасно. А твои, Бубба?
Время от времени еще всплывало это старое прозвище.
– Так себе.
– Как работа?
– Бросил.
– Бросил? – Ма с тарелкой горячих лепешек повернулась от плиты к сыну.
Джейк пожал плечами. Ему явно не хотелось портить праздничное настроение разговорами о своей неустроенности.
– Я приехал на свадьбу. Где же, в конце концов, невеста?
Специально не глядя на Бэннер, он осмотрел всех собравшихся. До сих пор Бэннер держалась в тени. Она хотела, чтоб никто не мешал им.
– Джейк Лэнгстон, я невеста.
Она кинулась в его объятия. Джейк приподнял ее за талию, закружил. Они описали полных два круга, и только тогда он отпустил ее, оттолкнул и сказал:
– Ну уж нет, ты не невеста. У Бэннер Коулмэн косички, ободранные коленки и дырявые панталончики. Дай-ка мне посмотреть на твои коленки, может, я и поверю тебе.
Джейк наклонился, попытался приподнять Бэннер юбку. Она завизжала и схватила его за руку.
– Не видать тебе больше ни панталон моих, ни коленок, неважно, ободранные они или нет. Я уже взрослая, ты что, ослеп?
Она приняла самую что ни на есть надменную позу, чтобы всем стало ясно, какая она взрослая: уперлась одной рукой в бок, а другую заложила за голову и выпрямилась.
Ли захохотал. Мика глумливо присвистнул и захлопал в ладоши. Джейк окинул дочь Коулмэна, которую знал с колыбели, оценивающим взглядом.
– В самом деле, – серьезно заметил он, – совсем большая. – Затем положил руки ей на плечи, наклонился и уважительно поцеловал в щеку. А потом, к ужасу Бэннер, звучно хлопнул ладонью по заду. – Но соплива еще шутки со мной шутить. Принеси-ка стул. Я поем, пока лепешки не остыли.
Все расхохотались, а Бэннер была так рада Джейку, что даже не обиделась. Теперь ее сердце забилось сильней – она почувствовала на себе его взгляд. Она так гордилась им, гордилась, что этот высокий светловолосый человек с яркими синими глазами принадлежит к ее семье. Да, можно сказать, что принадлежит.
Джейк переоделся, на нем была белая рубашка, черный кожаный жилет и узкий черный галстук вместо обычного пестрого шейного платка. Но на поясе по-прежнему висела кобура. С некоторыми привычками трудно расставаться, подумала Бэннер. Поведение ее любимца, должно быть, отнюдь не безупречно. Наверняка за ним водится кое-что, о чем представителям закона лучше не ведать. Она была уверена, что он пьет, играет в азартные игры и якшается с такими женщинами, о существовании которых ей знать не полагается. Но это не могло помешать Бэннер любить его. Атмосфера опасности, риска, бесшабашности, окружавшая Джейка, делала его только более привлекательным. Вряд ли кто из присутствовавших на свадебном приеме девушек потребовал бы у него официальных рекомендаций.
Приглашен был почти весь Ларсен. Скамьи быстро заполнялись разодетыми по-праздничному гостями. Бэннер казалось, что явились все, кто получил приглашение.
Она переступила ножками, наслаждаясь шуршанием шелковой узкой юбки в складку и удобными туфельками. Сзади материя была собрана в турнюр и спадала коротким каскадом. Кружевная, усыпанная крошечными жемчужинами лента, завязанная под подбородком и похожая на цветок лилии, доходила до нежной впадинки между грудями, где у выреза был подложен кусочек шелка. Это было и соблазнительно, и в то же время очаровательно девственно. Кружевная вуаль, как требовала мода, закрывала темные волосы и лицо. Лучшая портниха Ларсена выписала ее из Нью-Йорка.
Обычно Бэннер носила яркие, сочные цвета, но светлое, желтоватое, как слоновая кость, свадебное платье эффектно сочеталось с ее черными как смоль волосами. Щечки у Бэннер были как спелые абрикосы. Она не гналась за модой и не старалась оставаться белой, как простокваша, – смело, не в пример другим женщинам, подставляла лицо солнцу. А еще она никогда не пряталась под зонтиком, и на переносице у нее выступали веснушки. Их она унаследовала от матери. Дамы Ларсена, собираясь вечерами за шитьем, сокрушались: «Такая хорошенькая девчушка, если б только она была поосторожней с солнцем». Но Бэннер давно примирилась со своей внешностью. Лицо у нее не было классически правильным, но ей даже нравилась его необычность. И стоит ли волноваться из-за нескольких пятнышек, это же пустяк. У мамы тоже веснушки. А мама – настоящая красавица.
Цвет глаз Бэннер унаследовала от обоих родителей сразу. У папы – зеленые, у мамы – золотистые, как виски. У нее же – нечто среднее, зеленовато-карие. «Кошачьи глаза», – говорили некоторые. Не совсем верно. В глазах Бэннер не было сумрачности, только топазово-золотистые искорки в яркой зелени.
Толпа росла. Церковь гудела от полных нетерпения голосов. Заиграл орган. Счастье переполняло Бэннер, заливая щеки персиковым румянцем. Она знала, что выглядит чудесно. Знала, что любима. Словом, чувствовала себя на седьмом небе.
Все скамьи в церкви уже были заняты. Шафер, стоя в центральном проходе, вежливо призывал гостей сдвинуться теснее, чтобы разместить вновь прибывших. Слава богу, распорядились открыть окна – по шесть с каждой стороны церкви, величественные, высокие, – и теплый весенний ветерок освежал разгоряченные лица в тугих воротничках. Дамы обмахивались кружевными веерами и изящными носовыми платочками. Их кисейные шарфики развевались на ветру.
В воздухе стояло благоухание свежих, только этим утром срезанных роз разнообразнейших оттенков – от рубиново-красных до снежно-белых. На несколько шагов впереди Бэннер стояли три подружки невесты, одетые в платья пастельных тонов с широкими поясами, своей хрупкостью они напоминали цветы, украшавшие церковь.
Более совершенной, безупречной свадьбы она и представить себе не могла.
– Ты готова, принцесса?
Бэннер повернула голову и посмотрела через вуаль на отца. Она не слышала, как он подошел к ней и занял свое место рядом с ней.
– Папа, ты сегодня такой представительный!
Росс Коулмэн ответил дочери улыбкой, которая до сих пор покоряла женщин. На его висках и в пышных усах сверкали серебряные нити, но с возрастом он стал еще обаятельней. В пятьдесят два года Росс оставался таким же крепким и широкоплечим, как прежде. Благодаря физической работе он сохранил худобу и подтянутость. В темном костюме и белой рубашке с высоким воротничком Росс действительно выглядел очень представительно. Любая невеста могла только мечтать о таком отце.
– Спасибо, – отозвался он, слегка наклоняя голову.
– Ничего удивительного, что мама вышла за тебя. В день своей свадьбы ты был так же красив?
На мгновение Росс отвел глаза.
– Нет, насколько помню.
В тот день шел дождь. Росс вспомнил кучку промокших переселенцев, собравшихся у его повозки, перепуганную Лидию, готовую, казалось, пуститься наутек, и себя самого, возмущенного и сердитого. Его заставили жениться на ней, и он был взбешен. Ему и в голову не приходило, что он совершает лучший поступок в своей жизни. Мнение его о Лидии начало меняться, когда священник сказал: «Теперь вы можете поцеловать невесту», и он впервые поцеловал ее.
– Вы поженились в обозе?
– Да.
– Пари держу, мама не возражала, даже если ты не был изысканно одет.
– Думаю, нет, – мягко и лаконично ответил Росс, не желая продолжать этот разговор.
Он искал кого-то в толпе гостей, и вот глаза его просветлели. Росс увидел женщину, которую шафер несколькими минутами раньше провел в первый ряд.
– Сегодня она выглядит прекрасно, – заметила Бэннер, проследив за его пристальным взглядом.
Лидия была в усыпанном бисером платье из шелка медового цвета. Косые лучи солнца бросали красноватые отблески на ее волосы.
– Да, прекрасно.
Бэннер, поддразнивая, толкнула отца.
– Для тебя она всегда прекрасна.
Росс снова посмотрел на дочь.
– Ты тоже.
Он окинул Бэннер заботливым взглядом, особенно платье и вуаль, которые делали ее какой-то недоступной. Скоро она будет принадлежать другому. Он не будет больше самым главным мужчиной в ее жизни. Боль сдавила горло: Росс осознал, что их отношения с сегодняшнего дня навсегда изменятся. А ему так хотелось, чтоб Бэннер оставалась его маленькой девочкой, его принцессой.
– Ты прекрасная невеста, Бэннер. Твоя мать и я – мы любим тебя. Нам нелегко отдавать тебя, даже Грейди, превосходному молодому человеку.
– Знаю, папа.
Слезы затуманили глаза девушки. Приподнявшись на носки, она откинула вуаль и поцеловала твердую щеку отца.
– Я тоже люблю тебя. Понимаешь, как сильно должна я любить Грейди, чтобы оставить тебя и маму и выйти за него?
Глаза Бэннер зашарили по церкви, и в тот же момент входная дверь на хорах открылась, священник и Грейди с тремя шаферами вошли торжественной процессией и заняли свои места под аркой из цветочных гирлянд.
Слезы Бэннер мгновенно высохли, губы растянулись в радостной улыбке. Грейди очень идет темный костюм, и его каштановые волосы причесаны так тщательно, волосок к волоску. Вот он стоит, прямой и крепкий, может, немного мрачноватый, почти как в тот день, когда Бэннер увидела его впервые, – на похоронах отца. Она не знала Шелдонов. Мать Грейди умерла до того, как их семья переехала в Ларсен и занялась заготовкой леса. Смерть мистера Шелдона была для Бэннер просто мелкой неприятностью: родители сказали, что ей придется ехать с ними на похороны. А это значило на целый день расстаться с брюками, которые она носила на ранчо, напялить на себя платье и тащиться в церковь. А ей хотелось посмотреть, как ковбои объезжают резвую кобылу. Бэннер было четырнадцать лет. Она ясно помнила, как поразил ее Грейди, тогда двадцатилетний, поразило, как стойко он держится у могилы отца. А ведь он остался один на свете. Для Бэннер, окруженной любящими людьми, это было немыслимо. Худшее, что могло случиться с человеком, – остаться одному, без любви. Оглядываясь назад, она думала, что полюбила Грейди именно за его отвагу.
При каждом удобном случае она увязывалась за Россом на лесопилку. Но прошло не меньше года, прежде чем Грейди заметил ее. Впервые он посмотрел на нее внимательней на дровяном складе. Бэннер пришла туда с Ли и Микой. Сперва он принял ее за мальчика – ведь одета она была по-мальчишески – и удивленно разинул рот, когда Бэннер сняла шляпу и копна черных волос рассыпалась по плечам и упала на грудь, явно обозначившуюся под бесформенной мужской рубахой.
Вскоре Грейди стал катать ее по воскресеньям в своей коляске, приглашать танцевать на вечеринках и садиться рядом на церковных собраниях. Он присоединился к ее многочисленной свите, но самой Бэннер было до ужаса ясно: нужен ей Грейди, остальные могли быть только поклонниками.
В день, когда Грейди попросил у Росса ее руки, Бэннер кинулась за ним и гнала Ласточку так, как бедной кобыле ни разу в жизни мчаться не приходилось. Грейди остановил коляску, Бэннер спрыгнула с седла и, позабыв о девичьей застенчивости и тому подобных вещах, с криком бросилась к нему в объятия. Глаза ее сияли, щеки раскраснелись.
– Что он сказал?
– Он сказал – да!
– О Грейди, Грейди… – Она прижалась к нему, потом, вспомнив, что такое поведение не пристало скромной леди, отпрянула и взглянула на суженого сквозь густые, черные как сажа ресницы.
– Теперь мы по-настоящему помолвлены и ты, наверное, можешь поцеловать меня, если хочешь.
– Я… правда? Ты уверена?
Бэннер энергично тряхнула черными кудрями. На самом деле она думала, что умрет, если Грейди не поцелует ее. Она вся тянулась к нему, жаждала почувствовать его губы на своих губах. Он нагнулся и чинно поцеловал ее в щеку.
– И это все?
Грейди отклонился и прочел удивленное разочарование на лице девушки. Она не сделала ни одного притворно-застенчивого, отстраняющего движения, которого он ожидал, и он прижался губами к ее рту.
Это было прекрасно, но все-таки чего-то не хватало. Не о таких поцелуях возбужденно шептались Ли и Мика, когда не подозревали, что она слышит их. Поцелуи, которые они так подробно описывали в те мечтательные минуты, были куда более интимными, языком. Мама и папа тоже целовались не так, не сжатыми губами, а они с Грейди даже не касались друг друга. И тогда с внезапным порывом, но и с долей любопытства Бэннер обвила руками шею парня и, изогнувшись, прильнула к нему. У него вырвался возглас изумления, на несколько секунд он потерял голову, властно привлек девушку к себе. Но губ так и не разжал. Дыхание у него перехватило, он оттолкнул Бэннер.
– Бога ради, что ты делаешь со мной?!
Бэннер вспыхнула от стыда. Она ощутила вдруг, что части ее тела, которых она прежде не замечала, стали горячими и влажными. Ей мучительно захотелось, чтобы они с Грейди поженились прямо сегодня, сейчас, чтоб огонь, тлевший внутри ее, вспыхнул ярким пламенем, чтоб у них дошло… ну, до этого.
– Извини, Грейди. Я знаю, что леди так себя не ведут. Это просто потому, что я слишком люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю. – Он еще раз целомудренно поцеловал ее, попрощался и сел в коляску.
С тех пор, хотя Ли и Мика беспощадно дразнили ее, Бэннер меньше времени стала проводить в загонах с работниками и больше дома, с Лидией.
Ма Лэнгстон учила ее вышивать. Бэннер трудилась над наволочками и посудными полотенцами, старательно гладила их, складывала и убирала в сундук с приданым.
Бэннер терпеть не могла хозяйничать и всегда увиливала от работы по дому. Теперь она стала помогать Лидии и даже сама предлагала то переставить мебель, то переменить занавески в гостиной.
Она проводила с Грейди упоительно-романтические часы. Словом, Бэннер была влюблена и счастлива. Со времени помолвки она будто попала в водоворот счастья, он закружил ее, не отпуская и поныне.
Она с обожанием смотрела на своего жениха, с радостью готовилась идти с ним к алтарю. Сердце Бэннер трепетало при мысли о предстоящей брачной ночи. С каждым днем их поцелуи становились все жарче и все труднее было держать себя в руках. Совсем недавно, вечером, Бэннер пошла проводить Грейди до коляски, которую тот оставил под орешником-пеканом на дворе. И тут выдержка изменила Грейди. Они стояли крепко обнявшись, чуть покачиваясь, Бэннер прижалась щекой к груди Грейди и слушала, как колотится его сердце – быстро, гулко, как у нее.
– Пять ночей, только пять ночей, и нам не придется желать друг другу спокойной ночи и расходиться. Мы сможем желать друг другу спокойной ночи в нашей собственной постели.
Он застонал.
– Бэннер, милая, не говори так.
– Почему? – Она подняла голову, взглянула ему в глаза.
Грейди откинул выбившуюся прядь с ее щеки.
– Когда ты так говоришь, я хочу тебя еще сильней.
– Правда?
Не стоило притворяться, что она не понимает, чего он хочет. Она выросла на лошадином ранчо и не могла не знать, как размножаются животные. К тому же притворство было отнюдь не в характере Бэннер. Ей и в голову не приходило разыгрывать невинность.
– Да, – выдохнул Грейди, – я хочу тебя.
Его губы прижались к губам Бэннер. Грейди секунду помедлил, а потом тронул их языком.
– О Грейди…
– Прости, я…
– Нет. Не останавливайся. Целуй меня так. Еще…
И Грейди поцеловал Бэннер совсем по-новому, так, что ее бросило в жар, перехватило дыхание и закружилась голова. Но это только усилило желание. Она прижалась к нему.
– Бэннер… – стонал Грейди.
Его рука скользнула вниз, остановилась у груди Бэннер, ласково погладила ее, сжала.
Ощущение было даже острей, чем ожидала Бэннер, – таким обжигающе сильным, что она испугалась, отшатнулась.
На какую-то долю секунды ей показалось, что Грейди нахмурился, но потом голова его поникла, и он, жалкий, пристыженный, уставился на свои ботинки.
– Бэннер, – начал он.
– Пожалуйста, не извиняйся. – Ободренный ее мягкостью, Грейди осмелился поднять глаза. – Я хотела, чтобы ты меня ласкал. И сейчас хочу. Но я знаю, девушке не полагается вести себя, будто ей нравится… ну, нравится самая низменная сторона супружеской жизни. Я не хочу, чтобы ты плохо думал обо мне. Поэтому я остановила тебя.
Грейди сжал ее руки, поднес к губам и пылко поцеловал.
– Я не думаю о тебе плохо. Я люблю тебя.
Она засмеялась низким, гортанным смехом. Многим ковбоям на ранчо Росса ее смех не давал спать спокойно, многие мечтали провести ночь с Бэннер Коулмэн, пытались представить, как это было бы с ней.
– У тебя не робкая невеста, Грейди, – объявила Бэннер. – Меня не придется уговаривать лечь с тобой в постель.
Возвращаясь поздно вечером домой, Бэннер случайно подслушала разговор родителей в гостиной.
– Ты думаешь, она готова к замужеству? Ей только-только исполнилось восемнадцать, – говорил Росс.
Лидия мягко рассмеялась.
– Бэннер наша дочь. Всю жизнь она видела, как мы любим друг друга. Не думаю, что любовь и брак – загадка для нее. Да, она готова. Что до возраста, то большинство ее подруг замужем. У некоторых уже дети.
– Но они не мои дочери, – проворчал Росс.
– Иди сюда, сядь. А то только ковер портишь.
Бэннер слышала, как отец устраивается рядом с матерью на кушетке. Она словно видела их перед собой – Росс положил руку на плечо Лидии, она любовно прижалась к мужу.
– Ты волнуешься из-за Грейди?
– Нет, – нехотя признал Росс. – Он, кажется, надежный парень. Не размазня. И Бэннер, похоже, любит. Бог мой, пусть обращается с ней хорошо, а то придется ему иметь дело со мной.
Бэннер опять словно увидела, как пальцы матери успокаивающе ерошат волосы отца.
– Если что, Бэннер ему задаст. Она своевольная молодая особа. Ты что, не замечал?
– Интересно, в кого бы это? – нежно спросил Росс.
Тишина. Бэннер знала, они обнимаются. Многие ее подруги были бы поражены: ведь они никогда не видели, чтобы родители даже прикасались друг к другу.
Бэннер услышала шорох в гостиной. Значит, кончили целоваться и усаживаются поудобнее.
Первым заговорил Росс:
– Я хотел, чтобы дети наши имели больше, гораздо больше, чем мы, когда были ребятишками.
– Я ничего не помню, только день, когда встретила тебя.
– Помнишь, – мягко возразил Росс. – И я тоже. Я не особо беспокоюсь о Ли. Ли может сам о себе позаботиться. Но Бэннер… – Он вздохнул. – Я убью любого, кто посмеет обидеть ее. Хорошо еще, что опасения мои не оправдались.
– Какие опасения?
– Я боялся, что в один прекрасный день на ранчо прискачет какой-нибудь оболтус-ковбой и похитит ее.
– Ковбои ее не интересуют. Она ведь выросла с ними.
– Да, но ей исполнилось восемнадцать лет. А началось это с шестнадцати. У нее появился такой взгляд…
– Какой?
– Как у тебя, когда я расстегиваю рубашку.
– Росс Коулмэн, ты самонадеян…
Лидия вдруг замолчала, и Бэннер не сомневалась – виной тому губы ее отца.
– Нет у меня никакого такого взгляда, – слабо запротестовала Лидия.
– Есть, есть. – Росс понизил голос. – Как раз сейчас ты так смотришь. Иди сюда, женщина, – прошептал он.
И вновь тишина.
Улыбаясь, Бэннер потушила свет в холле и пошла наверх. У себя в комнате она подошла к зеркалу, прижалась носом к стеклу.
«Такой взгляд?» Вот почему Грейди осмелился тронуть ее, совершить запретное, о чем она, бывало, шепталась с подружками. Она плохая, потому что ей хотелось, чтобы ее трогали? Грейди плохой, потому что хотел трогать ее?
Ей было нелегко оттолкнуть его. Каково же бедняжке Грейди – ведь он мужчина, ему труднее совладать с собой.
Бэннер легла и постаралась уснуть, но она была слишком возбуждена, тело ее томилось желанием изведать неведомое.
Но теперь ждать осталось недолго, думала Бэннер. Подружки невесты собирались в центральном проходе. Все было отрепетировано накануне.
– Следующая наша очередь, принцесса, – сказал Росс. – Готова?
– Да, папа.
Она готова. Готова быть любимой. Готова утолить наконец свою жажду. Готова принадлежать мужчине, принимать его в себя по ночам. Она устала чувствовать себя виноватой за украденные поцелуи, устала сдерживать свою страсть, не давать ей перейти границы благопристойности. Тлевший в ее теле огонь готов вспыхнуть ярким пламенем.
Росс вывел дочь из-за ширмы. Музыка на минуту смолкла, потом грянула с новой силой. Они медленно шли по проходу. Все встали, повернулись к Бэннер. Море знакомых с детства, дружелюбных лиц. Банкиры, купцы, лавочники, юристы, соседи-скотоводы, фермеры, их семьи, принаряженные в честь ее свадьбы. С необычной для невесты смелостью Бэннер улыбалась им в ответ.
Лэнгстоны сидели вместе, во втором ряду, позади Лидии. Ма, удерживавшая слезы, затем Анабет, ее муж Гектор Драммонд и их дети, за ними Мэринелл. Мика стоял между Мэринелл и сводным братом Бэннер – Ли. Ее мучители. Бэннер мельком взглянула на мальчишек. Она спорить готова – даже сейчас они еле удерживаются от взрыва неподобающего хохота. Только уничтожающие взгляды Ма и Росса мешали их веселью.
Когда Мика с матерью переехали в Излучину, ребята быстро подружились, стали неразлейвода. Сперва Бэннер ужасно ревновала: Мика ограбил ее, лишил товарища, принадлежавшего раньше только ей. Он до сих пор вспоминал, как она подложила колючку под его седло. Лошадь понесла и сбросила Мику. Обошлось, слава богу, без серьезных увечий, хотя эгоистичная шестилетняя Бэннер искренне молилась о его смерти.
Она вечно бегала за мальчишками и клянчила позволения участвовать во всех затеваемых ими проказах. Часто они соглашались: а вдруг поймают, тогда пригодится козел отпущения.
Несмотря на ссоры, Бэннер пылко любила обоих сорванцов. Сегодня, стоя рядышком, они смотрятся чудесно. Ли, с его темными волосами и сверкающими карими глазами, унаследованными от матери, Виктории Джентри Коулмэн. И Мика, белокурый, как все Лэнгстоны.
Бэннер перевела глаза на человека, сидевшего в конце скамьи, и послала ему самую чарующую из своих улыбок.
Джейк.
Джейк. Она всегда обожала его, сколько себя помнила. Она могла живо восстановить в памяти любой из его редких приездов. Подняв ее высоко над головой, он смотрел на нее и улыбался, а она брыкалась, молила о пощаде и надеялась, что он никогда не отпустит ее.
Джейк был самым высоким, самым сильным, самым веселым и бесшабашным. Ни у кого не было таких красивых светлых волос. Никто не мог так высоко раскачивать качели. Никто лучше не рассказывал истории о привидениях.
Он был ее героем, ее рыцарем в сверкающих доспехах. И дни, когда он появлялся в Излучине, были счастливейшими днями в жизни Бэннер. Да и все обитатели ранчо бывали счастливы в те дни: Ма, Лидия, Росс, Ли и Мика, а раньше, до его смерти, и старый Мозес, все с нетерпением ожидали редких наездов Джейка. Слишком редких, увы, и всегда недолгих.
Когда Бэннер подросла и поняла, как редко Джейк навещает их, мысль о его скором отъезде стала омрачать радость свиданий с ним. Она не могла отдаваться счастью, потому что сознавала – он вот-вот ускачет и целая вечность пройдет, прежде чем она снова увидит его.
Поэтому такая суматоха поднялась сегодня утром. Ли и Мика явились домой завтракать, и Ли возвестил:
– Посмотрите-ка, кого мы нашли! Спал в конюшне.
Он втолкнул Джейка в комнату. Гостя немедленно окружили, поднялся смех, гомон, все разом защебетали.
– Джейк!
– Сынок!
– Ну, будь я проклят!
– Росс, не распускай язык – дети.
– На кой тебе понадобилось ночевать на конюшне?
– Моя лошадь вчера споткнулась о камень, вечером, когда мы ехали со станции.
– Мы тоже приехали на поезде, дядя Джейк.
– Ну, она повредила копыто, но со мной все в порядке. Ей-богу, в порядке.
– Когда ты приехал?
– Откуда?
– Из Форт-Уэрта?
– Да, из Форт-Уэрта. Я поздно приехал, не хотелось никого беспокоить.
– Разве это беспокойство?!
Ма крепко обняла сына, зажмурилась. Глаза ее увлажнились. Она была весьма полной, и рядом с ней худоба Джейка особенно бросалась в глаза. Ма тут же разразилась целой речью по этому поводу.
– Сядь. Я подам тебе лепешки и подливку. Этот скотовод в Виргинии не кормит своих работников как следует. Женская подвязка и то толще. Ты вымыл руки? Мэринелл, оторвись от книги, налей старшему брату кофе. Анабет, успокой малышню, от них шума что от камней в пустом ведре.
Юные Драммонды тянули Джейка за ноги – кто сильней дернет, как будто он был магической куриной косточкой и победивший мог загадать желание. Кто-то завладел его шляпой и пытался примерить ее. Самый маленький, еще не умевший ходить, ползал между ног Джейка и колотил ложкой по носку его ботинка. Анабет обошла детей, поцеловала брата в щеку и шепнула: «Ма ужасно беспокоилась о тебе». Выполнив таким образом свой сестринский долг, она оттащила детей от Джейка, велела старшим следить за малышом и прогнала их на улицу.
Джейк раскрыл объятия Лидии.
– Я так рада, что ты приехал. Мы боялись, ты не сможешь.
– Я не смог бы пропустить такое событие, – ответил Джейк. Глаза его перебегали с одного любимого лица на другое. – Привет, Росс. – Не отпуская Лидию, он потряс руку друга. – Как дела?
– Прекрасно. А твои, Бубба?
Время от времени еще всплывало это старое прозвище.
– Так себе.
– Как работа?
– Бросил.
– Бросил? – Ма с тарелкой горячих лепешек повернулась от плиты к сыну.
Джейк пожал плечами. Ему явно не хотелось портить праздничное настроение разговорами о своей неустроенности.
– Я приехал на свадьбу. Где же, в конце концов, невеста?
Специально не глядя на Бэннер, он осмотрел всех собравшихся. До сих пор Бэннер держалась в тени. Она хотела, чтоб никто не мешал им.
– Джейк Лэнгстон, я невеста.
Она кинулась в его объятия. Джейк приподнял ее за талию, закружил. Они описали полных два круга, и только тогда он отпустил ее, оттолкнул и сказал:
– Ну уж нет, ты не невеста. У Бэннер Коулмэн косички, ободранные коленки и дырявые панталончики. Дай-ка мне посмотреть на твои коленки, может, я и поверю тебе.
Джейк наклонился, попытался приподнять Бэннер юбку. Она завизжала и схватила его за руку.
– Не видать тебе больше ни панталон моих, ни коленок, неважно, ободранные они или нет. Я уже взрослая, ты что, ослеп?
Она приняла самую что ни на есть надменную позу, чтобы всем стало ясно, какая она взрослая: уперлась одной рукой в бок, а другую заложила за голову и выпрямилась.
Ли захохотал. Мика глумливо присвистнул и захлопал в ладоши. Джейк окинул дочь Коулмэна, которую знал с колыбели, оценивающим взглядом.
– В самом деле, – серьезно заметил он, – совсем большая. – Затем положил руки ей на плечи, наклонился и уважительно поцеловал в щеку. А потом, к ужасу Бэннер, звучно хлопнул ладонью по заду. – Но соплива еще шутки со мной шутить. Принеси-ка стул. Я поем, пока лепешки не остыли.
Все расхохотались, а Бэннер была так рада Джейку, что даже не обиделась. Теперь ее сердце забилось сильней – она почувствовала на себе его взгляд. Она так гордилась им, гордилась, что этот высокий светловолосый человек с яркими синими глазами принадлежит к ее семье. Да, можно сказать, что принадлежит.
Джейк переоделся, на нем была белая рубашка, черный кожаный жилет и узкий черный галстук вместо обычного пестрого шейного платка. Но на поясе по-прежнему висела кобура. С некоторыми привычками трудно расставаться, подумала Бэннер. Поведение ее любимца, должно быть, отнюдь не безупречно. Наверняка за ним водится кое-что, о чем представителям закона лучше не ведать. Она была уверена, что он пьет, играет в азартные игры и якшается с такими женщинами, о существовании которых ей знать не полагается. Но это не могло помешать Бэннер любить его. Атмосфера опасности, риска, бесшабашности, окружавшая Джейка, делала его только более привлекательным. Вряд ли кто из присутствовавших на свадебном приеме девушек потребовал бы у него официальных рекомендаций.