Браунинг Дикси. Одиночество не для них

   Избегая топких заболоченных мест, они пробрались через заросли к боковой стене дома. Однако заглянуть внутрь им так и не удалось — окна были расположены слишком высоко.
   Жасмин присела на ствол поваленного дерева; плечи ее устало поникли. Лайон, рассеянно потирая колено, сел рядом.
   — Кучу времени потратили без толку, — проворчал он.
   — Не правда! Мы видели дом, где много лет прожили твои предки! Вот у меня никогда не было собственного дома. Мы все время переезжали с квартиры на квартиру. И только в одном месте жили дольше года. Помню, там можно было выращивать цветы на подоконнике. Мама посадила помидоры, но они пожелтели и завяли…
   — Пора домой, — произнес Лайон. Он устал. Смертельно устал от Жасмин, от ее глупой сентиментальности, от детских воспоминаний и голливудских восторгов по поводу старого крысиного гнезда, которое кому-то вздумалось назвать домом.
   — Ну хорошо, тогда просто представь, что вокруг дома зеленеют дубы и цветут магнолии, по двору гуляют павлины и…
   Лайон тяжело вздохнул.
   — Жасмин, сколько тебе лет? Не кажется ли тебе, что для ребяческих фантазий ты слишком взрослая?
   Она смерила его уничтожающим взглядом.
   — Слишком взрослая для того, чтобы мечтать? Нет, не думаю.
   — Черт возьми, — проговорил Лайон и поднялся с места. Поднялся слишком быстро и невольно испугался за колено, но с коленом все было в порядке. Как и со спиной. — Пошли. Пора возвращаться. Завтра ты уплывешь вместе с мистером Уэбстером. Вернешься в страну грез, где тебе и место.
   — А ты что будешь делать?
   — А я вернусь туда, где мое место.
   — Где же?
   Лайон пожал плечами. У него нет своего места в мире. Он не из тех, кто пускает корни.
   А вот Жасмин самой природой создана для семьи и домашнего очага. А значит, рядом с ним ей делать нечего. В семейной жизни от него толку столько же, сколько от дома, выстроенного на болоте.
   Уже отталкиваясь от берега, Лайон бросил последний взгляд на старый особняк. Ему вдруг показалось, что сейчас на ушедшем в землю крыльце возникнут тени предков, простирающие руки к блудному сыну. Внуку. Правнуку.
   — Черт! Все, поехали! Разумеется, никого там не было. Да он и не надеялся никого увидеть.
   Первое, что они увидели по возвращении в лагерь, — выстроенные в ряд на берегу три бутылки из-под пива. Значит, мистер Уэбстер здесь уже побывал.
   — Снова чили? — окликнула Жасмин из-под навеса, где он хранил свое консервированное богатство.
   — На твой выбор.
   — Хм. Ладно, чили. В качестве праздничного блюда.
   — Что празднуем?
   — Мой завтрашний отъезд. Ты же хочешь от меня избавиться!
   Должно быть, она ждала, что Лайон начнет это отрицать. Да скорее ад замерзнет! Разумеется, он не чает от нее избавиться. От ее изукрашенного плющом и комариными укусами лица.
   От огромных карих глаз. От длинных ног и взлохмаченной каштаново-рыжей гривы.
   Они еще пили горький черный кофе, когда золотисто-сиреневое закатное сияние уступило место сумеркам. Ночной холод сковал согретую солнцем болотную воду. Несколько звездочек робко пробивалось сквозь облачную мглу.
   Пахло дымом и горечью. Вдалеке, в тумане, тускло блеснули на миг и пропали какие-то огоньки, быть может, подумал Лайон, это Колумбия — ближайший крупный город.
   А может, просто игра воображения.
   Фантазия порой проделывает с людьми странные штуки. Вот сейчас Лайон с удивительной яркостью воображал, как встает, берет Жасмин за руку и молча ведет в палатку. Там они помогают друг другу раздеться, все молча, и любят друг друга — по-прежнему не говоря ни слова. Что проку в пустой болтовне? Никакие разговоры, никакие слова или действия не изменят того, что происходит между ними.
   Она из тех женщин, которым нужны муж, дом и дети. Из тех птиц, что вьют гнезда. А ее актерство и журналистика — все это временное, наносное; Лайон видел, каким мягким светом сияют ее глаза, когда она рассказывает об отце, о бабушке, о местах, где жила в детстве.
   Черт побери, он даже успел узнать, где она впервые поцеловалась! Это случилось в городке Минко в Оклахоме.
   — Становится поздно, — заметил Лайон. Голос его звучал еще более хрипло, чем обычно. Стрелки часов приближались к девяти. Жасмин начала было собирать банки и ложки, но Лайон накрыл ее руку своей.
   — Оставь до утра.
   — Лучше помою сейчас. Я пока не хочу спать. Он тоже спать не хотел. В этом-то и проблема. Они молча смотрели, как догорают угли в костре. От ручья донесся всплеск. Кто-то там тоже не спал — рыба, цапля или, может быть, лягушка.
   Жасмин вздохнула. Они еще не начинали обычного вечернего спора о том, кому где спать. Лайон вспомнил, кто где спал прошлой ночью, но понял, что ему даже думать об этом не хочется.
   Но вот беда — как он ни старался, ни о чем другом думать не мог.
   — Дождя ночью не будет. Я посплю на улице, произнес он.
   — Не надо.
   — Чего не надо? Спать?
   — Не надо притворяться. Не хочешь ложиться со мной в постель — скажи прямо. Я пойму. Конечно, приятного мало — я вся опухшая, искусанная, расцарапанная, лохматая, хожу три дня в одних и тех же грязных шмотках, да и те не мои…
   Лайон тихо и замысловато выругался.
   — Черт побери, да разве в этом дело?! Жасмин, когда ты, наконец, вырастешь? Ты ничего обо мне не знаешь! Послушай, ты очень милая девочка, но…
   — Что ты сказал?! — взвилась она.
   — А что я такого сказал?
   — «Милая девочка»? Так вот как ты меня воспринимаешь? Какого черта?..
   — К твоему сведению, Дэниел Лайон Лоулисс, я женщина. Вполне взрослая, разумная, образованная женщина. Уже пятнадцать лет я сама зарабатываю себе на жизнь, принимаю самостоятельные решения, и… и…
   — И что?
   — И между прочим, у меня высшее образование! Лайон едва не расхохотался.
   — И что? Это диплом дает тебе право прыгать в спальный мешок к первому встречному?
   — Если не ошибаюсь, — с видом оскорбленной невинности сказала Жасмин, — в спальный мешок прыгнул ты. Я залезла туда первой.
   — Да я не об этом говорю, а…
   — Я знаю, о чем ты говоришь, и не хочу больше ничего слушать! Если ты боишься, что я начну..
   Лайон наклонился к ней так близко, что увидел, как пляшут в ее глазах отблески углей.
   — Ни черта я не боюсь! Просто не хочу, чтобы ты тешила себя ложными надеждами. Меня не интересуют постоянные связи, а если бы и интересовали, то не…
   — Хватит!
   Лайон зажмурился и потряс головой, удивляясь тому, как стремительно катится под откос его налаженная жизнь. Он приехал на болота с одной очень простой целью. Припомнить во всех деталях свое последнее задание, подумать о том, кто что знал и кто мог получить выгоду от продажи этих сведений на сторону.
   А вместо этого по уши увяз в личных отношениях! При том, что последние пятнадцать лет только и делал, что старательно избегал любых личных отношений.
   — Хочешь в постель? — резко спросил он. — Отлично. Раздевайся и ложись в палатке. Я лягу здесь.
   Жасмин прерывисто вздохнула и двинулась в сторону палатки. Лайон от души надеялся, что незримые духи предков не витают на болоте, прислушиваясь к их разговору. В особенности дух лихого прадеда-самогонщика.
   Старик был бы разочарован своим правнуком.
   Лайон проспал уже несколько часов, холод успел пробрать его до костей, когда он вдруг проснулся.
   От холода? Нет, такая безделица не могла его разбудить. Лайону случалось спать в условиях и похуже.
   Плач. Тихие всхлипывания, доносящиеся из палатки. Лайон лежал, глядя в темноту, и дожидался, когда она успокоится. Утешать ее он не пойдет! Хватит! И так за последние сутки наделал столько ошибок, что хватило бы на год.
   Но прошло несколько минут, а всхлипывания не прекращались.
   — Жасмин! — позвал он негромко. Новый всхлип.
   — Чего тебе?
   — С тобой все нормально?
   — Разумеется.
   — Прости, если я тебя разбудил. Мне показалось, может быть, тебе холодно.
   — Н-нет, мне не холодно.
   Разумеется. С чего бы ей замерзнуть? У нее есть теплый спальный мешок. Это он стучит зубами, скорчившись под покрывалом.
   — Тогда почему плачешь?
   — Я не плачу.
   — Разве?
   — Ну да. У меня просто насморк.
   — Хочешь, составлю тебе компанию? — тихо, с надеждой спросил он.
   Молчание. Возможно, она пожала плечами. Лайон представил себе, как она свернулась калачиком в спальном мешке — роскошном, теплом, водонепроницаемом мешке, в котором отлично поместятся двое… ах, черт!
   Отбросив жалкое покрывало, он встал и заглянул в палатку.
   — Еще не спишь?
   В ответ раздался приглушенный вздох. Большего поощрения ему и не требовалось. Опустившись на четвереньки, Лайон вполз в палатку, где было градусов на десять теплее, чем на улице, и темно, как в погребе.
   — Если тебе не спится, мы можем немного поговорить.
   Он начал возиться с молнией. Высунув руку, Жасмин помогла расстегнуть спальник.
   — Но только поговорить! — предупредила она.
   — Ну, конечно. Ты ведь завтра уезжаешь. Наверное, тебе понадобятся кое-какие сведения для статьи. В налоговой инспекции я узнал много интересного о здешних местах. А еще в Колумбии есть туристический центр, и там продаются очень любопытные брошюры. Можешь съездить туда.
   Жасмин прерывисто вздохнула.
   — Отличная мысль. Заеду по дороге в аэропорт, если останется время.
   Она постаралась отодвинуться от Лайона как можно дальше, но в спальном мешке было не так уж много места. Их ноги соприкасались, его рука по-хозяйски лежала у нее на бедре.
   Он обещал себе, что не повторит вчерашней ошибки. Просто поговорит. Поможет ей уснуть, а себе напомнит, что это такое — человеческое общение. Где-то он читал, что люди, подолгу живущие в одиночестве, теряют социальные навыки и испытывают трудности при возвращении в общество.
   Правда, Лайон пока не собирался возвращаться в общество. И особенно разговорчив он никогда не был.
   — Надеюсь, мои вещи на месте, — продолжала Жасмин. — Как ты считаешь, с ними ничего не случилось? Клемми ведь могла подумать, что я удрала, не заплатив по счету.
   — Да нет, не должна. Ты совсем не похожа на обманщицу.
   Лайон обнял ее за талию и прижался к ней грудью к спине, бедрами к ягодицам. И тут же об этом пожалел.
   — Спи, Жасмин.
   — Ты же хотел поговорить.
   — Ты знаешь, чего я хочу. Вовсе не разговоров. Снова молчание. Он обещал себе, что этого не сделает. Пока она сама не захочет. Но если захочет… черт возьми, сколько же можно играть в прятки с самим собой? Оба они — взрослые, одинокие, сознательные люди. Они ничего не ждут друг от друга, не дают никаких обещаний. Так чего бояться?
   — Жасмин! — позвал он шепотом.
   — М-м…
   — Тебе… удобно?
   — М-м…
   — Хочешь… чего-нибудь?
   Он почти видел, как она улыбнулась в темноте.
   — Пиццу и персиковый сок, — пробормотала она. По звуку голоса Лайон понял: в самом деле улыбается. Всего несколько дней он знает эту женщину, а впечатление такое, словно они были близки всю жизнь.
   — Спи давай, — проворчал он, крепче прижимая ее к себе.
   Жасмин давно спала, по-детски посапывая во сне, а Лайон не мог сомкнуть глаз. Он думал о том, что ему пора уходить. Он теряет хватку. А агент, потерявший хватку, долго не живет. Но дело даже не в этом. В первый раз Лайону захотелось выйти из игры. Ему смертельно надоело распутывать последствия чужих глупостей и безумств. Он хотел наконец начать жить.

Глава 9

   Лежа в теплом переплетении мужских рук и ног, слушая, как Лайон тихо посапывает ей в ухо, она принялась строить планы на ближайшее будущее. Пора вернуться к реальности. Сегодня она возвращается в мотель, завтра уже будет дома. Пора задуматься о будущем путевом очерке.
   Только не думай о нем. Ты не любишь этого человека. Тебя просто обуяла похоть. А это чувство, в отличие от любви, недолговечно.
   Верно. Так что забудем о настоящем и переключимся на мысли о будущем.
   Ясно, что актрисы из нее не вышло. Больше никаких сериалов. Никакой рекламы. Никаких фантазий! Решено: Жасмин Кленси берется за перо.
   Столько материала, столько работы впереди! Она не могла дождаться, когда же возьмется за дело. Прежде всего надо купить компьютер. И еще…
   — Лайон! Лайон, просыпайся!
   Нет ответа. Даже не шевельнулся. Притворяется или нет — одно Жасмин знала четко: в новой жизни, которую она начинает с завтрашнего дня, нет места всяким глупостям.
   На этот раз они не занялись любовью. Жасмин не знала, радоваться этому или огорчаться. Но знала одно: надо выбираться из палатки, пока Лайон не проснулся и не сообразил, что хозяин положения здесь он.
   — Лайон! — Жасмин поняла, что он уже не спит. Он дышал по-другому. Не быстрее, не медленнее, но как-то… более сознательно, что ли.
   Интересно, о чем он думает? Если о том же, что и она… тогда у них обоих большие неприятности.
   — Подожди минуту, хорошо? — пробормотал он, снимая ее руки со своей талии.
   Да, похоже, их мысли движутся в одном направлении.
   — Мне нужно…
   — Посиди здесь. Дай мне кое-что проверить.
   — Что проверить?
   — Жасмин!
   — Ну ладно, ладно! — отозвалась она сердитым шепотом.
   Поднявшись на колени, Лайон просунул руку сквозь входную щель, нащупал свои джинсы и ботинки, натянул их и выскользнул.
   — Черт возьми! — пробормотала она. Непонятный звук приближался, теперь он напоминал жужжание целого разъяренного улья. Не столько испуганная, сколько рассерженная, Жасмин застегнула спальный мешок на молнию и приготовилась ждать, пока не минует неведомая опасность.
   И вдруг жужжание смолкло. Мужской голос окликнул:
   — Лоулисс!
   Это не мистер Уэбстер.
   Боже, ведь Лайон там совсем один! Взял ли он с собой пистолет? Этого Жасмин не видела.
   Разумеется, она давно поняла, что Дэниел Лайон Лоулисс — не простой бизнесмен, проводящий отпуск на природе. Он в бегах. Возможно, прячется. От кого? Откуда ей знать! Например, стал свидетелем преступления и скрывается от бандитов.
   А теперь они его нашли.
   Надо что-то делать — но что? У нее даже оружия нет! А если бы и было, что с него толку? Она даже с удочкой обращаться не умеет, а о пистолете и говорить нечего!
 
   А что, если притвориться вооруженной? Должно сработать. Поверх рубашки, в которой спала, Жасмин надела штаны, подтянула их веревкой, которую использовала вместо пояса, и выскользнула наружу.
   Ни души вокруг. Потухшие угольки костра, сковорода, которую они вчера выловили из реки. Рядом вчерашние тарелки, вымытые и аккуратно составленные стопкой.
   Жасмин уже открыла рот, чтобы позвать Лайона, но вдруг услышала голоса. Два негромких мужских голоса доносились из-за кустов ниже по течению ручья. По характерным хрипловатым ноткам она различила голос Лайона. Другой был ей незнаком.
   Что ж, если враг один, то им повезло. Лайон легко с ним справится.
   — Жасмин, иди сюда!
   Она так и застыла с открытым ртом.
   — Иди сюда, шофер прибыл!
   Какой еще шофер? Она осторожно обогнула куст.
   Восходящее солнце залило лес мягким розовым светом. Капли росы сверкали, словно рубины, на буро-зеленом бархате ветвей. И посреди этого великолепия — двое мужчин. Один — долговязый паренек в красной рубашке. Второй — Лайон.
   Лайон, обнаженный по пояс, в последних своих чистых джинсах и высоких ботинках на шнуровке. Гордый и непреклонный, с решительно вздернутым подбородком. Лайон, по лицу которого никогда не узнаешь, о чем он думает.
   — Шофер? — непонимающе повторила Жасмин, уставившись на парнишку, стоящего у руля новенькой моторки ядовито-розового цвета.
   — Познакомься с Хортоном. Его прислала Клемми.
   — Ну да, — заговорил парень, — Клемми из мотеля. Она моя тетка. Когда вы не вернулись, она забеспокоилась и связалась по радио с шерифом. А мистер Уэбстер услышал их разговор и рассказал, где вас встретил. Вот она и прислала за вами меня. Ну что, поехали?
   Минут десять, не меньше, Лайон ждал, пока к нему вернется рассудок. Издалека доносилось еле слышное жужжание моторки. Парень делал не больше полутора узлов в час — должно быть, опасался поцарапать свою новенькую игрушку о какой-нибудь торчащий из воды корень или камень.
   Рассудок так и не вернулся, и Лайон понял, что дольше ждать нет смысла. Торопливо свернув лагерь и побросав в лодку самое необходимое, он оттолкнулся от берега и погреб вверх по течению. Догонять Жасмин он не собирался, но не хотел и слишком отставать.
   Зачем?
   Откуда ему знать, зачем? Он не хотел искать причин своего поступка.
   У него кончаются припасы. Вот зачем.
   Отправляясь на болото, он запасся едой на две недели. Едой на одного. А потом появилась она. Если бы не Жасмин, Лайону не было бы нужды пополнять запасы. Он привык обходиться немногим. Однажды, еще в первый год обучения, его сбросили с парашютом в непроходимых горах Колорадо с одним компасом и складным ножом. Восемь дней спустя он вышел к людям — сильно исхудавший и многому научившийся.
   Лайон может жить на «подножном корме». Может по несколько дней обходиться вообще без пищи. Так что же влечет его прочь из убежища?
   Поднимаясь вверх по течению ручья, Лайон пытался понять, что с ним происходит. Уже дважды он едва не дал застать себя врасплох. Он теряет бдительность — для человека его профессии это непозволительно. В его деле без риска не обойтись, но бывает риск, которого лучше избегать.
   К такому виду риска относится общение с Жасмин Кленси.
   Через некоторое время речка расширилась, образовав нечто вроде озерца. На берегу его стоял обычный четырехномерной мотель. У причала Лайон заметил розовую моторку Хортона.
   Возле мотеля Лайон увидел две машины: одна изъеденный ржавчиной джип с местными номерами, вторая — прокатная. Прокатная стояла напротив коттеджа номер три.
   Входная дверь была приоткрыта. Остановившись у крыльца, Лайон услышал шум льющейся из душа воды и женские голоса. Подойдя поближе, разобрал и слова:
   — Полотенце я принесла. Вещички ваши сейчас выстираю. Вы, наверно, хотите поесть?
   — Конечно! Умираю от голода! И, Клемми… спасибо вам.
   Судя по голосу, не слишком-то она рада своему возвращению на большую землю. Что ж, Лайон готов увезти ее обратно. Ей стоит только попросить.
   Женщина по имени Клемми вышла на крыльцо. Заметив Лайона, подняла брови:
   — Вы меня ищете? Я буду в конторке, только брошу вещи в стирку.
   Жасмин принимала душ долго и с наслаждением. Уже почти неделю она не мылась по-настоящему. Ибо торопливое ополаскивание в холодной речной воде при всем желании нельзя назвать полноценным мытьем.
   А когда, завернувшись в полотенце, открыла дверь — охнула и прижала сползающее полотенце к груди.
   — Ты что здесь делаешь? Ты должен быть в лесу!
   — На болоте, — поправил он. — Приехал за продуктами.
   — Сюда? Не уверена, что здесь можно что-нибудь купить, но ты спроси у Клемми.
   — В городе остался мой грузовик. Не подбросишь меня?
   Жасмин закатила глаза.
   — Ну, началось! Если я повезу тебя в Колумбию или где ты там оставил машину, то что ты будешь делать с лодкой? Оставишь здесь? И как же тогда доберешься до лагеря?
   Вместо ответа он прислонился к стене, скрестил руки на груди и уставился на нее удивительными синими глазами, которые так мало подходили к его суровому, словно высеченному из гранита лицу. Она заметила, что он причесался. Однако так и не побрился. На героя фильма он совсем не тянул; и все же Жасмин не сомневалась: если в ее жизни должен быть герой, то это он, и только он.
   Точнее, он мог бы стать ее героем, если бы по-другому сложились обстоятельства…
   — Знаешь, Лайон, — заговорила она, старательно выдерживая равнодушно-беззаботный тон светской беседы, — ты ведь так и не рассказал, кто ты такой, чем занимаешься и что делаешь на болоте.
   — Как так? Рассказал, конечно. Ищу свои корни. Разве не помнишь?
   — Это мистер Уэбстер рассказал, а не ты. Разве не помнишь? — передразнила она.
   Лайон пожал плечами, даже не моргнув. Интересно, подумала Жасмин, когда у него на самом деле прошла спина? В первый день он ее не обманывал, а вот потом…
   — Мое имя и фамилия тебе известны.
   — Опять-таки не по твоей милости, — напомнила она.
   — Постоянного адреса у меня нет. Что же касается работы, в данный момент я безработный.
   — Не верю.
   Он вздернул бровь.
   — Твое право. Я не лгу.
   Жасмин не стала спорить. Что толку? Все мужчины ей лгали. И ее отец. И Эрик. Словами, делами, умолчаниями — врали все.
   Лайон врет и тем, и другим, и третьим способом. Врет и тут же нагло отпирается. Мало того ему все равно, раскусит она его ложь или нет.
   — Ладно, я отвезу тебя. Но обратно в мотель возвращаться не буду.
   — Если у меня будет грузовик, — ответил он терпеливо, словно увещевал очень маленького и очень глупого ребенка, — обратно я доберусь и без посторонней помощи.
   Это разъяснение стало последней каплей.
   С самого утра, когда Жасмин проснулась в объятиях Лайона и услышала загадочное жужжание, события развивались слишком быстро и у нее не было времени подумать.
   Но теперь она вдруг почувствовала, что больше так не может. Ну почему у нее все наперекосяк? Почему она такая неудачница? Почему не понимает самых простых вещей? Почему вечно вляпывается в какие-то идиотские истории? И так — всегда, за что бы она ни взялась! Всю жизнь! Всю жизнь!
   И с чего она взяла, что теперь все изменится?
   Ее глаза заволокла радужная пелена, и по щекам хлынули слезы. Жасмин охнула и прижала к глазам угол полотенца.
   Скрипнули деревянные доски пола, и послышался деликатный щелчок закрываемой двери. Это окончательно подкосило ее. Она зарыдала в голос, всхлипывая и захлебываясь слезами, словно двухлетний ребенок.
   Лайон сел в кресло, осторожно усадил ее к себе на колени и принялся ласково поглаживать ее по обнаженной спине — полотенце у Клемми оказалось короткое, на все тело его не хватило.
   — Ну, не надо, не надо, — бормотал он, и Жасмин подумала, что ему, наверное, никогда еще не приходилось утешать плачущую женщину.
   — Все хорошо, — успокоила она человека, который пытался успокоить ее. — Я тебе рубашку намочила…
   — Ничего страшного, ее давно пора стирать.
   — Попрошу Клемми, чтобы выстирала ее вместе с моими вещами.
   Она выдавила из себя смешок.
   Лайон спустил ее с колен, а в следующий миг, сами не понимая как, оба они оказались на кровати. Жасмин по-прежнему обеими руками прижимала к себе полотенце. Лайон провел рукой по ее едва прикрытому полотенцем бедру.
   — У тебя мурашки по коже.
   — Холодно.
   — А что ты думала? На дворе февраль. Оба они готовы были говорить что угодно только не то, что просилось на язык. Жасмин потянулась за одеялом.
   — Скоро март. Уже почти весна.
   — Ты спрашивала, чем я занимаюсь. Работаю на федеральное правительство.
   — Кем? Почтальоном? Сборщиком налогов?
   — Разбираюсь с разными неприятностями.
   — Вот как? И с чем ты разбираешься на болоте?
   — Жасмин, тебе незачем знать все неприглядные подробности моей работы, — ответил он, натягивая на нее одеяло.
   Вот так. «Незачем». Иными словами: «Валика ты отсюда!»
   — Понимаю, — отвернулась она. — Спасибо, что напомнил, где мое место.
   Лайон сжал кулаки. Жасмин почувствовала, как напряглись его мускулы, и уже хотела напомнить, чтобы он не забывал о спине.
   — Черт побери. Жасмин! Я не собираюсь ставить тебя на место! Просто хочу объяснить, почему у наших… нашего… ну, в общем, почему у всего этого нет никакого будущего.
   — Хорошо. Не надо ничего объяснять. Я все понимаю.
   Лайон застонал и крепко сжал ее плечи, как будто хотел встряхнуть как следует.
   На самом деле ему хотелось совсем иного. Любить ее до умопомрачения. Просто лежать рядом и слушать, наблюдать за прихотливой сменой выражений на милом лице, вслушиваться в переливы выразительного грудного голоса. И пусть она говорит о любой ерунде.
   — Ты хочешь одеваться и ехать в город? — пробормотала Жасмин.
   — Не особенно. А ты?
   — Тоже не особенно.
   Глаза Жасмин, ее голос яснее ясного говорят о том, что она успела к нему привязаться. А он не может позволить себе привязанностей. Особенно теперь, когда его карьера, а возможно, и жизнь, висит на волоске.
   — Жасмин, ты уверена, что этого хочешь? хрипло спросил он.
   Лицо ее озарилось счастьем.
   — Да. Да!
   Если бы она ответила «нет», Лайон подавил бы свое влечение. Не так уж это сложно. В конце концов, от этого еще никто не умирал.
   Но она ответила «да», и на мгновение он растерялся в вихре новых, незнакомых чувств. Были среди них и нежность, и желание защитить, и еще что-то не поддающееся определению, — что-то такое, чего он не испытывал никогда в жизни.
   К счастью, эти непонятные переживания мгновенно растаяли, сметенные иным, более сильным чувством. Дрожа от противоречивых желаний — одна половина его души требовала как можно скорее утолить страсть, другая — растянуть удовольствие, — он впился губами в ее губы.
   Наконец он поднял голову, чтобы взглянуть на ее припухший рот и потемневшие от страсти глаза. Едва сознавая переполняющее его первобытное мужское торжество, снова припал к ее губам в долгом, жадном поцелуе. В какой-то миг, когда к нему на мгновение вернулся рассудок, он удивился, почему никогда раньше не понимал, что любовь начинается с поцелуев.
   Потому что никогда до сих пор он не занимался любовью. Секс — одно, а это…
   Это — совсем другое.
   Теперь, когда стало слишком поздно, он наконец-то понял разницу между сексом и любовью.