Страница:
Что же, намерения Карглака, наверное, впервые в жизни не нападавшего, а спасавшегося, были предельно ясны – укрыться в одной из пещер, которых здесь было не меньше, чем дырок в хорошем сыре. Однако вровень с дном котловины находилась всего одна более или менее подходящая для этих целей пещера – та самая, что была отмечена знаком секиры (всякие норы, куда можно было залезть только на четвереньках, принимать в расчет не стоило).
Судя по всему, максар направлялся именно туда. Окш, рискуя свернуть шею, мчался из последних сил, но все равно не успел. Карглак, проворно нырнувший в спасительную дыру, опередил его всего лишь на пол-сотню шагов.
Облегчив душу самым витиеватым из всех известных ему ругательств (у пьяных рудничных мастеров подслушал), Окш остановился перед входом. Лезть туда было бы самоубийством. Способность видеть в темноте давала Карглаку неоспоримое. преимущество, а вот ему самому для собственной безопасности пришлось бы укоротить клинок до минимума.
– А ты шустро улепетываешь, пес облезлый, – , крикнул он в гулкую темноту пещеры. – Перетрусил? Что же ты за максар после этого? От страха, наверное, в штаны наложил. Это тебе не над беззащитными жестянщиками глумиться.
– Я прекрасно сознаю свой позор, сопляк, – голос был такой, словно это злой ветер выл в трубе. – Но ради того, чтобы полюбоваться на твой труп, я согласен пройти и через такое.
– Очень жаль, но мне полюбоваться твоим трупом не суждено. Подыхай, душегуб!
Окш несколько раз рубанул клинком по арке пещеры – сначала крест-накрест, а потом поперек. Тяжелые каменные своды рухнули, выбросив наружу густое облако пыли.
Грохот внутри продолжался еще довольно долго, а когда он начинал стихать, Окш снова пускал в ход клинок. Скоро вся стена просела так, что завалились даже те пещеры, что были расположены намного выше дна котловины.
«С этим, кажется, покончено», – сказал Окш самому себе.
Никакой радости от победы он не ощутил – наоборот, на душе было тревожно. Впереди его ждали три оборота коварной тропы, открытой не только всем ветрам, но и всем камням, стрелам и пулям. Впереди его ждала опасность – глупо было бы думать, что Карглак явился сюда один.
Окш поднимался очень медленно и осторожно, не столько даже приглядываясь, сколько прислушиваясь к тому, что творилось наверху.
На первом витке тропы он убедился, что Рагна не стала дожидаться его на прежнем месте. На втором заметил, что пышный ивовый куст, укоренившийся на самом краю обрыва, выглядит не совсем натурально. На третьем уже в точности знал, что за кустом кто-то таится.
С отчетливой, пугающей ясностью Окш понял, что клинок сам по себе не является гарантией победы, а тем более безопасности. Обладай он непробиваемой шкурой и невероятной живучестью истинного максара – еще бы куда ни шло. Но об этом не стоит и мечтать. Кто поможет отродью Клайнора пройти окончательное; перевоплощение? Да никто! А если такие выродки и найдутся, он сам не дастся в их коварные лапы. Никому из максаров доверять нельзя. Даже Рагне. Время упущено.
И тогда Окш поклялся – себе самому, небесам, всесильному, хотя и коварному року, – что, если суждено ему выбраться отсюда живым, он создаст такое оружие, которое сможет разить и защищать в равной мере. Этакий гибрид меча и щита.
Тем не менее ему позволили подняться на поверхность.
Поодаль у края зарослей паслись две пары лошадей. Подозрительный куст действительно представлял собой лишь охапку уже начавших увядать веток, прикрывавших груду приготовленных для злого дела камней. Тут, же валялся огромный дохлый мрызл, убитый в упор из многозарядки. Окш насчитал в его голове и груди не менее пяти пулевых отверстий.
Девственный луг был так основательно истоптан, что определить по следам, куда ушли побывавшие здесь люди, не представлялось возможным. Чувство опасности тоже ничего не могло подсказать Окшу. За последнее время оно так измучило его, что превратилось в нечто схожее с фантомной болью – ампутированной… ноги уже давно нет, а ее пятка по-прежнему ноет.
Куда пропала Рагна? А где спутник Карглака, чья гнедая лошадь пасется сейчас в сторонке? Ведь не мрызл же приехал на ней – такую тушу и ломовой битюг не потащит.
Решив, что так оно, возможно, даже лучше и ему не придется больше терпеть сумасбродные выходки капризной девчонки, Окш направился к лошадям. За Рагну он не беспокоился – какой вред хоть и юной, но проворной щуке могут принести здешние караси и окуни?
Пора было уже подводить некоторые итоги. Что ни говори, а из всех злоключений последнего времени он вышел не только целехоньким, но и с изрядным барышом. Клинок Адракса и завещание Азда являлись неплохой компенсацией за простреленные ноги и некоторую толику страха, пережитого в замке Генобры.
Жаль, конечно, что труды разрушительные, ратные придется на время оставить ради трудов созидательных, от которых он уже успел отвыкнуть. Но ожидаемый результат стоил того. Если легенды не врут, оружие древних мастеров может сделать его абсолютно непобедимым.
Едва Окш взвалил на свою лошадь узел с серебряными пластинами, как сзади раздался шорох. Кто-то чужой был совсем рядом, а до клинка, покоившегося в ножнах, надо было еще дотянуться. Неужели его застали врасплох?
– Как ты неосторожен, сын Клайнора! – рассмеялась за его спиной Рагна. – Тебя уже давно держат на мушке.
С облегчением вздохнув, Окш обернулся. Рагна, шаловливо прищурившись, целилась в него указательным пальцем. Рядом с ней стоял Хавр в одежде из буро-зеленых лоскутов, полевой форме королевских стрелков, и старательно изображал на физиономии верх доброжелательности. Его многозарядка висела на плече стволом вниз.
– Кажется, нам есть о чем поговорить, – осторожно, как бы проверяя реакцию Окша, промолвил Хавр.
Поскольку тот продолжал молчать, многозначительно поглаживая рукоятку клинка, вмешалась Рагна:
– Ну что стоишь столбом? Хоть бы поблагодарил человека, спасшего тебе жизнь. Это он сбросил Карглака в пропасть. А иначе от нас только мокрое место осталось бы. Уж от тебя-то точно.
– Дело даже не в этом, – сказал Хавр как можно мягче. – Мне приходилось знавать вашего батюшку. Правда, это случилось так давно и так далеко отсюда, что иногда кажется сном.
– Давно? – Окш не мог сдержать удивления. – Еще до моего рождения?
– Нет, позже. Много позже. Возможно, что и в будущем. Конечно, в это трудно поверить, но весь сущий мир так многообразен, противоречив и просторен, что «вчера» одних народов равнозначно «завтра» других. Время не везде течет одинаково, и пространство не везде имеет такие же свойства, как здесь. Есть способы в несколько шагов преодолеть не поддающееся осмыслению расстояние, и есть возможность из будущего вернуться в прошлое.
Слова, сказанные этим невзрачным человеком, были так далеки от всего слышанного Окшем раньше, что он невольно поверил в них, вернее, захотел поверить.
– Кто же мой отец на самом деле? – спросил он. – Странствующий воин, бессмертный колдун или вообще потустороннее существо? Я слышал о нем столько разных сказок, что совсем запутался.
– На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. Своего истинного предназначения он и сам не знает. Хотя в путь твоего отца послали те, кто имеет непосредственное отношение к рождению Вселенной и кто скорее всего будет присутствовать при ее гибели. Как я понял, вначале ему предстоит пройти бесчисленное количество самых разнообразных миров и на этом пути неоднократно переродиться. Когда твой отец достигнет конечной цели своего путешествия, он будет обладать такой властью над живыми существами и стихиями, какой не обладал еще никто из рожденных смертной женщиной.
– Конечная цель? – пробормотал Окш. – Я, кажется, что-то слышал об этом.? Да, это место упоминается в легендах о Клайноре. Чаще всего его называют Изначальным миром, хотя что это такое на самом деле, неизвестно никому. По крайней мере людям.
– Там должно случиться нечто грандиозное?
– Похоже, что так, – согласился Хавр.
– Хорошее или плохое?
– Это как посмотреть. Но мир должен стать другим. Впрочем, твой отец совсем не похож на дьявола-разрушителя. Наоборот, с каждым перерождением он, условно говоря, делает шаг навстречу добру. Не гибель он несет, а перемены.
– А разве перемены не есть гибель чего-то?
– Гибель, гибель, – охотно кивнул Хавр. – Но так уж устроен наш мир, что без гибели не может быть возрождения.
– То, что ты говоришь, звучит очень необычно… Я прямо зачарован. Хотя и чувствую, что это только красивая выдумка.
– Понимаю тебя. Никаких доказательств у меня, конечно, нет. Да я и не настаиваю на своей правоте. Просто я упреждаю вопрос, который ты обязательно задашь.
– Почему ты предал Карглака и переметнулся на мою сторону? Ты имел в виду это?
– Можно было бы выразиться и помягче, но сути дела это не меняет.
– Значит, причиной всему – твое знакомство с моим отцом?
– Отчасти… Честно сказать, у нас были сложные отношения, хотя я очень многим ему обязан.
– В твоем мире его тоже звали Клайнором?
– Нет. У него немало других имен. Даже в Чернодолье он сначала был известен как Артем. Клайнором его назвала твоя мать, Ирдана.
– Артем… – Окш задумался. – Странное имя… А теперь давайте вернемся к твоей предыдущей фразе. Если я правильно понял, то добрые чувства по отношению к моему отцу есть лишь одна из причин твоего нынешнего поступка. А какова же главная причина?
– По мере того, как работа, на которую меня нанял Карглак, близилась к завершению, он вел себя все более нагло. Доходило даже до того, что он прямо угрожал мне расправой. Но чаша моего терпения переполнилась после того, как он отказался от своих обязательств по отношению ко мне…
– Каких обязательств? Денежных?
– А каких же еще? Я работаю по найму. На заказ разрушаю государства или создаю новые. Принуждаю народы к переселению, организую смуты, начинаю войны и заключаю мир. Мои услуги стоят недешево, – не без гордости сообщил Хавр.
– Ты надеешься разбогатеть с моей помощью?
– Говорить об этом пока рано. Я ведь еще не поступил к тебе на службу. Хотя, как я понимаю, перспективы открываются блестящие. Если ты и в самом деле сможешь извести под корень всех максаров, тебе достанутся огромные сокровища, накопленные за много поколений. Надо заранее решить, что делать с ними. Я бы взялся управлять этим капиталом.
– Разве ты забыл, что ростовщичество больший грех, чем предательство и убийство?
– На этот счет я придерживаюсь другого мнения… Но если ты против, я бы вполне удовлетворился тем, что раньше принадлежало Карглаку.
– Можешь забирать все это хоть сейчас, – усмехнулся Окш. – А на какие ответные услуги я могу рассчитывать?
– Поскольку я в курсе твоих ближайших планов, то буду говорить прямо. Для того чтобы создать оружие, тайна которого заключена в этом узле, – Хавр кивнул на завязанные в плащ серебряные пластины, – тебе понадобится много свободного времени, большие деньги и толковые помощники. Я обеспечу тебя всем этим. Ты будешь занят только созидательной работой, не отвлекаясь ни на какие мелочи. Попутно я-прекращу распри жестянщиков и сплочу их в единую силу, которая, несомненно, скоро понадобится тебе. Ну а когда настанет время схватки с максарами, я тоже не останусь в стороне. Военный опыт, слава небесам, у меня имеется.
– А ты уверен, что я обязательно вступлю в схватку с максарами? – прищурился Окш.
– Как и в том, что яблоневый цвет превращается в плоды, а не наоборот. Если ты убил одного максара, тебе захочется убить и другого. Это затягивает, поверь мне. Тем более что у тебя есть личные счеты к этой расе.
– Вы рассуждаете так, словно меня здесь вообще нет! – вмешалась Рагна. – Можно подумать, что мое благорасположение к вам нечто само собой разумеющееся.
– А разве это не так, несравненная? – покосился на нее Хавр.
– Конечно, не так! – И без того яркие глаза Рагны сверкали, как у ночного хищника, вышедшего на охоту. – Губитель Максаров не остановится до тех пор, пока окончательно не уничтожит нашу расу! Целиком и полностью! Раз и навсегда! Так звучит предсказание. Неужели же он позволит жить и здравствовать мне? Ведь я могу втайне от всех продлить род максаров.
– Если так, значит, ты погибнешь последней, несравненная, – смиренно произнес Хавр. – Впрочем, я пошутил. Ты ссылаешься сейчас на вариант легенды, распространенной среди жестянщиков, ваших извечных врагов. Кстати говоря, он заканчивается тем, что выполнивший свое предназначение Губитель Макса-ров изводит и себя самого. Но есть и другой вариант, которому лично я доверяю куда больше. Согласно ему, после победы над максарами сын Клайнора должен стать владыкой всех окрестных миров. Само собой, ему понадобится супруга, соправительница, официальная мать наследника. Не исключено, что такой особой окажешься ты, несравненная.
– Я с этим… будущим владыкой… – Рагна поморщилась, – нахожусь в кровном родстве. Ваш Клайнор в свое время умудрился сделать ребеночка не только Ирдане, но и моей мамаше.
– Как я сочувствую несчастной Генобре, изнасилованной коварным пришельцем, – печально вздохнул Хавр. – Но в вашей ситуации я не вижу ничего исключительного. На свете существует немало народов, чьи властители имеют право брать в жены только собственных сестер. На троне должны восседать равные по происхождению богоподобные существа, а не всякая чернь. Причем им вовсе не обязательно сожительствовать между собой. Для целей низменных существуют наложницы. Если обстоятельства будут тому благоприятствовать, я даже согласен стать смотрителем придворного гарема. Среди жестянщиц попадаются неплохие экземплярчики, не говоря уже о туземках.
– Ты все время уводишь разговор в сторону, – нетерпеливо сказал Окш. – Моя единокровная сестра подняла серьезный вопрос, который требует не менее серьезного ответа. Нам с ней давно пора объясниться. Я не ставлю перед собой такой цели, как полное уничтожение максаров. Пусть те, кто сейчас пресмыкается перед ними, даже не надеются на это. Но с их безраздельной властью будет покончено. Никаких грабежей, никаких самочинных сборов дани, никаких фокусов с человеческим естеством. Согласен, что контролировать максаров трудно, но я что-нибудь придумаю… Впрочем, все это дело будущего. Что касается тебя, Рагна, ты вольна поступать по собственному усмотрению. Можешь принять мою сторону, можешь чужую, можешь остаться при своем интересе. Ты выполнила наш уговор. Возвращайся в свои владения и наводи там порядок. А не то нерадивые слуги промотают твои сокровища и сожгут замки. Заодно проследи, чтобы не выдохлись яды, доставшиеся тебе в наследство от мамайи. Они еще могут пригодиться.
– Скажи пожалуйста! – Рагна скорчила гримасу восхищения. – Бывший пекарь, а как выражается! Заслушаешься! Вот только одна недомолвка у тебя случилась. Я-то уговор выполнила. А как же ты?
– Дойдет очередь и до этого. Свой клинок я тебе отдать не могу, даже и не проси. Клинок твоей матери безвозвратно потерян. На создание нового у меня просто нет времени. Только не надо возмущаться! У меня есть к тебе предложение. Клинок Карглака, как и все остальное его имущество, остался без хозяина. Пока все это не растащили соседи, отправляйся туда и бери его владения в свои руки. Не мне тебя учить, как это делается. Клинок перешлешь мне с надежным человеком, а еще лучше, если доставишь сама. Обещаю наладить его раньше, чем ты успеешь умыться с дороги.
– Предложение, скажем прямо, заманчивое. – Рагна надула губки и забарабанила по ним пальцами. – Стоит подумать…
– Думать-то как раз и некогда! Надо действовать, пока о смерти Карглака известно лишь нам троим. – Хочешь избавиться от меня? – Рагна одарила Окша взглядом, истолковать который не взялся бы ни один знаток максарской души, если таковой, конечно, существовал в природе.
– А ты хочешь остаться? – слегка смутился Окш.
– Не собираюсь даже! Но ты бы мог хотя бы для приличия попросить меня об этом.
Окш уже хотел было исполнить очередную прихоть Рагны, кстати говоря, никого ни к чему не обязывающую, но девчонка вдруг зажала ему рот.
– Нет, не надо! Не проси… А то возьму да останусь… Будешь потом клясть себя…
Ладонь ее была сухой и горячей, как у человека, которого сжигает изнутри быстротечная лихорадка…
– Оставайся… – Окш беспомощно развел руками. – Мне помощники нужны…
– Разве об этом так просят? – Только сейчас Окш заметил, какие у нее потухшие глаза.
– А как? – спросил он.
– Не знаю… Но не так… Да и какой из меня помощник! – Она медленно попятилась назад. – Я же привыкла все делать наперекор. Только измучаешься со мной.
– Тогда побудь со мной хотя бы немного. – Окш и сам не понимал, зачем он это говорит. – А если что не понравится, уедешь…
– А если понравится? – Она улыбнулась, но улыбка получилась какой-то жалкой.
– Тогда останешься навсегда. Ну ты прямо как малый ребенок!
– Навсегда не получится, – она покачала головой. – Я скоро умру…
– Кто тебе сказал такую глупость? – Окш с досады даже руками всплеснул.
– Сама знаю… Я ведь умею предугадывать будущее. Помнишь тот сон, который ты видел накануне последнего боя?
– Про раненые ноги?
– Да. Это я тебе его навеяла. Но ты ничего не понял…
– Я и сейчас ничего не понимаю!
– Хватит и того, что понимаю я… Поэтому мне лучше уйти. Обидно будет, если моим убийцей станешь ты…
– Да ты хоть соображаешь, что говоришь? – Окш попытался поймать Рагну, однако та легко увернулась.
– Прощай. Я очень устала. Мне страшно… Что уж тут скрывать… Только прошу, до поры до времени носи на левом глазу повязку. Так будет лучше для нас обоих. Не знаю, свидимся ли мы еще…
– Обязательно свидимся! – перебил ее Окш. – Не забывай про клинок.
– Я не моту на прощание ни благословить тебя, ни проклясть… К сожалению, тот, кто проклят сам, лишен возможности влиять на чужие судьбы…
Рагна вскочила в седло, изо всей силы огрела лошадь Окша, сунувшуюся было к ней, и, ни разу не обернувшись, ускакала прочь. Окша, смотревшего ей вслед, весьма удивило, что такая опытная всадница позволила своему скакуну дважды дать сбой на дистанции всего-то в полсотни шагов.
Что ожидала Рагна – удара клинком в спину? Слов благодарности? Или призыва вернуться? Что так обидело ее? Неизвестно… Да и возможно ли разобраться в душе максара, где самые грязные помыслы и темные страсти соседствуют с поистине демонической гордыней и сокровенной мудростью древней расы?
Когда топот лошади затих вдали, Хавр, почему-то понизив голос, осведомился:
– Если я правильно понял, ее мамаша покинула этот несовершенный мир?
– Ты правильно понял, любезный, – холодно ответил Окш.
– Пришлось, наверное, повозиться? – Хавр нагло ухмыльнулся.
– Первая песенка всегда с хрипотцой поется…
…Уже который день подряд над озером, не переставая, выл ветер, выдувая из комнат последние остатки тепла и заставляя угли в графитовом плавильнике рас – каляться до малинового свечения.
Окш и сам не знал, какая блажь принудила его устроить мастерскую на прежнем месте – в обгоревшей и заброшенной башне старого маяка. Пленные королевские стрелки (а в этих краях по-прежнему сохранялась номинальная власть Вольного Братства) наспех подлатали и оштукатурили стены, восстановили лестницу, надстроили двускатную драночную крышу и проложили к берегу мост, который в случае нужды легко можно было разобрать или сжечь.
Едва восстановительные работы завершились, как пленные мастера куда-то исчезли. Их судьба, как и многое другое, творившееся вокруг, Окша совершенно не интересовала.
Он с головой погрузился в изучение текстов, составленных для него достославным Аздом, предусмотревшим, казалось, все на свете, кроме своей преждевременной гибели.
Три дюжины мудрецов, доставленных в башню со всех концов страны, помогали Окшу. Одни были сведущи в счислении, другие – в металлургии, третьи – в механике, четвертые – в разложении и составлении веществ, пятые – в том, что считалось даже не наукой, а мистикой и чернокнижием.
Каждый из них занимал отдельную келью, сношений с коллегами не имел (и даже не знал о их существовании), вникал только в то, что непосредственно касалось области его знаний, и за все это получал по пять золотых в день – сумму по нынешним временам баснословную.
Все были довольны своей судьбой, не хандрили, не роптали, и лишь однажды древний старец, великий знаток бесконечно малых величин, пал перед Окшем на колени и стал молить о пощаде.
– Здоров ли ты, любезный? – удивился Окш. – Таких странных слов я от тебя не ожидал. Уж лучше попроси прибавки к жалованью.
– Людям, приобщившимся к тайнам подобного рода, не позволено долго жить на этом свете. День, когда я завершу свой труд, станет для меня последним. Это место не светоч разума, как я думал прежде, а средоточие скорби.
– Успокойся, – сказал Окш, брезгливо отстраняя от себя иссохшие руки старца. – Ни единый волос не упадет с твоей седой головы. То, что ты узнал здесь, действительно не должно выйти за стены этой башни. Но я не собираюсь никого убивать. Стереть человеческую память так же легко, как и следы грифеля на аспидной доске.
Потом Окш неоднократно размышлял над этим случаем. Его удивляло, почему немощные старики, которым давно пора распрощаться с земной юдолью, так цепляются за жизнь. В бытность военачальником ему не раз приходилось посылать на смерть молодых и здоровых парней, едва только вкусивших радости плотских утех, и никто из них, за редким исключением, не выказывал при этом трусости. Можно представить, как причитали бы в той же ситуации их деды. В чем же здесь дело? Может, старики знают то, чего не знает молодежь? Или жизнь, даже лишенная всех своих соблазнов, есть наслаждение сама по себе?
«Нет, – подумал он, – я не хочу быть стариком. Я никогда не буду стариком. Куда достойнее умереть во цвете лет, с клинком или кубком вина в руке, а еще лучше – в постели любовницы».
На то, чтобы полностью прочесть выгравированный на серебряных пластинах текст, ушло столько времени, сколько требуется суслу, чтобы превратиться в добрую брагу. Однако, закончив это весьма кропотливое занятие, Окш был вынужден признаться самому себе, что совершенно ничего не понял.
Точно такой же результат ожидал его и во второй, и в третий раз. Лишь после четвертого прочтения, выучив некоторые абзацы наизусть, он ухватился наконец за кончик тоненькой ниточки, если и не прояснявшей скрытую в тексте тайну, то дававшей на это надежду.
Когда стали поступать комментарии мудрецов – пространные, нарочито усложненные, написанные на малопонятном для непосвященных языке, – дело не только не прояснилось, а, наоборот, еще больше запуталось.
Тогда Окш взял себе за правило каждый день поочередно обходить всех своих высокообразованных помощников и извлекать нужные для себя сведения прямо из их сознания, без посредничества пера и бумаги.
Скоро он знал почти столько же, сколько каждый из них. От избытка сведений, нужных и ненужных, лопалась голова. Окш окончательно потерял сон. Начались галлюцинации. Зато мало-помалу стали выявляться принципы, положенные в основу конструкции оружия, которое должно было положить конец всевластию максаров.
В предельно упрощенном виде это выглядело примерно так. Мир, где поколение за поколением рождались, жили и умирали жестянщики, а также все соседние народы, на самом деле был устроен совершенно иначе, чем это считалось. Привычная реальность была лишь составной частью, отдельным компонентом другой, истинной реальности, бесконечной в пространстве, но имевшей четко очерченные рамки во времени. Наряду с миром, где находились Чернодолье и Страна жестянщиков, существовало бесконечное количество других миров, в большинстве своем обладавших совершенно иными природными свойствами.
Весь парадокс состоял в том, что эти миры, заключенные, грубо говоря, внутри друг друга, никоим образом между собой не сообщались. Стены, разделявшие их, не имели никакой толщины, однако во Вселенной не существовало другой столь же непреодолимой преграды, по крайней мере в теории.
Оружие, подробнейшее описание которого содержалось на серебряных пластинах, как раз и было предназначено для того, чтобы дырявить эти межпространственные стены. Само собой, все попавшее в поле действия такой «дыры» – будь то закованный в броню воин, крепостная стена или пчела, усевшаяся на медоносный цветок, – мгновенно перемещалось в другой мир, который с одинаковой долей вероятности мог оказаться и ледяной пустыней, и буйством сверхгорячей плазмы, и райским уголком, достойным только праведников.
Таким образом, с этической точки зрения подобное оружие могло считаться абсолютно чистым, поскольку не оставляло после себя ни крови, ни трупов и, более того, вселяло надежду, что жертва не только уцелела, но и переместилась в куда более подходящее для жизни местечко.
Справедливости ради следует заметить, что идею практического использования свойств многомерного мира жестянщики почерпнули из древних манускриптов, предоставленных в их распоряжение максарами, чьи предки, существа воинственные и суровые, были тем не менее весьма сведущи во всем, что касалось устройства Вселенной. Межпространственные стены они умели преодолевать еще на заре времен, когда соперничество между двумя могущественными расами сверхъестественных существ едва не погубило этот мир.
Судя по всему, максар направлялся именно туда. Окш, рискуя свернуть шею, мчался из последних сил, но все равно не успел. Карглак, проворно нырнувший в спасительную дыру, опередил его всего лишь на пол-сотню шагов.
Облегчив душу самым витиеватым из всех известных ему ругательств (у пьяных рудничных мастеров подслушал), Окш остановился перед входом. Лезть туда было бы самоубийством. Способность видеть в темноте давала Карглаку неоспоримое. преимущество, а вот ему самому для собственной безопасности пришлось бы укоротить клинок до минимума.
– А ты шустро улепетываешь, пес облезлый, – , крикнул он в гулкую темноту пещеры. – Перетрусил? Что же ты за максар после этого? От страха, наверное, в штаны наложил. Это тебе не над беззащитными жестянщиками глумиться.
– Я прекрасно сознаю свой позор, сопляк, – голос был такой, словно это злой ветер выл в трубе. – Но ради того, чтобы полюбоваться на твой труп, я согласен пройти и через такое.
– Очень жаль, но мне полюбоваться твоим трупом не суждено. Подыхай, душегуб!
Окш несколько раз рубанул клинком по арке пещеры – сначала крест-накрест, а потом поперек. Тяжелые каменные своды рухнули, выбросив наружу густое облако пыли.
Грохот внутри продолжался еще довольно долго, а когда он начинал стихать, Окш снова пускал в ход клинок. Скоро вся стена просела так, что завалились даже те пещеры, что были расположены намного выше дна котловины.
«С этим, кажется, покончено», – сказал Окш самому себе.
Никакой радости от победы он не ощутил – наоборот, на душе было тревожно. Впереди его ждали три оборота коварной тропы, открытой не только всем ветрам, но и всем камням, стрелам и пулям. Впереди его ждала опасность – глупо было бы думать, что Карглак явился сюда один.
Окш поднимался очень медленно и осторожно, не столько даже приглядываясь, сколько прислушиваясь к тому, что творилось наверху.
На первом витке тропы он убедился, что Рагна не стала дожидаться его на прежнем месте. На втором заметил, что пышный ивовый куст, укоренившийся на самом краю обрыва, выглядит не совсем натурально. На третьем уже в точности знал, что за кустом кто-то таится.
С отчетливой, пугающей ясностью Окш понял, что клинок сам по себе не является гарантией победы, а тем более безопасности. Обладай он непробиваемой шкурой и невероятной живучестью истинного максара – еще бы куда ни шло. Но об этом не стоит и мечтать. Кто поможет отродью Клайнора пройти окончательное; перевоплощение? Да никто! А если такие выродки и найдутся, он сам не дастся в их коварные лапы. Никому из максаров доверять нельзя. Даже Рагне. Время упущено.
И тогда Окш поклялся – себе самому, небесам, всесильному, хотя и коварному року, – что, если суждено ему выбраться отсюда живым, он создаст такое оружие, которое сможет разить и защищать в равной мере. Этакий гибрид меча и щита.
Тем не менее ему позволили подняться на поверхность.
Поодаль у края зарослей паслись две пары лошадей. Подозрительный куст действительно представлял собой лишь охапку уже начавших увядать веток, прикрывавших груду приготовленных для злого дела камней. Тут, же валялся огромный дохлый мрызл, убитый в упор из многозарядки. Окш насчитал в его голове и груди не менее пяти пулевых отверстий.
Девственный луг был так основательно истоптан, что определить по следам, куда ушли побывавшие здесь люди, не представлялось возможным. Чувство опасности тоже ничего не могло подсказать Окшу. За последнее время оно так измучило его, что превратилось в нечто схожее с фантомной болью – ампутированной… ноги уже давно нет, а ее пятка по-прежнему ноет.
Куда пропала Рагна? А где спутник Карглака, чья гнедая лошадь пасется сейчас в сторонке? Ведь не мрызл же приехал на ней – такую тушу и ломовой битюг не потащит.
Решив, что так оно, возможно, даже лучше и ему не придется больше терпеть сумасбродные выходки капризной девчонки, Окш направился к лошадям. За Рагну он не беспокоился – какой вред хоть и юной, но проворной щуке могут принести здешние караси и окуни?
Пора было уже подводить некоторые итоги. Что ни говори, а из всех злоключений последнего времени он вышел не только целехоньким, но и с изрядным барышом. Клинок Адракса и завещание Азда являлись неплохой компенсацией за простреленные ноги и некоторую толику страха, пережитого в замке Генобры.
Жаль, конечно, что труды разрушительные, ратные придется на время оставить ради трудов созидательных, от которых он уже успел отвыкнуть. Но ожидаемый результат стоил того. Если легенды не врут, оружие древних мастеров может сделать его абсолютно непобедимым.
Едва Окш взвалил на свою лошадь узел с серебряными пластинами, как сзади раздался шорох. Кто-то чужой был совсем рядом, а до клинка, покоившегося в ножнах, надо было еще дотянуться. Неужели его застали врасплох?
– Как ты неосторожен, сын Клайнора! – рассмеялась за его спиной Рагна. – Тебя уже давно держат на мушке.
С облегчением вздохнув, Окш обернулся. Рагна, шаловливо прищурившись, целилась в него указательным пальцем. Рядом с ней стоял Хавр в одежде из буро-зеленых лоскутов, полевой форме королевских стрелков, и старательно изображал на физиономии верх доброжелательности. Его многозарядка висела на плече стволом вниз.
– Кажется, нам есть о чем поговорить, – осторожно, как бы проверяя реакцию Окша, промолвил Хавр.
Поскольку тот продолжал молчать, многозначительно поглаживая рукоятку клинка, вмешалась Рагна:
– Ну что стоишь столбом? Хоть бы поблагодарил человека, спасшего тебе жизнь. Это он сбросил Карглака в пропасть. А иначе от нас только мокрое место осталось бы. Уж от тебя-то точно.
– Дело даже не в этом, – сказал Хавр как можно мягче. – Мне приходилось знавать вашего батюшку. Правда, это случилось так давно и так далеко отсюда, что иногда кажется сном.
– Давно? – Окш не мог сдержать удивления. – Еще до моего рождения?
– Нет, позже. Много позже. Возможно, что и в будущем. Конечно, в это трудно поверить, но весь сущий мир так многообразен, противоречив и просторен, что «вчера» одних народов равнозначно «завтра» других. Время не везде течет одинаково, и пространство не везде имеет такие же свойства, как здесь. Есть способы в несколько шагов преодолеть не поддающееся осмыслению расстояние, и есть возможность из будущего вернуться в прошлое.
Слова, сказанные этим невзрачным человеком, были так далеки от всего слышанного Окшем раньше, что он невольно поверил в них, вернее, захотел поверить.
– Кто же мой отец на самом деле? – спросил он. – Странствующий воин, бессмертный колдун или вообще потустороннее существо? Я слышал о нем столько разных сказок, что совсем запутался.
– На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. Своего истинного предназначения он и сам не знает. Хотя в путь твоего отца послали те, кто имеет непосредственное отношение к рождению Вселенной и кто скорее всего будет присутствовать при ее гибели. Как я понял, вначале ему предстоит пройти бесчисленное количество самых разнообразных миров и на этом пути неоднократно переродиться. Когда твой отец достигнет конечной цели своего путешествия, он будет обладать такой властью над живыми существами и стихиями, какой не обладал еще никто из рожденных смертной женщиной.
– Конечная цель? – пробормотал Окш. – Я, кажется, что-то слышал об этом.? Да, это место упоминается в легендах о Клайноре. Чаще всего его называют Изначальным миром, хотя что это такое на самом деле, неизвестно никому. По крайней мере людям.
– Там должно случиться нечто грандиозное?
– Похоже, что так, – согласился Хавр.
– Хорошее или плохое?
– Это как посмотреть. Но мир должен стать другим. Впрочем, твой отец совсем не похож на дьявола-разрушителя. Наоборот, с каждым перерождением он, условно говоря, делает шаг навстречу добру. Не гибель он несет, а перемены.
– А разве перемены не есть гибель чего-то?
– Гибель, гибель, – охотно кивнул Хавр. – Но так уж устроен наш мир, что без гибели не может быть возрождения.
– То, что ты говоришь, звучит очень необычно… Я прямо зачарован. Хотя и чувствую, что это только красивая выдумка.
– Понимаю тебя. Никаких доказательств у меня, конечно, нет. Да я и не настаиваю на своей правоте. Просто я упреждаю вопрос, который ты обязательно задашь.
– Почему ты предал Карглака и переметнулся на мою сторону? Ты имел в виду это?
– Можно было бы выразиться и помягче, но сути дела это не меняет.
– Значит, причиной всему – твое знакомство с моим отцом?
– Отчасти… Честно сказать, у нас были сложные отношения, хотя я очень многим ему обязан.
– В твоем мире его тоже звали Клайнором?
– Нет. У него немало других имен. Даже в Чернодолье он сначала был известен как Артем. Клайнором его назвала твоя мать, Ирдана.
– Артем… – Окш задумался. – Странное имя… А теперь давайте вернемся к твоей предыдущей фразе. Если я правильно понял, то добрые чувства по отношению к моему отцу есть лишь одна из причин твоего нынешнего поступка. А какова же главная причина?
– По мере того, как работа, на которую меня нанял Карглак, близилась к завершению, он вел себя все более нагло. Доходило даже до того, что он прямо угрожал мне расправой. Но чаша моего терпения переполнилась после того, как он отказался от своих обязательств по отношению ко мне…
– Каких обязательств? Денежных?
– А каких же еще? Я работаю по найму. На заказ разрушаю государства или создаю новые. Принуждаю народы к переселению, организую смуты, начинаю войны и заключаю мир. Мои услуги стоят недешево, – не без гордости сообщил Хавр.
– Ты надеешься разбогатеть с моей помощью?
– Говорить об этом пока рано. Я ведь еще не поступил к тебе на службу. Хотя, как я понимаю, перспективы открываются блестящие. Если ты и в самом деле сможешь извести под корень всех максаров, тебе достанутся огромные сокровища, накопленные за много поколений. Надо заранее решить, что делать с ними. Я бы взялся управлять этим капиталом.
– Разве ты забыл, что ростовщичество больший грех, чем предательство и убийство?
– На этот счет я придерживаюсь другого мнения… Но если ты против, я бы вполне удовлетворился тем, что раньше принадлежало Карглаку.
– Можешь забирать все это хоть сейчас, – усмехнулся Окш. – А на какие ответные услуги я могу рассчитывать?
– Поскольку я в курсе твоих ближайших планов, то буду говорить прямо. Для того чтобы создать оружие, тайна которого заключена в этом узле, – Хавр кивнул на завязанные в плащ серебряные пластины, – тебе понадобится много свободного времени, большие деньги и толковые помощники. Я обеспечу тебя всем этим. Ты будешь занят только созидательной работой, не отвлекаясь ни на какие мелочи. Попутно я-прекращу распри жестянщиков и сплочу их в единую силу, которая, несомненно, скоро понадобится тебе. Ну а когда настанет время схватки с максарами, я тоже не останусь в стороне. Военный опыт, слава небесам, у меня имеется.
– А ты уверен, что я обязательно вступлю в схватку с максарами? – прищурился Окш.
– Как и в том, что яблоневый цвет превращается в плоды, а не наоборот. Если ты убил одного максара, тебе захочется убить и другого. Это затягивает, поверь мне. Тем более что у тебя есть личные счеты к этой расе.
– Вы рассуждаете так, словно меня здесь вообще нет! – вмешалась Рагна. – Можно подумать, что мое благорасположение к вам нечто само собой разумеющееся.
– А разве это не так, несравненная? – покосился на нее Хавр.
– Конечно, не так! – И без того яркие глаза Рагны сверкали, как у ночного хищника, вышедшего на охоту. – Губитель Максаров не остановится до тех пор, пока окончательно не уничтожит нашу расу! Целиком и полностью! Раз и навсегда! Так звучит предсказание. Неужели же он позволит жить и здравствовать мне? Ведь я могу втайне от всех продлить род максаров.
– Если так, значит, ты погибнешь последней, несравненная, – смиренно произнес Хавр. – Впрочем, я пошутил. Ты ссылаешься сейчас на вариант легенды, распространенной среди жестянщиков, ваших извечных врагов. Кстати говоря, он заканчивается тем, что выполнивший свое предназначение Губитель Макса-ров изводит и себя самого. Но есть и другой вариант, которому лично я доверяю куда больше. Согласно ему, после победы над максарами сын Клайнора должен стать владыкой всех окрестных миров. Само собой, ему понадобится супруга, соправительница, официальная мать наследника. Не исключено, что такой особой окажешься ты, несравненная.
– Я с этим… будущим владыкой… – Рагна поморщилась, – нахожусь в кровном родстве. Ваш Клайнор в свое время умудрился сделать ребеночка не только Ирдане, но и моей мамаше.
– Как я сочувствую несчастной Генобре, изнасилованной коварным пришельцем, – печально вздохнул Хавр. – Но в вашей ситуации я не вижу ничего исключительного. На свете существует немало народов, чьи властители имеют право брать в жены только собственных сестер. На троне должны восседать равные по происхождению богоподобные существа, а не всякая чернь. Причем им вовсе не обязательно сожительствовать между собой. Для целей низменных существуют наложницы. Если обстоятельства будут тому благоприятствовать, я даже согласен стать смотрителем придворного гарема. Среди жестянщиц попадаются неплохие экземплярчики, не говоря уже о туземках.
– Ты все время уводишь разговор в сторону, – нетерпеливо сказал Окш. – Моя единокровная сестра подняла серьезный вопрос, который требует не менее серьезного ответа. Нам с ней давно пора объясниться. Я не ставлю перед собой такой цели, как полное уничтожение максаров. Пусть те, кто сейчас пресмыкается перед ними, даже не надеются на это. Но с их безраздельной властью будет покончено. Никаких грабежей, никаких самочинных сборов дани, никаких фокусов с человеческим естеством. Согласен, что контролировать максаров трудно, но я что-нибудь придумаю… Впрочем, все это дело будущего. Что касается тебя, Рагна, ты вольна поступать по собственному усмотрению. Можешь принять мою сторону, можешь чужую, можешь остаться при своем интересе. Ты выполнила наш уговор. Возвращайся в свои владения и наводи там порядок. А не то нерадивые слуги промотают твои сокровища и сожгут замки. Заодно проследи, чтобы не выдохлись яды, доставшиеся тебе в наследство от мамайи. Они еще могут пригодиться.
– Скажи пожалуйста! – Рагна скорчила гримасу восхищения. – Бывший пекарь, а как выражается! Заслушаешься! Вот только одна недомолвка у тебя случилась. Я-то уговор выполнила. А как же ты?
– Дойдет очередь и до этого. Свой клинок я тебе отдать не могу, даже и не проси. Клинок твоей матери безвозвратно потерян. На создание нового у меня просто нет времени. Только не надо возмущаться! У меня есть к тебе предложение. Клинок Карглака, как и все остальное его имущество, остался без хозяина. Пока все это не растащили соседи, отправляйся туда и бери его владения в свои руки. Не мне тебя учить, как это делается. Клинок перешлешь мне с надежным человеком, а еще лучше, если доставишь сама. Обещаю наладить его раньше, чем ты успеешь умыться с дороги.
– Предложение, скажем прямо, заманчивое. – Рагна надула губки и забарабанила по ним пальцами. – Стоит подумать…
– Думать-то как раз и некогда! Надо действовать, пока о смерти Карглака известно лишь нам троим. – Хочешь избавиться от меня? – Рагна одарила Окша взглядом, истолковать который не взялся бы ни один знаток максарской души, если таковой, конечно, существовал в природе.
– А ты хочешь остаться? – слегка смутился Окш.
– Не собираюсь даже! Но ты бы мог хотя бы для приличия попросить меня об этом.
Окш уже хотел было исполнить очередную прихоть Рагны, кстати говоря, никого ни к чему не обязывающую, но девчонка вдруг зажала ему рот.
– Нет, не надо! Не проси… А то возьму да останусь… Будешь потом клясть себя…
Ладонь ее была сухой и горячей, как у человека, которого сжигает изнутри быстротечная лихорадка…
– Оставайся… – Окш беспомощно развел руками. – Мне помощники нужны…
– Разве об этом так просят? – Только сейчас Окш заметил, какие у нее потухшие глаза.
– А как? – спросил он.
– Не знаю… Но не так… Да и какой из меня помощник! – Она медленно попятилась назад. – Я же привыкла все делать наперекор. Только измучаешься со мной.
– Тогда побудь со мной хотя бы немного. – Окш и сам не понимал, зачем он это говорит. – А если что не понравится, уедешь…
– А если понравится? – Она улыбнулась, но улыбка получилась какой-то жалкой.
– Тогда останешься навсегда. Ну ты прямо как малый ребенок!
– Навсегда не получится, – она покачала головой. – Я скоро умру…
– Кто тебе сказал такую глупость? – Окш с досады даже руками всплеснул.
– Сама знаю… Я ведь умею предугадывать будущее. Помнишь тот сон, который ты видел накануне последнего боя?
– Про раненые ноги?
– Да. Это я тебе его навеяла. Но ты ничего не понял…
– Я и сейчас ничего не понимаю!
– Хватит и того, что понимаю я… Поэтому мне лучше уйти. Обидно будет, если моим убийцей станешь ты…
– Да ты хоть соображаешь, что говоришь? – Окш попытался поймать Рагну, однако та легко увернулась.
– Прощай. Я очень устала. Мне страшно… Что уж тут скрывать… Только прошу, до поры до времени носи на левом глазу повязку. Так будет лучше для нас обоих. Не знаю, свидимся ли мы еще…
– Обязательно свидимся! – перебил ее Окш. – Не забывай про клинок.
– Я не моту на прощание ни благословить тебя, ни проклясть… К сожалению, тот, кто проклят сам, лишен возможности влиять на чужие судьбы…
Рагна вскочила в седло, изо всей силы огрела лошадь Окша, сунувшуюся было к ней, и, ни разу не обернувшись, ускакала прочь. Окша, смотревшего ей вслед, весьма удивило, что такая опытная всадница позволила своему скакуну дважды дать сбой на дистанции всего-то в полсотни шагов.
Что ожидала Рагна – удара клинком в спину? Слов благодарности? Или призыва вернуться? Что так обидело ее? Неизвестно… Да и возможно ли разобраться в душе максара, где самые грязные помыслы и темные страсти соседствуют с поистине демонической гордыней и сокровенной мудростью древней расы?
Когда топот лошади затих вдали, Хавр, почему-то понизив голос, осведомился:
– Если я правильно понял, ее мамаша покинула этот несовершенный мир?
– Ты правильно понял, любезный, – холодно ответил Окш.
– Пришлось, наверное, повозиться? – Хавр нагло ухмыльнулся.
– Первая песенка всегда с хрипотцой поется…
…Уже который день подряд над озером, не переставая, выл ветер, выдувая из комнат последние остатки тепла и заставляя угли в графитовом плавильнике рас – каляться до малинового свечения.
Окш и сам не знал, какая блажь принудила его устроить мастерскую на прежнем месте – в обгоревшей и заброшенной башне старого маяка. Пленные королевские стрелки (а в этих краях по-прежнему сохранялась номинальная власть Вольного Братства) наспех подлатали и оштукатурили стены, восстановили лестницу, надстроили двускатную драночную крышу и проложили к берегу мост, который в случае нужды легко можно было разобрать или сжечь.
Едва восстановительные работы завершились, как пленные мастера куда-то исчезли. Их судьба, как и многое другое, творившееся вокруг, Окша совершенно не интересовала.
Он с головой погрузился в изучение текстов, составленных для него достославным Аздом, предусмотревшим, казалось, все на свете, кроме своей преждевременной гибели.
Три дюжины мудрецов, доставленных в башню со всех концов страны, помогали Окшу. Одни были сведущи в счислении, другие – в металлургии, третьи – в механике, четвертые – в разложении и составлении веществ, пятые – в том, что считалось даже не наукой, а мистикой и чернокнижием.
Каждый из них занимал отдельную келью, сношений с коллегами не имел (и даже не знал о их существовании), вникал только в то, что непосредственно касалось области его знаний, и за все это получал по пять золотых в день – сумму по нынешним временам баснословную.
Все были довольны своей судьбой, не хандрили, не роптали, и лишь однажды древний старец, великий знаток бесконечно малых величин, пал перед Окшем на колени и стал молить о пощаде.
– Здоров ли ты, любезный? – удивился Окш. – Таких странных слов я от тебя не ожидал. Уж лучше попроси прибавки к жалованью.
– Людям, приобщившимся к тайнам подобного рода, не позволено долго жить на этом свете. День, когда я завершу свой труд, станет для меня последним. Это место не светоч разума, как я думал прежде, а средоточие скорби.
– Успокойся, – сказал Окш, брезгливо отстраняя от себя иссохшие руки старца. – Ни единый волос не упадет с твоей седой головы. То, что ты узнал здесь, действительно не должно выйти за стены этой башни. Но я не собираюсь никого убивать. Стереть человеческую память так же легко, как и следы грифеля на аспидной доске.
Потом Окш неоднократно размышлял над этим случаем. Его удивляло, почему немощные старики, которым давно пора распрощаться с земной юдолью, так цепляются за жизнь. В бытность военачальником ему не раз приходилось посылать на смерть молодых и здоровых парней, едва только вкусивших радости плотских утех, и никто из них, за редким исключением, не выказывал при этом трусости. Можно представить, как причитали бы в той же ситуации их деды. В чем же здесь дело? Может, старики знают то, чего не знает молодежь? Или жизнь, даже лишенная всех своих соблазнов, есть наслаждение сама по себе?
«Нет, – подумал он, – я не хочу быть стариком. Я никогда не буду стариком. Куда достойнее умереть во цвете лет, с клинком или кубком вина в руке, а еще лучше – в постели любовницы».
На то, чтобы полностью прочесть выгравированный на серебряных пластинах текст, ушло столько времени, сколько требуется суслу, чтобы превратиться в добрую брагу. Однако, закончив это весьма кропотливое занятие, Окш был вынужден признаться самому себе, что совершенно ничего не понял.
Точно такой же результат ожидал его и во второй, и в третий раз. Лишь после четвертого прочтения, выучив некоторые абзацы наизусть, он ухватился наконец за кончик тоненькой ниточки, если и не прояснявшей скрытую в тексте тайну, то дававшей на это надежду.
Когда стали поступать комментарии мудрецов – пространные, нарочито усложненные, написанные на малопонятном для непосвященных языке, – дело не только не прояснилось, а, наоборот, еще больше запуталось.
Тогда Окш взял себе за правило каждый день поочередно обходить всех своих высокообразованных помощников и извлекать нужные для себя сведения прямо из их сознания, без посредничества пера и бумаги.
Скоро он знал почти столько же, сколько каждый из них. От избытка сведений, нужных и ненужных, лопалась голова. Окш окончательно потерял сон. Начались галлюцинации. Зато мало-помалу стали выявляться принципы, положенные в основу конструкции оружия, которое должно было положить конец всевластию максаров.
В предельно упрощенном виде это выглядело примерно так. Мир, где поколение за поколением рождались, жили и умирали жестянщики, а также все соседние народы, на самом деле был устроен совершенно иначе, чем это считалось. Привычная реальность была лишь составной частью, отдельным компонентом другой, истинной реальности, бесконечной в пространстве, но имевшей четко очерченные рамки во времени. Наряду с миром, где находились Чернодолье и Страна жестянщиков, существовало бесконечное количество других миров, в большинстве своем обладавших совершенно иными природными свойствами.
Весь парадокс состоял в том, что эти миры, заключенные, грубо говоря, внутри друг друга, никоим образом между собой не сообщались. Стены, разделявшие их, не имели никакой толщины, однако во Вселенной не существовало другой столь же непреодолимой преграды, по крайней мере в теории.
Оружие, подробнейшее описание которого содержалось на серебряных пластинах, как раз и было предназначено для того, чтобы дырявить эти межпространственные стены. Само собой, все попавшее в поле действия такой «дыры» – будь то закованный в броню воин, крепостная стена или пчела, усевшаяся на медоносный цветок, – мгновенно перемещалось в другой мир, который с одинаковой долей вероятности мог оказаться и ледяной пустыней, и буйством сверхгорячей плазмы, и райским уголком, достойным только праведников.
Таким образом, с этической точки зрения подобное оружие могло считаться абсолютно чистым, поскольку не оставляло после себя ни крови, ни трупов и, более того, вселяло надежду, что жертва не только уцелела, но и переместилась в куда более подходящее для жизни местечко.
Справедливости ради следует заметить, что идею практического использования свойств многомерного мира жестянщики почерпнули из древних манускриптов, предоставленных в их распоряжение максарами, чьи предки, существа воинственные и суровые, были тем не менее весьма сведущи во всем, что касалось устройства Вселенной. Межпространственные стены они умели преодолевать еще на заре времен, когда соперничество между двумя могущественными расами сверхъестественных существ едва не погубило этот мир.