При этом он не переставал пить, и служанка, завернувшись в одеяло, бегала за вином на кухню, где пребывавший в самом мрачном расположении духа повар отпускал на ее счет весьма циничные замечания.
   Вскоре на озеро упала ночь, как всегда неожиданная, но Окш зажечь огонь не позволял и с истовостью смертника, роющего из своей камеры подкоп на волю, продолжал совокупляться со служанкой и хлестать вино – теперь уже прямо из кувшина.
   Постепенно он начал забывать пережитый недавно ужас и все чаще путал несчастную служанку с Рагной.
   – Ладно, ты мне сестра… по отцу… – бормотал он. – Ну и что из этого? Я понимаю, что по закону людей нам нельзя… Но у максаров свои законы… У них вообще нет законов… Мне отвратительна всякая чернь… В жены нужно брать только равную себе… Тут этот подлец Хавр прав… Ты согласна стать моей женой?
   – Да, да! – стонала служанка, одурманенная вином и бурными ласками Окша.? Хотя я что-то не понимаю… – Он продолжал нести околесицу. – Ведь раньше ты презирала мужчин… Хвалилась девственностью… Что-то я этой девственности не заметил… Девственницы так задом не подмахивают…
   – Это только ради тебя! – лепетала служанка, захлебывавшаяся попеременно то вином, то слезами, то семенем Окша. – Любимый! Обожаемый! Для тебя я согласна на все! Делай со мной что хочешь! Я твоя! Я выполню любое твое желание!
   – Неужели? – пьяно удивился Окш. – И даже утопишься?
   – Утоплюсь! – горячо заверила его служанка. – Хоть сейчас! Только прикажи!
   – Приказываю. – Окш отвалился в сторону, выпуская девушку из-под себя. – Но если все же не утопишься, на обратном пути не забудь прихватить вина.
   Служанка как была нагишом, так и выскочила из каюты, а спустя несколько мгновений слева по борту раздался глухой всплеск. Однако Окш уже ничего слышать не мог. Он крепко спал, положив ноги на подушку и свесив голову с края кровати.
   Волны одна за другой плавно приподнимали лодку, и якорная цепь со скрипом терлась о клюз…
   Хотя Окш выпил куда больше, чем все остальные члены экипажа вместе взятые, проснулся он самым первым. (Абсолютно трезвого повара, всю ночь просидевшего на своем сундучке и даже не сомкнувшего глаз, в расчет можно было не принимать.)
   Некоторое время он с болезненным недоумением взирал на царивший в каюте разгром, апогеем которого, фигурально говоря, была нижняя сорочка служанки, повисшая на светильнике и заполоскавшаяся на сквозняке сразу после того, как Окш настежь распахнул все иллюминаторы. Потом, оскальзываясь на неизвестно чьей блевотине, он выбрался на палубу.
   Сейчас Окш не помнил ничего, что случилось после первой выпитой рюмки, зато в сознании вновь всплыли все события предыдущего дня, и он застонал – тяжко, мучительно, словно попавший в западню зверь.
   Да разве так можно? Он, пьяный, без штанов, держась одной рукой за какую-то снасть, а другой – за перетруженный детородный орган, стоит на шаткой палубе, а Рагна, мертвая, одинокая, валяется на сыром песке, и чужие грубые мужики пинают ее ногами. Почему-то Окш был уверен, что ее так и не похоронили. Какой стыд, какой позор!
   Чтобы разбудить механика или рулевого, потребовалось бы как минимум вмешательство опытного знахаря, от мальчишки-камердинера толку было мало, поэтому пришлось обратиться за помощью к повару.
   – Ты якорь выбирать умеешь? спросил у него Окш…
   – Умею, – повар, ожидавший очередной взбучки, сразу насторожился.,
   – Ну так вот и займись… К берегу сейчас поплывем… А эта… которая простынями распоряжалась… где она?
   Окш ощущал себя так отвратительно, что даже в чужое сознание заглядывать не хотел. Зато повар, сообразивший, что хозяин о вчерашнем ничего не помнит, сразу воспрянул духом и с готовностью доложил:
   – За борт, бедняжка, свалилась. Наверное, личико хотела сполоснуть, да не удержалась. Качало нынче сильно.
   – Почему же ты ее не спас? – Окш скривился, как от зубной боли.
   Чувствуя, что сытное и спокойное местечко вновь ускользает от него, повар скорбно потупился и пробормотал:
   – Плавать не умею. С детства не обучен.
   – Что же делать? – Окш растерянно оглянулся по сторонам. – Поищем ее, что ли…
   – Где ее сейчас найдешь! Озеро большое. Да и глубина под ногами – ой-ей-ей! – Повар, догадавшийся, что Окш очень торопится куда-то, стал старательно подыгрывать ему. – Сама всплывет. Как только требухи в чреве полопаются, так и всплывет… Может, вам отварчика горяченького подать? У меня травка сушеная есть, очень от похмелья помогает.
   – Подавай. – Окш махнул рукой, а сам подумал:
   «Уж лучше бы ты мне какого-нибудь яда подал…"
   Он ненавидел максаров примерно так же, как медведь-шатун ненавидит своих собратьев, других медведей-шатунов, кровожадных и коварных. Но сейчас он ненавидел и людей, докучливых и суетливых мурашек.;.
   После такого кутежа подвоха следовало ожидать не только от людей, но и от механизмов. Пьяный механик, например, мог свободно справить большую нужду в систему смазки, а рулевой – использовать стрелку компаса вместо зубочистки.
   Впрочем, все обошлось. Двигатель завелся так легко, словно бы сам с нетерпением ожидал этого момента, а определять местонахождение лодки и рассчитывать курс не было необходимости – на горизонте четко просматривалась вершина горы, в створе которой расположился маяк.
   Когда Окш, опохмелившийся каким-то вонючим пойлом, встал наконец за руль, утренние сумерки, а вместе с ними и туман окончательно рассеялись. Погода совершенно не соответствовала настроению Окша. Небо, как назло, было удивительно ясным (уж лучше бы оно плакало сейчас холодным дождем), а отражающиеся от воды блики слепили глаза.
   Так плохо, как сейчас, Окшу не было даже в ту пору, когда, покинув дом пекаря, голодный и бесприютный, он скитался в глухих лесах.
   На подходе к острову он немного не рассчитал (глазомер подвел, да и руки тоже) и вместо того, чтобы пришвартоваться к причалу, посадил лодку на мель. Судя по силе толчка, от которого пришло в движение все, что не было надежно закреплено на месте, и жалобному треску обшивки, авария случилась нешуточная. Нужно было спешно спасать забытый в трюме «дырокол».
   Держа оружие обеими руками над головой, Окш вброд добрался до берега. Как он и предчувствовал, Рагна до сих пор оставалась непогребенной, хотя тела дозорных исчезли. Никто даже не удосужился набросить на нее какую-нибудь рогожу.
   За ночь лицо Рагны почернело, а чайки успели выклевать ей глаза, что, впрочем, скорее всего было и к лучшему – сейчас больше всего на свете Окш боялся встретиться с покойницей взглядами. Сами чайки, дерзнувшие покуситься на отравленную плоть максара, болтались кверху лапами на прибойной волне.
   Заметив вернувшуюся лодку, на берег высыпали все обитатели башни во главе с домоуправителем. Если от кого-то попахивало перегаром, от кого-то несло, то от него буквально разило. Ясно было, что тризна по погибшим дозорным удалась на славу.
   Не столько языком, сколько жестами и мимикой домоуправитель объяснил, что покойников разобрали родственники, что старшина свалился в лихорадке и долго, наверное, тоже не протянет, а похоронить ведьму соответствующим образом не удалось, поскольку могила все время заплывает водой. При этом он указал на видневшуюся невдалеке квадратную яму, до краев наполненную мутной жижей.
   – Решили… значит… вас дождаться, – запинаясь, добавил он. – Тем более что ее и касаться-то страшно. Псина тут бездомная бегала… Только лизнула ее и сразу околела… Вот такие дела…
   – Ты цветов достать можешь? – перебил домо-управителя Окш…
   – Каких… таких… цветов? – Тот выпучил глаза.
   – Обыкновенных. Красных, желтых, белых. Да побольше…
   – Затрудняюсь даже сказать что-то определенное… – Похоже было, что домоуправитель никак не мог сообразить, что от него хотят.
   – А ты ничего и не говори. Иди и собирай. Если, конечно, жить хочешь.
   – Понял! – Похоже, что закипающая в Окше ярость так шибанула домоуправителя по мозгам, что весь хмель мгновенно выветрился. – Сделаем!
   – Но только чтоб быстро!
   …Когда над телом Рагны вырос холм из мятых полевых цветов – мешками их пришлось таскать – и над берегом распространился столь не свойственный этому месту аромат васильков, ромашек, колокольчиков и диких тюльпанов, Окш приказал всем зевакам отойти подальше. Нечего посторонним глазеть на испытание секретного оружия, тем более что еще неизвестно, чем это испытание закончится – грандиозным успехом или еще более грандиозной неудачей. Затем он направил «дырокол» на благоухающую цветочную груду…
   Стрелу посылает в цель натянутая тетива, пулю – воздух, сжатый поршнем многозарядки до неимоверной плотности, клинок черпает силу из всех видов излучения, а для того чтобы пробить пространство, нужна энергия его антипода – неисчерпаемая энергия времени.
   Уже спустя мгновение на расстоянии нескольких пядей от переднего среза «дырокола» появился зародыш межпространственной дыры – нечто почти неуловимое для глаза, похожее на крошечный мыльный пузырь. По мере подкачки энергией дыра быстро расширялась, образовав перед Окшем незаметный со стороны экран, лишь слегка искажавший контуры находящихся за ним предметов.
   Если бы Окш отважился вдруг сделать несколько шагов вперед, то вместе со своим оружием неминуемо исчез бы из этого мира. Та же самая участь ожидала любую вещь, прилетевшую извне.
   Как он и планировал заранее, оружие получилось универсальным. Сейчас межпространственная дыра выполняла роль щита, но пора было отпускать ее на волю. Момент отрыва Окш уловить не успел, просто еле заметная рябь всколыхнулась впереди (словно над землей на мгновение возникло и тут же пропало раскаленное марево) да перед носом «дырокола» возник новый призрачный пузырь. Двигалась дыра быстро, но все же гораздо медленнее, чем стрела или пуля, – наверное, не успела набрать достаточного запаса энергии. Проследить ее путь можно было лишь по исчезновению всего того, что на этом пути попадалось: сначала отдельных камней, валявшихся на берегу, потом, по мере того, как дыра опускалась, верхнего слоя гальки и наконец засыпанного цветами тела Рагны. Там, где дыра вошла в воды озера, образовался стремительно удаляющийся бурун, превратившийся затем в кипучий, но недолго просуществовавший водоворот.
   Дыра, выдохнувшись, исчезла, а где-то совсем в другом мире – может, ледяном, может быть, раскаленном, а может, почти таком же, как этот, – прямо с неба хлынул водопад, несущий на себе облепленное цветами тело мертвой девушки…
   – Лишнего перебрать не боишься? – Хавр демонстративно вертел в руках свою кружку, в которой нынче не побывало еще и капли хмельной влаги. – Я не любитель учить других уму-разуму, но, если ты не остановишься, скоро в твоих жилах вместо крови будет одно вино. А я еще не слыхал, чтобы бурдюк с вином совершил хоть что-то толковое.
   – Ты когда-нибудь встречал максара-пьяницу? – Окш старательно подбирал слова и еще более старательно произносил их, но ощущалось, что язык ему уже давно не помощник, а скорее обуза.
   – Встречал. Тебя, – спокойно ответил Хавр.
   – А знаешь, почему максары не находят удовольствия в пьянке? – Указательный палец Окша нацелился на Хавра.
   – Наверное, потому же, почему грешник не находит успокоения на том свете. Грехи не позволяют.
   – А вот и нет! – с чувством возразил Окш. – Им просто не хватает собутыльников. Дружить между собой максары не умеют. Каждая пьянка неминуемо кончилась бы если не смертоубийством, то скандалом. А пить с людьми тошно. Как можно пить с существом, вся мелкая душонка которого у тебя как на ладони?
   – В этом смысле я для тебя просто находка, – усмехнулся Хавр. – И скандала устраивать не стану, и душа моя от тебя надежно сокрыта.
   – Нет! Ты еще хуже максара! – Окш стукнул по столу кружкой так, что наполовину обглоданная жареная рыбина перевернулась на блюде. – Максар убивает, насилует и предает потому, что не может иначе! Это неотъемлемое свойство его природы! Его нельзя укорять за творимое зло, как нельзя винить волка за то, что он режет скот! Ты же тварь совершенно другого пошиба! У тебя была возможность выбирать между добром и злом! Но ты принял сторону зла и твердо следуешь этим путем! Нет ничего отвратительней, чем травоядная скотина, пожирающая падаль! Ты не способен любить! Ты не способен хранить верность! Ты предал Карглака и обязательно предашь меня!
   – А что ты, интересно, за подарок такой? – все так же спокойно поинтересовался Хавр. – Я любить тебя не нанимался. Мог бы, конечно, только таких денег у тебя нет и никогда не будет. Сейчас мы скачем в одной упряжке, но, если наши пути разойдутся, я, не задумываясь, поверну в сторону. Каждый преследует свою выгоду, не мне это тебе объяснять. Однако наш разрыв случится не скоро. Где я еще найду такого союзника, как ты?
   – Я тебе не союзник! – Теперь пришла очередь запрыгать на блюде фаршированному каплуну. – Ты служишь мне на тех же условиях, на которых раньше служил Карглаку. За деньги! Волк и буйвол никогда не станут союзниками, а тем более друзьями!
   – Карглаку я действительно служил за деньги и получал их от него немало. Тебе же пока приходится верить на слово. Более того, ты уже задолжал мне приличную сумму. Надеюсь, она пошла на пользу нашему делу?
   – Надейся, надейся… – пробормотал Окш, стараясь попасть струей вина в кружку. – Только напомни, какое именно дело ты имеешь в виду?
   – Не паясничай, тебе это не к лицу. Нам нужно быть готовым к самым неожиданным сюрпризам… Мне очень не нравится то, что происходит в Чернодолье.
   – А что там происходит?
   – В том-то и дело, что толком ничего не известно. Чернодолье словно затаилось. Я давно не получаю никаких вестей. Раньше мрызлы кочевали из страны в страну целыми ордами, а нынче приграничье словно вымерло. Ни одна живая душа не вернулась оттуда за последнее время… Даже те, кто обязательно должен был вернуться.
   – Почему же? – Окш щелчком сбил маслину, украшавшую какой-то изысканный салат. – Кое-кто вернулся…
   – Я уже знаю. – Хавр внимательно изучал дно своей пустой кружки. – Прими мои соболезнования. Не думал, что ты будешь так страдать по дочке Генобры.
   – Сам не думал… Помоги мне найти того, кто погубил ее.
   – Кое-какие подозрения на этот счет у меня имеются. Но давай сначала поговорим о более насущных вопросах.
   – У меня нет сейчас более насущных вопросов, понимаешь? У меня все валится из рук! Пока она не будет отомщена, я не могу всерьез заниматься никаким делом… Кроме этого, конечно… – Он жадно припал к кружке.
   – Надо было бы раскопать пещеру, в которую ты загнал Карглака, – задумчиво сказал Хавр. – Могу поспорить, что она пуста. Тот, кого мы считали покойником, скорее всего ускользнул из могилы.
   – Откуда ты это взял? – сразу насторожился Окш.
   – Просто я успел достаточно хорошо изучить Карглака. Та каменоломня когда-то была местом сбора всех рудокопов. Норы оттуда ведут во все уголки Страны жестянщиков и Чернодолья. Путешествовать в них не каждому под силу, но Карглак из тех, кто ощущает себя под землей так же уверенно, как и в собственном замке. Он не раз пользовался этим способом, когда навещал меня.
   – По-твоему, в смерти Рагны виноват Карглак? – Окш одним движением смел на пол все, что до этого украшало стол.
   – Уймись, – посоветовал ему Хавр. – Незачем вести себя в трапезной так, словно ты уже находишься на поле боя… Пока это все предположения. Хотя интуиция меня редко подводит. Не исключено, что Карглак не обошелся без посторонней помощи. В самом начале нашего сотрудничества я навел о нем кое-какие справки. Вроде бы ничего особенного, обычная судьба максара… Детство изгоя, постоянные преследования со стороны родни. Коварные покровители, несколько перевоплощений подряд. Непрерывная череда схваток, интриг, поражений и побед. Отца и мать Карглака никто не помнит, зато его подруга весьма известная личность. Он возвысился только благодаря ей. Если максары превращали в послушных марионеток любых живых существ, то она могла водить в бой даже мертвецов. Сила внушения у нее была просто невероятная. Вместе они провели немало времени, что среди максаров случается крайне редко. Поговаривали, что они даже заключили между собой брачное соглашение… А потом начались разлад, дележка имущества, взаимные интриги. Как всегда, все закончилось большой кровью. Карглак одолел жену только благодаря поддержке многочисленных могучих покровителей, которым за это была обещана часть родовых сокровищ. Все они потом погибли при загадочных обстоятельствах, а богатства достались одному Карглаку. С тех пор о судьбе его жены ничего не известно. По крайней мере ее трупа никто не видел, хотя максары очень любят демонстрировать подобные трофеи. Они, так сказать, заменяют им наследственные грамоты. Конечно, она могла сгореть в одном из осажденных замков или утонуть в болоте при отступлении… Да и вообще, мало ли что могло случиться в такой заварухе. Но я обратил внимание на некоторые события из последующей жизни Карглака. Не было такой распри, в которой бы он ни поучаствовал. Много раз он попадал в безвыходные положения, но всегда каким-то чудом выпутывался. И, как правило, это происходило в одном и том же месте, вблизи главной цитадели Карглака. Там он был непобедим. Немногие из уцелевших соперников упоминают о беспричинном страхе, против которого не могли устоять даже максары. И это при том, что сам Карглак никогда не выделялся какими-то особыми качествами. Невольно напрашивается вопрос: а что, если он заставил полоненную подругу прислуживать себе? Железная клетка и каменные колодки способны сделать уступчивым кого угодно. Ради того, чтобы выжить, максар способен пойти на сделку даже с самым отъявленным своим врагом. До поры до времени, конечно.
   – Цитадель, говоришь… – процедил сквозь зубы Окш. – Считай, что этой цитадели уже нет… От нее осталась лишь дырка, ведущая в преисподнюю… Хотя нет, для Карглака это будет слишком легкая смерть. Для него и его жены, если она действительно жива, я придумаю что-нибудь похлеще.
   – Добраться до цитадели Карглака совсем не просто, – сказал Хавр. – Бьюсь об заклад, максары спешно готовятся к войне. Не все, конечно. Это было бы уже чересчур, но кое-кто настроен решительно. Что-то они проведали про твои планы. Боюсь, что здесь тоже не обошлось без Карглака. Ведь до самого последнего времени никто, кроме него, не верил в реальность существования Губителя Максаров. Со всех сторон в Чернодолье стекаются существа, согласные превратиться в мрызлов. Ходят упорные слухи, что максары даже вознамерились восстановить стену, некогда поврежденную твоей матерью. За это лучшим мастерам-жестянщикам обещаны огромные деньги.
   – У жестянщиков нет мастеров, годных на такое дело, – скривился Окш. – Их предки действительно умели кроить пространство ножницами времени. Но нынче это редкое ремесло сгинуло. Азд, наверное, был последним, кто хоть немного смыслил в нем. Теперь только я один способен возводить непреодолимые преграды, одновременно служащие и всесокрушающим тараном…
   – Я рад, что не ошибся в тебе. Плохо лишь то, что слух о твоих успехах просочился наружу. Почему ты вовремя не заткнул глотки всем, кто был причастен к этой тайне? Неужели причиной всему смерть этой девчонки?
   – Да, я потерял контроль над собой… Все было, как в дурном сне… – нехотя признался Окш. – Только не надо травить мне душу. Давай лучше выпьем вместе.
   – Лучше воздержусь… – Хавр накрыл свою кружку ладонью. – Ты еще сам не представляешь, какие события грядут в самое ближайшее время. И есть только двое, кто способен подстегнуть или остановить их. Ты и я. А врагов вокруг без счету. Отныне мы должны оберегать друг друга, потому что делать это больше некому. Если ты пьешь, я должен быть трезвым. Если я сплю, ты должен бодрствовать. Если один из нас сражается, другой должен держать перед ним щит.
   – Я хоть и пьян, но кое-что соображаю. – Окш глянул на Хавра с откровенной насмешкой. – Щит тебе… Размечтался… Даже и не надейся. Свой щит я удержу и сам. Никто и никогда не сможет воспользоваться моим оружием. Кроме меня самого, конечно. То, что называлось завещанием Азда, уже превратилось в один большой серебряный слиток, который, так и быть, я могу подарить тебе. Все чертежи и описания сожжены. Мастера, помогавшие мне, утратили память… Все тайны сосредоточены сейчас только в одном месте. Вот здесь. – Окш постучал себя пальцем по лбу. – Они будут жить вместе со мной и вместе со мной умрут. Извлечь их из этого хранилища не смогут даже все максары вместе взятые.
   – Представляю, как дорого стоит нынче твоя голова! – Хавр изобразил фальшивое восхищение. – Если такая весть дойдет до максаров, они не пожалеют за нее девяти десятых всех сокровищ Чернодолья. Ты, конечно, понимаешь, куда я клоню.
   – Охота за моей головой уже началась. Но я готов к этому.
   – К чему ты готов? – возмутился Хавр. – На озере нет ни единой дозорной лодки. Вся твоя охрана не превышает сотни человек. Пищу тебе готовят какие-то случайные люди. Ты путаешься с блудницами. Напиваешься пьяным и шатаешься по всему острову. Даже засыпаешь на песке. Просто чудо, что ты до сих пор жив.
   – Называй это как хочешь. Чудо, покровительство небес или чутье на опасность. Но оно в детстве спасло меня от Генобры, в отрочестве – от Карглака, а потом выручало еще десятки раз. Меня не может ввести в заблуждение ни максар, ни живой человек, ни даже мертвец… Что и было доказано недавно… Впрочем, нет. Есть один такой человек… – Окш в упор уставился на собеседника.
   – Ты обо мне? – Рот Хавра растянулся в улыбке.
   – О ком же еще?… Ты один можешь незаметно подобраться ко мне. Только ты знаешь все мои слабые стороны. Только тебе удалось однажды одолеть меня… Скажи прямо, ты убил бы меня в обмен на девять десятых сокровищ Чернодолья?
   – Хватило бы и половины, – ответил Хавр как ни в чем не бывало. – Да только как потом эти сокровища получить? На свете мало существ, столь же неблагодар» ных, как максары. Пообещать-то они, конечно, могут… Но вот когда дело дойдет до расчета! Помнишь участь жестянщиков, воздвигнувших эту самую чудодейственную стену? То-то же! Избавившись от тебя, максары найдут способ расправиться и со мной. По этой части они мастера. Вот почему я пекусь о твоей безопасности почти так же, как и о своей собственной.
   – Спасибо за откровенность… От твоих речей даже сладкое вино начинает горчить.
   – Нет худа без добра. Вот будет славно, если мои речи отвратят тебя от пьянства.
   – Скорее меня отвратит от пьянства изжога… Но, так и быть, сейчас я налью себе последнюю кружку. Следующая будет выпита только над мертвым телом Карглака. И не забудь послать в каменоломню надежных людей. Пусть они раскопают пещеру, а заодно и установят там посты. Не хватало еще, чтобы прислужники максаров проникли сюда этим путем.
   – Такие распоряжения я отдал еще накануне… Подожди, не пей. Давай закончим этот разговор. Первая часть нашего плана, можно считать, завершена. Ты заполучил в свои руки сокрушительное оружие, а я сумел более или менее умиротворить страну. Скоро закончится формирование объединенной армии. Мастерские опять работают на полную мощность. Чего-чего, а алебард и многозарядок на первое время хватит. Все, кто запятнал себя сотрудничеством с максарами, а особенно их соглядатаи либо казнены, либо отправлены на каторгу. Правда, не все так гладко, как хотелось бы.
   У жестянщиков кипит кровь и продолжают чесаться руки. Не мешало бы направить их агрессивность в соответствующее русло. Зачем ждать нападения максаров? Не лучше ли упредить их?
   – Прямо сейчас? – Окш был явно озадачен. – Но одно имя максаров внушает страх жестянщикам. Решатся ли они перейти рубеж Чернодолья? Даже мне будет трудно внушить эту идею целой армии.
   – Достаточно, если ты внушишь ее трем-четырем сотням командиров. А я публично казню столько же трусов и дезертиров. Ну а после первой победы нужные идеи появятся сами собой.
   – Ты почти уговорил меня… Значит, в поход на максаров?
   – И не иначе!
   – Разве это не повод, чтобы выпить?
   – Тут мне возразить нечего. Наливай!
   – За победу!
   – За победу!
   Их кружки встретились и лязгнули так, как лязгают доспехи столкнувшихся в сражении воинов.
   Однако, прежде чем выпить, Окш спросил, глядя прямо в глаза Хавру:
   – Помнишь, ты когда-то говорил, что есть возможность из будущего вернуться в прошлое?
   – Говорил, – нахмурился Хавр.
   – Ну так попробуй… Вернись… Спаси Рагну. А потом можешь требовать с меня все, что угодно.
   – Увы, это выше моих сил, – покачал головой Хавр. – На такое способны очень немногие, а из ныне живущих, наверное, только твой отец… А я всего лишь жалкий дилетант. Могу замутить вокруг себя стихию времени, но не больше… Плыть же против ее течения мне не под силу.
   – Выходит, чудес на этом свете не бывает…
   – Добрых не бывает. А дурных – сколько угодно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

   Окш, уже давно не смыкавший глаз, уловил приближение рассвета даже раньше, чем самые зоркие из наблюдателей, специально карауливших этот момент.
   Смутная, еле-еле брезжущая полоса – серое перо на черной шляпе ночи – пролегла через весь небосвод, померцала немного, словно набираясь сил, и вдруг развернулась, как хвост волшебной птицы, свившей гнездо где-то за еще неразличимым горизонтом.