Брайдер Юрий Михайлович. Против течения

Юрий БРАЙДЕР. Николай ЧАДОВИЧ
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ

   Было почти семь двадцать, когда Гиб, держа под мышкой пакет с завтраком, спустился в метро. Каждое утро на этой станции собирались все, кто из района Девятой кольцевой ездили на работу в Двадцать Третий закрытый сектор.
   Минут десять Гиб бегал по перрону, прежде чем ему удалось втиснуться в переполненный, набитый, как солдатская могила после решающего сражения, вагон.
   Едва только электричка тронулась, как стоящий рядом с Гибом мужчина вытащил из кармана сложенную вчетверо газету и, прикрывая ею лицо, тихо, но внятно произнес:
   – Не хотите ли развлечься?
   – Нет, – покачал головой Гиб и попытался пробиться поближе к выходу. Интересно, почему подобные типы цепляются именно к нему.
   – Мы гарантируем исполнение самых сокровенных ваших желаний. К вашим услугам – любой год, любое место. Если захотите, на время станете султаном, пиратом, папой римским – кем угодно!
   – Нет, – отказался Гиб, – пропустите, мне скоро выходить.
   – Подумайте. Плата умеренная, – без прежнего энтузиазма сказал мужчина с газетой. – Обслуживание на самом высоком уровне. На еду и снаряжение скидка.
   Возьмите на всякий случай вот это.
   Толпа вынесла Гиба на перрон. Он машинально взглянул на квадратик белого картона, который сжимал в руке.
 
   «ТЕМПЕР-ТАКСИ.
   ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ.
   САМОЕ ГРАНДИОЗНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ВАШЕЙ ЖИЗНИ.
   БЕЗОПАСНОСТЬ ГАРАНТИРОВАНА.
   Наш адрес:
   Старый Центр. Второй сектор. Набережная, 226»
 
   Он скомкал карточку и бросил ее под ноги. Над эскалатором горело световое табло:
 
   «Двадцать Третий сектор временно закрыт для лиц, не имеющих сертификата формы 6.
   Будьте готовы к проверке документов».
 
   Над крышами домов в сером дождливом небе висели желтые патрульные дирижабли.
   Только что закончилась очередная облава. На всех перекрестках стояли агенты иммиграционного бюро, вооруженные газометрами и шок-ружьями. Они равнодушно созерцали несущуюся мимо них толпу, каждый третий в которой был спекулянтом, каждый десятый – незарегистрированным иммигрантом из бог знает каких веков, а по крайней мере половина не имела сертификатов формы 6. До Гиба донесся бубнящий шепот какого-то старика:
   – Настоящий товар! Только у нас! Подлинная картина Рубенса, вчера доставленная из прошлого! Краска на ней еще не просохла. Есть заключения экспертов! Только у нас!
   Все здания на этой улице были похожи друг на друга. Невзрачные, сейсмически устойчивые бетонные коробки не выше трех-пяти этажей. В вестибюле одного из них Гиб сдал охраннику контрольный жетон, быстро переоделся и после короткого обыска, рентгена и взвешивания на скоростном лифте спустился под землю. В узком, обшитом бронированными листами туннеле его встретил другой охранник, знавший всех служащих в лицо. Он молча кивнул Гибу и шагнул в сторону. Квадратный стальной люк, ведущий в активную камеру стационарного темпера, бесшумно поднялся.
   Вся бригада – шестнадцать крепких, тренированных и еще не старых мужчин – была уже в сборе. Гиб поздоровался и сел на свободное место с краю. Спустя несколько минут из своей каморки показался врач с опухшим ото сна лицом. В руках его была коробка со шприцами.
   – Все здоровы? – спросил врач. – Приготовьте кислородные маски. Темпоральный переход начнется через пять минут. Сегодня он продлится три и одну десятую секунды. Расслабьтесь и не волнуйтесь.
   – Мы не волнуемся, – сказал бригадир и буркнул себе под нос: – Тебя бы, клизма, хоть раз туда послать…
 
   Большая океанская баржа, оборудованная для подводных работ, в полдень покинула укромную бухту на побережье острова Тортю и медленно двинулась на северо-запад – навстречу испанской эскадре, которая несколько суток назад вышла из Веракрус и сейчас держала курс на Картахену.
   Высоко в небе кружил разведывательный вертолет. Изображение с его телекамер передавалось на монитор, установленный на верхней палубе. Гиб, проверив работу своего сепаратора, пошел взглянуть на испанские корабли. На экране то появлялись, то пропадали несколько десятков белых точек, выстроившихся неровной линией.
   Вертолет снизился, и Гиб увидел неуклюжий, глубоко сидящий в воде галеон и идущий параллельным курсом конвойный фрегат, команда которого в этот момент выполняла какие-то маневры с парусом.
   – Золото! – ухмыльнувшись, заорал в ухо Гибу один из водолазов. – Испанское золото!
   – Вижу, – ответил Гиб, стараясь перекричать грохот опробуемых на холостом ходу лебедок и сепараторов.
   – Был тут эксперт из иммиграционного бюро, – продолжал орать водолаз. – Все ходил, вынюхивал. Потом наш бригадир сунул ему, сколько положено, так тот и говорит: «Раз это золото все равно утонет и будет лежать на дне до самого Судного дня, то его можно поднять. От этого, – говорит, – вреда никому не будет.
   А раз так, то, выходит, мы действуем по закону». Что ты об этом думаешь?
   – Ничего, – ответил Гиб. Водолаз был незнаком ему. Его разговорчивость раздражала Гиба.
   – Гляди, гляди! – закричал водолаз, указывая на экран пальцем. – Пираты!
   Наконец-то!
   Изображение резко ушло в сторону, мелькнуло небо, потом опять море, и Гиб увидел на экране свою баржу – маленькую, как спичечный коробок. Вертолет возвращался.
   Над морем прокатился далекий глухой гул. Это грянули бортовые канонады пиратского флагмана. История шла своим чередом.
 
   Когда баржа прибыла к месту отгремевшего сражения, над морем еще не рассеялся пороховой дым. Множество деревянных обломков, три пустых бочонка и перевернутая шлюпка колыхались на волнах, отмечая то место, где под воду ушли два сцепившихся в абордаже корабля.
   Двенадцать последующих часов они работали, не разгибаясь. Водолазы, разбитые на три группы, сменяли друг друга через каждые сорок пять минут. Вертолет летал низко над морем, рассеивая отпугивающий акул порошок. Уже в сумерки с одним из водолазов произошел несчастный случай, и он задохнулся, прежде чем подоспела помощь. Тело засунули в пластиковый мешок и положили на штабеля золотых слитков.
 
   К концу смены Гиб так отупел, что сепаратор чуть не оторвал ему правую руку.
   Обратное перемещение они перенесли особенно тяжело. Всем дали кислород, у многих шла носом кровь.
   Была глубокая ночь, когда Гиб вернулся домой. Ада уже спала. Когда Гиб разделся и лег рядом, она сонно пробормотала:
   – Что так поздно, милый? Ты нашел ужин?
   – Спи, – отозвался он. – Я не хочу есть.
 
   … Вопль людей, утонувших четыреста лет назад, вновь пронесся над морем. Пушки трехпалубного фрегата грохотали все громче. Каждый залп отдавался в голове Гиба, как удар дубины. Он знал, что кругом летят раскаленные ядра, а абордажная команда уже приготовилась всадить крючья в борт баржи, но продолжал изо всех сил, задыхаясь, бросать в приемный лоток сепаратора кашу из ила, золотого лома, кораллов и человеческой плоти – все, что доставлял на поверхность полуторакубовый ковш подъемника. Грохот вокруг все усиливался, и когда он, наконец, стал нестерпимым, Гиб проснулся.
   В дверь стучали руками и ногами.
   Некоторое время Гиб лежал неподвижно, весь в холодном поту, уверенный, что все это лишь продолжение сна.
   – Милый, что там случилось? Пойди посмотри, что им надо, – сказала жена.
   Гиб встал. Сердце его колотилось, а руки никак не могли нашарить задвижку замка.
   Обдав Гиба холодом, в комнату ввалились люди в мокрых плащах и блестящих шлемах.
 
   – Вы что, оглохли? – закричал тот из них, чей вид был особенно грозен. —
   Думаете, у нас нет других дел, кроме как торчать под вашей дверью? Собирайтесь быстро!
   – Что случилось? – оторопел Гиб. – Я ничего не сделал. Это ошибка. Я сейчас принесу документы…
   – Молчать! Сам ты ошибка! Идиот безмозглый. В сегодняшнем дне тебя нет! Ты не существуешь, понял? Даже если тебя убить – ничего не изменится. Это все равно, что выстрелить в пустоту. Всю ночь мы носимся по городу и вылавливаем таких, как ты. Одевайся. Вещей брать нельзя!
   – У меня жена…
   – Жена останется. Быстрее! Разговаривать с тобой – уже преступление!
   «Уж лучше бы меня на самом деле убили, – думал Гиб, натягивая брюки. – Почему именно я? Почему мне так не везет в жизни?»
   На пороге спальни появилась Ада, придерживая руками полы халата.
   – Гиб! – воскликнула она. – Что случилось? Пощадите его, он ни в чем не виноват!
 
   – Вернитесь в комнату! С ним нельзя разговаривать. У вас будут неприятности.
   – Не трогайте ее! – закричал вдруг Гиб. – Собаки, я плевал на вас! Ада, жди меня, я скоро вернусь!
   Его выволокли на лестницу и там ударили чем-то тяжелым по голове. Когда Гиб пришел в себя, его с закованными руками тащили по мокрому асфальту к гондоле патрульного дирижабля, висевшего низко над улицей напротив дома. В тесной каморке, куда его затолкали, уже сидело двое в наручниках.
   – Присаживайтесь, – с улыбкой сказал один из них. – Места хватит.
   На нем был черный костюм и белая сорочка. Скомканный галстук торчал из кармана пиджака. Второй, сидевший в углу, спал, запрокинув голову. Из-под коротких воспаленных век жутко блестели белки закатившихся глаз.
   «Выходит, меня нет, – подумал Гиб. – Зачем же я тогда жил?»
   Он вспомнил свою мать, детство, все свои болезни и радости. Вспомнил Аду. Как он любил ее и все, что было между ними хорошего! Вспомнил других женщин – каждую в отдельности, – которых он знал до Ады и которых тоже любил, пока был с ними.
   Вспомнил друзей, выпивки, драки, боль от ударов и мелькающие в свете фонарей лица врагов. Вспомнил свою работу, свои мечты, тайны и еще многое из того, что было для него всей жизнью и что навсегда оборвалось этой ночью.
   Он закрыл глаза и застонал.
   – Закурите? – предложил человек в черном костюме. – Я всегда на ночь кладу в карман пачку сигарет. Специально для таких случаев.
   – Заткнись! – оборвал его Гиб. – Заткнись, понял?
   – Не расстраивайтесь так, – человек снова улыбнулся. – В семь утра поступят уточненные сведения. Может, все еще изменится. Может, вам повезет.
   Прошло не менее четверти часа, прежде чем Гиб, наконец, успокоился.
   – Как это могло случиться? Я ведь живой человек. Меня знают сотни людей. Почему же я не могу существовать сегодня, когда еще вчера мог?
   – А что вы ели вчера? – Человек в черном костюме закованными руками вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. – Что молчите? Я не шучу. Что вы ели вчера, как были одеты, откуда в ваш дом поступает тепло и свет?
   – Ну, допустим, я все это знаю. Что дальше?
   – Одну минуточку… Подержите, пожалуйста, зажигалку… Вот так. Спасибо! – Он жадно затянулся. – У нас не хватает пищи, а запасы сырья и топлива давно истощились.
   Вы ели вчера мясо быков, убитых миллион лет назад. Все остальное, чем пользовались: дерево, нефть, свинец, кожа, – тоже доставлено из прошлого. Даже ваша рубаха наверняка сшита изо льна, выращенного в долине Древнего Нила.
   – Рубаха, кстати, синтетическая, – невесело усмехнулся Гиб. – Все, что вы сказали, для меня не новость. Я сам последнее время работал в Закрытом секторе.
   – Тем более. И когда вы возвращались из прошлого, то заставали свой дом, свою жену на прежнем месте. И ног у нее по-прежнему было две, а не три, к примеру.
 
   Даже выпивка не подешевела. Ведь ничего не изменялось за время вашего отсутствия, не правда ли?
   – Если только по мелочам.
   – Мелочи не в счет. Вы ведь успели порядочно нагадить в прошлом. Не вы один, конечно, а тысячи таких, как вы, которые ежедневно рубят лес во всех прошедших веках, заготавливают яйца динозавров, гонят спирт из папоротника, вербуют за побрякушки дармовых рабочих.
   – Это работа иммиграционного бюро. Им за это деньги платят.
   – Правильно. С помощью своих темперов, мощь и избирательность которых даже представить трудно, иммиграционное бюро собирает подробнейшую информацию о завтрашнем дне. О том, каким он был бы, если бы его не исказили те, кто сегодня побывал в прошлом. При этом учитываются миллиарды миллиардов факторов. Даже на уровне микромира. Затем в течение ночи эта почтенная организация старается стереть все возникшие искажения. В меру своих сил и разумения, конечно.
   – Значит, и мы с вами искажения?
   – Возможно.
   – И ошибок у них не бывает?
   – Ошибок, я думаю, – масса. В распоряжении иммиграционного бюро десятки тысяч агентов, орбитальные станции, средства массовой информации, вся наука. Да и политика с экономикой, наверное, тоже. За ночь они могут перевернуть всю страну, убрать любое количество людей или заменить их другими, загипнотизировать целый город, вырыть новые реки и засыпать моря, внушить народу все, что угодно. И несмотря на это, ликвидировать все искажения невозможно. Они накапливаются день ото дня. Происходит масса недоразумений и путаницы. Исправлять ошибки чаще всего некогда. Контролировать же работу иммиграционного бюро практически невозможно.
   Очевидно, уже длительное время они творят над нами все, что захотят. Даже шпики и доносчики теперь не нужны. Вся наша жизнь у них как на ладони. Они знают все наперед. Представляете, чем все это может однажды закончиться? Проснемся утром и узнаем, что существующий строй является искажением и по всей стране вводятся феодальная геральдика и крепостное право. Или что в завтрашнем дне отсутствует такая вещь, как международный мир. Представляете ли вы себе современную войну?
   Массовое уничтожение пещерных предков противника. Атомные бомбы над античными городами. Данте Алигьери, призванный в морскую пехоту. И каждое из этих бедствий, тысячекратно умноженное, обрушится на нас. Мина, убившая в первом веке до нашей эры десять человек, уничтожит миллион в нашем времени…
   Человек в черном костюме умолк. Недокуренная сигарета дрожала в его пальцах.
   – Чем вы занимались раньше? – спросил Гиб.
   – Преподавал в технологическом институте. Я профессор многомерной топологии.
   Сидевший в углу вздрогнул и открыл глаза.
   – Какая остановка? – спросил он. – Мне сходить на Второй Северо-Восточной.
   – Спи, – сказал бывший профессор многомерной топологии, – еще не скоро.
 
   Изоляционный сектор иммиграционного бюро был тем единственным местом, где могли существовать люди подобные Гибу. В многоярусных подземных галереях горел яркий свет, кондиционеры гнали сухой воздух. Через каждые двадцать шагов стальные решетки перегораживали коридоры. Слева и справа тянулись бесконечные ряды дверей со смотровыми глазками.
   Сопровождающий Гиба сутулый, плохо выбритый охранник подвел его к двери под номером 1333.
   – Будешь спать здесь, – сказал он. – Правила поведения на стене. Номер запомни.
   Теперь он и твой. Будут вызывать – отвечай. Когда разговариваешь с охраной – снимай шапку. Будешь буянить или, не дай бог, жаловаться – сдерем с живого шкуру. Попробуешь бежать, попадешь вон туда.
   Он ткнул пальцем вверх, на висевшую под самым потолком клетку, еле различимую в свете направленных на нее мощных прожекторов. В клетке лежало что-то темное, похожее на мешок.
   – Будет сидеть там день и ночь, пока не назовет сообщников, – пояснил охранник.
   Через пару недель Гиба нельзя было выделить из общей массы изолированных. Он научился драить свою камеру, вставлять заготовку в сверлильный станок, сдергивать шапочку при появлении охранника и быстро проглатывал свой паек.
   Хотя мысли о самоубийстве не оставляли его, скучать в первое время не приходилось. В течение многих дней Гиба водили наверх, где находилась лаборатория. Там у него брали всевозможные анализы, заставляли отвечать на сотни самых невероятных вопросов; он прыгал, облепленный датчиками, решал тесты и даже подробно пересказывал сны. Все эти данные нужны были для электронной картотеки иммиграционного бюро.
   – Не падай духом, парень, – сказал ему однажды психолог в измятом мундире.
   Чувство жалости, вероятно, проснулось в нем после тяжелого похмелья. – Каждую ночь в городе не хватает уймы людей. Понимаешь, должны быть люди, даже данные на них у нас в картотеке имеются, а таких людей как раз и нет. Они даже не рождались никогда. В таких случаях компьютер должен найти оптимальную замену. Из вашего брата, конечно. Так что, не вешай нос.
   После обеда Гиб работал в подземном цехе или ползал на животе по плацу в компании таких же неудачников, как и он сам. Вечером дежурный охранник читал нудные лекции. Задремавших волокли в карцер. Ночью устраивались проверки, обыски и учебные пожарные тревоги.
   Время шло. Гиб часами выстаивал на утренних проверках, до крови сбивал на плацу локти и колени, сидел в карцере, глотал дерьмо, которым его кормили, получал подзатыльники от охраны, спал на тощем матрасе, а над ним день и ночь шумела громадная электронная машина, тасующая, как колоду карт, тысячи человеческих жизней.
 
   – Счастливый ты, парень, – говорил агент иммиграционного бюро, идя вместе с Гибом по улице. – Разве плохо начать все сначала? Про старую жизнь забудь.
   Теперь у тебя все новое: и фамилия, и биография. Ты должен стать совсем другим человеком. На это тебе дается, скажем, полгода. В этой папке все, что касается твоей новой жизни. Внимательно прочтешь, а кое-что и наизусть выучишь.
   Раз в неделю будешь ходить на процедуры. Для промывания мозгов. Чтобы все новое в них лучше укладывалось, а старое, наоборот, не задерживалось. Это мой участок, и я буду следить, чтобы у тебя все было в порядке. Главное – не вздумай встречаться с людьми, которых знал раньше. Если таковое желание у тебя ненароком появится, лучше сразу приди ко мне и попроси, чтобы я у тебя его выбил. – Агент переложил папку в левую руку и сунул под нос Гибу могучий кулак. – И не вздумай со мной шутить. Предупреждаю! Уши у меня гораздо длиннее, чем это кажется. Все, пришли. Сворачивай в подъезд.
   Гиб, одетый во все новое, поднимался впереди агента по лестнице и думал о том, что от Ады его теперь отделяют всего несколько кварталов. Два часа тому назад он еще скоблил пол в изоляционном туалете. Все случилось так быстро, что Гиб не верил в реальность случившегося.
   – Ну, вот ты и дома, – произнес агент, останавливаясь возле белой двери, на которой виднелись следы оторванной таблички. – Сейчас познакомишься с семейством.
   Он забарабанил кулаком в дверь и стучал до тех пор, пока она вдруг не распахнулась сама. В квартире было темно и пахло лекарствами. Гиб не сразу разглядел сидевшую на углу кровати древнюю старуху.
   – Почему не открываете? – строго спросил агент. От его голоса задрожали подвески на люстре.
   Старуха смотрела на них с ужасом. Ее запавший рот открывался и закрывался, но вымолвить что-либо она была не в силах.
   – Твоя жена, парень, – агент обернулся к Гибу. Лицо его сияло. Судя по всему, он был большой шутник, добряк и выпивоха. – Что остолбенел? Жена не нравится? Зря.
   Старушке… – он заглянул в свои бумаги, – всего семьдесят один годик. Если бы ты слышал, как она выла, когда мы уводили ее старика. Старушка еще ничего, горячая, – он подмигнул Гибу. – Начальство будет не довольно, если у вас не появится потомство… – Агент буквально лопался со смеху. – Пара этаких смышленых карапузов! – Он заржал, запрокинув голову и поддерживая живот руками.
   Пока он стоял так, вытирая слезы, шатаясь от смеха и даже повизгивая, Гиб вышел, наконец, из оцепенения и, схватив утюг, ударил им агента по голове, а потом еще и еще, пока тот с хрипом не повалился на пол.
   Словно во сне, Гиб вытащил у него бумажник, сорвал кобуру с пистолетом и, не обращая внимания на вопли старухи, скатился вниз по лестнице.
   Хоть ехать в метро было и опасно, но еще опаснее было идти пешком через весь город или нанимать такси.
   Еле переставляя вдруг ставшие ватными ноги, Гиб прошел мимо патруля и встал на эскалатор. В вагоне Гиба внезапно охватило бешенство. И когда кто-то толкнул его, Гиб, не разбираясь, сунул кулаком в самую гущу лиц. В драке ему рассекли бровь, разбили нос и оторвали рукав пиджака.
   На остановке Старый Центр Гиб умылся в туалете, выбросил пиджак в мусоропровод и в одной рубашке поднялся на поверхность. Улицу он пересек на красный свет, даже не пытаясь увернуться от несущихся мимо автомобилей.
   Здание, которое он искал, ничем особенным не отличалось от всех остальных на этой улице. Верхние этажи занимали квартиры, внизу были мастерские по ремонту аппаратуры и овощной магазин. Несколько минут Гиб стоял в нерешительности, переводя взгляд с одной вывески на другую, потом еще раз проверил номер дома.
 
   Адрес был именно тот, сомневаться в этом не приходилось. Гиб вошел в мастерскую.
   Деревянная стойка, заваленная стандартными бланками, делила комнату пополам.
   Человек, сидевший за стойкой, жевал бутерброд, запивая его кофе из пластмассового стаканчика.
   – Перерыв, – буркнул тот.
   – Мне нужно темпер-такси, – выпалил Гиб, даже забыв поздороваться.
   – Вызовите такси по телефону. Автомат за углом.
   – Мне нужно темпер-такси! Для путешествия во времени.
   – Что? – человек за стойкой даже привстал. – А ну, выкатывайся отсюда живо! А не то сообщу куда следует!
   Гиб, хлопнув дверью, вылетел на улицу. Погуляв немного по тротуару, он зашел в овощной магазин. Там было сумрачно и прохладно. За кассой сидела симпатичная девушка, из-за прилавка улыбался румяный старик.
   – Здравствуйте, – сказал старик. – Что вам угодно?
   – Здравствуйте, – ответил Гиб. – Мне нужно…
   – Понял! – старик нагнулся и достал из-под прилавка два крупных серповидных плода, источавших запах вина и корицы. – Сегодня ночью они еще росли в первобытных джунглях. Им цены нет, но для вас…
   – Подождите, – прервал старика Гиб. – Я ищу темпер-такси. Вы должны мне помочь.
   Я знаю, их контора где-то здесь.
   – Эй, дочка! – С лица старика сошла улыбка. – Сними трубку и набери номер иммиграционного бюро. У нас солидный магазин, и я не позволю…
   Гиб был уже у двери. Он рванул ручку, дверь задребезжала, но не поддалась.
   Сжимая кулаки, Гиб обернулся. Девушка за кассой целилась в него из короткоствольного автомата. Рядом со стариком стоял мрачный человек из мастерской. Гиб подумал о пистолете в заднем кармане брюк.
   – Прости, приятель, – сказал человек. – Нам нельзя рисковать. Садись, поговорим о деле.
 
   Их было десять человек – неразговорчивый пилот, семеро пассажиров, каждый из которых подозревал в соседе шпика, Гиб и молодой широкоплечий капитан, исполнявший также обязанности гида и санитара. Кобура с тяжелым пистолетом оттягивала его пояс.
   Небольшой темно-красный дирижабль, оборудованный темперной установкой, был спрятан в заброшенной каменоломне, километрах в сорока от города. Пассажиров доставили туда в закрытом автофургоне.
   – Итак, – начал капитан, когда все разместились в гондоле, – вам предстоит самое грандиозное приключение. С нашей помощью вы перенесетесь в прошлое и сможете принять участие в пирах короля Артура или походах Атиллы. Ради вас, прекрасные дамы, – он сделал жест в сторону двух совершенно ошалевших от страха толстух, – сразятся доблестные рыцари…
   В это мгновение дирижабль качнуло, и Гиб ощутил туманящую сознание и выворачивающую внутренности дурноту. Капитан пошатнулся и сел.
   – Барды споют вам свои лучшие песни, – просипел он сдавленным голосом. – Вы станете свидетелями заговоров, дуэлей…
   Никто его не слушал. Все пассажиры, кроме Гиба, припали к кислородным маскам.
   Дамы, из-за которых должна была пролиться рыцарская кровь, блевали в пластиковые пакеты.
   – Скорее, – капитан повернулся к Гибу, – помогите вытащить их на воздух.
   Судя по всему, переход в прошлое уже состоялся.
   – А вы молодец, – похвалил капитан, когда они вдвоем вытащили из гондолы последнего одуревшего пассажира. – Я этого когда-нибудь не выдержу.
   – Где мы находимся? – спросил Гиб.
   – Один Бог знает, – ответил капитан, вытирая пот. – Эта рухлядь может забросить куда угодно. Точно ориентироваться на ней практически невозможно.
   – А как насчет будущего? – спросил Гиб. – В смысле оплаты. Наверное, еще дороже, чем прошлое?
   – Что вы, – улыбнулся капитан. – Будущее мы не обслуживаем. Путешествие туда вообще невозможно, поверьте мне.
   «А, черт, – подумал Гиб, – он мне начинает нравиться. Только этого еще не хватало».
   Пассажиры быстро оживали на свежем воздухе. Дирижабль лежал на вершине зеленого холма. Во все стороны простиралась бескрайняя равнина, пересеченная широкой спокойной рекой. В соседней роще пели птицы. Ничто не указывало на присутствие человека.
   – А где же рыцари? – капризно спросила одна из женщин.
   – Задерживаются, мадам, задерживаются, – ответил капитан. – Давайте спустимся вниз. Видите, там прекрасные цветы.
   На полпути Гиб остановился и сказал:
   – Я забыл в гондоле бинокль.
   – Идите, – разрешил капитан. – Возьмите свой бинокль и догоняйте нас.
   Сжимая в кармане рукоятку пистолета, Гиб поднялся на холм.
   Пилот грелся на солнышке, сняв комбинезон и рубашку.
   – Встань! – приказал Гиб. – И предупреждаю – без фокусов!
   Пилот открыл глаза и, увидев направленный ему в грудь пистолет, медленно поднялся. Его темное лицо с глубокими складками ничего не выражало.
   – Повернись, – скомандовал Гиб, – я свяжу тебе руки.
   – Не спеши, – отозвался пилот. Он застегнул комбинезон на все пуговицы и только тогда повернулся к Гибу.
   – Подвинь одеяло, – попросил пилот, когда Гиб связал ему кисти рук куском заранее припасенного шнура. – Я лучше прилягу. – И добавил: – Я давно знал, что все когда-нибудь кончится именно таким образом.