Бредбери М.. Тут вам звонили, а вы...

рукописью - слишком часто журналам приходится посылать отвергнутый текст
назад. Наша производительность пугающе падала, особенно по мере того, как
стали нарастать симптомы болезни, знакомой всем писателям, - ее еще
называют: "почтовый синдром". "Почтовый синдром" - это особый вид
психического расстройства, которому подвержены писатели: бедняги не могут
сесть за работу, покуда не просмотрят утреннюю почту. Симптомы таковы:
затянувшееся на все утро кофепитие, жадное судорожное курение, безвольное
прозябание у окна в ожидании почтальона. Такое впечатление, что наш
почтальон все это чувствовал - и вел себя соответственно: намеренно приходил
к нам позже всех, дабы убедиться, что наша истерия достигла предела.
Случалось, мы с криком выхвали у него письма, разрывали конверты, вываливали
отвергнутые рассказы на пол, а потом рылись в этом хламе, в надежде найти
там уведомление, что хотя бы один рассказ принят.
Такое тоже время от времени случалось, но, боюсь, слишком редко -
слишком редко для того, чтобы мы, а также - Норман, Милл и Питер, Вера и
Барби с Натали стали известны в каждом доме, - чего мы им искренее желали -
ведь и они явно желали для себя того же. Наши чувства и переживания
принадлежали уже не нам, а им. Порой приходила радостная весть: так, Джеку
выпала как-то целая неделя везения, потом наступила очередь Веры... Однажды
Миллингаму случилось заработать за неделю восемьдесят фунтов, продав сразу
три рассказа; Барби заработала почти столько же на одной-единственной
слезинке бедной сиротки из северного графства. Питер прорвался было в одну
из лондонских газет, где у него просили рассказы еще и еще, - но когда он
послал очередное творение, там сменился редактор, и пришлось начинать все с
начала. Большинство наших авторов кое-чего добились, но этого "кое-что" было
недостаточно. Почти всех их печатали, всех, кроме бедняжки Натали. Возможно,
ее стиль был для английских читателей слишком экзотичен, а может, всему
виной восклицательные знаки, придававшие речи эмоциональность, чуждую
английским читательницам. Как бы то ни было, она, казалось, не добилась
совсем ничего, и ей уже никогда не вкусить успеха.
Я думаю - уж не ради ли Натали мы так упорно сопротивлялись распаду
нашей пестроцветной писательской коммуны. В конце концов, у меня, как и у
Спакса, были и другие амбиции. Надо было подумать и о диссертациях, а ведь
каждый из нас еще трудился и над Великим Романом! Как-то вечером, сидя на
веранде паба "Орел", Спакс придумал новый проект - сочинить мюзикл по
"Королю Лиру" - назвав его "Девчонки что надо!" - идея захватила нас обоих.
Но разве могли мы бросить тех, за кого были в ответе: мы ведь писали не ради
собственного удовольствия или славы. Мы переживали и болели за писателей,
чьи таланты вспоили собственной кровью. Норман слишком много пил, Вера явно
устала и все глубже погружалась в депрессию. А каково Барбаре, с ее
грустными историями про сироток, узнать, что еще один ее рассказ отвергнут?
И как не найти время для Питера, у которого все лучшее осталось в прошлом,
когда он охотился на китов и гарпунил носорогов, а теперь думает о том, что
пришла пора осесть где-нибудь - может быть, под крылом Натали, пусть она
много моложе его - но как она ведет дом и как же верна в дружбе!
Что ни говори, мы были писателями: чем решительней нам отказывали, тем
яростнее мы творили. Но чем мрачней становилась наша ситуация, тем мрачнее и
эксцентричней становились наши сюжеты. То был немой призыв: "Ну обратите же
на нас внимание!". В один из своих черных дней Питер Итон дошел до того,
что, придумывая развязку для лихо закрученной интриги, пожертвовал одной из
самых экзотических своих героинь: ее похитил русский шпион -
просто-напросто, утащил, подвесив на тросах к советскому штурмовику. Все
симптомы отчаянья были налицо, и мы поняли - пора сесть и хорошенько
подумать. Как всегда, за дело взялся Спакс: он провел целый день -
невеселый, надо сказать, денек, - вдумчиво изучая кипу журналов для
литераторов, присланных ему из Чикаго кузиной, - она была в курсе наших
проблем. И вот мы сидели с ним вдвоем - двое авторов, добившихся кой-какого
успеха: около дюжины наших рассказов были на тот момент в печати. И что же -
наши гонорары, по двадцать пять фунтов за историю, позволяли разве что
оплачивать выпивку в пабах да свежую ленту для машинки - необходимые условия
производства этих самых историй. Как сказал Спакс, в Англии заниматься
коммерческой литературой можно разве что себе в убыток.
А вот в США - если верить журналам, которыми он потрясал передо мной, -
в США писатель, занявшийся коммерческой литературой, чувствовал себя совсем
иначе. В США издавались десятки журналов, готовых отвалить не одну тысячу
долларов за одну-единственную короткую историю! Американские авторы писали о
процветании, о бесконечных каникулах, которые они проводят на Бимини,
проматывая свои заработки. А мы... Ведь мы со Спаксом были типичным
трансатлантическим альянсом, если не международной корпорацией, и только по
инерции наш продукт предназначался исключительно для английского рынка.
Вывод был ясен - оставалось лишь тотчас реализовать его на бумаге. Всего и
нужно-то было: подкорректировать фон действия - сами сюжеты в особой
коррекции не нуждались, немножко удлинить истории, а стиль - что называется,
"поближе к массам". Естественно, при этом ощутимо возрастали наши почтовые
издержки, но тут, по счастью, подоспели новые выплаты по гранту моего
приятеля, так что нужные финансовые вливания нашлись. Что ж, мы
перепрограммировали наших авторов: теперь наши истории летели через
Атлантику на крыльях авиапочты, чтобы обрести в Америке свое Эльдорадо.
И вот - фортуна стала улыбаться нам чаще. Первым добился успеха Питер
Итон. Легкий налет мачизма был заметен в его творениях и раньше, но теперь
эта агрессивность оказалась по-настоящему востребованной; американские
журналы с названиями вроде "Красавчик" или "Мужские игры" стали проявлять к
Итону интерес: несколько его историй появились в окружении характерных
фотографий, запечатлевших странновато вывихнутые тела ... Норман Блад
перенес свою активность в американскую глубинку, и постепенно издатели по
обе стороны Атлантики стали проявлять к нему некоторую благосклонность. Даже
Вере Простоу удалось пристроить парочку своих творений. Но ярче всего солнце
удачи озарило своими лучами Натали Баркер - или Натали Пелам Баркер, как
стала подписываться она теперь, учитывая специфику американского рынка.
Можно сказать, Натали просто нашла мир, для которого была создана. В
глянцевых журналах для романтических домохозяек, - то были годы расцвета
журналов вроде "Домоводство" и "Ваша усадьба" - нынче они вышли в тираж или
неузнаваемо изменились - Натали обрела читательниц, готовых умилиться ее
талантам и оценить ее очаровательную манеру письма.
Пожалуй, свой звездный час мы пережили в тот вечер, когда заполночь
вернулись домой, засидевшись в "Старом мельнике" за разработкой очередных
сюжетов - не помню точно, кажется, мы праздновали получение солидного
гонорара от американских издателей, присланного Натали - сама виновница, к
сожалению, не смогла присутствовать на этом маленьком празднике. У дверей
нашей берлоги нас поджидала хозяйка, - сгорающая от восторга и нетерпения.
- Нет, только подумайте! Тут вам звонили, а вы... - выпалила она при
нашем появлении.
- Простите, не понял? - опешил Спакс.
- Звонили. Ну, из этого... Из там...
- Откуда?!
- Ну, из журнала...
- Вы хотите сказать, из "Тайм"?
- Именно! А вас дома не было!
- Из "Тайм"! - взревел Спакс. - И что же они хотели?
- Статью. Про какой-то роман.
- Его? - Спакс кивнул на меня. - Или мой?
- Нет! Какой-то Натали Пел... Думали, она здесь живет. Но я сказала -
тут таких нет...
- Так и сказали?! - голос Спакса дрогнул.
- Ну да. Так и сказала...
Из "Тайм" нам так больше и не звонили. Вернее - звонили, но уже совсем
по другим поводам. До конца учебного года оставалось всего несколько недель,
нужно было рассчитаться с нашими диссертационными долгами, а Спаксу уже
прислали билеты на трансатлантический лайнер, который должен был доставить
моего друга в его родные пенаты - то есть, в Соединенные Штаты. Сидя на
бензедрине, он денно и нощно добивал диссертацию - добил-таки, и мы
вернулись в "Вертел барона", в последний раз пропустить по стаканчику перед
расставанием. Мы заказали по пиву, глянули в наши кружки - и увидели ждущую
нас впереди пустоту. Сотрудничеству пришел конец, и когорта писателей
подвергалась расформированию. Но... Вера и Барби - как выживут они, такие
одинокие, в этом жестоком мире? А Норман - пьянство может свести его в
могилу... И Питер - что же, теперь ему вернуться в поместье предков? А
Натали - неужто обожаемая, познавшая успех Натали, в платьях от "Пек и Пек",
в кашемировых свитерах, со значком женского университетского клуба, с ее
храбростью и упорством - неужели она написала свой последний рассказ? Как
сказал Спакс, ответ тут может быть только один. И вот, когда тем летом он
взошел на борт корабля, отплывающего в Филадельфию, - грузовоза размером с
калошу, где была-таки одна пассажирская каюта, - следом за ним по трапу шел
ваш покорный слуга - с пишущей машинкой в руке и коробкой рукописей под
мышкой. И то было прекрасное лето. От и до - в стиле Натали: Спакс и я
сидели у бассейна в шезлонгах и всячески старались помочь Натали выдать на
гора побольше очаровательных историй. А ближе к вечеру мы шли выпить по
чашечке кофе и глянуть на выставленные в витринах многочисленных лавчонок
журналы, выискивая на обложках анонсы наших - нет, ее, Натали, творений.
Ибо дела Натали шли более чем успешно. Из "Тайм" нам больше не звонили,
но зато к нам приходили письма, множество писем, адресованных Натали Пелам
Баркер. Такого количества писем вам и не вообразить. А потом настал день,
когда пришло письмо, которое, каюсь, я не сохранил, но написано в нем было
примерно следующее:
"Привет, Натали!!! Помнишь меня? Помнишь ведь, а? Я - Чет. А ты ведь -
Пел, верно? Та самая Натали Пелам, из "Сигма Си" - очаровашка, да и
только!!! Помнишь как тогда светило солнце - круглый год, когда мы с тобой
были в университете на одном потоке - выпуск 48 года, штат Нью Йорк? Эти
восклицательные знаки - я бы их где угодно узнал!!! Помнишь, мы целое лето
только так и переписывались - тем летом, когда решалась судьба, и нас
посадили рядом - все само собой определилось, а? Во думаю, деньки были!!! Я
все спрашиваю, что ж это мы-то друг друга прошляпили? Но я всегда - в лучших
своих мечтах видел: мы в Нью-Йорке!! Ладно, всяко бывало!! Я попробовал,
каково оно, быть женатым, да и ты замужем побывала, как я догадываюсь по
фамилии Баркер!!! Ну а я - я своего добился, по полной!!! Я нынче один из
самых-самых здешних архитекторов. Как нибудь мимоходом глянь на здание, что
рядом с небоскребом Пан Америка - там на углу табличка - имя на ней должно
тебе кое-что напомнить!!! Но, Пел, я кое-чему научился в жизни - никогда не
оглядывайся на старые романы!!! От меня год назад ушла жена - оставив меня с
чудной пятилетней дочуркой на руках и кошмарами по ночам!! В общем... У меня
есть слава, деньги - собираюсь прикупить новенький "Мерседес", но знаешь...
Чего-то не хватает. Может, мне просто не хватает тебя, Пел? Не то чтоб я
очень хотел писать тебе, но читая твои рассказы... Что-то в них будто
специально для меня написано!!! Может, закрутим все по-новой, а? В смысле -
давай встретимся - хотя бы под часами на Центральном вокзале!!! У меня в
руках будет букет желтых роз (помнишь, как ты их любила???) и номер "Вашей
усадьбы"...

С тех пор я стал мудрее - и знаю, что не следовало отвечать на это
письмо. И уж тем более не следовало идти в назначенный день на Центральный
вокзал, чтобы взглянуть на стайку влюбленных, дожидающихся друг друга под
тамошними часами. Потому что Чет, стоявший в этой толпе, в очках в роговой
оправе, с номером "Усадьбы" в одной руке и букетом желтых роз, который он не
знал, куда девать, в другой - он простоял там два часа! - Чет вызывал
настоящую симпатию. Он был именно тем человеком, в которого Натали
безусловно влюбилась бы с первого взгляда, и у нас сердца обливались кровью,
когда мы тихонько ретировались, оставив его там дожидаться и дальше... Все
кончается странно и неправильно, - сказала бы на это Натали. Потому как,
если литература не оставляет от "реальности" камня на камне, то и реальность
камня на камня не оставляет от любой выдумки. На следующий день мы так и не
смогли прикоснуться к пишущим машинкам, а все наши авторы - не только
Натали, а вся честная компания - будто призраки, поспешили ретироваться в
тень, где и растаяли. В общем, все вышло так, как писала в одном из
рассказов Натали: нельзя играть с любовью и думать, будто любовь тебя не
коснется.
Собственно, все обернулось к лучшему. Вскоре нас вновь затянул омут
серьезной литературы. Спакс принялся переделывать свой незаконченный роман о
войне в Корее, а я - я вернулся к оставленному мной на время opus magnum:
описанию нравов английской провинции в пятидесятые годы. В должный срок на
меня обрушился вал признания - я стал считаться известным английским
романистом валлийского происхождения, а Спакс - Спакс стал знаменитым
американским поэтом. И я почти позабыл эту историю времен нашей юности, но
пару дней назад в щель моего почтового ящика плюхнулся довольно увесистый
конверт. Отправителем значился какой-то английский журнал, а в конверте
лежала отвергнутая рукопись. Присмотревшись, я понял, что передо мной - одно
из творений Натали. На унизительно узком обрывке бумаги редактор нацарапал
несколько слов отказа: история, мол, показалась ему старомодной. При этом он
приносил извинения, что редакция так долго тянула с ответом - но от меня не
укрылось, что, судя по виду рукописи, она просто долгие годы служила
подстилкой для редакционной кошки. Что же, мне не оставалось ничего иного,
как переслать рассказ самой Натали, указав на конверте ее последний
известный мне адрес - весьма респектабельное поместье в Бель Эр, в
Калифорнии. Может, посылка так и не найдет адресата, но... Но если даже все
окажется правдой и Натали Пелам ее получит... Собственно, так ли уж это
важно? Что было, то было, и Натали - была. Как всякому хорошему писателю, ей
не привыкать получать отказы от редакций. Что же касается морали всей этой
истории, то она проста. Можно многое сказать в пользу работы с соавтором;
собственно, кое-что я даже сказал. Только - не надейтесь, будто это облегчит
вам жизнь.

Перевод с англ. А.Нестерова

Бьюмонт и Флетчер - известные драматурги шекспировской эпохи,
работавшие "в тандеме"; поэт и драматург Уильям Гилберт (1836 - 1911) и
композитор Артур Салливен (1842 - 1900) - авторы множества популярных
оперетт; гинеколог Уильям Хоуэлл Мастерс (1915 - 2001) и психолог Вирджиния
Эшельман Джонсон (р. 1925) в соавторстве написали несколько исследований,
посвященных природе человеческой сексуальности, фактически, положив начало
исследованиям в этой области; Морекомб и Уайз - комический дуэт, известный,
прежде всего, по популярному телешоу. (Здесь и далее прим. пер.)

Роман Стива Крейна о войне Севера и Юга, опубликованный в 1895 г.

Том Свифт - персонаж серии популярных детских книг про юного
изобретателя, выходивших в Англии с 1910 по 1941 гг. Основу серии заложил
писатель Говард Гарис, придумавший героя и написавший первые 35 историй про
его приключения.

Энид Мэри Блайтон (1897 - 1968) - автор сентиментальных книжек для
детей.

Известная электронная фирма Cambridge производит, главным образом,
аудиоаппаратуру класса high-end.

Псевдоним. (франц.)