Страница:
Рэй Брэдбери
Вождение вслепую
С безграничной любовью – моим ранним внучкам Джулии, Клэр, Джорджии и Мэллори.
А также моим поздним внукам Дэниелу, Кейси-Рэю, Сэмюелу и Теодору.
Живите вечно!
Ночной поезд на Вавилон
Скорый поезд, раскачиваясь и подрагивая как пьяный, уносил Джеймса Крузо из Чикаго; проводник заглянул в бар, подмигнул ему и, шатаясь из стороны в сторону, побрел дальше. Джеймс Крузо прислушивался.
Шум, гам, крики.
Как бараны, подумал он, их стригут, а они блеют. Или как парашютисты, что сигают в пропасть без парашюта.
Он прищурился.
У стойки бара, взволнованные слепым предвкушением удачи, сгрудились пассажиры, так и напрашивающиеся, чтобы их обчистили, готовые по доброй воле лишиться хоть денег, хоть головы.
Попросту говоря, любители азартной игры.
Вот именно – любители, подумал Крузо и, встав из-за стола, нетвердым шагом двинулся вдоль стойки, чтобы заглянуть через плечо каждому из бизнесменов, которые вели себя как школяры, высыпавшие на большую перемену.
– Смотрите в оба! Открываем даму. Закрываем. Раз-два-три! Показывайте, где дама?
– Вот она! – раздался одинокий голос.
– Тьфу ты! – вскричал сдающий. – Последнюю сорочку проиграл! А ну, еще разок! Открыли, закрыли! Которая здесь дама?
Он даст им возможность, подумал Крузо, выиграть ровно два раза. А потом захлопнет ловушку.
– Вот она! – закричали все хором.
– Ну что ты скажешь! – воскликнул все тот же невидимый игрок. – Совсем меня раздели!
Крузо не мог удержаться, чтобы не посмотреть на этого разбитного шута.
Привстав на цыпочки, он развел в стороны чьи-то вздрагивающие плечи, ожидая неизвестно чего.
У человека, сидевшего за стойкой, не было ни кустистых бровей, ни напомаженных усов. Из ноздрей и ушей не торчали пучки черных волос. Кости черепа не бугрились под кожей. Неброский светлосерый костюм; завязанный аккуратным узлом темно-серый галстук. Ногти – пусть неухоженные, но чистые. Подумать только! Скромный обыватель, невозмутимый, словно проигрывает не в карты, а в детское лото.
Все ясно, думал Крузо, пока шулер не торопясь тасовал колоду. Эта тщательность выдавала в нем беса, нацепившего маску ангела. Под костюмом-тройкой прятался бледный призрак торговца мануфактурой.
– Остерегитесь, уважаемые! – Карты порхали у него в ладонях. – Не профукайте денежки!
Зрители, раззадорившись, приготовились бросать деньги в адский костер.
– Осади назад! Два четвертака – ставка высока!
Карты так и летали, словно сами по себе, а он обводил взглядом собравшихся, не обращая никакого внимания на колоду.
– Палец большой, где брат твой старшой? Что ж он невесел, головку-то повесил?
Все захохотали. Ну и шутник!
– Запутались, приятели? Растерялись? Неужели я и на этот раз пролечу?
– Да, да! – загалдела толпа.
– Черт! – Он заломил руки. – Черт! Где же красная дама? Давайте сначала!
– Нет, ни за что! Вот она, посредине! Открывай!
Карта перевернулась.
– Вот так штука! – вырвалось у кого-то.
– Боюсь смотреть. – Шулер сидел зажмурившись. – Сколько я просадил?
– Нисколько, – донесся шепот.
– Нисколько? – вытаращился картежник.
Все взоры были устремлены на черную карту.
– Слава богу, – пробубнил игрок. – Я-то думал, вы меня обобрали до нитки!
Его пальцы поползли вправо и открыли еще одну черную карту, потом двинулись влево. Дама!
– Дьявольщина! – выдохнул он. – Как она здесь оказалась? Слушайте, ребята, заберите свои деньги!
– Нет! Нет! – Каждый из проигравших отрицательно мотал головой. – С какой стати? Так уж вышло. Это просто…
– Ну ладно, раз вы настаиваете! Только больше не рискуйте!
Крузо закрыл глаза. Вот и все, подумал он. С этого момента остальные будут только проигрывать, делать ставки и снова проигрывать. Они вошли в раж.
– Вы уж простите, господа. Удачи вам! Ну-ка!
Крузо непроизвольно сжал кулаки. Сейчас ему было двенадцать лет, над верхней губой топорщились приклеенные усы, кругом толпились собравшиеся на его день рождения одноклассники, а он раскидывал «три листика». Смотрите, объявлял он, сейчас красная дама исчезнет! Мальчишки смеялись и галдели, а его руки так и мелькали, сгребая выигранные конфеты и тут же раздавая их обратно – по дружбе.
– Раз-два-три, не зевай, смотри!
Губы молча шептали забытую прибаутку, но голос был не его, голос принадлежал мошеннику, который облегчал чужие бумажники и пересчитывал деньги под ночной стук колес.
– Опять продули? Ребята, завязывайте, а то жены вас убьют! Ну, так и быть. Туз пик, трефовый король, красная дама. Больше вы ее не увидите!
– Как бы не так! Вот же она!
Крузо отвернулся, заклиная себя: не прислушивайся! Сядь за стол! Выпей! Забудь тот день рождения, забудь своих одноклассников. Да побыстрее!
Он успел сделать только один шаг.
– Вы, ребята, и так три раза кряду продули. Пора мне сматывать удочки, да и…
– Нет уж! Мы хотим отыграться, черт побери. Сдавай!
Крузо резко развернулся, как от удара, и оказался среди общего безумия.
– Дама всегда лежит слева, – не удержался он.
Все головы повернулись в его сторону.
– Она все время была на одном и том же месте. – Крузо повысил голос.
– А вы кто такой, сэр? – Не глядя в его сторону, шулер сгребал карты.
– Лучший фокусник в классе.
– Это серьезно: лучший фокусник в классе! – Игрок перехлестывал карты.
Зрители расступились.
– Я умею раскидывать «три листика», – вырвалось у Крузо.
– Поздравляю.
– Не стану вам мешать. Я только хотел, чтобы ни о чем не подозревающие люди…
Ни о чем не подозревающие люди начали тихо роптать.
– …поняли, что в «три листика» можно обыграть кого угодно.
По-прежнему глядя куда-то вбок, шулер подбросил колоду на ладони.
– Ах, так? Ну что ж, умник, сдавай! Господа, делайте ставки. В игру вступает юниор. Следите за его руками.
Крузо похолодел. Карты лежали на стойке.
– Не робей, сынок. Бери колоду!
– У меня не всегда выходит, но я знаю, как это делается.
– Ха! – победно огляделся шулер. – Все слышали? Знаю, говорит, только не умею! Так, что ли?
У Крузо в горле застрял комок.
– Да, так. Но…
– Никаких «но»! Смотрите все! Сейчас безногий побежит кросс! Безрукий станет биться врукопашную! Милостивые господа, не желаете ли сменить лошадей… – он посмотрел в окно: за стеклом мелькали огни, – на полпути в Цинциннати?
Милостивые господа, уничтожая Крузо взглядами, бурчали что-то невразумительное.
– Сдавай! Покажи, как умеешь обирать бедных.
Крузо отдернул руки от колоды, как от раскаленного бруска.
– Стесняешься при мне разводить лохов на деньги? – спросил шулер.
Не в бровь, а в глаз! Заслышав эти нелестные для себя слова, лохи дружно загудели.
– Неужели вы не понимаете, к чему идет дело? – сказал Крузо.
– Мы-то все понимаем! – раздался гомон толпы. – Раз на раз не приходится. Тут выиграл, там проиграл. Иди-ка ты, откуда пришел.
Крузо видел, как тьма уносится в прошлое, а города растворяются в ночи.
– В чем вы меня обвиняете, сэр, да еще при свидетелях? – вопрошал Добропорядочный Игрок. – Может, я насильник? Или похабник?
– Нет, – ответил Крузо, перекрывая общий ропот. – Вы всего-навсего мошенник! – И шепотом добавил: – Передергиваете карты.
Картежник весь подался вперед под негодующие выкрики, град оскорблений и всплески ярости.
– Уж не хотите ли вы сказать, любезный, что колода крапленая? Меченая? Клейменая?
– На картах нет ни крапа, ни меток, ни клейм, – сказал Крузо. – Все, что требуется, – это ловкость рук, престидижитация.
Силы небесные! Можно было подумать, он сказал «проституция»!
Джеймса Крузо сверлили шесть пар глаз.
Он неловко взял в руки колоду:
– Карты не крапленые. Но вашими пальцами управляют не запястья, не локти; и вообще, всем управляет…
– Договаривай, любезный.
– Сердце, – в отчаянии закончил Крузо.
Шулер ухмыльнулся:
– Ну, это ты хватил! Тут тебе не любовное свидание над Ниагарским водопадом.
– Вот именно! – закричали со всех сторон.
Чужие лица окружили его стеной.
– Извините, – сказал Крузо, – я сегодня очень устал.
Помимо своей воли он развернулся и, раскачиваясь, как пьяный, вместе с поездом – слева направо, слева направо, – выбрался в коридор. При его появлении проводник начал сосредоточенно компостировать какой-то старый билет, роняя на пол снежинки конфетти.
– Сэр, можно вас на минуту? – позвал Крузо.
Проводник заинтересовался ночным видом из окна.
– Сэр, – повторил Крузо. – Взгляните вот туда.
С большой неохотой проводник устремил взор в сторону горстки пассажиров, которые по-прежнему галдели, окружив шулера, а тот внушал им надежду – и тут же исподтишка бил наотмашь.
– Развлекаются люди, – изрек проводник.
– Да нет же, сэр! Этих людей бессовестно обманывают, стригут, обирают…
– Беспокойства от них никакого, – не дослушал проводник – Может, они справляют день рождения.
Крузо метнул быстрый взгляд в ту же сторону.
Там сбилось стадо буйволов, которые роптали на судьбу и жаждали попасть под ножницы стригаля.
– Чего изволите? – спросил проводник.
– Этого жулика надо вышвырнуть с поезда! Разве вы не видите, чем он занимается? Да ведь его дешевые трюки описаны даже в детских книжках!
Проводник наклонился к Джеймсу Крузо, чтобы проверить, не пахнет ли от него спиртным.
– Вы с ним знакомы, сэр? А его компания – ваши друзья-приятели?
– Нет, я просто… – выдохнул Крузо и тут же осекся. – Ах вот в чем дело! Как же до меня раньше не дошло! – Он вгляделся в непроницаемую физиономию проводника. – Эх, вы! – начал он, но продолжать не стал.
Вы с ним в сговоре, подумал он. На конечной станции разделите барыши!
– Погодите-ка, – сказал проводник.
Он вытащил из кармана маленькую черную книжечку и, послюнив палец, начал ее листать.
– Так-так, – сказал он. – Названия-то какие, сплошь библейско-египетские. Мемфис, штат Теннесси. Каир, штат Иллинойс. О! Следующая остановка и того чище будет. Вавилон!
– Там вы собираетесь высадить этого картежника?
– Нет. Кое-кого другого.
– Вы не посмеете.
– Это почему же? – удивился проводник.
Крузо отвернулся и побрел прочь.
– Болван, идиот, – шептал он. – Когда ты научишься держать язык за зубами, кретин!
– Эй, господа, глядите сюда! – раззадорился шулер. – А мы ее вот так! Прыг-скок-кувырок! Вот это да! Ну и беда!
– Черт, проклятье, зараза, – раздалось вокруг.
– Что вы из себя строите? – вырвалось у Крузо.
– Хороший вопрос! – Картежник выпрямился, предоставив волчьей стае пялиться в карты. – Угадай, где я буду завтра?
– В Южной Америке, – ответил Крузо. – Субсидировать какого-нибудь марионеточного диктатора.
– Неплохо, – кивнул шулер. – Следующая попытка.
– Или в карликовом европейском государстве, где маньяк-правитель держит при себе такого вот шамана, который перекачивает для него деньги в швейцарский банк.
– Да ты, юноша, поэт! У меня при себе есть письмо от Кастро. – Рука шулера легла на сердце. – И от Ботлесы, и еще от Манделы из Южной Африки. Выбирай – не хочу. Итак. – Он посмотрел в окно, за которым бушевала гроза. – Укажи любой карман, по своему выбору: правый, левый, наружный, внутренний. – Картежник провел рукой по пиджаку.
– Правый, – сказал Крузо.
Игрок опустил руку в правый карман пиджака, извлек запечатанную колоду карт и подбросил ее на ладони.
– Вскрывай. Отлично. Можно потасовать, проверить. Что-то не так?
– Ну…
– Дай сюда. – Он забрал колоду. – Следующий кон сыграем другой колодой, по твоему выбору.
Крузо покачал головой:
– Фокус не в этом. Все зависит от того, как сдать и как открыть. Колода не играет роли.
– На твой выбор.
Крузо выбрал две десятки и красную даму.
– Порядок! – Карты легли одна поверх другой. – Где дама?
– В середине.
Шулер перевернул карту и расплылся в улыбке:
– А ты шустрый!
– Вы шустрее. В том-то вся и штука, – сказал Крузо.
– Гляди: здесь целый ворох десяток, так? Это ставки, которые только что сделали присутствующие здесь господа. Ты нам мешаешь. Хочешь сыграть – милости просим, не хочешь – тогда не встревай.
– Я не буду встревать.
– Ну, так и быть. Поехали! Вот она, голубушка. Дама тут, дама там, дама нам, дама вам. Заблудилась! Где она? Решили идти ва-банк, ребята? Кто будет тянуть? Все согласны?
Яростный шепот.
– Все, – откликнулся кто-то один.
– Нет, не все! – произнес Крузо.
Воздух содрогнулся от десятка проклятий.
– Эй, умник, – сказал шулер с ледяным спокойствием. – Не создавай помехи, а то люди могут потерять все, что у них есть!
– Мои помехи тут ни при чем, – сказал Крузо. – Карты-то в ваших руках.
Издевки. Брань.
– Давай дальше! Не тяни, черт побери!
– Как скажете. – Все еще придерживая три карты своими чистыми пальцами, шулер провожал глазами грозу. – Ты все испортил. Сбил их с толку. Ты, и никто другой, нарушил равновесие, ауру, оболочку игры. Не обессудь, если мои друзья вышвырнут тебя из поезда, когда я открою карту.
– Они этого не сделают, – сказал Крузо.
Карта открылась.
Поезд с ревом тянулся сквозь потоки дождя и вспышки молний. Перед тем как захлопнуть дверь вагона, картежник подбросил сложенные веером карты в грозовой воздух. Листки вспорхнули, словно раненые голуби, и тут же облепили грудь и лицо Джеймса Крузо.
Вагон бизнес-класса, грохоча колесами, поплыл мимо; к окнам прижалось с десяток разъяренных лиц, кулаки молотили по стеклу.
Чемодан несколько раз перекувырнулся и замер.
Огни поезда скрылись из виду.
Крузо долго выжидал, а потом медленно наклонился, чтобы собрать карты. Пятьдесят две. Одну за другой.
Червонная дама. Еще одна. Снова червонная дама. И еще.
Опять дама…
Дама.
Сверкнула молния. Попади она прямо в него – он бы не почувствовал.
Шум, гам, крики.
Как бараны, подумал он, их стригут, а они блеют. Или как парашютисты, что сигают в пропасть без парашюта.
Он прищурился.
У стойки бара, взволнованные слепым предвкушением удачи, сгрудились пассажиры, так и напрашивающиеся, чтобы их обчистили, готовые по доброй воле лишиться хоть денег, хоть головы.
Попросту говоря, любители азартной игры.
Вот именно – любители, подумал Крузо и, встав из-за стола, нетвердым шагом двинулся вдоль стойки, чтобы заглянуть через плечо каждому из бизнесменов, которые вели себя как школяры, высыпавшие на большую перемену.
– Смотрите в оба! Открываем даму. Закрываем. Раз-два-три! Показывайте, где дама?
– Вот она! – раздался одинокий голос.
– Тьфу ты! – вскричал сдающий. – Последнюю сорочку проиграл! А ну, еще разок! Открыли, закрыли! Которая здесь дама?
Он даст им возможность, подумал Крузо, выиграть ровно два раза. А потом захлопнет ловушку.
– Вот она! – закричали все хором.
– Ну что ты скажешь! – воскликнул все тот же невидимый игрок. – Совсем меня раздели!
Крузо не мог удержаться, чтобы не посмотреть на этого разбитного шута.
Привстав на цыпочки, он развел в стороны чьи-то вздрагивающие плечи, ожидая неизвестно чего.
У человека, сидевшего за стойкой, не было ни кустистых бровей, ни напомаженных усов. Из ноздрей и ушей не торчали пучки черных волос. Кости черепа не бугрились под кожей. Неброский светлосерый костюм; завязанный аккуратным узлом темно-серый галстук. Ногти – пусть неухоженные, но чистые. Подумать только! Скромный обыватель, невозмутимый, словно проигрывает не в карты, а в детское лото.
Все ясно, думал Крузо, пока шулер не торопясь тасовал колоду. Эта тщательность выдавала в нем беса, нацепившего маску ангела. Под костюмом-тройкой прятался бледный призрак торговца мануфактурой.
– Остерегитесь, уважаемые! – Карты порхали у него в ладонях. – Не профукайте денежки!
Зрители, раззадорившись, приготовились бросать деньги в адский костер.
– Осади назад! Два четвертака – ставка высока!
Карты так и летали, словно сами по себе, а он обводил взглядом собравшихся, не обращая никакого внимания на колоду.
– Палец большой, где брат твой старшой? Что ж он невесел, головку-то повесил?
Все захохотали. Ну и шутник!
– Запутались, приятели? Растерялись? Неужели я и на этот раз пролечу?
– Да, да! – загалдела толпа.
– Черт! – Он заломил руки. – Черт! Где же красная дама? Давайте сначала!
– Нет, ни за что! Вот она, посредине! Открывай!
Карта перевернулась.
– Вот так штука! – вырвалось у кого-то.
– Боюсь смотреть. – Шулер сидел зажмурившись. – Сколько я просадил?
– Нисколько, – донесся шепот.
– Нисколько? – вытаращился картежник.
Все взоры были устремлены на черную карту.
– Слава богу, – пробубнил игрок. – Я-то думал, вы меня обобрали до нитки!
Его пальцы поползли вправо и открыли еще одну черную карту, потом двинулись влево. Дама!
– Дьявольщина! – выдохнул он. – Как она здесь оказалась? Слушайте, ребята, заберите свои деньги!
– Нет! Нет! – Каждый из проигравших отрицательно мотал головой. – С какой стати? Так уж вышло. Это просто…
– Ну ладно, раз вы настаиваете! Только больше не рискуйте!
Крузо закрыл глаза. Вот и все, подумал он. С этого момента остальные будут только проигрывать, делать ставки и снова проигрывать. Они вошли в раж.
– Вы уж простите, господа. Удачи вам! Ну-ка!
Крузо непроизвольно сжал кулаки. Сейчас ему было двенадцать лет, над верхней губой топорщились приклеенные усы, кругом толпились собравшиеся на его день рождения одноклассники, а он раскидывал «три листика». Смотрите, объявлял он, сейчас красная дама исчезнет! Мальчишки смеялись и галдели, а его руки так и мелькали, сгребая выигранные конфеты и тут же раздавая их обратно – по дружбе.
– Раз-два-три, не зевай, смотри!
Губы молча шептали забытую прибаутку, но голос был не его, голос принадлежал мошеннику, который облегчал чужие бумажники и пересчитывал деньги под ночной стук колес.
– Опять продули? Ребята, завязывайте, а то жены вас убьют! Ну, так и быть. Туз пик, трефовый король, красная дама. Больше вы ее не увидите!
– Как бы не так! Вот же она!
Крузо отвернулся, заклиная себя: не прислушивайся! Сядь за стол! Выпей! Забудь тот день рождения, забудь своих одноклассников. Да побыстрее!
Он успел сделать только один шаг.
– Вы, ребята, и так три раза кряду продули. Пора мне сматывать удочки, да и…
– Нет уж! Мы хотим отыграться, черт побери. Сдавай!
Крузо резко развернулся, как от удара, и оказался среди общего безумия.
– Дама всегда лежит слева, – не удержался он.
Все головы повернулись в его сторону.
– Она все время была на одном и том же месте. – Крузо повысил голос.
– А вы кто такой, сэр? – Не глядя в его сторону, шулер сгребал карты.
– Лучший фокусник в классе.
– Это серьезно: лучший фокусник в классе! – Игрок перехлестывал карты.
Зрители расступились.
– Я умею раскидывать «три листика», – вырвалось у Крузо.
– Поздравляю.
– Не стану вам мешать. Я только хотел, чтобы ни о чем не подозревающие люди…
Ни о чем не подозревающие люди начали тихо роптать.
– …поняли, что в «три листика» можно обыграть кого угодно.
По-прежнему глядя куда-то вбок, шулер подбросил колоду на ладони.
– Ах, так? Ну что ж, умник, сдавай! Господа, делайте ставки. В игру вступает юниор. Следите за его руками.
Крузо похолодел. Карты лежали на стойке.
– Не робей, сынок. Бери колоду!
– У меня не всегда выходит, но я знаю, как это делается.
– Ха! – победно огляделся шулер. – Все слышали? Знаю, говорит, только не умею! Так, что ли?
У Крузо в горле застрял комок.
– Да, так. Но…
– Никаких «но»! Смотрите все! Сейчас безногий побежит кросс! Безрукий станет биться врукопашную! Милостивые господа, не желаете ли сменить лошадей… – он посмотрел в окно: за стеклом мелькали огни, – на полпути в Цинциннати?
Милостивые господа, уничтожая Крузо взглядами, бурчали что-то невразумительное.
– Сдавай! Покажи, как умеешь обирать бедных.
Крузо отдернул руки от колоды, как от раскаленного бруска.
– Стесняешься при мне разводить лохов на деньги? – спросил шулер.
Не в бровь, а в глаз! Заслышав эти нелестные для себя слова, лохи дружно загудели.
– Неужели вы не понимаете, к чему идет дело? – сказал Крузо.
– Мы-то все понимаем! – раздался гомон толпы. – Раз на раз не приходится. Тут выиграл, там проиграл. Иди-ка ты, откуда пришел.
Крузо видел, как тьма уносится в прошлое, а города растворяются в ночи.
– В чем вы меня обвиняете, сэр, да еще при свидетелях? – вопрошал Добропорядочный Игрок. – Может, я насильник? Или похабник?
– Нет, – ответил Крузо, перекрывая общий ропот. – Вы всего-навсего мошенник! – И шепотом добавил: – Передергиваете карты.
Картежник весь подался вперед под негодующие выкрики, град оскорблений и всплески ярости.
– Уж не хотите ли вы сказать, любезный, что колода крапленая? Меченая? Клейменая?
– На картах нет ни крапа, ни меток, ни клейм, – сказал Крузо. – Все, что требуется, – это ловкость рук, престидижитация.
Силы небесные! Можно было подумать, он сказал «проституция»!
Джеймса Крузо сверлили шесть пар глаз.
Он неловко взял в руки колоду:
– Карты не крапленые. Но вашими пальцами управляют не запястья, не локти; и вообще, всем управляет…
– Договаривай, любезный.
– Сердце, – в отчаянии закончил Крузо.
Шулер ухмыльнулся:
– Ну, это ты хватил! Тут тебе не любовное свидание над Ниагарским водопадом.
– Вот именно! – закричали со всех сторон.
Чужие лица окружили его стеной.
– Извините, – сказал Крузо, – я сегодня очень устал.
Помимо своей воли он развернулся и, раскачиваясь, как пьяный, вместе с поездом – слева направо, слева направо, – выбрался в коридор. При его появлении проводник начал сосредоточенно компостировать какой-то старый билет, роняя на пол снежинки конфетти.
– Сэр, можно вас на минуту? – позвал Крузо.
Проводник заинтересовался ночным видом из окна.
– Сэр, – повторил Крузо. – Взгляните вот туда.
С большой неохотой проводник устремил взор в сторону горстки пассажиров, которые по-прежнему галдели, окружив шулера, а тот внушал им надежду – и тут же исподтишка бил наотмашь.
– Развлекаются люди, – изрек проводник.
– Да нет же, сэр! Этих людей бессовестно обманывают, стригут, обирают…
– Беспокойства от них никакого, – не дослушал проводник – Может, они справляют день рождения.
Крузо метнул быстрый взгляд в ту же сторону.
Там сбилось стадо буйволов, которые роптали на судьбу и жаждали попасть под ножницы стригаля.
– Чего изволите? – спросил проводник.
– Этого жулика надо вышвырнуть с поезда! Разве вы не видите, чем он занимается? Да ведь его дешевые трюки описаны даже в детских книжках!
Проводник наклонился к Джеймсу Крузо, чтобы проверить, не пахнет ли от него спиртным.
– Вы с ним знакомы, сэр? А его компания – ваши друзья-приятели?
– Нет, я просто… – выдохнул Крузо и тут же осекся. – Ах вот в чем дело! Как же до меня раньше не дошло! – Он вгляделся в непроницаемую физиономию проводника. – Эх, вы! – начал он, но продолжать не стал.
Вы с ним в сговоре, подумал он. На конечной станции разделите барыши!
– Погодите-ка, – сказал проводник.
Он вытащил из кармана маленькую черную книжечку и, послюнив палец, начал ее листать.
– Так-так, – сказал он. – Названия-то какие, сплошь библейско-египетские. Мемфис, штат Теннесси. Каир, штат Иллинойс. О! Следующая остановка и того чище будет. Вавилон!
– Там вы собираетесь высадить этого картежника?
– Нет. Кое-кого другого.
– Вы не посмеете.
– Это почему же? – удивился проводник.
Крузо отвернулся и побрел прочь.
– Болван, идиот, – шептал он. – Когда ты научишься держать язык за зубами, кретин!
– Эй, господа, глядите сюда! – раззадорился шулер. – А мы ее вот так! Прыг-скок-кувырок! Вот это да! Ну и беда!
– Черт, проклятье, зараза, – раздалось вокруг.
– Что вы из себя строите? – вырвалось у Крузо.
– Хороший вопрос! – Картежник выпрямился, предоставив волчьей стае пялиться в карты. – Угадай, где я буду завтра?
– В Южной Америке, – ответил Крузо. – Субсидировать какого-нибудь марионеточного диктатора.
– Неплохо, – кивнул шулер. – Следующая попытка.
– Или в карликовом европейском государстве, где маньяк-правитель держит при себе такого вот шамана, который перекачивает для него деньги в швейцарский банк.
– Да ты, юноша, поэт! У меня при себе есть письмо от Кастро. – Рука шулера легла на сердце. – И от Ботлесы, и еще от Манделы из Южной Африки. Выбирай – не хочу. Итак. – Он посмотрел в окно, за которым бушевала гроза. – Укажи любой карман, по своему выбору: правый, левый, наружный, внутренний. – Картежник провел рукой по пиджаку.
– Правый, – сказал Крузо.
Игрок опустил руку в правый карман пиджака, извлек запечатанную колоду карт и подбросил ее на ладони.
– Вскрывай. Отлично. Можно потасовать, проверить. Что-то не так?
– Ну…
– Дай сюда. – Он забрал колоду. – Следующий кон сыграем другой колодой, по твоему выбору.
Крузо покачал головой:
– Фокус не в этом. Все зависит от того, как сдать и как открыть. Колода не играет роли.
– На твой выбор.
Крузо выбрал две десятки и красную даму.
– Порядок! – Карты легли одна поверх другой. – Где дама?
– В середине.
Шулер перевернул карту и расплылся в улыбке:
– А ты шустрый!
– Вы шустрее. В том-то вся и штука, – сказал Крузо.
– Гляди: здесь целый ворох десяток, так? Это ставки, которые только что сделали присутствующие здесь господа. Ты нам мешаешь. Хочешь сыграть – милости просим, не хочешь – тогда не встревай.
– Я не буду встревать.
– Ну, так и быть. Поехали! Вот она, голубушка. Дама тут, дама там, дама нам, дама вам. Заблудилась! Где она? Решили идти ва-банк, ребята? Кто будет тянуть? Все согласны?
Яростный шепот.
– Все, – откликнулся кто-то один.
– Нет, не все! – произнес Крузо.
Воздух содрогнулся от десятка проклятий.
– Эй, умник, – сказал шулер с ледяным спокойствием. – Не создавай помехи, а то люди могут потерять все, что у них есть!
– Мои помехи тут ни при чем, – сказал Крузо. – Карты-то в ваших руках.
Издевки. Брань.
– Давай дальше! Не тяни, черт побери!
– Как скажете. – Все еще придерживая три карты своими чистыми пальцами, шулер провожал глазами грозу. – Ты все испортил. Сбил их с толку. Ты, и никто другой, нарушил равновесие, ауру, оболочку игры. Не обессудь, если мои друзья вышвырнут тебя из поезда, когда я открою карту.
– Они этого не сделают, – сказал Крузо.
Карта открылась.
Поезд с ревом тянулся сквозь потоки дождя и вспышки молний. Перед тем как захлопнуть дверь вагона, картежник подбросил сложенные веером карты в грозовой воздух. Листки вспорхнули, словно раненые голуби, и тут же облепили грудь и лицо Джеймса Крузо.
Вагон бизнес-класса, грохоча колесами, поплыл мимо; к окнам прижалось с десяток разъяренных лиц, кулаки молотили по стеклу.
Чемодан несколько раз перекувырнулся и замер.
Огни поезда скрылись из виду.
Крузо долго выжидал, а потом медленно наклонился, чтобы собрать карты. Пятьдесят две. Одну за другой.
Червонная дама. Еще одна. Снова червонная дама. И еще.
Опять дама…
Дама.
Сверкнула молния. Попади она прямо в него – он бы не почувствовал.
Шкура неубитого льва
– Ни фига себе! Ексель-моксель, матерь божья! – воскликнул Джерри Вулд.
– Вот этого не надо! – Его секретарша прекратила стучать по клавишам, чтобы подчистить опечатку в тексте сценария. – Я, между прочим, выросла в христианской семье.
– А я вырос на улицах Нью-Йорка, в Бронксе, – сказал Вулд, глядя в окно. – Да ты разуй глаза – смотри, что делается!
Секретарша подняла голову и увидела за окном то, что видел он.
– Перекрашивают студию в другой цвет. Это вроде бы первый павильон?
– Точно. Первый павильон, где мы в тридцать четвертом построили «Баунти» и дворец Марии Антуанетты, а в тридцать девятом – интерьеры Тары{1}. Подумать только, что они вытворяют!
– Вроде даже номер хотят поменять.
– Если бы поменять! Они его просто закрашивают, черт их раздери! Первого номера больше нет. Ты глянь, в переулке топчутся работяги с пластиковыми трафаретами – прикидывают, не маловата ли будет надпись.
Выйдя из-за письменного стола, секретарша сняла очки, чтобы лучше видеть вдаль.
– Как странно – «ХЫ». Что еще за «ХЫ»?
– Погоди, они не закончили. Видишь? Из палочки делают «Ю», так, что ли?
– Верно, получается «Ю». Спорим, я могу назвать все слово. «ХЬЮЗ»! Смотри-ка, что у них лежит на земле: длинный трафарет с буквами помельче. «Авиатехника»?
– Авиационный завод Хьюза{2}, мать честная!
– С каких это пор мы выпускаем самолеты? Конечно, время сейчас военное, но все же…
– Какие, к дьяволу, самолеты? – вскричал, отвернувшись от окна, Джерри Вулд.
– Ага, значит, снимаем эпизоды воздушных боев?
– Какие, к чертям собачьим, воздушные бои?
– Ничего не понимаю…
– А ты нацепи очки да погляди. Думай головой! С чего бы эти прохвосты стали замазывать номер и выводить новое название, а? С какой радости? Мы не снимаем кино про авианосцы, не занимаемся сборкой истребителей «пэ-тридцать восемь», не выпускаем… Проклятье! Нет, ты глянь!
В полуденном калифорнийском небе, прямо над крышей павильона, маячила какая-то тень.
Секретарша приложила ладонь козырьком.
– Ой, кажется, я с ума схожу, – вырвалось у нее.
– Не ты одна. Что теперь скажешь?
Она снова прищурилась.
– Воздушный шар? Аэростат заграждения?
– Вот именно! Наконец-то дошло!
Закрыв рот, секретарша внимательно рассмотрела серое воздушное чудовище и опустилась на стул.
– По какому адресу отсылать письмо? – спросила она.
Джерри Вулд обернулся к ней со зверским выражением лица.
– Да пропади оно пропадом, это письмо – тут весь мир летит в тартарары! Ты что, не понимаешь, чем тут пахнет? Не понимаешь, что все это значит? Спрашиваю тебя: с чего бы «МГМ»{3} стала прятаться за аэростатом? А вот, кстати, и второй прилетел! Парочкой ходят!
– Действительно, с чего бы это? Военных объектов здесь нет, бомбить с воздуха нечего. – Отпечатав еще несколько писем, она вдруг замерла и рассмеялась. – Что-то я сегодня туго соображаю! Мы сами и есть военный объект!
Она опять встала из-за стола и подошла к окну: трафарет был закреплен на стене первого павильона, и рабочие уже начали распылять краску из баллонов.
– Так и есть, – негромко сказала она. – Концерн «Хьюз». Авиатехника. Когда, интересно, новый владелец собирается сюда переезжать?
– Кто? Самодур Говард? Чудила Гоуи? Долбаный миллиардер Хьюз?
– Ну, можно и так сказать.
– Никуда он не собирается переезжать – прилип задницей к своему креслу и затихарился в трех милях отсюда. Сама посуди. Пораскинь мозгами. «МГМ» стоит в двух милях от тихоокеанского побережья, в двух кварталах от того места, где Лорел и Гарди{4} в двадцать восьмом лавировали среди трамваев на своей колымаге. А в трех милях к северу от нас, но тоже в двух милях от океанского побережья, стоит…
Он умолк, предоставив ей догадаться.
– Авиационный завод Хьюза?
Закрыв глаза, он прижался горячим лбом к прохладному оконному стеклу.
– Умница, скушай конфетку.
– Ох, умру сейчас, – выдохнула она с облегчением.
– Не ты одна.
– Тот, кто перекрашивает здание и замазывает номер павильона, просто решил подстраховаться на случай воздушного налета или атаки подводных лодок со стороны Калвер-Сити{5}: пусть, мол, япошки думают, будто Кларк Гейбл{6} и Спенсер Трейси{7} прыгают перед камерой в трех милях к северу, там, где на самом деле стоит авиационный завод Хьюза, а в это время у нас, на «МГМ», круглые сутки в поте лица собирают истребители!
Джерри Вулд, открыв глаза, стал разглядывать неопровержимые доказательства этой версии.
– Надо сказать, павильон действительно похож на ангар. Или ангар похож на павильон. Развешивай вывески на свой вкус – и добро пожаловать, японский друг. Банзай!
– Потрясающе! – воскликнула секретарша.
– Ты уволена, – сказал он.
– Что?
– Печатай письмо, я продиктую.
– Опять письмо?
– Мистеру Сиду Голдфарбу.
– Да ведь он сидит выше этажом.
– Ты не рассуждай, а печатай. Голдфарбу, Сиднею. Уважаемый Сид. Нет, зачеркни. Просто «Сид». У меня нет слов. Что, черт возьми, происходит? В восемь утра прихожу к себе в кабинет, который до сих пор находился в стенах студии «МГМ». Около двенадцати спускаюсь в столовую – а там Хьюз тискает официанток. Кто додумался пустить его к нам?
– Вот именно, хотелось бы знать, – поддакнула секретарша.
– Ты уволена, – бросил Джерри Вулд.
– Диктуй дальше, – сказала секретарша.
– Уважаемый Сид. На чем я остановился? Ага, вот. Сид, почему нас не поставили в известность, когда планировался этот камуфляж? Помните старый розыгрыш? Нас всех отправили в дозор, объяснив, что по бульвару Калвер вот-вот поплывут айсберги, велели приходить с семьями, с братьями-сестрами – с родными и двоюродными. Сегодня этот гнусный айсберг уже здесь. На нем теннисные туфли и авиаторская кожанка; под усами прячется похотливая усмешка. Сидней, я отдал студии двенадцать лет и отказываюсь понимать… э-э-э… черт, закончи там как-нибудь. «С уважением». Нет, «с уважением» не надо. «С возмущением». Именно так: «с возмущением». Давай сюда, я подпишу.
Выхватив письмо из машинки, он занес авторучку.
– Отнеси наверх и швырни ему через порог.
– За такое письмо убить могут.
– Лучше быть убитым, чем уволенным.
Она не двигалась с места.
– Ну, в чем дело?
– Жду, пока ты остынешь. Скорее всего, через полчаса тебе захочется порвать это письмо на мелкие клочки.
– Я не остыну и не захочу порвать письмо. Ступай.
Но секретарша сидела в той же позе и в упор смотрела на Джерри Вулда, пока к нему не вернулся обычный цвет лица, а в углах рта не разгладились жесткие складки. После этого она спокойно сложила письмо и разорвала его раз, другой, третий, четвертый. Обрывки полетели в корзину для бумаг.
– Сколько раз за сегодняшний день я тебя уволил?
– Всего ничего – трижды.
– Еще один раз – и можешь подыскивать себе место. Соедини-ка меня с заводом Хьюза.
– Я все думаю: когда же до тебя…
– Ты не думай, а звони.
Она полистала телефонный справочник, подчеркнула нужный номер и подняла глаза:
– Кто конкретно тебе нужен?
– Господин миллиардер в теннисных туфлях и авиаторской кожанке.
– Неужели ты полагаешь, что он сам отвечает на звонки?
– А ты расстарайся.
Секретарша расстаралась: пока он стоял у окна и грыз ноготь, наблюдая за ходом работ, она вела какие-то переговоры.
– Убиться можно, – недоуменно сказала она через пару минут, прикрыв трубку ладонью. – Он у аппарата! Собственной персоной!
– Нашла время шутить! – огрызнулся Джерри Вулд.
Пожав плечами, она подвинула к нему телефон.
Он схватил трубку.
– Алло, кто говорит? Как вы сказали? О, добрый день, Говард, то есть мистер Хьюз. Конечно. Вас беспокоит студия «МГМ». Кто я такой? Вулд. Джерри Вулд. Что-что? Вы и так расслышали? Вы смотрели «Возвращение на Бродвей»? И «Годы славы». Ах да, ведь вы стояли во главе студии «РКО», верно? Конечно, конечно. Видите ли, мистер Хьюз, у нас возникла небольшая проблема. Постараюсь изложить коротко и ясно.
Он умолк и подмигнул секретарше.
Та подмигнула ему в ответ. Голос на другом конце провода звучал ровно и вежливо.
– Неужели? – переспросил Джерри Вулд. – У вас тоже происходят перемены? Тогда вы догадываетесь о причине моего звонка, сэр. На стене первого павильона нашей студии появилась надпись «Хьюз», а теперь рабочие заканчивают слово «авиатехника». Вас это радует? Да, смотрится великолепно. Я хотел спросить, Говард… мистер Хьюз: не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение?
Говорите какое, невозмутимо произнес далекий голос.
– Мне вот что пришло в голову: на страже наших границ теперь не стоит Пол Ревир{8}, и если сюда по воздуху или по морю нагрянут японцы, они увидят эти огромные буквы, что появились прямо у меня под окном, и забросают нашу студию бомбами, приняв ее за военный завод – собственность концерна «Хьюз». Блестящий ход, сэр, просто блестящий. Что-что? Всем ли на студии пришлась по нраву эта затея? Не могу сказать, чтобы сотрудники пустились в пляс от радости, но все оценили ваш потрясающий замысел. Итак, позвольте изложить суть вопроса. У меня сейчас дел невпроворот. Шесть картин в производстве, две – уже в монтажной, еще три вот-вот будут запущены. Мне позарез нужны нормальные условия для работы, вы согласны? Вот именно. Да. Совершенно верно. Понимаю, понимаю, в одном из ваших ангаров есть тихий уголок, где можно… Вы буквально читаете мои мысли. Как вы сказали? Да-да, сразу после обеда моя секретарша отнесет туда несколько папок. У вас есть пишущая машинка? Значит, свою можно не брать. Ей-богу, Го… мистер Хьюз, вы просто чудо. Тогда услуга за услугу: не желаете ли переехать в мой кабинет? Шучу, шучу. О'кей. Спасибо. Благодарю вас. Хорошо. Она уже идет к вам.
– Вот этого не надо! – Его секретарша прекратила стучать по клавишам, чтобы подчистить опечатку в тексте сценария. – Я, между прочим, выросла в христианской семье.
– А я вырос на улицах Нью-Йорка, в Бронксе, – сказал Вулд, глядя в окно. – Да ты разуй глаза – смотри, что делается!
Секретарша подняла голову и увидела за окном то, что видел он.
– Перекрашивают студию в другой цвет. Это вроде бы первый павильон?
– Точно. Первый павильон, где мы в тридцать четвертом построили «Баунти» и дворец Марии Антуанетты, а в тридцать девятом – интерьеры Тары{1}. Подумать только, что они вытворяют!
– Вроде даже номер хотят поменять.
– Если бы поменять! Они его просто закрашивают, черт их раздери! Первого номера больше нет. Ты глянь, в переулке топчутся работяги с пластиковыми трафаретами – прикидывают, не маловата ли будет надпись.
Выйдя из-за письменного стола, секретарша сняла очки, чтобы лучше видеть вдаль.
– Как странно – «ХЫ». Что еще за «ХЫ»?
– Погоди, они не закончили. Видишь? Из палочки делают «Ю», так, что ли?
– Верно, получается «Ю». Спорим, я могу назвать все слово. «ХЬЮЗ»! Смотри-ка, что у них лежит на земле: длинный трафарет с буквами помельче. «Авиатехника»?
– Авиационный завод Хьюза{2}, мать честная!
– С каких это пор мы выпускаем самолеты? Конечно, время сейчас военное, но все же…
– Какие, к дьяволу, самолеты? – вскричал, отвернувшись от окна, Джерри Вулд.
– Ага, значит, снимаем эпизоды воздушных боев?
– Какие, к чертям собачьим, воздушные бои?
– Ничего не понимаю…
– А ты нацепи очки да погляди. Думай головой! С чего бы эти прохвосты стали замазывать номер и выводить новое название, а? С какой радости? Мы не снимаем кино про авианосцы, не занимаемся сборкой истребителей «пэ-тридцать восемь», не выпускаем… Проклятье! Нет, ты глянь!
В полуденном калифорнийском небе, прямо над крышей павильона, маячила какая-то тень.
Секретарша приложила ладонь козырьком.
– Ой, кажется, я с ума схожу, – вырвалось у нее.
– Не ты одна. Что теперь скажешь?
Она снова прищурилась.
– Воздушный шар? Аэростат заграждения?
– Вот именно! Наконец-то дошло!
Закрыв рот, секретарша внимательно рассмотрела серое воздушное чудовище и опустилась на стул.
– По какому адресу отсылать письмо? – спросила она.
Джерри Вулд обернулся к ней со зверским выражением лица.
– Да пропади оно пропадом, это письмо – тут весь мир летит в тартарары! Ты что, не понимаешь, чем тут пахнет? Не понимаешь, что все это значит? Спрашиваю тебя: с чего бы «МГМ»{3} стала прятаться за аэростатом? А вот, кстати, и второй прилетел! Парочкой ходят!
– Действительно, с чего бы это? Военных объектов здесь нет, бомбить с воздуха нечего. – Отпечатав еще несколько писем, она вдруг замерла и рассмеялась. – Что-то я сегодня туго соображаю! Мы сами и есть военный объект!
Она опять встала из-за стола и подошла к окну: трафарет был закреплен на стене первого павильона, и рабочие уже начали распылять краску из баллонов.
– Так и есть, – негромко сказала она. – Концерн «Хьюз». Авиатехника. Когда, интересно, новый владелец собирается сюда переезжать?
– Кто? Самодур Говард? Чудила Гоуи? Долбаный миллиардер Хьюз?
– Ну, можно и так сказать.
– Никуда он не собирается переезжать – прилип задницей к своему креслу и затихарился в трех милях отсюда. Сама посуди. Пораскинь мозгами. «МГМ» стоит в двух милях от тихоокеанского побережья, в двух кварталах от того места, где Лорел и Гарди{4} в двадцать восьмом лавировали среди трамваев на своей колымаге. А в трех милях к северу от нас, но тоже в двух милях от океанского побережья, стоит…
Он умолк, предоставив ей догадаться.
– Авиационный завод Хьюза?
Закрыв глаза, он прижался горячим лбом к прохладному оконному стеклу.
– Умница, скушай конфетку.
– Ох, умру сейчас, – выдохнула она с облегчением.
– Не ты одна.
– Тот, кто перекрашивает здание и замазывает номер павильона, просто решил подстраховаться на случай воздушного налета или атаки подводных лодок со стороны Калвер-Сити{5}: пусть, мол, япошки думают, будто Кларк Гейбл{6} и Спенсер Трейси{7} прыгают перед камерой в трех милях к северу, там, где на самом деле стоит авиационный завод Хьюза, а в это время у нас, на «МГМ», круглые сутки в поте лица собирают истребители!
Джерри Вулд, открыв глаза, стал разглядывать неопровержимые доказательства этой версии.
– Надо сказать, павильон действительно похож на ангар. Или ангар похож на павильон. Развешивай вывески на свой вкус – и добро пожаловать, японский друг. Банзай!
– Потрясающе! – воскликнула секретарша.
– Ты уволена, – сказал он.
– Что?
– Печатай письмо, я продиктую.
– Опять письмо?
– Мистеру Сиду Голдфарбу.
– Да ведь он сидит выше этажом.
– Ты не рассуждай, а печатай. Голдфарбу, Сиднею. Уважаемый Сид. Нет, зачеркни. Просто «Сид». У меня нет слов. Что, черт возьми, происходит? В восемь утра прихожу к себе в кабинет, который до сих пор находился в стенах студии «МГМ». Около двенадцати спускаюсь в столовую – а там Хьюз тискает официанток. Кто додумался пустить его к нам?
– Вот именно, хотелось бы знать, – поддакнула секретарша.
– Ты уволена, – бросил Джерри Вулд.
– Диктуй дальше, – сказала секретарша.
– Уважаемый Сид. На чем я остановился? Ага, вот. Сид, почему нас не поставили в известность, когда планировался этот камуфляж? Помните старый розыгрыш? Нас всех отправили в дозор, объяснив, что по бульвару Калвер вот-вот поплывут айсберги, велели приходить с семьями, с братьями-сестрами – с родными и двоюродными. Сегодня этот гнусный айсберг уже здесь. На нем теннисные туфли и авиаторская кожанка; под усами прячется похотливая усмешка. Сидней, я отдал студии двенадцать лет и отказываюсь понимать… э-э-э… черт, закончи там как-нибудь. «С уважением». Нет, «с уважением» не надо. «С возмущением». Именно так: «с возмущением». Давай сюда, я подпишу.
Выхватив письмо из машинки, он занес авторучку.
– Отнеси наверх и швырни ему через порог.
– За такое письмо убить могут.
– Лучше быть убитым, чем уволенным.
Она не двигалась с места.
– Ну, в чем дело?
– Жду, пока ты остынешь. Скорее всего, через полчаса тебе захочется порвать это письмо на мелкие клочки.
– Я не остыну и не захочу порвать письмо. Ступай.
Но секретарша сидела в той же позе и в упор смотрела на Джерри Вулда, пока к нему не вернулся обычный цвет лица, а в углах рта не разгладились жесткие складки. После этого она спокойно сложила письмо и разорвала его раз, другой, третий, четвертый. Обрывки полетели в корзину для бумаг.
– Сколько раз за сегодняшний день я тебя уволил?
– Всего ничего – трижды.
– Еще один раз – и можешь подыскивать себе место. Соедини-ка меня с заводом Хьюза.
– Я все думаю: когда же до тебя…
– Ты не думай, а звони.
Она полистала телефонный справочник, подчеркнула нужный номер и подняла глаза:
– Кто конкретно тебе нужен?
– Господин миллиардер в теннисных туфлях и авиаторской кожанке.
– Неужели ты полагаешь, что он сам отвечает на звонки?
– А ты расстарайся.
Секретарша расстаралась: пока он стоял у окна и грыз ноготь, наблюдая за ходом работ, она вела какие-то переговоры.
– Убиться можно, – недоуменно сказала она через пару минут, прикрыв трубку ладонью. – Он у аппарата! Собственной персоной!
– Нашла время шутить! – огрызнулся Джерри Вулд.
Пожав плечами, она подвинула к нему телефон.
Он схватил трубку.
– Алло, кто говорит? Как вы сказали? О, добрый день, Говард, то есть мистер Хьюз. Конечно. Вас беспокоит студия «МГМ». Кто я такой? Вулд. Джерри Вулд. Что-что? Вы и так расслышали? Вы смотрели «Возвращение на Бродвей»? И «Годы славы». Ах да, ведь вы стояли во главе студии «РКО», верно? Конечно, конечно. Видите ли, мистер Хьюз, у нас возникла небольшая проблема. Постараюсь изложить коротко и ясно.
Он умолк и подмигнул секретарше.
Та подмигнула ему в ответ. Голос на другом конце провода звучал ровно и вежливо.
– Неужели? – переспросил Джерри Вулд. – У вас тоже происходят перемены? Тогда вы догадываетесь о причине моего звонка, сэр. На стене первого павильона нашей студии появилась надпись «Хьюз», а теперь рабочие заканчивают слово «авиатехника». Вас это радует? Да, смотрится великолепно. Я хотел спросить, Говард… мистер Хьюз: не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение?
Говорите какое, невозмутимо произнес далекий голос.
– Мне вот что пришло в голову: на страже наших границ теперь не стоит Пол Ревир{8}, и если сюда по воздуху или по морю нагрянут японцы, они увидят эти огромные буквы, что появились прямо у меня под окном, и забросают нашу студию бомбами, приняв ее за военный завод – собственность концерна «Хьюз». Блестящий ход, сэр, просто блестящий. Что-что? Всем ли на студии пришлась по нраву эта затея? Не могу сказать, чтобы сотрудники пустились в пляс от радости, но все оценили ваш потрясающий замысел. Итак, позвольте изложить суть вопроса. У меня сейчас дел невпроворот. Шесть картин в производстве, две – уже в монтажной, еще три вот-вот будут запущены. Мне позарез нужны нормальные условия для работы, вы согласны? Вот именно. Да. Совершенно верно. Понимаю, понимаю, в одном из ваших ангаров есть тихий уголок, где можно… Вы буквально читаете мои мысли. Как вы сказали? Да-да, сразу после обеда моя секретарша отнесет туда несколько папок. У вас есть пишущая машинка? Значит, свою можно не брать. Ей-богу, Го… мистер Хьюз, вы просто чудо. Тогда услуга за услугу: не желаете ли переехать в мой кабинет? Шучу, шучу. О'кей. Спасибо. Благодарю вас. Хорошо. Она уже идет к вам.