Ночной поезд на Вавилон

Night Train to Babylon, 1997 год
Переводчик: Е. Петрова

   Скорый поезд, раскачиваясь и подрагивая, как пьяный, уносил Джеймса Крузо из Чикаго; проводник заглянул в бар, подмигнул ему и, шатаясь из стороны в сторону, побрел дальше. Джеймс Крузо прислушивался.
   Шум, гам, крики.
   Как бараны, подумал он, их стригут, а они блеют. Или как парашютисты, что сигают в пропасть без парашюта.
   Он прищурился.
   У стойки бара, взволнованные слепым предвкушением удачи, сгрудились пассажиры, так и напрашивающиеся, чтобы их обчистили, готовые по доброй воле лишиться хоть денег, хоть головы.
   Попросту говоря, любители азартной игры.
   Вот именно — любители, подумал Крузо и, встав из-за стола, нетвердым шагом двинулся вдоль стойки, чтобы заглянуть через плечо каждому из бизнесменов, которые вели себя как школяры, высыпавшие на большую перемену.
   Смотрите в оба! Открываем даму. Закрываем. Раз-два-три! Показывайте, где дама?
   — Вот она! — раздался одинокий голос.
   — Тьфу ты! — вскричал сдающий. — Последнюю сорочку проиграл! А ну, еще разок! Открыли, закрыли! Которая здесь дама?
   Он даст им возможность, подумал Крузо, выиграть ровно два раза. А потом захлопнет ловушку.
   — Вот она! — закричали все хором.
   — Ну что ты скажешь! — воскликнул все тот же невидимый игрок. — Совсем меня раздели!
   Крузо не мог удержаться, чтобы не посмотреть на этого разбитного шута.
   Привстав на цыпочки, он развел в стороны чьи-то вздрагивающие плечи, ожидая неизвестно чего.
   У человека, сидевшего за стойкой, не было ни кустистых бровей, ни напомаженных усов. Из ноздрей и ушей не торчали пучки черных волос. Кости черепа не бугрились под кожей. Неброский светло-серый костюм; завязанный аккуратным узлом темно-серый галстук. Ногти — пусть не ухоженные, но чистые. Подумать только! Скромный обыватель, невозмутимый, словно проигрывает не в карты, а в детское лото.
   Все ясно, думал Крузо, пока шулер не торопясь тасовал колоду. Эта тщательность выдавала в нем беса, нацепившего маску ангела. Под костюмом-тройкой прятался бледный призрак торговца мануфактурой.
   — Остерегитесь, уважаемые! — Карты порхали унего в ладонях. — Не профукайте денежки!
   Зрители, раззадорившись, приготовились бросать деньги в адский костер.
   — Осади назад! Два четвертака — ставка высока!
   Карты так и летали, словно сами по себе, а он обводил взглядом собравшихся, не обращая никакого внимания на колоду.
   — Палец большой, где брат твой старшой? Что ж он невесел, головку-то повесил?
   Все захохотали. Ну и шутник!
   — Запутались, приятели? Растерялись? Неужели я и на этот раз пролечу?
   — Да, да! — загалдела толпа.
   — Черт! — Он заломил руки. — Черт! Где же красная дама? Давайте сначала!
   — Нет, ни за что! Вот она, посредине! Открывай! Карта перевернулась.
   — Вот так штука! — вырвалось у кого-то.
   — Боюсь смотреть. — Шулер сидел зажмурившись. — Сколько я просадил?
   — Нисколько, — донесся шепот.
   — Нисколько? — вытаращился картежник. Все взоры были устремлены на черную карту.
   — Слава богу, — пробубнил игрок. — Я-то думал, вы меня обобрали до нитки!
   Его пальцы поползли вправо и открыли еще одну черную карту, потом двинулись влево. Дама!
   — Дьявольщина! — выдохнул он. — Как она здесь оказалась? Слушайте, ребята, заберите свои деньги!
   — Нет! Нет! — Каждый из проигравших отрицательно мотал головой. — С какой стати? Так уж вышло. Это просто…
   — Ну ладно, раз вы настаиваете! Только больше не рискуйте!
   Крузо закрыл глаза. Вот и все, подумал он. С этого момента остальные будут только проигрывать, делать ставки и снова проигрывать. Они вошли в раж.
   — Вы уж простите, господа. Удачи вам! Ну-ка!
   Крузо непроизвольно сжал кулаки. Сейчас ему было двенадцать лет, над верхней губой топорщились приклеенные усы, кругом толпились собравшиеся на его день рождения одноклассники, а он раскидывал «три листика». Смотрите, объявлял он, сейчас красная дама исчезнет! Мальчишки смеялись и галдели, а его руки так и мелькали, сгребая выигранные конфеты и тут же раздавая их обратно — по дружбе.
   — Раз-два-три, не зевай, смотри!
   Губы молча шептали забытую прибаутку, но голос был не его, голос принадлежал мошеннику, который облегчал чужие бумажники и пересчитывал деньги под ночной стук колес.
   — Опять продули? Ребята, завязывайте, а то жены вас убьют! Ну, так и быть. Туз пик, трефовый король, красная дама. Больше вы ее не увидите!
   — Как бы не так! Вот же она!
   Крузо отвернулся, заклиная себя: не прислушивайся! Сядь за стол! Выпей! Забудь тот день рождения, забудь своих одноклассников. Да побыстрее!
   Он успел сделать только один шаг.
   — Вы, ребята, и так три раза кряду продули. Пора мне сматывать удочки, да и…
   — Нет уж! Мы хотим отыграться, черт побери. Сдавай!
   Крузо резко развернулся, как от удара, и оказался среди общего безумия.
   — Дама всегда лежит слева, — не удержался он. Все головы повернулись в его сторону.
   — Она все время была на одном и том же месте. — Крузо повысил голос.
   — А вы кто такой, сэр? — Не глядя в его сторону, шулер сгребал карты.
   — Лучший фокусник в классе.
   — Это серьезно: лучший фокусник в классе! — Игрок перехлестывал карты.
   Зрители расступились.
   — Я умею раскидывать «три листика», — вырвалось у Крузо.
   — Поздравляю.
   — Не стану вам мешать. Я только хотел, чтобы ни о чем не подозревающие люди…
   Ни о чем не подозревающие люди начали тихо роптать.
   — …поняли, что в «три листика» можно обыграть кого угодно.
   По-прежнему глядя куда-то вбок, шулер подбросил колоду на ладони.
   — Ах, так? Ну, что ж, умник, сдавай! Господа, делайте ставки. В игру вступает юниор. Следите за его руками.
   Крузо похолодел. Карты лежали на стойке.
   — Не робей, сынок. Бери колоду!
   — У меня не всегда выходит, но я знаю, как это делается.
   — Ха! — победно огляделся шулер. — Все слышали? Знаю, говорит, только не умею! Так, что ли?
   У Крузо в горле застрял комок.
   — Да, так. Но…
   — Никаких «но»! Смотрите все! Сейчас безногий побежит кросс! Безрукий станет биться врукопашную! Милостивые господа, не желаете ли сменить лошадей… — он посмотрел в окно: за стеклом мелькали огни, — …на полпути в Цинциннати?
   Милостивые господа, уничтожая Крузо взглядами, бурчали что-то невразумительное.
   — Сдавай! Покажи, как умеешь обирать бедных.
   Крузо отдернул руки от колоды, как от раскаленного бруска.
   — Стесняешься при мне разводить лохов на деньги? — спросил шулер.
   Не в бровь, а в глаз! Заслышав эти нелестны для себя слова, лохи дружно загудели.
   — Неужели вы не понимаете, к чему идет дело? — сказал Крузо.
   — Мы-то все понимаем! — раздался гомон толпы. — Раз на раз не приходится. Тут выиграл, там проиграл. Иди-ка ты, откуда пришел.
   Крузо видел, как тьма уносится в прошлое, города растворяются в ночи.
   — В чем вы меня обвиняете, сэр, да еще при свидетелях? — вопрошал Добропорядочный Игрок. — Может, я насильник? Или похабник?
   — Нет, — ответил Крузо, перекрывая общий ропот. — Вы всего-навсего мошенник! — И шепотом добавил: — Передергиваете карты.
   Картежник весь подался вперед под негодующи выкрики, град оскорблений и всплески ярости.
   — Уж не хотите ли вы сказать, любезный, что колода крапленая? Меченая? Клейменая?
   — На картах нет ни крапа, ни меток, ни клейм, — сказал Крузо. — Все, что требуется, — это ловкость рук, престидижитация.
   Силы небесные! Можно было подумать, он сказал «проституция»!
   Джеймса Крузо сверлили шесть пар глаз. Он неловко взял в руки колоду:
   — Карты не крапленые. Но вашими пальцам управляют не запястья, не локти; и вообще, всем управляет…
   — Договаривай, любезный.
   — Сердце, — в отчаянии закончил Крузо.
   Шулер ухмыльнулся:
   — Ну, это ты хватил! Тут тебе не любовное свидание над Ниагарским водопадом.
   — Вот именно! — закричали со всех сторон. Чужие лица окружили его стеной.
   — Извините, — сказал Крузо, — я сегодня очень устал.
   Помимо своей воли он развернулся и, раскачиваясь, как пьяный, вместе с поездом — слева направо, слева направо, — выбрался в коридор. При его появлении проводник начал сосредоточенно компостировать какой-то старый билет, роняя на пол снежинки конфетти.
   — Сэр, можно вас на минуту? — позвал Крузо. Проводник заинтересовался ночным видом из окна.
   — Сэр, — повторил Крузо. — Взгляните вот туда. С большой неохотой проводник устремил взор в сторону горстки пассажиров, которые по-прежнему галдели, окружив шулера, а тот внушал им надежду — и тут же исподтишка бил наотмашь.
   — Развлекаются люди, — изрек проводник.
   — Да нет же, сэр! Этих людей бессовестно обманывают, стригут, обирают…
   — Беспокойства от них никакого, — не дослушал проводник. — Может, они день рождения справляют.
   Крузо метнул быстрый взгляд в ту же сторону. Там сбилось стадо буйволов, которые роптали на судьбу и жаждали попасть под ножницы стригаля.
   — Чего изволите? — спросил проводник.
   — Этого жулика надо вышвырнуть с поезда! Разве вы не видите, чем он занимается? Да ведь его дешевые трюки описаны даже в детских книжках!
   Проводник наклонился к Джеймсу Крузо, чтобы проверить, не пахнет ли от него спиртным.
   — Вы с ним знакомы, сэр? А его компания — ваши друзья-приятели?
   — Нет, я просто… — выдохнул Крузо и тут же осекся. — Ах, вот в чем дело! Как же до меня раньше не дошло! — Он вгляделся в непроницаемую физиономию проводника. — Эх, вы! — начал он, но продолжать не стал.
   Вы с ним в сговоре, подумал он. На конечной станции разделите барыши!
   — Погодите-ка, — сказал проводник.
   Он вытащил из кармана маленькую черную книжечку и, послюнив палец, начал ее листать.
   — Так-так, — сказал он. — Названия-то какие, сплошь библейско-египетские. Мемфис, штат Теннесси. Каир, штат Иллинойс. О! Следующая остановка и того чище будет. Вавилон!
   — Там вы собираетесь высадить этого картежника?
   — Нет. Кое-кого другого.
   — Вы не посмеете.
   — Это почему же? — удивился проводник.
   Крузо отвернулся и побрел прочь.
   — Болван, идиот, — шептал он. — Когда ты научишься держать язык за зубами, кретин!
   — Эй, господа, глядите сюда! — раззадорился шулер. — А мы ее вот так! Прыг-скок-кувырок! Вот это да! Ну и беда!
   — Черт, проклятье, зараза, — раздалось вокруг.
   — Что вы из себя строите? — вырвалось у Крузо.
   — Хороший вопрос! — Картежник выпрямился, предоставив волчьей стае пялиться в карты. — Угадай, где я буду завтра?
   — В Южной Америке, — ответил Крузо. — Субсидировать какого-нибудь марионеточного диктатора.
   — Неплохо, — кивнул шулер. — Следующая попытка.
   — Или в карликовом европейском государстве, где маньяк-правитель держит при себе такого вот шамана, который перекачивает для него деньги в швейцарский банк.
   — Да ты, юноша, поэт! У меня при себе есть письмо от Кастро. — Рука шулера легла на сердце. — И от Ботлесы, и еще от Манделы из Южной Африки. Выбирай — не хочу. Итак. — Он посмотрел вокно, за которым бушевала гроза. — Укажи любой карман, по своему выбору: правый, левый, наружный, внутренний. — Картежник провел рукой по пиджаку.
   — Правый, — сказал Крузо.
   Игрок опустил руку в правый карман пиджака, извлек запечатанную колоду карт и подбросил ее на ладони.
   — Вскрывай. Отлично. Можно потасовать, проверить. Что-то не так?
   — Ну…
   — Дай сюда. — Он забрал колоду. — Следующий кон сыграем другой колодой, по твоему выбору.
   Крузо покачал головой:
   — Фокус не в этом. Все зависит от того, как сдать и как открыть. Колода не играет роли.
   — На твой выбор.
   Крузо выбрал две десятки и красную даму.
   — Порядок! — Карты легли одна поверх другой. — Где дама?
   — В середине.
   Шулер перевернул карту и расплылся в улыбке:
   — А ты шустрый!
   — Вы шустрее. В том-то вся и штука, — сказал Крузо.
   Гляди: здесь целый ворох десяток, так? Это ставки, которые только что сделали присутствующие здесь господа. Ты нам мешаешь. Хочешь сыграть — милости просим, не хочешь — тогда не встревай.
   — Я не буду встревать.
   — Ну, так и быть. Поехали! Вот она, голубушка. Дама тут, дама там, дама нам, дама вам. Заблудилась! Где она? Решили идти ва-банк, ребята? Кто будет тянуть? Все согласны?
   Яростный шепот.
   — Все, — откликнулся кто-то один.
   — Нет, не все! — произнес Крузо. Воздух содрогнулся от десятка проклятий.
   — Эй, умник, — сказал шулер с ледяным спокойствием. — Не создавай помехи, а то люди могут потерять все, что у них есть!
   — Мои помехи тут ни при чем, — сказал Крузо. — Карты-то в ваших руках.
   Издевки. Брань.
   — Давай дальше! Не тяни, черт побери!
   — Как скажете. — Все еще придерживая три карты своими чистыми пальцами, шулер провожал глазами грозу. — Ты все испортил. Сбил их с толку. Ты, и никто другой, нарушил равновесие, ауру, оболочку игры. Не обессудь, если мои друзья вышвырнут тебя из поезда, когда я открою карту.
   — Они этого не сделают, — сказал Крузо. Карта открылась.
   Поезд с ревом тянулся сквозь потоки дождя и вспышки молний. Перед тем как захлопнуть дверь вагона, картежник подбросил сложенные веером карты в грозовой воздух. Листки вспорхнули, словно раненые голуби, и тут же облепили грудь и лицо Джеймса Крузо.
   Вагон бизнес-класса, грохоча колесами, поплыл мимо; к окнам прижалось с десяток разъяренных лиц, кулаки молотили по стеклу.
   Чемодан несколько раз перекувырнулся и замер.
   Огни поезда скрылись из виду.
   Крузо долго выжидал, а потом медленно наклонился, чтобы собрать карты. Пятьдесят две. Одну за другой.
   Червонная дама. Еще одна. Снова червонная дама. И еще.
   Опять дама…
   Дама.
   Сверкнула молния. Попади она прямо в него — он бы не почувствовал.

Шкура неубитого льва

If MGM is Killed, Who Gets the Lion? 1997 год
Переводчик: Е. Петрова

   Ни фига себе! Ексель-моксель, матерь божья! — воскликнул Джерри Вулд.
   — Вот этого не надо! — Его секретарша прекратила стучать по клавишам, чтобы подчистить опечатку в тексте сценария. — Я, между прочим, выросла в христианской семье.
   — А я вырос на улицах Нью-Йорка, в Бронксе, — сказал Вулд, глядя из окна. — Да ты разуй глаза — смотри, что делается!
   Секретарша подняла голову и увидела за окном то, что видел он.
   — Перекрашивают студию в другой цвет. Это вроде бы первый павильон?
   — Точно. Первый павильон, где мы в тридцать четвертом построили «Баунти» и дворец Марии Антуанетты, а в тридцать девятом — интерьеры Тары.^[1] Подумать только, что они вытворяют!
   — Вроде даже номер хотят поменять.
   — Если бы поменять! Они его просто закрашивают, черт их раздери! Первого номера больше нет. Ты глянь, в переулке топчутся работяги с пластиковыми трафаретами — прикидывают, не маловата ли будет надпись.
   Выйдя из-за письменного стола, секретарша сняла очки, чтобы лучше видеть вдаль:
   — Как странно — «ХЫ». Что еще за «ХЫ»?
   — Погоди, они не закончили. Видишь? Из палочки делают "Ю", так, что ли?
   — Верно, получается "Ю". Спорим, я могу назвать все слово. «ХЬЮЗ»!^[2] Смотри-ка, что у них лежит на земле: длинный трафарет с буквами помельче. «Авиатехника»?
   — Авиационный завод Хьюза, мать честная!
   — С каких это пор мы выпускаем самолеты? Конечно, время сейчас военное, но все же…
   — Какие, к дьяволу, самолеты? — вскричал, отвернувшись от окна, Джерри Вулд.
   — Ага, значит, снимаем эпизоды воздушных боев?
   — Какие, к чертям собачьим, воздушные бои?
   — Ничего не понимаю…
   — А ты нацепи очки да погляди. Думай головой! С чего бы эти прохвосты стали замазывать номер и выводить новое название, а? С какой радости? Мы не снимаем кино про авианосцы, не занимаемся сборкой истребителей «пэ-тридцать восемь», не выпускаем… Проклятье! Нет, ты глянь!
   В полуденном калифорнийском небе, прямо над крышей павильона, маячила какая-то тень. Секретарша приложила ладонь козырьком.
   — Ой, кажется, я с ума схожу, — вырвалось у нее.
   — Не ты одна. Что теперь скажешь? Она снова прищурилась.
   — Воздушный шар? Аэростат заграждения?
   — Вот именно! Наконец-то дошло!
   Закрыв рот, секретарша внимательно рассмотрела серое воздушное чудовище и опустилась на стул.
   — По какому адресу отсылать письмо? — спросила она.
   Джерри Вулд обернулся к ней со зверским выражением лица.
   — Да пропади оно пропадом, это письмо — тут весь мир летит в тартарары! Ты что, не понимаешь, чем тут пахнет? Не понимаешь, что все это значит? Спрашиваю тебя: с чего бы «МГМ»^[3] стала прятаться за аэростатом? А вот, кстати, и второй прилетел! Парочкой ходят!
   — Действительно, с чего бы это? Военных объектов здесь нет, бомбить с воздуха нечего. — Отпечатав еще несколько писем, она вдруг замерла и рассмеялась. — Что-то я сегодня туго соображаю! Мы сами и есть военный объект!
   Она опять встала из-за стола и подошла к окну: трафарет был закреплен на стене первого павильона, и рабочие уже начали распылять краску из баллонов.
   — Так и есть, — негромко сказала она. — Концерн «Хьюз». Авиатехника. Когда, интересно, новый владелец собирается сюда переезжать?
   — Кто? Самодур Говард? Чудила Гоуи? Долбаный миллиардер Хьюз?
   — Ну, можно и так сказать.
   — Никуда он не собирается переезжать — прилип задницей к своему креслу и затихарился в трех милях отсюда. Сама посуди. Пораскинь мозгами. «МГМ» стоит в двух милях от тихоокеанского побережья, в двух кварталах от того места, где Лорел и Гарди^[4] в двадцать восьмом лавировали среди трамваев на своей колымаге. А в трех милях к северу от нас, но тоже в двух милях от океанского побережья, СТОИТ…
   Он умолк, предоставив ей догадаться.
   — Авиационный завод Хьюза?
   Закрыв глаза, он прижался горячим лбом к прохладному оконному стеклу.
   — Умница, скушай конфетку.
   — Ох, умру сейчас, — выдохнула она с облегчением.
   — Не ты одна.
   — Тот, кто перекрашивает здание и замазывает номер павильона, просто решил подстраховаться на случай воздушного налета или атаки подводных лодок со стороны Калвер-Сити^[5]: пусть, мол, япошки думают, будто Кларк Гейбл^[6] и Спенсер Трейси^[7] прыгают перед камерой в трех милях к северу, там, где на самом деле стоит авиационный завод Хьюза, а в это время у нас, на «МГМ», круглые сутки в поте лица собирают истребители!
   Джерри Вулд, открыв глаза, стал разглядывать неопровержимые доказательства этой версии.
   — Надо сказать, павильон действительно похож на ангар. Или ангар похож на павильон. Развешивай вывески на свой вкус — и добро пожаловать, японский друг. Банзай!
   — Потрясающе! — воскликнула секретарша.
   — Ты уволена, — сказал он. — Что?
   — Печатай письмо, я продиктую.
   — Опять письмо?
   — Мистеру Сиду Голдфарбу.
   — Да ведь он сидит выше этажом.
   — Ты не рассуждай, а печатай. Голдфарбу, Сиднею. Уважаемый Сид. Нет, зачеркни. Просто «Сид». У меня нет слов. Что, черт возьми, происходит? В восемь утра прихожу к себе в кабинет, который до сих пор находился в стенах студии «МГМ». Около двенадцати спускаюсь в столовую — а там Хьюз тискает официанток. Кто додумался пустить его к нам?
   — Вот именно, хотелось бы знать, — поддакнула секретарша.
   — Ты уволена, — бросил Джерри Вулд.
   — Диктуй дальше, — сказала секретарша.
   — Уважаемый Сид. На чем я остановился? Ага, вот. Сид, почему нас не поставили в известность, когда планировался этот камуфляж? Помните старый розыгрыш? Нас всех отправили в дозор, объяснив, что по бульвару Калвер вот-вот поплывут айсберги, велели приходить с семьями, с братьями-сестрами — с родными и двоюродными. Сегодня этот гнусный айсберг уже здесь. На нем теннисные туфли и авиаторская кожанка; под усами прячется похотливая усмешка. Сидней, я отдал студии двенадцать лет и отказываюсь понимать… э-э-э… черт, закончи там как-нибудь. «С уважением». Нет, «с уважением» не надо. «С возмущением». Именно так: «с возмущением». Давай сюда, я подпишу.
   Выхватив письмо из машинки, он занес авторучку.
   — Отнеси наверх и швырни ему через порог.
   — За такое письмо убить могут.
   — Лучше быть убитым, чем уволенным. Она не двигалась с места.
   — Ну, в чем дело?
   — Жду, пока ты остынешь. Скорее всего, через полчаса тебе захочется порвать это письмо на мелкие клочки.
   — Я не остыну и не захочу порвать письмо. Ступай.
   Но секретарша сидела в той же позе и в упор смотрела на Джерри Вулда, пока к нему не вернулся обычный цвет лица, а в углах рта не разгладились, жесткие складки. После этого она спокойно сложила письмо и разорвала его раз, другой, третий, четвертый. Обрывки полетели в корзину для бумаг.
   — Сколько раз за сегодняшний день я тебя уволил?
   — Всего ничего — трижды.
   — Еще один раз — и можешь подыскивать себе место. Соедини-ка меня с заводом Хьюза.
   — Я все думаю: когда же до тебя…
   — Ты не думай, а звони.
   Она полистала телефонный справочник, подчеркнула нужный номер и подняла глаза:
   — Кто конкретно тебе нужен?
   — Господин миллиардер в теннисных туфлях и авиаторской кожанке.
   — Неужели ты полагаешь, что он сам отвечает на звонки?
   — А ты расстарайся.
   Секретарша расстаралась: пока он стоял у окна и грыз ноготь, наблюдая за ходом работ, она вела какие-то переговоры.
   — Убиться можно, — недоуменно сказала она через пару минут, прикрыв трубку ладонью. — Он у аппарата! Собственной персоной!
   — Нашла время шутить! — огрызнулся Джерри Вулд.
   Пожав плечами, она подвинула к нему телефон. Он схватил трубку.
   — Алло, кто говорит? Как вы сказали? О, добрый день, Говард, то есть мистер Хьюз. Конечно. Вас беспокоит студия «МГМ». Кто я такой? Вулд. Джерри Вулд. Что-что? Вы и так расслышали? Вы смотрели «Возвращение на Бродвей»? И «Годы славы». Ах да, ведь вы стояли во главе студий «РКО», верно? Конечно, конечно. Видите ли, мистер Хьюз, у нас возникла небольшая проблема. Постараюсь изложить коротко и ясно.
   Он умолк и подмигнул секретарше. Та подмигнула ему в ответ. Голос на другом конце провода звучал ровно и вежливо.
   — Неужели? — переспросил Джерри Вулд. — У вас тоже происходят перемены? Тогда вы догадываетесь о причине моего звонка, сэр. На стене первого павильона нашей студии появилась надпись «Хьюз», а теперь рабочие заканчивают слово «авиатехника». Вас это радует? Да, смотрится великолепно. Я хотел спросить, Говард… мистер Хьюз: не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение?
   — Говорите какое, невозмутимо произнес далекий голос.
   — Мне вот что пришло в голову: на страже наших границ теперь не стоит Пол Ревир^[8], и если сюда по воздуху или по морю нагрянут японцы, они увидят эти огромные буквы, что появились прямо у меня под окном, и забросают нашу студию бомбами, приняв ее за военный завод — собственность концерна «Хьюз». Блестящий ход, сэр, просто блестящий. Что-что? Всем ли на студии пришлась по нраву эта затея? Не могу сказать, чтобы сотрудники пустились в пляс от радости, но все оценили ваш потрясающий замысел. Итак, позвольте изложить суть вопроса. У меня сейчас дел — невпроворот. Шесть картин в производстве, две — уже в монтажной, еще три вот-вот будут запущены. Мне позарез нужны нормальные условия для работы, вы согласны? Вот именно. Да. Совершенно верно. Понимаю, понимаю, в одном из ваших ангаров есть тихий уголок, где можно… Вы буквально читаете мои мысли. Как вы сказали? Да-да, сразу после обеда моя секретарша отнесет туда несколько папок. У вас есть пишущая машинка? Значит, свою можно не брать. Ей-богу, Го… мистер Хьюз, вы просто чудо. Тогда услуга за услугу: не желаете ли переехать в мой кабинет? Шучу, шучу. О'кей. Спасибо. Благодарю вас. Хорошо. Она уже идет к вам.