Страница:
Он заставил ее замолчать, закрыв ее рот поцелуем. Потом, оторвавшись на секунду от нее, потянул ее к кровати. Он бросил ее на кровать, лег рядом с ней и обхватил ее своими длинными ногами. Голосом, хриплым от охватившего его желания, он сказал, жарко дыша ей в затылок:
– Я хочу тебя. Сейчас. Быстрее, пока они не приехали. У нас есть время. И ты знаешь, что это всегда помогает забыть о ссоре. После того как мы позанимаемся любовью, она уходит совсем. Ну пожалуйста, дорогая, разреши мне раздеть тебя.
Пола хотела возразить. Она была не в настроении, настороже, потому что чувствовала, что он опять пытается манипулировать ею. Но он уже неловко расстегивал пуговицы на ее рубашке, и она не сказала того, что хотела. Иногда гораздо легче уступить – она уже успела понять это за последний год. Джим считает, что секс может решить все их проблемы. Но ведь это не так.
Глава 18
Глава 19
– Я хочу тебя. Сейчас. Быстрее, пока они не приехали. У нас есть время. И ты знаешь, что это всегда помогает забыть о ссоре. После того как мы позанимаемся любовью, она уходит совсем. Ну пожалуйста, дорогая, разреши мне раздеть тебя.
Пола хотела возразить. Она была не в настроении, настороже, потому что чувствовала, что он опять пытается манипулировать ею. Но он уже неловко расстегивал пуговицы на ее рубашке, и она не сказала того, что хотела. Иногда гораздо легче уступить – она уже успела понять это за последний год. Джим считает, что секс может решить все их проблемы. Но ведь это не так.
Глава 18
На следующее утро, в половине седьмого, Пола выехала из Лонг Медоу в свою контору. Она выглядела спокойной и элегантной. На ней был великолепно сшитый черный льняной костюм с ослепительно белой шелковой рубашкой.
Проведя беспокойную ночь, – она ворочалась и не могла уснуть, ее одолевали тревожные мысли – она встала раньше обычного. Только Нора уже поднялась и готовила бутылочки, чтобы кормить малышей. Приняв душ и одевшись, Пола провела четверть часа в детской с близнецами и их няней, отдыхая душой, а потом спустилась в кухню. Выпив наскоро чашку чая, она написала Джиму записку, объясняя, что у нее очень трудный день в универмаге и она хочет быть там пораньше.
Это было правдой только отчасти. Пола ощущала настоятельную необходимость разобраться в своих запутанных мыслях и спокойно все оценить. Она могла это сделать только в одиночестве. Но ведь ее всегда окружают люди. Единственное время, когда она одна – это когда работает в саду или в машине.
Съезжая с посыпанной гравием дорожки, она осознала, что, уехав из дома, чувствует облегчение. Сегодня дом действовал на нее еще более угнетающе, чем когда бы то ни было. Хотя она очень любит сад и оранжерею, Лонг Медоу никогда не станет местом, где ей по-настоящему хорошо, несмотря на то, что он стал выглядеть более приветливо и атмосфера в нем стала более приятной, благодаря их с Дэзи усилиям. Бабушка тогда сказала: «Вы обе сделали все, что могли, но из свиной кожи нельзя сшить шелковый кошелек».
И что бы ни думал об этом Джим, дом все-таки производит очень гнетущее впечатление. У бабушки такое же ощущение, поэтому она приезжает сюда редко, предпочитая приглашать их в Пеннистоун-ройял. Но даже если отвлечься от этого, в доме трудно установить разумный порядок. Он очень непродуманно построен: множество бесконечных лестниц, темных лестничных площадок, длинных изгибающихся коридоров. Их служанка Мэг и приходящая прислуга миссис Коу постоянно жалуются; даже Нора, которая помоложе их, в последнее время начала ворчать, что у нее болят ноги. Джим не обращает внимания на их жалобы. Он любит Лонг Медоу, и Пола знает, что он и слышать не хочет о переезде отсюда, поэтому нет смысла мечтать о другом доме, который был бы практичнее и больше подходил для их семьи.
Джим очень эгоистичен. Эта неожиданная мысль так поразила Полу, что она вся напряглась и крепче взялась за руль. Она смотрела на дорогу перед собой, и на какое-то мгновение от мыслей об этих проблемах у нее помутилось в глазах. «Как нехорошо думать так, – одернула она себя, – это зло и недостойно». Но как ни старалась она переубедить себя, что это несправедливо по отношению к Джиму, она не сумела этого сделать. Это правда. Уже много месяцев она пыталась не замечать эту достойную сожаления и огорчающую ее черту характера Джима, она все время пыталась находить оправдания для него. А теперь это вдруг стало невозможным.
Ей нужно перестать обманывать себя в отношении Джима, посмотреть фактам в лицо, не прячась от правды, признать, что он всегда делает только то, что хочет. И впечатление, что он всегда старается сделать так, чтобы всем было хорошо и все были довольны, обманчиво. Вернее, это действительно так, но только когда речь идет о мелких и незначительных вопросах, особенно в отношениях с коллегами и друзьями. Тогда он действительно из кожи вон лезет, чтобы угодить. А когда речь идет о серьезных вопросах, он упирается и всегда стоит на своем, не считаясь с желаниями других. Эта двойственность – неотъемлемая черта его характера, и она начинала беспокоить Полу. Пола вздохнула. Они оба упрямы, но про нее по крайней мере нельзя сказать, что она не проявляет гибкости и никогда не уступает. Она поняла, что Джим всегда стоит на своем абсолютно непоколебимо. И эта очевидная истина уже много месяцев заявляет о себе, однако Пола не желала, а возможно, даже боялась ее признать.
Она начала анализировать их жизнь за последний год и обнаружила, что может вспомнить бесчисленные примеры этой закоренелой неуступчивости. Хотя бы то, что он наотрез отказался принять от бабушки новый самолет, не говоря уже о проблемах с тем, где и как устраивать свадьбу. Когда бабушка попросила его расстаться с его не слишком надежным стареньким самолетиком и предложила, чтобы он купил за ее счет что-нибудь более современное, он напрочь отказался. Не желая ущемить его гордость, бабушка с самого начала повела дело очень дипломатично и объяснила, что ей нужно иметь самолет, который будет принадлежать компании, чтобы она могла использовать его в любой момент, – а кто может выбрать и купить именно то, что надо, как не он? Но он ни на йоту не уступил, и Эмма, в отчаянии от его неуступчивости, отказалась от своих попыток.
Почти сразу же после этого он заявил ее родителям, что хотел бы венчаться в церкви в Фарли. Все они – и бабушка, и родители, да и она сама – были вне себя от этого предложения. Не говоря уже о том, что деревенская церковь была слишком мала, чтобы вместить около трехсот гостей, и ее родители, и Эмма хотели, чтобы венчание состоялось в Лондоне, а после него – прием в отеле «Клэриджиз». Для бабушки было очень важно, чтобы у Полы была пышная, со вкусом обставленная и запоминающаяся свадьба. Тогда маме удалось нейтрализовать идею Джима. Дэзи сказала ему, что свадебные торжества – это, по сути дела, не его забота, поскольку традиционно право решающего голоса в этих вопросах имеют родители невесты. Умница мама! Ей удалось одержать верх, просто сославшись на то, что так принято, что это – норма этикета. И тогда Джиму не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с ней.
Но он быстро пришел в себя и восстановил силы, и в следующей битве – относительно Лонг Медоу – оказался победителем. Правда, в каком-то смысле можно сказать, что победа была одержана потому, что противник не принял боя. Пола согласилась только для того, чтобы сохранить мир в семье, и еще потому, что бабушка посоветовала ей уступить. «Здесь опасно ущемить самолюбие Джима, его уверенность в том, что он, как мужчина, может принимать решения, – сказала ей тогда бабушка. – Я согласна, что дом чудовищный, но у Джима есть вполне естественная потребность чувствовать, что он – опора семьи, что он привел тебя в свой дом. Тебе лучше пока смириться с этим».
По этой же причине они с бабушкой уступили ему и согласились с его желанием, чтобы близнецов крестили в церкви Фарли, хотя вначале Эмма сопротивлялась этому. Ей совсем не улыбалось тащиться в такую даль – и не куда-нибудь, а в Фарли. Она в последнее время редко ездила туда.
Пола затормозила и остановилась у светофора, раздумывая о первом годе их совместной жизни. Обычно говорят, что это самый трудный год и, возможно, не надо удивляться некоторым неприятным открытиям – они неизбежны. Поднявшись по небольшому холму, она проехала мимо Стрея и свернула на основную дорогу к Лидсу. «Наверное, мне пора признать, что медовый месяц уже закончился», – подумала она и иронически рассмеялась. Джим пошел против всех и в том, что касалось их медового месяца. Он увез ее в Озерный край вместо солнечного юга Франции. Ей хотелось сделать ему приятное, она была влюблена и витала в облаках, пребывая в состоянии эйфории, и согласилась с его решением, хотя ей самой больше хотелось во Францию. Когда они приехали в Уиндермиер, в Озерном крае их встретила такая неприветливая погода, такие грозы и бури, что они провели всю неделю, отогреваясь у камина в своем номере в гостинице или в постели, занимаясь любовью.
По ассоциации ее мысли переключились на их сексуальную жизнь. Она влюблена в Джима и испытывает к нему физическое влечение, у нее нормальные желания и здоровое отношение к сексу. Но в последнее время для нее становилось все очевиднее, что у Джима чрезмерно высок сексуальный аппетит – он просто одержим. Он хочет близости так часто, и акт продолжается так долго, что она устает от этого бесконечного любовного марафона, который становится утомительным и даже приедается. Ведь, в конце концов, брак – это не только секс. Джим буквально ненасытен, а ей бесконечный и какой-то механический секс, когда о ней и ее желаниях почти не думают, не приносит настоящей радости. Иногда ей хочется, чтобы он был более тонок и внимателен, лучше понимал женскую психологию и чувствовал ее потребности. Хотя ей очень не хотелось признаваться в этом, в глубине души она знала, что в постели Джим просто так же эгоистичен, как и во всем остальном, всегда делает то, что ему хочется, и никогда не думает о ней. Ей становится все трудней и трудней удовлетворять его аппетит и так часто заниматься любовью. Ее работа требует очень много сил, она не высыпается – а он словно не знает усталости.
При мысли о том, что он часто использует секс как средство примирения после ссор, Пола внезапно ощутила вспышку гнева. Она почувствовала поднимающуюся в душе обиду, потому что он пытается таким образом манипулировать ею. Ей трудно поверить в это, но он считает, что все их проблемы исчезают, стоит им только заключить друг друга в объятия. Конечно же, этого не происходит. Вернувшись в реальность, они снова оказываются лицом к лицу с теми же трудностями. Разумеется, проблемы остаются нерешенными.
«Господи, как же я хочу, чтобы он по-настоящему разговаривал со мной! Чтобы мы понимали друг друга. А вместо этого он прячется за своим обаянием, за своими шутками, и каждый раз, когда я пытаюсь объяснить ему, что я чувствую, он высмеивает меня». Джим склонен, как это часто делают дети, убеждать себя, что у них нет никаких разногласий и проблем, закрывать глаза на них. Она никогда не может достучаться до него, сколько ни пытается. Ей вдруг показалось, что она зашла в тупик, подошла к какой-то критической точке в своей семейной жизни. «А ведь прошел всего один год», – напомнила она себе, удивляясь, как это могло произойти. Может быть, она совершила ужасную ошибку? Может быть, единственный выход – это развод?
При одной мысли о разрыве она почувствовала, как ее охватывает ужас, и следом за ним – панический страх. На лбу выступили капельки пота, внутри все дрожало. Снизив скорость, она свернула на первую же боковую дорогу и остановилась на обочине. Склонившись вперед, она положила голову на руль и закрыла глаза. Она удивилась, что такая мысль вообще пришла ей в голову несколько минут назад. Она любит его… по-настоящему сильно и искренне любит его. И несмотря на все их проблемы, они во многих важных отношениях так подходят друг другу. И у них есть малыши… Лорну и Тессе нужен отец, нужен Джим… так же сильно, как и ей.
Она вдруг поняла, что была несправедлива к своему мужу, когда думала только о его недостатках, мысленно составляя обвинение, включая в него все свои обиды на Джима и делая это в его отсутствие, лишая его права на защиту. Он славный человек, у него так много положительных качеств. Она почувствовала, что просто обязана с такой же абсолютной честностью перед самой собой признать его многочисленные достоинства.
Она мысленно начала перечислять их. Он понимает, как важна для нее работа. Он признает ее право и желание не замыкаться в домашнем мирке, а участвовать в деловой жизни. Он никогда никоим образом не вмешивается в ее деловую жизнь. Он никогда не ворчит на то, что она отдает универмагам так много времени, подолгу задерживается на работе. «По крайней мере, в этом отношении он ведет себя как просвещенный современный человек, – без колебаний признала она, – и разрешает мне быть самой собой. Он не считает, что моя деловая карьера – это угроза для него, не чувствует себя ущемленным». Дальше… Несомненно, он создан для отцовства и будет хорошим отцом для их детей – это видно уже сейчас. Нет сомнений в том, что он в ней души не чает, предан ей всем сердцем. Джим никогда не будет изменять ей, волочиться за другими женщинами. Он, несомненно, однолюб, и для него семья, его семья – это центр всей жизни, и она этому очень рада.
Выпрямившись, Пола поправила волосы. «Я просто обязана сделать так, чтобы наши отношения наладились, – сказала она себе. – Это жизненно важно для меня, и я знаю, что это очень важно для Джима». Она вспомнила, что ей однажды сказала бабушка: счастливым брак может сделать только женщина. Пола верила в это. Ее бабушка – умная женщина, с большим жизненным опытом. Она все это пережила, все это видела. Никто не знает лучше, чем Эмма Харт, что такое семейная жизнь.
Пола решила, что она будет всячески стараться лучше понимать Джима. Она приложит все усилия, не пожалеет ни времени, ни сил, чтобы укрепить их отношения. Она будет любящей и терпимой.
Если она этого не сделает, значит, она недостаточно зрелый и ответственный человек. В конце концов, у всех людей есть свои недостатки, и человека не разлюбишь просто потому, что он далек от совершенства. Чувство остается, несмотря на все недостатки партнера.
Повернув ключ зажигания, Пола сняла машину с тормоза и снова выехала на дорогу. Пока она ехала по направлению к Элвудли, мысли ее переключились на бабушку и уход Джима с поста директора-распорядителя. Хотя она была абсолютно убеждена, что Джим совершенно неправильно истолковал реакцию Эммы на этот его шаг, она все же надеялась, что бабушка не сердится на него. Ей не хотелось бы, чтобы бабушка плохо думала о ее муже.
Меньше чем через полчаса Пола уже сидела за письменным столом в своем кабинете в универмаге «Харт» в Лидсе и разговаривала по телефону с Эммой. Она позвонила ей в Лондон, в ее квартиру на Белгрейв-сквер.
– Извини, если я тебя разбудила, – сказала Пола, хотя она была почти уверена, что бабушка уже не спала.
И услышала в трубке ее полный жизни и тепла голос, подтверждающий, что это действительно так:
– Я пила чай и ждала твоего звонка. Ты хочешь поговорить о Джиме и его решении уйти с поста директора-распорядителя компании. Так?
– Да, бабушка. Я вчера была здорово ошарашена, когда он сказал мне, что сделал, – и, конечно, огорчена. Мне кажется, он очень подвел тебя, причем в самый неудачный момент, когда ты собираешься в путешествие. Не могу отделаться от мысли, что ты, должно быть, разочарована в нем.
– Немного, но, учитывая все обстоятельства, я решила не пытаться убедить Джима остаться на посту директора-распорядителя. У него сердце не лежит к этой работе, Пола, а в таком случае ничего хорошего не получится. Может быть, оно и к лучшему, что он решил уйти.
– Да, – тихо согласилась Пола. – А как Уинстон? Он очень огорчен?
– Сначала был немного огорчен, я даже подумала на мгновение, что он взорвется, когда я сказала, что ему придется взять эти обязанности на себя. Но он согласился почти сразу же. Ведь больше некому, как ты прекрасно знаешь.
– Я чувствую себя просто ужасно, бабушка. Мне очень жаль, что так получилось. На мой взгляд, Джим не должен был так поступать. Я считаю, что это безответственно с его стороны. Конечно, он так не думает. – После секундной паузы Пола добавила: – Я не пытаюсь оправдать его, бабушка, но я поняла, что Джим не похож на нас. Хотя мы и работаем в твоих компаниях, нам приходилось заниматься и работой, которая не слишком нравилась. Но ничего, пережили. От этого не умирают. Зато этот опыт нас многому научил. Я знаю, что не нужно делать такие сравнения, но в тот вечер, когда мы разговаривали с Джимом, я все время думала о маленькой Эмили – о том, как она повела себя. Она просто молодчина – с таким желанием и готовностью согласилась работать в «Дженрет».
– Да, это так, – согласилась Эмма и тут же мягко заметила: – Пола, дорогая, не сердись очень сильно на Джима. У каждого свои возможности. Не забывай – его воспитывали не так, как тебя и твоих кузенов и кузин. Как бы то ни было, надо благодарить Бога за то, что он – талантливый ответственный редактор. Он блестяще справляется с работой, ему здесь нет равных. Именно поэтому я назначила его на эту должность несколько лет назад. Вот если бы он ушел с этого поста, тогда у нас действительно была бы очень серьезная проблема.
– Да, я понимаю. Он любит газету, и именно поэтому он такой хороший журналист. – Пола чувствовала, что на душе у нее становится немного легче, и она продолжала: – Я хочу сказать в защиту Джима: в одном отношении ему нужно отдать должное – он был абсолютно честен с тобой, и этого нельзя отрицать… Он никогда не кривит душой, бабушка.
– Об этом ты могла бы мне и не говорить, Пола. В Джиме нет двуличия. Отнюдь. И я вчера утром сказала ему, что я очень ценю его откровенность. Когда руководитель компании не отдается делу со всей страстью своей души, не проявляет интереса к делу, на мой взгляд, это всегда чревато катастрофой.
– Значит, ты не очень сердишься на него? – спросила Пола, крепче сжимая трубку в руке и даже затаив дыхание.
– Нет. Вчера в какой-то момент я рассердилась, но это было мимолетное чувство, и оно быстро прошло, – сказала Эмма. – В делах никогда нельзя поддаваться эмоциям и порывам. Нужно всегда принимать решения, основываясь на разумных доводах. Но впрочем, я говорю тебе это всю твою жизнь. Извини, что повторяюсь.
– Тебе не нужно извиняться. Должна признаться, у меня на душе стало намного легче оттого, что ты так спокойно восприняла это, бабушка. Джим ни за что не хотел бы огорчить тебя или создать для тебя какие-то проблемы.
Проигнорировав последние слова Полы, Эмма сказала:
– Я хочу, чтобы ты перестала волноваться. Это совсем не твоя проблема. Кроме того, ситуация полностью под контролем. Когда я говорила с Уинстоном – уже после того, как Джим ушел, – мне пришла в голову одна мысль. Я убеждена, что она абсолютно верная: в компании „Консолидейтед ньюспейпер" будет не так уж много перемен. Уинстон сидел у меня и долго бубнил, что на него свалится слишком много работы. И пока он все это на меня изливал, я поняла, что на самом деле он уже давным-давно взвалил на себя в „Консолидейтед ньюспейпер" все административные и коммерческие проблемы. Сам того не зная, он уже давно выполняет многие из обязанностей директора-распорядителя. О чем я ему и сказала. Сказала, что теперь, помимо ответственности, которая уже давно лежит на нем, он официально получит и должность, а вместе с ней и значительное повышение зарплаты. Ты знаешь, у Уинстона хорошее чувство юмора, он сразу рассмеялся и сказал: «Черт побери, тетя Эмма, мы оба думаем, что мы такие умные, так почему же до сих пор мы не сознавали, какой я замечательный?» Поэтому, дорогая моя, пожалуйста, не беспокойся ни обо мне, ни о «Консолидейтед ньюспейпер», ни об Уинстоне.
– Если бы ты знала, бабушка, как я рада это слышать! Скажи, пожалуйста, я могу тебе задать еще один вопрос? Об акциях в «Консолидейтед ньюспейпер». Почему ты решила изменить завещание и оставить свои акции в этой компании нашим близнецам?
– Странный вопрос. Я думала, я тебе ясно сказала и ты все поняла. Ведь это же очевидно – я оставляю свои акции в газетно-издательской компании близнецам, потому что они – твои дети, Пола. Какие еще могут быть причины? – проговорила Эмма чрезвычайно озадаченно.
– Никаких… Мне просто было интересно, вот и все, – ответила Пола. – На днях я подумала, что, может быть, твое решение как-то связано с Джимом. Ну, знаешь, с тем, что он – из семьи Фарли. Я хочу сказать, что, если бы его дед не потерял «Морнинг газет», удержал ее в своих руках, она сегодня принадлежала бы ему, так ведь?
Эмма расхохоталась.
– Очень сильно сомневаюсь в этом, – выдохнула она, смеясь. Тут же взяв себя в руки, она сказала: – Эдвин Фарли в конечном счете обязательно потерял бы газету, как я тебе уже много раз говорила. Кроме того, семья Фарли владела только «Йоркшир морнинг газетт» и не имела отношения к остальным газетам, которые входят в группу „Консолидейтед ньюспейпер". Ты знаешь, те газеты я приобрела сама и с помощью своих братьев. – Она снова заливисто рассмеялась на другом конце провода, как будто слова Полы очень позабавили ее. – Надеюсь, ты не вообразила, что у меня есть какое-то чувство вины по отношению к семье Фарли, – сквозь смех проговорила она, явно забавляясь тем, что такое могло кому-то прийти в голову.
– Конечно, нет! – с жаром воскликнула Пола, жалея, что вообще заговорила об этом. Она уже поняла, что была совершенно права, а Джим ошибался.
– Надеюсь, что нет, дорогая моя девочка, – сказала Эмма, успокаиваясь. – Я всегда признавала, что, когда семейство Фарли покатилось по наклонной, потому что они сами начали совершать промахи один за другим, я позволила себе подтолкнуть их пару раз, причем достаточно ощутимо. Но могу тебя заверить, что я не провела ни одной бессонной ночи, раскаиваясь в том, что сделала. Я была рада, что смогла поменяться с ними ролями и отплатить им той же монетой. Поэтому ни на минуту не воображай, что меня тревожит совесть и я чувствую какую-то вину по отношению ко многим Фарли, которых уж нет, – да и к Джиму тоже. И если это он предположил такое, можешь сказать ему от моего имени, что он ошибается, и очень сильно.
– Нет-нет, он ничего такого не говорил, – легко солгала Пола, зная, что, если бы она сказала правду, это вызвало бы у бабушки раздражение. – Это просто мысль, которая промелькнула однажды в моем богатом воображении.
Эмма мысленно усмехнулась: она не была уверена, что Пола говорит правду – слишком быстро та ответила ей.
– Надеюсь, у тебя на душе поспокойнее после того, как мы с тобой поговорили о решении Джима и разрядили обстановку?
– Да, бабушка, ты всегда помогаешь мне все поставить на места и во всем разобраться.
Проведя беспокойную ночь, – она ворочалась и не могла уснуть, ее одолевали тревожные мысли – она встала раньше обычного. Только Нора уже поднялась и готовила бутылочки, чтобы кормить малышей. Приняв душ и одевшись, Пола провела четверть часа в детской с близнецами и их няней, отдыхая душой, а потом спустилась в кухню. Выпив наскоро чашку чая, она написала Джиму записку, объясняя, что у нее очень трудный день в универмаге и она хочет быть там пораньше.
Это было правдой только отчасти. Пола ощущала настоятельную необходимость разобраться в своих запутанных мыслях и спокойно все оценить. Она могла это сделать только в одиночестве. Но ведь ее всегда окружают люди. Единственное время, когда она одна – это когда работает в саду или в машине.
Съезжая с посыпанной гравием дорожки, она осознала, что, уехав из дома, чувствует облегчение. Сегодня дом действовал на нее еще более угнетающе, чем когда бы то ни было. Хотя она очень любит сад и оранжерею, Лонг Медоу никогда не станет местом, где ей по-настоящему хорошо, несмотря на то, что он стал выглядеть более приветливо и атмосфера в нем стала более приятной, благодаря их с Дэзи усилиям. Бабушка тогда сказала: «Вы обе сделали все, что могли, но из свиной кожи нельзя сшить шелковый кошелек».
И что бы ни думал об этом Джим, дом все-таки производит очень гнетущее впечатление. У бабушки такое же ощущение, поэтому она приезжает сюда редко, предпочитая приглашать их в Пеннистоун-ройял. Но даже если отвлечься от этого, в доме трудно установить разумный порядок. Он очень непродуманно построен: множество бесконечных лестниц, темных лестничных площадок, длинных изгибающихся коридоров. Их служанка Мэг и приходящая прислуга миссис Коу постоянно жалуются; даже Нора, которая помоложе их, в последнее время начала ворчать, что у нее болят ноги. Джим не обращает внимания на их жалобы. Он любит Лонг Медоу, и Пола знает, что он и слышать не хочет о переезде отсюда, поэтому нет смысла мечтать о другом доме, который был бы практичнее и больше подходил для их семьи.
Джим очень эгоистичен. Эта неожиданная мысль так поразила Полу, что она вся напряглась и крепче взялась за руль. Она смотрела на дорогу перед собой, и на какое-то мгновение от мыслей об этих проблемах у нее помутилось в глазах. «Как нехорошо думать так, – одернула она себя, – это зло и недостойно». Но как ни старалась она переубедить себя, что это несправедливо по отношению к Джиму, она не сумела этого сделать. Это правда. Уже много месяцев она пыталась не замечать эту достойную сожаления и огорчающую ее черту характера Джима, она все время пыталась находить оправдания для него. А теперь это вдруг стало невозможным.
Ей нужно перестать обманывать себя в отношении Джима, посмотреть фактам в лицо, не прячась от правды, признать, что он всегда делает только то, что хочет. И впечатление, что он всегда старается сделать так, чтобы всем было хорошо и все были довольны, обманчиво. Вернее, это действительно так, но только когда речь идет о мелких и незначительных вопросах, особенно в отношениях с коллегами и друзьями. Тогда он действительно из кожи вон лезет, чтобы угодить. А когда речь идет о серьезных вопросах, он упирается и всегда стоит на своем, не считаясь с желаниями других. Эта двойственность – неотъемлемая черта его характера, и она начинала беспокоить Полу. Пола вздохнула. Они оба упрямы, но про нее по крайней мере нельзя сказать, что она не проявляет гибкости и никогда не уступает. Она поняла, что Джим всегда стоит на своем абсолютно непоколебимо. И эта очевидная истина уже много месяцев заявляет о себе, однако Пола не желала, а возможно, даже боялась ее признать.
Она начала анализировать их жизнь за последний год и обнаружила, что может вспомнить бесчисленные примеры этой закоренелой неуступчивости. Хотя бы то, что он наотрез отказался принять от бабушки новый самолет, не говоря уже о проблемах с тем, где и как устраивать свадьбу. Когда бабушка попросила его расстаться с его не слишком надежным стареньким самолетиком и предложила, чтобы он купил за ее счет что-нибудь более современное, он напрочь отказался. Не желая ущемить его гордость, бабушка с самого начала повела дело очень дипломатично и объяснила, что ей нужно иметь самолет, который будет принадлежать компании, чтобы она могла использовать его в любой момент, – а кто может выбрать и купить именно то, что надо, как не он? Но он ни на йоту не уступил, и Эмма, в отчаянии от его неуступчивости, отказалась от своих попыток.
Почти сразу же после этого он заявил ее родителям, что хотел бы венчаться в церкви в Фарли. Все они – и бабушка, и родители, да и она сама – были вне себя от этого предложения. Не говоря уже о том, что деревенская церковь была слишком мала, чтобы вместить около трехсот гостей, и ее родители, и Эмма хотели, чтобы венчание состоялось в Лондоне, а после него – прием в отеле «Клэриджиз». Для бабушки было очень важно, чтобы у Полы была пышная, со вкусом обставленная и запоминающаяся свадьба. Тогда маме удалось нейтрализовать идею Джима. Дэзи сказала ему, что свадебные торжества – это, по сути дела, не его забота, поскольку традиционно право решающего голоса в этих вопросах имеют родители невесты. Умница мама! Ей удалось одержать верх, просто сославшись на то, что так принято, что это – норма этикета. И тогда Джиму не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с ней.
Но он быстро пришел в себя и восстановил силы, и в следующей битве – относительно Лонг Медоу – оказался победителем. Правда, в каком-то смысле можно сказать, что победа была одержана потому, что противник не принял боя. Пола согласилась только для того, чтобы сохранить мир в семье, и еще потому, что бабушка посоветовала ей уступить. «Здесь опасно ущемить самолюбие Джима, его уверенность в том, что он, как мужчина, может принимать решения, – сказала ей тогда бабушка. – Я согласна, что дом чудовищный, но у Джима есть вполне естественная потребность чувствовать, что он – опора семьи, что он привел тебя в свой дом. Тебе лучше пока смириться с этим».
По этой же причине они с бабушкой уступили ему и согласились с его желанием, чтобы близнецов крестили в церкви Фарли, хотя вначале Эмма сопротивлялась этому. Ей совсем не улыбалось тащиться в такую даль – и не куда-нибудь, а в Фарли. Она в последнее время редко ездила туда.
Пола затормозила и остановилась у светофора, раздумывая о первом годе их совместной жизни. Обычно говорят, что это самый трудный год и, возможно, не надо удивляться некоторым неприятным открытиям – они неизбежны. Поднявшись по небольшому холму, она проехала мимо Стрея и свернула на основную дорогу к Лидсу. «Наверное, мне пора признать, что медовый месяц уже закончился», – подумала она и иронически рассмеялась. Джим пошел против всех и в том, что касалось их медового месяца. Он увез ее в Озерный край вместо солнечного юга Франции. Ей хотелось сделать ему приятное, она была влюблена и витала в облаках, пребывая в состоянии эйфории, и согласилась с его решением, хотя ей самой больше хотелось во Францию. Когда они приехали в Уиндермиер, в Озерном крае их встретила такая неприветливая погода, такие грозы и бури, что они провели всю неделю, отогреваясь у камина в своем номере в гостинице или в постели, занимаясь любовью.
По ассоциации ее мысли переключились на их сексуальную жизнь. Она влюблена в Джима и испытывает к нему физическое влечение, у нее нормальные желания и здоровое отношение к сексу. Но в последнее время для нее становилось все очевиднее, что у Джима чрезмерно высок сексуальный аппетит – он просто одержим. Он хочет близости так часто, и акт продолжается так долго, что она устает от этого бесконечного любовного марафона, который становится утомительным и даже приедается. Ведь, в конце концов, брак – это не только секс. Джим буквально ненасытен, а ей бесконечный и какой-то механический секс, когда о ней и ее желаниях почти не думают, не приносит настоящей радости. Иногда ей хочется, чтобы он был более тонок и внимателен, лучше понимал женскую психологию и чувствовал ее потребности. Хотя ей очень не хотелось признаваться в этом, в глубине души она знала, что в постели Джим просто так же эгоистичен, как и во всем остальном, всегда делает то, что ему хочется, и никогда не думает о ней. Ей становится все трудней и трудней удовлетворять его аппетит и так часто заниматься любовью. Ее работа требует очень много сил, она не высыпается – а он словно не знает усталости.
При мысли о том, что он часто использует секс как средство примирения после ссор, Пола внезапно ощутила вспышку гнева. Она почувствовала поднимающуюся в душе обиду, потому что он пытается таким образом манипулировать ею. Ей трудно поверить в это, но он считает, что все их проблемы исчезают, стоит им только заключить друг друга в объятия. Конечно же, этого не происходит. Вернувшись в реальность, они снова оказываются лицом к лицу с теми же трудностями. Разумеется, проблемы остаются нерешенными.
«Господи, как же я хочу, чтобы он по-настоящему разговаривал со мной! Чтобы мы понимали друг друга. А вместо этого он прячется за своим обаянием, за своими шутками, и каждый раз, когда я пытаюсь объяснить ему, что я чувствую, он высмеивает меня». Джим склонен, как это часто делают дети, убеждать себя, что у них нет никаких разногласий и проблем, закрывать глаза на них. Она никогда не может достучаться до него, сколько ни пытается. Ей вдруг показалось, что она зашла в тупик, подошла к какой-то критической точке в своей семейной жизни. «А ведь прошел всего один год», – напомнила она себе, удивляясь, как это могло произойти. Может быть, она совершила ужасную ошибку? Может быть, единственный выход – это развод?
При одной мысли о разрыве она почувствовала, как ее охватывает ужас, и следом за ним – панический страх. На лбу выступили капельки пота, внутри все дрожало. Снизив скорость, она свернула на первую же боковую дорогу и остановилась на обочине. Склонившись вперед, она положила голову на руль и закрыла глаза. Она удивилась, что такая мысль вообще пришла ей в голову несколько минут назад. Она любит его… по-настоящему сильно и искренне любит его. И несмотря на все их проблемы, они во многих важных отношениях так подходят друг другу. И у них есть малыши… Лорну и Тессе нужен отец, нужен Джим… так же сильно, как и ей.
Она вдруг поняла, что была несправедлива к своему мужу, когда думала только о его недостатках, мысленно составляя обвинение, включая в него все свои обиды на Джима и делая это в его отсутствие, лишая его права на защиту. Он славный человек, у него так много положительных качеств. Она почувствовала, что просто обязана с такой же абсолютной честностью перед самой собой признать его многочисленные достоинства.
Она мысленно начала перечислять их. Он понимает, как важна для нее работа. Он признает ее право и желание не замыкаться в домашнем мирке, а участвовать в деловой жизни. Он никогда никоим образом не вмешивается в ее деловую жизнь. Он никогда не ворчит на то, что она отдает универмагам так много времени, подолгу задерживается на работе. «По крайней мере, в этом отношении он ведет себя как просвещенный современный человек, – без колебаний признала она, – и разрешает мне быть самой собой. Он не считает, что моя деловая карьера – это угроза для него, не чувствует себя ущемленным». Дальше… Несомненно, он создан для отцовства и будет хорошим отцом для их детей – это видно уже сейчас. Нет сомнений в том, что он в ней души не чает, предан ей всем сердцем. Джим никогда не будет изменять ей, волочиться за другими женщинами. Он, несомненно, однолюб, и для него семья, его семья – это центр всей жизни, и она этому очень рада.
Выпрямившись, Пола поправила волосы. «Я просто обязана сделать так, чтобы наши отношения наладились, – сказала она себе. – Это жизненно важно для меня, и я знаю, что это очень важно для Джима». Она вспомнила, что ей однажды сказала бабушка: счастливым брак может сделать только женщина. Пола верила в это. Ее бабушка – умная женщина, с большим жизненным опытом. Она все это пережила, все это видела. Никто не знает лучше, чем Эмма Харт, что такое семейная жизнь.
Пола решила, что она будет всячески стараться лучше понимать Джима. Она приложит все усилия, не пожалеет ни времени, ни сил, чтобы укрепить их отношения. Она будет любящей и терпимой.
Если она этого не сделает, значит, она недостаточно зрелый и ответственный человек. В конце концов, у всех людей есть свои недостатки, и человека не разлюбишь просто потому, что он далек от совершенства. Чувство остается, несмотря на все недостатки партнера.
Повернув ключ зажигания, Пола сняла машину с тормоза и снова выехала на дорогу. Пока она ехала по направлению к Элвудли, мысли ее переключились на бабушку и уход Джима с поста директора-распорядителя. Хотя она была абсолютно убеждена, что Джим совершенно неправильно истолковал реакцию Эммы на этот его шаг, она все же надеялась, что бабушка не сердится на него. Ей не хотелось бы, чтобы бабушка плохо думала о ее муже.
Меньше чем через полчаса Пола уже сидела за письменным столом в своем кабинете в универмаге «Харт» в Лидсе и разговаривала по телефону с Эммой. Она позвонила ей в Лондон, в ее квартиру на Белгрейв-сквер.
– Извини, если я тебя разбудила, – сказала Пола, хотя она была почти уверена, что бабушка уже не спала.
И услышала в трубке ее полный жизни и тепла голос, подтверждающий, что это действительно так:
– Я пила чай и ждала твоего звонка. Ты хочешь поговорить о Джиме и его решении уйти с поста директора-распорядителя компании. Так?
– Да, бабушка. Я вчера была здорово ошарашена, когда он сказал мне, что сделал, – и, конечно, огорчена. Мне кажется, он очень подвел тебя, причем в самый неудачный момент, когда ты собираешься в путешествие. Не могу отделаться от мысли, что ты, должно быть, разочарована в нем.
– Немного, но, учитывая все обстоятельства, я решила не пытаться убедить Джима остаться на посту директора-распорядителя. У него сердце не лежит к этой работе, Пола, а в таком случае ничего хорошего не получится. Может быть, оно и к лучшему, что он решил уйти.
– Да, – тихо согласилась Пола. – А как Уинстон? Он очень огорчен?
– Сначала был немного огорчен, я даже подумала на мгновение, что он взорвется, когда я сказала, что ему придется взять эти обязанности на себя. Но он согласился почти сразу же. Ведь больше некому, как ты прекрасно знаешь.
– Я чувствую себя просто ужасно, бабушка. Мне очень жаль, что так получилось. На мой взгляд, Джим не должен был так поступать. Я считаю, что это безответственно с его стороны. Конечно, он так не думает. – После секундной паузы Пола добавила: – Я не пытаюсь оправдать его, бабушка, но я поняла, что Джим не похож на нас. Хотя мы и работаем в твоих компаниях, нам приходилось заниматься и работой, которая не слишком нравилась. Но ничего, пережили. От этого не умирают. Зато этот опыт нас многому научил. Я знаю, что не нужно делать такие сравнения, но в тот вечер, когда мы разговаривали с Джимом, я все время думала о маленькой Эмили – о том, как она повела себя. Она просто молодчина – с таким желанием и готовностью согласилась работать в «Дженрет».
– Да, это так, – согласилась Эмма и тут же мягко заметила: – Пола, дорогая, не сердись очень сильно на Джима. У каждого свои возможности. Не забывай – его воспитывали не так, как тебя и твоих кузенов и кузин. Как бы то ни было, надо благодарить Бога за то, что он – талантливый ответственный редактор. Он блестяще справляется с работой, ему здесь нет равных. Именно поэтому я назначила его на эту должность несколько лет назад. Вот если бы он ушел с этого поста, тогда у нас действительно была бы очень серьезная проблема.
– Да, я понимаю. Он любит газету, и именно поэтому он такой хороший журналист. – Пола чувствовала, что на душе у нее становится немного легче, и она продолжала: – Я хочу сказать в защиту Джима: в одном отношении ему нужно отдать должное – он был абсолютно честен с тобой, и этого нельзя отрицать… Он никогда не кривит душой, бабушка.
– Об этом ты могла бы мне и не говорить, Пола. В Джиме нет двуличия. Отнюдь. И я вчера утром сказала ему, что я очень ценю его откровенность. Когда руководитель компании не отдается делу со всей страстью своей души, не проявляет интереса к делу, на мой взгляд, это всегда чревато катастрофой.
– Значит, ты не очень сердишься на него? – спросила Пола, крепче сжимая трубку в руке и даже затаив дыхание.
– Нет. Вчера в какой-то момент я рассердилась, но это было мимолетное чувство, и оно быстро прошло, – сказала Эмма. – В делах никогда нельзя поддаваться эмоциям и порывам. Нужно всегда принимать решения, основываясь на разумных доводах. Но впрочем, я говорю тебе это всю твою жизнь. Извини, что повторяюсь.
– Тебе не нужно извиняться. Должна признаться, у меня на душе стало намного легче оттого, что ты так спокойно восприняла это, бабушка. Джим ни за что не хотел бы огорчить тебя или создать для тебя какие-то проблемы.
Проигнорировав последние слова Полы, Эмма сказала:
– Я хочу, чтобы ты перестала волноваться. Это совсем не твоя проблема. Кроме того, ситуация полностью под контролем. Когда я говорила с Уинстоном – уже после того, как Джим ушел, – мне пришла в голову одна мысль. Я убеждена, что она абсолютно верная: в компании „Консолидейтед ньюспейпер" будет не так уж много перемен. Уинстон сидел у меня и долго бубнил, что на него свалится слишком много работы. И пока он все это на меня изливал, я поняла, что на самом деле он уже давным-давно взвалил на себя в „Консолидейтед ньюспейпер" все административные и коммерческие проблемы. Сам того не зная, он уже давно выполняет многие из обязанностей директора-распорядителя. О чем я ему и сказала. Сказала, что теперь, помимо ответственности, которая уже давно лежит на нем, он официально получит и должность, а вместе с ней и значительное повышение зарплаты. Ты знаешь, у Уинстона хорошее чувство юмора, он сразу рассмеялся и сказал: «Черт побери, тетя Эмма, мы оба думаем, что мы такие умные, так почему же до сих пор мы не сознавали, какой я замечательный?» Поэтому, дорогая моя, пожалуйста, не беспокойся ни обо мне, ни о «Консолидейтед ньюспейпер», ни об Уинстоне.
– Если бы ты знала, бабушка, как я рада это слышать! Скажи, пожалуйста, я могу тебе задать еще один вопрос? Об акциях в «Консолидейтед ньюспейпер». Почему ты решила изменить завещание и оставить свои акции в этой компании нашим близнецам?
– Странный вопрос. Я думала, я тебе ясно сказала и ты все поняла. Ведь это же очевидно – я оставляю свои акции в газетно-издательской компании близнецам, потому что они – твои дети, Пола. Какие еще могут быть причины? – проговорила Эмма чрезвычайно озадаченно.
– Никаких… Мне просто было интересно, вот и все, – ответила Пола. – На днях я подумала, что, может быть, твое решение как-то связано с Джимом. Ну, знаешь, с тем, что он – из семьи Фарли. Я хочу сказать, что, если бы его дед не потерял «Морнинг газет», удержал ее в своих руках, она сегодня принадлежала бы ему, так ведь?
Эмма расхохоталась.
– Очень сильно сомневаюсь в этом, – выдохнула она, смеясь. Тут же взяв себя в руки, она сказала: – Эдвин Фарли в конечном счете обязательно потерял бы газету, как я тебе уже много раз говорила. Кроме того, семья Фарли владела только «Йоркшир морнинг газетт» и не имела отношения к остальным газетам, которые входят в группу „Консолидейтед ньюспейпер". Ты знаешь, те газеты я приобрела сама и с помощью своих братьев. – Она снова заливисто рассмеялась на другом конце провода, как будто слова Полы очень позабавили ее. – Надеюсь, ты не вообразила, что у меня есть какое-то чувство вины по отношению к семье Фарли, – сквозь смех проговорила она, явно забавляясь тем, что такое могло кому-то прийти в голову.
– Конечно, нет! – с жаром воскликнула Пола, жалея, что вообще заговорила об этом. Она уже поняла, что была совершенно права, а Джим ошибался.
– Надеюсь, что нет, дорогая моя девочка, – сказала Эмма, успокаиваясь. – Я всегда признавала, что, когда семейство Фарли покатилось по наклонной, потому что они сами начали совершать промахи один за другим, я позволила себе подтолкнуть их пару раз, причем достаточно ощутимо. Но могу тебя заверить, что я не провела ни одной бессонной ночи, раскаиваясь в том, что сделала. Я была рада, что смогла поменяться с ними ролями и отплатить им той же монетой. Поэтому ни на минуту не воображай, что меня тревожит совесть и я чувствую какую-то вину по отношению ко многим Фарли, которых уж нет, – да и к Джиму тоже. И если это он предположил такое, можешь сказать ему от моего имени, что он ошибается, и очень сильно.
– Нет-нет, он ничего такого не говорил, – легко солгала Пола, зная, что, если бы она сказала правду, это вызвало бы у бабушки раздражение. – Это просто мысль, которая промелькнула однажды в моем богатом воображении.
Эмма мысленно усмехнулась: она не была уверена, что Пола говорит правду – слишком быстро та ответила ей.
– Надеюсь, у тебя на душе поспокойнее после того, как мы с тобой поговорили о решении Джима и разрядили обстановку?
– Да, бабушка, ты всегда помогаешь мне все поставить на места и во всем разобраться.
Глава 19
Десять дней спустя Эмма никак не могла понять, как она сумела справиться со всеми делами за те несколько дней что провела в Лондоне. Она проверила, как идут дела во всех ее компаниях, чтобы убедиться, что все в абсолютном порядке и что во время ее долгого отсутствия не должно быть никаких проблем. Она несколько раз встретилась со своими поверенными и банкиром Генри Россистером. Им с Генри даже удалось провести пару вечеров вместе, посвятив их уже не делам, а развлечениям. Она встречалась и подолгу беседовала по отдельности с Уинстоном и Александром. Она встретилась и обсудила кое-что с Сарой; одобрила все модели одежды из серии «Леди Гамильтон» для весенней коллекции 1970 года и просмотрела вместе с внучкой планы новой рекламной кампании. И даже работая допоздна в универмаге, все время переезжая с одной встречи на другую, перенастраиваясь на обсуждение разных дел, она все-таки нашла время подобрать столь необходимый ей гардероб для кругосветного путешествия с Блэки.
Эмма считала, что можно не беспокоиться ни о чем, кроме того, что касалось Джонатана. Он – ее враг. Она не знала почему. Она не могла этого доказать. Тем не менее она была убеждена больше, чем когда бы то ни было, что он – тот единственный из ее внуков, которому она не может доверять.
Открыв папку, которая лежала на ее письменном столе, она внимательно и скрупулезно прочитала отчет частного сыскного агентства, в которое она обратилась, чтобы проверить, чем занимался Джонатан в деловой и личной жизни. Сыщики не нашли ничего предосудительного, но это не убедило ее, что он ни в чем дурном не виноват. Этому агентству – фирме «Грейвс и Сондерсон» – придется поработать еще, копнуть поглубже и раскинуть сети подальше. Она уверена, что где-то что-то обязательно найдется.
Всю свою жизнь Эмма Харт славилась способностью видеть людей насквозь и читать, как открытую книгу, мысли членов своей семьи, друзей и врагов. Это было так, как будто какой-то добрый дух нашептывает ей все на ухо. Кроме того, она от рождения обладала той сверхъестественной интуицией, которой обычно наделены те, кто умеет выходить из жизненных бурь целым и невредимым, – нечто вроде шестого чувства, которое позволяло ей улавливать незаметные для других мельчайшие признаки, указывающие на приближение каких-то событий – как плохих, так и хороших, но особенно плохих. И кроме того, у нее был какой-то особый инстинкт предчувствовать опасность. Она привыкла доверять этому инстинкту, зная, что он ее не подведет. В последнее время, уже довольно долго, все ее органы чувств и почти сверхъестественные способности предугадывать подавали ей сигнал тревоги, говорили о том, что где-то готовится что-то неприятное, но пока еще она не сумела определить, в чем же кроется конкретная опасность. И все же опасность была. Она словно нависала над ней в темноте, оставаясь вне досягаемости.
Ее взгляд остановился на нескольких абзацах, где говорилось о Себастьяне Кроссе. Они с Джонатаном – хорошие друзья, по-настоящему близкие друзья, – но ничего, кроме этого, сыщики не обнаружили. Когда она впервые услышала об их тесной дружбе, которая началась в годы учебы в Итоне, она задала себе вопрос, нет ли между ними гомосексуальной связи. Но, по всей вероятности, это подозрение было безосновательным – в отчете господина Грейвса приводились прямо противоположные факты. Она решительно захлопнула папку с отчетом. Что толку перечитывать его много раз? Это пустая трата времени. Кроме того, она уже, можно сказать, «прочесала» всю информацию, содержащуюся в отчете, частым гребнем, пытаясь найти хотя бы одну-единственную зацепку, какой-нибудь намек, маленькую ниточку, за которую можно было бы потянуть. Но все напрасно, она ничего не нашла. Эмма положила папку в ящик стола и заперла его. Ей не хотелось больше думать о возможности предательства. Она чувствовала себя подавленной. Было очень тяжело и неприятно, что пришлось прибегнуть к таким недостойным, ужасным мерам – поручить сыщикам следить за членом своей собственной семьи. Но у нее не было иного выхода. Еще только один раз в жизни она прибегала к этому отвратительному средству – слежке за человеком. Тогда, как и сейчас, это вызывало у нее отвращение и внутренний протест. Лет сорок тому назад она сочла необходимым выяснить, чем занимается ее второй муж… чтобы защитить себя и своих детей. Ей вдруг пришло на ум, что в нынешней ситуации заключается горькая ирония: ее второй муж, Артур Эйнсли, – дед Джонатана.
Эмма считала, что можно не беспокоиться ни о чем, кроме того, что касалось Джонатана. Он – ее враг. Она не знала почему. Она не могла этого доказать. Тем не менее она была убеждена больше, чем когда бы то ни было, что он – тот единственный из ее внуков, которому она не может доверять.
Открыв папку, которая лежала на ее письменном столе, она внимательно и скрупулезно прочитала отчет частного сыскного агентства, в которое она обратилась, чтобы проверить, чем занимался Джонатан в деловой и личной жизни. Сыщики не нашли ничего предосудительного, но это не убедило ее, что он ни в чем дурном не виноват. Этому агентству – фирме «Грейвс и Сондерсон» – придется поработать еще, копнуть поглубже и раскинуть сети подальше. Она уверена, что где-то что-то обязательно найдется.
Всю свою жизнь Эмма Харт славилась способностью видеть людей насквозь и читать, как открытую книгу, мысли членов своей семьи, друзей и врагов. Это было так, как будто какой-то добрый дух нашептывает ей все на ухо. Кроме того, она от рождения обладала той сверхъестественной интуицией, которой обычно наделены те, кто умеет выходить из жизненных бурь целым и невредимым, – нечто вроде шестого чувства, которое позволяло ей улавливать незаметные для других мельчайшие признаки, указывающие на приближение каких-то событий – как плохих, так и хороших, но особенно плохих. И кроме того, у нее был какой-то особый инстинкт предчувствовать опасность. Она привыкла доверять этому инстинкту, зная, что он ее не подведет. В последнее время, уже довольно долго, все ее органы чувств и почти сверхъестественные способности предугадывать подавали ей сигнал тревоги, говорили о том, что где-то готовится что-то неприятное, но пока еще она не сумела определить, в чем же кроется конкретная опасность. И все же опасность была. Она словно нависала над ней в темноте, оставаясь вне досягаемости.
Ее взгляд остановился на нескольких абзацах, где говорилось о Себастьяне Кроссе. Они с Джонатаном – хорошие друзья, по-настоящему близкие друзья, – но ничего, кроме этого, сыщики не обнаружили. Когда она впервые услышала об их тесной дружбе, которая началась в годы учебы в Итоне, она задала себе вопрос, нет ли между ними гомосексуальной связи. Но, по всей вероятности, это подозрение было безосновательным – в отчете господина Грейвса приводились прямо противоположные факты. Она решительно захлопнула папку с отчетом. Что толку перечитывать его много раз? Это пустая трата времени. Кроме того, она уже, можно сказать, «прочесала» всю информацию, содержащуюся в отчете, частым гребнем, пытаясь найти хотя бы одну-единственную зацепку, какой-нибудь намек, маленькую ниточку, за которую можно было бы потянуть. Но все напрасно, она ничего не нашла. Эмма положила папку в ящик стола и заперла его. Ей не хотелось больше думать о возможности предательства. Она чувствовала себя подавленной. Было очень тяжело и неприятно, что пришлось прибегнуть к таким недостойным, ужасным мерам – поручить сыщикам следить за членом своей собственной семьи. Но у нее не было иного выхода. Еще только один раз в жизни она прибегала к этому отвратительному средству – слежке за человеком. Тогда, как и сейчас, это вызывало у нее отвращение и внутренний протест. Лет сорок тому назад она сочла необходимым выяснить, чем занимается ее второй муж… чтобы защитить себя и своих детей. Ей вдруг пришло на ум, что в нынешней ситуации заключается горькая ирония: ее второй муж, Артур Эйнсли, – дед Джонатана.