Брэдли Шелли. В плену любви

   – Я не могу больше ждать.
   Он снова прижал ее к двери. Эверил с восторгом ощутила нетерпеливое прикосновение его твердого естества. Губы Дрейка терзали нежную кожу у нее за ухом. Ощутив между бедрами обжигающее прикосновение его пальцев, Эверил ахнула и крепче вцепилась в его тело. Желание распирало ее изнутри, рвалось наружу. Она безоглядно уступила этому призыву, не испытывая угрызений совести, упиваясь силой его страсти.
   – Прошу тебя! – взмолилась она.
   – Да, – простонал Дрейк, приподняв и положив ее ноги себе на талию.
   Одним мощным толчком он вошел в нее, заполнив каждую клеточку ее тела восторгом. А затем ей стало не до размышлений. Он нашел ритм, неистовый и неумолимый.
   Обхватив его за плечи и обвив ногами его бедра, она вторила его мощным движениям, пока лавина ощущений не обрушилась на нее с безжалостной силой. Эверил вскрикнула, потрясенная ослепительным, как солнце, взрывом эмоций. Прежде чем присоединиться к ней в сокрушительном высвобождении, Дрейк в последний раз глубоко вонзился в нее и заполнил своим семенем. Не разжимая объятий, они медленно опустились на земляной пол. Когда Эверил наконец открыла глаза, она лежала на Дрейке, все еще представляя с ним единое целое. Обмякнув, она прислушивалась к ритмичным ударам его сердца, дыханию и трелям жаворонка за окном.
   Она еще никогда не испытывала такого умиротворения. Дрейк полностью открылся ей. Эверил чувствовала это в его страстных поцелуях и объятиях, инстинктивно догадываясь, что он никогда не был так близок ни с одной женщиной. По его собственному признанию, она околдовала его.
   Именно ей, невзрачной Эверил, удалось раскрепостить его чувства. Она смогла убедить Дрейка разделить с ней эмоции, которые он предпочитал держать наглухо запертыми в своей страдающей душе. Торнтон коснулся ее волос, убрав с влажных висков спутанные пряди, и еще одно откровение снизошло на Эверил: она достаточно привлекательна. Сегодня Дрейк заставил ее поверить в то, о чем не раз говорил и во что явно верил сам. Как же она была глупа, принимая так близко к сердцу слова отца!
   Осознание этого факта подействовало на нее, как прикосновение материнской руки. Слезы облегчения и радости выступили из ее глаз и скатились на его горячую грудь. Она шмыгнула носом, пытаясь остановить соленые ручейки, но было слишком поздно.
   – Ну-ну, – прошептал Дрейк. Приподнявшись на локтях, он нежно вытер ее мокрые щеки. – Что с тобой?
   – Ничего, – солгала она.
   Его участие вызвало новый поток слез.
   – И поэтому ты устроила здесь потоп?
   Эверил невольно улыбнулась:
   – Ты неисправим.
   – Я? Скорее это относится к тебе, моя обворожительная жена.
   – Спасибо, что заставил меня поверить в это. – Ее улыбающиеся губы задрожали.
   Дрейк погладил ее по спине. Впервые он был так ласков после занятий любовью. Затаенная боль ушла из его глаз, уступив место выражению покоя и нежности. Может, ей удалось изменить к лучшему и его мнение о любви?
   Она снова прослезилась, теперь уже от надежды.
   – Опять плачешь, милая? Почему?
   Подбородок Эверил задрожал, в горле застрял обжигающий ком, грозя новыми слезами. Протянув руку, она погладила его по щеке и утонула в темных глазах, наполненных сочувствием. Сердце Эверил дрогнуло. Она больше не могла скрывать правду.
   – Почему? – Ее голос дрогнул. – Потому что я люблю тебя.

Глава 15

   Три слова, слетевшие с ее губ, повисли в воздухе. В комнате воцарилась тишина, даже голосистый жаворонок прервал свою ликующую песнь. Эверил затаила дыхание, сердце ее билось, как попавший в силки кролик.
   Она никак не ожидала, что после ослепительного слияния их тел и сердец тот факт, что она любит Дрейка, явится для него полной неожиданностью. Тем не менее не приходилось сомневаться, что ее признание потрясло его до глубины души. Он был в шоке. Хотя их тела все еще сливались в интимном объятии, Эверил чувствовала, что Дрейк отдалился от нее так же верно, как если бы он взял меч и рассек связывающую их нить. У нее екнуло сердце, когда он отстранился от нее и сел, повернувшись спиной. Все ее страхи ожили. Вскочив на колени, Эверил вцепилась в его твердые плечи. Он же должен понять, что ему незачем опасаться ее любви!
   Дрейк нетерпеливо дернул плечами и поднялся на ноги. Он старался не смотреть на Эверил, которая, окаменев, наблюдала, как он торопливо натягивает одежду. Она пыталась найти слова, способные растопить холод отчуждения, возникший между ними, заверить его, что не разобьет его сердце, покрытое шрамами от ран, нанесенных бесчувственной матерью, убедить, что никогда не причинит ему вреда, не предаст и не бросит.
   Еле сдерживая слезы, Эверил потянулась к одежде и оделась.
   Молчание затянулось. Напряженная спина Дрейка, упорно не желавшего повернуться к ней лицом, недвусмысленно свидетельствовала, что никакого обсуждения ее признания не последует. И все же она не могла позволить ему уйти.
   – Дрейк?
   Взгляд темных глаз неохотно скользнул по ее лицу.
   – Мне очень жаль, – буркнул Торнтон, уставившись на свои башмаки.
   Эверил приблизилась к нему.
   – Жаль? Тебе не о чем жалеть. Я ничего не прошу, просто…
   Он оборвал ее резким взмахом руки.
   – Даже сейчас твои глаза умоляют. – Он покачал головой. – Я не хочу обижать тебя, Эверил, но пойми же, наконец, что любовь – всего лишь ловушка, предназначенная для того, чтобы вывернуть мужчину наизнанку. Я не попадусь в нее.
   Распахнув дверь, Дрейк выскочил из хижины. А Эверил, онемев от боли, смотрела ему вслед, не в силах вымолвить ни слова. Никогда он еще не казался таким отчужденным и далеким. Эверил судорожно сглотнула. Зная отношение Дрейка к любви, как она могла надеяться, что сможет изменить его? Она все испортила. Теперь Дрейк хочет лишь одного – расстаться с ней, и как можно скорее.
   Прислонившись к косяку, Эверил боролась со слезами, обжигавшими ее усталые глаза. Запах горящих поленьев, вина и Дрейка, все еще витавший в воздухе, будоражил ее память. Она вспомнила их первый поцелуй, горький рассказ Дрейка о предательстве матери, радость, которую они находили в супружеских объятиях, и его сочувствие к ее страху перед темнотой.
   Она всегда знала, что у Дрейка сложный характер, жизненные невзгоды приучили его к скрытности. И тем не менее наивно полагала, что разрешила загадку, проникла в его сердце и обнаружила терзавшую его рану, которую надеялась исцелить. Что ж, это утро убедительно доказало, как мало она знает Торнтона, а понимает и того меньше.
   Не в силах даже думать о завтраке, Эверил налила себе подогретого вина и присела у очага, наблюдая, как угасает пламя. Прихлебывая из кружки, она едва замечала горьковатый вкус напитка. Сказанного не воротишь, и теперь ей придется пожинать последствия ее опрометчивого признания.
   Тихий всплеск вывел ее из задумчивости. Круги на поверхности вина вкупе с солеными ручейками, стекавшими по щекам, вызвали у нее новый приступ отчаяния. Чувствуя, как рушится неестественное спокойствие, в котором она пребывала после ухода Дрейка, Эверил всхлипнула. Невидимая пятерня, сжимавшая ее внутренности, расслабилась. Отставив в сторону недопитое вино, она уронила голову на колени и разрыдалась.
   Почему Дрейк, будь он проклят, не может полюбить ее? Почему ее любовь причиняет им обоим только страдания? Даже сейчас, зная истинное положение вещей, она охотно отдала бы Дрейку свое тело и сердце.
   Ну почему, Господи, он позволяет призракам прошлого лишать их всякой надежды на будущее?
   Прошло четыре часа. Дрейк не возвращался. Выплакавшись, Эверил прибрала в хижине и нарезала немного хлеба и сыра.
   Меряя шагами тесное пространство комнаты, Эверил вдруг осознала, что Дрейк не придет, чтобы разделить с ней полуденную трапезу. Охваченная волнением, она стиснула перед собой руки и остановилась перед остывшим очагом.
   Где он?
   Она молила Бога, чтобы он был на острове, а не покинул его, подвергая себя риску попасть в лапы Мердока. Прикусив губу, она терзала себя жуткими образами, представляя, что Дрейк ранен или даже убит. И все же Эверил не понимала, почему Дрейк так завелся. Что такого ужасного в ее признании? Конечно, она не возражала бы против ответного чувства, но не слишком на него рассчитывала. Она даже пыталась объяснить ему это, когда он набросился на нее с упреками.
   Отлично! В аду наступит прохладный денек, прежде чем Дрейк дождется от нее повторения сегодняшней глупости. К тому времени, когда солнце перевалило через каменную вершину и стало клониться к закату, Эверил спела обшарить в поисках Дрейка все ущелье, но не нашла ни единого доказательства его присутствия. Она то и дело давала себе клятвы, что не проронит ни слова о любви, пока не наступит день расставания.
   Не появился Дрейк и тогда, когда ущелье погрузилось во мрак.
   Эверил снова приготовила еду и принялась расхаживать по комнате, плача и проклиная весь белый свет. Она по-прежнему тревожилась о Дрейке, но к беспокойству добавилось еще и раздражение от мучительного ожидания. Конечно, она поступила опрометчиво, признавшись Дрейку в любви, но это еще не повод, чтобы пуститься в бега, подражая пугливому оленю. Ведь никто не требовал от него ответных чувств! Она не привыкла, чтобы с ней обращались, как с какой-то назойливой бабенкой. И из-за чего? Из-за трех коротеньких слов!
   Раздраженно фыркнув, Эверил села за стол, решив ужинать в гордом одиночестве. Как хорошо, что никто не будет наблюдать за ней, дразнить ее и возбуждать никому не нужные эмоции. Она сможет подготовиться ко сну в приятном уединении и насладиться остатками вина.
   Однако есть не хотелось. Отодвинув тарелку с почти нетронутой едой, Эверил решительно встала.
   Вся эта история с ее похищением и пленом – даже их брак – совершилась исключительно по воле Дрейка и в полном соответствии с его желаниями. А как же она? Разве кто-нибудь спрашивал, чего она хочет? Кого-нибудь волнуют ее чувства? Уж конечно, не Дрейка! Он слишком погряз в дурацких идеях, которыми набита его голова, чтобы догадаться, что у нее могут быть собственные желания. Пора положить этому конец!
   У нее тоже есть чувства, и не менее сильные, чем у Дрейка. Да, его прошлое омрачено трагедией, но ведь и ее жизнь была не безоблачной. Разве она использует этот факт как оправдание, дающее право причинять другим боль и отворачиваться от любви и утешения, которые встречаются на ее пути? Нет. Она с благодарностью принимает их и не считает нужным подавлять ответные порывы.
   Почему же Дрейк думает, что может вести себя иначе? Пора ему покончить с прошлыми обидами, какими бы болезненными они ни были.
   Эверил перестала мерить шагами земляной пол хижины и остановилась у окна. Глядя на бледную луну, затянутую облачной дымкой, она улыбнулась. Когда ее загулявший муженек вернется домой, он быстро поймет, что у других тоже есть чувства, с которыми следует считаться.
 
   По положению серпа луны на мглистом небосводе Дрейк определил, что время близится к полуночи. Усталый и встревоженный, он отворил ворота ущелья.
   Мысли об Эверил, не покидавшие его весь день, нахлынули с новой силой. Зачем ей понадобилось осложнять их отношения своим нелепым признанием? И почему его пульс забился так радостно, словно никогда в жизни он не слышал ничего более приятного? А как объяснить приступ безумия, заставивший его отсиживаться на берегу, вдали от собственной хижины, дожидаясь, пока его жена заснет глубоким сном?
   Дрейку было стыдно, что он удрал от Эверил как последний трус.
   Ладно, утром, когда она проснется, он скажет ей о своем решении.
   Распахнув дверь хижины, Дрейк не ожидал увидеть ничего, кроме едва теплящегося в очаге пламени, призванного рассеять мрак и страхи Эверил. Воображение не подготовило его к виду полностью одетой жены, стоящей перед ярко пылающим очагом. По всей комнате горели свечи, подчеркивая воинственный блеск в ее глазах.
   – Итак, ты все-таки вернулся, – ядовито заметила Эверил, прежде чем он успел прийти в себя от изумления. – Ну что, отвел душу или намерен дуться и дальше?
   Поморщившись от ее саркастического тона, Дрейк признал, что в очередной раз недооценил характер своей жены.
   Раньше Эверил, обиженная его грубостью, сворачивалась в клубочек и тихо плакала, пока спасительный сон не принимал ее в свои объятия. Теперь же она встретила его лицом к лицу, вызывающе подбоченившись, готовая к схватке, как бывалый воин. Не желая ввязываться в ссору, Дрейк осторожно обошел вокруг нее. Он плохо представлял себе, как обращаться с чувствительной и неуверенной в себе девушкой, которой привык считать Эверил, и тем более не имел понятия, что делать с воительницей, взиравшей на него с подобной решимостью.
   – Есть много, чего ты либо не знаешь, либо не понимаешь, – туманно произнес он, отлично зная, что остался всего лишь один факт, неизвестный Эверил, и который она, по всей вероятности, сочтет ужасным.
   – А как я могу понять, – парировала она, – если ты ничего не рассказываешь? То немногое, что ты соизволил сообщить, не имеет смысла. Требованиями и уговорами ты выудил у меня все мои сокровенные мысли, а сам предпочитаешь таиться.
   – Эверил, я всего лишь оберегаю тебя от жестокой действительности.
   – Ты лицемерный эгоист, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Ты держишь меня в неведении, отделываясь отговорками, которые плохо стыкуются друг с другом, только потому, что больше всего на свете боишься выдать свои секреты.
   Дрейк медленно повернулся к ней лицом, чувствуя, как стынет в жилах кровь. Как она могла догадаться?
   – Уже поздно, Эверил, я устал. Тебе тоже нужно отдохнуть…
   – Я буду отдыхать, когда сочту нужным, – заявила она. – В данный момент я хочу услышать твои объяснения.
   – Мне нечего тебе сказать.
   – Неужели ты способен только лгать и увиливать от ответов?
   В ее обжигающем взгляде сверкала яростная решимость. Дрейка снова охватил стыд: Эверил должна знать правду. Пожалуй, после всех испытаний, выпавших на ее долю, она заслуживает того, чтобы знать больше. При условии, конечно, что его самая позорная тайна останется нераскрытой.
   – Проклятие! – взорвалась Эверил, прежде чем он успел подавить чувство вины. – Я не сомневаюсь, что тебя обвинили в убийстве, которого ты не совершал. Но я хочу знать, почему именно тебя? Почему не другого члена клана?
   Дрейк ответил, тщательно выбирая слова:
   – Мердок ненавидит меня.
   Эверил сморщила лоб в недоверчивой гримасе.
   – С чего бы? Ведь это он совратил твою мать, а не наоборот?
   – Для него это был еще один способ бросить вызов Лохлану и продемонстрировать свою ненависть ко мне. Но вражда началась гораздо раньше, в детстве.
   Судя по подозрительно сузившимся глазам Эверил, это объяснение показалось ей неубедительным.
   – Ты по-прежнему говоришь загадками. Я так и не поняла, почему он ненавидит тебя, и как это один ребенок может возненавидеть другого на всю жизнь?
   Дрейк небрежно пожал плечами:
   – Только Мердок может удовлетворить твое любопытство. Я не знаю, что творится у него в голове.
   Эверил сжала кулаки.
   – Знаешь или по крайней мере очень хорошо себе представляешь.
   Дрейк снова пожал плечами и отвернулся.
   – Ты готов на все, чтобы отомстить Мердоку, и ненавидишь его ничуть не меньше. Если даже предположить, что тебе неизвестна причина его ненависти к тебе, ты наверняка знаешь, где кроются корни твоей неприязни.
   – Я возненавидел его еще в детстве.
   – За… – нетерпеливо подсказала Эверил, явно ожидая продолжения.
   Дрейк устало вздохнул и опустился на стул перед потрескивающим пламенем. Пожалуй, ничего страшного не случится, если он сообщит ей кое-какие детали.
   – За его жестокость по отношению ко мне и Лохлану.
   – А за совращение твоей матери?
   – Если бы Дайра не связалась с Мердоком, она нашла бы кого-нибудь другого, чтобы удовлетворить свою похоть. Это было у нее в крови, – презрительно произнес Дрейк.
   – Все, что ты говоришь, не имеет смысла, – заявила Эверил, топнув ногой, и принялась расхаживать по комнате.
   Дрейк молчал. Он заворожено наблюдал за ее колышущейся юбкой и башмачками, решительно мерившими земляной пол.
   – Это правда! – наконец возмутился он, продолжая тему.
   – Мне кажется, это твоя обычная попытка скрыть правду за отдельными фактами, – упорствовала Эверил. – Объясни мне, каким образом детская ненависть вкупе с изменой твоей матери привели к тому, что Мердок обвинил тебя в убийстве своего отца. И почему тебе так не терпится разделаться с ним? Ни одна из названных тобой причин не объясняет такого ожесточения и жажды мести. Почему ты даже не попытался восстановить свое доброе имя? Вместо этого ты рискуешь жизнью, строя безумные планы.
   Дрейк встал и снова обошел ее. На сей раз он подошел к открытому окну, за которым простиралась ночь.
   – Против меня имеются весомые улики, а в защиту моей невиновности нет ничего. Я не могу позволить Мердоку остаться безнаказанным. А тот факт, что он и моя мать были слеплены из одного теста, только усиливает мою ярость.
   – Почему? – требовательно спросила Эверил, остановившись за его спиной.
   Нежный аромат ее кожи и отчаянные попытки понять его внезапно слились с воспоминаниями об их занятиях любовью, о ее слезах. Грудь Дрейка болезненно сжалась. Да, Эверил имеет право на большее, чем те отрывочные сведения, которыми он каждый раз потчует ее. Она заслуживает всей правды. Но пожелает ли она разговаривать с ним, если узнает все до конца?
   – Ты не понимаешь, – снова произнес он, признавая свое поражение.
   Как можно хотеть, чтобы она ушла, и одновременно жаждать, чтобы она осталась?
   – Мне надоело это слышать! Как я могу понять то, чего ты не желаешь объяснить? Я устала от твоего непредсказуемого поведения и смены настроений. То ты страстный, то холодный. Ласковый вечером и отчужденный утром. Неужели ты не понимаешь, как это ранит меня? – Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание. – Может, ты такой же, как твоя мать, и тебе просто наплевать на других?
   Дрейк стремительно обернулся. Его глаза вспыхнули от гнева.
   – Что ты сказала?
   – Ты прекрасно слышал, не глухой, – отозвалась Эверил, вызывающе вздернув подбородок. – Я хочу знать, почему ты не можешь покончить с прошлым и подумать о будущем. Возможно, в тебе больше сходства с Дайрой, чем тебе кажется. Может, ты получаешь удовольствие, разрушая чужие жизни ради собственного удовольствия…
   – Проклятие, никогда! – Дрейк потрясенно уставился в ее обеспокоенные глаза. В них смешались боль, гнев, смятение… И надежда. Это явилось последней каплей. – Вам нужна правда, моя благородная супруга? Как пожелаете. Боюсь только, что ты пожалеешь об этом.
   Он схватил ее за плечи и притянул к себе, гоня вон страшную мысль, что, возможно, в последний раз наслаждается подобной близостью. Эверил доверчиво прильнула к нему. Дрейк прижал ее теснее и глубоко вздохнул, наполнив легкие ее нежным цветочным ароматом. Что она почувствует, когда узнает все? Будет оскорблена? Возненавидит его за скрытность и молчание?
   – Дело в том, что завидный жених, за которого ты чуть не вышла замуж, чтобы спасти Эбботсфорд от разрушения, приходится мне родственником. У нас один отец.
   Эверил в замешательстве посмотрела в лицо Дрейка.
   – Лохлан? Он был…
   – Моим отцом.
   Кровь отлила от ее лица.
   – Значит, Мердок…
   – Мой сводный брат, – подтвердил Дрейк ее невысказанную догадку.
   В течение долгой ужасной минуты она смотрела на него, затем, вывернувшись из его объятий, рванулась прочь. Подавленный грузом сожалений и бессильной ярости, Дрейк не препятствовал ей.
   Эверил медленно подошла к очагу и опустилась на стул.
   – И ты использовал меня против собственного брата?
   Дрейк вздохнул и потер рукой усталое лицо. Его душу терзали муки совести. Он не мог видеть разочарование, проступившее во взгляде своей жены.
   – Отец женился на моей матери через несколько лет после смерти своей первой жены, оставившей ему Мердока. Не знаю почему, но Мердок всегда ненавидел меня. Мне было три года, когда он попытался меня утопить.
   Эверил ахнула, ее бледное лицо исказилось от ужаса. Дрейк бесстрастно продолжил:
   – Когда мне исполнилось шесть, он заманил меня в лес и бросил. Прошло двое суток, прежде чем отцу удалось разыскать меня. В девять лет, когда я приехал домой погостить из замка, где проходил рыцарскую науку, Мердок подсунул в мою постель змею. В двенадцать он отравил мою еду. Он был намного старше, и в детстве я немало натерпелся от его злобных выходок и ненависти, причины которой никогда не понимал. И до сих пор не понимаю. Клянусь Богом.
   – Господи, – вымолвила Эверил дрожащим голосом.
   – По мере того как я рос, ссоры между ним и отцом становились все более яростными. Отец пригрозил отослать его прочь, на север, к моему дяде, славившемуся своим жестоким нравом. В отместку Мердок, тогда уже взрослый юноша, соблазнил мою мать. Не потому, что испытывал к ней какие-либо чувства, а потому, что знал, как любит ее отец.
   – И ты застал их вместе.
   Дрейк кивнул.
   – Мердок назначил свидание в солярии, прекрасно зная, что я провожу там вечера.
   – То есть он все подстроил, чтобы причинить тебе боль?
   В ее голосе прозвучала неподдельная мука. Однако Дрейк не дрогнул, отказываясь верить в ее сочувствие, и не желая черпать в нем утешение.
   – Вначале я так и подумал. Но потом понял, что он рассчитывал, что я расскажу обо всем отцу. Я был единственным человеком, кому Лохлан безоговорочно верил.
   – А почему Мердок не устроил все так, чтобы отец сам наткнулся на них? Разве это не было бы проще?
   Вспотевшие ладони Дрейка сжались в кулаки.
   – Мердок – не дурак. Он знал, что отец так сильно любил мою мать, что убил бы его на месте.
   – Но что Мердок надеялся выгадать, навлекая на себя гнев отца? – озадаченно спросила Эверил.
   – Поначалу я не мог придумать никакого объяснения, кроме чистой злобы, вызванной угрозой отослать его на север. Но позже, когда Мердок по собственному желанию отбыл ко двору, между ним и отцом завязалась переписка. Мердок ясно дал понять, что Лохлан должен изгнать меня с матерью. Он утверждал, что якобы переспал с ней с единственной целью – доказать отцу, что она не заслуживает его любви. Он поспешил также намекнуть, что столь неразборчивая сучка, как моя мать, могла зачать от кого угодно. А следовательно, в ее ребенке не может быть ни благородной крови, ни чести.
   Лицо Эверил вспыхнуло от негодования.
   – Не может быть, чтобы твой отец поверил в эти измышления.
   – Конечно, он не верил. После того как Дайра… умерла, отец несколько месяцев предавался горю, а потом изменил завещание, обязав Мердока жениться на тебе, прежде чем тебе исполнится восемнадцать.
   – Признаться, это довольно необычное пожелание.
   Дрейк пожал плечами:
   – Не совсем. Надо было положить конец вражде между Кэмпбеллами и Макдугалами. Отец верил, что брак, преследующий подобную цель, благотворно подействует на Мердока. Но вплоть до этого исторического события по завещанию Лохлана полномочия вождя возлагались на меня. Так что если бы не обвинение в убийстве, именно я, а не Мердок, стал бы во главе клана.
   На лице Эверил, бледном как мел, проступили проблески понимания.
   – Поэтому Мердок организовал убийство Лохлана и свалил вину на тебя.
   Дрейк кивнул:
   – Он устроил все так, чтобы нанятый им убийца, переодетый в одежду клана Макдугалов, напал на Лохлана в тот момент, когда мы сражались с твоими сородичами. Сам Мердок в это время находился в Глазго.
   – Это объясняет, почему Мердок послал за мной на несколько месяцев раньше, намекая на скорую свадьбу. – Эверил прижала дрожащую ладонь ко рту.
   – И вы отказали ему?
   – Нет, просто тянули время. Отец колебался, ссылаясь то на скверную погоду, то на болезни, поразившие наших людей. В результате мы смогли отправиться в Дунели только в июне.
   Дрейк кивнул и закрыл глаза, ощущая пульсирующую боль в голове. Он никогда не рассказывал так много ни одной душе, даже Кайрену и Эрику. Почему выложил все это Эверил?
   – Итак, Мердок ложно обвинил тебя в убийстве Лохлана, чтобы стать вождем, – подытожила девушка, нарушив молчание.
   – Да. У него осталось немало могущественных друзей среди членов клана, готовых поверить, что убийство – заговор коварных англичан. Будто бы я сговорился со своим дедом, дабы захватить власть. Им не потребовалось много времени, чтобы убедить остальных, что больше всех выгадал от смерти Лохлана именно я, и когда они представили окровавленный кинжал, который я вытащил из тела отца, я был обречен.
   – И Мердок, как старший сын вождя, получил власть.
   – Да. Он убедил весь клан, что завещание, написанное в порыве горя, не может быть основанием для лишения законного наследника его прав.
   – Пресвятая Дева, – вымолвила Эверил. – А потом Кайрен и Эрик освободили тебя, и ты поклялся отомстить.
   Он угрюмо кивнул.
   – О, Дрейк. Какая ужасная история.
   Она накрыла его руку своей. Дрейк смотрел на их соединенные ладони, и что-то горячее обожгло его глаза. Скрипнув зубами от усилия, он отдернул свою руку.
   – Я не нуждаюсь в твоей жалости.
   – Ты нуждаешься в другом, – заявила Эверил.
   – В чем же? – настороженно поинтересовался Дрейк.
   – В совете. Мне совершенно ясно, что ты позволил прошлому лишить себя будущего. Но это неправильно. Твое будущее принадлежит только тебе, – настойчиво произнесла она. – Не позволяй драме, постигшей твоих родителей, разрушить твою жизнь.