Вполне возможно, что после расставания она спала еще меньше, чем он, однако по ее виду сказать этого было нельзя, — его приветствовал дружеский кивок.
   — На мои розы напал какой-то странный жучок, — озабоченно произнесла она. — Не знаю, что с ним делать. Я уже испробовала все, что можно, от мыльной воды до ядов. Вы не поможете мне справиться с ним?
   Генри Роланд вздохнул. Он испытал такое облегчение от того, что на него не сердятся, что готов был пасть на колени и благодарить Господа Бога, который создал Вселенную вместе со всем, что в ней существует, включая и сердце женщины. Так он и стоял рядом с ней, сжимая дрожащими пальцами свою шляпу.
   — Ты простила меня, Кейт, — пробормотал он, — за то, что я вчера безобразно себя вел?
   — За нами наблюдают из дома напротив, — сказала она с улыбкой и сменила тему: — Эти анютины глазки совсем не видны в…
   — К дьяволу анютины глазки! — вскричал Роланд. — Я всю ночь сходил с ума, всю ночь метался из угла в угол, думая о том, каким кретином ты меня считаешь — если вообще даешь себе труд думать обо мне. А теперь вот пришел сюда в отчаянии, надеясь выяснить, что ты скажешь, а ты рассуждаешь о каких-то анютиных глазках! Кейт…
   — Я слышала о том, что произошло, — сказала она.
   Эта неожиданная перемена темы разговора немало встревожила его.
   — Что ты слышала? — спросил он.
   — О Габриэле Дорне и… о Коркоране. И о тебе тоже, — неожиданно добавила она. — Насколько я понимаю, ты заходил к нему, после того как мы с тобой расстались?
   — Заходил, — признался Роланд.
   — Скажи на милость, что все это означает?
   — Ты имеешь в виду его попытки убрать меня с дороги?
   — Но это же глупости, Генри!
   — Глупости? На этот счет существует клятва твоего приятеля Габриэля Дорна.
   — Габриэля Дорна? — воскликнула девушка, выразив в этих словах все свое презрение. — Габриэль Дорн! Когда я узнала о том, что он сделал, как вел себя, извивался и умолял, словно щенок, которого наказывают плеткой, — я просто не могла понять, как они поверили его слову против…
   Она запнулась, но Роланд закончил вместо нее:
   — Против слова игрока!
   — Ну и что? — вызывающе взглянула она. — Пусть игрока! По крайней мере, он храбрый человек.
   — Наемное убийство… разве это является показателем храбрости?
   — Вот что я тебе скажу, Генри…
   — Что же?
   — Я не верю, что это правда.
   — Черт побери, Кейт! Неужели ты действительно так думаешь?
   — Не могу представить, чтобы мистер Коркоран мог нанять такого… такого человека в качестве своего орудия и натравил бы его на тебя, поручив ему тебя убить!
   — Весь Сан-Пабло уверен, что это так. Одиннадцать горожан, находясь в твердом рассудке, вчера вечером выслушали и узнали достаточно, чтобы убедиться в виновности Коркорана. Они уверены, что он собирался сделать именно так.
   — Одиннадцать человек! — воскликнула девушка. — Все равно что одиннадцать баранов! Подняли с постели одиннадцать мужиков, те схватились за револьверы и прибежали судить. Да чего стоит их мнение? Ровным счетом ничего! Ничего! Ничего!
   Она три раза топнула ногой, как бы подтверждая эти слова, и Роланд смотрел на нее в полном изумлении.
   — Ты становишься настоящим его защитником, — холодно проговорил он.
   Это замечание заставило ее несколько сконфузиться, а он, увидев, что она покраснела, сделался еще более мрачным.
   — По-моему, я его нисколько не защищаю, просто мне кажется, что все вокруг сошли с ума, потому что…
   — Ну хорошо, Кейт, тогда объясни, пожалуйста, почему ты думаешь именно так.
   — Да просто мистер Коркоран произвел на меня впечатление человека, который никогда не стал бы прибегать в своих делах к помощи других. И не могу представить, чтобы он потерпел поражение в чем бы то ни было.
   Рука Роланда невольно сжалась в тяжелый кулак. Он вспомнил, как накануне вечером этот кулак поразил намеченную цель, и до глубины души устыдился своего поступка, однако, как ни старался заставить себя, не мог сожалеть о содеянном.
   — Возможно, и не стал бы искать чьей-то помощи, — согласился он. — Но я не собираюсь ничего тебе доказывать. Собрано несколько тысяч долларов в качестве награды за голову бедного Коркорана. После этого я никак не могу желать ему зла.
   Он жадно вглядывался в ее лицо, произнося эти слова. А она, боясь, что он прочтет на нем ее истинные чувства, опустила глаза в землю и выкатила ногой камешек из бордюра на клумбе, пристроив его на другое место.
   — Награда? За его голову? — спросила она наконец. — Это значит, за живого или мертвого?
   — Полагаю, это именно так. Мне кажется, всем безразлично, в каком виде его доставят, лишь бы он наконец нашелся. Ты же знаешь, какой у нас здесь грубый народ.
   — Знаю, но ведь это ужасно, Генри! Живого или мертвого!
   — Я знал, что ты воспримешь это именно так. Если говорить честно, мне и самому неприятно. Бедняга Коркоран!
   В приливе лучших чувств он на время забыл о ревности и озлоблении против него.
   — Позволь сказать тебе, Кейт, я в свое время знал этого человека; имя его, славное, не запятнанное ничем чистое имя было известно многим. Клянусь Юпитером, Кейт, оно не сходило с уст молодежи по всей стране. И вот он решил от него отказаться, похоронить его.
   — Что произошло, Генри? Почему он это сделал? — воскликнула девушка. Потрясение, отразившееся на ее лице, то, как она впитывала каждое его слово, заставило Роланда остановиться.
   — Он просил меня не рассказывать об этом никому, — сказал Роланд. — И я не могу обмануть его доверие. Ведь в те времена он был джентльменом.
   — А ты уверен, — спросила она с неожиданной горячностью, — что сейчас он не может называться джентльменом?
   Эти слова поразили беднягу Роланда в самое сердце. Ему казалось, что любое доказательство ее веры в этого картежника является прямым ударом, направленным в него.
   — Ты считаешь его честным человеком, несмотря на…
   — Несмотря на всякие сплетни! Ненавижу сплетни! Уверена, он будет жить в соответствии с обещаниями, которые дал.
   — Моя дорогая Кейт!
   — Не говори мне ничего, Генри. Меня это раздражает.
   — Но черт возьми, Кейт, последнее обещание, которое он дал, заключалось в том, что сегодня в полдень он появится на главной улице возле отеля. Неужели ты думаешь, что он будет настолько глуп, что выполнит его?
   — Да, да! И еще раз да! — горячо воскликнула Кейт Мерран. — Он будет там, явится точно, минута в минуту!
   Роланд приподнял свою шляпу.
   — Я зайду попозже, коли позволишь, — растерянно сказал он. — Если смогу.
   Но Кейт Мерран повернулась к нему спиной и направилась в дом. Пройдя его насквозь, вышла в другой садик, где по шпалерам вились гибкие плети ежевики и раскидистые ветви яблони отбрасывали неверные тени на зеленую лужайку. Там она обнаружила Вилли Керна, привалившегося к узловатому стволу дерева. Пальцы его босых ног были погружены в рыхлую землю, а сам он строгал сосновую палочку, зажатую под мышкой.
   Увидев Кейт, он прикоснулся к полям своей старой шляпы, не двинувшись, однако, с места. А девушка при виде мальчишки тотчас же забыла все свои горести: он был явно чем-то озабочен и, судя по лицу, его что-то угнетало. Она должна непременно выяснить, что случилось, — если ей, конечно, удастся. О том, насколько это важно, можно было судить по его серьезному виду.

Глава 28

   С Вилли Керном она всегда разговаривала вежливо и ласково. Именно так обычно разговаривают с подростками добрые женщины. Ведь у них всегда есть что-то, внушающее опасения, — острый язык, проницательный взгляд, который безжалостно все подмечает. О, они отлично умеют использовать увиденное! И есть только один способ обезоружить мальчика — это вызвать его восхищение.
   — Ты что-то сегодня грустный, Вилли, — сказала мисс Мерран.
   — Верно, — со вздохом подтвердил Вилли.
   Вдруг ее осенило. Неужели девушка? Она еще раз внимательно всмотрелась в круглое веснушчатое лицо Вилли. Нет, он еще мал, еще не дорос.
   — Тебя что-то тревожит?
   Его ответ поразил ее в самое сердце.
   — То же, что и вас, мисс Мерран.
   — То же, что меня, Вилли? Что ты хочешь этим сказать?
   — Коркоран, — ответил он и, оторвавшись от своей палочки, посмотрел на учительницу, лицо которой залила краска.
   Вилли только покачал головой.
   — Мне это известно, — сказал он.
   — Что тебе известно, Вилли? — спросила она, готовая рассердиться на непрошеный румянец, который, как она прекрасно знала, выдал ее тайну. Только бы этот мальчишка не догадался!
   — Насчет вас и мистера Коркорана.
   — Господи Боже мой! — в ужасе воскликнула мисс Мерран. Затем, быстро оправившись — разве она в чем-нибудь виновата? — девушка собралась с силами и спросила: — Интересно, что это тебе известно?
   — Все! — сказал Вилли без всякого выражения. — Но вы не беспокойтесь, мисс Мерран, трепаться я об этом не собираюсь.
   — Что, скажи на милость, ты можешь знать, что касалось бы меня и… и мистера Коркорана? Я просто не могу себе представить.
   На это он ничего не ответил, просто возобновил свое занятие — продолжал обстругивать и обтачивать сосновую палочку.
   — Будешь отвечать, Вилли, или нет? — прикрикнула она на мальчишку.
   — Понятно, буду, — удивленно ответил тот, — если вы скажете, что вам желательно знать.
   — Хочу знать… что за глупые разговоры ходят по городу про меня и… этого картежника?
   Тут он сунул в карман нож, а палочку — под мышку; пальцы ног еще глубже погрузились в рыхлую влажную землю под яблоней, и он печально посмотрел ей в глаза, словно возвратившись из далекого далека.
   — Никаких таких разговоров не ходит — все, что говорится, вы можете слышать и сами. А вот Коркорана поносят вовсю, это уж точно!
   — Правда?
   — Говорят, что он не смеет даже смотреть на такую девушку, как вы. Я лично не знаю, имеют ли они право так говорить, мисс Мерран. Коркоран говорит, что имеют.
   — Правда? Он так говорит? — воскликнула она. — Да как он смеет?.. — Она не закончила.
   — Что смеет? — спросил Вилли.
   — Ничего, — ушла от ответа мисс Мерран, чувствуя, что еще больше покраснела.
   — Не пойму, о чем вы, — сказал Вилли, — потому что нет на свете ничего такого, что окне посмеет сделать.
   — Меня это совершенно не интересует, — отрезала она.
   — Правда? — спросил Вилли, склонив голову набок и усмехаясь, глядя на нее.
   — Разумеется, нисколько не интересует.
   Однако противный мальчишка продолжал усмехаться.
   — Вам, может быть, наплевать и на то, что его скоро догонят и поймают?
   — Не знаю, почему я должна испытывать какие-то чувства, — сказала она, — я только хочу, чтобы с ним поступили по справедливости.
   — Ну что ж, они его еще не поймали. Но вам это, наверное, безразлично?
   — Конечно нет, Вилли, — воскликнула девушка, терзаемая новыми странными чувствами, которые заставляли трепетать ее сердце. — Почему ты так говоришь?
   — И еще вам, наверное, безразлично, — настойчиво продолжал Вилли, — и совсем не хочется узнать, что он про вас говорит?
   Это было уже слишком. Сердце ее забилось еще быстрее.
   — Человеку всегда интересно, что про него говорят, особенно если это такое… такое… такое известное лицо, Вилли.
   — Он говорит, мэм, что другой такой девушки нет на всем свете.
   — Значит, он меня критикует, да еще к тому же при свидетелях?
   — Он это говорил мне совершенно конфиденциально, мы ведь с ним друзья.
   — Но ты же мне передаешь его слова.
   — Думаю, он не стал бы против этого возражать.
   — Он что, просил тебя передать это мне?
   — Конечно нет! Он же понимает, что я не упомню и половины из того, что он тогда говорил. Он использовал меня посыльным только для одного.
   — Он написал записку? И послал ее с тобой?
   — Зачем? Он же знает, что я не буду болтать.
   Она устремила взгляд в далекую даль, в промежуток между двумя грядами, сторожившими путь реки Мирракуипы. Где-то там, далеко, в знойной Пыльной пустыне скачет на украденном коне, скачет навстречу своему смертному приговору Томас Коркоран. Она четко видела мысленным взором эту фигуру: всадник, у которого в руке вместо плети — изящная черная тросточка.
   — Он сам скоро будет здесь, чтобы все вам рассказать.
   — Вилли!
   — Точно. Сам сюда явится.
   — Когда же?
   — А вот сейчас.
   — Ты хочешь сказать, что он находится в Сан-Пабло?
   — Точно.
   Ей показалось, что в голове у нее помутилось.
   — Он что, с ума сошел, Вилли? Что могло его заставить явиться сюда, где его могут застрелить как собаку?.. Его ведь убьют, как только увидят!
   — Это он из-за вас сюда явился, мисс Мерран.
   — Я не давала ему повода воображать…
   Вилли наблюдал за ее лицом, на котором отражались все эти чувства, с превеликим удовольствием.
   — Не беспокойтесь, мисс Мерран, я никому не расскажу.
   — Тут нечего и рассказывать.
   — Бесполезно, — сказал Вилли, качая головой. — Нет на свете женщины, которой бы он не нравился, стоит ему только захотеть.
   — Потому что он хорошо играет в карты?
   — Потому что он честный и справедливый.
   — Кроме тех случаев, когда плутует?
   — Он никогда не плутует, когда играет с честным человеком.
   — Как ты можешь это утверждать, Вилли?
   — По его виду. Он не трус. У него чистый взгляд, как у двухлетки, что еще не ходил под седлом.
   Это было весьма примитивное сравнение, однако оно точно соответствовало образу, который постоянно стоял у нее перед глазами.
   — О Вилли! — воскликнула девушка. — Ты никому не должен говорить о своих глупых подозрениях — ни одного словечка. Что бы ты ни выдумывал, этот человек конечно же ничего для меня не значит. Я и видела-то его всего два раза.
   — Разве нужно долго смотреть, чтобы разглядеть хорошего человека, мисс Мерран?
   — Конечно!
   — Ну знаете. На лошадь достаточно только взглянуть, и сразу видно, что к чему. А вот когда выбираешь собаку, одного раза мало, нужно смотреть два раза.
   — Что же ты можешь сказать о Коркоране?
   — Что он честный и справедливый, что трусости в нем ни крошки, сколько ни ищи, что за друга он будет биться как лев и что на друзей он всегда может положиться так же, как и они могут положиться на него.
   — Кто же его друзья, Вилли?
   — Вы и я, других не знаю.
   — Ты настаиваешь на том, чтобы включить меня в их число?
   — Конечно! — сказал Вилли. — А-а, теперь я вроде понимаю.
   Она крепко прижала руки к глазам. Этот твердый, уверенный неумолимый голос, принадлежащий мальчику, подтверждал и прояснял мысли, о существовании которых она еще совсем недавно даже не подозревала. Коркоран… Коркоран… Коркоран! Он находился совсем рядом с ней, его голос звучал в ее ушах, каждый солнечный блик на листве деревьев — не что иное, как сверкание его черной, отполированной до блеска трости. Прямо какой-то гипноз!
   — Он все еще в Сан-Пабло! Безумный человек! — прошептала Китти Мерран.
   — Он приехал, чтобы увидеть вас.
   — Среди бела дня!
   — А потом вдруг видит, что вы разговариваете в саду с мистером Роландом. Он возвращается ко мне и говорит: «Вилли, я хотел поговорить с мисс Мерран. Но к ней кто-то пришел и она занята. Ты не забудешь передать ей то, что я тебе скажу?»
   Я сказал, что все запомню и передам. Он сказал: «Передай ей, что Дорн бессовестно солгал, оговорил меня. Скажи, что я не собираюсь сдаваться, что я еще поборюсь. Скажи, что я прошу ее, во имя милосердия, сохранить ко мне дружеские чувства».
   — Так и сказал?
   — Это только начало.
   — Что же было дальше?
   — Он сказал: «После этого, Вилли, не забудь сказать, что она значит для меня больше, чем все золото Команчских гор или все небесные просторы… « — вот так он начал. Я не уверен, что хорошо запомнил все остальные предметы, которые значат для него меньше, чем вы! Мисс Мерран, как жаль, что вы сами не слышали то, что он говорил. Это было очень красиво. Должен признаться, я очень надеялся, что вы с ним поладите!
   — Больше не хочу ничего слышать, Вилли! — воскликнула мисс Мерран.
   — Но он еще что-то сказал, — продолжал Вилли. — «Возможно, я больше никогда ее не увижу. Бог знает, что может случиться». Как-то тихо он это проговорил, словно слабость какая на него нашла. А я ему: «Провалиться мне на этом месте, мистер Коркоран, сказки так не кончаются». — «Ах, Вилли, — говорит он и опирается на свою трость, — это ведь не сказка. Но, видит Бог, я бы хотел, чтобы это было так, потому что мне хотелось бы, чтобы в последней главе было написано, что такая девушка, как Кейт, даже негодяя может превратить в честного человека». Так вот и говорил, это точно. Я повторял его слова много раз, чтобы не забыть, так что я вам передал все правильно.
   — Довольно! Я и так слишком много выслушала!
   — Возможно. Он велел мне внимательно смотреть на ваше лицо, когда я буду вам рассказывать, а потом доложить ему, какое оно было.
   — Вилли! — воскликнула девушка.
   — Именно это он мне сказал, точка в точку.
   — Но ты ведь этого не сделаешь?
   — Как же не сделать, мисс Мерран? У него ведь нет других друзей, как же я могу его ослушаться и не помочь ему?
   — Что же ты ему скажешь?
   — Только одну правду, больше ничего.
   — Правду!.. Правду! Разве ты можешь понять, какова она, правда?
   — Я расскажу, что видел и слышал, и только!
   — Что ты ему скажешь, Вилли?
   — Ну, что вы вроде как немного покраснели.
   — Вилли!
   — И вроде бы нахмурились, а потом сощурились, будто на солнце поглядели.
   — Вилли!
   — Это же правда!
   — Вилли, я больше никогда не смогу высоко держать голову, — вдруг добавила она, прижимая руки к сердцу. — Но что же будет с ним? Безумный человек! Безумный! Неужели он осмелился явиться в Сан-Пабло только для того, чтобы сказать мне все это? О Вилли!
   Он взял ее руку в свои грязные лапы.
   — Это тоже ему сказать?
   — Что, Вилли?
   — То, как вы вскрикнули, и вообще…
   — Ах, мне все равно, что ты ему скажешь! — печально проговорила Китти. — Но что будет с ним? Кто его спасет, Вилли?

Глава 29

   В этот момент она почувствовала, что в мальчике произошла какая-то перемена. Он слегка отодвинулся от нее и смотрел на нее с какой-то задумчивой печалью, словно она вдруг в чем-то переменилась.
   — Я догадывался насчет этого, — сказал Вилли. — Только не был уверен. Мне очень жаль.
   — Чего тебе жаль? Ты ужасный мальчишка, Вилли! Значит, ты все время догадывался?
   — Может быть.
   — А почему теперь тебе жаль? Признайся, ты только притворялся, что любишь его!
   — Я? Его? Мисс Мерран, ведь мы с ним… мы с ним партнеры! — Он словно исполнился гордости, когда произносил эти слова. — Партнеры! — повторил он. — А почему я жалею? Потому что не представляю, как он выкрутится, когда в полдень окажется возле отеля.
   — Возле отеля! Вилли!..
   — Он сказал Ренкину, что придет туда!
   — Ты хочешь сказать, что он собирается выполнить свое обещание? Но это безумное обещание!
   — Нельзя даже и подумать, что он нарушит слово. Не такой он человек.
   — Но ведь приехать в Сан-Пабло — это уже достаточно неразумно, а показаться к тому же возле отеля — чистое безумие!
   — Он совсем особенный, он не похож на других людей.
   — Скажи мне только одно: он тебе говорил, что будет там в полдень?
   — А что тут много болтать? Он просто делает то, что считает нужным, без лишних разговоров. Это же Коркоран!
   При этих словах зрачки ее расширились, глаза потемнели, а потом снова стали маленькими и в них появился подозрительный блеск.
   — Слава Богу, что на улице в это время бывает не так много народа.
   — Почему это?
   — Потому что это время ленча, в полдень люди обычно сидят за столом и едят.
   — Неужели вы сомневаетесь в том, что весь город явится посмотреть на него? Да ведь каждый согласится целых три дня ничего не есть, только бы увидеть, как будет драться Коркоран?
   — И все уверены, что он совершит такую глупость, сунет голову прямо в пасть льва?
   — Они знают о Коркоране гораздо больше, чем вы думаете, мэм.
   — И уверены, что он…
   — Уверены, что его ничто не остановит, — пусть только кто-нибудь скажет, что он этого не может сделать!
   — Спаси его от этого Господь! Вилли, Вилли, что мне делать? Как ты думаешь, Генри Роланд может ему помочь?
   — Да Коркоран просто удавится при одной мысли, что Генри Роланд что-нибудь для него будет делать!
   — Мне это известно. Но что делать? К кому обратиться? И кто поможет мне?
   — Я помогу, — сказал мальчик. — Но черт возьми, я мало что могу сделать, когда они начнут палить друг в друга. У меня же нет оружия!
   — Но это нужно как-то предотвратить! — воскликнула она и побежала искать шерифа.
   Майка Нолана в конторе не оказалось. Не мчался он в этот момент и на быстром коне вдогонку за беглецом. Но, будучи человеком предусмотрительным, шериф прежде всего предупредил по телеграфу близлежащие города, а потом вернулся домой, взялся за мотыгу и стал готовить землю под ягодные кусты, которые собирался посадить в саду за домом. Там и нашла его Кейт Мерран: зажав в зубах свою обгрызенную трубку и сдвинув на макушку сомбреро, он работал, приговаривая что-то про себя, окутанный запахом свежевскопанной земли, смешанным с запахом табака из его трубки.
   — Что новенького? — спросил он подошедшую учительницу, прикоснувшись в виде приветствия к полям шляпы. — Неужели мальчишки наконец-то загнали Вилли в угол и вздули как следует?
   — О нет!
   — Тогда, значит, Вилли их поколотил, и не меньше десятка, как я предполагаю?
   — Дело не в Вилли.
   — Так в чем же? — Шериф вопросительно посмотрел на Китти.
   Девушка вдруг поняла, что ее визит носит довольно странный характер, поэтому не представляла себе, с чего можно было бы начать.
   — Дело в том, — доброжелательно объяснил шериф, — что люди редко приходят ко мне без дела. Они являются только тогда, когда у них что-то случается.
   — Скажите мне, — вдруг выпалила Китти без всяких предисловий, — что за человек Томас Коркоран?
   При этих словах шериф еще дальше сдвинул шляпу, якобы для того, чтобы отереть пот, а в сущности, чтобы иметь хоть какое-то время подумать, прежде чем ответить на вопрос.
   — На этого Коркорана можно смотреть по-разному. Одни считают, что он настоящий герой, а другие утверждают, что он обыкновенный шулер, и больше ничего. А что вы сами-то про него думаете, мисс Мерран?
   Она покачала головой, причем так энергично, что ее локоны под полями шляпки слегка растрепались и выглядели весьма привлекательно.
   — Не знаю, мистер Нолан. Но как вы считаете, которые из двух более правы?
   — А вот для этого, — улыбнулся шериф, — нужен настоящий предсказатель. Он во всем разберется и вынесет решение, а потом, скорее всего, окажется, что и он ошибся.
   — Ах, я чувствую, что Коркоран вам нравится! — воскликнула девушка.
   — Неужели? Значит, вы, мисс, гораздо более проницательны, чем я сам.
   — Но ведь это же правда?
   — Что именно?
   — Что он собирается приехать в Сан-Пабло, чтобы встретиться в полдень с этим ужасным Крэкеном возле отеля?
   — Ну, я ничего не знаю об этом, — сказал шериф. — Может, приедет, а может, и нет. Могу сказать только одно: нет на свете другого человека, который стал бы так глупо рисковать! Только один Коркоран способен на такое, и никто другой! А вот он… никто не может предсказать, на что он способен.
   — А вы сами как думаете?
   — Я? Полагаю, он явится. Можно себе представить, сколько об этом будет разговоров!
   — Но ведь это верная смерть!
   — Разве не стоит умереть ради славы, ради того, чтобы о нем говорили? Он наверняка считает, что стоит.
   — Неужели Коркоран такой легкомысленный, такой неумный человек?
   — Неумный? Ну, не знаю. Может, неумный, а может, и нет. Откровенно говоря, я считаю, что он в полдень будет на месте.
   Китти Мерран отчетливо представила, что произойдет. Услышала стук копыт по пыльной улице. Увидела, как показался всадник, как Джо Крэкен натянул поводья и застыл в седле. В клубах пыли блеснула сталь револьвера. Раздался гром выстрела, Крэкен падает, Коркоран же скачет дальше на своем сером коне. Куда он направляется? Гремят выстрелы, все тонет в пороховом дыму, и вот она видит серого, он продолжает скакать по улице, но всадника в седле уже нет. А Коркоран остался лежать в пыли…
   Вот такую картину нарисовало ее воображение, пока она глядела в добрые глаза Майка Нолана.
   — А что это значит для вас? — спросил он ее.
   — Ничего! — ответила девушка, собирая все свое мужество, чтобы найти в себе силы улыбнуться.
   Лицо шерифа стало темнее ночи.
   — Он, верно, наговорил вам невесть чего, — предположил Нолан. — Пытался убедить, что есть на свете люди и похуже Коркорана.
   — А разве нет?
   — Да, это вопрос… Но, честно признаться, если раньше я хотел его поймать, то теперь мне больше хотелось бы видеть его мертвым.
   — Шериф… — дрожащим голосом прошептала девушка и лишилась чувств.
   — Мария! — оглушительно рявкнул он, подзывая жену.
   — Господи, Майк, что такое? Что случилось? Никак это мисс Мерран?
   — Она самая. Не стой на месте, женщина, сейчас не время болтать.