Страница:
– Месье?..
Он замигал, как человек, вышедший на солнце после слишком долгого пребывания в темноте, на него навалилось ошеломляющее понимание того, сколь многим он обязан этой молодой женщине. Даже если, как он подозревал, она не полностью посвятила его в свои планы, по крайней мере сегодня у него появилась возможность, о которой вчера еще нельзя было и мечтать.
– Я перед вами в долгу, – сказал он.
– Прошу вас, месье. Вы ничего мне не должны. Вы мне помогаете. – Она склонила голову, рассматривая свои руки в перчатках. Длинная прядка упала на ее плечо. Она выглядела свежей, нежной, от нее веяло юностью, которой никогда не было у него самого. – Это я перед вами в долгу, – пробормотала она.
У него не хватило бы наглости просить небеса о подобном подарке. Но она это произнесла, а он никогда не упускал подвернувшейся возможности.
– Так, значит, мы с вами в долгу друг перед другом, а, маленькая путешественница? – Он помолчал. – Можно мне потрогать ваши волосы?
Рейн вовсе не собирался этого говорить, может быть, поэтому в собственном голосе он услышал неуверенность, желание, сдерживаемое лишь жалкими остатками гордости. «Чокнутый зануда, – выругал он себя, – болтливый глупец. Как это изысканно, как изящно: «Можно мне потрогать ваши волосы…»
И все же он ждал ответа. И заметил, что она слегка кивнула, дала едва заметное согласие. Он медленно протянул руку, стараясь не испугать ее, словно она была горным олененком, впервые встретившимся с человеком. Она сидела все так же неподвижно, так же настороженно. Его руки коснулись блестящих волос. Шелк. Холодный шелк. Рейн вздохнул.
– Сколько вам лет, месье? – услышал он ее удивленный вопрос.
– Двадцать с небольшим, мадам.
– Вы так молоды? Господи… – выдохнула она. – Сколько лет вы пробыли в тюрьме?
– Какая разница…
– Сколько? – настаивала она.
– Четыре года.
– Вы были таким юным…
Он едва вникал в смысл ее слов, и прозвучавший в них ужас смутил его. Рейн отвел взгляд, но тут же снова посмотрел на нее, потому что много лет его глаза не наслаждались видом такой женщины.
– Это несправедливо, – прошептала девушка. – Это неправильно.
Снова ее наивность пробудила давно дремлющего в нем дьявола, ту часть его существа, которую все еще могли позабавить такие вещи, как девичья невинность.
– Правильно, детка? А какое отношение имеет «правильно» к моей судьбе… или к вашей?
Он все еще держал ее волосы в своих руках. Медленно он начал наматывать их на кулак. Глаза их встретились, и в ее взгляде уже не было прежнего напряжения. Губы обещали сладострастие, и Рейн наклонил голову… Ее легкое, пахнущее гвоздикой дыхание коснулось его…
Вдруг маленький люк на крыше кареты распахнулся, и Жак заглянул к ним.
– Вот он!
Девушка отпрянула назад, морщась от боли: ее волосы все еще были во власти Рейна. Он быстро опустил руку.
Черт бы побрал этого Жака!
– Не забудь, говори только по-английски, – прошипел Жак, как будто ничего не заметив. – Подожди, пока он не подойдет совсем близко. Он не хочет привлекать к себе внимание, и, смею сказать, его французский язык просто чудовищен. – С этими словами он захлопнул люк.
Воцарилось неловкое молчание. Рейн посмотрел на девушку. Смутный свет как будто стер все краски с ее лица.
– Поцелуй на счастье, детка?
Глаза ее сделались круглыми от удивления.
– Нет, месье! Я только недавно стала…
– …а я только недавно получил свободу.
Не давая ей опомниться, он прижался губами к ее порозовевшей щечке. Еще мгновение, и их губы встретились…
– Иди же, – крикнул сверху Жак.
Рейн склонил перед дамой голову в учтивом поклоне и потянулся открывать дверцу кареты.
– Мадам, теперь вы передо мной не в долгу. – Он спрыгнул с подножки и, не оглядываясь, пошел к «Червонному королю».
Мужчина довольно высокого роста стоял у входа в здание. Он явно ждал кого-то. Это было видно по напряженному взгляду и нетерпеливым движениям, которыми он поправлял полы просторного плаща, защищаясь от пронизывающего ветра.
Рейн замедлил шаг и огляделся. Трое мужчин на углу того же здания грели руки, сгрудившись у небольшой жаровни. В конце улицы стояло закрытое ландо, запряженное плохо подобранной парой лошадей. Кучеру, сидящему на козлах, было явно ни до кого на таком ветру.
Вход в здание освещал один-единственный фонарь, и Рейн заметил, что высокий незнакомец шагнул в освещенное этим фонарем место.
– Ламбетт? – крикнул он.
– Да, – ответил Рейн и остановился.
Жак предупредил, чтобы он вел себя тихо, но контрабандист громко позвал его и тем самым сбил с толку.
Один из греющихся у жаровни мужчин поднял голову. Дверца стоящего на дороге экипажа открылась. Высокий человек, с явным удовольствием кивнув, быстро пошел навстречу Рейну. Его бледное лицо…
Бледное.
Ни у одного моряка не может быть такого бледного лица. Его подставили.
Вдруг Рейн услышал позади себя истошный женский крик:
– Это ловушка! Бегите!
Совет был излишним. Он уже и так бежал.
Девушка смотрела, как высокий незнакомец быстрым шагом прошел мимо солдат, выскакивающих из кареты, и исчез в ночи. Сидящий наверху кареты Жак, также известный под именем Джейми Крейг, а в последнее время под кличкой Зверь, затейливо выругался, хлестнул лошадей и направил карету в доки.
Успокоившись, Жак поймет, что она не только поступила правильно, но и хорошо. Вскоре солдаты из доков присоединятся к остальным в погоне за человеком, которого считают Зверем, самым известным контрабандистом, когда-либо дурачившим французские власти. Впервые за две недели доки будут сравнительно свободны от войск. Настоящий Зверь сможет, таким образом, в относительной безопасности взять на борт важный «груз».
Этот «груз» дотронулся кончиками пальцев до своих припухших губ. Никогда к ней еще не прикасался мужчина за исключением родственников. Он был первым – высокий, суровый англичанин с глазами цвета вишни, явившийся из зловонной тюрьмы. Он не был бы рад своей роли у мадам Нуар, в этом она была уверена. Тогда почему же она чувствовала себя такой виноватой?
Честность, которой требовали от нее сестры в монастыре «Святое сердце», помогла быстро найти ответ. Она ничем не лучше мадам Нуар. Просто она использовала этого человека иначе.
Она склонила голову и вознесла короткую молитву о том, чтобы несчастный обманутый нашел дорогу к свободе. И все же, когда она закончила молиться и покаянно перекрестилась, она понимала, что вновь поступила бы так же. Ведь она действовала не ради себя.
Девушка отодвинулась от окна и задернула занавеску, словно этим могла стереть из памяти образ англичанина. То, что она сделала, она сделала ради своего клана, чтобы исправить старое зло, которое причинила ему десять лет назад, и она была единственной, кто мог его исправить.
Она выросла с этим знанием, оно ее воспитало и сформировало. Даже во французском монастыре, куда ее отослали много лет назад, письма от Майры Дугал всегда напоминали ей о ее долге. Теперь наконец настало время действовать.
Фейвор Макларен возвращается домой.
Глава 6
Глава 7
Он замигал, как человек, вышедший на солнце после слишком долгого пребывания в темноте, на него навалилось ошеломляющее понимание того, сколь многим он обязан этой молодой женщине. Даже если, как он подозревал, она не полностью посвятила его в свои планы, по крайней мере сегодня у него появилась возможность, о которой вчера еще нельзя было и мечтать.
– Я перед вами в долгу, – сказал он.
– Прошу вас, месье. Вы ничего мне не должны. Вы мне помогаете. – Она склонила голову, рассматривая свои руки в перчатках. Длинная прядка упала на ее плечо. Она выглядела свежей, нежной, от нее веяло юностью, которой никогда не было у него самого. – Это я перед вами в долгу, – пробормотала она.
У него не хватило бы наглости просить небеса о подобном подарке. Но она это произнесла, а он никогда не упускал подвернувшейся возможности.
– Так, значит, мы с вами в долгу друг перед другом, а, маленькая путешественница? – Он помолчал. – Можно мне потрогать ваши волосы?
Рейн вовсе не собирался этого говорить, может быть, поэтому в собственном голосе он услышал неуверенность, желание, сдерживаемое лишь жалкими остатками гордости. «Чокнутый зануда, – выругал он себя, – болтливый глупец. Как это изысканно, как изящно: «Можно мне потрогать ваши волосы…»
И все же он ждал ответа. И заметил, что она слегка кивнула, дала едва заметное согласие. Он медленно протянул руку, стараясь не испугать ее, словно она была горным олененком, впервые встретившимся с человеком. Она сидела все так же неподвижно, так же настороженно. Его руки коснулись блестящих волос. Шелк. Холодный шелк. Рейн вздохнул.
– Сколько вам лет, месье? – услышал он ее удивленный вопрос.
– Двадцать с небольшим, мадам.
– Вы так молоды? Господи… – выдохнула она. – Сколько лет вы пробыли в тюрьме?
– Какая разница…
– Сколько? – настаивала она.
– Четыре года.
– Вы были таким юным…
Он едва вникал в смысл ее слов, и прозвучавший в них ужас смутил его. Рейн отвел взгляд, но тут же снова посмотрел на нее, потому что много лет его глаза не наслаждались видом такой женщины.
– Это несправедливо, – прошептала девушка. – Это неправильно.
Снова ее наивность пробудила давно дремлющего в нем дьявола, ту часть его существа, которую все еще могли позабавить такие вещи, как девичья невинность.
– Правильно, детка? А какое отношение имеет «правильно» к моей судьбе… или к вашей?
Он все еще держал ее волосы в своих руках. Медленно он начал наматывать их на кулак. Глаза их встретились, и в ее взгляде уже не было прежнего напряжения. Губы обещали сладострастие, и Рейн наклонил голову… Ее легкое, пахнущее гвоздикой дыхание коснулось его…
Вдруг маленький люк на крыше кареты распахнулся, и Жак заглянул к ним.
– Вот он!
Девушка отпрянула назад, морщась от боли: ее волосы все еще были во власти Рейна. Он быстро опустил руку.
Черт бы побрал этого Жака!
– Не забудь, говори только по-английски, – прошипел Жак, как будто ничего не заметив. – Подожди, пока он не подойдет совсем близко. Он не хочет привлекать к себе внимание, и, смею сказать, его французский язык просто чудовищен. – С этими словами он захлопнул люк.
Воцарилось неловкое молчание. Рейн посмотрел на девушку. Смутный свет как будто стер все краски с ее лица.
– Поцелуй на счастье, детка?
Глаза ее сделались круглыми от удивления.
– Нет, месье! Я только недавно стала…
– …а я только недавно получил свободу.
Не давая ей опомниться, он прижался губами к ее порозовевшей щечке. Еще мгновение, и их губы встретились…
– Иди же, – крикнул сверху Жак.
Рейн склонил перед дамой голову в учтивом поклоне и потянулся открывать дверцу кареты.
– Мадам, теперь вы передо мной не в долгу. – Он спрыгнул с подножки и, не оглядываясь, пошел к «Червонному королю».
Мужчина довольно высокого роста стоял у входа в здание. Он явно ждал кого-то. Это было видно по напряженному взгляду и нетерпеливым движениям, которыми он поправлял полы просторного плаща, защищаясь от пронизывающего ветра.
Рейн замедлил шаг и огляделся. Трое мужчин на углу того же здания грели руки, сгрудившись у небольшой жаровни. В конце улицы стояло закрытое ландо, запряженное плохо подобранной парой лошадей. Кучеру, сидящему на козлах, было явно ни до кого на таком ветру.
Вход в здание освещал один-единственный фонарь, и Рейн заметил, что высокий незнакомец шагнул в освещенное этим фонарем место.
– Ламбетт? – крикнул он.
– Да, – ответил Рейн и остановился.
Жак предупредил, чтобы он вел себя тихо, но контрабандист громко позвал его и тем самым сбил с толку.
Один из греющихся у жаровни мужчин поднял голову. Дверца стоящего на дороге экипажа открылась. Высокий человек, с явным удовольствием кивнув, быстро пошел навстречу Рейну. Его бледное лицо…
Бледное.
Ни у одного моряка не может быть такого бледного лица. Его подставили.
Вдруг Рейн услышал позади себя истошный женский крик:
– Это ловушка! Бегите!
Совет был излишним. Он уже и так бежал.
Девушка смотрела, как высокий незнакомец быстрым шагом прошел мимо солдат, выскакивающих из кареты, и исчез в ночи. Сидящий наверху кареты Жак, также известный под именем Джейми Крейг, а в последнее время под кличкой Зверь, затейливо выругался, хлестнул лошадей и направил карету в доки.
Успокоившись, Жак поймет, что она не только поступила правильно, но и хорошо. Вскоре солдаты из доков присоединятся к остальным в погоне за человеком, которого считают Зверем, самым известным контрабандистом, когда-либо дурачившим французские власти. Впервые за две недели доки будут сравнительно свободны от войск. Настоящий Зверь сможет, таким образом, в относительной безопасности взять на борт важный «груз».
Этот «груз» дотронулся кончиками пальцев до своих припухших губ. Никогда к ней еще не прикасался мужчина за исключением родственников. Он был первым – высокий, суровый англичанин с глазами цвета вишни, явившийся из зловонной тюрьмы. Он не был бы рад своей роли у мадам Нуар, в этом она была уверена. Тогда почему же она чувствовала себя такой виноватой?
Честность, которой требовали от нее сестры в монастыре «Святое сердце», помогла быстро найти ответ. Она ничем не лучше мадам Нуар. Просто она использовала этого человека иначе.
Она склонила голову и вознесла короткую молитву о том, чтобы несчастный обманутый нашел дорогу к свободе. И все же, когда она закончила молиться и покаянно перекрестилась, она понимала, что вновь поступила бы так же. Ведь она действовала не ради себя.
Девушка отодвинулась от окна и задернула занавеску, словно этим могла стереть из памяти образ англичанина. То, что она сделала, она сделала ради своего клана, чтобы исправить старое зло, которое причинила ему десять лет назад, и она была единственной, кто мог его исправить.
Она выросла с этим знанием, оно ее воспитало и сформировало. Даже во французском монастыре, куда ее отослали много лет назад, письма от Майры Дугал всегда напоминали ей о ее долге. Теперь наконец настало время действовать.
Фейвор Макларен возвращается домой.
Глава 6
На путь до корабля ушел час. Полдюжины матросов в длинной шлюпке молча налегали на весла. Джейми сидел у руля и вел тяжело нагруженную шлюпку по черной воде, словно Харон, переправляющий новых усопших через реку Стикс.
Только она не умирает, напомнила себе Фейвор. Она едет домой, и у нее должно быть радостно на душе. Ей это удалось, несмотря ни на что.
Много дней все северное побережье кишело не только солдатами, но и гвардейцами, и работниками, купцами и матросами, и все они охотились за знаменитым контрабандистом Зверем или, точнее, за неслыханной суммой, обещанной за его поимку. Джейми явно слишком часто оставлял в дураках французские власти.
Проведя в его обществе несколько дней, она поняла, как ему удавалось это сделать. Именно Джейми решил, что больше всего у них шансов избежать поимки, если они будут у всех на виду. Он поставил свой корабль на якорь в порту, а не в одной из крохотных бухточек, облюбованных контрабандистами. И тем не менее власти сосредоточили большие силы не только в прибрежных районах. Зверя искали повсюду, так что осторожность требовалась великая. Необходимо было придумать отвлекающий маневр, чтобы выиграть время и поднять на борт контрабандный товар и, конечно же, Фейвор. Для осуществления этой задачи нужно было найти какого-нибудь англичанина. Его планировалось после успешной операции бросить на берегу. Но где и как найти подобного глупца?
Удивительно, но ответ подсказала почтенная мать-настоятельница монастыря «Святое сердце». Возможно, аббатиса получала сведения из других источников, но представляло несомненный интерес то, что ее брат, отец Доминик, был также исповедником мадам Нуар. По каким-то причинам аббатиса была необычайно хорошо осведомлена о привычках этой скандально известной дамы, и за это Фейвор была ей благодарна.
План был простым. Одна из молочниц монастыря шепнула на ухо французскому лейтенанту о том, что аббатиса ожидает прибытия одеял из тонкой шотландской шерсти в определенную ночь в определенном месте. Тем временем Фейвор отправилась в местную тюрьму под видом мадам Нуар, чтобы выбрать того англичанина, который мог бы сойти за знаменитого английского контрабандиста.
Все прошло, как и было намечено.
Вот только глаза англичанина… И то, что он поклялся никогда не возвращаться в тюрьму… и что, прося разрешения прикоснуться к ее волосам, он выглядел таким беззащитным…
Шлюпка легонько ударилась о борт корабля, обросший ракушками. Фейвор нахмурилась. У нее нет причин чувствовать себя такой виноватой. Когда гвардейцы поймут, что поймали не Зверя, англичанина просто отошлют обратно в тюрьму, куда он бы вернулся, если бы она была настоящей мадам Нуар.
Сверху донеслись приглушенные голоса, и Джейми ответил так же тихо. Секунду спустя им бросили веревочную лестницу, и два матроса перегнулись через борт корабля. Она схватилась за их руки, и они втянули ее на борт. Следующим был Джейми. Пыхтя и ругаясь, он втащил свой массивный живот наверх и перевалился через планшир. За ним поднялись остальные.
– Отведите ее в каюту, – приказал он с сильным шотландским акцентом. – Поднимайте якорь и паруса. Едем домой, парни.
Одобрительное ворчание было ответом на это заявление. Любопытные взгляды сопровождали девушку, когда лысеющий моряк взял ее за локоть и повел в каюту. Как только она попала в маленькую комнатку, дверь за ней захлопнулась.
Она огляделась. Узкая койка была прибита к одной стене, а стол – к противоположной. На нем стоял щербатый умывальный таз. Она с радостью смочила край своего платка ледяной водой и промокнула лицо.
За дверью послышался женский голос. Ее удивление сменилось тревогой. Это могла быть только Майра Дугал, женщина, чья железная воля и непреклонная решимость руководили жизнью Фейвор последние девять лет. Никто не сказал Фейвор, что Майра будет на борту, она не готова к встрече с женщиной, которая… сыграла в ее жизни огромную роль.
По сути дела, Майра Дугал придумала Фейвор Макларен. Несомненно, той девочки, которая когда-то приехала на чужую землю, больше не существовало.
– Как все прошло? – услышала Фейвор вопрос Майры, обращенный к Джейми.
– Вполне гладко, госпожа, – почтительно ответил Джейми Крейг. – Охранник в тюрьме и глазом не моргнул, когда девушка назвалась мадам Нуар.
– Значит, она нам подходит?
Джейми помолчал, прежде чем ответить.
– Да. Она годится. Хотя вот что я вам скажу, – тут раздался рокочущий смех, – если бы какой-нибудь мужчина был посвящен в эту шутку, так сказать, он бы тут же догадался, что эта девушка совсем не понимает ту женщину, роль которой играет.
– Ну, Джейми Крейг, – голос Мойры стал тихим, язвительным и жестким, – я рада, что тебе так весело. Но это не шутка. Это наш последний шанс вернуть украденное, и если ты больше не считаешь это нашим святым долгом, то среди нас есть те, кто продолжает так думать.
– Простите, госпожа, – ворчливо произнес Джейми. – Я просто считаю эту девушку… очаровательной, вот и все.
– Очаровательной? – задумчиво переспросила женщина. – Это хорошо. Чтобы сыграть свою роль, ей понадобится очарование и даже нечто большее. И что произошло дальше?
Фейвор прижалась ухом к двери, напрягая слух, чтобы уловить ответ Джейми.
– …осторожный и жесткий, такого человека мне не хотелось бы сердить, но она очень быстро укротила его и отправила прямо в руки к французам – смирного, как ягненочек.
У Фейвор сжалось горло от чувства собственной вины.
– Правда, потом, словно одумавшись, девушка крикнула ему об опасности. Англичанин бросился бежать в одну сторону, а мы поскакали в другую.
Дверь каюты внезапно распахнулась, и Фейвор отскочила назад. Перед ней стояла пожилая женщина с фонарем в руке. Фейвор прищурилась от яркого света, пытаясь разглядеть ту, что стояла на пороге.
– Подслушиваете у двери, мисс? – спросила женщина.
– Если это нужно для дела, – хладнокровно ответила Фейвор.
– Вот как! – Широкая улыбка расплылась по лицу худой женщины. Она повернула голову к Джейми: – Смела!
Яркий огонь еще несколько секунд качался перед лицом Фейвор. Наконец, раздраженная этим, она выпалила:
– Не будете ли так добры убрать эту штуку от моего лица, мадам?
Тихий смех был ответом на ее повелительный тон. Пожилая женщина опустила фонарь.
– Она говорит, словно урожденная Макларен. Некоронованные короли – вот кем Макларены всегда себя считали. – Улыбка Майры погасла. – Это хорошо, девушка. Тебе понадобится эта королевская гордыня, и даже больше. А кстати, по ночам твое высокомерие помогает тебе прогнать видение о Меррике, убивающем твоих родных? Нет. – Она сама решительно ответила на свой вопрос. – Это может сделать только месть.
Фейвор попятилась, ее застало врасплох прямое напоминание о той ночи, когда она чуть было не стала причиной гибели почти всего своего клана. Она выругала себя за наивность. Она-то думала, что Майра приветливо встретит ее. Следовало бы за десять лет переписки получше узнать эту особу.
Старуха бесстрастно смотрела на нее, и Фейвор ответила ей таким же взглядом. У Майры Дугал, урожденной Макларен, было лицо, как на древних греческих монетах, – бесполое и утонченное, высокомерное и одержимое. Узкое лицо с пергаментной кожей, тяжелые веки, тонкие, непримиримо сжатые в узкую линию губы. Лишь яркие голубые глаза сверкали, словно освещенные огнем изнутри.
Несколько долгих минут две женщины, никогда раньше не встречавшиеся, стояли и разглядывали друг друга, и никто не хотел первым нарушить молчание. Даже Джейми, казалось, не желал вмешиваться в их молчаливое противостояние. Он неловко переминался с ноги на ногу, переводя встревоженный взгляд с одной на другую. По одну сторону стояла женщина, которая почти десять лет в одиночку объединяла разбросанный по свету клан Макларенов, по другую сторону стояла девушка, чей брат был лэрдом, по сути дела, некоронованным королем, которого так давно не было у клана, девушка, которую Майра Дугал намеревалась принести в жертву, чтобы вернуть Макларенам их былое величие.
– Тебе девятнадцать лет, – в конце концов сухо произнесла Майра.
– Да, мадам, – ответила Фейвор.
– Джейми говорит, ты пустилась на хитрость во время вашего бегства. Своим криком предупредила английского ублюдка. Это правда?
– Да.
– С этого момента больше никаких вольностей. Совсем никаких. Это понятно? – Майра, ловким движением схватила Фейвор за подбородок.
– Да, мадам. D’accord.
– Согласна? Меня не интересует твое согласие. Я спросила, понятно ли тебе.
Фейвор почувствовала, что краснеет.
– Да.
– И больше ни слова по-французски, – рассеянно пробормотала Майра, знавшая на этом языке лишь несколько слов. – Запомни это. – Она перевела взгляд на Джейми: – Ты ее знал. Как ты считаешь?
Великан чуть наклонил голову.
– Не вижу в ней большого сходства с Макларенами, это факт. Они черноволосые, как вы. Все значительно выше ростом, чем она. С королевской осанкой, да, но веселые. Эта – достаточно хорошенькая, но вид слишком суровый.
– Волосы можно выкрасить, брови – выщипать, – сказала Майра. – Сходство можно создать с помощью речи, жестов, поз.
Она повертела Фейвор за подбородок так, чтобы свет лучше освещал лицо.
– Здесь не много работы, я тебе гарантирую, но зато у нее твердый подбородок и кожа чистая. Нос у нее совсем как у Макларенов, а когда я прибавлю остальное…
Возмущение заставило Фейвор вырваться из холодных, сухих пальцев. Ей не нравилось, что о ней говорят, словно она бесформенный комок глины, ждущий руки гончара. У нее есть лицо, свое лицо. Не бог весть что, правда, но, когда не можешь рассчитывать на собственное будущее, даже такая малость дорога. Впрочем, у нее есть Томас. Воспоминание о брате, которого она давно не видела, вызвало у нее прилив тревоги.
– Томас уехал? – спросила Фейвор.
– Да, милая, – ответил Джейми.
– Хорошо, – сказала она, но не смогла скрыть грустные нотки в голосе.
Она даже не подозревала, что ее брат жив, как вдруг несколько лет назад начали приходить от него письма. Томас Макларен, подневольный, морской капитан, маркиз Донн и лэрд рода Макларенов.
Она не видела его с тех пор, как его и их старшего брата Джона увезли в Лондон ждать суда по обвинению в государственной измене. Его приговорили, депортировали и продали в кабалу за участие в восстании. Их старший и поэтому более «опасный» брат Джон был повешен, четвертован и утоплен. Джону было шестнадцать лет.
– Его долго не будет?
– Достаточно долго, чтобы мы осуществили то, что должны, – ответила Майра.
Фейвор кивнула. Томасу опасно бросать вызов и невозможно обмануть. Он провел несколько лет матросом на корабле, и его хозяином был капитан, владевший небольшой компанией по морским перевозкам. Он завоевал уважение хозяина, а затем и доверие. Заработав денег, Томас купил долю в деле своего бывшего хозяина и стал капитаном собственного судна.
Дела шли хорошо, и в будущем пошли бы еще лучше, но у него была другая цель. Он вернулся в Шотландию, желая отомстить лорду Карру, человеку, который предал Макларенов и украл принадлежащее им по праву рождения.
Для этого он взял фамилию Донн. В Лондоне он выдавал себя за неудачника с дурной репутацией и связался с группой молодых сорвиголов, которые обычно наведывались в замок Уонтонз-Блаш, некогда принадлежавший Макларенам, а теперь превращенный в притон разврата и азартных игр. Там он подружился – до такой степени, до какой Карр способен был на дружбу, – с самим Карром, но все время искал верного способа одним решительным ударом уничтожить самозванца и все, чем он владел и чем дорожил.
Обо всем этом Томас писал в письмах к Фейвор, изъясняясь намеками и обрывками. Фейвор сопоставляла эти намеки и поняла цель Томаса из того, что он писал и о чем умалчивал. Но вдруг что-то пошло не так в планах брата. В его последнем письме говорилось лишь о том, что решимость его ослабела и ему необходимо возродить ее где-нибудь вдали от Шотландии. Что благоприятствовало намерениям Фейвор.
Томас ничего не знал о плане Майры. Если бы он узнал о нем, то сделал бы все возможное, чтобы удержать Фейвор от участия. Но было уже поздно, а Майра исписала сотни страниц, убеждая ее, что обратной дороги нет.
Фейвор была виновницей почти полного уничтожения своего клана и должна за это ответить.
Девушка заставила себя оторваться от мрачных мыслей. Она подняла глаза и увидела, что Майра смотрит на нее холодным, оценивающим взглядом. Как могла она подумать, что у этой женщины найдется для нее доброе слово? Майра считала ее ответственной за смерть людей и за потерю наследства клана.
Возвращение Фейвор в Шотландию не было возвращением блудного ребенка и не было счастливым концом десятилетней ссылки.
Это была деловая поездка.
Только она не умирает, напомнила себе Фейвор. Она едет домой, и у нее должно быть радостно на душе. Ей это удалось, несмотря ни на что.
Много дней все северное побережье кишело не только солдатами, но и гвардейцами, и работниками, купцами и матросами, и все они охотились за знаменитым контрабандистом Зверем или, точнее, за неслыханной суммой, обещанной за его поимку. Джейми явно слишком часто оставлял в дураках французские власти.
Проведя в его обществе несколько дней, она поняла, как ему удавалось это сделать. Именно Джейми решил, что больше всего у них шансов избежать поимки, если они будут у всех на виду. Он поставил свой корабль на якорь в порту, а не в одной из крохотных бухточек, облюбованных контрабандистами. И тем не менее власти сосредоточили большие силы не только в прибрежных районах. Зверя искали повсюду, так что осторожность требовалась великая. Необходимо было придумать отвлекающий маневр, чтобы выиграть время и поднять на борт контрабандный товар и, конечно же, Фейвор. Для осуществления этой задачи нужно было найти какого-нибудь англичанина. Его планировалось после успешной операции бросить на берегу. Но где и как найти подобного глупца?
Удивительно, но ответ подсказала почтенная мать-настоятельница монастыря «Святое сердце». Возможно, аббатиса получала сведения из других источников, но представляло несомненный интерес то, что ее брат, отец Доминик, был также исповедником мадам Нуар. По каким-то причинам аббатиса была необычайно хорошо осведомлена о привычках этой скандально известной дамы, и за это Фейвор была ей благодарна.
План был простым. Одна из молочниц монастыря шепнула на ухо французскому лейтенанту о том, что аббатиса ожидает прибытия одеял из тонкой шотландской шерсти в определенную ночь в определенном месте. Тем временем Фейвор отправилась в местную тюрьму под видом мадам Нуар, чтобы выбрать того англичанина, который мог бы сойти за знаменитого английского контрабандиста.
Все прошло, как и было намечено.
Вот только глаза англичанина… И то, что он поклялся никогда не возвращаться в тюрьму… и что, прося разрешения прикоснуться к ее волосам, он выглядел таким беззащитным…
Шлюпка легонько ударилась о борт корабля, обросший ракушками. Фейвор нахмурилась. У нее нет причин чувствовать себя такой виноватой. Когда гвардейцы поймут, что поймали не Зверя, англичанина просто отошлют обратно в тюрьму, куда он бы вернулся, если бы она была настоящей мадам Нуар.
Сверху донеслись приглушенные голоса, и Джейми ответил так же тихо. Секунду спустя им бросили веревочную лестницу, и два матроса перегнулись через борт корабля. Она схватилась за их руки, и они втянули ее на борт. Следующим был Джейми. Пыхтя и ругаясь, он втащил свой массивный живот наверх и перевалился через планшир. За ним поднялись остальные.
– Отведите ее в каюту, – приказал он с сильным шотландским акцентом. – Поднимайте якорь и паруса. Едем домой, парни.
Одобрительное ворчание было ответом на это заявление. Любопытные взгляды сопровождали девушку, когда лысеющий моряк взял ее за локоть и повел в каюту. Как только она попала в маленькую комнатку, дверь за ней захлопнулась.
Она огляделась. Узкая койка была прибита к одной стене, а стол – к противоположной. На нем стоял щербатый умывальный таз. Она с радостью смочила край своего платка ледяной водой и промокнула лицо.
За дверью послышался женский голос. Ее удивление сменилось тревогой. Это могла быть только Майра Дугал, женщина, чья железная воля и непреклонная решимость руководили жизнью Фейвор последние девять лет. Никто не сказал Фейвор, что Майра будет на борту, она не готова к встрече с женщиной, которая… сыграла в ее жизни огромную роль.
По сути дела, Майра Дугал придумала Фейвор Макларен. Несомненно, той девочки, которая когда-то приехала на чужую землю, больше не существовало.
– Как все прошло? – услышала Фейвор вопрос Майры, обращенный к Джейми.
– Вполне гладко, госпожа, – почтительно ответил Джейми Крейг. – Охранник в тюрьме и глазом не моргнул, когда девушка назвалась мадам Нуар.
– Значит, она нам подходит?
Джейми помолчал, прежде чем ответить.
– Да. Она годится. Хотя вот что я вам скажу, – тут раздался рокочущий смех, – если бы какой-нибудь мужчина был посвящен в эту шутку, так сказать, он бы тут же догадался, что эта девушка совсем не понимает ту женщину, роль которой играет.
– Ну, Джейми Крейг, – голос Мойры стал тихим, язвительным и жестким, – я рада, что тебе так весело. Но это не шутка. Это наш последний шанс вернуть украденное, и если ты больше не считаешь это нашим святым долгом, то среди нас есть те, кто продолжает так думать.
– Простите, госпожа, – ворчливо произнес Джейми. – Я просто считаю эту девушку… очаровательной, вот и все.
– Очаровательной? – задумчиво переспросила женщина. – Это хорошо. Чтобы сыграть свою роль, ей понадобится очарование и даже нечто большее. И что произошло дальше?
Фейвор прижалась ухом к двери, напрягая слух, чтобы уловить ответ Джейми.
– …осторожный и жесткий, такого человека мне не хотелось бы сердить, но она очень быстро укротила его и отправила прямо в руки к французам – смирного, как ягненочек.
У Фейвор сжалось горло от чувства собственной вины.
– Правда, потом, словно одумавшись, девушка крикнула ему об опасности. Англичанин бросился бежать в одну сторону, а мы поскакали в другую.
Дверь каюты внезапно распахнулась, и Фейвор отскочила назад. Перед ней стояла пожилая женщина с фонарем в руке. Фейвор прищурилась от яркого света, пытаясь разглядеть ту, что стояла на пороге.
– Подслушиваете у двери, мисс? – спросила женщина.
– Если это нужно для дела, – хладнокровно ответила Фейвор.
– Вот как! – Широкая улыбка расплылась по лицу худой женщины. Она повернула голову к Джейми: – Смела!
Яркий огонь еще несколько секунд качался перед лицом Фейвор. Наконец, раздраженная этим, она выпалила:
– Не будете ли так добры убрать эту штуку от моего лица, мадам?
Тихий смех был ответом на ее повелительный тон. Пожилая женщина опустила фонарь.
– Она говорит, словно урожденная Макларен. Некоронованные короли – вот кем Макларены всегда себя считали. – Улыбка Майры погасла. – Это хорошо, девушка. Тебе понадобится эта королевская гордыня, и даже больше. А кстати, по ночам твое высокомерие помогает тебе прогнать видение о Меррике, убивающем твоих родных? Нет. – Она сама решительно ответила на свой вопрос. – Это может сделать только месть.
Фейвор попятилась, ее застало врасплох прямое напоминание о той ночи, когда она чуть было не стала причиной гибели почти всего своего клана. Она выругала себя за наивность. Она-то думала, что Майра приветливо встретит ее. Следовало бы за десять лет переписки получше узнать эту особу.
Старуха бесстрастно смотрела на нее, и Фейвор ответила ей таким же взглядом. У Майры Дугал, урожденной Макларен, было лицо, как на древних греческих монетах, – бесполое и утонченное, высокомерное и одержимое. Узкое лицо с пергаментной кожей, тяжелые веки, тонкие, непримиримо сжатые в узкую линию губы. Лишь яркие голубые глаза сверкали, словно освещенные огнем изнутри.
Несколько долгих минут две женщины, никогда раньше не встречавшиеся, стояли и разглядывали друг друга, и никто не хотел первым нарушить молчание. Даже Джейми, казалось, не желал вмешиваться в их молчаливое противостояние. Он неловко переминался с ноги на ногу, переводя встревоженный взгляд с одной на другую. По одну сторону стояла женщина, которая почти десять лет в одиночку объединяла разбросанный по свету клан Макларенов, по другую сторону стояла девушка, чей брат был лэрдом, по сути дела, некоронованным королем, которого так давно не было у клана, девушка, которую Майра Дугал намеревалась принести в жертву, чтобы вернуть Макларенам их былое величие.
– Тебе девятнадцать лет, – в конце концов сухо произнесла Майра.
– Да, мадам, – ответила Фейвор.
– Джейми говорит, ты пустилась на хитрость во время вашего бегства. Своим криком предупредила английского ублюдка. Это правда?
– Да.
– С этого момента больше никаких вольностей. Совсем никаких. Это понятно? – Майра, ловким движением схватила Фейвор за подбородок.
– Да, мадам. D’accord.
– Согласна? Меня не интересует твое согласие. Я спросила, понятно ли тебе.
Фейвор почувствовала, что краснеет.
– Да.
– И больше ни слова по-французски, – рассеянно пробормотала Майра, знавшая на этом языке лишь несколько слов. – Запомни это. – Она перевела взгляд на Джейми: – Ты ее знал. Как ты считаешь?
Великан чуть наклонил голову.
– Не вижу в ней большого сходства с Макларенами, это факт. Они черноволосые, как вы. Все значительно выше ростом, чем она. С королевской осанкой, да, но веселые. Эта – достаточно хорошенькая, но вид слишком суровый.
– Волосы можно выкрасить, брови – выщипать, – сказала Майра. – Сходство можно создать с помощью речи, жестов, поз.
Она повертела Фейвор за подбородок так, чтобы свет лучше освещал лицо.
– Здесь не много работы, я тебе гарантирую, но зато у нее твердый подбородок и кожа чистая. Нос у нее совсем как у Макларенов, а когда я прибавлю остальное…
Возмущение заставило Фейвор вырваться из холодных, сухих пальцев. Ей не нравилось, что о ней говорят, словно она бесформенный комок глины, ждущий руки гончара. У нее есть лицо, свое лицо. Не бог весть что, правда, но, когда не можешь рассчитывать на собственное будущее, даже такая малость дорога. Впрочем, у нее есть Томас. Воспоминание о брате, которого она давно не видела, вызвало у нее прилив тревоги.
– Томас уехал? – спросила Фейвор.
– Да, милая, – ответил Джейми.
– Хорошо, – сказала она, но не смогла скрыть грустные нотки в голосе.
Она даже не подозревала, что ее брат жив, как вдруг несколько лет назад начали приходить от него письма. Томас Макларен, подневольный, морской капитан, маркиз Донн и лэрд рода Макларенов.
Она не видела его с тех пор, как его и их старшего брата Джона увезли в Лондон ждать суда по обвинению в государственной измене. Его приговорили, депортировали и продали в кабалу за участие в восстании. Их старший и поэтому более «опасный» брат Джон был повешен, четвертован и утоплен. Джону было шестнадцать лет.
– Его долго не будет?
– Достаточно долго, чтобы мы осуществили то, что должны, – ответила Майра.
Фейвор кивнула. Томасу опасно бросать вызов и невозможно обмануть. Он провел несколько лет матросом на корабле, и его хозяином был капитан, владевший небольшой компанией по морским перевозкам. Он завоевал уважение хозяина, а затем и доверие. Заработав денег, Томас купил долю в деле своего бывшего хозяина и стал капитаном собственного судна.
Дела шли хорошо, и в будущем пошли бы еще лучше, но у него была другая цель. Он вернулся в Шотландию, желая отомстить лорду Карру, человеку, который предал Макларенов и украл принадлежащее им по праву рождения.
Для этого он взял фамилию Донн. В Лондоне он выдавал себя за неудачника с дурной репутацией и связался с группой молодых сорвиголов, которые обычно наведывались в замок Уонтонз-Блаш, некогда принадлежавший Макларенам, а теперь превращенный в притон разврата и азартных игр. Там он подружился – до такой степени, до какой Карр способен был на дружбу, – с самим Карром, но все время искал верного способа одним решительным ударом уничтожить самозванца и все, чем он владел и чем дорожил.
Обо всем этом Томас писал в письмах к Фейвор, изъясняясь намеками и обрывками. Фейвор сопоставляла эти намеки и поняла цель Томаса из того, что он писал и о чем умалчивал. Но вдруг что-то пошло не так в планах брата. В его последнем письме говорилось лишь о том, что решимость его ослабела и ему необходимо возродить ее где-нибудь вдали от Шотландии. Что благоприятствовало намерениям Фейвор.
Томас ничего не знал о плане Майры. Если бы он узнал о нем, то сделал бы все возможное, чтобы удержать Фейвор от участия. Но было уже поздно, а Майра исписала сотни страниц, убеждая ее, что обратной дороги нет.
Фейвор была виновницей почти полного уничтожения своего клана и должна за это ответить.
Девушка заставила себя оторваться от мрачных мыслей. Она подняла глаза и увидела, что Майра смотрит на нее холодным, оценивающим взглядом. Как могла она подумать, что у этой женщины найдется для нее доброе слово? Майра считала ее ответственной за смерть людей и за потерю наследства клана.
Возвращение Фейвор в Шотландию не было возвращением блудного ребенка и не было счастливым концом десятилетней ссылки.
Это была деловая поездка.
Глава 7
Северо-восточное побережье Шотландии
стров Макларена
Шесть месяцев спустя
Лорд Карр смотрел из окна своей башни вниз, на мрачный двор замка Уонтонз-Блаш. Надвигался шторм. Резкий ветер яростно обрушился на скалистый остров, срывал оставшиеся листья с ветвей дубов и рябин и гнал их по площади. Темные, с лиловыми разводами, тучи угрожающе неслись на запад. Если обернуться и посмотреть в восточные окна, можно увидеть, как громадные волны разбиваются об острые скалы, окружающие остров.
Если обернуться и посмотреть в восточные окна. Чего Карр делать не хотел. И не смотрел в них уже много лет, если только мог этого избежать. Хотя то, что он видел сейчас, тоже его не очень радовало.
Прошлое проступало в облике крепости Уонтонз-Блаш так же явно, как в облике дешевой потаскухи, слишком долго занимающейся своим ремеслом. Несмотря на все старания, Карр не мог скрыть того, что эта крепость – просто старая шотландская развалина.
Красный кирпич, которым он приказал выложить ее фасад, местами выкрошился, и зияющие оспины обнажили серые, вытесанные вручную камни под ним. Двор, который он вымостил блестящим розовым гранитом, вздыбился, поднятый снизу неистребимым шотландским мхом, упорно растущим, словно волосы на подбородке старухи.
Внутри признаки разрушения, правда, пока еще не слишком заметные, тоже давали о себе знать. Дорогая лепнина в нескольких комнатах потрескалась. Надколотые мраморные камины нуждались в ремонте. Влажные пятна темнели на стенах южного крыла. Ничего особенного, но все говорило само за себя.
Карр получил Уонтонз-Блаш в качестве платы за кое-какую информацию. В молодости он приехал в Шотландию на длительный отдых, надеясь остаться здесь до тех пор, пока кредиторы в Лондоне не забудут о тех огромных суммах, которые он им задолжал. Он знал, что его визит будет продолжительным. Там он встретил богатую Дженет Макларен, обожаемую кузину Йена, владельца этого самого замка.
Она влюбилась в него, а ему больше нечем было заняться, и они поженились. И жили здесь под благожелательным покровительством Йена до тех пор, пока Карр не осознал, что устал от этого декора. Решено было действовать, благо случай подвернулся: во время неудачного восстания якобитов в сорок пятом году он передал соответствующие сведения о его лидерах лорду Камберленду. После того как восстание было подавлено, а Йен и его родственники либо казнены, либо сосланы, Камберленд в знак благодарности устроил так, что Уонтонз-Блаш и его земли перешли к Карру. Вот тогда он и поменял этот декор.
Он заново отстроил Уонтонз-Блаш, не жалея расходов на то, чтобы превратить замок в образчик архитектурного искусства. Крепость, построенная буквой П, главной своей частью обращена была к морю. Два крыла – северное и южное – образовывали огромный внутренний двор, защищая его от постоянных ветров. Итальянские сады некогда украшали террасы, которые Карр приказал устроить ниже двора, но с течением времени здесь буйно разрослись местные травы. И поскольку никто из гостей Карра не желал проводить время в этих садах, он не слишком старался сохранить эти итальянские изыски.
Проблема в том, без сожаления признал Карр, что Уонтонз-Блаш больше не интересовал его. Он послужил его целям и продолжал им служить: привлекал самых состоятельных и самых известных игроков из всех уголков Англии, членов самых высокопоставленных семейств.
Карр был неглупым. Вкладывая достаточно денег в это забытое Богом место, он все время подхлестывал пресыщенные вкусы гостей. В Уонтонз-Блаш была собрана по-прежнему лучшая коллекция произведений искусства, сокровища, которые он заберет с собой, когда покинет это место и вернется с триумфом туда, где претерпел унижение в прошлом. Старая обида просочилась на поверхность.
После смерти Дженет Карр скопил достаточное состояние, чтобы уплатить своим кредиторам и устроить жизнь подобающим его положению образом. На это ушло много времени. Слишком много. За это время он женился на еще одной наследнице, чье состояние оказалось вовсе не таким большим, как она ему говорила, дрянь. С ней произошел несчастный случай, как и с его третьей женой.
К тому времени у него было столько денег, сколько нужно, но король Георг, впавший в старческое слабоумие, порицал неприятную привычку Карра становиться вдовцом. Он не только ясно дал понять, что возвращение Карра в Лондон будет нежелательным, как и появление его в любом обществе, где бывает король, черт его побери, но и прислал ему указ: если какая-либо женщина, находящаяся под покровительством Карра, снова умрет, он заплатит за это собственной головой.
И поэтому Карр сидит в этом северном «нигде» уже двадцать пять лет. Двадцать пять лет ссылки, сначала добровольной, а потом по воле короля.
Но скоро все это кончится, думал Карр, барабаня пальцами по оконной раме. Колеса вращаются. Одних он очаровывал, других шантажировал, льстил, запугивал, угрожал… все его усилия вот-вот принесут плоды. Очень скоро. Еще несколько месяцев, и он опять воцарится в лондонском высшем свете.
Но прежде, чем уехать отсюда навсегда, подумал он, отворачиваясь от окна, надо привести в порядок хозяйство.
С этими мыслями он направился к старухе, склонившейся над столиком, заваленным разным хламом, в этом же зале. Интересно, подумал он, знает ли старая ведьма о том, почему окна, выходящие на море, закрыты шторами. Возможно. Кажется, ей известно все. Не то чтобы его это слишком беспокоило. Что может сделать старая цыганка такому человеку, как он? Только быть ему полезной.
стров Макларена
Шесть месяцев спустя
Лорд Карр смотрел из окна своей башни вниз, на мрачный двор замка Уонтонз-Блаш. Надвигался шторм. Резкий ветер яростно обрушился на скалистый остров, срывал оставшиеся листья с ветвей дубов и рябин и гнал их по площади. Темные, с лиловыми разводами, тучи угрожающе неслись на запад. Если обернуться и посмотреть в восточные окна, можно увидеть, как громадные волны разбиваются об острые скалы, окружающие остров.
Если обернуться и посмотреть в восточные окна. Чего Карр делать не хотел. И не смотрел в них уже много лет, если только мог этого избежать. Хотя то, что он видел сейчас, тоже его не очень радовало.
Прошлое проступало в облике крепости Уонтонз-Блаш так же явно, как в облике дешевой потаскухи, слишком долго занимающейся своим ремеслом. Несмотря на все старания, Карр не мог скрыть того, что эта крепость – просто старая шотландская развалина.
Красный кирпич, которым он приказал выложить ее фасад, местами выкрошился, и зияющие оспины обнажили серые, вытесанные вручную камни под ним. Двор, который он вымостил блестящим розовым гранитом, вздыбился, поднятый снизу неистребимым шотландским мхом, упорно растущим, словно волосы на подбородке старухи.
Внутри признаки разрушения, правда, пока еще не слишком заметные, тоже давали о себе знать. Дорогая лепнина в нескольких комнатах потрескалась. Надколотые мраморные камины нуждались в ремонте. Влажные пятна темнели на стенах южного крыла. Ничего особенного, но все говорило само за себя.
Карр получил Уонтонз-Блаш в качестве платы за кое-какую информацию. В молодости он приехал в Шотландию на длительный отдых, надеясь остаться здесь до тех пор, пока кредиторы в Лондоне не забудут о тех огромных суммах, которые он им задолжал. Он знал, что его визит будет продолжительным. Там он встретил богатую Дженет Макларен, обожаемую кузину Йена, владельца этого самого замка.
Она влюбилась в него, а ему больше нечем было заняться, и они поженились. И жили здесь под благожелательным покровительством Йена до тех пор, пока Карр не осознал, что устал от этого декора. Решено было действовать, благо случай подвернулся: во время неудачного восстания якобитов в сорок пятом году он передал соответствующие сведения о его лидерах лорду Камберленду. После того как восстание было подавлено, а Йен и его родственники либо казнены, либо сосланы, Камберленд в знак благодарности устроил так, что Уонтонз-Блаш и его земли перешли к Карру. Вот тогда он и поменял этот декор.
Он заново отстроил Уонтонз-Блаш, не жалея расходов на то, чтобы превратить замок в образчик архитектурного искусства. Крепость, построенная буквой П, главной своей частью обращена была к морю. Два крыла – северное и южное – образовывали огромный внутренний двор, защищая его от постоянных ветров. Итальянские сады некогда украшали террасы, которые Карр приказал устроить ниже двора, но с течением времени здесь буйно разрослись местные травы. И поскольку никто из гостей Карра не желал проводить время в этих садах, он не слишком старался сохранить эти итальянские изыски.
Проблема в том, без сожаления признал Карр, что Уонтонз-Блаш больше не интересовал его. Он послужил его целям и продолжал им служить: привлекал самых состоятельных и самых известных игроков из всех уголков Англии, членов самых высокопоставленных семейств.
Карр был неглупым. Вкладывая достаточно денег в это забытое Богом место, он все время подхлестывал пресыщенные вкусы гостей. В Уонтонз-Блаш была собрана по-прежнему лучшая коллекция произведений искусства, сокровища, которые он заберет с собой, когда покинет это место и вернется с триумфом туда, где претерпел унижение в прошлом. Старая обида просочилась на поверхность.
После смерти Дженет Карр скопил достаточное состояние, чтобы уплатить своим кредиторам и устроить жизнь подобающим его положению образом. На это ушло много времени. Слишком много. За это время он женился на еще одной наследнице, чье состояние оказалось вовсе не таким большим, как она ему говорила, дрянь. С ней произошел несчастный случай, как и с его третьей женой.
К тому времени у него было столько денег, сколько нужно, но король Георг, впавший в старческое слабоумие, порицал неприятную привычку Карра становиться вдовцом. Он не только ясно дал понять, что возвращение Карра в Лондон будет нежелательным, как и появление его в любом обществе, где бывает король, черт его побери, но и прислал ему указ: если какая-либо женщина, находящаяся под покровительством Карра, снова умрет, он заплатит за это собственной головой.
И поэтому Карр сидит в этом северном «нигде» уже двадцать пять лет. Двадцать пять лет ссылки, сначала добровольной, а потом по воле короля.
Но скоро все это кончится, думал Карр, барабаня пальцами по оконной раме. Колеса вращаются. Одних он очаровывал, других шантажировал, льстил, запугивал, угрожал… все его усилия вот-вот принесут плоды. Очень скоро. Еще несколько месяцев, и он опять воцарится в лондонском высшем свете.
Но прежде, чем уехать отсюда навсегда, подумал он, отворачиваясь от окна, надо привести в порядок хозяйство.
С этими мыслями он направился к старухе, склонившейся над столиком, заваленным разным хламом, в этом же зале. Интересно, подумал он, знает ли старая ведьма о том, почему окна, выходящие на море, закрыты шторами. Возможно. Кажется, ей известно все. Не то чтобы его это слишком беспокоило. Что может сделать старая цыганка такому человеку, как он? Только быть ему полезной.