Раздраженный последней мыслью, Кингсли открыл меню.
   — Рекомендую одно из лучших блюд Глена золотистый лук-шалот и салат с лимоном и тмином. Это для начала. Также средиземноморский рыбный суп, жареную баранину или тушеную с апельсинами и яблоками говядину.
   Розали учтиво улыбнулась и решила сама сделать выбор. Она заказала суфле из морского окуня со спаржей и сделала глоток превосходного вина. Никогда еще она так не нуждалась в алкоголе, как сейчас.
   Когда подали блюда, Розали вынуждена была признать, что еда просто восхитительна. Правда, заказ Кингсли выглядел гораздо более аппетитно, чем ее. На десерт она выбрала шоколадный пудинг со взбитыми сливками, пропитанный сладким соусом.
   Все это время они вели непринужденную беседу. Розали еще раз отметила, что ее новый клиент просто замечательный собеседник. А какая у него красивая улыбка! Правда, улыбался Кингсли одними губами, глаза оставались холодными.
   — Глен самый лучший шеф-повар из тех, чьи творения мне удалось пробовать, — сказал Кингсли, допивая кофе и делая знак официанту, чтобы тот принес счет. — Видимо, люди, которые выстраиваются сюда в очередь, тоже так считают.
   — Но он мог бы заработать целое состояние, если бы устроился в «Савой» или «Риц», — понизила голос молодая женщина.
   — Он какое-то время там и работал. Только это чуть не стоило ему семьи. Они были на грани развода, но Глену удалось выбраться из ловушки, купить ресторанчик и наладить отношения с Лючией, которая столько для него сделала.
   Ему предлагали кучу денег, чтобы он вернулся, но Глену это не нужно. Он счастлив здесь, Лючия счастлива, а это все, что имеет для него значение. Он нашел свою обетованную землю.
   — Звучит так, словно вы ему завидуете.
   — Почему вы так решили? Я тоже нашел свое место в жизни. А как насчет вас?
   — Меня?
   — Да, вас. Вы нашли свое место в жизни? спросил Кингсли подозрительно мягко. — Вы занимаетесь тем, что вам нравится, встречаетесь с людьми, которые вам интересны?
   — Разумеется. — Разговор нравился ей все меньше и меньше.
   — Тогда нам обоим повезло.
   В его тоне было что-то издевательское, словно он ни капельки не верил ей. А кто он, собственно, такой?
   — Именно так. Я вернусь через минуту. — Розали встала и направилась к двери с надписью «Синьорина».
   В небольшой безупречно чистой туалетной комнате молодая женщина взглянула на себя в зеркало. Щеки горели, глаза сверкали, выражение лица было сердитым. Что с ней происходит?
   Она ведь собиралась держать дистанцию, не переходя на личности. По правде говоря, зла она была только на себя. Самоконтроль — вот чего ей не хватает. Все дело в самоконтроле. И ей это известно лучше других.
   Розали закрыла глаза и тряхнула головой.
   Воспоминания, которые она задвинула в самый дальний уголок памяти, нахлынули на нее волной.
   …Она снова превратилась в маленькую девочку, которая вцепилась в перила лестницы и с дрожью вслушивается в знакомые голоса родителей в гостиной. Вот отец кричит на маму. Потом раздаются другие звуки, тоже хорошо знакомые. И потом внезапно наступает оглушительная тишина. И снова голос отца, на этот раз взволнованный:
   — Шанталь? Шанталь, вставай.
   Все поплыло у нее перед глазами.
   Затем огни «скорой помощи», полицейская сирена. Розали нашли в оцепенении на ступеньках лестницы и отвезли к родителям матери.
   Отец вырос в детском доме, у него не было семьи. А спустя пару дней бабушка тихо рассказала ей, что мамочка отправилась к ангелам на небо. Ее нежная красивая мать, которая никогда никому не причинила боли, так и не пришла в себя после смертельного удара по голове, полученного от руки мужа.
   В день суда отец покончил жизнь самоубийством. Так в пять лет девочка осталась сиротой.
   Растили ее дедушка с бабушкой. К тому же у Розали было много родственников, двоюродных братьев и сестер. Ее детство вполне можно было назвать счастливым, но ей всегда недоставало матери. С самого рождения она была ее любимицей, маминой маленькой девочкой…
   Со временем Розали поняла, что отец безумно ревновал Шанталь ко всем, не только к мужчинам. Ее бедной матери пришлось жить в совершенной изоляции от мира, потому что так требовал муж. Но все попытки сохранить мир в семье закончились трагедией, о которой Розали никогда не забудет.
   Когда ей исполнилось восемнадцать, дедушка с бабушкой решили вернуться на родину, во Францию. Здоровье дедушки оставляло желать лучшего, и ему хотелось повидать своих братьев.
   Розали долго мучилась перед выбором — бросить университет в Лондоне и поехать с ними или остаться в Англии. Здесь были ее друзья, ее жизнь. В конце концов она решила остаться. А в скором времени встретила Майлза Стюарта…
   — Хватит воспоминаний. — Она произнесла это вслух, сама того не замечая. Губы превратились в узкую полоску. Почему она вспомнила это именно сейчас? У Майлза и Кингсли не было ничего общего. И все же…
   Оба они обладали одним несомненным качеством, неуловимым и одновременно осязаемым.
   Такой мужчина пробуждает в женщине первобытные желания, хочет она того или нет. Мужская привлекательность, животный магнетизм мощное оружие в руках охотника.
   Розали вздохнула, вымыла руки, коснулась щеткой своих длинных шелковистых волос и обновила помаду.
   Кингсли разговаривал с Гленом.
   — Я еще никогда так вкусно не ела, Глен, — поблагодарила Розали.
   — Большая честь — готовить для такой красивой женщины, — улыбнулся Глен. На вид он был прирожденным соблазнителем, но что-то подсказывало, что Глен — очень верный муж.
   Розали повернулась к высокому стройному мужчине, бывшему сегодня ее спутником, и смело встретила взгляд синих глаз. Взяв его под руку, она шагнула навстречу яркому майскому солнцу.
   — Это был восхитительный ланч, — вежливо сказала она, вспомнив о хороших манерах. Спасибо.
   — Не за что. Я тоже получил большое удовольствие.
   Обычная фраза, но в его устах она прозвучала как нечто большее. Розали взглянула на него, но синие глаза смотрели невинно и бесхитростно. Да, впереди ее ждет трудный день.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Как это могло произойти? — уже в сотый раз спрашивала себя Розали. Десять лет она провела на строительных площадках и ни разу не споткнулась. А сегодня? Она выставила себя полной дурой в глазах Уорда. Вот она разговаривает с архитектором в надежде поразить Кингсли своей деловой хваткой, а в следующий миг уже лежит в пыли, корчась от боли в щиколотке.
   Архитектор, приятный мужчина средних лет, не на шутку перепугался, но не успел сделать и шагу, чтобы ей помочь, как Кингсли опередил его.
   — Со мной все в порядке, спасибо, — пробормотала Розали. — Я могу идти. — Ощущать себя в его объятьях было выше ее сил.
   — Успокойтесь.
   Она попыталась высвободиться, но сильные руки только крепче сжали ее.
   — Правда, мне уже лучше, — солгала она, кусая губы от боли.
   — В таком случае я Микки-Маус.
   — Это, скорее всего, растяжение, мисс Милберн, — предположил архитектор. — Но вам все же лучше съездить в больницу.
   — Я не поеду в больницу из-за простого растяжения.
   — Именно это вы и сделаете, — отрезал низкий мужской голос.
   Она продолжала бы возражать, если бы чувствовала себя хоть немного получше. К боли в ноге примешивалось странное ощущение близости с ним, она ощущала аромат его лосьона, чувствовала напряжение мускулов под одеждой.
   — Если вы просто отвезете меня обратно в офис, я буду вам очень признательна. — Розали не знала, что делать со своими взвинченными нервами.
   Кингсли ничего не ответил. Он донес ее до машины и опустил на сиденье так бережно, словно она была хрупкой фарфоровой вазой. Но Розали все равно не смогла сдержать стона, такую боль причиняло ей малейшее движение.
   Она вся побелела и закусила губу.
   — И вы еще говорите о каком-то офисе, — с неприязнью произнес Кингсли. — Ваша лодыжка распухла вдвое, или вы не заметили?
   Кингсли захлопнул дверцу и сказал что-то архитектору. Затем достал мобильный телефон и набрал номер. Розали не сомневалась, что речь пойдет о ней.
   — Я отвезу вас к доктору, — бросил Кингсли, сев за руль. Взглянув на свою спутницу, он покачал головой, открыл бардачок и достал фляжку. — Выпейте. Это бренди.
   — Я не хочу…
   — Выпейте.
   Она поспешила сделать глоток. Жидкость обожгла горло, но зато голова перестала кружиться. Розали только начала приходить в себя, как Кингсли стянул свой пиджак и скатал его.
   — Я хочу подложить это вам под ногу в качестве подушки.
   Он нагнулся так низко, что голова почти коснулась ее коленки. Дорогой пиджак от Армани оказался под ее больной ногой, но Уорд на этом не остановился и быстро стянул с нее туфельку.
   Розали опустила глаза на черные как смоль волосы, мускулистые плечи и поняла, что ей нужно выпить еще.
   — Спасибо, — выдохнула она, надеясь, что он припишет румянец бренди, а не смущению от его близости. Он всего лишь снял пиджак, почему же она так нервничает?
   Кингсли расстегнул ворот и взялся за руль.
   Девушка словно завороженная смотрела на его широкую грудь под шелковой рубашкой. Она перестала бороться с искушением и, потянувшись за фляжкой, сделала еще глоток.
   — Все хорошо? — сочувственно спросил Кингсли.
   Розали выдавила улыбку и кивнула это все, на что она была способна. Скорее бы доехать до больницы и избавиться от этой опасной близости.
   На этот раз Уорд вел машину очень осторожно. Но боль не отпускала, а только еще больше усиливалась. Наконец машина подъехала к современному зданию и затормозила на обсаженной густым кустарником стоянке.
   — Это ведь не частная больница? — встревожилась Розали.
   — А в чем разница?
   У нее имелась только государственная медицинская страховка. Кингсли, наверное, прочитал ее мысли, потому что поспешил объяснить:
   — Здесь работает мой друг. Нам очень повезло: сегодня он на месте и с радостью посмотрит вашу лодыжку.
   Похоже, что Уорд имел друзей на все случаи жизни, и Розали это почему-то не нравилось.
   — Я бы предпочла муниципальную больницу, процедила она.
   — Замечательно, — язвительно заметил Кингсли. — Только вот у меня нет времени сидеть в очереди и дожидаться, когда вас примут. У меня слишком много дел.
   — Прошу прощения, — с иронией произнесла Розали.
   — Прощаю. — Красивые губы изогнулись в улыбке. Ее злость смешила его. — А теперь сидите спокойно. Я вам помогу.
   Она ненавидела подчиняться идиотским приказам, но выбора не было. С такой травмой идти несколько проблематично. Но можно ведь прыгать на одной ноге. Только бы он не понес ее снова на руках.
   Кингсли открыл дверцу, прерывая тем самым ее дальнейшие размышления. Он поднял Розали на руки, прежде чем она попыталась что-то сказать. Тепло его тела теперь превратилось в жар, прикосновение шелка его рубашки — в изысканную ласку.
   — Обхватите меня руками за шею, — тихо приказал он. — И не бойтесь, я не кусаюсь.
   Розали посмотрела ему в глаза. Их яркая синева сводила с ума. Сначала он удивился ее пристальному взгляду, но через мгновение изумление сменилось чем-то другим. У Розали перехватило дыхание.
   Подъехала еще одна машина, и звук ее мотора нарушил волшебство. Розали закрыла глаза, чувствуя, как горят ее щеки. К тому времени, когда Кингсли внес ее в приемную, румянец на ее лице снова сменился бледностью.
   Время, проведенное в больнице, стало сплошным кошмаром. Рентгеновский снимок подтвердил перелом. Теперь придется несколько недель провести в гипсе. Лодыжка болела уже меньше, но Розали была на грани нервного срыва, прокручивая в голове все важные встречи, запланированные на ближайшие дни. К счастью, большую часть работы можно выполнять, не выходя из офиса, а на строительные площадки ездить на такси. Молодая женщина не собиралась передавать свою работу, в которую столько вложила, другому человеку.
   — Как вы?
   — Простите?
   Розали не расслышала вопроса. Повернувшись к Кингсли, она снова вспомнила, каким заботливым он был. Не позволил ей платить, а сам выписал чек. Терпеливо ждал диагноза, хотя у него были назначены встречи. Розали и не представляла, что он на такое способен.
   — Лодыжка. Как она? — повторил он вопрос, теряя то самое терпение, которым она восхищалась секунду назад.
   — Прекрасно. Надеюсь, я вас не очень задержала, у вас ведь назначены встречи?
   — Ужин.
   Розали готова была поспорить, что это свидание, которого он с нетерпением ждет, раз уж разорился на частную больницу, лишь бы не опоздать. Смесь разочарования и огорчения, в которых Розали не хотела себе признаваться, заставила ее замолчать. У такого мужчины, как Кингели Уорд, должны быть сотни роскошных и утонченных женщин. Но ей нет никакого дела до его личной жизни.
   Розали бросила на него взгляд из-под ресниц.
   Она уже почти привыкла к его близости и к совершенству этого великолепного тела. Ведь в течение почти двух часов, проведенных в больнице, он стоял у нее над душой. Но все равно при каждом взгляде на него внутри у Розали разливалось живительное тепло. Ее неудержимо влекло к этому мужчине. Видимо, сказывались стресс и обезболивающее, которое вколол доктор. Так или иначе, но очень скоро тепло салона сморило ее, и она начала зевать.
   — Откиньте сиденье и поспите, — предложил Кингсли, заметив ее состояние.
   Мысль о том, чтобы спать в его присутствии, почему-то показалась Розали возмутительной.
   Она заснет, и он сможет беззастенчиво наблюдать за ней?
   — Все в порядке, — заверила она. — Если я сейчас посплю, потом не смогу заснуть ночью. А это не очень приятно.
   — Правда? — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Вы страдаете бессонницей? Почему? С каких пор?
   С тех пор, как рассталась с Майлзом, подумала Розали, но вслух произнесла:
   — Последние годы. Вообще бессонница обычное явление.
   — И первый признак стресса, — констатировал Уорд.
   Розали застыла. Ей послышалось обвинение в его голосе.
   — Я так не думаю. Мне нравится моя работа, твердо заявила она, глядя прямо перед собой.
   — Дело не в работе, — продолжил Кингсли. Смысл жизни сосредоточен не только в ней.
   — В моей жизни нет поводов для стресса, уверяю вас.
   — Розали, в наше время многие испытывают стрессы. Как же вам удается сохранять баланс между работой и удовольствиями?
   Вопрос прозвучал иронично и даже, может быть, несколько жестоко, учитывая, что ей пришлось сегодня пережить. Но Уорд не мог удержаться. Измученная, она казалась такой беззащитной. Ему хотелось узнать побольше об этой женщине, и сейчас был самый подходящий момент. Розали разбудила его любопытство, а ее полное равнодушие к нему только разжигало его интерес. Кингсли не мог поверить в то, что как мужчина он нисколько ее не привлекает. Это задевало его самолюбие.
   — Это мое дело, разве нет? — последовал ледяной ответ. Другого Кингсли и не ожидал.
   — Конечно, простите, — с невинным видом произнес он. — Я разбередил рану.
   Розали опешила.
   — Вовсе нет, — отрезала она. — Какая чушь!
   Темные брови поползли вверх. Выражение его лица говорило красноречивее самых язвительных слов. Розали разозлилась. С этим человеком просто невозможно разговаривать нормально.
   — Вы ничего не разбередили, — упрямо проговорила молодая женщина.
   — Мне кажется, леди принимает мои слова слишком близко к сердцу. — Кингсли выдержал паузу, а потом как бы невзначай поинтересовался, заранее зная ответ:
   — У вас есть друг или любовник?
   Розали опять чуть было не посоветовала ему не совать нос в чужие дела, но она опасалась давать ему очередной повод для иронии.
   — Нет. — Таким тоном можно было охладить кого угодно, но только не мистера Уорда.
   — И когда вы в последний раз были на свидании?
   Розали вся кипела от гнева. Как он смеет устраивать ей допрос?
   — Не смотря на то, что мы живем в двадцать первом веке и люди получили свободу совокупляться как кролики, я предпочитаю качество количеству, — ледяным тоном отрезала она.
   Но Кингсли ответ не смутил.
   — Понятно, так когда же?
   Гнев куда-то внезапно испарился, и теперь ей хотелось разрыдаться.
   Двенадцать лет. Двенадцать лет прошло с того времени, когда ей причинили боль, оскорбили, довели до края отчаяния. Слова звучали у нее в голове так громко, что на долю секунды Розали испугалась: не произнесла ли она их вслух? Но лицо Кингсли оставалось невозмутимым, и женщина поняла, что это ей только показалось. Она никогда никому не рассказывала о своих отношениях с Майлзом. Бабушка с дедушкой умерли, так ничего и не узнав. Старые друзья и родственники не догадывались о причинах разрыва.
   Розали глубоко вдохнула, пытаясь сдержать непроизвольную дрожь.
   — Я не помню. Я не делаю зарубок на спинке кровати, в отличие от некоторых. — Она многозначительно посмотрела на своего спутника.
   Его губы вытянулись в тонкую линию, глаза сузились.
   — Вы имеете в виду меня? — мрачно спросил он.
   — Я этого не говорила. Но если вы приняли это на свой счет…
   — Нет.
   — Вот и хорошо, — беззаботно ответила она.
   — У меня есть недостатки, Розали, но половая распущенность к ним не относится, — отчеканил Уорд.
   — Мне кажется, джентльмен принимает мои слова слишком близко к сердцу.
   На секунду Розали испугалась, что зашла слишком далеко в словесной перепалке. Она украдкой бросила взгляд на его лицо и была поражена широкой улыбкой и искренним смехом. В первый раз улыбались не только губы, но и глаза.
   — Туше, мадемуазель, — усмехнулся он. — Я это заслужил.
   О нет, только не это, взмолилась она про себя. Этот новый Кингели был совсем не похож на тот образ, который она ему придумала. Кингели Уорд, которого она знала, не смеется над своими ошибками. Он надменный и эгоистичный делец, которому нравится издеваться над людьми.
   — Итак, — лениво протянул ее спутник, — вы считаете меня развратником? — Он внимательно посмотрел на девушку, и та смущенно отвела глаза. — Чудесно.
   — Послушайте, Кингели, я этого не говорила, поспешно пробормотала Розали, напомнив себе, что он лучший из клиентов за последние годы. — Я вас совсем не знаю.
   — Вот это правда. Так почему же вы сделали такой вывод? — Он затормозил у светофора.
   — Какие бы выводы я ни сделала, это ведь ничего не меняет, так?
   Его взгляд замер на ее чувственных нежных губах.
   — Может быть, между нами возникло непонимание? — чуть хрипло спросил Кингели и наградил ее такой сексуальной улыбкой, что у Розали перехватило дыхание.
   Да он флиртует с ней! Розали ошеломленно уставилась на Уорда. В это мгновение загорелся зеленый свет, и машина тронулась.
   Многие мужчины пытались заигрывать с ней, но Розали всегда ставила их на место. Она отказывала им мягко или жестко в зависимости от настойчивости, с которой они ее преследовали. Она давала отпор и зрелым опытным соблазнителям, и молодым романтичным ухажерам.
   Их попытки либо смешили, либо раздражали Розали. Никому из них не удавалось ее заинтересовать.' Но с Кингели все обстояло иначе. Поэтому ей следует его избегать. Розали уже один раз совершила ошибку, позволив себе безумно влюбиться. Не следует наступать на одни и те же грабли дважды. В то же время она знала, что секс без любви не для нее. Поэтому молодая женщина сосредоточилась на карьере, сделав ее смыслом своей жизни. Хорошие друзья, уютный дом, возможность путешествовать — все это устраивало Розали, и до недавнего момента она была всем довольна. Самое главное — не терять контроля над своими эмоциями.
   — Мне нужен ваш адрес, — донесся до нее голос, выводя ее из оцепенения.
   — Что?..
   Кингсли внимательно посмотрел на нее. Еще на вечеринке он понял, что эта женщина пережила какую-то личную трагедию. Ее стройная, изящная фигурка словно говорила «Не прикасайся», а взгляд светло-серых глаз обдавал ледяным холодом.
   — Вы можете высадить меня возле офиса. У меня там дела. Со мной все будет в порядке.
   — Дела могут подождать до завтра. Думаю, не стоит шутить с обезболивающими.
   Кингсли не понимал, что особенного нашел он в этой женщине, почему не может выбросить ее из головы. Розали такая же, как все, она играет в ту же игру, что и остальные женщины, только по своим правилам. Но она разожгла пожар в его крови, и это волновало его избалованное мужское «эго».
   Кингсли запустил пальцы в волосы, злясь на самого себя. Слишком опытный и циничный, он не верил, что существует нечто большее, чем просто физическое влечение между женщиной и мужчиной. Может, все дело в ее холодности, ведь Уорд привык к тому, что дамы вешаются ему на шею, глядя на него восхищенными глазами? Еще ему не давал покоя вопрос, почему такая красавица одна.
   Розали чуть пошевелила ногой и тут же закусила губу, что не осталось не замеченным Уордом.
   — Так вы дадите мне адрес или мы так и будем кружить по Лондону? — спросил он грубовато. Ее упрямство вывело его из себя.
   — Я живу недалеко от офиса в Кенсингтоне. Я покажу, как проехать.
   — Премного благодарен, — с сарказмом произнес Кингсли.
   Почему ему так нравится издеваться над ней?
   Каждый их разговор превращался в словесную перепалку.
   Дальше они ехали молча. Оказавшись в Кенсингтоне, Розали указала нужный дом. К входной двери вела лестница. Уорд скептически уставился на это архитектурное сооружение.
   — Я знаю, лестница не самый лучший вариант в сложившихся обстоятельствах, — выдавила Розали. — Я завтра попрошу Дженни принести костыли, тогда я хоть как-то смогу передвигаться.
   — Я так не думаю, — спокойно возразил Уорд, выходя из машины.
   Когда он повернулся к ней спиной, Розали показала ему язык. Может, это и ребячество, но он сам довел ее.
   Открыв дверцу с ее стороны, Кингсли с минуту разглядывал усталое лицо девушки.
   — И часто вы ностальгируете по детским шалостям?
   Розали хлопала глазами, не зная, что сказать.
   — Вы это заслужили, — наконец выдавила она. Я пытаюсь вести себя как можно деликатнее в столь неловкой ситуации, а вы только и делаете, что выводите меня.
   — Вы правы. Я прошу прощения. — Слова прозвучали вполне искренне.
   — Я принимаю ваши извинения, — сказала она, смутившись.
   — Благодарю вас за то, что вы были столь великодушны и приняли мои извинения.
   С этими словами Уорд поднял Розали на руки.
   Внеся свою ношу в холл, мужчина огляделся.
   В доме было четыре этажа, на каждом располагалось по одной квартире. На первом этаже жила хозяйка, которая и сдавала помещения.
   — Только не говорите, что вы живете на последнем этаже… — мрачно произнес Кингсли.
   — Вообще-то именно там, — радостно подтвердила его догадку Розали.
   — Очень умно.
   Их глаза встретились, и на этот раз им никто не мешал. Очень медленно он склонил голову, Розали не пыталась отвернуться. Она не могла отвести взгляд, утопая в бездонной синеве его глаз. Его теплые губы коснулись ее губ в мимолетном поцелуе, который длился всего долю секунды.
   — Пойдемте. У вас был тяжелый день, — хрипло произнес Уорд.
   У двери в свою квартиру Розали обнаружила, что до сих пор держит в руках ключ от подъезда. Пытаясь найти нужный ключ, она заметила, что руки ее дрожат. Только бы Кингсли ничего не заметил.
   Она позволила себя поцеловать! О чем она только думает? Вдруг он решит, что этот поцелуй — приглашение? Ну уж нет!
   Она вставила ключ в скважину, и они оказались в небольшой прихожей.
   — Дальше я справлюсь сама. — Розали попыталась высвободиться, но Кингсли ей не позволил. Тогда Розали попросила:
   — Не могли бы вы опустить меня, пожалуйста?
   — Где гостиная? — словно не слыша ее, осведомился Уорд.
   — Там, — показала она, — но вам нет нужды оставаться. У вас встреча, и я благодарна за то, что вы подвезли меня.
   — Прекрасно. — Он внес ее в гостиную и огляделся по сторонам.
   Комната была просторной и светлой, с высокими окнами. Светло-желтые и кремовые тона стен, мебель из сосны.
   — Если бы вы опустили меня здесь, — она указала на широкий диван у стены, — это было бы очень кстати. — Только бы он не воспринял это как приглашение.
   — Я не собираюсь приставать к вам, Розали, словно прочитав ее мысли, произнес Кингсли.
   Он очень осторожно опустил ее на диван, и на долю секунды Розали стало жалко расставаться с теплом его тела и надежным кольцом сильных рук. Но слова, которые только что произнес Уорд, еще звучали в ее ушах.
   — Я знаю. У вас назначена встреча.
   — Была назначена. Я отменил ее, когда узнал, что у вас перелом.
   — Вам не следовало ее отменять, — запротестовала Розали.
   — Я ее перенес. Вам от этого лучше?
   — Ноя…
   — Не надо отвечать, — отмахнулся он. — Я не мог поступить иначе. Послушайте, кем вы меня считаете? Вам плохо. Единственное, что я могу для вас сделать, — это убедиться, что у вас есть какая-нибудь еда. Где кухня?
   Это безумие. Губы все еще ощущали его поцелуй. Ей так хотелось спросить, зачем он сделал это. Но для него, по-видимому, этот поцелуй не имел никакого значения. Да и ей самой он казался чем-то нереальным. Если бы не это странное ощущение на губах, Розали решила бы, что все это ей померещилось. Ее сердце билось так часто, что стало трудно дышать.
   — Не стоит беспокоиться, — как можно спокойнее произнесла она. — Я вполне могу приготовить бутерброд, а после нашего ланча этого более чем достаточно.