Брукс Хелен. Второй брак

   Мощный мотор с урчанием проснулся, и машина заскользила по дороге. Клэр махала рукой Лоренцо, стоявшему на крыльце, пока они не свернули за угол.
   – Как ты здорово с ним говорил! – Клэр высказала не покидавшую ее мысль, и Грейс поддакнула подруге с заднего сиденья.
   – Ему нужно было дать задание, – ответил Романо, – заставить его о чем-то думать, только и всего. Он не может сидеть сложа руки, он из семейства Витториа.
   – Некто из семейства Беллини тоже не может сидеть сложа руки, – снова вмешалась Грейс. Однако тихий стон и тяжелое дыхание показали, что ей уже не до разговоров.
   Вскоре они подъехали к роддому, и Грейс попала в руки персонала. Но как только ее устроили в палате, в приемную вышла медсестра и обратилась к Клэр:
   – Если ваш муж не возражает, синьора Витториа хотела бы с вами поговорить.
   – Он... – Клэр взглянула на Романо, сидевшего в кресле, – я не замужем. Это друг синьора Витториа, – пояснила девушка, зардевшись. – Ты подождешь Донато? – спросила она, повернувшись к Романо. – Полицейский, ответивший мне по телефону, сказал, что Донато где-то недалеко и он все ему передаст. Донато скоро приедет.
   – Разумеется, я подожду, – спокойно ответил Романо; глаза его ничего не выражали.
   Как может Романо быть таким невозмутимым? – спрашивала себя Клэр, выходя вслед за медсестрой из маленькой приемной в сверкавший белизной коридор. Неужели ничто не может вывести его из равновесия? Клэр за всю жизнь не видела человека, который бы так владел собой и своими чувствами. Эта черта его была не просто странной – она пугала.
   Оставшись один, Романо вскочил с кресла и, скрипя зубами, подошел к узкому окошку, за которым сгущались сумерки.
   Он мечтал о ней, мысленно вдыхал ее запах, ласкал ее тело. И все это тянулось уже несколько недель.
   Он застыл, засунув руки глубоко в карманы: черная кожаная куртка и черные джинсы придавали его мощной фигуре какую-то мрачность.
   Почему бы мне просто не выйти на улицу и не найти женщину... любую – только бы избавиться от этого угнездившегося во мне желания? – сердито спросил он себя. Я знаю сколько угодно таких, которые будут счастливы переспать со мной...
   Довольно, вдруг оборвал себя Романо, мне следует думать о Грейс и Донато. Какой же иначе из меня друг, черт побери? Он встряхнул головой. После того, что они пережили, у них все должно быть в порядке с этими детьми.
   Непрошеное видение неожиданно явилось его мысленному взору: милое детское личико в обрамлении черных шелковых кудрей. Паоло, их первый ребенок. Они так любили и оберегали его, что смерть мальчика повергла родителей в полное отчаяние. Видимо, до сих пор его оплакивают, никогда его не забудут. И хотя близнецы не займут его места, но все же помогут смягчить душевную боль, с которой живут Донато и Грейс.
   Романо взглянул на часы: уже полчаса прошло со времени их прибытия в больницу. Куда, черт побери, подевался Донато? Подожду еще минут пять, а потом...
   Резко обернувшись на звук открываемой двери, Романо увидел Клэр, несшую поднос с двумя чашками кофе.
   – Донато приехал, – объявила она. – Прошел прямо в палату к жене.
   – Как Грейс?
   – В порядке. Врачи считают, что через час-два родит. Она... ей очень больно, – добавила Клэр тихо. – Но они думают, что это нормально.
   – Не нервничай. – Голос Романо был ласковым и хрипловатым. Он взял поднос у нее из рук, поставил на кофейный столик и тут же обнял ее. – Я понимаю, роды – нечто новое для тебя. Как, впрочем, и для меня. Но они-то все это уже проходили, не волнуйся за них. Все будет хорошо.
   – Всякое случается. – Внутри у нее что-то оторвалось, но, к своей досаде, Клэр поняла, что это не из-за Грейс. Просто Романо крепко прижал ее к своему большому, сильному телу. Как долго она об этом мечтала...
   – Это первоклассная больница, медицинское оборудование здесь новейшее, – продолжал Романо. Он опустил подбородок на ее макушку, а Клэр прижалась к нему и обняла его за талию. – Грейс молодая, здоровая женщина, а уж сколько весят младенцы – было ясно до родов. Не скажешь, что недоношены!
   – Но ведь роды до срока...
   – На две-три недели, – возразил он ласково. – Это не страшно для близнецов. Особенно если мать – настоящая слониха.
   – Романо! – теперь Клэр уже смеялась. Она расслабилась, прижавшись к нему, вдыхая дурманящий запах чистой мужской кожи и дорогого лосьона, И ощутила его возбуждение. Романо отодвинулся и заглянул девушке в глаза.
   – Ты принесла кофе? – спросил он оживленно. – Не помешало бы немного глотнуть.
   – Ну да, конечно.
   Он снова отодвинулся от нее, на сей раз мягко и осторожно, но Клэр подумала: какой он безжалостный. Она снова ощутила холод, охвативший ее до кончиков пальцев. Как это смущает и унижает – когда ты не нужна мужчине, без которого не можешь обойтись. Слава Богу, Романо не умеет читать ее мысли, иначе понял бы, что он такое для нее. Нет, она скорее умрет, чем себя выдаст.
   Целый час после того, как кофе был выпит, Романо занимал Клэр разговором и старался отвлечь ее от происходившего в палате. Но время шло, и глаза мужчины все чаще останавливались на двери. И только через два с половиной часа после их приезда дверь открылась наконец и появился Донато.
   – Ну как? – Оба вскочили, но Клэр поняла по лицу Донато, что дела обстоят не лучшим образом.
   – Врачи обсуждают необходимость кесарева сечения, – сказал Донато. В глазах его читалась тревога. – Первый ребенок продвинулся, но не совсем так, как надо. А Грейс уже замучилась.
   – Боже мой, Донато...
   – Не волнуйся, Клэр! Здесь лучшие специалисты. – Донато говорил ровным тоном, но было ясно, что сердце у него не на месте. – Послушайте, я должен вернуться к ней. Я вышел только сказать, что если вы хотите уехать...
   – Нет, – перебил его Романо, – мы будем ждать. – Повернувшись к Клэр, он спросил: – Верно?
   – Ну конечно, – ответила она. – Ты же знаешь...
   – Да. – Он долго смотрел ей в глаза, потом подошел к другу, обнял его и подтолкнул к двери: – Иди. Все будет в порядке.
   После ухода Донато они несколько минут сидели молча, ошеломленные новостью. Время от времени до них доносились приглушенные больничные звуки. Потом Романо заговорил – видимо, молчание стало для него невыносимым.
   – Ничего не должно случиться с этими младенцами, ничего, – начал он. – Мои друзья слишком много страдали. Я иногда думаю о детях, которых не любят – ведь их не хотели... У родителей нет для них ни времени, ни сил. Но Грейс и Донато... Они любили Паоло так, что словами не выразишь. И этих двоих будут любить не меньше.
   – Я понимаю.
   – Твоя семья была счастливой?
   – Да, очень. У меня пятеро братьев, все старшие. Они меня беспощадно дразнили и разыгрывали, но я всегда знала: в обиду меня не дадут. А мама и папа любили нас всех. Мы часто веселились вместе, всей семьей.
   – Да, вот так и должно быть. – Романо грустно улыбнулся. – Моя мать родила меня сразу, как вышла за моего отца. Я был единственным ребенком. Наследником, которого ждал отец. Он жил для того, чтобы проявлять власть и делать деньги, остальное было ему неинтересно. Это был самый безжалостный тип из всех, кого я знал.
   – А твоя мать – какой она была? – Клэр ужаснуло услышанное.
   – Моя мать была в высшей степени светской женщиной: она жила для того, чтобы развлекаться и развлекать других. И много раз говорила (я сам это слышал), что скорее покончит с собой, чем перенесет еще одну беременность. Думаю, что она не кривила душой.
   У Клэр в глазах был испуг, и он, заметив это, иронически поднял брови.
   – Ты думаешь, женщина не может так рассуждать? Уверяю тебя, что может. Насколько я понял, роды не были такими уж мучительными. Просто мать была не в силах вынести всех физических перемен, связанных с беременностью. Уродства и унижения, как она считала. Видимо, так и не смогла простить всего этого мне. И тоже была несказанно счастлива, что родился наследник и ее задача выполнена.
   – Да, но... когда ты родился, они оба, наверное, полюбили тебя, – мягко возразила Клэр. – Тем более что оба хотели мальчика.
   – В тот же день, когда мать вернулась из роддома, меня отдали няне. Насколько я помню свое детство, отец заходил ко мне время от времени – проследить, как я продвигаюсь в развитии, и распорядиться, чтобы меня наказывали, если я не делал успехов. Что касается матери... Вероятно, она изредка появлялась в детской, хотя я этого не помню. Обычно меня водили в ее комнаты.
   Взглянув в грустное лицо Клэр, Романо улыбнулся. На сей раз это была добрая улыбка.
   – Все в порядке, Клэр, никакой трагедии. Моя няня оказалась прекрасной женщиной, и я был вполне счастлив до семи лет, когда она взяла и покинула наш дом, потому что вышла замуж. Меня отослали в школу-интернат, но, приезжая на каникулы, я виделся с Донато, а лет с девяти вообще почти все время жил у них в Каса Понтина, когда бывал в Сорренто. Мои и его родители принадлежали к одному кругу, и я иногда задумывался над тем, какого мнения была Лилиана о моей матери. Сама-то она обожала детей.
   Клэр с трудом удерживалась от слез, зная, что ему они совсем не понравятся. И спокойно произнесла:
   – Так вот почему ты так близок с Донато! Вы многое пережили вместе.
   – Он заменил мне брата, которого у меня не было, – просто сказал Романо – Его мать показала мне, что такое материнская любовь, его отец всегда находил время, чтобы поговорить со мной... Да, Донато был другом и братом. Я знал, что он никогда меня не предаст.
   – К тому же была еще Бьянка, – напомнила Клэр.
   – Да, была еще Бьянка, – мягко согласился он, и выражение его лица стало привычно отчужденным.
   – Как жаль, что вы так недолго пробыли мужем и женой, – проговорила Клэр, у которой сердце разрывалось на части. – Наверное, это было ужасно, когда... Ужасно не только для тебя, но и для ее братьев...
   – А ты не знала, что Бьянка была приемной дочерью? – вдруг спросил Романо – Ее взяли, когда врачи сказали, что после Донато у Лилианы не будет больше детей.
   – Кажется, Грейс упоминала об этом.
   – В жилах Бьянки не было крови Витториа, – сказал Романо сухо. – Ни капли.
   – Мне... – Клэр не знала, что ей говорить теперь. – Бьянка была очень хороша собой, – наконец-то вымолвила она дрожащим голосом. – Вы наверняка гляделись красивой парой. – Больше Клэр ничего не добавила, потому что ревность и боль терзали ее сердце.
   – Красивой парой... – в раздумье повторил Романо; голос звучал ровно, но был в нем холод, от которого Клэр вздрогнула. Она подняла глаза к его лицу. – Да, мы были красивой парой, Клэр, нам многие об этом говорили.
   Она не могла выдержать такой пытки – чувствовала, что умирает.
   – Ты, конечно, видела на кладбище мраморные памятники с выбитыми на камне эпитафиями? – спросил Романо тихо, тем же безжизненным голосом. – Глядя на них, люди восхищаются их красотой, обсуждают стоимость и мастерство, с которым они сделаны. Но что же внизу, под этими надгробиями? Под ними – нечто совсем другое, под ними разложение, смрад и кости мертвецов.
   – Не понимаю тебя, – сказала Клэр. И в самом деле – при чем тут памятники и эпитафии?
   – Никто не понимает этого, Клэр, до тех пор пока не побывает в такой могиле и не увидит своими глазами разницу между тем, что внутри и что снаружи. Внутри гниение и разложение предстают во всем своем безобразии. – Романо наклонился к ней, и в глазах его темнела страшная тоска. – А я был внутри, Клэр. Я все видел.
   – Романо, что ты хочешь этим сказать?
   – Я всего лишь хочу сказать, что...
   – Мальчик и девочка!!! – Торнадо не произвел бы больше шума, чем ворвавшийся в комнату Донато. Лицо его сияло, глаза горели огнем. – У меня сын и дочь, сразу сын и дочь, Романо! – Он кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Уронив голову Романо на грудь, он едва сумел подавить рыдание. – Я думал... когда-то думал...
   – Я знаю, о чем ты думал, – проговорил Романо глубоким, хриплым от волнения голосом; обнимая друга, он встретился глазами с Клэр. Она видела, что глаза эти увлажнились.
   – А Грейс? Как она? – спросила Клэр, когда Донато немного успокоился.
   – Она удивительная женщина, – произнес Донато с таким благоговением в голосе, что Клэр невольно улыбнулась. – Можете войти к ней и посмотреть на малышей, оба.
   – Прямо сейчас? – Клэр смотрела на него в изумлении. – А они нам позволят?
   – «Они»! Кто такие эти «они»? – зарычал Донато, с лицом, расплывшимся в улыбке. – Они не смогут запретить будущим крестным посмотреть на своих крестников.
   – Будущим... крестным?.. – Клэр рот раскрыла от изумления.
   – Да, это будут ваши крестники, Клэр-Лилиана и Романо-Лоренцо. – Донато сиял, но вдруг, почти в шоке от смущения, прикрыл рот рукой. – О Боже, я не должен был пока говорить... Мы хотели сделать вам сюрприз.
   – Но это и есть сюрприз, – сказал Романо. – А ты окончательно выбрал имена, Донато? Мне казалось, что одного Романо вполне хватило бы для семьи.
   – Окончательно... окончательно. – Донато, пританцовывая, подошел к двери. – Пойдемте, Грейс вас ждет. Она измучилась, но хочет видеть вас обоих.
   В палате Клэр сразу же заметила две маленькие кроватки у постели своей подруги, которую бросилась обнимать.
   – О Грейс!.. – Клэр рассмотрела две крошечные головки, видневшиеся из двух одеялец, розового и голубого. Мальчик сморщил личико, потом зевнул и приготовился заснуть снова. – Боже, какие хорошенькие!.. – прошептала Клэр, не замечая слез, текущих по ее лицу.
   – Да, – согласилась Грейс; теперь она напоминала воздушный шар, из которого выпустили воздух. – Девочка весит семь фунтов, а мальчик – шесть фунтов и две унции. Как я могла их выносить, Клэр?
   – Значит, обошлось без кесарева?
   – Обошлось... Мальчик сначала пошел как-то боком, а потом вдруг выскочил, как пробка из бутылки, и девчушка вышла через минуту-другую. Хотя хирург уже приготовился было резать. – Голос Грейс стал ласковым: – Мы хотим назвать девочку твоим именем, Клэр, если ты, конечно, не возражаешь. А мальчика назовем Романо.
   – Я им сказал, – со смущением признался Донато.
   – Ты безнадежен, – пристыдила мужа Грейс, но во взгляде, который она подарила Донато, была только любовь. – Пусть Романо возьмет Клэр, а Клэр возьмет Романо, – добавила роженица.
   Какая ирония, подумала Клэр, принимая мальчика в голубом одеяльце. Если бы... если бы Романо стал моим...
   – До чего же малюсенькая, – произнес Романо голосом, какого Клэр никогда не слышала. Подняв голову, Клэр увидела, как бережно этот большой темноволосый мужчина держит ребенка. – Не могу поверить, что это настоящие ручки: они просто кукольные, – добавил он взволнованным шепотом, а от взгляда, которым он смотрел на младенца, в горле у Клэр запершило. – Тебя будут любить, маленькая, – сказал он тихо. – Тебя будут обожать всю твою жизнь.
   Донато сжал руку друга, выражая полное понимание.
   Клэр смотрела на маленького Романо-Лоренцо, и сердце ее сжалось. Она думала о том, будет ли когда-нибудь лежать у нее на руках ее собственный ребеночек. Вряд ли. Она ведь не выйдет замуж за нелюбимого. И уже никого не полюбит после Романо...
   На одеяльце ребенка упала слеза, и Клэр испугалась – сейчас она разрыдается. Но в это время сурового вида медсестра вошла в палату и стала их выпроваживать.
   – Да, видимо, пора прощаться, – проговорил Романо, передавая ребенка другу. Потом быстро сказал что-то сестре по-итальянски, отчего ее мрачная физиономия расплылась в улыбке. Клэр положила младенца в кроватку и вместе с Романо вышла из палаты.
   – Как же они хороши – просто нет слов, – выдохнула Клэр, идя по коридору. – Просто чудо.
   – Да, настоящее чудо, – откликнулся Романо. Он не предполагал, что вид двоих крошек так на него подействует. Чтобы побороть охватившее его сентиментальное чувство, он сказал деланно сухим голосом: – Грейс теперь еще больше оценит твою дружбу за то короткое время, что ты пробудешь в Италии. Когда ты собираешься возвращаться в Англию?
   Слова эти, с последовавшим за ними вполне обычным вопросом, сами по себе могли бы быть комплиментом. Но тон Романо не покаялся Клэр дружеским. Она остановилась так внезапно, что Романо пролетел на несколько шагов вперед, прежде чем заметил, что она остановилась.
   – Клэр? – Его поразил ее невидящий взгляд. – Что случилось?
   – Романо, я не собираюсь играть в какие-то игры. Признайся, что ты мне нагрубил. – Как больно было принимать его равнодушие после часов, проведенных вместе в маленькой приемной и нескольких минут невыразимой радости в палате у Грейс.
   – Я просто спросил...
   – Я знаю, о чем ты спросил!
   – Но я не вижу никаких оснований для такой... сцены.
   – Ах, ты не видишь?.. В самом деле не видишь? – мрачно вопрошала Клэр, надвигаясь на него с горящими глазами. – Может быть, тебя удивят мои слова, но, когда ты говоришь с человеком так, словно он – прах с твоих ног, это его обижает. Ты богат, имеешь власть, ты красавец, Романо Беллини, но уверяю тебя: малая толика человечности стоит гораздо больше всего того, чем ты владеешь. И еще. – Клэр отступила на шаг, не отводя глаз от его лица. – Советую учесть: я уеду из Италии, когда сама этого захочу. Ясно?
   – Ясно как Божий день. – На его скулах полыхали красные пятна. Черные глаза горели гневом. – Да и половина больницы, я думаю, тоже все слышала и все поняла.
   – А мне плевать, – заявила Клэр. Боль от жестокой несправедливости происходящего привела ее в бешенство. – Мне все равно, что о нас подумают. Ты нагрубил мне после того, как мы любовались младенцами. Как ты мог?!
   – Клэр...
   Но она отступила от него еще на шаг, развернулась и побежала по коридору. Влетев в дамский туалет, который они только что миновали, она заперлась в кабинке и рыдала до тех пор, пока хватало слез.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Как могла я наговорить, ему такого? Эта мысль не покидала Клэр с того самого вечера, когда родились близнецы.
   Тогда, выйдя из туалета, где она пробыла не меньше двадцати минут (лицо вымыто холодной водой, блестят расчесанные щеткой волосы), Клэр увидела Романо, ждавшего ее в коридоре. Романо стоял, прислонившись к стене, и казался абсолютно спокойным.
   Она не знала, что последует дальше: упреки с его стороны, молчаливое презрение или бурная сцена. Однако ничего этого не было. Романо, указав рукой на выход, просто спросил:
   – Домой? – И добавил: – Я позвонил Лоренцо, сообщил ему хорошие новости, чтобы он смог заснуть. Думаю, что я правильно сделал.
   – Да, конечно. – Клэр удивилась своему спокойному голосу – ведь она страшно нервничала. Слава Богу, внешне это было незаметно, потому что сам Романо был невозмутим как статуя.
   Всю дорогу до Каса Понтина они оба молчали, и Клэр думала о том, что она скажет, когда придется прощаться.
   Когда же машина затормозила у входа в величественный особняк, Клэр смогла только выдавить:
   – Спасибо. До свидания.
   Он ответил так же сухо. Захлопнув дверцу с ее стороны с едва сдерживаемой яростью, Романо обошел машину и сел за руль.
   Мотор зарычал как тигр, Романо круто развернул машину и помчался по подъездной аллее. А Клэр еще долго стояла на крыльце, совершенно опустошенная.
   Романо позвонил на следующее утро очень рано, когда вся прислуга, за исключением горничных, еще спала. Джина осторожно постучала к ней в дверь.
   – Звонит синьор Беллини, синьорина, – сказала горничная, указывая на параллельный аппарат, – он хочет говорить с вами.
   – Алло, – спросонок отозвалась Клэр, когда за девушкой закрылась дверь. – Клэр у телефона.
   – Простите за столь ранний звонок, – начал Романо, – но нам нужно встретиться. Грейс с детьми будет дома уже завтра утром, и я не хочу ни в коем случае расстраивать жену моего друга. – Он говорил так отрывисто и сухо, что Клэр сразу окончательно проснулась и... вновь разозлилась. – Давай поужинаем с тобой сегодня вечером и выясним отношения.
   – Не думаю, что в этом есть необходимость, Романо, – жестко ответила Клэр, сжимая трубку с такой силой, что пальцы ее побелели. – Я тоже не желаю расстраивать Грейс. Так что проблемы не существует. – То, что произошло вчера, останется между нами, – холодно продолжила Клэр. – Ради Грейс и детей мы должны сохранять видимость нормальных отношений.
   – Значит, ты отказываешься поужинать со мной? – мрачно спросил Романо.
   – Я уже сказала, что в этом нет необходимости. Меня сейчас прежде всего волнуют Грейс и близнецы, поэтому можешь считать, что обстановку мы прояснили. – Сердце ее билось так, что Клэр боялась: он тоже это слышит.
   Она положила трубку на рычаг и тут же разразилась слезами, что случалось с ней довольно часто в последнее время.
 
   И вот теперь, полтора месяца спустя, Клэр сидела с Грейс у бассейна и изо всех сил старалась не замечать двух мужчин, игравших с Лоренцо в футбол на лужайке. Особенно одного из них.
   Они сидели с Грейс под тенью раскидистой ним, а рядом в своих колясках спали младенцы.
   Клэр намеренно села спиной к бассейну.
   Протянув руку и дотронувшись до подруги, она сказала:
   – С малышами все в порядке, Грейс. И незачем жать им на животики, как проверяют говорящую куклу – пищит ли она.
   – Я понимаю, – Грейс застенчиво улыбнулась. – Честное слово, я это знаю. Просто они такие симпатичные, и я их жутко люблю. А как относится к ним Лоренцо, ты заметила? По-моему, он от них в восторге.
   – Да, и Бенито тоже. – Клэр слегка покачала головой. – Не увидев это своими глазами, я никогда бы не поверила, что попугай может в кого-то влюбиться. Но близнецы у него вызывают настоящее изумление.
   – Знаешь, Бенито не простая птица, – сказала Грейс странным тоном. – Кстати говоря, если бы не он...
   – То что? – Клэр наклонилась вперед, вся внимание. Но Грейс уже замолчала. – Что ты хотела сказать?
   – Только благодаря Бенито мы с мужем снова сошлись, – медленно проговорила Грейс. —
   Мы тогда так запутались. А Бенито нам помог. Донато смеется, когда я говорю, что попугай умеет думать и рассуждать, но это правда. Он умнее многих людей.
   – И, уж конечно, болтливее, – осторожно вставила Клэр. Дело в том, что в последнее время у попугая появилась привычка по любому поводу связывать ее имя с именем Романо. И хотя Донато и Грейс с улыбкой объясняли факт тем, что так зовут младенцев, Клэр оставалась при своем мнении. Бенито забавлялся подобным образом еще до рождения близнецов и всегда при этом тянул «мммм» – будто раздумывал. Звучало так, словно он знает тайные желания Клэр, что немало ее озадачивало.
   Вообще последние полтора месяца она испытывала постоянную сердечную муку. После того вечера в роддоме она думала, что Романо будет появляться лишь изредка в усадьбе – только чтобы Донато и Грейс ничего не заподозрили. Вместо этого он приезжал постоянно.
   А может, он просто вел себя как всегда? Май в этом году выдался на редкость погожим, над головой сияло голубое небо, а солнце излучало ласковое тепло, так что нельзя было отказаться от частых трапез на открытом воздухе. Конечно же, Романо хочется быть в такие дни с друзьями, а не сидеть одиноко в своем роскошном доме, внушала себе Клэр.
   Эти рассуждения, однако, не помогали ей справиться с чувством любви, переполнявшим ее существо. Она всей кожей ощущала присутствие Романо, даже не видя его.
   Вот и сейчас Клэр, не оборачиваясь, почувствовала, что игравшие до того в мяч мужчины направляются к ним через лужайку.
   – Солнце начинает припекать, – сказал, подойдя, Романо. Он уселся на землю у ног Клэр и поднял голову. – Ты правильно делаешь, что держишься в тени: твоя бледная английская кожа может обгореть.
   – Не такая уж она бледная, – огрызнулась Клэр: как всегда, девушке показалось, что он подтрунивает над ней. – Ты же не скажешь, что я – голубоглазая блондинка с тонкой кожей?
   – Ты – кареглазое существо с гладкой шкуркой. И вообще похожа на жеребенка, быстрого и нервного. – Он сказал это вполголоса, однако так, чтобы все услышали.
   – Я не соглашусь с тем, что я нервная, – Клэр ответила ему тем же беззаботным тоном, каким разговаривала с Лоренцо, когда они соревновались в острословии. Но сравнение глубоко ее задело. Мог бы и не намекать на то, что она не похожа на пышнотелых флегматичных женщин, заполнивших пляжи с приходом лета. Не похожа она и на других – худощавых, уже загоревших и... едва прикрытых крошечными бикини. Бикини отныне не для нее.
   – Каков же твой нрав – яростный, как у тигра? – не унимался Романо Его темные очки, прятавшие глаза, не позволяли понять, шутит он или говорит серьезно.
   – Не уверена насчет ярости, – помолчав, ответила девушка. – Знаю только, что я не психопатка. А ты намекаешь как раз на это?
   – Даже не думал намекать, – лениво пробормотал Романо. – Было бы весьма невежливо с моей стороны – как ты считаешь?
   – Считаю, что соображения вежливости тебя ни на минуту не остановили бы. – Довольно поздно Клэр сообразила, что дерзит.
   – Черт возьми, я совсем забыл, что жеребенок может лягнуть, если его раздразнить. – Теперь он смеялся, как делал это иногда: безудержно, хрипловатым голосом. Слыша этот смех, Клэр сгорала от желания повиснуть на Романо и покрыть его лицо поцелуями. – Пошли поплаваем. – Он снова смотрел на нее, и ей показалось, что легкий разговор кончился – обычное приглашение прозвучало вызовом. – Вода теплая-теплая.
   – Романо, вода-то как раз ледяная, – вмешалась Грейс. – Я купалась чуть пораньше и здорово замерзла.