Он застыл. Минута проходила за минутой. Потом он медленно покачал головой, не отрывая от нее взгляда.
   – Нет, не любишь. Ты принимаешь физическое влечение за любовь. Ту любовь, которую живописуют в романах, показывают в кино. Да они морочат голову людям в собственных интересах! Для большинства любовь – сказка.
   – Если бы так, Романо. – Клэр отодвинулась от него, потом встала с шезлонга и стоя смотрела на него, а сердце ее разрывалось на части. – Если бы так. Не спрашивай, как я поняла, что люблю тебя и что буду любить всегда. У меня нет ответа, просто это живет вот здесь, глубоко внутри. – Она прижала руки к груди. – И любить тебя так же естественно для меня, как дышать.
   – Ты и Джефа, думала, любишь. – Романо тоже встал, голос его был холодным и жестким. – Даже собиралась выйти замуж за него.
   – Я же тебе объясняла: он притворялся, что любит меня. Но ты был честным со мной, убийственно честным. И дал мне понять: у нас не будет взаимности. А мои чувства не позволят мне остаться в Италии, Прости, Романо, но это так.
   – Значит, ты сбегаешь...
   – Нет, – она остановила его движением руки, – я не сбегаю. Я просто уезжаю. Есть разница. Не думай, что я свалю на тебя вину за все, я бы и не подумала, если бы...
   – Если бы я не подтолкнул тебя? – подсказал он мрачно.
   – Может, это и к лучшему. Не знаю. – Она покачала головой, и шелковые волосы коснулись ее лица, ставшего мертвенно-бледным. – Но я знаю, что не могу остаться. Если я уеду – я расстанусь с тобой спокойно, даже с достоинством. А если останусь – превращусь в одну из женщин, которых презираю: это игрушки, марионетки, живущие в ожидании его звонка. То есть твоего, когда ты захочешь меня в постель...
   – Ты исказила картину. – Он прочесал пальцами волосы, и жест этот выдал его отчаяние. – Мы бы стали друзьями.
   – Я не смогу быть твоим другом, Романо. – Она поняла, что срывается на крик, и поспешно понизила голос: – Я хочу большего, намного большего, чем дружба. Потому что иначе стану камнем у тебя на шее. Ты меня возненавидишь, а может, и я тебя возненавижу, несмотря на всю мою любовь. – Слезы хлынули у нее из глаз, но она продолжала говорить, превозмогая душевную боль. – Я хочу все... сполна: хочу быть твоим другом, женой, матерью твоих детей, хочу быть с тобой рядом на старости лет. Все хочу, все...
   Он слушал потрясенный, лицо его было так же бескровно, как и ее лицо.
   – Но я знаю, что это невозможно. Ты похоронил свое сердце вместе с Бьянкой, в ее могиле. Все, о чем я говорила, ты хотел иметь. Но судьба отняла ее у тебя.
   Клэр не могла больше говорить, ее голос заглушило рыдание. Она повернулась и побежала. Она так торопилась, словно от этого зависела ее жизнь. Пробежав вдоль бассейна, Клэр стала подниматься в сад, окружавший особняк.
   И однако – как ни смешно, как ни глупо – она хотела, чтобы он бросился за ней, схватил за руку и сказал, что он все понял. Что у них есть надежда, потому что он научится ее любить.
   Но он не побежал за ней следом. Она влетела в свою комнату, где ее ждала мертвая тишина.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   – Клэр? Клэр, ты в порядке?
   Услышав голос подруги за дверью, Клэр отвернулась от окна, у которого стояла уже почти час. Она ощущала себя настолько опустошенной, что не могла даже плакать.
   Я сейчас совершила как раз то, чего сама себе обещала никогда не делать. Боже мой, почему, почему я не промолчала? – думала она с ужасом. Однако дело сделано. И унижение ее неизмеримо. А если бы можно было повторить все сначала, поступила бы я иначе? Клэр шла к двери, обдумывая эту мысль. Нет, вероятнее всего – нет. Конечно же, нет. Это был единственный способ заставить его понять, что она уедет и больше не вернется.
   О, Романо. Клэр прислонилась лбом к двери. Она бы вынесла в тысячу раз больше унижений, если бы только он полюбил ее после этого.
   – Клэр? – Грейс стояла на площадке, и голубые ее глаза смотрели с тревогой. – Что случилось? Я не хочу вмешиваться, но Донато сказал мне, что ты бежала к дому, как будто за тобой гнался сам дьявол, и что Романо уехал, даже не попрощавшись. Вы... вы поссорились?
   – Не совсем. – Взгляд Клэр был печальным. – Однако все не просто, очень не просто – по крайней мере для меня. Войди в комнату, я тебе расскажу.
   – Не следует мне лезть в душу...
   – Но я сама хочу тебе рассказать. Поскольку Романо – лучший друг твоего мужа, ты должна все знать. Возможно, мне следовало открыться раньше. Но я не хотела, чтобы ты нервничала. Ну так скажу теперь: дело в том, что я влюбилась в Романо – без взаимности. Он испытывает ко мне только физическое влечение.
   – О, Клэр... – Грейс тяжело опустилась на кровать. – А он знает? Знает, что ты его любишь?
   – Как раз поэтому я и бежала домой сломя голову, – мрачно сказала Клэр. – Он почему-то решил, что мы могли бы приятно проводить время, завести легкий романчик, который кончился бы с обоюдного согласия, и что потом мы могли бы остаться друзьями. Но это совсем не для меня.
   – Еще бы! – Грейс метнула гневный взгляд. – Ох эти мужчины!
   – Судя по всему, он не замечал, что я влюблена в него. – Клэр вздохнула. – А теперь, вероятно, радуется, что не попался в ловушку. Его очень испугало мое признание.
   – А он сказал, что не любит тебя? – спросила Грейс.
   – Сказал, что больше не верит в любовь. Мне кажется, что со дня смерти Бьянки его сердце заперто на замок. И, наверное, он никого уже не будет любить так, как ее. – Клэр было трудно об этом говорить, но пришлось.
   – Бьянка?.. – Глаза Грейс округлились. – Он сказал, что все еще ее любит?
   – Дал понять... – Клэр снова подошла к окну и стала смотреть в сад, повернувшись к подруге спиной. – Как бы там ни было, меня он не любит. И я не могу оставаться здесь, зная об этом. Ты ведь меня понимаешь?..
   – Разумеется, но... – Грейс запнулась. Потом заговорила с отчаянием: – О Клэр, мне так много хотелось бы рассказать тебе, но все это – не моя тайна. И я поклялась... – Она резко замолчала, однако через минуту продолжила: – Бьянка была совсем не такой, какой казалась. Больше ничего не скажу, но я думаю обо всем этом с тех пор, как Романо тобой заинтересовался.
   – Романо – мной? – Клэр горько усмехнулась. – Может, он сам заговорит с тобой на эту тему, но будет расписывать, как нам вдвоем было бы хорошо в постели. А этого, учитывая мои чувства, мне мало. – Клэр повернулась лицом к подруге. – Впрочем, трагедии нет. Я это преодолею. – Никогда, кричал ее внутренний голос. – Но давай готовиться к вечеринке, – продолжила Клэр. – Незачем портить ее разговорами о моих чувствах. Иди к себе, одевайся. И я займусь тем же. – Подойдя к подруге, Клэр обняла ее и тихонько подтолкнула к двери. – Мы будем веселиться, а потом я пробуду с вами еще один, последний день.
   – Ты меня страшно расстроила. Не могу поверить, что Романо так поступил, – жалобно проговорила Грейс, выходя на площадку. – Наверное, я плохо его знаю.
   – Он не виноват, Грейс, – поспешно сказала Клэр. – Он говорил мне с самого начала, когда мы почувствовали физическое влечение друг к другу, что может предложить мне только короткий романчик. Он был откровенен со мной. Но вот я... Вся драма в том, что я не собиралась влюбляться в него, просто... это случилось само собой.
   – Понимаю. – Грейс быстро обняла ее, а потом зашагала прочь с низко опущенной головой.
   Да уж... повеселимся сегодня вечером, мрачно думала Клэр, направляясь в душ и включая воду. Грейс все расскажет мужу, и оба будут выглядеть как на похоронах. Мне тоже меньше всего сейчас хочется улыбаться. Романо, конечно же, не придет...
   Сняв с себя бикини, Клэр встала под струю теплой, мягкой как шелк воды. Какая ужасная история, думала она.
   – О-о, ты выглядишь роскошно, – протянула Грейс, когда Клэр вошла в гостиную, где Донато с женой уже сидели, ожидая гостей. Хозяин дома при виде Клэр открыл рот. Платье и в самом деле оказалось стоящим. Жаль только, вздохнула Клэр, что его не увидит тот, ради кого оно надето.
   – А что, обычно я выгляжу гораздо хуже? – с улыбкой ответила на комплимент девушка.
   – Нет, нет, – Донато первый пришел в себя. Он вскочил с кресла и сказал: – Что ты выпьешь? Белого вина, как всегда?
   – Нет, сегодня – не белого. – Сегодня, чтобы продержаться мне нужно что-нибудь покрепче, решила про себя Клэр. – А что пьешь ты? Коктейль? – В стакане у Донато, стоявшем рядом с креслом, переливалась янтарная жидкость, похожая на безобидное имбирное пиво. Но, глотнув этого «пива», Клэр чуть не поперхнулась. Впрочем, как раз такой-то напиток мне и нужно, подумала она. – Налей и мне, пожалуйста.
   – Прекрасная мысль, – подхватила Грейс, никогда раньше не употреблявшая ничего, кроме легких вин. – Мне тоже.
   Донато, судя по его виду, не одобрял выбор женщин, но не хотел спорить.
   Через полчаса – когда стали прибывать первые гости – Клэр смогла немного расслабиться, а Грейс явно захмелела. Донато забрал у жены бокал с остатками спиртного и заменил его фруктовым соком.
   – Ну, держись, – сказала Грейс подруге вполголоса, слыша, как Анна у входной двери говорит с кем-то на беглом итальянском. – Пир во время чумы начался.
   – Ох, Грейс! – Клэр не думала, что хоть что-то заставит ее сегодня вечером улыбнуться, но фраза подруги, произнесенная драматическим тоном, к тому же точно передававшая ее собственное настроение, развеселила Клэр.
   Вечеринка в самом деле началась. И шла своим чередом. Клэр смеялась, болтала с гостями, принимала многочисленные комплименты; она избегала влюбленного взгляда Аттилио, а когда не могла избежать – улыбалась ему так же лучезарно. Но все это время душа ее болела.
   В толпе богатых, элегантно одетых людей Клэр все напоминало о Романо. Вот от кого-то едва уловимо повеяло знакомым ей дорогим лосьоном. Кто-то похожим движением повернул голову. Потом послышался хрипловатый смех. Мелькнула широкоплечая фигура...
   – Ну как ты? – Грейс обняла подругу за талию. И прошептала на ухо: – Знаешь, Донато восхищен тем, как ты выглядишь и как держишься.
   – Правда? – Слова Грейс не утешали.
   – Через минуту-другую я объявлю, что столы под тентом накрыты и ужин ждет. А потом на главной лужайке начнутся танцы; оркестр уже прибыл. Ты же съешь чего-нибудь, да?
   – Да, конечно. Перестань за меня волноваться.
   Кусочек с тарелки, которую наполнил для нее Аттилио, Клэр проглотила, но тут же и отодвинула закуску. Над садом начали сгущаться серо-голубые сумерки, а потом зажглись сотни крошечных лампочек на проводах, продернутых сквозь ветки деревьев. Огоньки светились и мигали в бархатной темноте.
   Все вокруг – изысканно одетые женщины и их партнеры, красивый сад, особняк с его благородной архитектурой, исполняемая оркестром томная музыка, под которую уже танцевало несколько пар, – все это казалось Клэр чуточку нереальным. Уж не сон ли мне привиделся? – спросила она себя.
   – Клэр? – Аттилио поднялся со стула, слегка поклонился и протянул руку: – Вы не потанцуете со мной? Пожалуйста, прошу вас. Мне нужен этот танец. Я запомню его навсегда.
   – Честно говоря, мне не хочется танцевать. – Клэр была невыносима мысль, что другой мужчина будет обнимать ее во время танца. Кроме того, она не считала нужным поощрять юношу, выказывавшего ей безмерную преданность.
   – Ну пожалуйста. – Аттилио продолжал стоять над ней с протянутой рукой, и через минуту, заметив взгляды публики, Клэр поднялась.
   – Только один танец.
   – Да-да. – Он улыбнулся ей с таким обожанием во взгляде, что Клэр в сотый раз подумала: ну почему я не влюбилась вместо Романо в этого красавца учителя? С ним было бы все так просто и легко!
   На танцевальной площадке Аттилио крепко прижал ее к себе и повел в танце: она сразу поняла, что танцует он превосходно. Ну что ж, может быть, и все остальное он делает превосходно, подумала Клэр, однако он – не Романо.
   – Клэр, вы скоро вернетесь, ведь правда? – спросил юноша тихо.
   Аттилио без конца задавал ей этот вопрос в последние две недели. И она, как всегда, отвечала:
   – Нет, не думаю.
   – Но, Клэр...
   И тут она увидела его. Глядя в сад через плечо Аттилио, уловила взглядом какое-то светлое пятно и поняла, что это белый смокинг Романо. Он стоял, небрежно прислонившись к стволу старой магнолии, у самого края лужайки и смотрел в сторону Клэр. Сумерки и большое расстояние не позволяли разглядеть выражение его лица, но Клэр не сомневалась, что в глазах его упрек: она танцует с другим мужчиной...
   Клэр смутилась и сбилась с такта, а потом опомнилась – с ней же говорит Аттилио. Она заставила себя оторвать глаза от фигуры в белом смокинге.
   – Простите, что вы сказали?
   – Я сказал... – Учитель умолк, заметив, что ее взгляд направлен куда-то в сторону, и повернул голову. – А не Романо ли это вон там?
   – Да... наверное, Романо – Сначала Клэр растерялась, но тут же в ней зародился праведный гнев. Как Романо может? Как смеет проявлять такую бестактность? Зачем явился сюда? Попрощаться – как положено воспитанному человеку? Нет, у нее нет желания идти ему навстречу, правильно это или неправильно.
   Она любит его. Рассказала ему о своих чувствах. Разве он не понял, как тяжело ей это далось?
   – Теперь мне ясно то, в чем я раньше не мог разобраться, – с грустью в голосе проговорил Аттилио. Взгляд юноши, оторвавшись от Романо, снова остановился на ее лице. – Это из-за него вы так поспешно уезжаете?
   Ей хотелось уйти от ответа, даже солгать, но она не смогла.
   – Да, Аттилио. – Она медленно кивнула и посмотрела юноше прямо в глаза. – Из-за него.
   – Значит, у нас обоих – разбитые сердца. И у вас, и у меня. Как жаль, Клэр. Как было бы удобно, если бы любовь можно было включать и выключать, словно водопроводную воду, а? Но это невозможно.
   – Вы правы. – Сочувствие и понимание юноши было трудно перенести сейчас, при ее нервозности. Увидев, что слезы хлынули из ее глаз, Аттилио крепче прижал ее к себе и сказал;
   – Простите меня. Я вас расстроил, но я не хотел.
   – Это вы простите меня, Аттилио. Я заставила вас страдать. Не думала...
   – Можете ничего мне не говорить, – перебил он ее. – Я все понимаю. Вы самая добрая, нежная...
   – Мне очень неприятно прерывать ваши публичные объятия, – послышался суровый голос, – но я должен поговорить с тобой, Клэр.
   Если бы в этот миг с неба посыпался снег, она удивилась бы меньше – возле них стоял Романо, источавший смертельный холод.
   Клэр вскинула голову, но руки Аттилио тут же еще крепче обвились вокруг нее.
   – А если Клэр не хочет с вами говорить? – вмешался Аттилио, и на секунду Клэр не поверила, что он посмел говорить с Романо таким тоном. Романо тоже смутился, но всего лишь на мгновение.
   Глаза Романо превратились в узкие щелки, словно он собирался испепелить юношу взглядом, но стоило Романо сделать шаг к ней, как Клэр сама высвободилась из рук учителя со словами:
   – Все нормально, я с ним поговорю.
 
   – Клэр, вам не нужно этого делать.
   – Она будет со мной говорить, черт возьми! – прорычал Романо.
   – Все в порядке, Аттилио, правда. – Клэр пыталась изобразить на лице улыбку. – Я... мне необходимо с ним поговорить. Пожалуйста, отпустите меня.
   Когда вся троица покинула танцевальную площадку, Романо крепко взял девушку за локоть и так развернул к себе, что Аттилио выкрикнул:
   – Ей же больно!
   – Совсем не ей сейчас будет больно.
   – Романо!.. – Клэр повисла на его руке и обратила на Аттилио умоляющий взгляд: – Аттилио, ради Бога, успокойтесь.
   Кивнув, Аттилио отошел от них, а Романо, выругавшись вполголоса, потащил девушку через сад. На руке повыше локтя, где он в нее вцепился, будет синяк... Клэр все еще не могла поверить, что мужчины разговаривали друг с другом в таком тоне. Прежде они никогда не повышали голоса. Но минуту назад было похоже, что бросятся друг на друга с кулаками.
   – Ты что – дураком меня считаешь? – прорычал Романо, когда они достигли уединенного уголка сада, скрывавшего их от взглядов гостей. – Обнимаешься на глазах у всех с этим... с этим клоуном!
   – Я не обнималась. – Она рванулась так неожиданно, что он разжал руку, и посмотрела на него взглядом разъяренной тигрицы. – Аттилио просто друг. И в конце концов, тебе-то какое дело?! Зачем нам вообще говорить в таком тоне? Все, что было нужно, уже сказано. Я ничего для тебя не значу – просто легкая добыча...
   Заглянув в склонявшееся над ней лицо, Клэр захотела убежать: глаза Романо горели безумным огнем. Издали доносились звуки веселья, но здесь, в этом укромном уголке, она была во власти мужчины, которого... боялась.
   – Значит, ты так думаешь? – спросил он сухо. – Именно поэтому позволила этому мальчишке обнимать и целовать тебя? И что было бы дальше, не появись я вовремя? – Он крепко сжал ее запястье, но от злости она чуть отступила, готовая к драке. – Отвечай, Клэр, что было бы дальше? – Пальцы его сжались как наручники, и он притянул ее к себе. – Ты гуляла бы с ним по саду в тени деревьев? Потом он признался бы в любви, сказал, что не может жить без тебя, что вы должны быть вместе? А потом – интимный эпизодик?
   – А если даже так?! – взорвалась Клэр. Страх ее сменился ненавистью. Кровь стучала в висках. – Я свободный человек, такой же, как и ты. Никаких привязанностей, никаких обязательств. Легкий романчик тут... там...
   – Ты не такая, – вырвались у него слова. Он встряхнул ее не очень-то ласково. – Черт возьми, Клэр...
   Она попыталась увернуться, но он впился губами в ее рот, и, невзирая на его вздорные обвинения, она снова почувствовала, что тает в его объятиях, что любовь к нему снова берет верх.
   Это было безумие: она поступала именно так, как женщины, которых она презирала, тайно им сочувствуя. Мысли эти теснились у нее в голове, но она отмела их. Он обнимал ее, целовал – остальное не имело значения.
   Может быть, если бы он угрожал, пользовался силой для того, чтобы подчинить ее, может, тогда она преодолела бы слабость, овладевшую всем ее существом. Может быть. Но он прижал ее как дитя к своей широкой, в упругих мускулах груди, целовал с такой нежностью... а сильные руки ласкали ее тело так осторожно...
   – Клэр, – произнес Романо с отчаянной мольбой в голосе, – я хочу тебя. Как же я хочу тебя...
   Она тоже его хотела. Неужели это так страшно – отдаться на одну ночь, волшебную ночь любви, чтобы было что вспоминать потом до конца жизни? Клэр прижалась к нему, тем самым распаляя его еще больше. Его рука ворошила ее густые шелковистые волосы, а она откинула голову назад, подставляя ему свой рот, шею, мягкие груди.
   Она дрожала от его поцелуев – он это почувствовал. И пламя, сжигавшее все его существо, вспыхнуло так, что никто бы не сумел теперь его погасить. По дороге в Каса Понтина он опасался именно этого. Нужно остановиться, мне следует остановиться, стучало у него в голове. Но он пришел в состояние, которого раньше никогда не испытывал. Он почти опустил ее на мягкую траву. Контроль над собой, которым Романо всю жизнь гордился, отказал. Его переполняло желание.
   – Клэр? – Это был голос Грейс, прозвучавший тревожно и резко, как полицейский свисток. – Клэр, где ты? С тобой все в порядке?
   Романо вскочил на ноги, одновременно поднимая девушку. Он поддерживал ее, а она, покачиваясь, глядела огромными непонимающими глазами и даже не догадалась пригладить волосы.
   – Мы здесь, Грейс, – сказал Романо ровным голосом; лицо его приобрело свое обычное властное выражение, и не было на нем теперь ни тени той страсти, что пожирала его минуту назад. Клэр будто холодной водой окатили – заметив эту перемену в нем, она пришла в себя, высвободилась из его рук, поправила платье и привела в порядок прическу. К этому моменту Грейс показалась из-за кустов и замерла при виде двух фигур, стоявших перед ней как статуи.
   – Ты… ты в порядке? – спросила Грейс, запинаясь. – Я... Аттилио сказал, что ты пошла поговорить с Романо, но долго не появляешься. Он начал беспокоиться.
   – Можешь сама убедиться, что он беспокоился зря, – ответил Романо тоном, подсказавшим Клэр, что Романо еще сведет счеты с учителем. – Как видишь, Клэр в полной безопасности.
   – Да я и не думала... – Грейс помолчала мгновение. Потом сказала более уверенно: – Ты не хочешь вернуться к гостям, Клэр?
   – Романо! – произнесла Клэр со слабой надеждой в голосе, перевернувшей его душу. – Ты больше ничего не скажешь?
   Они смотрели друг на друга довольно долго – высокий, отчаянно красивый и опасный в гневе мужчина и хрупкая, светлокожая девушка-англичанка.
   Да, конечно, он хотел сказать, и очень многое. Рассказать, что на самом деле чувствует, воззвать к той нежности, что живет в ее сердце. Отбросить прочь сомнения. Покончить с этой пыткой...
   Еще я хочу обладать ею, черт возьми, думал Романо. Он вновь возбудился при мысли, что могло бы быть, если бы Грейс им не помешала. Хочу вонзиться в это нежное, мягкое тело, думал он, заполнить ее... заполнить всю ее, пока она не потеряет способность думать. Подвести ее к самому краю, а потом не торопясь ласкать, пробовать на вкус. А потом мы вместе полетим в пропасть невыразимого наслаждения. После чего – начнем все сначала.
   Я хочу видеть ее лицо в тот миг, когда буду обладать ею и когда заменю для нее собой целый мир. Хочу чувствовать ее малейшее движение, чувствовать, как она вздрагивает, когда я достигну ее самой сокровенной сути.
   Да, я хочу ее. Хочу ее всю: ум, душу и тело Но обладание умом и душой невозможны, значит – остается уйти. Я еще раньше знал, что мне не следует сегодня являться сюда, но поддался непростительному эгоизму. Думал оправдать себя, объяснить необъяснимое. Нет, я не могу позвать ее в ад, в котором пребываю сам.
   – Романо?
   Этот смущенный, удивленный шепот был последней каплей, переполнившей чашу. Он посмотрел на нее долгим, прощальным взглядом, запоминая каждую ее черточку – влажные карие глаза с затаившейся в них обидой, дрожащие губы. Его же губы сложились в жесткую, упрямую линию:
   – Прощай, Клэр.
   Она не ответила, только не отрываясь смотрела на него. Грейс обняла ее покрепче. А он... развернулся и зашагал прочь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   – Я еду с тобой в аэропорт, – уже в третий раз за это утро сказала Грейс, – и не хочу слышать никаких возражений. Джина и Анна прекрасно справятся с близнецами в эти несколько часов. Кроме того, иногда пососать из бутылочки им полезно – ты сама это знаешь. Лоренцо тоже за ними с удовольствием присмотрит. Да и Донато обещал быть дома сразу после обеда. Видишь, сколько народу будет плясать вокруг них.
   – Ты действительно можешь на несколько часов отлучиться? – тихо спросила Клэр. Это будет первый случай после рождения Романо и Клэр, когда мать оставит их на какое-то время. Сначала Грейс была беспокойной мамашей, как и большинство из них: постоянно проверяла, как младенцы себя ведут, и, стоило им засопеть или застонать во сне, вскакивала с места. Но время шло, Грейс убеждалась, что близнецы набирают вес и растут, что сигнальные звоночки, укрепленные на кроватках, не подводят, и успокоилась.
   – Действительно могу. – Грейс улыбнулась подруге, угадав ее мысли. – Наконец-то я уверилась, что они будут жить, – уверилась отчасти благодаря тебе, твоему здравому смыслу и четким указаниям. Я... кроме тебя и Донато я не могла ни с кем поделиться своими страхами. Знала, что должна преодолеть их сама, но ведь хотелось и поговорить...
   – Я тебя понимаю, – мягко сказала Клэр.
   – Я только хочу...
   – Что?
   – Чтобы ты не пострадала из-за этой истории. Он идиот, Клэр, настоящий идиот. Потерял тебя, и я даже не знаю, что теперь делать: стукнуть его как следует или пожалеть.
   Грейс и вчера говорила то же самое; поиски уважительных причин для странного поведения Романо перемежались у нее с приступами праведного гнева, и хотя Клэр понимала, что Грейс говорит все это из любви к ней, ничто не помогало скоротать длинное, жаркое воскресенье. Но вот наступил понедельник, и в этот день Клэр улетала из неаполитанского аэропорта сразу после ленча. С Донато она попрощалась утром, когда он уходил в свой офис. С Лоренцо – едва сдерживая слезы – рассталась тоже утром, еще до его уроков. С учителем попрощалась поспешно и коротко – щадя скорее его, чем себя. И вздохнула с облегчением, когда все кончилось.
   – Я буду готова, как только скажешь, – предупредила Грейс, – а твои чемоданы шофер уже уложил в багажник моей машины.
   Они допивали третью чашку кофе, завершавшего неторопливый завтрак. Другие домочадцы давно разошлись по своим делам.
   – Хорошо. Пожалуй, пойду попрощаюсь с Бенито, он никогда мне не простит, если я этого не сделаю, – сказала Клэр совершенно серьезно, и Грейс кивнула.
   – Правильно. Он знает, что ты уезжаешь, и все последние дни сам не свой.
   Попугай сидел на жердочке в своей клетке, в гостиной, отведенной Лоренцо. Пока Клэр шла от двери к его клетке, Бенито угрюмо смотрел на нее, как-то недовольно склонив голову. Экзотические перья казались еще ярче при свете солнечного утра.
   – Привет, старина, – сказала Клэр. Подойдя к клетке, она стала гладить шелковистые перья, приговаривая: – Ты же знаешь: я не хочу уезжать, но у меня нет выхода. Ты ведь понимаешь, правда?