Страница:
Мистая не давала больше поводов сердиться на нее. Она почти не попадалась на глаза отцу и занималась какими-то своими делами. Даже советник и Абернети признались, что редко видят принцессу, так как она ни разу не попросила у них помощи или совета. Никто не знал, чем девушка занята, но до тех пор, пока она никому не мешала и не доставляла никаких неприятностей, Бен был готов позволить дочери развлекаться в свое удовольствие.
За все это время произошло лишь одно странное событие. Сапожок, придворный гонец и самопровозглашенный телохранитель его величества, попросил прощения за то, что подвесил к дереву кыш-гнома. Он, изъясняясь на странном и почти непереводимом языке кобольдов, пообещал больше так не поступать без королевского разрешения, но объяснять, что сделал маленький негодяй, не стал. Сапожок лишь старательно оскалил зубы, дабы произвести нужный эффект, а затем удалился. Бен не имел ни малейшего представления о том, что кобольд имел в виду, и пришел к выводу, что лучше ему не знать.
Семь дней спустя, когда король собирался просветить Мистаю насчет перспективы отправиться в Либирис, к воротам замка подошел Легуж из Риндвейра и потребовал аудиенции у его величества.
Подобные визиты никогда не были для Бена радостным событием. Отец гостя, Каллендбор, был лордом Риндвейра, самого большого поместья в Зеленой Долине, и довольно серьезным и опытным противником, который сделал все, что было в его силах, дабы предотвратить воцарение нынешнего короля Заземелья. Пять лет назад, однако, Каллендбор перешел все границы, заключив союз с Ночной Мглой, чтобы избавиться от Бена и заставить Мистаю поверить, будто на самом деле она является дочерью ведьмы. План провалился, и лорд поплатился жизнью за свое предательство.
Бен посчитал, что со смертью врага закончатся все проблемы с феодалами из Зеленой Долины, но жестоко ошибся. В настоящий момент этим краем управляли двадцать семей, и, когда лорды погибали или умирали от старости, их заменяли сыновья – если, конечно, они были. Если нет – более крупное и сильное поместье поглощало освободившиеся земли. Одни умирали, другие занимали их место, и до тех пор, пока все были преданы королю, Бен был готов предоставить им определенную свободу действий, исключая вопросы, от которых зависело благополучие всего королевства, – например, как в случае с этим проектом водоснабжения. От успеха зависела возможность выращивать стабильные урожаи, кормившие все уголки страны, в том числе и Зеленую Долину.
Погибший Каллендбор оставил троих сыновей и столько же дочерей. Старший – молодой человек с очень тяжелым характером, но тем не менее способный прислушиваться к доводам рассудка, – стал новым лордом Риндвейра в соответствии с правилами передачи власти по наследству от отца к сыну. Но он продержался всего лишь полтора года, а потом погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Его место занял средний сын, и снова стали происходить странные вещи. Сначала исчез младший сын, а его мать была заключена в башню, из которой не имела права выходить. Всех сестер правитель запер в замках других могущественных лордов. Девушкам было строжайше запрещено выходить замуж и рожать детей без ведома брата. Вскоре после этого новый лорд Риндвейра сам женился. От жены господин избавился после того, как она не сумела подарить ему наследника. Вторую постигла та же участь. Сейчас лорд жил со своей третьей избранницей, так как она родила ему сына.
В некоторых районах Заземелья такое поведение вызвало бы всеобщее негодование, однако в Зеленой Долине господствовали феодальные нравы и подобное положение дел считалось вполне приемлемым. Бен ждал, что рано или поздно одна из сестер придет к нему с жалобой, и тогда у короля появится законное право вмешаться, но этого не произошло.
Все из-за второго сына Каллендбора, Бервина Ле гужа.
Если с первым сыном справиться было сложно, но возможно, то этот оказался совершенно неуправляемым. Ему исполнилось всего двадцать шесть лет, но молодой человек уже успел решить, что сама судьба вмешалась и сделала его лордом Риндвейра. Весь мир соответственно должен возблагодарить Небеса за то, что именно Легуж был рожден для этой роли. Отец никогда не любил его и наверняка перевернулся бы в гробу, узнав, что сын, которого он считал годным лишь для лакейской службы, стал его преемником.
Легужу никто не мог отказать в уме и изворотливости, но он был отнюдь не тем человеком, который играет по правилам. Он изворачивался, лгал и никогда не вступал в открытое сражение один на один, но преспокойно мог отравить соперника при первом же удобном случае. Новый лорд Риндвейра оказался низким и подлым типом, не терпел, когда ему противоречат, и не выносил проявления независимости в других. Он был деспотичен до крайности и вызывал разумные опасения даже среди других лордов. Ни один из них не доверял Легужу, включая и тех, кто согласились принять его сестер. На собраниях совета он был постоянной головной болью. Лорд Риндвейра считал, что знает все лучше окружающих, и не упускал возможности напомнить об этом. В результате его нигде не встречали с распростертыми объятиями и намеренно не приглашали на празднества, если при этом можно было не казаться невежливыми.
Для Бена он успел стать настоящей напастью.
Легуж почти не скрывал своей глубочайшей уверенности в том, что он будет лучшим королем, если, конечно, представится шанс доказать это. Вслух, разумеется, новоиспеченный лорд Риндвейра о своей убежденности не упоминал, но демонстрировал ее при каждом удобном случае. Он то и дело бросал вызов Бену, куда чаще, чем остальные лорды Зеленой Долины, поэтому король счел, что здесь требуется не только твердая рука, но и ежовые рукавицы. Разумеется, до открытого восстания дело не дошло, но лорд все время был на грани. Он сомневался во всем, что Бен говорил или делал. Его обращения к королю всегда граничили с дерзостью, а неспособность выполнять приказы была вызвана в большей степени нежеланием, нежели глупостью. Легуж появлялся, когда ему это было удобно, и держался в стороне, если был занят своими делами. Он изображал редкостную забывчивость и постоянно жаловался на обилие срочных дел. Лорд Риндвейра мастерски изобретал самые разные предлоги и отговорки, и, по мнению Бена, этим его таланты не ограничивались.
В довершение всего его внешность и манера держаться были довольно странными. Хотя Бен пытался не думать подобным образом, однако вскоре понял, что ничего не может с собой поделать. Начало было положено Абернети, который после первого же визита Легужа объявил, что отныне будет называть его исключительно Лягушонком. Конечно, это была своего рода игра слов, но именно это животное немедленно приходило на ум, стоило вспомнить выпученные глаза и раздражающую привычку лорда то и дело быстро облизывать губы. Писец, не терпевший дерзости и неумения вести себя как подобает, особенно в присутствии Бена Холидея, сразу же воспылал неприязнью к Легужу. Впрочем, немалую роль сыграл и тот факт, что последний в лицо назвал Абернети собакой в свой самый первый визит и продолжил бы издевательства, если бы король не оборвал его. Отчасти Легуж был настолько нелюбим среди остальных лордов именно потому, что любил отпускать грубые замечания об окружающих.
Бену этот тип понравился ничуть не больше, чем Абернети или советнику – колдун вообще терпеть его не мог, – поэтому удачное прозвище прижилось и в его собственных мыслях о лорде Риндвейра.
Сей достойный человек не посещал их уже несколько месяцев, и обитатели замка начали было надеяться, что он никогда не вернется. Перерыв был как нельзя более желанным для них всех, но, видимо, он подошел к концу.
– Чего ему надо? – спросил Бен, услышав о визитере.
– Он не сказал, – отозвался Абернети. – Утверждает, что его слова предназначены лишь для королевских ушей. – Писец поднял руку. – Но при этом он был вежлив.
Бен нахмурился:
– Что?!
– Улыбчив и добродушен. Говорил исключительно дружелюбно, соблюдал все правила этикета, не выразил ни малейшего неудовольствия чем-либо и ни разу не использовал, обращаясь ко мне, термины из области собаководства.
– Не похоже на Легужа.
– Это точно. – Уши Абернети встали торчком. – На вашем месте я был бы очень осторожен.
Бен кивнул:
– Непременно. Что ж, пригласи его в Восточную комнату. Я сделаю, как он хочет, и предоставлю ему аудиенцию.
Когда писец ушел, Бен направился в Восточную комнату, где обычно проходили встречи с посетителями благородных кровей, и попытался подготовить себя к тому, что его ожидало. Король был одет не самым подобающим образом для приема гостей, поскольку запланированных на сегодня визитов не было, но не видел ни малейшей необходимости менять костюм – в конце концов, это всего лишь Легуж. В итоге Бен лишь набросил легкую мантию и вынул свой серебряный медальон из-под одежды, чтобы лорд заметил его. На поверхности украшения был выгравирован рыцарь в полном боевом облачении, сидевший на огромном коне и освещенный лучами утреннего солнца, поднимавшегося над замком посреди острова.
Этим замком было Чистейшее Серебро. Рыцарем – Паладин.
Волшебное королевство Заземелья продал Бену Холидею весьма хитроумный мошенник, а по совместительству и волшебник по имени Микс. Он-то и вручил очередному претенденту медальон. Микс пришел в мир Бена и занялся продажей и перепродажей королевства и титула людям, считавшим себя способными занять эту должность. Но все они были заведомо обречены на неудачу. Холидей должен был стать одним из проигравших, но, к удивлению Микса, да и к своему собственному, нашел способ преодолеть все препятствия, что еще никому не удавалось.
Своим успехом Бен был в немалой степени обязан этому медальону.
Он остановился на мгновение, чтобы снова рассмотреть драгоценность. Только короли Заземелья имели право носить медальон, это был одновременно символ их власти и талисман, позволявший свободно перемещаться в другие миры. Его нельзя было отобрать силой, только получить честным путем. Бен никогда не снимал украшение. Уберите этот медальон – и король превратится в чужака, изгнанника. Это он понял очень хорошо благодаря уроку, преподанному ему Миксом, который сумел с помощью заклинания убедить Бена в том, что правитель якобы снял медальон и отдал его колдуну – только так можно было заставить Холидея потерять контроль над королевством. Преодолев множество опасностей, Бен разгадал коварный план и с тех пор не спускал с медальона глаз.
Но у него было и другое применение, более важное, о котором король узнал случайно в тот момент, когда ему угрожала смерть. Этот медальон был связующим звеном между ним и Паладином, рыцарем, защитником королей Заземелья. До тех пор пока он висел на шее владельца, тот обладал возможностью призвать Паладина для защиты от врагов. В стране, где правителя на каждом шагу подстерегали опасности, это было совсем не лишним. Рыцарь спасал жизнь Бена бесчисленное множество раз с тех пор, как тот предъявил свои права на престол. Без медальона новоиспеченный король недолго бы продержался на троне.
Только Бен знал всю правду о силе этого куска серебра. Никто не знал тайны, кроме Ивицы, которой король решился довериться далеко не сразу.
Медальон соединял короля и Паладина потому, что первый был воплощением второго.
Бен Холидей сам становился Паладином.
Когда король призывал рыцаря, тот словно появлялся из ниоткуда, материализовался из воздуха, как призрак. Он всегда был готов к битве: верхом на коне, полностью вооружен и в боевом облачении. Паладин защищал Бена, но при этом затягивал его в глубь своей сущности, делал его частью себя. Сила короля определяла силу рыцаря.
Но было и еще кое-что. Паладин нес в себе воспоминания обо всех сражениях, в которых ему довелось участвовать за всех королей Заземелья, когда-либо правивших этой землей. Память эта была суровой, жестокой, окрашенной кровью и смертью. Эти образы всплывали на поверхность в тот же миг, когда воин сливался с королем. В обмен на защиту они влияли на сущность владельца медальона, переполняли его жаждой крови, поглощавшей все остальные чувства и мысли. Он сам становился воином, пережившим бесчисленное количество битв. Все остальное оказывалось забытым; единственное, что имело значение, – победа любой ценой. Битва становилась всем.
И пока король был Паладином, пока он сражался, ничто больше не имело смысла, только бой до смерти.
Впоследствии Бен каждый раз поражался тому, до какой степени во время боя его переполняли первобытные чувства. Сражаясь в облачении Паладина, он наслаждался ими, упивался пробужденной боевой яростью, с восторгом ощущал остроту самой жизни. Но потом на короля накатывали опустошенность и ужас, и каждый раз он надеялся, что больше рисковать не придется.
Потому что втайне он боялся, что однажды не сможет вернуть собственную сущность.
Даже сейчас, столько лет спустя, Бен чувствовал вес этой темной, мрачной тайны. Он никому не мог рассказать о ней, хотя ноша была слишком тяжела. Секрет принадлежал ему одному, так и станется до конца отведенного ему времени. Вспоминая о Паладине, Бен испытывал отвращение к его жажде крови, но в то же время не мог забыть яркость ощущений при превращении и понимал, что будет рад следующему. Комбинация этих противоречивых чувств не на шутку беспокоила короля, и, хотя он изо всех сил пытался примириться с ними, пока его старания были тщетными.
Бен был погружен в размышления, когда внезапно раздался стук, и, прежде чем он успел ответить, тяжелые двери распахнулись, и в комнату вошел Легуж Риндвейрский.
Король начал было подниматься на ноги, но тут же сел, пораженный, не веря собственным глазам.
Легуж всегда одевался в черное. Всегда. Бен полагал, что причина этого кроется в желании произвести впечатление – то ли на окружающих, то ли на самого себя. Однако сегодня Легуж обрядился в белое, причем такого ослепительного оттенка, что если бы на этом месте был кто-то другой, то его можно было бы сравнить с ангелом. Белые ленточки и кружева украшали манжеты, плечи и локти костюма, вокруг талии два раза был обернут пояс, стройное тело прикрывал белоснежный плащ длиной до самого пола.
Еще и широкополая шляпа. С плюмажем из перьев!
Для начала нужно сказать, что Легуж не был крепким, широкоплечим мужчиной. На самом деле он был невысоким и тощеньким, черты его лица – острыми, черные волосы торчали в разные стороны, как тонкие шипы. Во всем его внешнем виде отражались подлость и предательство, а в каждом движении проскальзывала быстрота хорька. Но сегодня, в этом белоснежном наряде, Легуж напомнил королю долговязую цаплю.
«Что за чертовщина?» – спросил Бен самого себя.
Лорд Риндвейра приблизился одновременно шаркающей и подпрыгивающей походкой, снял свою шляпу и глубоко поклонился:
– Великий король, я ваш покорный слуга.
«Да уж, это будет тот еще денек», – подумал Бен.
– Лорд Легуж, – отозвался король, едва не обозвав его Лягушонком и удержавшись в последний момент. Он указал на стул по правую руку от себя. – Прошу вас, присаживайтесь.
Легуж красивым, театральным жестом отбросил в сторону мешающийся плащ и удобно устроился на стуле. Бен никак не мог заставить себя перестать глазеть на незваного гостя. На мгновение королю в голову пришла нелепая мысль, что, возможно, Легужа похитили пришельцы из космоса и заставили облачиться в один из своих странных костюмов. Но в остальном посетитель выглядел как обычно: выпученные глаза, то и дело высовывающийся язык, острые кончики черных волос, стоящих дыбом…
Бен моргнул. У Легужа были чернильно-черные, бездонные глаза с хитрой искоркой; взгляд был холодным и расчетливым. Король припомнил предостережение Абернети и поспешил отмести в сторону свое удивление и всплеск веселости. Счесть лорда Риндвейра безобидным чудаком – не самая удачная идея.
– Что привело вас в Чистейшее Серебро? – с улыбкой спросил Бен как ни в чем не бывало.
– Дело крайней важности, великий король, – отозвался Легуж с неожиданно серьезным выражением лица. Затем он улыбнулся. – Я вижу, мой наряд удивил вас. Не привычный черный цвет. Причина этой перемены как раз и привела меня сюда. Видите ли, черный совершенно не соответствует цели моего визита. Белый подходит куда больше, и я решил продемонстрировать серьезность моих намерений, одевшись соответственно.
Бен кивнул, гадая, к чему он клонит.
– Я прекрасно понимаю, что следовало бы отправить гонца с просьбой об аудиенции, но, боюсь, мне бы не удалось выдержать столь длительного ожидания, мой король. Едва решившись, я не мог поступить иначе, как только приехать сюда сразу же в надежде, что вы согласитесь предоставить аудиенцию. Вы меня не разочаровали, и я преисполнен благодарности.
«Значит, его действительно захватили пришельцы, – мелькнуло в голове у Бена. – Легуж, которого мы знали и всем сердцем ненавидели, исчез и сменился кем-то совершенно неузнаваемым. – Бен сразу же поспешил взять себя в руки. – Вполне вероятно. С другой стороны, возможно, и нет».
– Итак, какое же дело привело к нам лорда Риндвейра? – спросил он.
Легуж важно выпрямился, словно набираясь храбрости:
– Верховный лорд, я понимаю, что в прошлом был не самым хорошим соседом. Знаю, что порой со мной очень нелегко, поскольку я проявлял упрямство и даже грубость. Прошу, отнесите это на счет моей молодости и неопытности. Надеюсь, вы найдете в своем сердце силы простить меня.
– Мне нечего прощать, – пожал плечами Бен.
– Вы слишком добры, великий король. Но я знаю, что вел себя недопустимым образом, и приношу вам свои извинения за каждую дерзкую фразу. Я хотел бы начать все сначала и надеюсь, что наши новые отношения будут долгими и плодотворными.
Бен улыбнулся и кивнул, подумав: «Что же он замышляет?»
– Также я намерен стать добрым другом ваших придворных, начиная с советника Тьюса и Абернети, с которыми я зачастую обходился очень скверно. Теперь это все осталось в прошлом и никогда не повторится. – Легуж быстрым движением облизнул губы и помолчал, собираясь с мыслями. – Ваше величество, я прибыл сюда, чтобы просить руки вашей дочери Мистаи, ибо желаю вступить с ней в брак.
Как ни старался Бен приготовиться к разговору, незваному гостю все же удалось застать его врасплох. Король был так потрясен, что несколько секунд просто тупо смотрел на собеседника.
– Вы хотите жениться на Мистае?! – наконец выдавил он.
Легуж с энтузиазмом закивал:
– Всем сердцем. Полагаю, это будет прекрасный союз для нас обоих.
Бен наклонился вперед.
– Но ей всего пятнадцать.
Легуж снова кивнул:
– Она, конечно, старше, чем мне бы хотелось, но по-прежнему достаточно молода, чтобы обучиться всему. Мы составим прекрасную пару – девушка, верная жена и помощница, и я, сильный защитник и преданный муж. Мистая достаточно молода, чтобы родить много детей, которые, как я надеюсь, будут сыновьями, и мне будет кому оставить свои владения. У вашей дочери приятное лицо и характер ему под стать. Она умна, но не чрезмерно. Именно такую женщину я всегда мечтал отыскать.
Бен продолжал пораженно смотреть на него.
– Я что-то пропустил? У вас вроде бы уже есть жена? И сын, наследник?
Легуж внезапно погрустнел:
– Очевидно, вы еще не слышали об этом, милорд. Иногда плохие вести распространяются слишком медленно. Мой сын подхватил лихорадку и умер – еще не прошло и двадцати дней. Жена, вне себя от горя, покончила с собой. Сейчас у меня нет ни спутницы жизни, ни наследника, и, хотя я предпочел бы длительный период траура, долг повелевает поступить в интересах моих подданных. Это означает, что мне придется найти другую жену и как можно быстрее обеспечить свою страну наследником. – Он помолчал, покачав головой. – Даже будучи охваченным горем, я сразу же подумал о Мистае.
Вот оно что. Внезапно Бену захотелось свернуть тощую шейку своего посетителя. Он мог это сделать прямо здесь, в этих самых покоях, и никто ничего не узнал бы. Даже если бы Абернети или советник обо всем догадались, они не проронили бы ни слова. Этот порыв был настолько всепоглощающим, что Бен бессознательно сжал кулаки. Спохватившись, он заставил себя расслабиться и откинуться на спинку кресла.
– Ваша преданность долгу достойна похвалы, – осторожно произнес король, пытаясь придумать, как лучше всего закончить этот разговор.
– Как я понимаю, Мистая только что вернулась из школы, находящейся в мире, который некогда был вашим, Верховный лорд, – улыбнулся Легуж, снова быстро облизнув губы. – Я вижу, она не намерена возвращаться туда, напротив, хотела бы остаться здесь, в Заземелье. Что ж, так будет только легче организовать свадьбу. Это и впрямь достойный союз, вы не находите?
Бен, однако, был слишком умен, чтобы изложить собеседнику свое честное мнение об этой затее. Помимо этого, он прекрасно понимал, какие формы имеет семейное право среди лордов Зеленой Долины. Взять новую жену, чтобы произвести на свет наследников, было стандартной практикой. При этом предпочтение отдавалось юным девушкам, поскольку они могли родить много детей. Браки организовывались исключительно между правящими семьями, образуя таким образом прочные союзы и усиливая имеющиеся дружеские связи. В целом предложение Легужа вполне укладывалось в эти рамки.
С другой стороны, об этом не могло быть и речи. Даже если не принимать в расчет мнение самого Бена и его жены, Мистая с криками ужаса сбежит из дома, стоит только упомянуть о смиренной просьбе лорда. Она ненавидела Легужа, который все время стремился ласково похлопать ее по руке или поцеловать в щеку. Появись причина и возможность – и Мистая с удовольствием и без зазрения совести превратит его в настоящего лягушонка. Собственно, давно бы уже превратила, невзирая на то, что Бен предупреждал дочь не использовать никакую опасную магию. Король всячески пытался ее увещевать, говоря, что ему приходится жить и работать с подобными людьми и нет никакого смысла еще больше усложнять и без того непростые отношения с подданными.
Бен сейчас почти пожалел о том, что не позволил дочери исполнить это желание.
– Милорд, это дело потребует внимательнейшего рассмотрения, – наконец произнес король. – Я должен обсудить ваши намерения со своей королевой. К тому же… мм… Необходимо сообщить Мистае.
– Ну разумеется, разумеется! – тут же согласился Легуж. – За девушкой нужно ухаживать, я понимаю. Необходимо завоевать ее сердце. У меня и в мыслях не было требовать ее руки, прибегая к вашему авторитету. Мистая конечно же должна сама согласиться на свадьбу.
Бен почувствовал, что напряжение несколько спало. Если Легуж хочет, чтобы Мистая дала свое согласие… Свадьба будет после дождичка в четверг!
– Я рад, что вы придерживаетесь такого мнения.
Легуж поднялся, низко поклонился, снова взмахнув своей белоснежной шляпой, и выпрямился:
– Я вернусь домой и буду ожидать вашего решения. Но я хочу подчеркнуть, что очень надеюсь начать ухаживать за принцессой, как только вы дадите положительный ответ. Как уже было сказано, я ощущаю настоятельную потребность ускорить процесс – таков мой долг как правителя перед своим народом.
– Я прекрасно вас понимаю, – заверил его Бен, также поднимаясь. – Вы очень скоро получите от меня весточку.
Он проводил подпрыгивающего и одновременно шаркающего посетителя взглядом до дверей, гадая, как ему поступить в этой ситуации.
Глава 6
За все это время произошло лишь одно странное событие. Сапожок, придворный гонец и самопровозглашенный телохранитель его величества, попросил прощения за то, что подвесил к дереву кыш-гнома. Он, изъясняясь на странном и почти непереводимом языке кобольдов, пообещал больше так не поступать без королевского разрешения, но объяснять, что сделал маленький негодяй, не стал. Сапожок лишь старательно оскалил зубы, дабы произвести нужный эффект, а затем удалился. Бен не имел ни малейшего представления о том, что кобольд имел в виду, и пришел к выводу, что лучше ему не знать.
Семь дней спустя, когда король собирался просветить Мистаю насчет перспективы отправиться в Либирис, к воротам замка подошел Легуж из Риндвейра и потребовал аудиенции у его величества.
Подобные визиты никогда не были для Бена радостным событием. Отец гостя, Каллендбор, был лордом Риндвейра, самого большого поместья в Зеленой Долине, и довольно серьезным и опытным противником, который сделал все, что было в его силах, дабы предотвратить воцарение нынешнего короля Заземелья. Пять лет назад, однако, Каллендбор перешел все границы, заключив союз с Ночной Мглой, чтобы избавиться от Бена и заставить Мистаю поверить, будто на самом деле она является дочерью ведьмы. План провалился, и лорд поплатился жизнью за свое предательство.
Бен посчитал, что со смертью врага закончатся все проблемы с феодалами из Зеленой Долины, но жестоко ошибся. В настоящий момент этим краем управляли двадцать семей, и, когда лорды погибали или умирали от старости, их заменяли сыновья – если, конечно, они были. Если нет – более крупное и сильное поместье поглощало освободившиеся земли. Одни умирали, другие занимали их место, и до тех пор, пока все были преданы королю, Бен был готов предоставить им определенную свободу действий, исключая вопросы, от которых зависело благополучие всего королевства, – например, как в случае с этим проектом водоснабжения. От успеха зависела возможность выращивать стабильные урожаи, кормившие все уголки страны, в том числе и Зеленую Долину.
Погибший Каллендбор оставил троих сыновей и столько же дочерей. Старший – молодой человек с очень тяжелым характером, но тем не менее способный прислушиваться к доводам рассудка, – стал новым лордом Риндвейра в соответствии с правилами передачи власти по наследству от отца к сыну. Но он продержался всего лишь полтора года, а потом погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Его место занял средний сын, и снова стали происходить странные вещи. Сначала исчез младший сын, а его мать была заключена в башню, из которой не имела права выходить. Всех сестер правитель запер в замках других могущественных лордов. Девушкам было строжайше запрещено выходить замуж и рожать детей без ведома брата. Вскоре после этого новый лорд Риндвейра сам женился. От жены господин избавился после того, как она не сумела подарить ему наследника. Вторую постигла та же участь. Сейчас лорд жил со своей третьей избранницей, так как она родила ему сына.
В некоторых районах Заземелья такое поведение вызвало бы всеобщее негодование, однако в Зеленой Долине господствовали феодальные нравы и подобное положение дел считалось вполне приемлемым. Бен ждал, что рано или поздно одна из сестер придет к нему с жалобой, и тогда у короля появится законное право вмешаться, но этого не произошло.
Все из-за второго сына Каллендбора, Бервина Ле гужа.
Если с первым сыном справиться было сложно, но возможно, то этот оказался совершенно неуправляемым. Ему исполнилось всего двадцать шесть лет, но молодой человек уже успел решить, что сама судьба вмешалась и сделала его лордом Риндвейра. Весь мир соответственно должен возблагодарить Небеса за то, что именно Легуж был рожден для этой роли. Отец никогда не любил его и наверняка перевернулся бы в гробу, узнав, что сын, которого он считал годным лишь для лакейской службы, стал его преемником.
Легужу никто не мог отказать в уме и изворотливости, но он был отнюдь не тем человеком, который играет по правилам. Он изворачивался, лгал и никогда не вступал в открытое сражение один на один, но преспокойно мог отравить соперника при первом же удобном случае. Новый лорд Риндвейра оказался низким и подлым типом, не терпел, когда ему противоречат, и не выносил проявления независимости в других. Он был деспотичен до крайности и вызывал разумные опасения даже среди других лордов. Ни один из них не доверял Легужу, включая и тех, кто согласились принять его сестер. На собраниях совета он был постоянной головной болью. Лорд Риндвейра считал, что знает все лучше окружающих, и не упускал возможности напомнить об этом. В результате его нигде не встречали с распростертыми объятиями и намеренно не приглашали на празднества, если при этом можно было не казаться невежливыми.
Для Бена он успел стать настоящей напастью.
Легуж почти не скрывал своей глубочайшей уверенности в том, что он будет лучшим королем, если, конечно, представится шанс доказать это. Вслух, разумеется, новоиспеченный лорд Риндвейра о своей убежденности не упоминал, но демонстрировал ее при каждом удобном случае. Он то и дело бросал вызов Бену, куда чаще, чем остальные лорды Зеленой Долины, поэтому король счел, что здесь требуется не только твердая рука, но и ежовые рукавицы. Разумеется, до открытого восстания дело не дошло, но лорд все время был на грани. Он сомневался во всем, что Бен говорил или делал. Его обращения к королю всегда граничили с дерзостью, а неспособность выполнять приказы была вызвана в большей степени нежеланием, нежели глупостью. Легуж появлялся, когда ему это было удобно, и держался в стороне, если был занят своими делами. Он изображал редкостную забывчивость и постоянно жаловался на обилие срочных дел. Лорд Риндвейра мастерски изобретал самые разные предлоги и отговорки, и, по мнению Бена, этим его таланты не ограничивались.
В довершение всего его внешность и манера держаться были довольно странными. Хотя Бен пытался не думать подобным образом, однако вскоре понял, что ничего не может с собой поделать. Начало было положено Абернети, который после первого же визита Легужа объявил, что отныне будет называть его исключительно Лягушонком. Конечно, это была своего рода игра слов, но именно это животное немедленно приходило на ум, стоило вспомнить выпученные глаза и раздражающую привычку лорда то и дело быстро облизывать губы. Писец, не терпевший дерзости и неумения вести себя как подобает, особенно в присутствии Бена Холидея, сразу же воспылал неприязнью к Легужу. Впрочем, немалую роль сыграл и тот факт, что последний в лицо назвал Абернети собакой в свой самый первый визит и продолжил бы издевательства, если бы король не оборвал его. Отчасти Легуж был настолько нелюбим среди остальных лордов именно потому, что любил отпускать грубые замечания об окружающих.
Бену этот тип понравился ничуть не больше, чем Абернети или советнику – колдун вообще терпеть его не мог, – поэтому удачное прозвище прижилось и в его собственных мыслях о лорде Риндвейра.
Сей достойный человек не посещал их уже несколько месяцев, и обитатели замка начали было надеяться, что он никогда не вернется. Перерыв был как нельзя более желанным для них всех, но, видимо, он подошел к концу.
– Чего ему надо? – спросил Бен, услышав о визитере.
– Он не сказал, – отозвался Абернети. – Утверждает, что его слова предназначены лишь для королевских ушей. – Писец поднял руку. – Но при этом он был вежлив.
Бен нахмурился:
– Что?!
– Улыбчив и добродушен. Говорил исключительно дружелюбно, соблюдал все правила этикета, не выразил ни малейшего неудовольствия чем-либо и ни разу не использовал, обращаясь ко мне, термины из области собаководства.
– Не похоже на Легужа.
– Это точно. – Уши Абернети встали торчком. – На вашем месте я был бы очень осторожен.
Бен кивнул:
– Непременно. Что ж, пригласи его в Восточную комнату. Я сделаю, как он хочет, и предоставлю ему аудиенцию.
Когда писец ушел, Бен направился в Восточную комнату, где обычно проходили встречи с посетителями благородных кровей, и попытался подготовить себя к тому, что его ожидало. Король был одет не самым подобающим образом для приема гостей, поскольку запланированных на сегодня визитов не было, но не видел ни малейшей необходимости менять костюм – в конце концов, это всего лишь Легуж. В итоге Бен лишь набросил легкую мантию и вынул свой серебряный медальон из-под одежды, чтобы лорд заметил его. На поверхности украшения был выгравирован рыцарь в полном боевом облачении, сидевший на огромном коне и освещенный лучами утреннего солнца, поднимавшегося над замком посреди острова.
Этим замком было Чистейшее Серебро. Рыцарем – Паладин.
Волшебное королевство Заземелья продал Бену Холидею весьма хитроумный мошенник, а по совместительству и волшебник по имени Микс. Он-то и вручил очередному претенденту медальон. Микс пришел в мир Бена и занялся продажей и перепродажей королевства и титула людям, считавшим себя способными занять эту должность. Но все они были заведомо обречены на неудачу. Холидей должен был стать одним из проигравших, но, к удивлению Микса, да и к своему собственному, нашел способ преодолеть все препятствия, что еще никому не удавалось.
Своим успехом Бен был в немалой степени обязан этому медальону.
Он остановился на мгновение, чтобы снова рассмотреть драгоценность. Только короли Заземелья имели право носить медальон, это был одновременно символ их власти и талисман, позволявший свободно перемещаться в другие миры. Его нельзя было отобрать силой, только получить честным путем. Бен никогда не снимал украшение. Уберите этот медальон – и король превратится в чужака, изгнанника. Это он понял очень хорошо благодаря уроку, преподанному ему Миксом, который сумел с помощью заклинания убедить Бена в том, что правитель якобы снял медальон и отдал его колдуну – только так можно было заставить Холидея потерять контроль над королевством. Преодолев множество опасностей, Бен разгадал коварный план и с тех пор не спускал с медальона глаз.
Но у него было и другое применение, более важное, о котором король узнал случайно в тот момент, когда ему угрожала смерть. Этот медальон был связующим звеном между ним и Паладином, рыцарем, защитником королей Заземелья. До тех пор пока он висел на шее владельца, тот обладал возможностью призвать Паладина для защиты от врагов. В стране, где правителя на каждом шагу подстерегали опасности, это было совсем не лишним. Рыцарь спасал жизнь Бена бесчисленное множество раз с тех пор, как тот предъявил свои права на престол. Без медальона новоиспеченный король недолго бы продержался на троне.
Только Бен знал всю правду о силе этого куска серебра. Никто не знал тайны, кроме Ивицы, которой король решился довериться далеко не сразу.
Медальон соединял короля и Паладина потому, что первый был воплощением второго.
Бен Холидей сам становился Паладином.
Когда король призывал рыцаря, тот словно появлялся из ниоткуда, материализовался из воздуха, как призрак. Он всегда был готов к битве: верхом на коне, полностью вооружен и в боевом облачении. Паладин защищал Бена, но при этом затягивал его в глубь своей сущности, делал его частью себя. Сила короля определяла силу рыцаря.
Но было и еще кое-что. Паладин нес в себе воспоминания обо всех сражениях, в которых ему довелось участвовать за всех королей Заземелья, когда-либо правивших этой землей. Память эта была суровой, жестокой, окрашенной кровью и смертью. Эти образы всплывали на поверхность в тот же миг, когда воин сливался с королем. В обмен на защиту они влияли на сущность владельца медальона, переполняли его жаждой крови, поглощавшей все остальные чувства и мысли. Он сам становился воином, пережившим бесчисленное количество битв. Все остальное оказывалось забытым; единственное, что имело значение, – победа любой ценой. Битва становилась всем.
И пока король был Паладином, пока он сражался, ничто больше не имело смысла, только бой до смерти.
Впоследствии Бен каждый раз поражался тому, до какой степени во время боя его переполняли первобытные чувства. Сражаясь в облачении Паладина, он наслаждался ими, упивался пробужденной боевой яростью, с восторгом ощущал остроту самой жизни. Но потом на короля накатывали опустошенность и ужас, и каждый раз он надеялся, что больше рисковать не придется.
Потому что втайне он боялся, что однажды не сможет вернуть собственную сущность.
Даже сейчас, столько лет спустя, Бен чувствовал вес этой темной, мрачной тайны. Он никому не мог рассказать о ней, хотя ноша была слишком тяжела. Секрет принадлежал ему одному, так и станется до конца отведенного ему времени. Вспоминая о Паладине, Бен испытывал отвращение к его жажде крови, но в то же время не мог забыть яркость ощущений при превращении и понимал, что будет рад следующему. Комбинация этих противоречивых чувств не на шутку беспокоила короля, и, хотя он изо всех сил пытался примириться с ними, пока его старания были тщетными.
Бен был погружен в размышления, когда внезапно раздался стук, и, прежде чем он успел ответить, тяжелые двери распахнулись, и в комнату вошел Легуж Риндвейрский.
Король начал было подниматься на ноги, но тут же сел, пораженный, не веря собственным глазам.
Легуж всегда одевался в черное. Всегда. Бен полагал, что причина этого кроется в желании произвести впечатление – то ли на окружающих, то ли на самого себя. Однако сегодня Легуж обрядился в белое, причем такого ослепительного оттенка, что если бы на этом месте был кто-то другой, то его можно было бы сравнить с ангелом. Белые ленточки и кружева украшали манжеты, плечи и локти костюма, вокруг талии два раза был обернут пояс, стройное тело прикрывал белоснежный плащ длиной до самого пола.
Еще и широкополая шляпа. С плюмажем из перьев!
Для начала нужно сказать, что Легуж не был крепким, широкоплечим мужчиной. На самом деле он был невысоким и тощеньким, черты его лица – острыми, черные волосы торчали в разные стороны, как тонкие шипы. Во всем его внешнем виде отражались подлость и предательство, а в каждом движении проскальзывала быстрота хорька. Но сегодня, в этом белоснежном наряде, Легуж напомнил королю долговязую цаплю.
«Что за чертовщина?» – спросил Бен самого себя.
Лорд Риндвейра приблизился одновременно шаркающей и подпрыгивающей походкой, снял свою шляпу и глубоко поклонился:
– Великий король, я ваш покорный слуга.
«Да уж, это будет тот еще денек», – подумал Бен.
– Лорд Легуж, – отозвался король, едва не обозвав его Лягушонком и удержавшись в последний момент. Он указал на стул по правую руку от себя. – Прошу вас, присаживайтесь.
Легуж красивым, театральным жестом отбросил в сторону мешающийся плащ и удобно устроился на стуле. Бен никак не мог заставить себя перестать глазеть на незваного гостя. На мгновение королю в голову пришла нелепая мысль, что, возможно, Легужа похитили пришельцы из космоса и заставили облачиться в один из своих странных костюмов. Но в остальном посетитель выглядел как обычно: выпученные глаза, то и дело высовывающийся язык, острые кончики черных волос, стоящих дыбом…
Бен моргнул. У Легужа были чернильно-черные, бездонные глаза с хитрой искоркой; взгляд был холодным и расчетливым. Король припомнил предостережение Абернети и поспешил отмести в сторону свое удивление и всплеск веселости. Счесть лорда Риндвейра безобидным чудаком – не самая удачная идея.
– Что привело вас в Чистейшее Серебро? – с улыбкой спросил Бен как ни в чем не бывало.
– Дело крайней важности, великий король, – отозвался Легуж с неожиданно серьезным выражением лица. Затем он улыбнулся. – Я вижу, мой наряд удивил вас. Не привычный черный цвет. Причина этой перемены как раз и привела меня сюда. Видите ли, черный совершенно не соответствует цели моего визита. Белый подходит куда больше, и я решил продемонстрировать серьезность моих намерений, одевшись соответственно.
Бен кивнул, гадая, к чему он клонит.
– Я прекрасно понимаю, что следовало бы отправить гонца с просьбой об аудиенции, но, боюсь, мне бы не удалось выдержать столь длительного ожидания, мой король. Едва решившись, я не мог поступить иначе, как только приехать сюда сразу же в надежде, что вы согласитесь предоставить аудиенцию. Вы меня не разочаровали, и я преисполнен благодарности.
«Значит, его действительно захватили пришельцы, – мелькнуло в голове у Бена. – Легуж, которого мы знали и всем сердцем ненавидели, исчез и сменился кем-то совершенно неузнаваемым. – Бен сразу же поспешил взять себя в руки. – Вполне вероятно. С другой стороны, возможно, и нет».
– Итак, какое же дело привело к нам лорда Риндвейра? – спросил он.
Легуж важно выпрямился, словно набираясь храбрости:
– Верховный лорд, я понимаю, что в прошлом был не самым хорошим соседом. Знаю, что порой со мной очень нелегко, поскольку я проявлял упрямство и даже грубость. Прошу, отнесите это на счет моей молодости и неопытности. Надеюсь, вы найдете в своем сердце силы простить меня.
– Мне нечего прощать, – пожал плечами Бен.
– Вы слишком добры, великий король. Но я знаю, что вел себя недопустимым образом, и приношу вам свои извинения за каждую дерзкую фразу. Я хотел бы начать все сначала и надеюсь, что наши новые отношения будут долгими и плодотворными.
Бен улыбнулся и кивнул, подумав: «Что же он замышляет?»
– Также я намерен стать добрым другом ваших придворных, начиная с советника Тьюса и Абернети, с которыми я зачастую обходился очень скверно. Теперь это все осталось в прошлом и никогда не повторится. – Легуж быстрым движением облизнул губы и помолчал, собираясь с мыслями. – Ваше величество, я прибыл сюда, чтобы просить руки вашей дочери Мистаи, ибо желаю вступить с ней в брак.
Как ни старался Бен приготовиться к разговору, незваному гостю все же удалось застать его врасплох. Король был так потрясен, что несколько секунд просто тупо смотрел на собеседника.
– Вы хотите жениться на Мистае?! – наконец выдавил он.
Легуж с энтузиазмом закивал:
– Всем сердцем. Полагаю, это будет прекрасный союз для нас обоих.
Бен наклонился вперед.
– Но ей всего пятнадцать.
Легуж снова кивнул:
– Она, конечно, старше, чем мне бы хотелось, но по-прежнему достаточно молода, чтобы обучиться всему. Мы составим прекрасную пару – девушка, верная жена и помощница, и я, сильный защитник и преданный муж. Мистая достаточно молода, чтобы родить много детей, которые, как я надеюсь, будут сыновьями, и мне будет кому оставить свои владения. У вашей дочери приятное лицо и характер ему под стать. Она умна, но не чрезмерно. Именно такую женщину я всегда мечтал отыскать.
Бен продолжал пораженно смотреть на него.
– Я что-то пропустил? У вас вроде бы уже есть жена? И сын, наследник?
Легуж внезапно погрустнел:
– Очевидно, вы еще не слышали об этом, милорд. Иногда плохие вести распространяются слишком медленно. Мой сын подхватил лихорадку и умер – еще не прошло и двадцати дней. Жена, вне себя от горя, покончила с собой. Сейчас у меня нет ни спутницы жизни, ни наследника, и, хотя я предпочел бы длительный период траура, долг повелевает поступить в интересах моих подданных. Это означает, что мне придется найти другую жену и как можно быстрее обеспечить свою страну наследником. – Он помолчал, покачав головой. – Даже будучи охваченным горем, я сразу же подумал о Мистае.
Вот оно что. Внезапно Бену захотелось свернуть тощую шейку своего посетителя. Он мог это сделать прямо здесь, в этих самых покоях, и никто ничего не узнал бы. Даже если бы Абернети или советник обо всем догадались, они не проронили бы ни слова. Этот порыв был настолько всепоглощающим, что Бен бессознательно сжал кулаки. Спохватившись, он заставил себя расслабиться и откинуться на спинку кресла.
– Ваша преданность долгу достойна похвалы, – осторожно произнес король, пытаясь придумать, как лучше всего закончить этот разговор.
– Как я понимаю, Мистая только что вернулась из школы, находящейся в мире, который некогда был вашим, Верховный лорд, – улыбнулся Легуж, снова быстро облизнув губы. – Я вижу, она не намерена возвращаться туда, напротив, хотела бы остаться здесь, в Заземелье. Что ж, так будет только легче организовать свадьбу. Это и впрямь достойный союз, вы не находите?
Бен, однако, был слишком умен, чтобы изложить собеседнику свое честное мнение об этой затее. Помимо этого, он прекрасно понимал, какие формы имеет семейное право среди лордов Зеленой Долины. Взять новую жену, чтобы произвести на свет наследников, было стандартной практикой. При этом предпочтение отдавалось юным девушкам, поскольку они могли родить много детей. Браки организовывались исключительно между правящими семьями, образуя таким образом прочные союзы и усиливая имеющиеся дружеские связи. В целом предложение Легужа вполне укладывалось в эти рамки.
С другой стороны, об этом не могло быть и речи. Даже если не принимать в расчет мнение самого Бена и его жены, Мистая с криками ужаса сбежит из дома, стоит только упомянуть о смиренной просьбе лорда. Она ненавидела Легужа, который все время стремился ласково похлопать ее по руке или поцеловать в щеку. Появись причина и возможность – и Мистая с удовольствием и без зазрения совести превратит его в настоящего лягушонка. Собственно, давно бы уже превратила, невзирая на то, что Бен предупреждал дочь не использовать никакую опасную магию. Король всячески пытался ее увещевать, говоря, что ему приходится жить и работать с подобными людьми и нет никакого смысла еще больше усложнять и без того непростые отношения с подданными.
Бен сейчас почти пожалел о том, что не позволил дочери исполнить это желание.
– Милорд, это дело потребует внимательнейшего рассмотрения, – наконец произнес король. – Я должен обсудить ваши намерения со своей королевой. К тому же… мм… Необходимо сообщить Мистае.
– Ну разумеется, разумеется! – тут же согласился Легуж. – За девушкой нужно ухаживать, я понимаю. Необходимо завоевать ее сердце. У меня и в мыслях не было требовать ее руки, прибегая к вашему авторитету. Мистая конечно же должна сама согласиться на свадьбу.
Бен почувствовал, что напряжение несколько спало. Если Легуж хочет, чтобы Мистая дала свое согласие… Свадьба будет после дождичка в четверг!
– Я рад, что вы придерживаетесь такого мнения.
Легуж поднялся, низко поклонился, снова взмахнув своей белоснежной шляпой, и выпрямился:
– Я вернусь домой и буду ожидать вашего решения. Но я хочу подчеркнуть, что очень надеюсь начать ухаживать за принцессой, как только вы дадите положительный ответ. Как уже было сказано, я ощущаю настоятельную потребность ускорить процесс – таков мой долг как правителя перед своим народом.
– Я прекрасно вас понимаю, – заверил его Бен, также поднимаясь. – Вы очень скоро получите от меня весточку.
Он проводил подпрыгивающего и одновременно шаркающего посетителя взглядом до дверей, гадая, как ему поступить в этой ситуации.
Глава 6
ВЗАИМОНЕПОНИМАНИЕ
На некотором расстоянии от замка, хотя и не настолько далеко, чтобы не было видно сияющих шпилей на фоне темно-зеленых лесов, сидела Мистая, погруженная в разговор с Пьянчужкой о подобающем поведении. Дискуссия длилась уже несколько часов и отняла довольно много времени и сил у обеих сторон. Тот факт, что именно эти представители населения Заземелья увлеченно обсуждают данную тему, был сам по себе странным до невозможности. Бен Холидей по достоинству оценил бы иронию подобного времяпрепровождения, если бы имел возможность наблюдать за спорщиками. Вне всякого сомнения, король бы нашел нужные слова для своей дочери – например, он сказал бы, что некоторые в чужом глазу подмечают сучок, не видя в своем бревна. Или что не нужно бросать камни в чужой огород.
Ивица, с другой стороны, заметила бы, что иногда люди справляются со своими проблемами, пытаясь помочь другим. Этот способ удивительно эффективен, если чужие неприятности схожи по своей сути с вашими.
Ивица, с другой стороны, заметила бы, что иногда люди справляются со своими проблемами, пытаясь помочь другим. Этот способ удивительно эффективен, если чужие неприятности схожи по своей сути с вашими.