Брянский Шиш. В нежном мареве

   Снидет Бог и скажет: "Не трогай его -
   Это Мой Шиш".

* * *

   Русский язык-озорник
   Вложен в мой Рот-Обермот.
   Рад умереть я за них…
   Кто меня, братья, убьёт?

* * *

   Я — богорождённая монада,
   Страшно мне в печах мирского ада.

* * *

   1.
   В громовом Дымписе, в Пырнырде заревом
   Я охуйцовывал Кочачу,
   И Мудный Пажинец проблеял мне о том,
   Что я на небе нечто значу.
   Над мной кружилося вельможное Зюзю,
   Я был ужален резвой пчолкой.
   Ты был вверхю, а я кропил себя внизю
   Святой оранжевой Карболкой.
 
   2.
   Мне блазьнятся сквозь хлороформ
   Колёса невьебенных тачек,
   Тугих оглобель, тяжких ёрм
   Перелицованный шпикачек.
 
   И в наиёбаннейший миг
   Я зрю родное средостенье
   Сквозь отдалённое пизьденье
   Засратых Светочами книг.

* * *

   Утопи в Толчке свою боязнь,
   Не страшны тебе ни суд, ни казнь,
   Что восхощешь, то и сотворяй
   И за это фпущен будешь в Рай,
   Сожаленьем Серца не заботь -
   Ты же Зверь, ты Ангел, ты Господь.

* * *

   Я так хочу чтоб было,
   Но, ах! однако нету,
   Таинственное сило
   В незримую тенету
   Психею заманило,
   Зимом сменило лету.
   А если всё ж бывало,
   То всё не здесь, а где-то,
   К тому же очень мало
   И, ах! совсем не это.

* * *

   Спроси Серёжу в час ночной:
   Твой Хуй со что величиной?
   Ответит он, как Жан Кокто:
   Мой Хуй величиной с ничто
 
   Спроси Илью под шопот струй:
   Величиной со что твой Хуй?
   И он ответит, как Руссо:
   Мой Хуй величиной со всо

* * *

   Тугая печень на ремне,
   Щетина сьмеха.
   Слепые зьвёздочки в земле,
   Глухое эхо.
 
   Двояковыпуклый народ,
   Сырые власти.
   Кроворечивый тонет рот
   В топлёном щясьтьи.
 
   Мне дали доллар на еду,
   Мне так приятно.
   Но я обратно щяс пойду,
   Пойду обратно.
 
   Я парус Крузэнштэрна сьем,
   Он как котълета.
   Я благодарен очень всем
   За всё блядь это.

* * *

   Я вмёрзну в гулкую слюду,
   Я распадусь на анемоны,
   Святыми вшами изойду
   И в жизнезиждущем аду
   Баюнные услышу звоны.
 
   О, я усну! Меж райских блох
   Порхнёт голубкой кроткий вздох
   От Красноярска до Карлсруэ.
 
   Мне взрежет вены гневный Бог
   На дне арктической кастрюли
   И хлынут огненные струи
   В мордовский дёрн, в лопарский мох.

* * *

   Я жевой, жевой.
   Говорю я да
   Старику с головой
   Из Говъна и Льда.
 
   Сотворён был я
   Из Его соплей
   И теперь мне, бля,
   Всё светлей, светлей.
 
   Я крин растил в Душе,
   Постигал закон
   И теперь уже
   Я совсем как Он.
 
   Манной сру во сне,
   Кровь из птичек пью.
   Подойди ко мне,
   Я тебя убью.
 
   Передразню твой крик,
   Скальп с тебя сниму
   И святой мой Лик
   Обращу к Нему.

* * *

   Мир Мъне сказал: "Иди в Жопу!",
   А Я на небо взлетел.
   И Меня забыли, как Дядю Сътёпу.
   Но Я этого и хотел.

* * *

   Не Хуя пиздеть о том,
   Чего не выговоришь Ртом.

* * *

   1. Пей только йод или яд.
   2. Блюй в тайный кладезь, где Ад.
   3. Слушай кладбищенский грай.
   4. С мёртвой Рахилью играй.
   5. Печень отдай Мястнику.
   6. На ночь прими мышьяку.
   7. Сьпи, моя радось, засьни.
 
   Все ль дерективы ясны?

* * *

   Елдырино приволье,
   Хераспольская гнуть.
   На Хуевом подворье
   Младенчески уснуть
   И здохнуть постепенно
   Сьредь богоравных Мух,
   Чтоб стало невьебенно
   И сьнизошол бы Дух.

* * *

   Очи на миг смежив,
   Сделался я плешив.
   Очи открыв опять,
   Я разучился срать.
   Это закон Тщеты -
   Если вдруг что, то ты.

* * *

   Гномики спать не ложатся,
   Забота у них одна -
   Эту Тьверьдь, что так крутолоба, глазаста,
   Изъесьть, ископать до Дна.
 
   А когда я хочу им помочь,
   Прогоняют они меня прочь,
   Или пизьдят меня в самом дальном углу
   И дают по Еблу.

* * *

   1.
   НЫНЕШНИМ
 
   Для вас и Солнцы, блядь, не дышат!
 
   2.
   Всё пизданулося, и некому сказать

* * *

   Вы мне из-за прилавков блюете прямо в Рот,
   Но рудными мечами звенит подзольный фронт.
   Я очи вам тупыя золой запорошу
   И принесу вас в жертву Колымскому Шышу,
   Морозной лавой Шаша вам рыла обольот
   И будет только пламя, и будет только лёд,
   И лёхкия куницы без тела и ума
   Запрыгают по буквам запретнаго пиздьма.

* * *

   Мне блёклый в очи сыплют уголь ульчи
   Побелкой с кедровых кариатид,
   И будайский идол на меня глядит
   Рабочим из малярной люльки.
 
   Я даже молиться ему не буду,
   Ни большой, ни малый мне не надобен юс,
   Лишь улыбнусь
   Ему,
   Макающему кисть в родную тьму,
   Как смутному и ясельному чуду,
 
   И градская шелапуть ослепнет и оглохнет,
   И предсмертно ржавый мир задребезжит,
   И в освящённом сердце сдохнет
   Сифошный Жыд.

* * *

   Слепой воробей
   В Хуй меня больно клюнул.
   Какая сука!

* * *

   И Пипищенко наш,
   Круассан Невпиздоныч,
   И Скрежещенко ваш,
   Никомах Посейдоныч —
   Это гения два,
   два столпа.
   Они пламя раздули,
   восстали из терний,
   они свет над Россией
   зажгли невечерний,
   и насрать,
   что они не в почёте у черни
   просто чернь
   вопиюще глупа.

* * *

   1.
   Линор Горалик — еврейка, блядь.
   Евреев надо всех расстрелять.
 
   2.
   Полон музыки, музы и муки
   Паросёнок Ефим Баренблад.
   Наилучшее средство от скуки —
   Это на Хуй взорвать Дедский Сад,
   Чтоб ызбавить Детей от обузы,
   От унылых пожизненных дел,
   Чтобы Август на Шею, как лёхкия бусы,
   Связку маленьких Трупов надел.
 
   3.
   Неужели не случится атомной войны?
   О, пускай, пускай случится, Боженька, вонми!
   Чтобы не было ни башен, ни колонн,
   Чтобы наконец подохли все,
   Чтобы больше в небе жолтый клоун
   На гнилом не ехал колесе.
   О, пускай не будет ничего!
   А меня отдельно Ты ударь
   Клюшкою лучистою в Чело,
   Чтоб Оно бы зазвенело, словно Колокол бы Царь.

* * *

   Каждый в Рожу мне
   срёт и ссыт,
   Я тщетою по горло сыт.
   Но я верю: за скорбный Путь
   Мне воздазтся
   когда нибудь.

* * *

   Я уставил в небо
   Чмошныя глоза,
   Ой, Стиксе! ой, Нево!
   О, райская креза!
   Ой, Китеж! Ой, Фивы!
   О бледный конь в пальто!
   Ой вы, Серафимы,
   Дайте мне вон то!
   Дайте мне жевачку
   Чтобы я жевал,
   Дайте кукорячку -
   Я взорву Кагал,
   Дайте мне пилотку -
   Увенчать Главу,
   Дайте, дайте лодку -
   Я на Хуй уплыву.

* * *

   Когда я сердце Пиросмани
   Солёным языком лизал,
   Семён Абрамович у Мани
   Златую печень вырезал.
 
   Сочящаяся сонцем линза
   Рыгнула в небе, сьвет потух.
   А я всё плакал и молился,
   Чтоб сьнизошол на нас бы Дух.
 
   О, утоли моя печали!
   А я хочу, как Антиной,
   Промасленными кирпичами
   Дристать в лазури ледяной.

* * *

   Зайдя в зелёный поездочек,
   молю я вновь, чтоб ебануло гексагеном,
   Чтоб улетели на Луну колёсики,
   пантограф,
   и до Хуя бы канонических примочек
   на разхуяченныя лики
   звёздный зограф
   чтоб наложил,
   прельстясь высоким тленом…
   Помилуй мя, Божочек.

* * *

   Дымза Галицкий медленно пел -
   Всё про то, где какое, и что из чего,
   Но законьчить он, хой! не успел,
   На полноте прервали его. ^[2]
 
   Маша Клинская, в жгучем дыму
   Из Замория прянув сладимым моржём,
   Обеспизьдила Душу ему
   Приснопевчим пернатым Ножом.
 
   А потом деревянной Клюкой
   Разъебошила на Хуй всей Земли города,
   И сверкала Душа её, хой!
   Словно око в Елде у крота.

* * *

   Смысла я осилил смоль,
   Наломал соломьев,
   Жызни я изведал боль,
   Как Давид Самойлов.
 
   Памятник поставьте мне,
   Ёбаные бляди!
   Но не здесь, а на Луне,
   Или в Ленинграде.

* * *

   Из Града медного, медового,
   Зажыканного в дали грозовыя,
   Низвергся тёплый сипловоз.
 
   И Удом раскалил, словно Адам Кадмон,
   Он мертвенного небосвода олово
   Над Русью куньею, куда в блистаньи Рос
   Он захуячен был как бы ударом кыя
   Сквозь млеко жяркое врямён,
   И стало невьебенно лучезарно.
 
   К Нему слетелись наподобьи ос
   Народа мымзики, Тщетой ведомого,
 
   И говорили: "О, железнай Гыгымон,
   Вези жа нас туда, где наша Ниневия,
   Где наш Израель, Китеж и Давос,
   Где наша Школа, Церковь и Козарма,
   Когда Ты Силами сюда зафинделён,
   Ты увези нас прочь от Иобанного Змия…
   О, ты не смейся, мы всырьоз!"
 
   Они все были мёртвыя, но стали вдруг жывыя,
   И Он на небо их повёз.

* * *

   Я направил в облака
   Объебошенные крыла,
   Только цель моя далека,
   И мешает мне урла.
 
   Я нечуемую смолу
   Растоплю на ярый воск,
   Жалом праведным урлу
   Я ужалю в их общий мозг.
 
   Стану острым я, как стрела,
   Излечу я свой старикоз,
   А обжоханная урла
   Превратится в гнутых стрекоз.
 
   Полетят стрекозы домой,
   В неподвижную Сибирь,
   Их там встретит глухонемой,
   Неприятный довольно Хмырь.
 
   И наступит громный июль,
   И мешать не будет мне никто,
   И тогда я сяду за Руль,
   Помолившись деду Пихто.
 
   Сладкий гром в облаках бабах,
   Терпкий ад под землёй тытых…
   Я стряхну стародавний страх
   С объебошенных крыл моих.
 
   Я водой города спалю,
   Я поля огнём напою,
   А потом я лягу — посплю,
   Чтоб проснуться в тёмном раю.

* * *

   Какой Шандец суждёнут Мъне,
   Какой подвергнусь Я Хуйне?
   Скажи, скажи, гадалка!
   Она: Покорен будь Судьбе!
   Воткнётся в Жопочку Тебе
   Берёзовая палка!

* * *

   Демоны чвохънутыя пиздять,
   Что лет мне уж иакобы дваццать пять.
   Но я царзтвенно ссу на злоумный их ков,
   Я их в Жопе видал, мудаков.

* * *

   Сьел Я булочку, допустим, с маком,
   А блюю каким-то габриаком.
   Как же все не просто под Луной,
   Особливо в случяе со Мъной!

* * *

   Мёрзлый Шпынь из коросты и мела
   Ойкумену седую разъемлет,
   Чтоб она
   Колыбельную Дьяволу пела
   И ждала бы, пока он задремлет…
   О-бана!

* * *

   некоему певцу
 
   Ты лучьще на хухоньке пой,
   А не на стогнах, как чмошный гобой,
   Или, прости Господи, Земьфира.
   Вот тебе указанье, родименький мой,
   От Скрытаго Пастыря Мира.

* * *

   нечуемым братьям моим
 
   Есьли б мы всё время вьверьх тянулись
   Наподобьи стройных тонькых лип,
   Никогда бы мы не пезданулись,
   Никогда мы на Хуй не пошли б.

* * *

   Зреть всё моё вам не можно, не можно,
   Да вам это впрочем не нужно, не нужно -
   Сразу вам станет тревожно, тревожно
   И все вы подохнете дружно.
 
   Вы в мою норку не суйтесь, не суйтесь,
   Будете в ней вы не дома, не дома,
   Вас разъебёт моя горькая супесь,
   Тьма моего чернозёма.
 
   Вы лучше себе на иврите пиздите,
   Вы лучше лежите в кровати, в кровати,
   Вы лучше пойдите пожрите, посрите,
   И поучавствуйте в пати.
 
   О, всё моё так червиво, червиво,
   Так глупо, что можно уссаться, уссаться.
   Но моего прокажённого дива
   Я вам не позволю касаться.

* * *

   Смутно
   чвохнула
   плавкая
   кукорячка,
   Боги,
   боги,
   платите
   налоги!
   В новом
   веке
   всем
   имбицилам
   будут
   имплантировать
   в Жопу
   свободу
   слова.
   Господа
   европейские
   мандавошки!
   Не смотрите,
   пожалуйста,
   что я русской,
   Я даже
   Ртом
   говорить
   умею,
   Вот
   послушайте:
   кошка,
   кукышка,
   пышка.
   Каждому
   беженцу —
   по мухобойке!
   А
   в Саратов я
   хуй поеду.

* * *

   Ах вы сучее племя!
   Ах вы козее вымя!
   Но придет моё время,
   Прогремит моё имя.
   Прозвенит моё стремя
   И спадёт моё бремя,
   Я зажгу моё пламя,
   Подыму моё знамя,
   И Перуново семя
   Оросит моё темя.

* * *

   Когда лечу Я мыслию крылатой
   Вовне,
   То Мъне
   Не нужен на Хуй никакой вожатый.

МИМОЛЁТНОЕ

   1.
   Зюзенька Лысая мне говорит:
   Что-ж твое Серце уже не горит!
   Было светло от тебя, а щас тускло.
   Ну что же, ну ёбаный, значит потухло.
 
   2.
   Врачи без границ,
   Грачи без ресниц,
   Кирпичи без глазниц,
   Столоначальники без концов,
   Первопечатники без краёв,
   Правозащитники без хуёв.
 
   3.
   Я пойду в разведку
   И возьму пипэдку
   С собой.
   Капну один разик
   В Мой бордовый Глазик
   Слепой.
 
   4.
   Матрешёчка упала со стола.
   А ведь какая стойкая была!
 
   5.
   ИЗ БЁРНСА
 
   Идя за моим гробом,
   Не кройте меня Ёбом —
   Ведь это всё же грех!
   А то ведь из могилы
   Я Ёбом большей силы
   Покрыть могу вас всех.
 
   6.
   одному там
   Нам с тобою б догадаться
   И просто на Хуй не рождаться.
 
   7.
   Подарил копейку
   Мне Бог.
   Сел я на скамейку
   И здох.
 
   8.
   — В начале было Слово…
   — Да, помню, было клёво!
 
   9.
   ты щяс тут откроешь там это
   и вынешь одтуда что надо
   ах если б и мне бы как ты бы
 
   10.
   Oi, dernite, bratishki,
   dernite
   Menya vy za moyo modernity!
 
   11.
   Мы перед Вами
   Шапку сымем -
   Ведь мы без имя,
   А Вы с имем!
 
   12.
   В стране, где Сороть голубая,
   Сижу я, в Жопе колупая,
   И думаю, что мне велик
   Огромный огненный мой Лик.
 
   13.
   У меня на кацавейке золотыя змейки,
   А ты такой простой простой простой как три копейки.
 
   14.
   Надоело
   Не надо — не ело
   Над О, Е — ЛО
   Под О, Е — тоже
   Подаёт уже
   Уже подаёт надежды
   Жэ подоят единожды
 
   15.
   Немота досталась мне в удел,
   Чтоб я больше Ротом не пизьдел.

* * *

   Будя уснувший Мир предгыбельной кантатой,
   Я в чорный Ад качусь на звонькых колесах,
   А ты сидишь в нейлоновых трусах,
   Эдэмским кипятком нечяянно обдатый.

ПОЭТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

Стихотворение в прозе (подражание Тургеневу)

   Хочу сказать вам, братья мои, что я не имею
   никакого отношения к этому поэтическому вечеру.
   Я встретил бы поэтическое утро, но его в
   ближайшее время не предвидится; так что
   приходится одному гореть слабым лучиком.
   Но это я, конечно, шучу.

* * *

   1.
   мальчику Ж.
 
   Твое угрозлое мурло
   Из стенки выперло,
   Меня ебло.
   Но духа выспреннее острие
   Вонзил я сразу же
   В мурло твое.
 
   2.
   мальчику Ё.
 
   Ты несмысленная блядь,
   Абсолютный круглый нуль.
   Что ты можешь мне сказать?
   Максимум — буль-буль, буль-буль.
 
   3.
   мальчику Ц.
 
   С тобой рожденьем мы не одинаки:
   Я из Адамовой Груди, а ты из Сраки.
 
   ПРЕДЛОЖЕНИЯ ЛЮДЯМ, КАК ПОВЫСИТЬ
   КОМФОРТОБЕЛЬНОСТЬ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА,
   ЧТОБЫ ЛУЧЬЩЕ ЖЕЛОСЯ
 
   1.
   Я понял — нам не нужно звезд,
   Сих тусклых луидоров:
   Их, как увявших Поммидоров,
   Никто не сьест.
 
   2.
   Чтоб у тёплых Подпетрёнок
   Был и вкус, и статус свой,
   Отшимпилуйте пропёнок
   Через сондач хрящевой.

* * *

   Пьян я горнею тоской,
   Выщнею печалью то бишь.
   Я насрал на род люцкой,
   Состоящий из уёбищ.
 
   О, придите на поклон,
   Кто ещо чуть-чуть остался!
   Будем пить одеколон
   За меня, святого старца.

* * *

   Я Пезду Свою глубоко сокрыл,
   От людишек она Мъною спрятана.
   В неизрывный сьвьятой превротилася клад она,
   Как в Селезёнке Мефодия тайный Кирiлл.

* * *

   ДЛЯ КНИГИ "ОБЩЕЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ
   ПОЛИТКОРРЕКТНЫХ ГРАЖДАН СВОБОДНОГО МИРА"
   ("A GENERAL GUIDE FOR POLITICALLY
   CORRECT CITIZENS OF THE FREE WORLD")
 
   A man's coition with an animal
   Is possible (and isn't a perversion).
   But if you, for example, fuck a cat,
   It ought to be performed with caution. ^[3]

* * *

   Я выжал аорту
   В реторту -
   Для торту,
   Для натюрморту
   Особого сорту.
   Был я за это принят в Когорту
   И избежал свово роду аборту.
   А что я из дольняго изгнан курорту -
   Так ну его к Чорту!
   Ну его к Чорту!

* * *

   В нежном мареве рубиновом,
   Светлой окрылён тоской,
   Мотя Бродский мастурбировал
   На углу Тверской-Ямской.
 
   Мимо шли гиппопотамусы,
   Гимн играя на струнах,
   И кривые Нострадамусы
   В древнегреческих штанах.
 
   Ой ты, счастье колыбельное!
   Отчего же так темны
   Эти флаги корабельные
   Усыплённыя страны?

* * *

   Огонь меня сьнедал,
   Перун меня чьморил,
   И солнце зимнее
   ебалося со мною,
   И синие глаза
   земле я засорил
   Тысячелистою Хуйнёю.
   Воды клевещущей
   Мальчышеский изгиб!
   Она течёт, круглоголоса,
   К тому, с кем правота
   Пизьдела из-под глыб
   И солнце зимнее еблося.

* * *

   О, этот дикий, грозный сад,
   Где преисполненные силы
   Порфироносные Мудилы
   Меж клёнов блядских верещат!
 
   Здесь пестовал меня пророк
   Дремучей пропиздью лучистой,
   Когда Хуйне тысячелистой
   Давал я руку чрез порог.

* * *

   Президент Елдышкин кызел,
   Это ясно всем.
   На гашиш он цены снизил -
   Было восемь, стало семь.
   Но зато теперь на улице
   Запрещается свистеть
   Всем, и даже птице курице,
   Вообще Пиздец.
   Нет от его новаций толку -
   По сути, сделал вот он что:
   От горя он народного
   Одну отрезал дольку,
   Но тут же приклеил,
   Ебёноть, новых сто.

* * *

   Вытер руки ты об я,
   Потому что ты свинья.
   Заебли меня скоты -
   Вытру ноги я об ты.
   Поднасрали вы на мы,
   Вы — вандалы, дети тьмы.
   Чтобы стали вы мертвы,
   Поднасрём и мы на вы.

* * *

   — Нет Хуя у тебя, — сказал один другому.
   А тот смолчал и стал того ебать.
   И все кругом сказали: — Вот ведь, Блядь,
   Поди такому возрази крутому.
 
   Но, граждане, сей довод не сильней,
   чем ссылка на сам факт наличья тела:
   Цветаева ведь Хуя не имела,
   А всё ж ебала Софью Голлидей.

* * *

   В невской Шпырднице ребрится
   Адамантовый гранат,
   На приколе серебрится
   С лёхкой припездью сенат.
 
   Объебошены бордюры
   Круглоярою пилой,
   А во рту у дяди Юры
   Хуй трепещущий гнiлой.
 
   Как люблю я в дни такие -
   Ёб, Чадаев, твою мать —
   О блаженной Евдокии
   Песни тихие слагать.

* * *

   Что вчера происходило с я?
   О, вы будете смеяться —
   Абсолютно ни Хуя!
   На плече моём холодном
   Золотой не вырос гриб,
   Никаких в дремучий полдень
   Не слыхал я певчих рыб.
   Лишь со свистом растворился
   В животе моём ларец,
   И бесклювый прямо в сердце
   Выебал меня скворец.

* * *

   Белые цветы,
   Синяя кровать…
   — О, пошёл бы ты
   На Хуй, так сказать!
   — На Хуй? Почему?
   Чем я виноват?
   — Чувству моему
   Ты противен, брат.

* * *

   Аделаида Мосолова
   Не обладала чувством Слова.
   И каждый раз, начав рещи,
   Она сбивалась и пердела,
   И, возбудяся до предела,
   В неё впивалися Клещи.
   ……………………………
   Читатель! Чти язык родной!
   Ленивой не кропи слюной
   Глоссолалических солений!
   Не то, безумный Антиной,
   Ты будешь ввергнут ледяной
   Невинно-ёбнутой Селеной
   В безречный Ад, Аид речной,
   Пиздоязычья нильский гной,
   В злой Нил немотныя вселенной.

* * *

   Когда я немного пидорасту,
   Стоять я буду на посту,
   И будет видно за версту
   Мою священную Пезду.

* * *

   О, эта терпкая охрюклость
   Духовных пищ -
   Как будто выпуклая впуклость
   Мирских говнищ,
   Как будто тайная свобода
   Златых Кишок -
   Там огнедышащая сода
   Хмельнее мёда, слаще йода,
   Там чьмошных дум полёт высок,
   Там рдеет предзакатный сок
   Желудочного небосвода,
   Там ангельскаго Пищевода
   Литой кусок.

* * *

   Есьли мы помрём, то будет что?
   Ни Хуя, скорей всего, не будет.
   Только дед обчуханный Пихто
   Нас своим дыханием остудит.

* * *

   Медведям и гиеннам моё золото кину -
   Ни перстней мне не жалко, ни бус.
   О, распни меня, край мой, палач мой святой,
   Я уже ничего не боюсь.
 
   Ничего моё племя хмельное не хочет,
   Только хлеба, кнута и войны.
   Я пойду к моим братьям, туда, где детей четвертуют,
   Погляжу, как прекрасны там все и пьяны.
 
   Пусть велит государь наш язык мне отрезать,
   Мои глазки косые пусть выклюет грач.
   Только кровь свою пить я хочу, о стрельцы, о солдаты,
   Только в отчем зверинце с волками играть.
 
   Так сожги моё сердце, Зевес мой болотный,
   На скифских углях, на хантыйских дровах,
   Напои меня кровью чухонской, жидовской, орлиной,
   Облачи меня в перья мещерских Эриний,
   О безногий, о китежский Вакх!

* * *

   Африканеры плохия,
   Злыя конголезы
   Закуют меня в глухия,
   Гулкия железы.
   Отбиваясь от неявных,
   Оддалённых Дядек,
   Я, хоть я один из Главных,
   Всё же выпью ядик.
   Уебячивая Ротом
   Воздухи льдяныя,
   Я взорвусь Солнцеворотом
   Ради вас, родныя.
   Расколюся, растекуся
   Талыми лучями
   Ради ветошного Гуся
   С Божьими очами,
   Чтоб некаянно сошлися
   Кольцы зюжьих дужек,
   Чтоб щедроть паучье-лисья
   Засвербила в душах,
   Чтоб смеялась шишья Осень
   В запертой деревне,
   Где сьвященной Жопой оземь
   Ёбнулся я древле.

* * *

   В Александровском Саду
   С чорной розою в Заду
   Я повешуся на клёне
   И тихонько отойду.
   Если мимо кто пойдёт -
   Пусть в Очко мой Труп ебёт,
   Как бы там у него много
   Ни было других забот.
   А потом, в кругу семьи,
   Глазки выкалов свои,
   Пусть расскажут те, кто видел,
   Как вишу я в забытьи
   Том, которого достичь
   Ваш мирской не в силах кичч -
   В том, которому причастны
   Только Глист, Паук и Сыч.

НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК

   1.
   Дорогие москвичи,
   Пшли вы на Хуй,
   Я удавлю вас
   Красной рубахой
   С медной бляхой,
   Дорогие москвичи,
   Хуй вам в Жопу
   Вместо укропу
   Девятнадцать раз.
 
   2.
   Закишели братки кагалом,
   А сестрички вобще блин калом,
   Голубые жиды,
   Голубые жиды -
   Это есть Великое в Маломъ.
 
   3.
   Из индевеющей ты выплыл
   темноты,
   как небольшой кусочек мяса в борще.
   Я оглянулся посмотреть,
   не оглянулся ли вдруг ты,
   щтоб посмотреть -
   а щто такое вобще?

* * *

   Я дяде Васе как-то нагрубил,
   А дядя Вася Хуй мне отрубил.
   И я с тех пор уж не такой счастливый,
   Но всё ж горю, как угль
   под хладною золой,
   Всё жарче мой огонь,
   всё тоньше серый слой…
   А дядя Вася — он совсем не злой,
   Он столь же строгий,
   сколь и справедливый.

* * *

   1.
   Я выспренне жыву
   с ни с чем не схожей Рожей,
   Стремлюся вольно к высотам,
   я слышал — говорят,
   что я мол нехороший
   какие то людишки там.
 
   Ну что-же! За такое в бошку
   им Дулю Медную
   перун зафинделит
   И Жалом их язьвиць
   пошлёт Святой синклит
   невидимую огненную Мошку.
 
   2.
   Слогая солнечные гимны,
   грызя немые валуны,
   Я на скалбх жыву,
   гнушаясь дола.
   И уж скорее захуячит
   вас всех в Пезду седой Луны,
   Чем я низъёбнуся с Престола.

* * *

   1.
   Златожопую Луну
   Звал на тризну злой Закат.
   Мне, седому шалуну,
   Мальчик молвил: "Гадъ".
 
   Застегнул я коверкот
   Быстро: пуговки-то две…
   А вдали пылал Восход,
   Как аутодафэ.
 
   2.
   Где-то неподалекэ
   Харкал кровию Восход.
   Мне, больному старику,
   Мальчик молвил: "Скотъ".
 
   Я последний сьел мускат,
   Тихо прочь попёръ, понуръ…
   А внутъри горел Зокат,
   Как бякфордов щнур.

* * *

   О, есть ли кто другой,
   Как я — ни для чего,
   Кому чумной покой
   На детское чело
   Тяжёлый возложил
   Скукоженный венец
   И вместо крови влил
   Расплавленный свинец,
   Кого врождённый тиф
   Избавил от забав,
   Кто, солнце проглотив
   И сразу изблевав,
   Рот широко открыл,
   Ой, ротик свой большой,
   Чтоб Бог его поил
   Касторкой и мочой?

* * *

   В местах общественных развлечений
   Тупые бляди ебут муму,
   А я один средь безмолвных теней
   В моём таинственном терему.

ПЕСНИ ПРЕДВИДЕНИЯ

   1.
   Долбанётся, чекалдыкнется
   Ойкуменочька фъся,
   Всё страшным образом пездыкнется -
   Вот что я вам предрекаю, дьрузья,
   Вот что я вам предрекаю, дьрузья.
 
   Сонце лучиком подавится
   И падут города.
   Всё стухнет, что вы жьрали давечя -
   Вот что я вам доложу, господа,
   Вот что я вам доложу, господа.
 
   Каждому дадут по бляшечке,
   Приползут Червяки.
   И все вы весело запляшете -
   Вот что я вам предвещаю, братки,
   Вот что я вам предвещаю, братки.
 
   2.
   За сьтеклом летейских струй,
   В склизко-пурпурном хлеву
   Шашенька отрубит Хуй,
   Зюзя Гвоздь вобьот в Главу.
 
   Это будет
   Семинар
   По раз-
   ра-
   бот-
   ке
   справед-
   ливых
   кар.
 
   Шаша выпусьтит Кишьки,
   Зюзенька отнимет речь,
   А потом прочтут стишки
   И станут ацким Пламем жечь -
 
   Проведут
   Факультатив
   По у-
   стра-
   не-
   нью
   Всех аль-
   терна-
   тив.

* * *

   О Ссыне, щто там пьорнуло в Гъруди?
   А это, Ёпче, Сёрце Кровъю облевалось.

* * *

   В наше врёмя многыя хуюношы
   Уссано и пиздьменно блядеют
   Иносранныими ебздыками.
   Ети бзднанья ссуть один из йих
   Неотъеблемыих отъебутов.

* * *

   Царь земной юдоли — очень хитрая Свинья,
   Ток пускает блядьский чорной кровью через я.

* * *

   Положи мне на крыла изъязвлённые
   Лавр колючий из садов белокаменных,
   Что склонились над рекою стреноженной
   И из ран её всё пьют — не насытятся,
   Середь пустыни одень москворецкия
   Меня в саван ты шиповый без жалости,
   Всеми язвами принять заповедано
   От когтистыих листов мне лобзание.
   Ты добудь их красным утром погибельным,
   Мимо стражи прянь кремлёвскою векшею
   И тернового нарви ты мне листвия
   С восьмиперстыих ветвей Азраиловых.
   Не смотри, что отдан я на склевание
   Неотгонной Дребезде со Куропию -
   Так и нужно, чтобы медные коршуны
   Над Бояновой ругалися перстию.
   О, я ведал сыспокон, что на праздичном
   В стольной вотчине распнут меня ясене,
   Да только Бог мне не сказал, что потребуют
   От мещерския желны — злата мёртвого.
   Ты не плачь, когда о пристань гееннскую
   Я хохочущей ударюся сельдию,
   Ты на очи положи мне отцветшие
   Малый листик из Евангелья гусьего.

КАК ЭТИ

   1.
   Кофе остыло. Больше уж не нажать
   указательным кнопку — много ж, видать, та лунка
   обломала ногтей! Лучше, смотря назад,
   смахивать пепел (в профиль — на Нибелунга
   с настоящей базукой, чьего кольца
   не найти в ноздре, в мокром тазу — тем паче).
   Так саднит, траузерам кость предпочтя, культя,
   что Геракл хитон свой — перьям апачей,
   так седеют от грыжи — видать, теперь
   дуля в цене, либо — поклеп колосьев
   на скурвившийся дол, коему друг степей
   тоже всыпал стопою. Я, словно тот Иосиф,
   пью в пещере в обществе граций, нимф, ангелиц, богинь,
   бьющих в баклуши, в колокола небесна -
   в просторечьи — града. В их звонком "дзынь"
   лавреату мнится лебяжья песня
   мандарина. Чем дольки делить на сто,
   раскрути лучше глобус, как Индра, будь он пидор — Наля.
   Так добиваются славы. А что?
 
   А что,
   если это — проза, да и дурная?
 
   2.
   Горгоны гвельф, не пряча в гроте гурт,
   я молвлю: морс — мерзее маргарина.
   Вепрям — вопрос: где был я в Горний Год,
   когда моргали в морге маргиналы?
 
   А в коме с кем я? Наг, девятинюх,
   не русский, но раскос, не лгут дагуры.
   На что мне, Штурман, двадцать дево-ног?
   Я сам драгун, не трогаю другое.
 
   Размер маразма, гроба габарит
   мне перемножат жмоты на таможне.
   — Не спи, не спи, художник, — говорят, -
   не предавай сосну! И я о том же.
 
   3.
   а)
   Бабушка меня спросила:
   Свет мой Оленька, давно я мучусь,
   Как исправней, поведай мне, светик,
   Говорить — «хотишь» или "хочешь"?
   Я ведь в МГУ-от не училась.
 
   Ей с поклоном я отвечала:
 
   — Человек — что старая телега,
   Никогда её не исправишь,
   Одно колесо у ней приладишь,
   Глядь — другое отвалилось.
   Вон Аверинцев — страшное дело:
   Глубок, как чертово болото,
   Высок, как кудыкины горы,
   А все равно картавит.
   Так что говори, как пожелаешь,
   Как хотишь, родная, как хочешь.
 
   б)
   Когда я свечкою дрочу,
   Я не помню ни о чем.
   Но все ж я знаю, что по чем,
   И я сказать тебе хочу:
   Бессмертен тот, кто жжет свечу,
   А тот, кто дружен с палачом,
   Подобен кирпичу.

* * *

   Моя юродивая лира
   Звенит в терновом Серце мира.
 
   Это Серце — пылающий храм,
   Я в него не пущу гегемона земли — агасфера-мздоимца,
   От этого Серца струится
   Господня Кровь по жалобным струнам.
 
   А сегодня Оно разорвётся,
   И красная со звёзд посыплется извёстка,
 
   Но не будет ни Трубы, ни грома
   Горних войн -
   Только чорных струн опустошённых
   Загрудинный звон.