Страница:
– В делах такого рода время всегда работает против нас. Надо действовать как можно скорее. Если я смогу, то вступлю в контакт с "Цезарем" сегодня же вечером.
"Цезарь" было кодовое имя, данное в операции Монтелеоне. Между собой или в передачах агенты должны всегда употреблять псевдонимы и никогда – настоящие имена.
– Я так и думал, – сказал Ханно. – "Цезарь" работает в ракетной испытательной лаборатории, она находится в пятнадцати километрах от города, по дороге в Файзабад. О контакте в лаборатории не может быть и речи. Даже если допустить, что это возможно, в чем я сомневаюсь, это было бы слишком опасно.
– Вы правы. Не нужно лишнего риска.
– Я хорошо изучил привычки "Цезаря". Каждый вечер он возвращается к себе около восьми часов...
– Один?
– Его машину водит шофер из МВД, но это не какое-то особое обращение с ним. Его русских коллег защищают таким же образом. Иногда он выходит из машины в городе, чтобы сделать кое-какие покупки, но это бывает не каждый день, и, в любом случае, шофер выходит тоже и не теряет его из виду.
– Значит, по дороге это тоже невозможно.
– По дороге невозможно. Остается – у него дома. Дом день и ночь охраняется двумя милиционерами, смена каждые четыре часа: в восемь, в полночь и четыре часа – ночью и утром. Вилла стоит посреди сада, там легко спрятаться. У "Цезаря" есть домработница из шпетов. Зовут Мария. Но на нее вы рассчитывать не можете.
– Она живет в доме?
– Да, в мансарде. Она немного глуховата и потому не опасна. Но имейте в виду: если вы устроите шум, достаточный, чтобы разбудить ее, милиционеры с улицы услышат вас подавно.
– Как я смогу войти в дом? Не могу же я позвонить в дверь, если в двух шагах стоят легавые.
– У меня есть ключ от служебной двери.
– Браво!
– Это было очень просто. Мария не подозрительна и было детской игрой "позаимствовать" ключ у нее из сумки, пока она ходила за покупками, сделать с него отпечаток и положить на место.
– Все равно поздравляю. Хорошо, что вы подумали об этом.
Ханно Гугенбергер закурил сигарету.
– Это часть моей работы.
– Сад огорожен?
– Да. Справа, если стоять лицом к улице, стена, отделяющая сад от другой виллы. Слева она идет вдоль тропинки, ведущей к другим домам. Сзади также есть дорожка. Обычно из двух милиционеров один находится на улице, другой на задней дорожке. Время от времени они встречаются на боковой тропинке. Тем не менее, именно там вам нужно пройти. Самое лучшее, если вы некоторое время понаблюдаете за ними.
– Рутина.
Ханно достал из кармана блокнот и карандаш и стал рисовать на одной из страниц.
– Вот план дома. Вы войдете здесь... прямо на кухню. Здесь дверь. Войдете в нее и окажетесь в холле. Это столовая... Кабинет... Спальня "Цезаря"... Ванная комната... Здесь большой шкаф, который может послужить вам укрытием в крайнем случае. Дверь в погреб. Туда не ходите: это тупик... Лестница, ведущая на чердак и в комнату Марии.
Ханно вырвал листок и протянул его Юберу, который тщательно изучил план, чтобы запомнить его малейшие детали. Когда Юбер убедился, что все запомнил, он взял у своего товарища блокнот и карандаш и воспроизвел рисунок по памяти. Сличение. Прекрасно. Юбер сжег оба листка, потом тщательно раздавил пепел в стоявшей на столе пепельнице.
– Я не думаю, что "Цезарь" сможет вам дать то, что вы у него попросите. В лучшем случае вы получите это не раньше завтрашнего вечера. Мне очень жаль, что я не сумею вас эвакуировать раньше, но ничего не могу поделать. Я имею приказ не делать ничего, что может привлечь ко мне внимание; а прогуливать работу именно в этот момент... Это может навлечь на нас неприятности.
– Я с вами совершенно согласен. Не волнуйтесь из-за этого. Юбер не мог сказать, что его инструкции предусматривали, что для возвращения он должен обратиться к другому агенту, ничего не знающему о деле.
Они разговаривали еще долго. Ханно набросал на листке бумаги общий план Сталинабада, указав Юберу основные пути, автобусные линии, стоянки такси, расположение милицейских участков, государственные здания и т.д.
В девять часов Ханно Гугенбергер простился с Юбером, пожелав ему удачи. Ханно Гугенбергер не был суеверным.
Юбер тоже.
Юбер, пришедший на полчаса раньше, легко проник в сад виллы, расположенной в пятидесяти метрах от дома Монтелеоне. Он влез на лиственницу – довольно хорошее укрытие и хороший наблюдательный пункт – и спокойно ждал, не теряя из виду милиционера, стоявшего у входа в дом итальянского ученого.
Другой милиционер приходил всего один раз, около полуночи, выйдя с маленькой дорожки. Часовые обменялись несколькими словами, потом второй ушел.
Вдруг подъехала машина. Это была серая "победа". Из нее вышли два милиционера: смена караула.
Второй милиционер появился вновь: должно быть, он услышал шум машины. Все четверо о чем-то поговорили, потом закончившие дежурство сели в "победу", а приехавшие остались на тротуаре. Машина уехала. Два милиционера оставались на месте минуты три. Они разговаривали, но Юбер не мог слышать, о чем они говорят. Потом один из них ушел к маленькой дорожке.
Все это не обнадеживало. Юбер не представлял себе, как он проникнет на виллу. Это определенно будет нелегко.
Юбер понимал, что маленькая дорожка ведет к другим виллам. Значит, доступ на нее не может быть закрыт, поскольку по ней должны ходить другие люди... Юбер решил попытаться.
У Ханно он нашел неполную бутылку "столичной" и захватил ее с собой, подумав, что она может ему пригодиться. Во время своих заданий в России Юбер часто удивлялся невероятной снисходительности, которую милиция проявляла к пьяницам. Он еще тогда подумал, что однажды это может ему пригодиться.
Он спустился с дерева, откупорил бутылку и вылил немного водки на одежду. Потом, держа бутылку в руке, он незаметно вышел на улицу.
Внезапно он выскочил из тени и, шатаясь, пересек улицу. Милиционер заметил его, но не сдвинулся с места и пропустил без слов. Поравнявшись с дорожкой, Юбер сделал сильный крен, который естественно бросил его между заборами.
Ничего не видно. Второй охранник был, несомненно, сзади. Не переставая шататься, Юбер задел плечом левую стену и остановился. Его зоркий взгляд быстро обежал стену напротив. Высота не больше двух метров и, кажется, никаких осколков стекла или других сюрпризов на гребне.
Преодолеть это препятствие было не очень трудно. Прыжок в высоту, зацепиться, подтянуться и – хоп! Десять секунд, максимум пятнадцать.
Юбер выпрямился и прижался к противоположной стене. Он собирался прыгнуть, когда на тротуаре появился милиционер и окликнул его:
– Что ты здесь делаешь?
Юбер поднял в руке бутылку, вылив на себя еще немного водки, и ответил нечленораздельным мычанием. Он развернулся, сильно стукнулся спиной о стену, поднес горлышко ко рту и сделал вид, что пьет.
Милиционер подошел, беззлобно ругая его. Привлеченный шумом, появился второй. Юбер оказался между ними.
– Где ты живешь? – спрашивали они.
Юбер ответил неопределенным жестом:
– Значит...
– Как тебя зовут?
– Значит...
– Да он же надрался!
– Покажи нам документы.
– Значит... Значит...
Пока один из милиционеров держал его, другой обыскал, нашел документы, включил карманный фонарик, чтобы прочитать.
– Хайнц Криг... Он шпет.
– А какого черта он тут делает?.. Что ты здесь делаешь?
Юбер икнул и произнес несколько бессвязных слов по-немецки.
– Во дает! – восхищенно заметил один охранник.
Юбер взял их обоих под руки и попытался увести на улицу.
– Пошли... Пошли...
Милиционеры рассмеялись.
– Ты пьян! Совершенно пьян!
– Да, председатель! Да! Значит...
Они вывели его на улицу.
– Ну! Сматывайся! Не заставляй нас вести тебя в отделение.
Юбер обнял их, оставил в подарок практически пустую бутылку водки и ушел, совершая великолепные зигзаги.
Ему было жарко.
5
6
"Цезарь" было кодовое имя, данное в операции Монтелеоне. Между собой или в передачах агенты должны всегда употреблять псевдонимы и никогда – настоящие имена.
– Я так и думал, – сказал Ханно. – "Цезарь" работает в ракетной испытательной лаборатории, она находится в пятнадцати километрах от города, по дороге в Файзабад. О контакте в лаборатории не может быть и речи. Даже если допустить, что это возможно, в чем я сомневаюсь, это было бы слишком опасно.
– Вы правы. Не нужно лишнего риска.
– Я хорошо изучил привычки "Цезаря". Каждый вечер он возвращается к себе около восьми часов...
– Один?
– Его машину водит шофер из МВД, но это не какое-то особое обращение с ним. Его русских коллег защищают таким же образом. Иногда он выходит из машины в городе, чтобы сделать кое-какие покупки, но это бывает не каждый день, и, в любом случае, шофер выходит тоже и не теряет его из виду.
– Значит, по дороге это тоже невозможно.
– По дороге невозможно. Остается – у него дома. Дом день и ночь охраняется двумя милиционерами, смена каждые четыре часа: в восемь, в полночь и четыре часа – ночью и утром. Вилла стоит посреди сада, там легко спрятаться. У "Цезаря" есть домработница из шпетов. Зовут Мария. Но на нее вы рассчитывать не можете.
– Она живет в доме?
– Да, в мансарде. Она немного глуховата и потому не опасна. Но имейте в виду: если вы устроите шум, достаточный, чтобы разбудить ее, милиционеры с улицы услышат вас подавно.
– Как я смогу войти в дом? Не могу же я позвонить в дверь, если в двух шагах стоят легавые.
– У меня есть ключ от служебной двери.
– Браво!
– Это было очень просто. Мария не подозрительна и было детской игрой "позаимствовать" ключ у нее из сумки, пока она ходила за покупками, сделать с него отпечаток и положить на место.
– Все равно поздравляю. Хорошо, что вы подумали об этом.
Ханно Гугенбергер закурил сигарету.
– Это часть моей работы.
– Сад огорожен?
– Да. Справа, если стоять лицом к улице, стена, отделяющая сад от другой виллы. Слева она идет вдоль тропинки, ведущей к другим домам. Сзади также есть дорожка. Обычно из двух милиционеров один находится на улице, другой на задней дорожке. Время от времени они встречаются на боковой тропинке. Тем не менее, именно там вам нужно пройти. Самое лучшее, если вы некоторое время понаблюдаете за ними.
– Рутина.
Ханно достал из кармана блокнот и карандаш и стал рисовать на одной из страниц.
– Вот план дома. Вы войдете здесь... прямо на кухню. Здесь дверь. Войдете в нее и окажетесь в холле. Это столовая... Кабинет... Спальня "Цезаря"... Ванная комната... Здесь большой шкаф, который может послужить вам укрытием в крайнем случае. Дверь в погреб. Туда не ходите: это тупик... Лестница, ведущая на чердак и в комнату Марии.
Ханно вырвал листок и протянул его Юберу, который тщательно изучил план, чтобы запомнить его малейшие детали. Когда Юбер убедился, что все запомнил, он взял у своего товарища блокнот и карандаш и воспроизвел рисунок по памяти. Сличение. Прекрасно. Юбер сжег оба листка, потом тщательно раздавил пепел в стоявшей на столе пепельнице.
– Я не думаю, что "Цезарь" сможет вам дать то, что вы у него попросите. В лучшем случае вы получите это не раньше завтрашнего вечера. Мне очень жаль, что я не сумею вас эвакуировать раньше, но ничего не могу поделать. Я имею приказ не делать ничего, что может привлечь ко мне внимание; а прогуливать работу именно в этот момент... Это может навлечь на нас неприятности.
– Я с вами совершенно согласен. Не волнуйтесь из-за этого. Юбер не мог сказать, что его инструкции предусматривали, что для возвращения он должен обратиться к другому агенту, ничего не знающему о деле.
Они разговаривали еще долго. Ханно набросал на листке бумаги общий план Сталинабада, указав Юберу основные пути, автобусные линии, стоянки такси, расположение милицейских участков, государственные здания и т.д.
В девять часов Ханно Гугенбергер простился с Юбером, пожелав ему удачи. Ханно Гугенбергер не был суеверным.
Юбер тоже.
* * *
Улица Чита, полночь.Юбер, пришедший на полчаса раньше, легко проник в сад виллы, расположенной в пятидесяти метрах от дома Монтелеоне. Он влез на лиственницу – довольно хорошее укрытие и хороший наблюдательный пункт – и спокойно ждал, не теряя из виду милиционера, стоявшего у входа в дом итальянского ученого.
Другой милиционер приходил всего один раз, около полуночи, выйдя с маленькой дорожки. Часовые обменялись несколькими словами, потом второй ушел.
Вдруг подъехала машина. Это была серая "победа". Из нее вышли два милиционера: смена караула.
Второй милиционер появился вновь: должно быть, он услышал шум машины. Все четверо о чем-то поговорили, потом закончившие дежурство сели в "победу", а приехавшие остались на тротуаре. Машина уехала. Два милиционера оставались на месте минуты три. Они разговаривали, но Юбер не мог слышать, о чем они говорят. Потом один из них ушел к маленькой дорожке.
Все это не обнадеживало. Юбер не представлял себе, как он проникнет на виллу. Это определенно будет нелегко.
Юбер понимал, что маленькая дорожка ведет к другим виллам. Значит, доступ на нее не может быть закрыт, поскольку по ней должны ходить другие люди... Юбер решил попытаться.
У Ханно он нашел неполную бутылку "столичной" и захватил ее с собой, подумав, что она может ему пригодиться. Во время своих заданий в России Юбер часто удивлялся невероятной снисходительности, которую милиция проявляла к пьяницам. Он еще тогда подумал, что однажды это может ему пригодиться.
Он спустился с дерева, откупорил бутылку и вылил немного водки на одежду. Потом, держа бутылку в руке, он незаметно вышел на улицу.
Внезапно он выскочил из тени и, шатаясь, пересек улицу. Милиционер заметил его, но не сдвинулся с места и пропустил без слов. Поравнявшись с дорожкой, Юбер сделал сильный крен, который естественно бросил его между заборами.
Ничего не видно. Второй охранник был, несомненно, сзади. Не переставая шататься, Юбер задел плечом левую стену и остановился. Его зоркий взгляд быстро обежал стену напротив. Высота не больше двух метров и, кажется, никаких осколков стекла или других сюрпризов на гребне.
Преодолеть это препятствие было не очень трудно. Прыжок в высоту, зацепиться, подтянуться и – хоп! Десять секунд, максимум пятнадцать.
Юбер выпрямился и прижался к противоположной стене. Он собирался прыгнуть, когда на тротуаре появился милиционер и окликнул его:
– Что ты здесь делаешь?
Юбер поднял в руке бутылку, вылив на себя еще немного водки, и ответил нечленораздельным мычанием. Он развернулся, сильно стукнулся спиной о стену, поднес горлышко ко рту и сделал вид, что пьет.
Милиционер подошел, беззлобно ругая его. Привлеченный шумом, появился второй. Юбер оказался между ними.
– Где ты живешь? – спрашивали они.
Юбер ответил неопределенным жестом:
– Значит...
– Как тебя зовут?
– Значит...
– Да он же надрался!
– Покажи нам документы.
– Значит... Значит...
Пока один из милиционеров держал его, другой обыскал, нашел документы, включил карманный фонарик, чтобы прочитать.
– Хайнц Криг... Он шпет.
– А какого черта он тут делает?.. Что ты здесь делаешь?
Юбер икнул и произнес несколько бессвязных слов по-немецки.
– Во дает! – восхищенно заметил один охранник.
Юбер взял их обоих под руки и попытался увести на улицу.
– Пошли... Пошли...
Милиционеры рассмеялись.
– Ты пьян! Совершенно пьян!
– Да, председатель! Да! Значит...
Они вывели его на улицу.
– Ну! Сматывайся! Не заставляй нас вести тебя в отделение.
Юбер обнял их, оставил в подарок практически пустую бутылку водки и ушел, совершая великолепные зигзаги.
Ему было жарко.
5
В деревню шпетов Юбер вернулся в два часа ночи. От него так пахло водкой, что ему чуть не становилось плохо. Он был очень недоволен тем, как прошла его первая попытка вступить в контакт с Монтелеоне.
Он молча шел по узким темным улицам. Время от времени на него лаяли собаки; слышались голоса, приказывавшие собакам молчать.
Дорогу он нашел довольно легко, лишь два или три раза остановившись в нерешительности. Проспав всю вторую половину дня, он не нуждался в отдыхе, но все же хотел поскорее добраться до дома Гугенбергера.
Наконец он вошел в тупик, где жил шофер-немец. Там стояло четыре дома. В конце высокая решетка отгораживала участок земли, отведенный под огороды, и росло несколько кипарисов, дававших днем улочке тень.
Юбер достал из кармана ключ, оставленный ему Ханно, и приготовился отпереть дверь, как вдруг рядом с ним появился массивный силуэт.
– Привет, Ханно! – сказал мужчина по-немецки.
Прежде чем Юбер успел ответить, человек заметил свою ошибку.
– Э! Вы не Ханно?
– Нет, – ответил Юбер. – Я Хайнц Криг, друг Ханно.
Человек включил карманный фонарик и осветил лицо Юбера, который держался настороженно, готовый дать отпор возможному нападению.
– Ханно никогда о вас не рассказывал.
– Несомненно, существует множество вещей, о которых он вам никогда не рассказывал, но которые, тем не менее, существуют.
Мужчина засмеялся.
– Конечно. Меня зовут Лени Хагеманн, я живу в соседнем доме.
Любопытный. Тот самый человек, кого нужно избегать. Юбер ответил:
– Ханно мне о вас не рассказывал. Мужчина засмеялся вновь.
– Ладно! Какие могут быть обиды между соотечественниками. Ханно дома? Я думал, он уехал.
– Он действительно уехал в Самарканд. Вернется через два дня.
– Он оставил вам свой ключ?
– Да, я здесь проездом, и он приютил меня.
Хагеманн переминался с ноги на ногу. Юбер охотно послал бы его ко всем чертям, но он не знал, сколько времени придется оставаться у Ханно, и не хотел превращать во врага своего ближайшего соседа.
– Понимаю, – сказал тот. – Я рад с вами познакомиться. Мы очень любим Ханно.
– Он отличный парень.
Юбер вставил ключ в замок. Хагеманн шумно вдохнул воздух.
– Вы нашли источник водки? – спросил он с тяжеловесной иронией.
– Нет. Я упал с бутылкой в кармане. Бутылка разбилась.
– Понимаю. Вам не повезло. Водка дорого стоит.
Юбер повернул ключ и толкнул дверь.
– Ну ладно, спокойной ночи. Я устал и очень хочу спать.
Но Хагеманн не отставал. Он спросил почти сухо:
– Вы приехали издалека?
Черт бы его побрал!
– Да.
Короткая пауза. Юбер перешагнул через порог, обернулся.
– Спокойной ночи.
– Можно узнать, откуда? Или это секрет?
Юберу захотелось свернуть ему шею.
– Это не секрет. Я приехал из Красноводска, на Каспии.
– Это очень красивый порт.
– Да.
– У меня там живет двоюродный брат.
Черт!
– Хотите, я отвезу ему письмо, когда поеду обратно?
– Посмотрим. Вы приехали по делам?..
– По семейным. Я разыскиваю сестру, пропавшую во время войны. Ее вроде бы видели в Сталинабаде.
– Как ее звали?
– Хильда.
– Хильда Криг?
– Да, но с тех пор она могла выйти замуж.
– Сколько ей лет?
– Было бы тридцать два года.
– У вас есть ее фотография?
– Да, я покажу вам ее завтра, если захотите.
– Лучше покажите мне ее сейчас. Я хорошо знаю район и, может быть, видел ее...
Отказ показался бы странным. Подавляя кипевшую в нем ярость, Юбер вытащил бумажник и достал из него фото, которое ему передали в Вашингтоне вместе с другими документами и "Детальными инструкциями". Это был снимок красивой белокурой девушки в белом платье, немки, погибшей при бомбардировке Гамбурга во время войны.
Лени Хагеманн рассмотрел портрет при свете своего карманного фонарика.
– Она очень красивая, – оценил он.
– Эта фотография была сделана тринадцать или четырнадцать лет назад.
– Конечно, она должна измениться.
– Это вам ничего не говорит?
– Не думаю, что когда-нибудь видел ее. Но если вы оставите фото мне, я смогу расспросить людей, с которыми буду встречаться завтра.
Юбер забрал снимок.
– Сожалею, но я не могу с ним расстаться.
– Значит, из-за этого вы и приехали в Сталинабад? Форма вопроса насторожила Юбера.
– Да, – ответил он. – Вас удивляет то, что я хочу найти мою сестру?
– Вовсе нет... Я считаю, что это естественно. А власти легко дали вам разрешение на поездку сюда?
– Я подал прошение за три месяца до того, как получил его.
– Я вас спрашиваю об этом, потому что местные шпеты имеют вид на жительство, действительный только для Сталинабада. Мне приходится много разъезжать при моей профессии, так мне каждый раз приходится получать разрешение на командировку.
– А кто вы по профессии?
– Монтер линий высокого напряжения.
– Это опасно?
– Очень. Но у нас мало несчастных случаев. Достаточно соблюдать технику безопасности.
– А я шофер, как Ханно.
– Хорошая профессия.
– Да. Не обижайтесь на меня, но я правда падаю от усталости.
– Это водочные пары, – ответил тот, грубо смеясь.
– Может быть. Спокойной ночи.
Юбер отступил и, закрыв дверь, запер ее. Он услышал, как Хагеманн медленно уходит к себе.
Уф! Юбер чиркнул спичкой, чтобы зажечь керосиновую лампу. Его руки дрожали от злости.
– Господин Криг! Господин Криг!
Какая женщина могла знать его имя и то, что он здесь? Какая, если не дочь назойливого соседа, о которой говорил Ханно? Он секунду колебался, не зная, как поступить, потом решил открыть.
– Одну секунду! – крикнул он. – Я иду.
Он встал, надел брюки, сунул ноги в тапочки и пошел к двери.
Девушка была молодой – лет двадцати – белокурой, невысокой и замечательно сложенной. На ее голых ногах были стоптанные полотняные туфли. Красивые, загорелые ноги. Лицо тоже было красивым, во всяком случае милым. Юбер улыбнулся ей и сказал, отступая, чтобы пропустить ее:
– Какое очаровательное видение! Черт меня возьми, если я думал, что сегодня утром меня разбудят таким приятным образом.
Она покраснела. Ее загорелые щеки и вздернутый носик были усеяны веснушками. У нее был молодой и здоровый вид.
– Меня зовут Фрея Хагеманн, – сказала она.
– Фрея, – повторил Юбер. – Богиня весны и любви. Я не ошибаюсь?
Она, конечно, не имела никакого желания беседовать о мифологии.
– Перед тем как уйти сегодня утром, отец попросил меня помочь вам. Хотите, я приготовлю вам завтрак?
– Вы очень любезны. Мне одновременно хочется задержать вас и страшно вас затруднять.
– Вы меня нисколько не затрудните. Я иногда помогаю Ханно.
– Везет ему. Надеюсь, он этим не злоупотребляет?
Она опустила голову и тихо засмеялась.
– О! Нет. Отец часто говорит, что без опаски доверил бы меня ему и через год я бы все равно годилась, чтобы выйти замуж.
Юбер засмеялся.
– Бедняге Ханно это не льстит. Во всяком случае, я из другого теста, предупреждаю вас.
Она пожала плечами и с вызовом посмотрела на него.
– Я достаточно взрослая, чтобы защитить себя...
Он взял ее за талию и притянул к себе.
– Посмотрим.
Он поцеловал ее в губы. Она не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась. Когда он ее отпустил, она мягко закончила:
– Когда мне этого хочется.
– Ну что же! – сказал он, замерев. – В Сталинабаде очень развитые девушки на выданье.
Она засмеялась и направилась к печке.
– Отцы всегда плохо знают своих дочерей. Мой воображает, что его дочь никогда не целовалась с парнями. Мне же все-таки двадцать два года!
Юбер подошел к ней.
– Это верно! Пора заняться вашим образованием.
Она снова вызывающе посмотрела на него из-под ресниц.
– А вы думаете, я дожидалась вас?
– Не знаю, но в любом случае мы могли бы пройти курс повышения квалификации.
Она оттолкнула его.
– Я не говорю "нет", но дайте сначала приготовить вам завтрак.
Он отошел от нее, чтобы закрыть дверь, оставшуюся приоткрытой.
– Вы правы, я умираю от голода!
Сквозь маленькое квадратное окно с очень чистыми тюлевыми занавесками в комнату лился свет. Снаружи светило яркое солнце.
– Кто живет напротив?
Она на мгновение перестала греметь кастрюлями, чтобы ответить:
– Две пары, по одной в каждом доме. Они уходят рано утром и возвращаются поздно вечером. Они очень милые.
Юбер смотрел на дом на другой стороне улочки. Дом был побелен известкой, что придавало ему опрятный и веселый вид. К стене был прислонен сделанный из досок стол на козлах. На нем лежали различные предметы: два больших таза – цинковый и эмалированный, большой кусок мыла, щетка... В узком проходе, разделявшем оба домика, между двумя грубо вытесанными столбами была натянута веревка, на которой сушилось белье. Все говорило о бедности, но о бедности достойной, которая ни у кого ничего не просит.
Он обернулся. Фрея поставила греть воду.
– Я умоюсь, – сообщил он.
Она дала ему тазик с холодной водой, мыло и полотенце. Пока он мылся, она смотрела на него.
– Вы хорошо сложены, – оценила она.
– К вашим услугам, девушка.
Он почистил зубы, потом побрился.
– Ну вот, – объявил он, – зверь во всей своей красе.
– Ваш завтрак готов.
Он сел за стол, она подала еду. Когда она нагнулась к нему, он спросил:
– Вы не носите лифчик?
Она покраснела.
– Он мне не нужен.
– Я могу проверить?
Она засмеялась, отошла от него, не ответив, взяла тряпку и начала вытирать пыль.
– Я надеюсь, что мой отец вам не очень надоел вчера вечером.
Он внимательно посмотрел на нее, желая узнать, что у нее в голове.
– Немного, – сказал он. – Я падал от усталости.
Она фыркнула, на секунду оставив свое занятие.
– Он мне сказал, что вы были пьяны так, что не могли держаться на ногах.
Юбер остался невозмутимым.
– Это совершенно неверно. Вчера вечером я купил в "Гастрономе" бутылку водки и упал. Бутылка разбилась. Поэтому моя одежда пахла алкоголем. Она и сейчас пахнет. Запах стойкий.
– Скоро солнце осветит улочку. Я ее вывешу снаружи... Я вижу, отец все такой же зануда.
Она вздохнула.
– Соседи его не любят. Он повсюду сует свой нос, вмешивается в то, что его не касается. Я уверена, что он назадавал вам кучу вопросов. Вам бы следовало послать его подальше.
Юбер держался настороже, сам не зная, почему. Предчувствие.
– Он мне не мешал. Мне нечего скрывать... А если бы я его послал, он бы, конечно, не велел вам прийти сегодня утром. Как видите, терпение всегда вознаграждается.
Она послала лучезарную улыбку.
– Странно... Отец мне сказал, что вы шофер, но вы не похожи на шофера.
Юбер искоса взглянул на нее и спросил с полным ртом:
– А на кого я похож?
– Не знаю... На кого-нибудь получше...
Юбер сумел улыбнуться. "Осторожно, мой мальчик, малышка себе на уме. Не делай ошибки. Не забывай, что ты шпет, шофер и ничего больше. Старайся думать, говорить и действовать, как шофер из шпетов".
– Вы очень добры, – ответил он.
Он кончил есть.
– Хотите газету? – предложила она. – Пока вы здесь почитаете, я уберусь в спальне.
– Охотно.
Она вышла и вернулась через несколько минут с газетой на немецком, издаваемой в Сталинабаде для немецкого меньшинства.
Он не пошевелился. Она убрала со стола.
– Читайте спокойно.
Он погладил ее зад с быстротой шофера, привыкшего позволять себе некоторые вольности с официантками в столовых.
– Не хотите, чтобы я помог вам убрать постель?
Она энергично запротестовала:
– Ни в коем случае! Если я увижу, что вы зашли, я позову на помощь.
Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Он стал читать, но советские газеты никогда не имеют особой привлекательности для западного ума. Очень скоро это ему надоело.
Что она делала за перегородкой? Она вела себя очень тихо... В нем зародились подозрения. Бесшумно, с кошачьей ловкостью он встал и пошел к двери, ведущей в спальню. Дверь была сделана из досок, плохо пригнанных друг к другу. Юбер заглянул в щель и увидел девушку.
Она была очень занята... копанием в куртке Юбера. Он видел, как она осматривает его документы, залезает пальцами вглубь карманов, ощупывает подкладку... По спине Юбера потек холодный пот. Лени Хагеманн и его дочь – агенты МВД?
Он резко толкнул дверь и спросил ледяным голосом:
– Могу я вам помочь?
Она вскрикнула и выронила бумаги, которые держала в руках.
– Ну что ж, зовите на помощь! – иронически сказал он. – Мы очень посмеемся.
Ему важно было произвести впечатление, что он ничего не боится. Она была бледна, как покойница, и явно напугана.
– Что вы ищете? Что вы хотите знать?
Она вдруг бросилась вперед, пытаясь обойти его, чтобы добраться до двери. Он схватил ее за воротник платья. Ткань треснула. На свободу выскочила молочно-белая грудь. Он потянул девушку к себе, потом резко толкнул на кровать. При падении легкое платье сильно задралось, открыв белые ляжки.
– Теперь, – сказал он, хватая ее за запястья, – ты мне скажешь, зачем рылась в моих бумагах.
Она вся дрожала.
– Не делайте мне больно, – взмолилась она.
Она была перепугана. Хорошо. Он влепил ей пощечину, без особой силы, рассчитывая в основном на психологический эффект.
– Говори!
Из ее расширенных глаз брызнули крупные слезы, рот скривился.
– Это мой отец!
Ему было легко удерживать ее: он сел на край кровати, упершись локтем в живот девушки.
– Продолжай! Я хочу знать все!
– Это мой отец. Он хотел знать, действительно ли вас зовут Хайнц Криг. Он считает, что с вами не все чисто, потому что Ханно никогда о вас не говорил.
– Что точно он тебе сказал?
Она испуганно покачала головой.
– Это все, я вам клянусь.
Он взял ее голую грудь в правую руку и сжал, как и тисках.
– Я умею заставлять говорить девушек, сама увидишь. Расскажи мне, как все произошло.
Она пожаловалась:
– Вы делаете мне больно.
– Это еще ничего. Если ты не заговоришь, тогда тебе станет больно по-настоящему. А потом я отведу тебя и милицию. Им будет любопытно узнать, почему ты роешься в бумажниках честных людей.
Она жутко побледнела.
– О! Нет! Умоляю вас, только не это! Вы не можете так поступить. Мы же немцы, как и вы.
– Объясни, потом я посмотрю.
Ее страх перед милицией явно не был наигранным, значит, она не работает на МВД. Один момент прояснен. А отец?
Она говорила охотно. Отец вернулся поздно ночью и разбудил ее, чтобы рассказать о Хайнце Криге. Он сказал ей, что на этом, может быть, удастся заработать деньги, и попросил утром предложить их соотечественнику помощь и сделать так, чтобы посмотреть его документы и узнать, кто он на самом деле и откуда приехал, а главное, узнать, есть ли у него разрешение на проживание в Таджикистане. Это все.
Она казалась искренней. Рука Юбера на ее груди стала более нежной.
– Он меня изобьет, когда узнает, что я попалась.
Юбер долго смотрел на нее, ничего не говоря. Потом он погладил ее ляжку. Он не хотел, чтобы Хагеманн узнал, что произошло, но еще больше не хотел, чтобы то, что могло показаться большой милостью в отношении девушки, было ей оказано бесплатно. Она бы не поняла и в конце концов сочла бы это странным.
– Слушай, – сказал он, лаская ее более грубо, – мы можем поладить, если ты будешь мила со мной. Я ничего не скажу твоему отцу... Ты ему расскажешь, что видела мои бумаги и они в порядке, что так и есть... Что ты об этом думаешь?
Она задрожала вновь.
– Вы... Вы сделаете это?
– Даю тебе слово. Хочешь?
Он медленно нагнулся к ней. Она закрыла глаза, уже отдаваясь.
– Хочу, – прошептала она. – Очень хочу.
Она обхватила шею мужчины руками и привлекла его к себе.
Он молча шел по узким темным улицам. Время от времени на него лаяли собаки; слышались голоса, приказывавшие собакам молчать.
Дорогу он нашел довольно легко, лишь два или три раза остановившись в нерешительности. Проспав всю вторую половину дня, он не нуждался в отдыхе, но все же хотел поскорее добраться до дома Гугенбергера.
Наконец он вошел в тупик, где жил шофер-немец. Там стояло четыре дома. В конце высокая решетка отгораживала участок земли, отведенный под огороды, и росло несколько кипарисов, дававших днем улочке тень.
Юбер достал из кармана ключ, оставленный ему Ханно, и приготовился отпереть дверь, как вдруг рядом с ним появился массивный силуэт.
– Привет, Ханно! – сказал мужчина по-немецки.
Прежде чем Юбер успел ответить, человек заметил свою ошибку.
– Э! Вы не Ханно?
– Нет, – ответил Юбер. – Я Хайнц Криг, друг Ханно.
Человек включил карманный фонарик и осветил лицо Юбера, который держался настороженно, готовый дать отпор возможному нападению.
– Ханно никогда о вас не рассказывал.
– Несомненно, существует множество вещей, о которых он вам никогда не рассказывал, но которые, тем не менее, существуют.
Мужчина засмеялся.
– Конечно. Меня зовут Лени Хагеманн, я живу в соседнем доме.
Любопытный. Тот самый человек, кого нужно избегать. Юбер ответил:
– Ханно мне о вас не рассказывал. Мужчина засмеялся вновь.
– Ладно! Какие могут быть обиды между соотечественниками. Ханно дома? Я думал, он уехал.
– Он действительно уехал в Самарканд. Вернется через два дня.
– Он оставил вам свой ключ?
– Да, я здесь проездом, и он приютил меня.
Хагеманн переминался с ноги на ногу. Юбер охотно послал бы его ко всем чертям, но он не знал, сколько времени придется оставаться у Ханно, и не хотел превращать во врага своего ближайшего соседа.
– Понимаю, – сказал тот. – Я рад с вами познакомиться. Мы очень любим Ханно.
– Он отличный парень.
Юбер вставил ключ в замок. Хагеманн шумно вдохнул воздух.
– Вы нашли источник водки? – спросил он с тяжеловесной иронией.
– Нет. Я упал с бутылкой в кармане. Бутылка разбилась.
– Понимаю. Вам не повезло. Водка дорого стоит.
Юбер повернул ключ и толкнул дверь.
– Ну ладно, спокойной ночи. Я устал и очень хочу спать.
Но Хагеманн не отставал. Он спросил почти сухо:
– Вы приехали издалека?
Черт бы его побрал!
– Да.
Короткая пауза. Юбер перешагнул через порог, обернулся.
– Спокойной ночи.
– Можно узнать, откуда? Или это секрет?
Юберу захотелось свернуть ему шею.
– Это не секрет. Я приехал из Красноводска, на Каспии.
– Это очень красивый порт.
– Да.
– У меня там живет двоюродный брат.
Черт!
– Хотите, я отвезу ему письмо, когда поеду обратно?
– Посмотрим. Вы приехали по делам?..
– По семейным. Я разыскиваю сестру, пропавшую во время войны. Ее вроде бы видели в Сталинабаде.
– Как ее звали?
– Хильда.
– Хильда Криг?
– Да, но с тех пор она могла выйти замуж.
– Сколько ей лет?
– Было бы тридцать два года.
– У вас есть ее фотография?
– Да, я покажу вам ее завтра, если захотите.
– Лучше покажите мне ее сейчас. Я хорошо знаю район и, может быть, видел ее...
Отказ показался бы странным. Подавляя кипевшую в нем ярость, Юбер вытащил бумажник и достал из него фото, которое ему передали в Вашингтоне вместе с другими документами и "Детальными инструкциями". Это был снимок красивой белокурой девушки в белом платье, немки, погибшей при бомбардировке Гамбурга во время войны.
Лени Хагеманн рассмотрел портрет при свете своего карманного фонарика.
– Она очень красивая, – оценил он.
– Эта фотография была сделана тринадцать или четырнадцать лет назад.
– Конечно, она должна измениться.
– Это вам ничего не говорит?
– Не думаю, что когда-нибудь видел ее. Но если вы оставите фото мне, я смогу расспросить людей, с которыми буду встречаться завтра.
Юбер забрал снимок.
– Сожалею, но я не могу с ним расстаться.
– Значит, из-за этого вы и приехали в Сталинабад? Форма вопроса насторожила Юбера.
– Да, – ответил он. – Вас удивляет то, что я хочу найти мою сестру?
– Вовсе нет... Я считаю, что это естественно. А власти легко дали вам разрешение на поездку сюда?
– Я подал прошение за три месяца до того, как получил его.
– Я вас спрашиваю об этом, потому что местные шпеты имеют вид на жительство, действительный только для Сталинабада. Мне приходится много разъезжать при моей профессии, так мне каждый раз приходится получать разрешение на командировку.
– А кто вы по профессии?
– Монтер линий высокого напряжения.
– Это опасно?
– Очень. Но у нас мало несчастных случаев. Достаточно соблюдать технику безопасности.
– А я шофер, как Ханно.
– Хорошая профессия.
– Да. Не обижайтесь на меня, но я правда падаю от усталости.
– Это водочные пары, – ответил тот, грубо смеясь.
– Может быть. Спокойной ночи.
Юбер отступил и, закрыв дверь, запер ее. Он услышал, как Хагеманн медленно уходит к себе.
Уф! Юбер чиркнул спичкой, чтобы зажечь керосиновую лампу. Его руки дрожали от злости.
* * *
Юбер проснулся и размышлял о способах войти в контакт с Луиджи Монтелеоне, когда в дверь постучали. Он решил не отвечать, надеясь, что визитер устанет. Но после долгой паузы женский голос позвал по-немецки:– Господин Криг! Господин Криг!
Какая женщина могла знать его имя и то, что он здесь? Какая, если не дочь назойливого соседа, о которой говорил Ханно? Он секунду колебался, не зная, как поступить, потом решил открыть.
– Одну секунду! – крикнул он. – Я иду.
Он встал, надел брюки, сунул ноги в тапочки и пошел к двери.
Девушка была молодой – лет двадцати – белокурой, невысокой и замечательно сложенной. На ее голых ногах были стоптанные полотняные туфли. Красивые, загорелые ноги. Лицо тоже было красивым, во всяком случае милым. Юбер улыбнулся ей и сказал, отступая, чтобы пропустить ее:
– Какое очаровательное видение! Черт меня возьми, если я думал, что сегодня утром меня разбудят таким приятным образом.
Она покраснела. Ее загорелые щеки и вздернутый носик были усеяны веснушками. У нее был молодой и здоровый вид.
– Меня зовут Фрея Хагеманн, – сказала она.
– Фрея, – повторил Юбер. – Богиня весны и любви. Я не ошибаюсь?
Она, конечно, не имела никакого желания беседовать о мифологии.
– Перед тем как уйти сегодня утром, отец попросил меня помочь вам. Хотите, я приготовлю вам завтрак?
– Вы очень любезны. Мне одновременно хочется задержать вас и страшно вас затруднять.
– Вы меня нисколько не затрудните. Я иногда помогаю Ханно.
– Везет ему. Надеюсь, он этим не злоупотребляет?
Она опустила голову и тихо засмеялась.
– О! Нет. Отец часто говорит, что без опаски доверил бы меня ему и через год я бы все равно годилась, чтобы выйти замуж.
Юбер засмеялся.
– Бедняге Ханно это не льстит. Во всяком случае, я из другого теста, предупреждаю вас.
Она пожала плечами и с вызовом посмотрела на него.
– Я достаточно взрослая, чтобы защитить себя...
Он взял ее за талию и притянул к себе.
– Посмотрим.
Он поцеловал ее в губы. Она не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась. Когда он ее отпустил, она мягко закончила:
– Когда мне этого хочется.
– Ну что же! – сказал он, замерев. – В Сталинабаде очень развитые девушки на выданье.
Она засмеялась и направилась к печке.
– Отцы всегда плохо знают своих дочерей. Мой воображает, что его дочь никогда не целовалась с парнями. Мне же все-таки двадцать два года!
Юбер подошел к ней.
– Это верно! Пора заняться вашим образованием.
Она снова вызывающе посмотрела на него из-под ресниц.
– А вы думаете, я дожидалась вас?
– Не знаю, но в любом случае мы могли бы пройти курс повышения квалификации.
Она оттолкнула его.
– Я не говорю "нет", но дайте сначала приготовить вам завтрак.
Он отошел от нее, чтобы закрыть дверь, оставшуюся приоткрытой.
– Вы правы, я умираю от голода!
Сквозь маленькое квадратное окно с очень чистыми тюлевыми занавесками в комнату лился свет. Снаружи светило яркое солнце.
– Кто живет напротив?
Она на мгновение перестала греметь кастрюлями, чтобы ответить:
– Две пары, по одной в каждом доме. Они уходят рано утром и возвращаются поздно вечером. Они очень милые.
Юбер смотрел на дом на другой стороне улочки. Дом был побелен известкой, что придавало ему опрятный и веселый вид. К стене был прислонен сделанный из досок стол на козлах. На нем лежали различные предметы: два больших таза – цинковый и эмалированный, большой кусок мыла, щетка... В узком проходе, разделявшем оба домика, между двумя грубо вытесанными столбами была натянута веревка, на которой сушилось белье. Все говорило о бедности, но о бедности достойной, которая ни у кого ничего не просит.
Он обернулся. Фрея поставила греть воду.
– Я умоюсь, – сообщил он.
Она дала ему тазик с холодной водой, мыло и полотенце. Пока он мылся, она смотрела на него.
– Вы хорошо сложены, – оценила она.
– К вашим услугам, девушка.
Он почистил зубы, потом побрился.
– Ну вот, – объявил он, – зверь во всей своей красе.
– Ваш завтрак готов.
Он сел за стол, она подала еду. Когда она нагнулась к нему, он спросил:
– Вы не носите лифчик?
Она покраснела.
– Он мне не нужен.
– Я могу проверить?
Она засмеялась, отошла от него, не ответив, взяла тряпку и начала вытирать пыль.
– Я надеюсь, что мой отец вам не очень надоел вчера вечером.
Он внимательно посмотрел на нее, желая узнать, что у нее в голове.
– Немного, – сказал он. – Я падал от усталости.
Она фыркнула, на секунду оставив свое занятие.
– Он мне сказал, что вы были пьяны так, что не могли держаться на ногах.
Юбер остался невозмутимым.
– Это совершенно неверно. Вчера вечером я купил в "Гастрономе" бутылку водки и упал. Бутылка разбилась. Поэтому моя одежда пахла алкоголем. Она и сейчас пахнет. Запах стойкий.
– Скоро солнце осветит улочку. Я ее вывешу снаружи... Я вижу, отец все такой же зануда.
Она вздохнула.
– Соседи его не любят. Он повсюду сует свой нос, вмешивается в то, что его не касается. Я уверена, что он назадавал вам кучу вопросов. Вам бы следовало послать его подальше.
Юбер держался настороже, сам не зная, почему. Предчувствие.
– Он мне не мешал. Мне нечего скрывать... А если бы я его послал, он бы, конечно, не велел вам прийти сегодня утром. Как видите, терпение всегда вознаграждается.
Она послала лучезарную улыбку.
– Странно... Отец мне сказал, что вы шофер, но вы не похожи на шофера.
Юбер искоса взглянул на нее и спросил с полным ртом:
– А на кого я похож?
– Не знаю... На кого-нибудь получше...
Юбер сумел улыбнуться. "Осторожно, мой мальчик, малышка себе на уме. Не делай ошибки. Не забывай, что ты шпет, шофер и ничего больше. Старайся думать, говорить и действовать, как шофер из шпетов".
– Вы очень добры, – ответил он.
Он кончил есть.
– Хотите газету? – предложила она. – Пока вы здесь почитаете, я уберусь в спальне.
– Охотно.
Она вышла и вернулась через несколько минут с газетой на немецком, издаваемой в Сталинабаде для немецкого меньшинства.
Он не пошевелился. Она убрала со стола.
– Читайте спокойно.
Он погладил ее зад с быстротой шофера, привыкшего позволять себе некоторые вольности с официантками в столовых.
– Не хотите, чтобы я помог вам убрать постель?
Она энергично запротестовала:
– Ни в коем случае! Если я увижу, что вы зашли, я позову на помощь.
Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Он стал читать, но советские газеты никогда не имеют особой привлекательности для западного ума. Очень скоро это ему надоело.
Что она делала за перегородкой? Она вела себя очень тихо... В нем зародились подозрения. Бесшумно, с кошачьей ловкостью он встал и пошел к двери, ведущей в спальню. Дверь была сделана из досок, плохо пригнанных друг к другу. Юбер заглянул в щель и увидел девушку.
Она была очень занята... копанием в куртке Юбера. Он видел, как она осматривает его документы, залезает пальцами вглубь карманов, ощупывает подкладку... По спине Юбера потек холодный пот. Лени Хагеманн и его дочь – агенты МВД?
Он резко толкнул дверь и спросил ледяным голосом:
– Могу я вам помочь?
Она вскрикнула и выронила бумаги, которые держала в руках.
– Ну что ж, зовите на помощь! – иронически сказал он. – Мы очень посмеемся.
Ему важно было произвести впечатление, что он ничего не боится. Она была бледна, как покойница, и явно напугана.
– Что вы ищете? Что вы хотите знать?
Она вдруг бросилась вперед, пытаясь обойти его, чтобы добраться до двери. Он схватил ее за воротник платья. Ткань треснула. На свободу выскочила молочно-белая грудь. Он потянул девушку к себе, потом резко толкнул на кровать. При падении легкое платье сильно задралось, открыв белые ляжки.
– Теперь, – сказал он, хватая ее за запястья, – ты мне скажешь, зачем рылась в моих бумагах.
Она вся дрожала.
– Не делайте мне больно, – взмолилась она.
Она была перепугана. Хорошо. Он влепил ей пощечину, без особой силы, рассчитывая в основном на психологический эффект.
– Говори!
Из ее расширенных глаз брызнули крупные слезы, рот скривился.
– Это мой отец!
Ему было легко удерживать ее: он сел на край кровати, упершись локтем в живот девушки.
– Продолжай! Я хочу знать все!
– Это мой отец. Он хотел знать, действительно ли вас зовут Хайнц Криг. Он считает, что с вами не все чисто, потому что Ханно никогда о вас не говорил.
– Что точно он тебе сказал?
Она испуганно покачала головой.
– Это все, я вам клянусь.
Он взял ее голую грудь в правую руку и сжал, как и тисках.
– Я умею заставлять говорить девушек, сама увидишь. Расскажи мне, как все произошло.
Она пожаловалась:
– Вы делаете мне больно.
– Это еще ничего. Если ты не заговоришь, тогда тебе станет больно по-настоящему. А потом я отведу тебя и милицию. Им будет любопытно узнать, почему ты роешься в бумажниках честных людей.
Она жутко побледнела.
– О! Нет! Умоляю вас, только не это! Вы не можете так поступить. Мы же немцы, как и вы.
– Объясни, потом я посмотрю.
Ее страх перед милицией явно не был наигранным, значит, она не работает на МВД. Один момент прояснен. А отец?
Она говорила охотно. Отец вернулся поздно ночью и разбудил ее, чтобы рассказать о Хайнце Криге. Он сказал ей, что на этом, может быть, удастся заработать деньги, и попросил утром предложить их соотечественнику помощь и сделать так, чтобы посмотреть его документы и узнать, кто он на самом деле и откуда приехал, а главное, узнать, есть ли у него разрешение на проживание в Таджикистане. Это все.
Она казалась искренней. Рука Юбера на ее груди стала более нежной.
– Он меня изобьет, когда узнает, что я попалась.
Юбер долго смотрел на нее, ничего не говоря. Потом он погладил ее ляжку. Он не хотел, чтобы Хагеманн узнал, что произошло, но еще больше не хотел, чтобы то, что могло показаться большой милостью в отношении девушки, было ей оказано бесплатно. Она бы не поняла и в конце концов сочла бы это странным.
– Слушай, – сказал он, лаская ее более грубо, – мы можем поладить, если ты будешь мила со мной. Я ничего не скажу твоему отцу... Ты ему расскажешь, что видела мои бумаги и они в порядке, что так и есть... Что ты об этом думаешь?
Она задрожала вновь.
– Вы... Вы сделаете это?
– Даю тебе слово. Хочешь?
Он медленно нагнулся к ней. Она закрыла глаза, уже отдаваясь.
– Хочу, – прошептала она. – Очень хочу.
Она обхватила шею мужчины руками и привлекла его к себе.
6
В этот вечер Юбер пришел на улицу Чита незадолго до половины двенадцатого. При выходе из деревни шпетов ему показалось, что за ним следят, и он применил обычную тактику, чтобы оторваться от хвоста.
Один милиционер дежурил перед виллой ученого. Вооружившись вчерашним опытом, Юбер составил план, который, в принципе, не должен был провалиться.
Он спокойно прошел мимо милиционера и самым естественным образом свернул на дорожку, где вчера изображал пьяного перед двумя часовыми. Милиционер не обратил на него никакого внимания. Охрана Монтелеоне не была чем-то особенным; Ханно уверил в этом Юбера. Советские собратья итальянца жили при таком же режиме. Милиционеры не имели никаких причин думать, что поблизости может бродить агент ЦРУ. Поэтому они не были начеку.
Юбер миновал тропинку, шедшую вдоль задней стены сада виллы Монтелеоне. На той стороне курил милиционер, Юбер видел красный огонек.
Он продолжал идти, не торопясь и стараясь не шуметь. По обеим сторонам изгороди из кипарисов расстилались сады. В нескольких домах еще горел свет, но большинство были темными. Люди ложились спать рано.
"Ночной Сталинабад" еще не существовал.
Юбер остановился в густой тени одного из деревьев и несколько минут стоял, насторожившись. Откуда-то доносилась тихая музыка.
Один милиционер дежурил перед виллой ученого. Вооружившись вчерашним опытом, Юбер составил план, который, в принципе, не должен был провалиться.
Он спокойно прошел мимо милиционера и самым естественным образом свернул на дорожку, где вчера изображал пьяного перед двумя часовыми. Милиционер не обратил на него никакого внимания. Охрана Монтелеоне не была чем-то особенным; Ханно уверил в этом Юбера. Советские собратья итальянца жили при таком же режиме. Милиционеры не имели никаких причин думать, что поблизости может бродить агент ЦРУ. Поэтому они не были начеку.
Юбер миновал тропинку, шедшую вдоль задней стены сада виллы Монтелеоне. На той стороне курил милиционер, Юбер видел красный огонек.
Он продолжал идти, не торопясь и стараясь не шуметь. По обеим сторонам изгороди из кипарисов расстилались сады. В нескольких домах еще горел свет, но большинство были темными. Люди ложились спать рано.
"Ночной Сталинабад" еще не существовал.
Юбер остановился в густой тени одного из деревьев и несколько минут стоял, насторожившись. Откуда-то доносилась тихая музыка.