Страница:
– Совершенно, – ответил Юбер, не испытывая ни малейшего желания дискутировать.
– Таким образом, вы приговорены к десяти годам принудительного труда. В принципе вас должны были отправить на строительство дорог или в рудники...
Он сделал паузу, с удовольствием наблюдая за реакцией Юбера, демонстрировавшего тревогу, которой он вовсе не испытывал.
– Однако, – продолжал Черкесов, – мы прекрасно понимаем, что использовать вас на грубых строительных работах было бы неразумно. Поэтому я делаю вам следующее предложение: работать в лаборатории по заданной нами тематике.
Юбер сделал вид, что в нем происходит глубокая внутренняя борьба. Наконец он пробормотал:
– Я должен подумать... После ужасной катастрофы, которую пережила моя страна, я стал убежденным пацифистом и не хотел бы, чтобы моя работа была использована в военных целях...
Черкесов тяжело вздохнул. Юбер легко мог себе представить, с каким трудом он сдерживал себя, чтобы сохранять спокойствие. Старший политрук продолжал:
– Вы прекрасно знаете, что СССР – это единственная страна в мире, которая действительно хочет мира. Это бесспорный факт, и я не понимаю, как можно сомневаться в наших целях. Американцы готовят агрессию против нас. Они жаждут крови и всемирного господства. Впрочем, им нужна война, чтобы выйти из царящей там нищеты.
Юбер широко открыл глаза и лицемерно спросил:
– Вы были там? Представляю, каких ужасов вы насмотрелись...
Черкесов, ничуть не смутившись, возразил:
– Я там не был и не испытываю ни малейшего желания поехать в эту страну. Но я ежедневно читаю объективные репортажи в газете «Правда». Наша пресса, в отличие от продажной капиталистической...
Юбер подумал: «Нас разделяет непреодолимый барьер, так как каждый уверен в своей абсолютной правоте».
Черкесов не был циничным конформистом, он был искренне убежденным человеком, а значит, заслуживал либо уважения, либо сожаления. Юбер мягко ответил:
– Впрочем, вы немного ушли от темы. Речь шла о выборе между Сибирью и какой-нибудь лабораторией. Взвесив все, я считаю...
– А я-то хотел вас убедить! Если бы нас не разделяли политические убеждения, мы могли бы быть друзьями.
Юбер беспомощно развел руками:
– Я физик и ничего не понимаю в политике, извините меня. Сибирь меня пугает, я говорю об этом без стыда. Я выбираю лабораторию...
Черкесов встал, взял пачку сигарет и предложил Юберу. Тот отказался, Черкесов закурил сигарету и снова сел.
– Это очень ответственный выбор, доктор Менцель. Перед вами будет поставлена совершенно определенная задача. Если вы с ней не справитесь, вы немедленно окажетесь в Сибири. Ваша работа постоянно будет контролироваться.
Юбер вставил дрожащим голосом:
– Я именно так себе и представлял мою работу в лаборатории.
Черкесов сделал несколько затяжек и продолжал:
– Я объясню вам в двух словах, чего мы ждем от вас. Вы являетесь специалистом в области сопротивляемости сплавов высоким температурам. По нашим сведениям, вам первому удалось получить формулу борида циркония, который выдерживает температуру в три тысячи градусов и используется как ракетное топливо. Наши ученые пытаются найти сплав, который мог бы выдержать пять тысяч градусов.
Юбер осторожно заметил:
– Мне кажется, что сегодня это невозможно. Нам потребуются для этого не месяцы, а годы.
Черкесов разочарованно возразил:
– Мы не можем ждать так долго.
Юбер вздохнул:
– Я не волшебник...
Черкесов погасил сигарету.
– Мы не требуем от вас чуда. Наши разведывательные службы получили формулу нового металла, тоже на базе циркония, который мог бы иметь необходимые нам свойства.
Юбер удивленно спросил:
– В таком случае, я не понимаю, зачем я вам нужен?
Черкесов улыбнулся:
– Минуточку терпения. Эти формулы были разработаны одним немецким ученым, который записал полученные результаты довольно странным способом. Мы до сих пор еще не расшифровали его иероглифы...
– А что говорят ваши шифровальщики?
– Речь идет о необычном коде: личном, индивидуальном, который часто придумывают для себя старательные студенты для записи лекций.
Юбер понимающе кивнул:
– Почему вы не похитили самого составителя этих ребусов? Лучше, чем он, никто не объяснит вам их.
Черкесов закурил новую сигарету.
– В настоящий момент это нереально по причинам, которые я воздержусь объяснять. Поэтому мы и подумали о вас. Вы тоже немец и получили такое же образование, как и ваш коллега, поэтому вам нетрудно будет расшифровать его записи, тем более что вы лучший специалист в этой области.
Юбер охотно согласился:
– Я попытаюсь, но мне понадобятся для этого разумный срок и соответствующие средства.
Черкесов просиял:
– Я был уверен, что вы согласитесь. Мы предоставим вам все необходимые средства: самую современную лабораторию, лучших ассистентов...
Юбер предпочел бы обойтись без ассистентов.
– Мне кажется, – продолжал Черкесов, – что вам достаточно будет недели.
Юбер не мог опомниться:
– Недели! Но это совершенно нереальный срок для такой работы...
– У нас нет времени, – упрямо настаивал Черкесов.
Юбер предложил компромисс:
– Пока я не увижу эти формулы, я не могу ничего сказать. Хватит мне недели или нет, я смогу сказать только после того, как с ними ознакомлюсь.
– Хорошо, – сказал Черкесов, вставая. – Вы еще не ужинали, как я догадываюсь?
– Нет, я не успел, – честно ответил Юбер.
Зазвонил телефон, и Черкесов снял трубку:
– Алло! Я слушаю. Что? Что вы говорите? Менцель сбежал? Он оглушил охранника? Связал его?.. Кляп во рту?.. Не взял револьвер? Да, срочно объявите тревогу. Он должен быть найден до завтрашнего утра. Он не мог уйти далеко... Держите меня в курсе.
Он повесил трубку и расхохотался, хлопая себя по ляжкам. Наконец, успокоившись, Черкесов взял беглеца под руку:
– Я приглашаю вас на ужин. Со мной вы ничем не рискуете. А эти лодыри пусть побегают, им будет полезно... Я уверен, что к утру они представят десяток Менцелей.
Они вышли из кабинета.
7
8
9
– Таким образом, вы приговорены к десяти годам принудительного труда. В принципе вас должны были отправить на строительство дорог или в рудники...
Он сделал паузу, с удовольствием наблюдая за реакцией Юбера, демонстрировавшего тревогу, которой он вовсе не испытывал.
– Однако, – продолжал Черкесов, – мы прекрасно понимаем, что использовать вас на грубых строительных работах было бы неразумно. Поэтому я делаю вам следующее предложение: работать в лаборатории по заданной нами тематике.
Юбер сделал вид, что в нем происходит глубокая внутренняя борьба. Наконец он пробормотал:
– Я должен подумать... После ужасной катастрофы, которую пережила моя страна, я стал убежденным пацифистом и не хотел бы, чтобы моя работа была использована в военных целях...
Черкесов тяжело вздохнул. Юбер легко мог себе представить, с каким трудом он сдерживал себя, чтобы сохранять спокойствие. Старший политрук продолжал:
– Вы прекрасно знаете, что СССР – это единственная страна в мире, которая действительно хочет мира. Это бесспорный факт, и я не понимаю, как можно сомневаться в наших целях. Американцы готовят агрессию против нас. Они жаждут крови и всемирного господства. Впрочем, им нужна война, чтобы выйти из царящей там нищеты.
Юбер широко открыл глаза и лицемерно спросил:
– Вы были там? Представляю, каких ужасов вы насмотрелись...
Черкесов, ничуть не смутившись, возразил:
– Я там не был и не испытываю ни малейшего желания поехать в эту страну. Но я ежедневно читаю объективные репортажи в газете «Правда». Наша пресса, в отличие от продажной капиталистической...
Юбер подумал: «Нас разделяет непреодолимый барьер, так как каждый уверен в своей абсолютной правоте».
Черкесов не был циничным конформистом, он был искренне убежденным человеком, а значит, заслуживал либо уважения, либо сожаления. Юбер мягко ответил:
– Впрочем, вы немного ушли от темы. Речь шла о выборе между Сибирью и какой-нибудь лабораторией. Взвесив все, я считаю...
– А я-то хотел вас убедить! Если бы нас не разделяли политические убеждения, мы могли бы быть друзьями.
Юбер беспомощно развел руками:
– Я физик и ничего не понимаю в политике, извините меня. Сибирь меня пугает, я говорю об этом без стыда. Я выбираю лабораторию...
Черкесов встал, взял пачку сигарет и предложил Юберу. Тот отказался, Черкесов закурил сигарету и снова сел.
– Это очень ответственный выбор, доктор Менцель. Перед вами будет поставлена совершенно определенная задача. Если вы с ней не справитесь, вы немедленно окажетесь в Сибири. Ваша работа постоянно будет контролироваться.
Юбер вставил дрожащим голосом:
– Я именно так себе и представлял мою работу в лаборатории.
Черкесов сделал несколько затяжек и продолжал:
– Я объясню вам в двух словах, чего мы ждем от вас. Вы являетесь специалистом в области сопротивляемости сплавов высоким температурам. По нашим сведениям, вам первому удалось получить формулу борида циркония, который выдерживает температуру в три тысячи градусов и используется как ракетное топливо. Наши ученые пытаются найти сплав, который мог бы выдержать пять тысяч градусов.
Юбер осторожно заметил:
– Мне кажется, что сегодня это невозможно. Нам потребуются для этого не месяцы, а годы.
Черкесов разочарованно возразил:
– Мы не можем ждать так долго.
Юбер вздохнул:
– Я не волшебник...
Черкесов погасил сигарету.
– Мы не требуем от вас чуда. Наши разведывательные службы получили формулу нового металла, тоже на базе циркония, который мог бы иметь необходимые нам свойства.
Юбер удивленно спросил:
– В таком случае, я не понимаю, зачем я вам нужен?
Черкесов улыбнулся:
– Минуточку терпения. Эти формулы были разработаны одним немецким ученым, который записал полученные результаты довольно странным способом. Мы до сих пор еще не расшифровали его иероглифы...
– А что говорят ваши шифровальщики?
– Речь идет о необычном коде: личном, индивидуальном, который часто придумывают для себя старательные студенты для записи лекций.
Юбер понимающе кивнул:
– Почему вы не похитили самого составителя этих ребусов? Лучше, чем он, никто не объяснит вам их.
Черкесов закурил новую сигарету.
– В настоящий момент это нереально по причинам, которые я воздержусь объяснять. Поэтому мы и подумали о вас. Вы тоже немец и получили такое же образование, как и ваш коллега, поэтому вам нетрудно будет расшифровать его записи, тем более что вы лучший специалист в этой области.
Юбер охотно согласился:
– Я попытаюсь, но мне понадобятся для этого разумный срок и соответствующие средства.
Черкесов просиял:
– Я был уверен, что вы согласитесь. Мы предоставим вам все необходимые средства: самую современную лабораторию, лучших ассистентов...
Юбер предпочел бы обойтись без ассистентов.
– Мне кажется, – продолжал Черкесов, – что вам достаточно будет недели.
Юбер не мог опомниться:
– Недели! Но это совершенно нереальный срок для такой работы...
– У нас нет времени, – упрямо настаивал Черкесов.
Юбер предложил компромисс:
– Пока я не увижу эти формулы, я не могу ничего сказать. Хватит мне недели или нет, я смогу сказать только после того, как с ними ознакомлюсь.
– Хорошо, – сказал Черкесов, вставая. – Вы еще не ужинали, как я догадываюсь?
– Нет, я не успел, – честно ответил Юбер.
Зазвонил телефон, и Черкесов снял трубку:
– Алло! Я слушаю. Что? Что вы говорите? Менцель сбежал? Он оглушил охранника? Связал его?.. Кляп во рту?.. Не взял револьвер? Да, срочно объявите тревогу. Он должен быть найден до завтрашнего утра. Он не мог уйти далеко... Держите меня в курсе.
Он повесил трубку и расхохотался, хлопая себя по ляжкам. Наконец, успокоившись, Черкесов взял беглеца под руку:
– Я приглашаю вас на ужин. Со мной вы ничем не рискуете. А эти лодыри пусть побегают, им будет полезно... Я уверен, что к утру они представят десяток Менцелей.
Они вышли из кабинета.
7
В Триесте шел дождь. Выйдя из машины, Хирурго подумал, что в день похищения немецкого ученого стояла такая же мерзкая погода.
Он быстрым шагом направился к вилле, стараясь увернуться от порывов ветра с дождем.
Войдя в виллу, он запер за собой дверь, снял плащ и поежился от проникающей в дом сырости.
Он прошел на кухню, налил себе рюмку виски и залпом выпил ее. Приятное тепло медленно разлилось по телу. Он посмотрелся в висящее над раковиной зеркало, в котором увидел круглое и красное лицо с большими черными усами, темными глазами, крупным носом с бородавкой на левой ноздре, тонкими губами, небритыми и дряблыми щеками.
Он тяжело вздохнул. Если бы у него было время, он бы уделял себе больше внимания...
Он выглянул в окно: ветер сгибал деревья, а по центральной аллее текли потоки воды.
Отвратительная погода, вызывающая хандру. Хирурго ничто не любил так, как солнце.
Он поднялся в кабинет, окна которого выходили во двор. Увидев машину, он подумал, что продолжительный душ вряд ли пойдет ей на пользу, но у него не хватило мужества выйти под дождь и переставить машину.
На столе лежала стопка газет и журналов, приготовленная его секретарем. Он уже все просмотрел и подчеркнул для Хирурго красным карандашом места, касающиеся Италии или представляющие общий интерес.
Хирурго не спеша набил табаком трубку и раскурил ее. У него был сплин. И все из-за этой чертовой погоды. С тех пор как он поселился в Триесте, он не мог припомнить хорошего денька.
Он сел за стол и без особого интереса стал просматривать газеты. Несколько раз он поймал себя за чтением комиксов, в то время как ему следовало бы читать статьи, отмеченные красным карандашом.
Какая гнусная погода! Машина наверняка вся проржавеет...
Он отложил в сторону реакционную итальянскую газету и открыл первую страницу «Лайфа». Красивая страница, ничего не скажешь. Эти люди умеют привлечь внимание. Великолепная цветная фотография изображала белокурую молодую женщину на больничной кровати.
Хирурго уже собирался перевернуть страницу в поисках подчеркнутых статей, как что-то сработало в его памяти.
Он знал эту женщину, он ее видел раньше, но где? Может быть, это актриса? Для очистки совести он решил прочитать текст под снимком, который отсылал на страницу восемнадцать. Речь шла о сенсационном репортаже о костной хирургии, иллюстрированном многочисленными снимками, сделанными во время операции на бедре. Молодая женщина, имя которой не называлось, была изуродована нацистами. Хирург заменил поврежденную коленную чашечку другой, из пластика, присоединив ее к шейке бедра, и восстановил сустав. Через две недели, утверждал репортер, она сможет ходить как все.
– Черт побери! – воскликнул Хирурго, не веря своим глазам. – Ведь это же сестра журналиста, который вывел нас на немецкого ученого! Как же его зовут? Ламб, Ламм... Да, Артур Ламм. А сестру – Эстер.
Он снова посмотрел на снимок на обложке. Фотограф снимал больную спящей. Она была не только красивой, но и мужественной, не то что эти самки, которые визжат как резаные при малейшей опасности...
Когда Хирурго объявил ей, что ее брат умрет, если им не выдадут Стефана Менцеля, она не стала закатывать истерики, как другие, а спокойно начала переговоры. Он испытывал к ней уважение...
Он вернулся на страницу восемнадцать и перечитал текст. Операция проходила в одной из клиник Лос-Анджелеса в Калифорнии. Как и почему Эстер Ламм оказалась в США? Любопытно...
Если допустить, что она попросила временную визу для операции, то американцам ничего не стоило выйти на нашумевшее дело Менцеля... Артур Ламм написал статью, появившуюся во всех газетах мира; правда, четыре дня спустя, по специальной просьбе Хирурго, ему пришлось написать опровержение. Тогда Менцель был уже в руках Хирурго.
Во всяком случае, Ламм должен казаться довольно подозрительным американцам, а вместо этого ему предоставляют визу. Странно...
Может быть, это не Эстер Ламм?
Он отложил «Лайф» в сторону, чтобы просмотреть прессу, но его взгляд приковывал снимок на обложке журнала.
Чируго решил прояснить этот вопрос. Он встал, спустился на первый этаж, надел плащ и вышел из виллы, тщательно заперев дверь. Он опасался, что однажды в его отсутствие его посетят парни из мафиозных кругов...
С моря дул сильный соленый ветер, и дождь продолжал хлестать как из ведра. Вода проникла даже внутрь машины. Он вздрогнул от ледяной капли, попавшей ему за воротник.
Зажигание, стартер. Заревел мотор, заработали дворники...
Дом Ламмов находился на виа Маркони, неподалеку от городского сада. Он не помнил номера, но он узнает дом.
Тучи так низко повисли над городом, что было уже совсем темно, несмотря на то что до вечера оставалось еще несколько часов. Хирурго казалось, что он добирался до виа Маркони целую вечность. На повороте с виа Джулия его окатил автобус, и он обругал шофера.
Он узнал дом, остановил машину, выключил зажигание, снял ногу с акселератора.
К дому номер девятнадцать подходил невысокий, коренастый, широкоплечий мужчина в американском плаще и берете.
Хирурго затаил дыхание. Он увидел, как парень открыл решетчатую дверь, закрыл ее, пересек двор и поднялся по ступенькам лестницы.
Мужчина обернулся, прежде чем войти в дом, и, казалось, стоящая машина привлекла его внимание. Хирурго не шелохнулся. По стеклам потоками стекала вода, и его вряд ли можно было разглядеть.
Человек не позвонил в дверь. Он вынул связку ключей и вошел как к себе домой.
Очень странно! Может быть, брат и сестра переехали? Хирурго сожалел теперь, что не установил за домом слежку после завершения дела Менцеля. Идиот...
В доме зажегся свет.
Хирурго решил поговорить с вошедшим в дом человеком.
Он вышел из машины, пересек улицу, вошел во двор и заглянул в окно. Коренастый мужчина стоял перед камином спиной к Хирурго и что-то пил.
Хирурго поднялся по ступеням и позвонил.
Дверь открылась не сразу. Парень с лицом боксера посмотрел на него без всякого интереса и спокойно сказал:
– Я ничего не покупаю и ничего не продаю.
Он собирался захлопнуть дверь перед носом Хирурго, когда тот подставил ногу в отверстие двери, о чем тут же пожалел: парень больно пнул его.
– Чего тебе надо? Быстро говори и убирайся.
– Я хотел бы видеть Артура Ламма.
Парень задумался.
– Артура Ламма? Ах да... хозяин дома? Его нет. Я снимаю дом.
– Вы знаете, где он?
– По-моему, он отправился в кругосветное путешествие со своей сестренкой. По крайней мере, он так мне сказал... Я заплатил за год вперед.
И он захлопнул дверь.
Подозревая неладное, Хирурго в ярости хлопнул калиткой.
– Алло, это Тито. Только что приходил Хирурго, он интересовался Ламмами. По-моему, что-то неладно. Предупредите, пожалуйста, Управление.
После этого парень подошел к окну, чтобы закрыть ставни. Разыгравшаяся непогода напомнила ему одну жуткую ночь, когда он помогал Юберу обвести вокруг пальца своих противников...
Юбер... смешное имя, но парень отменный. Сейчас Тито не хотел бы быть на его месте, хотя он далеко не трус, даже наоборот.
Вопрос только, в какой степени...
Выехав с виа Маркони, он обогнул городской сад и остановился перед домом, используемым его организацией для встреч.
Он вошел в дом и сделал два телефонных звонка. Первый – служащему паспортной службы. Второй – служащему из бюро по найму квартир.
После этого он вернулся в свою загородную виллу. На этот раз он поставил машину в гараж. Поднявшись в кабинет, он некоторое время пристально всматривался в лицо Эстер Ламм на обложке «Лайфа».
Внезапно зазвонил телефон. Он снял трубку:
– Хирурго слушает...
Его номер был известен только некоторым «посвященным». Ленивый голос сказал без всякого предисловия:
– На указанное вами имя не выдавалось никакой визы, кроме того, не было никакого заявления. Ничего...
– Хорошо. Спасибо, – ответил Хирурго.
Он положил трубку и задумался. Это могло означать одно из двух: либо Ламмы не покидали Триеста, либо они уехали из города с фальшивыми паспортами, выданными иностранной миссией.
Пять минут спустя снова зазвонил телефон.
– Хирурго слушает...
На этот раз женский голос спокойно спросил:
– Можно говорить?
– Да, говорите.
– Дом номер девятнадцать по виа Маркони недавно был сдан его владельцами Артуром и Эстер Ламм Даворину Суборовичу, уроженцу Югославии, торговому представителю. Сведений о переезде Ламмов в другое место у нас не имеется. У вас есть еще для меня инструкции?
Хирурго нахмурил брови и сказал:
– Нет. Спасибо.
Он стал набивать трубку. Неожиданно свет начал моргать... Он не придал этому значения – при таком ветре возможны аварии на электростанции. Надо спешить...
Итак, семьи Ламмов не было в Триесте, и они не получали визы в паспортной службе. Дело прояснялось... Вернее, было ясно, что это дело темное, очень темное. После той роли, которую они оба, брат и сестра, сыграли в похищении Менцеля, как им удалось получить въездную визу в США?
Открыв ящик письменного стола, он взял лист бумаги и ручку. Медленно и старательно выводя буквы, он написал:
«Хирурго. В службу КМ-Е. Срочно. По делу Менцеля. Брат и сестра Ламм тайно покинули Триест. Журнал „Лайф“ за эту неделю опубликовал на обложке снимок Эстер Ламм, прооперированной в калифорнийской клинике. Необходимо произвести расследование».
С посланием в руке он вышел из комнаты, выключил свет, проверил, заперта ли входная дверь, включил систему тревоги и спустился в подвал.
Это был старый подвал, невероятно захламленный всякой всячиной.
Хирурго пробрался через хлам до дальней стены, у которой нашел заржавевшую железную палку длиной около двадцати сантиметров. Он с размаху ударил ею по старому болту, укрепленному в стене. Тот повернулся, образовав дыру.
Затем щелчок, мягкое поскрипывание, и Хирурго очутился перед трапом, от которого вниз вела деревянная лестница.
Пройдя ступенек десять, он оказался на земле. Нащупав кнопку выключателя, он зажег свет в крохотном помещении, где был установлен радиопередатчик большой мощности.
Он вынул код из железного ящика, открыл его и взял карандаш, чтобы зашифровать послание, предназначенное для КМ-Е. Он не любил эту работу, и у него ушло на это больше десяти минут.
Закончив кодирование, он склонился над передатчиком, опасаясь, как бы не прекратили подачу тока раньше, чем он успеет передать послание.
Он быстрым шагом направился к вилле, стараясь увернуться от порывов ветра с дождем.
Войдя в виллу, он запер за собой дверь, снял плащ и поежился от проникающей в дом сырости.
Он прошел на кухню, налил себе рюмку виски и залпом выпил ее. Приятное тепло медленно разлилось по телу. Он посмотрелся в висящее над раковиной зеркало, в котором увидел круглое и красное лицо с большими черными усами, темными глазами, крупным носом с бородавкой на левой ноздре, тонкими губами, небритыми и дряблыми щеками.
Он тяжело вздохнул. Если бы у него было время, он бы уделял себе больше внимания...
Он выглянул в окно: ветер сгибал деревья, а по центральной аллее текли потоки воды.
Отвратительная погода, вызывающая хандру. Хирурго ничто не любил так, как солнце.
Он поднялся в кабинет, окна которого выходили во двор. Увидев машину, он подумал, что продолжительный душ вряд ли пойдет ей на пользу, но у него не хватило мужества выйти под дождь и переставить машину.
На столе лежала стопка газет и журналов, приготовленная его секретарем. Он уже все просмотрел и подчеркнул для Хирурго красным карандашом места, касающиеся Италии или представляющие общий интерес.
Хирурго не спеша набил табаком трубку и раскурил ее. У него был сплин. И все из-за этой чертовой погоды. С тех пор как он поселился в Триесте, он не мог припомнить хорошего денька.
Он сел за стол и без особого интереса стал просматривать газеты. Несколько раз он поймал себя за чтением комиксов, в то время как ему следовало бы читать статьи, отмеченные красным карандашом.
Какая гнусная погода! Машина наверняка вся проржавеет...
Он отложил в сторону реакционную итальянскую газету и открыл первую страницу «Лайфа». Красивая страница, ничего не скажешь. Эти люди умеют привлечь внимание. Великолепная цветная фотография изображала белокурую молодую женщину на больничной кровати.
Хирурго уже собирался перевернуть страницу в поисках подчеркнутых статей, как что-то сработало в его памяти.
Он знал эту женщину, он ее видел раньше, но где? Может быть, это актриса? Для очистки совести он решил прочитать текст под снимком, который отсылал на страницу восемнадцать. Речь шла о сенсационном репортаже о костной хирургии, иллюстрированном многочисленными снимками, сделанными во время операции на бедре. Молодая женщина, имя которой не называлось, была изуродована нацистами. Хирург заменил поврежденную коленную чашечку другой, из пластика, присоединив ее к шейке бедра, и восстановил сустав. Через две недели, утверждал репортер, она сможет ходить как все.
– Черт побери! – воскликнул Хирурго, не веря своим глазам. – Ведь это же сестра журналиста, который вывел нас на немецкого ученого! Как же его зовут? Ламб, Ламм... Да, Артур Ламм. А сестру – Эстер.
Он снова посмотрел на снимок на обложке. Фотограф снимал больную спящей. Она была не только красивой, но и мужественной, не то что эти самки, которые визжат как резаные при малейшей опасности...
Когда Хирурго объявил ей, что ее брат умрет, если им не выдадут Стефана Менцеля, она не стала закатывать истерики, как другие, а спокойно начала переговоры. Он испытывал к ней уважение...
Он вернулся на страницу восемнадцать и перечитал текст. Операция проходила в одной из клиник Лос-Анджелеса в Калифорнии. Как и почему Эстер Ламм оказалась в США? Любопытно...
Если допустить, что она попросила временную визу для операции, то американцам ничего не стоило выйти на нашумевшее дело Менцеля... Артур Ламм написал статью, появившуюся во всех газетах мира; правда, четыре дня спустя, по специальной просьбе Хирурго, ему пришлось написать опровержение. Тогда Менцель был уже в руках Хирурго.
Во всяком случае, Ламм должен казаться довольно подозрительным американцам, а вместо этого ему предоставляют визу. Странно...
Может быть, это не Эстер Ламм?
Он отложил «Лайф» в сторону, чтобы просмотреть прессу, но его взгляд приковывал снимок на обложке журнала.
Чируго решил прояснить этот вопрос. Он встал, спустился на первый этаж, надел плащ и вышел из виллы, тщательно заперев дверь. Он опасался, что однажды в его отсутствие его посетят парни из мафиозных кругов...
С моря дул сильный соленый ветер, и дождь продолжал хлестать как из ведра. Вода проникла даже внутрь машины. Он вздрогнул от ледяной капли, попавшей ему за воротник.
Зажигание, стартер. Заревел мотор, заработали дворники...
Дом Ламмов находился на виа Маркони, неподалеку от городского сада. Он не помнил номера, но он узнает дом.
Тучи так низко повисли над городом, что было уже совсем темно, несмотря на то что до вечера оставалось еще несколько часов. Хирурго казалось, что он добирался до виа Маркони целую вечность. На повороте с виа Джулия его окатил автобус, и он обругал шофера.
Он узнал дом, остановил машину, выключил зажигание, снял ногу с акселератора.
К дому номер девятнадцать подходил невысокий, коренастый, широкоплечий мужчина в американском плаще и берете.
Хирурго затаил дыхание. Он увидел, как парень открыл решетчатую дверь, закрыл ее, пересек двор и поднялся по ступенькам лестницы.
Мужчина обернулся, прежде чем войти в дом, и, казалось, стоящая машина привлекла его внимание. Хирурго не шелохнулся. По стеклам потоками стекала вода, и его вряд ли можно было разглядеть.
Человек не позвонил в дверь. Он вынул связку ключей и вошел как к себе домой.
Очень странно! Может быть, брат и сестра переехали? Хирурго сожалел теперь, что не установил за домом слежку после завершения дела Менцеля. Идиот...
В доме зажегся свет.
Хирурго решил поговорить с вошедшим в дом человеком.
Он вышел из машины, пересек улицу, вошел во двор и заглянул в окно. Коренастый мужчина стоял перед камином спиной к Хирурго и что-то пил.
Хирурго поднялся по ступеням и позвонил.
Дверь открылась не сразу. Парень с лицом боксера посмотрел на него без всякого интереса и спокойно сказал:
– Я ничего не покупаю и ничего не продаю.
Он собирался захлопнуть дверь перед носом Хирурго, когда тот подставил ногу в отверстие двери, о чем тут же пожалел: парень больно пнул его.
– Чего тебе надо? Быстро говори и убирайся.
– Я хотел бы видеть Артура Ламма.
Парень задумался.
– Артура Ламма? Ах да... хозяин дома? Его нет. Я снимаю дом.
– Вы знаете, где он?
– По-моему, он отправился в кругосветное путешествие со своей сестренкой. По крайней мере, он так мне сказал... Я заплатил за год вперед.
И он захлопнул дверь.
Подозревая неладное, Хирурго в ярости хлопнул калиткой.
* * *
Новый жилец дома погасил свет и посмотрел в окно на удаляющуюся машину. Затем он подошел к стоящему на камине телефону и на память набрал номер:– Алло, это Тито. Только что приходил Хирурго, он интересовался Ламмами. По-моему, что-то неладно. Предупредите, пожалуйста, Управление.
После этого парень подошел к окну, чтобы закрыть ставни. Разыгравшаяся непогода напомнила ему одну жуткую ночь, когда он помогал Юберу обвести вокруг пальца своих противников...
Юбер... смешное имя, но парень отменный. Сейчас Тито не хотел бы быть на его месте, хотя он далеко не трус, даже наоборот.
Вопрос только, в какой степени...
* * *
У Хирурго были агенты почти во всех официальных службах на свободной территории Триеста. Это входило в его обязанности.Выехав с виа Маркони, он обогнул городской сад и остановился перед домом, используемым его организацией для встреч.
Он вошел в дом и сделал два телефонных звонка. Первый – служащему паспортной службы. Второй – служащему из бюро по найму квартир.
После этого он вернулся в свою загородную виллу. На этот раз он поставил машину в гараж. Поднявшись в кабинет, он некоторое время пристально всматривался в лицо Эстер Ламм на обложке «Лайфа».
Внезапно зазвонил телефон. Он снял трубку:
– Хирурго слушает...
Его номер был известен только некоторым «посвященным». Ленивый голос сказал без всякого предисловия:
– На указанное вами имя не выдавалось никакой визы, кроме того, не было никакого заявления. Ничего...
– Хорошо. Спасибо, – ответил Хирурго.
Он положил трубку и задумался. Это могло означать одно из двух: либо Ламмы не покидали Триеста, либо они уехали из города с фальшивыми паспортами, выданными иностранной миссией.
Пять минут спустя снова зазвонил телефон.
– Хирурго слушает...
На этот раз женский голос спокойно спросил:
– Можно говорить?
– Да, говорите.
– Дом номер девятнадцать по виа Маркони недавно был сдан его владельцами Артуром и Эстер Ламм Даворину Суборовичу, уроженцу Югославии, торговому представителю. Сведений о переезде Ламмов в другое место у нас не имеется. У вас есть еще для меня инструкции?
Хирурго нахмурил брови и сказал:
– Нет. Спасибо.
Он стал набивать трубку. Неожиданно свет начал моргать... Он не придал этому значения – при таком ветре возможны аварии на электростанции. Надо спешить...
Итак, семьи Ламмов не было в Триесте, и они не получали визы в паспортной службе. Дело прояснялось... Вернее, было ясно, что это дело темное, очень темное. После той роли, которую они оба, брат и сестра, сыграли в похищении Менцеля, как им удалось получить въездную визу в США?
Открыв ящик письменного стола, он взял лист бумаги и ручку. Медленно и старательно выводя буквы, он написал:
«Хирурго. В службу КМ-Е. Срочно. По делу Менцеля. Брат и сестра Ламм тайно покинули Триест. Журнал „Лайф“ за эту неделю опубликовал на обложке снимок Эстер Ламм, прооперированной в калифорнийской клинике. Необходимо произвести расследование».
С посланием в руке он вышел из комнаты, выключил свет, проверил, заперта ли входная дверь, включил систему тревоги и спустился в подвал.
Это был старый подвал, невероятно захламленный всякой всячиной.
Хирурго пробрался через хлам до дальней стены, у которой нашел заржавевшую железную палку длиной около двадцати сантиметров. Он с размаху ударил ею по старому болту, укрепленному в стене. Тот повернулся, образовав дыру.
Затем щелчок, мягкое поскрипывание, и Хирурго очутился перед трапом, от которого вниз вела деревянная лестница.
Пройдя ступенек десять, он оказался на земле. Нащупав кнопку выключателя, он зажег свет в крохотном помещении, где был установлен радиопередатчик большой мощности.
Он вынул код из железного ящика, открыл его и взял карандаш, чтобы зашифровать послание, предназначенное для КМ-Е. Он не любил эту работу, и у него ушло на это больше десяти минут.
Закончив кодирование, он склонился над передатчиком, опасаясь, как бы не прекратили подачу тока раньше, чем он успеет передать послание.
8
Спустя двадцать минут после посадки на аэродроме Турфана вертолет летел над озером Андын Куль, лежащим в центре впадины. Набрав высоту сто метров, вертолет удалялся на восток.
Летчик с любопытством оглядел Юбера, когда тот поднимался в кабину, но больше ни разу не взглянул на своих пассажиров.
Черкесов дремал, укачиваемый гудением двигателя. Юбер улыбнулся. Загадочный Черкесов принимал его за Стефана Менцеля, инженера, бывшего заведующего исследовательской лабораторией Физического института в Гамбурге, где разрабатывались первые летающие тарелки. С тех пор как Юбер оказался в Турфане, о тарелках еще ни разу не было разговора...
Сначала Юбер скептически отнесся к истории, которую рассказал ему Менцель, приведший к тому же убедительные доказательства. Теперь он верил в эти тарелки, хотя отрицал их инопланетное происхождение.
Он точно знал, что США не производят тарелок. Значит, этим занимается Советский Союз.
Смит не сомневался, что русские производят их под руководством немецких ученых, бывших коллег Менцеля в Гамбурге.
Юбер был заинтригован тем, что Черкесов до сих пор ни разу не обмолвился о тарелках.
Сейчас его везли для «работы» в исследовательские лаборатории, и он с волнением думал о том моменте, когда ему передадут формулы, о которых говорил Черкесов. Он знал, что ничего в них не поймет, так как имел скромные познания в физике и механике.
Ему оставалось рассчитывать только на свой актерский дар, чтобы как можно дольше продолжать игру. Как только он соберет необходимые сведения о летающих тарелках, ему надо будет уходить. Дело не из легких. Он должен думать об этом с первого дня.
Юбер верил в удачу. Он относился к тем людям, которым все удается. Главное – не расслабляться и рассчитывать только на свои силы...
Они находились в воздухе уже полчаса. Черкесов по-прежнему дремал или делал вид. Во всяком случае, разговаривать было бы все равно трудно из-за грохота мотора.
Внезапно Юбер обратил внимание на то, что они летели теперь над пустынным, необитаемым краем. Любопытно. Никаких признаков жизни. Вертолет набирал высоту...
Юбер подумал, что на этой посудине они не могут улететь далеко.
Было десять часов утра... Прекрасная погода, небо ясное, не считая крупных облаков на юго-востоке, окутывающих вершины Хол Тау Тага.
Высота двести метров... Триста метров...
Они пролетали над еще зеленым горным хребтом. Четыреста метров... Пятьсот метров...
Скалы были покрыты кустарниками и карликовыми деревьями. Юбер с интересом наблюдал за разбегающимися зайцами, напуганными шумом. Горная коза или косуля остановилась и задрала морду вверх...
Альтиметр показывал отметку восемьсот, затем тысячу метров...
Вертолет плавно скользнул влево, огибая скалистую вершину, уходящую в облака. Новый поворот направо, и вертолет застыл над ровной площадкой.
Юбер внимательно оглядывал окрестности.
Вертолет медленно опускался, когда Юбер заметил дорогу, замаскированную сбоку от горы.
По-прежнему никаких признаков жизни. Сомнений не было: они снова окажутся на одном из подземных заводов...
«О'кей, – подумал он, – меня это устраивает».
Черкесов взял его за плечо и крикнул:
– Мы прилетели.
Юбер кивнул ему. Вертолет мягко сел на площадку. На какое-то мгновение они погрузились в абсолютную тишину. Затем двери открылись, и над вершинами гор загудел пронзительный ветер.
– Выходите.
Юбер спустился следом за Черкесовым, приказавшим летчику:
– Подождите меня.
Затем, обращаясь к Юберу, он сказал:
– Следуйте за своим проводником.
Он был еще в хорошем настроении. Они прошли около ста метров в направлении отвесной скалы, возвышающейся над долиной.
– Голова не кружится? – спросил Черкесов.
– Нет, – ответил Юбер.
Пройдя еще метров двадцать, они остановились перед бронированной дверью, выбитой в скале. Черкесов вынул ключ и открыл дверь. Они вошли в освещенный неоновым светом небольшой зал, в глубине которого Юбер заметил лифт и телефонный аппарат.
Черкесов снял трубку и доложил:
– Старший политрук Борис Черкесов прибыл в сопровождении доктора Менцеля. Поднимите, пожалуйста, лифт.
– Здесь неплохо, – иронично заметил Юбер.
– Внизу еще лучше, – заверил русский. – Вам хорошо будет здесь работать: тихо, спокойно, тепло. Кормят у нас вкусно. Даже атомные бомбы здесь не страшны. Все преимущества...
Юбер поморщился:
– Монашеская жизнь.
Черкесов игриво подмигнул:
– В лаборатории есть женщины. Остальное зависит от вас.
Юбер с удивлением спросил:
– В этой чертовой дыре есть женщины?
– А почему бы и нет? В нашей стране между мужчинами и женщинами полное равноправие. Следовательно, женщина выполняет ту же работу, имеет те же обязанности... Это нормально.
– Разумеется, – сказал Юбер, – если это им нравится.
– Они гордятся этим.
Лифт остановился. Когда Юбер и Черкесов вошли, русский нажал на кнопку, и лифт спрятался в горе.
– В конце войны, – сказал Юбер, – в Германии было построено много подземных заводов в гротах или карьерах. Здесь то же самое?
– Да, – коротко ответил Черкесов.
Спуск продолжался две минуты. Они вышли в ярко освещенный коридор и прошли направо, в просторный вестибюль. Здесь стоял караул – около двадцати человек в темно-синих мундирах.
К старшему политруку подошел офицер и отдал ему честь.
– Все готово к приему доктора Менцеля? – спросил Черкесов. – Я знаю, что вы получили мои инструкции с некоторым опозданием, но...
– Все готово, – подтвердил офицер МВД. – Я провожу вас.
Коридор. Еще один лифт, гораздо более просторный. Короткая остановка. Коридор. На стенах бесконечные инструкции по технике безопасности.
– Мы находимся в крыле, где расположены квартиры технического персонала, – сказал Черкесов, чувствовавший себя здесь как рыба в воде.
Офицер открыл дверь в большую, скромно, но приятно обставленную комнату.
– Это ваша комната, – сказал Черкесов.
Он повернулся к офицеру и сказал по-русски:
– Пригласите сюда инженера Кимиашвили, я представлю его доктору Менцелю.
Юбер прошел в комнату, в которой ему предстояло жить... временно. Черкесов объяснил:
– Инженер Кимиашвили прекрасно говорит по-немецки. Он будет вашим переводчиком. Надеюсь, что он вам понравится.
– Я тоже надеюсь, – сказал Юбер.
Послышались голоса, и в дверях появилась женщина. Высокая брюнетка с красивыми черными глазами, одетая в белый комбинезон, облегающий ее гибкое тело. Настоящая женщина.
Не скрывая иронии, звучавшей в его хриплом голосе, Черкесов представил:
– Инженер Изадора Кимиашвили... Доктор Менцель...
Немного тяжеловатое, но красивое лицо грузинки осветилось улыбкой:
– Очень рада с вами познакомиться, доктор Менцель. Надеюсь, мы с вами поладим.
Глядя на ее чувственный рот, Юбер сказал уверенно:
– Я в этом не сомневаюсь.
Она слегка покраснела, и Черкесов громко расхохотался.
– Вы сражены молнией, Менцель. Я это предвидел. Но будьте умницей все-таки. Я отвечаю за моральное здоровье этого комплекса.
Он повернулся к офицеру МВД:
– Вы свободны, товарищ. Прежде чем уехать, я зайду к вам.
Офицер удалился. Черкесов фамильярно обхватил Изадору за плечи и сказал, глядя на Юбера:
– Ты будешь переводчиком и ассистентом доктора Менцеля. Следи за тем, чтобы у него было все необходимое. Ему поручена работа, имеющая большое значение для будущего нашей страны. Ты меня поняла?
Она насмешливо посмотрела на него своими великолепными черными глазами.
– Да, – прошептала она, – я поняла. Старший политрук может спать спокойно...
Юбер тоже понял.
Летчик с любопытством оглядел Юбера, когда тот поднимался в кабину, но больше ни разу не взглянул на своих пассажиров.
Черкесов дремал, укачиваемый гудением двигателя. Юбер улыбнулся. Загадочный Черкесов принимал его за Стефана Менцеля, инженера, бывшего заведующего исследовательской лабораторией Физического института в Гамбурге, где разрабатывались первые летающие тарелки. С тех пор как Юбер оказался в Турфане, о тарелках еще ни разу не было разговора...
Сначала Юбер скептически отнесся к истории, которую рассказал ему Менцель, приведший к тому же убедительные доказательства. Теперь он верил в эти тарелки, хотя отрицал их инопланетное происхождение.
Он точно знал, что США не производят тарелок. Значит, этим занимается Советский Союз.
Смит не сомневался, что русские производят их под руководством немецких ученых, бывших коллег Менцеля в Гамбурге.
Юбер был заинтригован тем, что Черкесов до сих пор ни разу не обмолвился о тарелках.
Сейчас его везли для «работы» в исследовательские лаборатории, и он с волнением думал о том моменте, когда ему передадут формулы, о которых говорил Черкесов. Он знал, что ничего в них не поймет, так как имел скромные познания в физике и механике.
Ему оставалось рассчитывать только на свой актерский дар, чтобы как можно дольше продолжать игру. Как только он соберет необходимые сведения о летающих тарелках, ему надо будет уходить. Дело не из легких. Он должен думать об этом с первого дня.
Юбер верил в удачу. Он относился к тем людям, которым все удается. Главное – не расслабляться и рассчитывать только на свои силы...
Они находились в воздухе уже полчаса. Черкесов по-прежнему дремал или делал вид. Во всяком случае, разговаривать было бы все равно трудно из-за грохота мотора.
Внезапно Юбер обратил внимание на то, что они летели теперь над пустынным, необитаемым краем. Любопытно. Никаких признаков жизни. Вертолет набирал высоту...
Юбер подумал, что на этой посудине они не могут улететь далеко.
Было десять часов утра... Прекрасная погода, небо ясное, не считая крупных облаков на юго-востоке, окутывающих вершины Хол Тау Тага.
Высота двести метров... Триста метров...
Они пролетали над еще зеленым горным хребтом. Четыреста метров... Пятьсот метров...
Скалы были покрыты кустарниками и карликовыми деревьями. Юбер с интересом наблюдал за разбегающимися зайцами, напуганными шумом. Горная коза или косуля остановилась и задрала морду вверх...
Альтиметр показывал отметку восемьсот, затем тысячу метров...
Вертолет плавно скользнул влево, огибая скалистую вершину, уходящую в облака. Новый поворот направо, и вертолет застыл над ровной площадкой.
Юбер внимательно оглядывал окрестности.
Вертолет медленно опускался, когда Юбер заметил дорогу, замаскированную сбоку от горы.
По-прежнему никаких признаков жизни. Сомнений не было: они снова окажутся на одном из подземных заводов...
«О'кей, – подумал он, – меня это устраивает».
Черкесов взял его за плечо и крикнул:
– Мы прилетели.
Юбер кивнул ему. Вертолет мягко сел на площадку. На какое-то мгновение они погрузились в абсолютную тишину. Затем двери открылись, и над вершинами гор загудел пронзительный ветер.
– Выходите.
Юбер спустился следом за Черкесовым, приказавшим летчику:
– Подождите меня.
Затем, обращаясь к Юберу, он сказал:
– Следуйте за своим проводником.
Он был еще в хорошем настроении. Они прошли около ста метров в направлении отвесной скалы, возвышающейся над долиной.
– Голова не кружится? – спросил Черкесов.
– Нет, – ответил Юбер.
Пройдя еще метров двадцать, они остановились перед бронированной дверью, выбитой в скале. Черкесов вынул ключ и открыл дверь. Они вошли в освещенный неоновым светом небольшой зал, в глубине которого Юбер заметил лифт и телефонный аппарат.
Черкесов снял трубку и доложил:
– Старший политрук Борис Черкесов прибыл в сопровождении доктора Менцеля. Поднимите, пожалуйста, лифт.
– Здесь неплохо, – иронично заметил Юбер.
– Внизу еще лучше, – заверил русский. – Вам хорошо будет здесь работать: тихо, спокойно, тепло. Кормят у нас вкусно. Даже атомные бомбы здесь не страшны. Все преимущества...
Юбер поморщился:
– Монашеская жизнь.
Черкесов игриво подмигнул:
– В лаборатории есть женщины. Остальное зависит от вас.
Юбер с удивлением спросил:
– В этой чертовой дыре есть женщины?
– А почему бы и нет? В нашей стране между мужчинами и женщинами полное равноправие. Следовательно, женщина выполняет ту же работу, имеет те же обязанности... Это нормально.
– Разумеется, – сказал Юбер, – если это им нравится.
– Они гордятся этим.
Лифт остановился. Когда Юбер и Черкесов вошли, русский нажал на кнопку, и лифт спрятался в горе.
– В конце войны, – сказал Юбер, – в Германии было построено много подземных заводов в гротах или карьерах. Здесь то же самое?
– Да, – коротко ответил Черкесов.
Спуск продолжался две минуты. Они вышли в ярко освещенный коридор и прошли направо, в просторный вестибюль. Здесь стоял караул – около двадцати человек в темно-синих мундирах.
К старшему политруку подошел офицер и отдал ему честь.
– Все готово к приему доктора Менцеля? – спросил Черкесов. – Я знаю, что вы получили мои инструкции с некоторым опозданием, но...
– Все готово, – подтвердил офицер МВД. – Я провожу вас.
Коридор. Еще один лифт, гораздо более просторный. Короткая остановка. Коридор. На стенах бесконечные инструкции по технике безопасности.
– Мы находимся в крыле, где расположены квартиры технического персонала, – сказал Черкесов, чувствовавший себя здесь как рыба в воде.
Офицер открыл дверь в большую, скромно, но приятно обставленную комнату.
– Это ваша комната, – сказал Черкесов.
Он повернулся к офицеру и сказал по-русски:
– Пригласите сюда инженера Кимиашвили, я представлю его доктору Менцелю.
Юбер прошел в комнату, в которой ему предстояло жить... временно. Черкесов объяснил:
– Инженер Кимиашвили прекрасно говорит по-немецки. Он будет вашим переводчиком. Надеюсь, что он вам понравится.
– Я тоже надеюсь, – сказал Юбер.
Послышались голоса, и в дверях появилась женщина. Высокая брюнетка с красивыми черными глазами, одетая в белый комбинезон, облегающий ее гибкое тело. Настоящая женщина.
Не скрывая иронии, звучавшей в его хриплом голосе, Черкесов представил:
– Инженер Изадора Кимиашвили... Доктор Менцель...
Немного тяжеловатое, но красивое лицо грузинки осветилось улыбкой:
– Очень рада с вами познакомиться, доктор Менцель. Надеюсь, мы с вами поладим.
Глядя на ее чувственный рот, Юбер сказал уверенно:
– Я в этом не сомневаюсь.
Она слегка покраснела, и Черкесов громко расхохотался.
– Вы сражены молнией, Менцель. Я это предвидел. Но будьте умницей все-таки. Я отвечаю за моральное здоровье этого комплекса.
Он повернулся к офицеру МВД:
– Вы свободны, товарищ. Прежде чем уехать, я зайду к вам.
Офицер удалился. Черкесов фамильярно обхватил Изадору за плечи и сказал, глядя на Юбера:
– Ты будешь переводчиком и ассистентом доктора Менцеля. Следи за тем, чтобы у него было все необходимое. Ему поручена работа, имеющая большое значение для будущего нашей страны. Ты меня поняла?
Она насмешливо посмотрела на него своими великолепными черными глазами.
– Да, – прошептала она, – я поняла. Старший политрук может спать спокойно...
Юбер тоже понял.
9
Светящаяся вывеска «Какомбе» вспыхивала в небе каждые тридцать секунд в ста метрах от Бродвея, на тридцать четвертой улице.
Джерри Робин шел не спеша, засунув руки в карманы пальто, с камерой через плечо и потухшей сигарой в углу рта.
У него было плохое настроение. Патрон вызвал его в кабинет и намылил ему шею за появившийся на прошлой неделе на обложке «Лайфа» снимок женщины, которая перенесла операцию на бедре.
Из клиники пришел протест, и патрон поклялся выставить его за дверь, если что-нибудь подобное повторится.
Джерри попросили рассказать, как он проник в клинику, но он умолчал о роли, которую сыграла в этом деле хорошенькая Бетти. Это все равно ничего не меняло для него, наоборот. Он сам вошел в палату больной и спросил у нее разрешения. Ему показалось, что она ответила «да». Такова была его версия. Грязная история!
Джерри Робин шел не спеша, засунув руки в карманы пальто, с камерой через плечо и потухшей сигарой в углу рта.
У него было плохое настроение. Патрон вызвал его в кабинет и намылил ему шею за появившийся на прошлой неделе на обложке «Лайфа» снимок женщины, которая перенесла операцию на бедре.
Из клиники пришел протест, и патрон поклялся выставить его за дверь, если что-нибудь подобное повторится.
Джерри попросили рассказать, как он проник в клинику, но он умолчал о роли, которую сыграла в этом деле хорошенькая Бетти. Это все равно ничего не меняло для него, наоборот. Он сам вошел в палату больной и спросил у нее разрешения. Ему показалось, что она ответила «да». Такова была его версия. Грязная история!