– И что же там произошло? – вслух поинтересовалась Иста.
   Фойкс, расположившийся у ее ног, фыркнул:
   – Ну, думаю, братец решил щегольнуть перед Лисе, заявив, что ей даже не стоит с ним соревноваться. И боюсь, он не сумел сдержать удивление как следует, – он полулежал, опираясь на локоть, и светился от удовольствия, которое, судя по всему, относилось отнюдь не к предстоящему заезду.
   – А ты почему не внизу с ними? – спросила Иста. – Ребра все еще беспокоят?
   – Нет, леди. Просто наездник из меня никудышный, – молодой человек хитро прищурился. – Когда мне захочется, я тоже выберу состязание по себе. То, где нужно побольше сообразительности.
   Долго придется выбирать, подумала Иста, мы же все-таки на деревенской ярмарке.
   Следуя указаниям, которые выкрикивали двое заводил, всадники, толкаясь, выстроились в неровную линию поперек дороги. Служитель богов городка Виниаска, чью талию украшал бело-голубой пояс, взгромоздился на пень, благословил присутствующих, посвятив скачки богине, и поднял над собой голубой платок. Рука опустилась. Под крики всадников и зевак лошади ринулись вперед.
   Сначала позиции отыгрывались в жуткой борьбе – один всадник даже упал, – но уже на полпути к повороту участники растянулись. Гнедой Лисе и вороной Ферды мчались в первых рядах. Иста с замиранием сердца следила за расстоянием, ее губы приоткрылись, дыхание участилось. Когда всадники появились у купы дубов, эти двое уже уверенно лидировали. Спутники Исты разразились радостными криками.
   Когда же и дубы остались позади, Лисе через плечо бросила взгляд на Ферду и на его во всю старающегося вороного, а затем пригнулась, прильнув к холке своего коня. Стройный гнедой словно бы оторвался от земли и понесся по воздуху, неумолимо увеличивая отрыв от преследователя.
   Иста обнаружила, что ликует вместе со всеми:
   – Да! Давай! Ха!
   Когда Лисе стала приближаться к финишному пню, соперников уже разделяло расстояние в десяток лошадей. Но девушка вдруг осадила скакуна. Шаг коня замедлился, а последние несколько метров он и вовсе практически топтался на месте. Вороной Ферды, разбрасывая хлопья пены, молнией пронесся мимо, и только тогда Лисе отпустила поводья, позволив гнедому демонстративно дотрюхать до финиша. Конь выглядел так, словно вовсе не прочь пробежать с той же скоростью дистанцию побольше, и Иста напомнила себе, что курьерские лошади преодолевают и двадцать пять километров без остановки. В воплях зрителей чувствовалось замешательство. Все бросились к финишу, запрудив дорогу.
   Фойкс покачивался взад-вперед, одной рукой обхватив колени, а другой зажав рот, и издавал булькающие звуки.
   Ферда, красный от напряжения и гнева, приподнялся на стременах. Тем не менее все чествования достались ему, хотя озадаченные жители время от времени недоуменно поглядывали на Лисе. Девушка же, гордо задрав носик, повела своего скакуна в город к конюшням вслед за горе-победителем. На лице у Ферды было написано, что ему хочется сорвать с себя бело-голубую гирлянду и в гневе бросить к ногам обидчицы, но он боится оскорбить богиню и хозяев праздника.
   – Если твой брат пытается ухаживать, – обратилась Иста к Фойксу, – посоветуй ему избрать другой… хм… метод.
   – Ни за что на свете, – отозвался Фойкс, справившись наконец с собой. Но смешки все же иногда вырывались наружу. – Если я начну ему советовать, он мне спасибо не скажет. И заметьте, леди, я, не раздумывая, брошусь наперерез стреле, пущенной рокнарским арбалетом в брата. Такое уже случалось. Но, мне кажется, должны существовать пределы братскому самопожертвованию…
   Иста сухо улыбнулась:
   – Может, это как раз одно из его проявлений? Понимаю… – Фойкс пожал плечами:
   – Ну… кто знает? Время покажет.
   – Верно. – Все это напомнило Исте дворцовые политические игры в миниатюре. Нужно посоветовать Лисе не сеять раздор в их маленьком отряде, не важно, случайно или намеренно. Что касается Фойкса… то ему вряд ли нужен чей-либо совет.
   Фойкс встал, глаза его сверкали:
   – Я должен поздравить братца с победой. Такой случай упускать нельзя.
   Он повернулся и с изяществом, достойным кардегосского дворца, помог ей подняться с земли.
   Ближе к вечеру, когда Лисе уже вернулась к Исте, Фойкс решил поучаствовать в состязании по рубке дров. Он выполнял, простые, но требующие силы упражнения, сняв рубашку, чтобы покрасоваться перед дамами. На мускулистом торсе не было видно серьезных шрамов, но Иста заметила, что кое-где остались небольшие пятна. Она решила, что мечом он владеет так же красиво, как и работает топором. Но офицер то ли еще не так оправился от ранений, как утверждал, то ли что-то задумал, потому что радостно занял второе место. Он хлопнул победителя по плечу, поздравил его, купив бутыль эля, и удалился, весело насвистывая.
 
* * *
 
   Вплоть до вечера Исте не удалось поговорить со своей горничной с глазу на глаз. После ужина они вышли на балкон лучшей на постоялом дворе комнаты с видом на городскую площадь. Внизу на мощеной мостовой праздник продолжался, начались музыка и танцы в кружевном свете сотен красивых резных фонариков, развешанных по всей площади на деревьях перед храмом. Веселье пока еще не превратилось в буйство, поскольку девушек тщательно опекали их родственники. Ближе к ночи, когда все юные создания уйдут, наступит время для серьезной пьянки.
   Иста уселась на стул, вынесенный сюда специально для нее; Лисе оперлась на деревянные перила и с тоской смотрела на танцоров.
   – Ну, – немного спустя подала голос Иста, – что вы с Фердой наговорили друг другу перед заездом? Что вас так распалило?
   – Ох, – Лисе полуобернулась, поморщившись. – Да глупости всякие. Он сказал, что нечестно с моей стороны участвовать, ведь мой конь слишком хорош и быстр для деревенских соревнований. Будто его собственный вороной не лучшее, что можно найти в Кардегоссе! А потом он еще заявил, что эти скачки не для женщин, хотя вокруг было полно девушек! Еще бы, это скачки во имя богини! Мужчины же могут выступать только от имени женщины, а он взялся защищать вашу честь.
   – Да уж, не сосем логично, – пробормотала Иста.
   – Он был отвратителен. Что ж! Я ему показала.
   – Мм-м… Но ты же еще показала, что он был в чем-то прав. Твой конь во много раз превосходит виниаскских кляч.
   – Его конь тоже. Если бы я по этой причине не стала участвовать, то и он бы не стал.
   Иста молча улыбнулась, а Лисе, немного подождав, вернулась к созерцанию танцующих. В местных деревенских танцах мужчины и женщины плясали то отдельно, хороводом, взявшись за руки, то вместе, следуя сложному рисунку, который, перекрикивая музыку, задавал заводила. Многие из фигур требовали немалой энергии и сопровождались кружением верхних и нижних юбок и ритмичным топаньем ног.
   Иста не могла решить, повлечет ли трудности вспышка, промелькнувшая между двумя ее приближенными, или наоборот. Честно говоря, она не знала, действительно ли ее горничная, столь поспешно принятая на работу, – девушка. Девицы-курьеры наверняка заботятся о том, чтобы не забеременеть, иначе они потеряют средство к существованию, но это отнюдь не значит, что они воздерживаются от сексуального общения, или невинны, или просто ничего не знают об этой стороне отношений. А если невинность основывается на незнании, то худшего средства защиты не придумаешь.
   При дворе Иаса Иста не могла не узнать способы, как мужчина и женщина – или любая другая комбинация участников – могут доставить друг другу удовольствие, не рискуя получить последствия в виде детей. И рейна понятия не имела, ни сколько способов эти самые девицы-курьеры обсудили в своих спальнях, ни научили ли своих питомиц таким секретам дамы, что присматривают за ними и которые сами в молодости были курьерами. В любом случае, будучи фермерской девочкой и видя спаривание животных собственными глазами, Лисе знала обо всем гораздо больше, чем Иста в ее годы. Но эмоции всегда готовы учинить смуту при дворе физиологии.
   Кроме всего прочего, было неясно, что входит в намерения одного из братьев ди Гьюра: собирается ли он честно ухаживать, или просто пытается соблазнить. А если задуматься о пропасти, что разделяет безземельного младшего аристократа и дочь простого, хотя и владеющего землей фермера, то она, может, и не смутит последнего, но для первого окажется непреодолимой. Остается уповать на приданое, что в случае с Лисе весьма сомнительно.
   За то малое время, что оба брата провели в беззаботном общении с Лисе, она, без сомнения, успела обратить на себя их внимание. Девушка красива и привлекательна, а молодые люди пышут здоровьем и силой… в общем, Иста решила не кидаться латать брешь, дабы не нажить трудностей посерьезнее.
   Все же она запустила удочку:
   – Так как тебе братья ди Гьюра?
   – Ферда сначала был ничего, но теперь стал сильно нос задирать.
   – Мне кажется, он принимает ответственность, возложенную на него, слишком близко к сердцу.
   Лисе пожала плечами:
   – А Фойкс… Фойкс – тоже ничего.
   Умер бы Фойкс, услышав столь прохладный отзыв? Вряд ли. Иста решилась на рискованный выпад:
   – Надеюсь, никто из моей гвардии не делал тебе непристойных предложений. Дабы содержать в чистоте имя своей леди, горничная сама должна быть выше всего этого.
   – Нет, они всецело преданы служению богине, – девушка фыркнула, – если только Ферда не сделал это служение очередным объектом своего самодовольства, – она задорно улыбнулась, и на ее щеке появилась ямочка. – А вот наш добрый служитель времени не терял. Он приставал ко мне в первую ночь, в Палме.
   Иста удивленно моргнула:
   – А! – осторожно отозвалась она. – Не следует забывать, что не все служители Ордена Бастарда той ориентации. – Иста раздумывала, как бы сформулировать следующий вопрос. – Вовсе не нужно сносить оскорбления, и не важно, какое социальное положение занимает обидчик. Тем более что ты – моя подчиненная. Если возникает такая проблема, следует обязательно обратиться ко мне.
   Лисе покачала головой:
   – Все это вполне могло меня обидеть, но он умудрился быть очень милым. Он покорно выслушал отказ и отправился попытать счастья с горничной.
   – Но мне не поступало никаких жалоб! – Девушка усмехнулась:
   – Ну, не думаю, чтобы у нее были какие-то претензии. Когда, некоторое время спустя, они вышли из ее комнаты, девица вовсю хихикала. Это заставило меня задуматься, а не много ли я потеряла.
   Иста попыталась сохранить строгую мину и не засмеяться, но у нее не получилось:
   – Да уж!
   Лисе широко улыбнулась в ответ и снова принялась с завистью наблюдать за танцующими. Вскоре Иста уже не могла это выносить и отпустила девушку на праздник. Лисе восторженно приняла столь неожиданный подарок и, чем немало удивила Рейну, перемахнула через перила балкона, повисла на одной руке, спрыгнула на землю и убежала.
   Странное ощущение – остаться одной. Несколько проходящих мимо мужчин немного грубовато, но все же дружелюбно окликнули Исту, но, не зная, что ответить, она решила промолчать. Мужчины отреагировали уже более резко и менее дружелюбно. Немногим раньше Лисе несколько раз уже отшучивалась, и их пьяненькие поклонники отправлялись восвояси, громогласно хохоча. Это не мой мир. А когда-то, возможно, она им правила из туманного Кардегосса.
   На соседнем балконе появился Ферда ди Гьюра и, увидев, что рейна в гордом одиночестве наблюдает за несостоявшимися певцами серенад, растворяющимися в ночи, вежливо пожурил ее за то, что она опрометчиво отпустила горничную. Офицер исчез, чтобы затем появиться у выхода с постоялого двора и нырнуть в толпу в поисках Лисе. Когда они, уже вместе, вернулись, кулаки у обоих были крепко стиснуты. Какая бы перепалка ни произошла между ними, к тому времени когда Иста могла их услышать, оба уже шли молча.
   Иста направилась к кровати. Шумное празднество продолжалось еще несколько часов, но рейну это уже не беспокоило.
 
* * *
 
   Глубокой ночью во сне она открыла глаза и обнаружила, что снова оказалась во дворе таинственного замка. На этот раз вокруг было темно, – может, все происходит этой ночью? Та же ущербная луна, что озаряла Виниаску болезненным, неровным светом. Но тени не казались непроницаемыми, в воздухе висело странное сияние, словно луч из белого огня. Он пересекал двор, вел вверх по ступеням и исчезал в уже знакомой тяжелой двери в конце галереи. Истинное «я», принадлежащее сну, не осмеливалось прикоснуться к нему, хотя отвести взгляд от свечения не было сил. И она последовала за ним – по лестнице, вдоль перил. Сквозь дверь.
   В спальне было темнее, чем во дворе, ставни наглухо закрыты, ни один лунный блик не просачивался внутрь, но освещение все же присутствовало: луч белого огня шел прямо из сердца мужчины, лежащего на кровати. Бледное пламя охватывало его тело, словно он горел, поднималось из груди и струилось прочь… и Исте хотелось понять, что перед ней – луч или путеводная нить. И куда ведет эта путеводная нить. Она скользнула взглядом вдоль повисшей в воздухе линии света, ей хотелось схватить ее, чувствовать, как эта нить тянет ее куда-то, словно канат, вытаскивающий из воды тонущую женщину.
   Призрачная рука Исты потянулась к лучу, сжала его; линия оборвалась, рассыпалась в пальцах на светящиеся осколки.
   Мужчина на кровати очнулся, хрипло вздохнул и приподнялся. Увидев ее, он вытянул вперед горящую руку.
   – Вы! – выдохнул он. – Леди! Помогите мне во имя бога… – Какого бога? Иста, чуть ли не на грани истерики, не смогла удержаться от этой мысли. Она не осмелилась взять эту жуткую горящую руку, несмотря на то что она тянулась к ней. Кто вы? Его широко распахнутые глаза, казалось, пожирали ее:
   – Она говорит! – его голос дрогнул. – Миледи, молю, не уходите…
   Она открыла глаза в темной комнатке на постоялом дворе в Виниаске.
   Единственный звук, который нарушал тишину, – мерное дыхание Лисе, спящей на соломенном тюфяке в другом конце комнаты. Праздник, судя по всему, закончился, последние подвыпившие гуляки разошлись по домам или отключились там, докуда успели добрести.
   Стараясь не шуметь, Иста спустила ноги на пол и прокралась к запертым дверям балкона. Она отодвинула щеколду и выскользнула наружу. Источниками света были только два стенных фонаря, тускло освещавших с двух сторон вход в храм на противоположной стороне площади. Рейна подняла глаза к ночному небу, к ущербной луне. Она знала, что это та же самая луна, что была в видении. Место и мужчина, где бы они ни были, так же реальны, как и она сама. Видел ли тот странный мужчина сегодня сон об Исте, такой же, как Иста о нем? Что видели его темные будоражащие глаза, что заставило его так отчаянно тянуться к ней и была ли она для него такой же загадкой, как и он для нее?
   Его голос был глубок, но искажен болью, страхом или изнеможением. Однако говорил он на ибранском, языке Ибры, Шалиона и Браджара, а не на рокнари или дартакане – хотя и с североШалионским произношением и рокнарскими интонациями.
   Я не могу помочь тебе. Кем бы ты ни был, я не могу помочь. Молись своему богу, если хочешь спасения. Хотя я бы тебе не советовала этого делать.
   Она вышла из потока лунного света, заперла двери балкона и поспешила к кровати как можно тише, чтобы не разбудить Лисе. Иста накрыла голову пуховой подушкой. Она скрыла все, кроме того, что рейна не хотела видеть, – жгущие разум глаза. Когда она завтра проснется, события минувшего дня покажутся сном по сравнению с этим. Она сжала пальцами простыни и стала ждать рассвета.
 
* * *
 
   Когда на следующее утро после восхода солнца Лисе причесывала волосы Исты, в дверь комнаты постучали и послышался голос Фойкса ди Гьюры:
   – Миледи? Лисе?
   Лисе подошла и распахнула дверь, ведущую в галерею, опоясывающую внутренний двор гостиницы. Фойкс, уже одетый по-дорожному, кивнул ей и поклонился Исте, которая встала за плечом своей горничной.
   – Доброе утро, миледи. Мудрейший ди Кэйбон нижайше просит прощения, но он не в состоянии вести утренние молитвы. Ему очень плохо.
   – О нет! – воскликнула Иста. – Насколько это серьезно? Нужно послать в храм за целителем?
   Виниаска гораздо меньше Валенды, достаточно ли велик местный Орден Матери, чтобы поддерживать целительство на должном уровне?
   Фойкс потер губы, чтобы не улыбнуться:
   – Не думаю, что это необходимо, миледи. Может, он вчера съел что-нибудь не то. Или это…ээ-э… похмелье.
   – Когда я в последний раз его видела, он не был пьян, – усомнилась Иста.
   – Мм-м… ну, это было раньше. А потом он вышел со всеми из здешнего храма, и что ж, совсем уже поздно ребята его принесли. Нельзя сказать, чтобы можно было поставить диагноз через закрытую дверь, но, судя по стонам и звукам, доносившимся оттуда, я бы назвал это похмельем. До ужаса знакомо, вызывает массу воспоминаний. Слава богам, уже подзабытых воспоминаний, но все же.
   Лисе подавила смешок.
   Иста хмуро посмотрела на нее и сказала:
   – Замечательно. Скажи своим людям оставить сборы и отправить лошадей обратно к кормушкам. Вместо этого, мы пойдем на утреннюю службу в храм, а потом решим, ехать ли нам дальше… В конце концов, мы никуда не спешим.
   – Отлично, миледи, – Фойкс кивнул, отсалютовал, развернулся и зашагал прочь.
   Утренняя служба длилась час, но Исте показалось, что обряд укоротили, тем более что народу было немного, да и сам храмовый служитель имел бледный, нездоровый вид. После она с Лисе и Фойксом побродила по тихому городку. Ярмарочные палатки разбирали и складывали. Они прогулялись вдоль реки, по тем местам, где проходили скачки, и Фойкс уговорил Лисе дать полный отчет о заезде, указав все мелочи, касающиеся лошадей и наездников, которые Иста едва ли заметила. Лисе объяснила, что ее потрясающая скорость во второй части скачек была отчасти кажущейся: дело в том, что остальные кони к тому времени уже стали выдыхаться. Исту порадовало то, что их пятимильная прогулка совсем ее не утомила, как это было в тот день, когда она решила сбежать из Валенды, и, судя по всему, дело было вовсе не в более подходящей обуви и одежде.
   Мудрейший ди Кэйбон вышел из комнаты только после полудня, цвет его лица напоминал тесто. Иста взглянула на него, отменила все планы по отбытию на сегодняшний день и отослала беднягу обратно в постель. Он уполз обратно, жалобно бормоча слова благодарности. Отсутствие у него жара Исту успокоило. Диагноз Фойкса – похмелье – казался вполне обоснованным, потому что служитель появился к ужину, стыдливо пряча глаза, съел тост, выпил чаю и решительно отказался от разбавленного водой вина.
 
* * *
 
   На следующее утро ди Кэйбон был на вид совершенно здоров, хотя утренняя молитва снова была зачитана из книжки. Отряд Исты пустился в путь, когда воздух еще был прохладен, они пересекли вброд каменистую реку, держа путь на север, и начали подъем на холм, оставив Вианеску позади.
   Местность, по которой они ехали, находилась на сухой стороне гор и отличалась скудной растительностью: кое-где росли сосны и вечнозеленые дубы, пространство между ними заполнял низкорослый кустарник, и то тут, то там из желтой листвы торчали камни. Почва была слишком бедна для земледелия, если не считать лоскуты рукотворных садов, террасами спускавшихся по склонам, но скоро и эта малонаселенная область вблизи Вианески стала совсем дикой. Дорога петляла вверх-вниз, и одна небольшая долина ничем не отличалась от другой. Иногда попадались старые мосты и акведуки, не в самом лучшем состоянии, пересекавшие ручьи, которые бежали с дальних вершин, возвышающихся по левую руку, но чаще всего кони и мулы пересекали потоки вброд по камням. У одного такого ручья чуть позже полудня они остановились перекусить. Главным даром этой части страны была вода – чистая, прозрачная и холодная.
   К вечеру нужно было добраться до священного места, затерявшегося среди холмов, до деревни, где родилась служительница Матери, святая целительница, чьи чудесные деяния вершились уже вдали от этого места. Там, подумала Иста, когда их отряд двинулся дальше, они будут еще незаметнее. Суслики, которые то и дело выскакивали на дорогу и неодобрительно фыркали, наблюдая за проезжающими, не станут писать доносы и пользоваться их именем, чтобы впоследствии привлечь побольше путешественников. После посещения деревни маленькой кавалькаде предстоит спуститься с гор к более простым дорогам равнин Шалиона. А потом повернуть на юг, к Баосии, к дому?
   Иста не хотела возвращаться. Но как долго будет продолжаться это странное паломничество, как долго ей удастся удерживать подле себя этих молодых людей, бесцельно таская их по деревенским тропкам? Их скоро призовут выполнять более жестокий долг, ведь Шалионские лорды готовят кампанию на севере. Что ж, пусть все мы будем успешно увиливать от службы как можно дольше. Погода стояла мягкая, время года было подобрано весьма удачно; теплый вечер дышал ароматом горного тимьяна и полыни. Скоро их сменит резкий запах крови, пота и железа.
   Карабкаясь по лесистому склону, а затем устремляясь вниз, тропа стала шире. Ферда и ди Кэйбон ехали впереди, за ними – молодой гвардеец и Фойкс. Лисе пристроилась рядом с Истой, остальные тянулись следом.
   Сначала Иста уловила волну эмоций, идущую извне, – горячую, липкую угрозу, боль и отчаяние, невозможность дышать. Секунду спустя ее конь уперся всеми четырьмя копытами в землю и, дрожа, замер. Он резко дернул головой и заржал.
   Из тени деревьев появился медведь. Голова опущена, могучие плечи угрожающе напряглись, бронзовый мех, словно вода, переливался в вечерних лучах солнца. Для такого неуклюжего, неповоротливого животного он двигался невероятно быстро. Рев рассек тишину.
   Все лошади и мулы принялись крутиться на месте и брыкаться. Молодой гвардеец Пежар, тот что ехал впереди Исты, полетел влево, когда его перепуганный скакун резко дернулся вправо. Рейна не успела увидеть, упал ли юноша, потому что ее собственный конь взвился на дыбы, истошно ревя. Она попыталась придержать поводья, ухватиться за гриву, но поздно. Лука седла ударила в живот, животное еще раз рванулось, быстро стала приближаться земля, встреча с которой вышибла дыхание. Оглушенная, Иста вскочила на ноги и попыталась ухватить ремень узды.
   Лошади галопом неслись прочь, а наездники яростно натягивали поводья, стараясь заставить их повиноваться. Конь Пежара с опустевшим седлом был уже далеко внизу. Истин жеребец, брыкаясь, летел следом. Распластавшись по земле, юноша в ужасе смотрел на медведя, который, пуская слюну, навис над ним. Неужели животное взбесилось настолько, чтобы напасть? Обычно горные медведи пугливы, они всегда стараются скрыться. И это не самка-мать, защищающая детенышей, а крупный самец.
   Это не медведь. Или – не совсем медведь. Едва дыша, в немом изумлении, Иста подобралась поближе. Несмотря на первое жуткое впечатление, медведь оказался не совсем здоров. Запаршивевший мех – с близкого расстояния это было виднее – кое-где оставлял проплешины, в которых виднелась нездорово тонкая кожа, вовсе не соответствующая размерам ее обладателя. Могучие ноги дрожали. Медведь посмотрел на Исту не менее удивленно, чем она на него.
   Ей казалось, что вся медвежья сущность животного была выедена изнутри. В глазах, смотревших на нее, светился разум, совсем не свойственный зверям. Им завладел демон. И демон почти поглотил его.
   И теперь наездник ищет нового скакуна.
   – Как ты смеешь? – возмутилась Иста. – Даже простой медведь не заслужил такое. Ты из другого мира, демон. Возвращайся к своему проклятому хозяину.
   Их взгляды скрестились; Иста шагнула вперед, медведь отступил от белого, как простыня, мальчика. Еще шаг. Еще. Медведь-демон опустил голову чуть ли не до земли; широко раскрыв глаза с белой каймой и сопя, он в страхе пятился.
   – Рейна, я здесь! – углом зрения Иста увидела Фойкса в развевающемся плаще, который с боевым криком занес меч для мощного удара. Его губы растянулись, зубы стиснуты в предвкушении удара.
   – Нет, Фойкс! – слишком поздно выкрикнула Иста.
   Тяжелый клинок одним махом отсек медведю голову и воткнулся в землю. Из шеи животного хлынула кровь, голова покатилась по траве. Передняя лапа судорожно дернулась, и огромное мохнатое тело рухнуло вниз.
   Исте казалось, что она видит демона всеми чувствами, кроме зрения, – осязаемую силу, кровавый огонь, пахнущий раскаленным металлом. Он метнулся к ней, потом вдруг бросился назад, объятый каким-то животным страхом. На какой-то отчаянный момент демон завис в нерешительности между Фойксом и юношей, лежащим на земле. И потек в Фойкса.
   Глаза Фойкса распахнулись.
   – Что? – произнес он странным тоном, будто с кем-то разговаривал. Потом вдруг его зрачки закатились, и он потерял сознание.

Глава шестая

   Лисе первая справилась с конем и поскакала обратно; она спрыгнула с гнедого, смятение и тревога сдавливали горло. Пежар, постанывая, сел и в ужасе посмотрел на обезглавленного медведя. Юноша недоуменно нахмурился при виде Фойкса, лежащего рядом с тушей, все еще истекающей кровью.