Буджолд Лоис. Проклятие Шалиона

   — Полагаю, он вбил себе в голову, что я хочу занять его место, — проговорил Кэсерил, — и не может расстаться с этой мыслью.
   Когда Тейдес только родился, перспектива унаследовать трон Орико была для него более чем нереальной. Однако с годами, когда стало ясно, что жена рея не сможет родить ребенка, при дворе Шалиона к Тейдесу начал быстро возрастать интерес — возможно, и нездоровый. Вероятно, это было одной из причин, вынудивших Исту оставить двор и столицу и увезти детей в спокойную, мирную Валенду. Мудрое решение.
   — О нет, пожалуйста, Кэсерил! — протянула Исель. — Останьтесь с нами. Это куда лучше и интереснее!
   — Безусловно, — уверил он.
   — Да и вообще, вы в два раза умнее ди Санда и в десять раз больше повидали. Почему вы переносите его нападки так… так… — Бетрис замялась в поисках нужного слова, — спокойно, — сказала она наконец.
   И отвернулась на мгновение, словно боясь, как бы он не Решил, что она хотела произнести другое, менее лестное для него слово.
   Кэсерил хитро улыбнулся своим неожиданным защитницам.
   — Как думаете, стал бы он счастливее, если бы я представлялся ему лишь мишенью для его глупостей?
   — О да…
   — Ну вот вы и ответили на свой вопрос.
   Бетрис открыла рот и снова закрыла его. Исель коротко хихикнула.
   Тем не менее однажды Кэсерил ощутил сочувствие, даже сострадание к ди Санда, когда наставник принца, бледный и трясущийся, ворвался как-то утром к нему в комнату с тревожной вестью, что его царственный подопечный исчез: его нет ни в конюшне, ни на кухне и ни в одном закоулке замка. Кэсерил взял меч, готовясь выехать с остальными на поиски, и мысленно уже делил город и окрестности на сектора, взвешивая одновременно вероятность нападения разбойников, опасность утонуть в реке… а городские соблазны? Не вырос ли уже Тейдес настолько, чтобы наведаться в бордель?
   Прежде чем Кэсерил успел поделиться своими соображениями с ди Санда, который думал только о разбойниках, как во двор въехал сам предмет волнений, грязный и потный, с переброшенным через плечо луком, привязанной к седлу убитой лисой, в сопровождении мальчика-грума. Тейдес с неподдельным ужасом уставился на готовый к отправке отряд.
   Кэсерил, не успевший еще взобраться в седло, уселся, держа в руках поводья, на скамеечку возле лошади и с интересом наблюдал, как четверо взрослых мужчин пытают мальчика.
   «Где вы были? Почему вы так поступили? Почему никого не предупредили?» — Тейдес, стиснув зубы, выносил допрос довольно терпеливо.
   Когда ди Санда сделал перерыв, чтобы набрать в грудь воздуха, Тейдес отвязал добычу и бросил ее Битиму, охотнику, буркнув:
   — Вот. Снимите шкуру. Я хочу этот мех.
   — Мех в этом сезоне никуда не годится, юный лорд, — строго ответил Битам. — Шерсть тонкая и линяет, — он показал пальцем на темные, разбухшие от молока соски лисицы. — И это очень плохо — отнимать у детей мать в сезон Дочери. Мне придется опалить ей усы, не то ее дух будет всю ночь преследовать моих гончих. И где щенки? А? Вам следовало забрать их тоже — жестоко бросать малышей умирать с голоду, — тяжелый взгляд его обратился на мальчика-грума.
   Тейдес снял с плеча лук и расстроенно пробормотал:
   — Мы искали нору, но так и не смогли ее найти.
   — Ладно, — отмахнулся ди Санда и набросился на грума: — А ты… ты же знал, что должен был меня предупредить! — он осыпал мальчика ругательствами, которые не смел употребить в адрес принца, и закончил приказом: — Битам, отстегайте этого мальчишку за его глупость и наглость!
   — С удовольствием, милорд, — угрюмо произнес Битим и зашагал к конюшням, держа в одной руке лисицу, а другой ухватив за шиворот грума.
   Два старших конюха завели лошадей в стойла, и Кэсерил облегченно вздохнул — скачки отменялись, а завтрак, наоборот, маячил в перспективе. Ди Санда, чей испуг сменился гневом, конфисковал лук и повел своего удрученного подопечного в дом. Прежде чем захлопнулась входная дверь, Тейдес выкрикнул последний аргумент в свою защиту:
   — Но мне так скучно!..
   Кэсерил подавил смешок. Пятеро богов, какой это мучительный и тяжелый возраст для любого мальчика! Подросток исполнен энергии и жажды деятельности и в то же время скован по рукам и ногам не понимающими его желаний взрослыми, вынужден подчиняться их глупым идеям — даже мысли нельзя допустить о том, чтобы улизнуть чудесным весенним утром с молитвы на охоту… Кэсерил взглянул на небо, уже очистившееся от утреннего тумана. Покой, царивший в замке провинкары, являвшийся бальзамом для души Кэсерила, для бедняги Тейдеса был самым настоящим ядом.
   Ди Санда вряд ли примет какой бы то ни было совет от Кэсерила, столь недавно принятого на службу. Но Кэсерилу было ясно, что ди Санде в случае, если тот надеется занять высокий пост при взрослом Тейдесе, следует в корне изменить свое отношение к воспитаннику, ибо Тейдес, буде все так и продолжится, избавится от своего наставника при первой же возможности.
   И все же, на взгляд Кэсерила, ди Санда был достаточно разумным человеком. Другой с подобными амбициями на его месте потакал бы принцу во всех его слабостях, вместо того чтобы сдерживать безрассудные порывы. Кэсерилу довелось видеть парочку отпрысков благородных семейств, избалованных своими воспитателями донельзя… Но не в Баосии. Пока провинкара у дел, Тейдес избавлен от встреч с такими паразитами. С этой этой приятной мыслью Кэсерил и поднялся на ноги.

5

   Шестнадцатилетие Исель праздновали в середине весны, спустя шесть недель после приезда Кэсерила в замок Валенды. Подарком принцессе из столицы от сводного брата Орико оказалась замечательная серая в яблоках кобыла. Кэсерил подумал, что это поистине королевский подарок. И ему не пришлось писать ответного письма, поскольку Исель была так довольна, что благодарность свою выразила в письменном виде собственноручно и отправила послание с курьером, который сопровождал подарок.
   Но Кэсерил после этого события вдруг ощутил себя объектом пристального внимания и опеки со стороны Исель и Бетрис, и это его даже несколько смущало. Маленькие знаки внимания в виде лучших фруктов и овощей за столом — для улучшения его аппетита; забота о том, чтобы он пораньше ложился спать и обязательно выпивал на ночь вина — но не слишком много; кроме того, обе леди стали приглашать его на прогулки по саду. Что это означает, он не понимал, пока ди Феррей не пошутил как-то в разговоре с провинкарой, при котором присутствовал и Кэсерил, что девочки, мол, так заботятся о хрупком здоровье своего наставника, что отказались даже от безумных скачек верхом. Кэсерил, поначалу возмутившись, потом едва удержался, чтобы не начать подыгрывать — захромать, например… Женское участие — слишком приятная штука, чтобы над ним насмехаться.
   А началось все с одной из верховых прогулок. Стояла хорошая погода, Кэсерил тоже чувствовал себя неплохо, и привычное напряжение отпустило его. Скоро лето, жизнь потечет и вовсе размеренно и вяло. Наблюдая, как его воспитанницы нахлестывают коней, скача по оврагам и по извилистому берегу реки в тени свежей листвы, он слегка расслабился и тоже пустил коня вскачь. И надо же было такому случиться, что именно его лошадь, испугавшись внезапно показавшейся из зарослей оленихи, отпрыгнула в сторону и сбросила седока на груду камней. У Кэсерила при падении перехватило дыхание. Он упал на спину, от боли выступили слезы на глазах. Два склонившихся над ним перепуганных девичьих личика расплывались на фоне слепящего солнца и зеленой листвы.
   При помощи девушек и поваленного дерева ему удалось взгромоздиться обратно в седло. Обратный путь к замку был неторопливым и вполне благопристойным — гувернантка была бы в восторге, — если бы не терзавшее девушек чувство вины. Бег времени остановился, от муки мир в глазах Кэсерила казался искаженным. Тело периодически сводило судорогой, но больше всего его терзала жгучая боль в спине. Добравшись наконец до двора, он сосредоточился на подставленной ему скамеечке, конюхе и избавлении от проклятой лошади. Спешившись, на мгновение опустил голову и уперся лбом в седло, пряча гримасу боли.
   — Кэс!
   Знакомый голос донесся до него как из небытия. Он поднял голову и огляделся. Широко раскинув руки, к нему бежал атлетически сложенный темноволосый мужчина, одетый в элегантную красную парчовую тунику и красные же высокие сапоги для верховой езды.
   — Пятеро богов, — прошептал Кэсерил. — Палли?
   — Кэс! Кэс! Целую руки, целую ноги! — мужчина набросился на него и чуть не повалил, дословно исполнив первую часть своего приветствия, а вторую заменив медвежьими объятьями. — Кэс, приятель! Я думал, что ты погиб!
   — Нет-нет.. Палли… — он почти забыл про боль. Схватил друга за руки и повернулся к Исель и Бетрис, спешившихся и передавших лошадей грумам. Девушки смотрели на них с неприкрытым любопытством.
   — Принцесса Исель, леди Бетрис, позвольте вам представить — сьер ди Паллиар, моя правая рука в Готоргете. Пятеро богов, Палли, что ты здесь делаешь?
   — Я собирался спросить тебя о том же, причем с большим на то основанием! — ответил Палли, поклонившись обеим леди, которые поедали его глазами со все возрастающим интересом. Два года после Готоргета сделали свое дело, молодой человек снова обрел блистательный вид, хотя к концу разрушительной осады все они выглядели как ободранные вороны. — Принцесса, миледи, приветствую вас… Но я теперь марч ди Паллиар, Кэс.
   — О, мои соболезнования, — Кэсерил удрученно покачал головой. — Мои соболезнования. Это недавняя утрата?
   Палли слегка склонил голову.
   — Почти два года прошло. Старика хватил удар, когда мы вынуждены были сдать Готоргет, но он продержался, пока я не добрался до дома, благодаря тому, что был сезон Отца Зимы. Он узнал меня, и я провел с ним его последние дни, рассказал о кампании — он благословил тебя перед смертью, хотя мы оба были уверены, что ты давно в ином мире. Кэс, приятель, куда же ты подевался?
   — Меня… не освободили.
   — Не освободили? Как так? Как могли тебя не освободить?
   — Вкралась какая-то ошибка. Моего имени не было в списке.
   — Но ди Джиронал сказал, что рокнарцы оповестили его, будто ты умер от лихорадки.
   Улыбка Кэсерила стала жесткой.
   — Нет, меня продали на галеры.
   Палли встряхнул головой.
   — Ничего себе ошибка! Но это же невозможно…
   Кэсерил скорчил гримасу и толкнул его в грудь. Палли понял и замолчал, но гнев в его глазах не угас. Взглядом он дал понять Кэсерилу: «Хорошо, поговорим позже». Тут к ним подошел улыбающийся ди Феррей, и оба повернулись к нему.
   — Милорд ди Паллиар с ее милостью провинкарой пили вино в саду, — объяснил управляющий, — присоединяйтесь, Кэсерил!
   — Благодарю.
   И Палли с Кэсерилом направились вслед за ди Ферреем через двор, вокруг дома к небольшому участку, где садовник провинкары выращивал цветы. Она любила сидеть там в хорошую погоду. Пройдя немного, Кэсерил начал отставать. Палли замедлил шаг и вопросительно посмотрел на друга. Провинкара ожидала их с мягкой улыбкой на устах, устроившись в тени розового куста, усыпанного еще не раскрывшимися бутонами. Она указала им на принесенные слугами кресла. Кэсерил, скривившись и застонав сквозь зубы, опустился в одно из них.
   — Демоны Бастарда, — следя за ним внимательным взглядом, пробормотал Палли, — рокнарцы не оставили на тебе живого места?
   — Да нет, не совсем. Леди Исель… уф-ф… похоже, решила довершить незаконченное ими, — ему наконец удалось откинуться на спинку, — и еще эта проклятая глупая лошадь.
   Тут без приглашения явились обе юные леди, и провинкара нахмурилась.
   — Исель, вы скакали галопом? — громовым голосом спросила она.
   Кэсерил вступился за девушек:
   — Нет-нет, миледи, во всем виновата моя лошадь — она решила, что на нее напал какой-то ужасный хищный пожиратель кобылиц, и отпрыгнула в сторону. Ну а я не успел отпрыгнуть вместе с ней. Пришлось упасть. Не беспокойтесь, все в порядке, спасибо.
   И он принял бокал вина у слуги и быстро выпил, опасаясь расплескать. Мерзкая дрожь в теле, хвала богам, начала проходить.
   Исель подарила ему благодарный взгляд, не оставшийся, впрочем, незамеченным ее бабушкой. Провинкара недоверчиво фыркнула. В качестве наказания она отправила девушек переодеваться:
   — Исель, Бетрис, марш к себе и оденьтесь для ужина. Мы провинциалы, но не дикари.
   Отосланные юные леди понуро потащились из сада, с любопытством оглядываясь через плечо на необыкновенного гостя.
   — Но как ты оказался здесь, Палли? — спросил Кэсерил, когда обе изгнанницы скрылись за углом.
   Палли, тоже провожавший их глазами, вздрогнул, словно проснувшись. «Закрой рот, приятель, — весело подумал Кэсерил, — мне тоже пришлось через это пройти».
   — О! Я направляюсь в Кардегосс, знаешь, шаркать ножкой при дворе. Мой отец дружил со старым провинкаром и, когда проезжал мимо Валенды, всегда заглядывал сюда — вот и я, по его примеру, послал вестового с запиской. Ну а миледи, — он кивнул провинкаре, — любезно согласилась меня принять.
   — Я бы обиделась на вас, если бы вы не заехали, я так давно не видела ни вас, ни вашего отца. Мне очень жаль, что он покинул наш мир.
   Палли снова кивнул и обратился к Кэсерилу:
   — Мы собирались дать отдых лошадям и не торопясь отправиться завтра утром — погода слишком хороша, чтобы спешить. На дороге полно паломников. Нас оповестили, что холмы кишат разбойниками, но увы, нам ни одного не удалось найти!
   — Вы их искали? — удивился Кэсерил. Его мечтой на протяжении всего долгого пути до Валенды было не наткнуться на бандитов.
   — Эй! Я же теперь лорд-дедикат ордена Дочери в Паллиаре, да будет тебе известно. Что называется, надел отцовские сапоги. У меня есть определенные обязанности.
   — Ты ехал с солдатами Дочери?
   — Скорее, с багажным обозом. Все завалено книгами, собранной рентой, проклятым оборудованием и прочими тыловыми штучками. Игрушки командующего — сам знаешь, ты же меня этому и учил. Одна часть славы на десять частей дерьма.
   Кэсерил ухмыльнулся.
   — С таким удачным соотношением? Да на тебе благословение!
   Палли оскалился в ответ и с благодарностью взял предложенные ему сыр и печенье.
   — Я расположил своих людей внизу в городе. Но ты, Кэс! Ребята из Готоргета спрашивали, не встречался ли я с тобой. Ты должен был дать мне знать! Я чуть не упал, когда миледи поведала мне, что ты шел — пешком! — от самой Ибры и выглядел словно мышь, недоеденная котом.
   Провинкара пожала плечами, когда Кэсерил укоризненно стрельнул в нее глазами.
   — Последние полчаса я тут рассказывал им военные истории, — продолжил Палли. — Как твоя рука?
   Кэсерил пошевелил пальцами.
   — Лучше. Значительно, — он поспешил сменить тему. — А в связи с чем ты едешь ко двору?
   — Ну, у меня после смерти отца еще не было возможности формально войти в должность и предстать перед реем Орико. Кроме того, я должен представлять орден Дочери в Паллиаре при вступлении в должность его нового священного генерала.
   — Генерала? — переспросил Кэсерил.
   — А, так Орико все-же решил этот вопрос? — вступил в беседу ди Феррей. — После смерти старого генерала, я слышал, все знатные семьи Шалиона пытались получить это место.
   — Могу себе представить, — усмехнулась провинкара. — Вполне доходный и могущественный орден, хотя и не такой, конечно, как орден Сына.
   — О да! — ответил Палли. — Об этом еще не объявили, но всем известно — генералом станет Дондо ди Джиронал, младший брат канцлера.
   Кэсерил вздрогнул и отпил вина, чтобы скрыть свой испуг. После долгой паузы провинкара сказала:
   — Странный выбор. Обычно от генерала святого военного ордена ожидают большей… большей аскетичности.
   — Но, — поразился ди Феррей, — ведь канцлер Мартоу ди Джиронал уже является генералом ордена Сына! Два генерала в одной семье? Это опасная концентрация власти!
   Провинкара прошептала:
   — Кроме того, Мартоу должен стать провинкаром, если молва не лжет. Как только старый ди Илдар прекратит свое жалкое существование.
   — Я не слышал такого, — в голосе Палли послышалось беспокойство.
   — Да, — сухо подтвердила провинкара, — семья Илдара не слишком рада. Они рассчитывали, что титул провинкара перейдет к одному из племянников.
   Палли пожал плечами.
   — Братья Джиронал делают карьеру в Шалионе благодаря расположению рея Орико. Полагаю, будь я умнее, я бы тоже примкнул к их свите и двигался наверх вместе с ними.
   Кэсерил нахмурился, делая вид, что разглядывает вино в бокале, и проронил, чтобы сменить тему.
   — Какие еще новости ты слышал?
   — Ну, пару недель назад наследник ибранского престола снова поднял знамена Южной Ибры против старого лиса, своего отца. Все думали, что поражение в кампании прошлым летом образумит молодого принца, но нет.
   — Наследник слишком много на себя берет, — сказала провинкара. — Есть ведь и еще один сын.
   — В последнее время Орико поддерживает наследника, — заметил Палли.
   — За счет Шалиона, — пробормотал Кэсерил.
   — Мне кажется, что Орико загадывает на будущее. Ведь в конце концов, — Палли снова пожал плечами, — наследник победит. Рано или поздно. Так или иначе.
   — Но сейчас это будет грустная победа для старика, если его сын проиграет, — задумчиво произнес ди Феррей. — Думаю, они загубят массу человеческих жизней, а потом начнется все сначала. Игры на куче трупов.
   — Мрачное занятие, — провинкара сжала губы, — ничего хорошего из этого не выйдет. Эй, ди Паллиар, расскажите-ка что-нибудь хорошее. Есть же какие-нибудь хорошие новости? Скажите мне, что жена Орико ждет ребенка.
   Палли печально покачал головой.
   — Насколько мне известно, нет, леди.
   — Ну, тогда пойдемте ужинать и больше не будем говорить о политике. Моя старая голова начинает от нее болеть.
   Пока Кэсерил сидел, у него свело мышцы, несмотря на выпитое вино, и пытаясь подняться, он едва не упал. Палли, озабоченно хмурясь, поддержал его под локоть.
   Кэсерил удалился умыться и переодеться. И насладиться в одиночестве подсчетом своих синяков.
   Ужин был щедрым и вкусным. Ди Паллиар, который никогда не был неуклюж за столом — и манеры имел прекрасные, и беседу умел поддержать, — завладел вниманием всех, от лорда Тейдеса и леди Исель до последнего пажа, столь увлекательные истории слетали с его уст. Несмотря на вино, голова его оставалась ясной, и из него сыпались только забавные истории, героем которых в основном был он сам. Во время рассказа о том, как он последовал за Кэсерилом в ночную вылазку против рокнарских саперов и как они вдвоем на месяц отбили у врага охоту к активным действиям, слушатели только переводили расширенные глаза с Кэсерила на Палли и обратно. Им явно нелегко было представить себе скромного, никогда не повышающего голос секретаря принцессы грязным, окровавленным и ползающим по камням с кинжалом в руке и со злобным оскалом. Кэсерилу было неуютно под этими взглядами. Ему хотелось стать невидимкой. Дважды Палли пытался вовлечь его в беседу, и дважды он ловко ускользал, не желая ничего рассказывать. Палли, осознав бесплодность своих попыток, сдался.
   Трапеза текла неспешно и закончилась поздно. И наконец настал тот час, которого так ждал и страшился Кэсерил: когда все разошлись спать, Палли постучал в его дверь. Кэсерил впустил его и, придвинув скамейку к стене, бросил на нее подушки. Сам же устроился на кровати, которая, как и ее хозяин, при этом тихонько застонала. Палли сел, уставился на Кэсерила в неярком свете свечей. Затем начал с отличавшей его прямотой:
   — Ошибка, Кэс? Ты хорошо подумал об этом?
   Кэсерил вздохнул.
   — У меня было девятнадцать месяцев на размышления, Палли. Я рассмотрел каждую возможность, даже самую ничтожную. Я думал об этом, пока меня не начало тошнить.
   Палли спросил в лоб:
   — Ты считаешь, что рокнарцы решили отомстить тебе, спрятав от нас и сообщив, что ты мертв?
   — Я так думал поначалу.
   «Если не принимать во внимание, что я видел список».
   — Или кто-то преднамеренно вычеркнул тебя из списка? — настаивал Палли.
   Список был написан рукой Мартоу ди Джиронала.
   — Это был мой окончательный вывод.
   Палли выдохнул:
   — Низкий, грязный предатель! После всего, что мы перенесли… черт побери, Кэс! Когда я прибуду ко двору, я расскажу об этом ди Джироналу. Он самый могущественный лорд Шалиона, боги свидетели. Вместе, уверен, мы доберемся до задницы этого…
   — Нет! — Кэсерил в ужасе подскочил на подушках. — Не надо, Палли! Даже не заикайся ди Джироналу, что я существую! Не обсуждай это, не упоминай обо мне — если мир считает, что я мертв, так даже лучше. Если бы я знал, что все обстоит именно так, я бы остался в Ибре. Просто… забудь об этом.
   Палли пристально посмотрел в глаза другу.
   — Но… Валенду вряд ли можно назвать краем света. Все равно люди узнают, что ты жив.
   — Это спокойное мирное место. Я никому здесь не мешаю.
   Многие в Готоргете были столь же смелы, как Палли, многие были куда сильнее, но любимым лейтенантом Кэсерила он стал из-за своего ума. Этому уму достаточно было получить единственную ниточку, чтобы начать быстро разматывать весь клубок. Глаза Палли сузились, поблескивая в отсвете пламени свечи.
   — Ди Джиронал? Сам? Пятеро богов, чем же ты ему так насолил?
   Кэсерил поерзал, устраиваясь поудобнее.
   — Думаю, это не личное. Полагаю, это была лишь маленькая… услуга кому-то. Маленькая незначительная услуга.
   — Тогда правду знают еще двое. О боги, Кэс! Кто же этот второй?
   Палли будет раскапывать и разнюхивать — теперь Кэсерилу его не остановить, что ни делай. Он не бросит работу ума на полпути и уже начал собирать головоломку.
   — Кто мог тебя так ненавидеть? Ты всегда был самым дружелюбным и мирным человеком. Ты даже отказывался от дуэлей, а побежденным врагам никогда не предлагал унизительных для них условий и — демоны Бастарда! — даже в шутку не заключил ни единого пари! Маленькая незначительная услуга! Что могло руководить человеком, чтобы так жестоко поступить с тобой?
   Кэсерил потер лоб. Голова начала болеть, но вовсе не от выпитого вина.
   — Страх. Так я думаю.
   Палли удивленно скривил рот.
   — И если станет известно, что и ты кое-что знаешь, они будут бояться тебя тоже. Я совсем не хочу, чтобы это коснулось тебя, Палли. Я хочу, чтобы ты оставался в стороне.
   — Если это действительно столь сильный страх — я бы даже сказал, ужас, — то один тот факт, что мы встречались и разговаривали, уже делает меня в их глазах подозрительным. Их страх плюс мое невежество — о боже, Кэс! Не посылай меня в бой с завязанными глазами!
   — Я больше никого не хочу посылать в бой! — ярость и решительность, прозвучавшие в голосе Кэсерила, удивили даже его самого. Глаза Палли расширились. Однако Кэсерилу внезапно пришло в голову использовать неуемное любопытство Палли против него самого. — Если я расскажу тебе, что и откуда я знаю, ты дашь мне слово — твое слово! — что оставишь это и не будешь пытаться ничего разузнать и ни словом не упомянешь ни о том, что я тебе расскажу, ни обо мне? Ни намека, ни рискованных игр?..
   — В общем, вести себя тише воды ниже травы, как это делаешь ты? — сухо спросил Палли.
   Кэсерил хмыкнул — то ли весело, то ли печально.
   — Именно так.
   Палли оперся спиной о стену и в раздумье ущипнул себя за губу.
   — Торгаш, — наконец ласково произнес он, — заставляешь меня купить кота в мешке и даже не даешь взглянуть на него. Вдруг там вовсе и не кот?
   — Мр-р-р.
   — Я просто хочу совершить равноценный обмен… о проклятье, ладно, ладно! Я всегда знал, что ты не бросишь нас на неизведанную территорию и не направишь в заведомую засаду. Я поверю твоим суждениям, а ты — в мою рассудительность и осторожность. Таким будет мое слово.
   Очень, очень умелый контрудар. Кэсерил не мог не восхититься им. Он вздохнул.
   — Что ж, хорошо.
   Какое-то время он сидел молча, словно собираясь с мыслями и не зная, с чего начать. Этот рассказ никогда еще не звучал вслух, хотя мысленно был повторен столько раз, что слова должны были бы слетать с уст без запинки.
   — История достаточно короткая. Впервые я встретил Дондо ди Джиронала четыре, нет, теперь уже пять лет назад. Я тогда на стороне Гуариды участвовал в маленькой приграничной кампании против безумного рокнарского принца Олуса — помнишь, он еще имел привычку закапывать своих противников по пояс в экскременты и сжигать живьем? Через год после тех событий его убили собственные охранники.
   — О да. Я слышал о нем. Говорят, его засунули в дерьмо вниз головой.
   — Есть несколько версий его кончины. Но в то время он еще правил. Лорд Гуариды загнал его войска — кучку разбойников — в холмы у самой границы, им некуда было деваться. Лорда Дондо и меня послали как парламентариев доставить Олусу ультиматум и обговорить контрибуции и условия освобождения пленных. Дела на переговорах пошли… плохо. И Олус решил, что доставить его ответ лордам Шалиона может и один посыльный. Он поставил нас с Дондо друг перед другом в своей палатке, окружив дюжими солдатами с мечами. Нам был предоставлен выбор: либо снести мечом голову своему товарищу и доставить ее вместе с ответом принца в лагерь лорда Гуариды, либо, если мы откажемся от боя между собой, остаться обоим без голов, каковые катапультируют затем в сторону наших позиций.