Страница:
Перепрыгивая с луны на луну, эта пара на попутной комете добралась до Юпитера и основательно - в течение года - его изучила. Остановиться же на Земле, показавшейся им после Юпитера поистине малюткой, они решили исключительно потому только, что на встретившемся ранее Марсе, впятеро, по данным XVIII века, меньшем нашей планеты, побоялись вообще не найти места для ночлега. К слову сказать, Марс... Ныне многим известна удивительная история Фобоса и Деймоса - его спутников. Официально они были открыты американцем Асафом Холлом в 1877 году. Неофициально же на полтора века раньше открыли их астрономы государства Лапуту, как о том поведал посетивший этот летающий остров Лемюэль Гулливер... Свифт, между прочим, приводит даже расчеты орбит этих малых небесных тел, разумеется отличающихся от тех, какие мы знаем сегодня. Но, по свидетельству Ю. Кагарлицкого, когда нынешние астрономы попробовали выполнить эти расчеты с помощью инструментов, которыми могли располагать современники великого англичанина, оказалось, что погрешности в его вычислениях продиктованы несовершенством самих инструментов... Так вот. Французский писатель Мари Франсуа Аруэ, известный всему миру под именем Вольтера, в своей философской повести "Микромегас", изданной в 1752 году (опять-таки за столетие с четвертью до "заявки" А. Холла), повторяет открытие Свифта! Космические пришельцы Вольтера, тоже заметили обращающиеся вокруг Марса две луны, которые "ускользнули от глаз наших астрономов". Эти последние, предвидит писатель, будут, конечно, иронизировать по поводу их существования, но... "я обращусь за защитой к здравому смыслу люден, привыкших судить по аналогии. Эти добрые философы поймут, как трудно было бы Марсу, столь удаленному от Солнца, обойтись менее чем двумя лунами...". Расчетов здесь, как видим, нет. Но тем не менее есть сами луны! Что же это, просто внимательное знакомство с книгой Свифта? Или же действительно отголоски какого-то древнего знания, если исходить из поговорки, утверждающей, будто все новое - это хорошо забытое старое? Кто решится однозначно ответить на этот вопрос? Впрочем, вернемся к нашей планете... Приземлившись в северной части Балтийского моря, пришельцы отдохнули немного, позавтракали и, двинувшись неспешным шагом (неспешным, естественно, для Микромегаса: спутник-то как раз едва поспевал за ним, поскольку на каждый шаг гиганта вынужден был делать по двенадцать своих!), обогнули в течение тридцати шести часов всю Землю. При этом они "почти не заметили то пройденное ими болотце, которое носит имя Средиземного моря, а равно и мелкий прудок, называемый океаном и окружающий материки...". Однако, к чести путешественников, с первых же минут пребывания в новом мире их горячо заинтересовал вопрос о его обитаемости. Но органы чувств их не были пригодны для изучения миниатюрных существ, населяющих Землю... и "карлик" с Сатурна поторопился заключить, что планета, безусловно, необитаема. "Вы только посмотрите, - рассуждает он, - как этот мир дурно устроен, как до смешного неправильна его форма! Здесь все пребывает в полном хаосе: взгляните хоть на эти ничтожные ручейки, из которых ни один не течет по прямой; на эти пруды, которые ни круглы, ни овальны, ни четырехугольны, - правильной формы не заметно ни в одном; на эти острые пупырышки (он имел в виду горы, - Гималаи им, к счастью, не встретились), которыми топорщится эта Земля и которые исцарапали мне все ноги!.. Никто, обладай он хоть тенью здравого смысла, не согласился бы жить в такой обстановке..." Как напоминают поспешные умозаключения сатурнийца рассуждения некоторых героев нынешней фантастики: они ведь тоже иной раз судят о встреченных ими мирах по весьма поверхностным признакам! Делают они это, разумеется, в полном согласии с авторским замыслом, предуготавливающим разнообразные испытания своим героям. То же и у Вольтера. Умудренный большим житейским опытом, почерпнутым в прежних путешествиях, Микромегас пытается внушить спутнику мысль об относительности самих свидетельств органов чувств. "Ведь не видите же вы своими маленькими глазками некоторых звезд пятидесятой величины, которые прекрасно различаю я, - так неужели заключите из того, будто эти звезды и не существуют?" Случай подтверждает правоту гиганта: им удастся-таки не только обнаружить, но даже и вступить в контакт с крохотными "инфузориями", какими предстают им обитатели Земли. В повести великого остроумца и обличителя немало саркастических выпадов в адрес социальных пороков его эпохи. Таково, к примеру, язвительнейшее рассуждение о существе, в чьей руке мог бы поместиться весь земной шар: что оно подумало бы о тех битвах, следствием которых бывает сдача противнику двух деревень? Между тем "очень может быть, что такие существа найдутся!" - замечает писатель вполне в духе наисовременнейшей нашей фантастики... Вольтер удивительно последователен в обличении любых форм "мирового зла", отнюдь не абстрактного в его представлении. Все, что только можно извлечь саркастического, извлекает он из каждого своего допущения! "Я уверен, - заканчивает он приведенную выше мысль, - что если эти строки будут прочтены каким-нибудь гренадерским капитаном, то он немедленно сделает головные уборы гренадеров своей роты по крайней мере на два фута выше..." Горек смех Вольтера по поводу несовершенств рода людского, - горек и удивительно злободневен даже и для нашего XX века. "Я сегодня убедился более, чем когда-либо, что о предметах никак нельзя судить по их наружной величине..." Это, увы, не единственное, в чем убеждается Микромегас в результате посещения Земли. Гигант не только телом, но - вполне под стать своему создателю - и духом, он убеждается еще и в том, что и на Земле нет-таки истинного счастья, что и у "разумных атомов" нашей планеты "плоти гораздо больше, чем нужно для того, чтобы делать зло, если считать, что зло происходит от плоти, и слишком много ума, если зло порождается им...". Заключая же наше знакомство с космическим путешественником Микромегасом, очень трудно перебороть искушение ответить утвердительным "да" на сакраментальное "был ли и Вольтер научным фантастом?".
Удачливый предок Кейвора
Удивительно, как прозорливо предугадывала порой старая фантастика идеи писателей последующих веков! Первооткрывателем "кейворита", возвестившего в фантастике эпоху антигравитационных кораблей и аппаратов, мы обычно считаем чудаковатого изобретателя Кейвора и родного его отца - Герберта Уэллса. Оно и понятно: испробуйте-ка назвать фантаста, который догадался бы "открыть" это заманчивое вещество до Уэллса?! А что, если и вправду попробовать? ...Отважный Доминико Гонсалес попадает на Луну. В коллекции диковинок, которыми властитель лунного мира оделил предприимчивого искателя приключений, достойное место нашел себе камень эболюс. "Если приложить его к голому телу, он снимает все заботы и делает тело невесомым. Но если повернуть его другой стороной, он усиливает земное притяжение и придает телу вес вдвое больше прежнего..." Пусть вас не смущает излишне вольное толкование природы тяготения. Ведь это ничуть не помешало Гонсалесу в решительный момент, когда при возвращении на Землю его летательной машине грозит падение, прибегнуть к помощи чудодейственного камня. "Поразмыслив, я решил, что сейчас или никогда настало время воспользоваться моим эболюсом. Я приложил его к обнаженному телу и..." И приземление завершилось вполне благополучно. Так английский епископ и литератор Фрэнсис Годвин в книге "Человек да Луне", изданной в 1638 году, за двести шестьдесят лет до Уэллса предвосхитил знаменитое "открытие" Кейвора.
По следам Филеаса Фогга
Десятому роману Жюля Верна - "Вокруг света в восемьдесят дней" - с самого начала сопутствовал необыкновенный успех. Филеас Фогг, подгоняемый жесткими сроками, мчался из города в город, из страны в страну... и тираж парижской газеты "Ле Тан", где в ноябре-декабре 1872 года печатался этот роман, неудержимо рос 01 номера к номеру. Читателя, традиционно полагавшего, что на кругосветное путешествие требуются многие месяцы (если не годы), завораживало, властно брало в плен и название романа, и само намерение хладнокровного англичанина совершить такое путешествие в восемьдесят дней. Кроме того, действие романа очевидно, вовсе не случайно - развертывалось именно в последние месяцы этого же 1872 года, - роман читался как репортаж о действительных событиях! И как читался! Американские корреспонденты ежедневно сообщали по телеграфу в Нью-Йорк последние новости об этом сенсационном путешествии. И уже в ноябре роман Жюля Верна начал печататься в переводе на русский язык в журнале "Русский вестник". ...Вот и Азия осталась позади, и Тихий океан. Не без приключений, но вполне успешно пересек Филеас Фогг американский континент. И тут читающая публика с волнением узнала, что пароход, на котором путешественник рассчитывал вернуться в Англию, покинул Нью-Йорк за сорок пять минут до того, как Филеас Фогг появился в порту. Опоздал!.. На помощь Филеасу Фоггу поспешила американская судоходная компания: она предложила Жюлю Верну крупное вознаграждение, если тот "перевезет" своего героя через Атлантику на лучшем из ее пароходов. Еще бы, такая реклама вполне окупала выделяемые на нее средства! Однако Филеас Фогг предпочел приобрести на собственные деньги "Генриетту" - пароход с железным корпусом, но деревянными надстройками. Как помнят читатели (а также и кинозрители, имевшие возможность познакомиться с эффектной экранизацией романа), эти деревянные надстройки очень пригодились путешественнику в его последнем морском переходе!.. Двадцать второго декабря "Ле Тан" известила своих читателей: Филеас Фогг, уже смирившийся было с неудачей, все-таки выиграл пари! Едва ли не насильно влекомый верным Паспарту, он появился в Реформ-клубе точно в срок - в минувшую субботу, двадцать первого декабря, ровно в восемь часов сорок пять минут вечера! Чудесный способ, при помощи которого Филеас Фогг приобрел "лишние" сутки и тем посрамил коварную судьбу, вызвал во французской печати оживленную дискуссию (4). И эта дискуссия в свою очередь немало способствовала популярности романа. В начале 1873 года он вышел отдельным изданием, почти тотчас последовали переводы на многие европейские языки. В одной только России в том же 1873 году роман Жюля Верна был издан в трех разных переводах! И не улеглась еще первая волна споров, дискуссий, восторженных отзывов о романе, как в театре Порт-Сен-Мартен началась подготовка к премьере спектакля-феерии "Вокруг света в восемьдесят дней". Это было, по свидетельству парижского корреспондента "Отечественных записок", своеобразное "сценическое нововведение, ряд этнографических картин, что-то вроде волшебно-географической сказки, имеющей целью поучать, развлекая... На пьесу уже стали появляться пародии - несомненный признак успеха...". Пьеса выдержала 400 представлений подряд. В июле 1875 года ее посмотрел и русский писатель Н. С. Лесков, писавший сыну: "...это такое представление, что глаз не отведешь". Оно и не удивительно, ведь по сцене "проплывал" небольшой пароход, "проходил" поезд с локомотивом, перед зрителями появлялся живой индийский слон... 2250 раз была сыграна пьеса на парижской сцене в течение 1874-1938 годов! С неизменным успехом шла она десятилетиями и в театрах Петербурга и Москвы: картины жизни экзотических стран - даже если это очень беглые картины - всегда находили восторженных зрителей. Ведь тяга к необычайному всегда жива в каждом из нас. Чем иным объяснить повышенный (как об этом не раз писалось в газетах) расход электроэнергии в часы, когда по телевидению идет "Клуб путешественников"? Да и феноменальные кассовые сборы упоминавшегося уже фильма по роману Жюля Верна - их ведь тоже никак не спишешь на счет одних только кинозвезд, в этом фильме занятых...
Пьеса о "путешествии, проделанном с максимальной быстротой", ставилась в театрах, роман издавался и переиздавался, и название оставалось все то же: "Вокруг света в восемьдесят дней". А земной шар между тем продолжал "уменьшаться": все быстроходнее становились пароходы и поезда, все гуще опутывали планету линии железных дорог и трассы регулярных морских рейсов, все налаженное и четче работал этот огромный механизм всепланетного транспорта. Уже в 1889 году молодая американка Нелли Блай, репортер нью-йоркской газеты "Солнце", объехала вокруг света за семьдесят два дня. "Я не сомневался в успехе мисс Нелли Блай. Ура в ее честь!" - приветствовал путешественницу верный себе фантаст, неоднократно писавший и заявлявший устно, что "все, что человек способен представить в воображении, другие сумеют претворить в жизнь". Два года спустя, в 1891 году, американская журналистка еще дважды совершила кругосветное путешествие - за шестьдесят семь и шестьдесят шесть дней. В 1901 году Гастон Стиглер, сотрудник парижской газеты "Эко де Пари", проделал то же самое в шестьдесят три дня. "Максимально быстрые" путешествия превращались в своеобразный спорт, причем достижения в этом "новом марафоне" всякий раз широко освещались прессой. В 1911 году новый рекорд во времени - 40 дней 5 часов 42 минуты установил еще один француз, Андрэ Джагер-Шмидт. Но и этот "сногсшибательный" рекорд продержался недолго: американец Джон Генри Мирс в 1914 году объехал земной шар всего лишь в 35 дней 21 час и 35 минут! Между тем "условия поездки Мирса были далеко не благоприятны", утверждал корреспондент старого "Вокруг света". Так, "около Екатеринбурга произошел размыв пути, задержавший поезд на 18 часов. Только благодаря содействию железнодорожных чинов путешественнику удалось наверстать утерянное время и подоспеть в Иокогаму к отходу почтового быстроходного парохода...". Счет времени уже, как видим, пошел с точностью до часов и минут: развивалась техника, росли скорости и путешествие все больше и больше превращалось в поездку. В 1959 году пятнадцатилетний Клод Ласс, правнук Жюля Верна, совершил авиационную "кругосветку" за восемьдесят часов. А еще через два года первый космонавт Земли Юрий Гагарин затратил на облет нашей планеты восемьдесят минут. После этого рекордсменам кругосветных путешествий не оставалось ничего иного, кроме как обратиться к заведомо устаревшим видам транспорта. Такие путешествия совершаются ныне на автомобилях, велосипедах, в дедовских фургонах, а то и самым примитивным способом: пешком...
На примере свифтовского "Гулливера" мы уже убедились в том, что литературные произведения, в силу тех или иных причин вызвавшие определенный общественный резонанс, как правило, становятся объектом для подражаний: иногда - неосознанных и потому сугубо "серьезных", чаще шутливых, пародийных. О пародиях на пьесу по роману Жюля Верна уже упоминалось в приведенной нами цитате из "Отечественных записок". Но давайте продолжим эту цитату. "На одном театре дают "Путешествие вокруг света в восемьдесят минут", а на другом - "Путешествие вокруг света в восемьдесят ночей"..." - писал корреспондент журнала, ничуть не подозревая, конечно, о том, что по крайней мере название первой из этих пародий неожиданно окажется воистину пророческим. Не заставили себя ждать и подражания роману. Вскоре после путешествий Нелли Блай итальянец Улисс Гриффони написал роман "Вокруг света в тридцать дней". Некий американец, герой этого романа, более чем в два раза превышал рекорд Филеаса Фогга. И последний умирал от огорчения, узнав об этом... В 1908 году в петербургском журнале "Природа и люди" появилось - в переводе с французского - еще одно подражание Жюлю Верну: роман Поля д'Ивуа "Вокруг света с гривенником в кармане". На этот раз герою, журналисту Лавареду, по завещанию отходит многомиллионное наследство. Но... лишь в том случае, если он сумеет объехать вокруг света "зайцем", с пятью су в кармане. (Французское издание романа так и называлось: "Пять су Лавареда".) И вот журналисту приходится хитрить, изворачиваться, не брезговать даровыми обедами... А в 1911 году "Вокруг света" начал печатать с продолжением роман Роберта Крафта "На автомобиле вокруг света", тоже явно навеянный романом Жюля Верна... Впрочем, Жюль Верн, всегда склонный к иронии и шутке, и сам предвидел возможность появления "вариантов и вариаций" своего шумно знаменитого романа. Предвидел и в свою очередь иронизировал над ними. В его романе "Клодиус Бомбарнак", опубликованном в 1892 году, среди пассажиров экспресса "Россия - Пекин" есть незадачливый немецкий барон с "нескончаемой" фамилией Вейсшнитцердерфер, который мечтает посрамить всех прежних рекордсменов: объехать земной шар за тридцать девять дней. Честолюбивому соискателю рекордов объехать-то шар удается. Но путешествие, он заканчивает... на сто восемьдесят седьмой день! И наконец, еще один любопытный факт из "послужного списка" знаменитого романа, связанный на этот раз с именем... Льва Толстого. Из воспоминаний современников нам известен восторженный отзыв писателя о французском фантасте: "Романы Жюля Верна превосходны! Я их читал совсем взрослым, и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев!.." В середине семидесятых годов в семье Толстых были часты вечерние чтения. Наступал вечер, дети окружали Льва Николаевича, и тот прочитывал им одну-две главы из новой книги необычайно популярного в те годы Жюля Верна. Привезенный из Москвы новый роман - "Вокруг света в восемьдесят дней" оказался без иллюстраций, и это, очевидно, разочаровало юных слушателей. И тогда... "Тогда папа начал нам иллюстрировать его сам, - вспоминал И. Л. Толстой. - Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах..." Рисунки были в основном выполнены пером, черными чернилами, на небольших листках бумаги и были, конечно, далеко не профессиональны. И все же герои жюльверновского романа на рисунках Льва Николаевича Толстого - живые люди, настроение которых в различные моменты различно. "...Мы с нетерпением ждали вечера и всей кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку..." Часть этих рисунков со временем была, по-видимому, утрачена: в фондах музея Л. Н. Толстого сохранилось до наших дней лишь семнадцать набросков к роману Жюля Верна. Тринадцать из них, но свидетельству специалистов, выполнены самим Львом Николаевичем. Эта деталь, столь, казалось бы, "неожиданная" в наследии титана реалистической литературы, - вещественное доказательство той увлеченности, с какою читался - да и сегодня читается! - знаменитый роман.
Проданный... аппетит
Эта "невыдуманная" история произошла лет через десять после того, как Филеас Фогг совершил свое рекордное путешествие. Эмиль Детуш, голодный и иззябший парижский безработный, стоя перед витриной, залитой светом, забитой дичью, рыбой и фруктами, твердо решил покончить с собой. И именно в этот момент отверженным бродягой вдруг заинтересовался "высокий тучный господин с черной бородкой и волосами, с одутловатым лицом, с огромным животом, еле помещавшимся в просторном, с трудом застегнутом пальто". То был мсье Ш. - король угля и железа, один из богатейших людей Франции. Нежданный филантроп накормил Эмиля Детуша изысканным обедом, во время которого не уставал "придерживать" аппетит своего подопечного. "Капельку терпения, друг мой, - мягко, но настойчиво убеждал он Эмиля. Поберегите ваш аппетит - это наиболее ценное из благ... Вы слишком набиваете себе желудок... Будьте умеренны... Довольно этого паштета из перепелок... Приберегите свои силы для пулярки... Не забудьте, что еще будет салат из морской капусты...". Когда Эмиль окончательно насытился, мьсе Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. "Я живу только желудком и только для желудка! - заявил он. - Есть - это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма - причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка - центральной точки живота... Желудок - вот истинный бог человечества!". Посетовав затем на то обстоятельство, что "желудок человека ограничен, позорно ограничен и в довершение беды глаза у нас ненасытнее желудка...", мсье Ш. закончил сенсационным признанием: "Я знаю благодетельное искусство заставлять других переваривать то, что я ем!" И предложил ошеломленному Эмилю Детушу за две тысячи франков ежемесячного дохода продать ему, мсье Ш., свою пищеварительную энергию. Совершенно так же, как рабочие продают свою мускульную силу, инженеры - интеллектуальную, кассиры - честность, кормилицы - молоко и материнские заботы... (- Что это? - удивится искушенный читатель. - Малоизвестный рассказ фантаста-сатирика Ильи Варшавского? Нечто похожее, помнится, встречалось... Повременим с ответом на этот вопрос. Вернемся к содержанию рассказа.) Обрадованный Эмиль Детуш подписал контракт на пять лет. И началась новая жизнь! Увы, далеко не сладкая, как вскоре же выяснилось. Обретя Эмиля, мсье Ш., этот ужаснейший обжора, освободился от угрозы несварения желудка и теперь неистовствовал! А Детуш? Не различая ни запаха, ни вкуса, Детуш переваривал пищу, которую в неограниченных количествах поглощал его хозяин. Из дома Эмиль выходил только на прогулку, обусловленную одним из пунктов контракта, предусмотрительный мсье Ш. заранее позаботился о том, чтобы приобретенный им "мешок для провизии" поддерживал себя в "рабочем" состоянии. Большую же часть дня Эмиль проводил отныне в дремотной истоме. И отвращение пресыщенного и бессильного человека ко всему, что живет, движется, кричит, постепенно охватывало его душу. Детуш попытался было разорвать контракт. Однако нотариус разъяснил ему, что это невозможно. "В нашем цивилизованном обществе бедняк существует не для себя, а для других..." Отчаявшись, Детуш бросился в Сену. Но его спасли... и приставили к нему здоровенного верзилу-сторожа. Тот поднимал Эмиля с постели, едва начинало светать, и заставлял долго бегать по полям, чтобы "приготовить патрону утренний аппетит". Смирившийся, подавленный, изнемогший, почти вконец отупевший, Детуш жил без желаний, без конца переваривая пищу, которую не ел. Но в конце концов взбунтовался. Ускользнув от сторожа, Детуш с пистолетом в руке проник к мсье Ш., когда тот, сияющий и благодушный, с красным лицом и со спокойной совестью, как раз собирался сесть за стол. Выстрелом в живот Эмиль уложил его. После чего, явившись в полицию, без утайки поведал печальную свою историю. Врачи-психиатры признали Детуша сумасшедшим. Его заперли в Шарантоне, знаменитом парижском сумасшедшем доме, и подвергли насильственному лечению холодным душем и смирительной рубашкой. А мсье Ш., которому врачи спасли жизнь, спустя несколько недель возобновил свои чудовищные пиршества. Естественно, и в Шарантоне Детуш не был освобожден от неосмотрительно подписанного им контракта... Таково содержание коротенькой (на двадцать-тридцать страничек) фантастической повести, которая, хотя и напоминает рассказ "Индекс Е-81", не могла быть написана Ильей Варшавским. Просто потому, что появилась-то она поначалу на ненецком языке, причем еще в прошлом веке, в 1884 году. Автором "Проданного аппетита" был... Поль Лафарг. Близкий друг и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса, "один из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма", как назвал его В. И. Ленин. Приступая к "невыдуманной" истории бедолаги Детуша, Лафарг со скрытой улыбкой напоминает в предисловии, что "Шамиссо, Мэри Шелли, Гофман, Бальзак и недавно Безант и Рис сообщали аналогичные случаи". И дальше откровенно иронизирует: "Дело врачей собрать и сравнить эти исключительные факты, которые были установлены людьми, достойными доверия, изучить их и сопоставить с чудесами, о которых повествует религия и которые они (т. е. ученые-медики. - В. Б.) лишают их сверхъестественного характера..." Припомнив хотя бы не раз издававшуюся в нашей стране повесть Адельберта Шамиссо о Петере Шлемиле, продавшем свою тень, или "Шагреневую кожу" Бальзака, или знаменитого "Франкенштейна" Мэри Шелли, нетрудно заметить, чем качественно отличается "Проданный аппетит" от фантастических произведений упомянутых Лафаргом писателей. Все они трактовали беды и несчастья своих героев в плане сугубо абстрактной морали. И Шлемиль, и Франкенштейн, и герой Бальзака сами виноваты в своих бедах и несчастьях: это человеческая натура толкнула их на необдуманные поступки, повлекшие за собой гибельные последствия... Убежденный марксист Лафарг, конечно же, зорче своих "коллег по фантастике". Капиталистическое общество, социальная система, основанная на эксплуатации человека человеком, - вот где корень зла, вот в чем" заключена истинная первопричина страданий Эмиля Детуша. И стало быть, бесплодны тут самые добрые пожелания абстрактных моралистов. Надо попросту изменить установившиеся общественные порядки, а справиться с этим может только революция... На заре современной социальной фантастики Поль Лафарг сумел разглядеть ее огромную разоблачительную силу. Талантливый памфлетист, он блестяще реализовал в "Проданном аппетите" возможности жанра. Не зря же лежащее сейчас передо мною дореволюционное русское издание этой фантастической повести, выпущенное прогрессивным петербургским книгоиздательством "Молот", приходится на грозный 1905 год...
Космическая одиссея профессора Осипова
"...Гром извержения и подземная пальба с каждою секундой все увеличивались. Вагон качался, словно утлая лодка на морских волнах. При каждом ударе наши путники ожидали, что вот-вот огненная лава и сжатые газы найдут себе проход и выбросят вагон в пространство или вдребезги разобьют его.
Удачливый предок Кейвора
Удивительно, как прозорливо предугадывала порой старая фантастика идеи писателей последующих веков! Первооткрывателем "кейворита", возвестившего в фантастике эпоху антигравитационных кораблей и аппаратов, мы обычно считаем чудаковатого изобретателя Кейвора и родного его отца - Герберта Уэллса. Оно и понятно: испробуйте-ка назвать фантаста, который догадался бы "открыть" это заманчивое вещество до Уэллса?! А что, если и вправду попробовать? ...Отважный Доминико Гонсалес попадает на Луну. В коллекции диковинок, которыми властитель лунного мира оделил предприимчивого искателя приключений, достойное место нашел себе камень эболюс. "Если приложить его к голому телу, он снимает все заботы и делает тело невесомым. Но если повернуть его другой стороной, он усиливает земное притяжение и придает телу вес вдвое больше прежнего..." Пусть вас не смущает излишне вольное толкование природы тяготения. Ведь это ничуть не помешало Гонсалесу в решительный момент, когда при возвращении на Землю его летательной машине грозит падение, прибегнуть к помощи чудодейственного камня. "Поразмыслив, я решил, что сейчас или никогда настало время воспользоваться моим эболюсом. Я приложил его к обнаженному телу и..." И приземление завершилось вполне благополучно. Так английский епископ и литератор Фрэнсис Годвин в книге "Человек да Луне", изданной в 1638 году, за двести шестьдесят лет до Уэллса предвосхитил знаменитое "открытие" Кейвора.
По следам Филеаса Фогга
Десятому роману Жюля Верна - "Вокруг света в восемьдесят дней" - с самого начала сопутствовал необыкновенный успех. Филеас Фогг, подгоняемый жесткими сроками, мчался из города в город, из страны в страну... и тираж парижской газеты "Ле Тан", где в ноябре-декабре 1872 года печатался этот роман, неудержимо рос 01 номера к номеру. Читателя, традиционно полагавшего, что на кругосветное путешествие требуются многие месяцы (если не годы), завораживало, властно брало в плен и название романа, и само намерение хладнокровного англичанина совершить такое путешествие в восемьдесят дней. Кроме того, действие романа очевидно, вовсе не случайно - развертывалось именно в последние месяцы этого же 1872 года, - роман читался как репортаж о действительных событиях! И как читался! Американские корреспонденты ежедневно сообщали по телеграфу в Нью-Йорк последние новости об этом сенсационном путешествии. И уже в ноябре роман Жюля Верна начал печататься в переводе на русский язык в журнале "Русский вестник". ...Вот и Азия осталась позади, и Тихий океан. Не без приключений, но вполне успешно пересек Филеас Фогг американский континент. И тут читающая публика с волнением узнала, что пароход, на котором путешественник рассчитывал вернуться в Англию, покинул Нью-Йорк за сорок пять минут до того, как Филеас Фогг появился в порту. Опоздал!.. На помощь Филеасу Фоггу поспешила американская судоходная компания: она предложила Жюлю Верну крупное вознаграждение, если тот "перевезет" своего героя через Атлантику на лучшем из ее пароходов. Еще бы, такая реклама вполне окупала выделяемые на нее средства! Однако Филеас Фогг предпочел приобрести на собственные деньги "Генриетту" - пароход с железным корпусом, но деревянными надстройками. Как помнят читатели (а также и кинозрители, имевшие возможность познакомиться с эффектной экранизацией романа), эти деревянные надстройки очень пригодились путешественнику в его последнем морском переходе!.. Двадцать второго декабря "Ле Тан" известила своих читателей: Филеас Фогг, уже смирившийся было с неудачей, все-таки выиграл пари! Едва ли не насильно влекомый верным Паспарту, он появился в Реформ-клубе точно в срок - в минувшую субботу, двадцать первого декабря, ровно в восемь часов сорок пять минут вечера! Чудесный способ, при помощи которого Филеас Фогг приобрел "лишние" сутки и тем посрамил коварную судьбу, вызвал во французской печати оживленную дискуссию (4). И эта дискуссия в свою очередь немало способствовала популярности романа. В начале 1873 года он вышел отдельным изданием, почти тотчас последовали переводы на многие европейские языки. В одной только России в том же 1873 году роман Жюля Верна был издан в трех разных переводах! И не улеглась еще первая волна споров, дискуссий, восторженных отзывов о романе, как в театре Порт-Сен-Мартен началась подготовка к премьере спектакля-феерии "Вокруг света в восемьдесят дней". Это было, по свидетельству парижского корреспондента "Отечественных записок", своеобразное "сценическое нововведение, ряд этнографических картин, что-то вроде волшебно-географической сказки, имеющей целью поучать, развлекая... На пьесу уже стали появляться пародии - несомненный признак успеха...". Пьеса выдержала 400 представлений подряд. В июле 1875 года ее посмотрел и русский писатель Н. С. Лесков, писавший сыну: "...это такое представление, что глаз не отведешь". Оно и не удивительно, ведь по сцене "проплывал" небольшой пароход, "проходил" поезд с локомотивом, перед зрителями появлялся живой индийский слон... 2250 раз была сыграна пьеса на парижской сцене в течение 1874-1938 годов! С неизменным успехом шла она десятилетиями и в театрах Петербурга и Москвы: картины жизни экзотических стран - даже если это очень беглые картины - всегда находили восторженных зрителей. Ведь тяга к необычайному всегда жива в каждом из нас. Чем иным объяснить повышенный (как об этом не раз писалось в газетах) расход электроэнергии в часы, когда по телевидению идет "Клуб путешественников"? Да и феноменальные кассовые сборы упоминавшегося уже фильма по роману Жюля Верна - их ведь тоже никак не спишешь на счет одних только кинозвезд, в этом фильме занятых...
Пьеса о "путешествии, проделанном с максимальной быстротой", ставилась в театрах, роман издавался и переиздавался, и название оставалось все то же: "Вокруг света в восемьдесят дней". А земной шар между тем продолжал "уменьшаться": все быстроходнее становились пароходы и поезда, все гуще опутывали планету линии железных дорог и трассы регулярных морских рейсов, все налаженное и четче работал этот огромный механизм всепланетного транспорта. Уже в 1889 году молодая американка Нелли Блай, репортер нью-йоркской газеты "Солнце", объехала вокруг света за семьдесят два дня. "Я не сомневался в успехе мисс Нелли Блай. Ура в ее честь!" - приветствовал путешественницу верный себе фантаст, неоднократно писавший и заявлявший устно, что "все, что человек способен представить в воображении, другие сумеют претворить в жизнь". Два года спустя, в 1891 году, американская журналистка еще дважды совершила кругосветное путешествие - за шестьдесят семь и шестьдесят шесть дней. В 1901 году Гастон Стиглер, сотрудник парижской газеты "Эко де Пари", проделал то же самое в шестьдесят три дня. "Максимально быстрые" путешествия превращались в своеобразный спорт, причем достижения в этом "новом марафоне" всякий раз широко освещались прессой. В 1911 году новый рекорд во времени - 40 дней 5 часов 42 минуты установил еще один француз, Андрэ Джагер-Шмидт. Но и этот "сногсшибательный" рекорд продержался недолго: американец Джон Генри Мирс в 1914 году объехал земной шар всего лишь в 35 дней 21 час и 35 минут! Между тем "условия поездки Мирса были далеко не благоприятны", утверждал корреспондент старого "Вокруг света". Так, "около Екатеринбурга произошел размыв пути, задержавший поезд на 18 часов. Только благодаря содействию железнодорожных чинов путешественнику удалось наверстать утерянное время и подоспеть в Иокогаму к отходу почтового быстроходного парохода...". Счет времени уже, как видим, пошел с точностью до часов и минут: развивалась техника, росли скорости и путешествие все больше и больше превращалось в поездку. В 1959 году пятнадцатилетний Клод Ласс, правнук Жюля Верна, совершил авиационную "кругосветку" за восемьдесят часов. А еще через два года первый космонавт Земли Юрий Гагарин затратил на облет нашей планеты восемьдесят минут. После этого рекордсменам кругосветных путешествий не оставалось ничего иного, кроме как обратиться к заведомо устаревшим видам транспорта. Такие путешествия совершаются ныне на автомобилях, велосипедах, в дедовских фургонах, а то и самым примитивным способом: пешком...
На примере свифтовского "Гулливера" мы уже убедились в том, что литературные произведения, в силу тех или иных причин вызвавшие определенный общественный резонанс, как правило, становятся объектом для подражаний: иногда - неосознанных и потому сугубо "серьезных", чаще шутливых, пародийных. О пародиях на пьесу по роману Жюля Верна уже упоминалось в приведенной нами цитате из "Отечественных записок". Но давайте продолжим эту цитату. "На одном театре дают "Путешествие вокруг света в восемьдесят минут", а на другом - "Путешествие вокруг света в восемьдесят ночей"..." - писал корреспондент журнала, ничуть не подозревая, конечно, о том, что по крайней мере название первой из этих пародий неожиданно окажется воистину пророческим. Не заставили себя ждать и подражания роману. Вскоре после путешествий Нелли Блай итальянец Улисс Гриффони написал роман "Вокруг света в тридцать дней". Некий американец, герой этого романа, более чем в два раза превышал рекорд Филеаса Фогга. И последний умирал от огорчения, узнав об этом... В 1908 году в петербургском журнале "Природа и люди" появилось - в переводе с французского - еще одно подражание Жюлю Верну: роман Поля д'Ивуа "Вокруг света с гривенником в кармане". На этот раз герою, журналисту Лавареду, по завещанию отходит многомиллионное наследство. Но... лишь в том случае, если он сумеет объехать вокруг света "зайцем", с пятью су в кармане. (Французское издание романа так и называлось: "Пять су Лавареда".) И вот журналисту приходится хитрить, изворачиваться, не брезговать даровыми обедами... А в 1911 году "Вокруг света" начал печатать с продолжением роман Роберта Крафта "На автомобиле вокруг света", тоже явно навеянный романом Жюля Верна... Впрочем, Жюль Верн, всегда склонный к иронии и шутке, и сам предвидел возможность появления "вариантов и вариаций" своего шумно знаменитого романа. Предвидел и в свою очередь иронизировал над ними. В его романе "Клодиус Бомбарнак", опубликованном в 1892 году, среди пассажиров экспресса "Россия - Пекин" есть незадачливый немецкий барон с "нескончаемой" фамилией Вейсшнитцердерфер, который мечтает посрамить всех прежних рекордсменов: объехать земной шар за тридцать девять дней. Честолюбивому соискателю рекордов объехать-то шар удается. Но путешествие, он заканчивает... на сто восемьдесят седьмой день! И наконец, еще один любопытный факт из "послужного списка" знаменитого романа, связанный на этот раз с именем... Льва Толстого. Из воспоминаний современников нам известен восторженный отзыв писателя о французском фантасте: "Романы Жюля Верна превосходны! Я их читал совсем взрослым, и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев!.." В середине семидесятых годов в семье Толстых были часты вечерние чтения. Наступал вечер, дети окружали Льва Николаевича, и тот прочитывал им одну-две главы из новой книги необычайно популярного в те годы Жюля Верна. Привезенный из Москвы новый роман - "Вокруг света в восемьдесят дней" оказался без иллюстраций, и это, очевидно, разочаровало юных слушателей. И тогда... "Тогда папа начал нам иллюстрировать его сам, - вспоминал И. Л. Толстой. - Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах..." Рисунки были в основном выполнены пером, черными чернилами, на небольших листках бумаги и были, конечно, далеко не профессиональны. И все же герои жюльверновского романа на рисунках Льва Николаевича Толстого - живые люди, настроение которых в различные моменты различно. "...Мы с нетерпением ждали вечера и всей кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку..." Часть этих рисунков со временем была, по-видимому, утрачена: в фондах музея Л. Н. Толстого сохранилось до наших дней лишь семнадцать набросков к роману Жюля Верна. Тринадцать из них, но свидетельству специалистов, выполнены самим Львом Николаевичем. Эта деталь, столь, казалось бы, "неожиданная" в наследии титана реалистической литературы, - вещественное доказательство той увлеченности, с какою читался - да и сегодня читается! - знаменитый роман.
Проданный... аппетит
Эта "невыдуманная" история произошла лет через десять после того, как Филеас Фогг совершил свое рекордное путешествие. Эмиль Детуш, голодный и иззябший парижский безработный, стоя перед витриной, залитой светом, забитой дичью, рыбой и фруктами, твердо решил покончить с собой. И именно в этот момент отверженным бродягой вдруг заинтересовался "высокий тучный господин с черной бородкой и волосами, с одутловатым лицом, с огромным животом, еле помещавшимся в просторном, с трудом застегнутом пальто". То был мсье Ш. - король угля и железа, один из богатейших людей Франции. Нежданный филантроп накормил Эмиля Детуша изысканным обедом, во время которого не уставал "придерживать" аппетит своего подопечного. "Капельку терпения, друг мой, - мягко, но настойчиво убеждал он Эмиля. Поберегите ваш аппетит - это наиболее ценное из благ... Вы слишком набиваете себе желудок... Будьте умеренны... Довольно этого паштета из перепелок... Приберегите свои силы для пулярки... Не забудьте, что еще будет салат из морской капусты...". Когда Эмиль окончательно насытился, мьсе Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. "Я живу только желудком и только для желудка! - заявил он. - Есть - это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма - причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка - центральной точки живота... Желудок - вот истинный бог человечества!". Посетовав затем на то обстоятельство, что "желудок человека ограничен, позорно ограничен и в довершение беды глаза у нас ненасытнее желудка...", мсье Ш. закончил сенсационным признанием: "Я знаю благодетельное искусство заставлять других переваривать то, что я ем!" И предложил ошеломленному Эмилю Детушу за две тысячи франков ежемесячного дохода продать ему, мсье Ш., свою пищеварительную энергию. Совершенно так же, как рабочие продают свою мускульную силу, инженеры - интеллектуальную, кассиры - честность, кормилицы - молоко и материнские заботы... (- Что это? - удивится искушенный читатель. - Малоизвестный рассказ фантаста-сатирика Ильи Варшавского? Нечто похожее, помнится, встречалось... Повременим с ответом на этот вопрос. Вернемся к содержанию рассказа.) Обрадованный Эмиль Детуш подписал контракт на пять лет. И началась новая жизнь! Увы, далеко не сладкая, как вскоре же выяснилось. Обретя Эмиля, мсье Ш., этот ужаснейший обжора, освободился от угрозы несварения желудка и теперь неистовствовал! А Детуш? Не различая ни запаха, ни вкуса, Детуш переваривал пищу, которую в неограниченных количествах поглощал его хозяин. Из дома Эмиль выходил только на прогулку, обусловленную одним из пунктов контракта, предусмотрительный мсье Ш. заранее позаботился о том, чтобы приобретенный им "мешок для провизии" поддерживал себя в "рабочем" состоянии. Большую же часть дня Эмиль проводил отныне в дремотной истоме. И отвращение пресыщенного и бессильного человека ко всему, что живет, движется, кричит, постепенно охватывало его душу. Детуш попытался было разорвать контракт. Однако нотариус разъяснил ему, что это невозможно. "В нашем цивилизованном обществе бедняк существует не для себя, а для других..." Отчаявшись, Детуш бросился в Сену. Но его спасли... и приставили к нему здоровенного верзилу-сторожа. Тот поднимал Эмиля с постели, едва начинало светать, и заставлял долго бегать по полям, чтобы "приготовить патрону утренний аппетит". Смирившийся, подавленный, изнемогший, почти вконец отупевший, Детуш жил без желаний, без конца переваривая пищу, которую не ел. Но в конце концов взбунтовался. Ускользнув от сторожа, Детуш с пистолетом в руке проник к мсье Ш., когда тот, сияющий и благодушный, с красным лицом и со спокойной совестью, как раз собирался сесть за стол. Выстрелом в живот Эмиль уложил его. После чего, явившись в полицию, без утайки поведал печальную свою историю. Врачи-психиатры признали Детуша сумасшедшим. Его заперли в Шарантоне, знаменитом парижском сумасшедшем доме, и подвергли насильственному лечению холодным душем и смирительной рубашкой. А мсье Ш., которому врачи спасли жизнь, спустя несколько недель возобновил свои чудовищные пиршества. Естественно, и в Шарантоне Детуш не был освобожден от неосмотрительно подписанного им контракта... Таково содержание коротенькой (на двадцать-тридцать страничек) фантастической повести, которая, хотя и напоминает рассказ "Индекс Е-81", не могла быть написана Ильей Варшавским. Просто потому, что появилась-то она поначалу на ненецком языке, причем еще в прошлом веке, в 1884 году. Автором "Проданного аппетита" был... Поль Лафарг. Близкий друг и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса, "один из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма", как назвал его В. И. Ленин. Приступая к "невыдуманной" истории бедолаги Детуша, Лафарг со скрытой улыбкой напоминает в предисловии, что "Шамиссо, Мэри Шелли, Гофман, Бальзак и недавно Безант и Рис сообщали аналогичные случаи". И дальше откровенно иронизирует: "Дело врачей собрать и сравнить эти исключительные факты, которые были установлены людьми, достойными доверия, изучить их и сопоставить с чудесами, о которых повествует религия и которые они (т. е. ученые-медики. - В. Б.) лишают их сверхъестественного характера..." Припомнив хотя бы не раз издававшуюся в нашей стране повесть Адельберта Шамиссо о Петере Шлемиле, продавшем свою тень, или "Шагреневую кожу" Бальзака, или знаменитого "Франкенштейна" Мэри Шелли, нетрудно заметить, чем качественно отличается "Проданный аппетит" от фантастических произведений упомянутых Лафаргом писателей. Все они трактовали беды и несчастья своих героев в плане сугубо абстрактной морали. И Шлемиль, и Франкенштейн, и герой Бальзака сами виноваты в своих бедах и несчастьях: это человеческая натура толкнула их на необдуманные поступки, повлекшие за собой гибельные последствия... Убежденный марксист Лафарг, конечно же, зорче своих "коллег по фантастике". Капиталистическое общество, социальная система, основанная на эксплуатации человека человеком, - вот где корень зла, вот в чем" заключена истинная первопричина страданий Эмиля Детуша. И стало быть, бесплодны тут самые добрые пожелания абстрактных моралистов. Надо попросту изменить установившиеся общественные порядки, а справиться с этим может только революция... На заре современной социальной фантастики Поль Лафарг сумел разглядеть ее огромную разоблачительную силу. Талантливый памфлетист, он блестяще реализовал в "Проданном аппетите" возможности жанра. Не зря же лежащее сейчас передо мною дореволюционное русское издание этой фантастической повести, выпущенное прогрессивным петербургским книгоиздательством "Молот", приходится на грозный 1905 год...
Космическая одиссея профессора Осипова
"...Гром извержения и подземная пальба с каждою секундой все увеличивались. Вагон качался, словно утлая лодка на морских волнах. При каждом ударе наши путники ожидали, что вот-вот огненная лава и сжатые газы найдут себе проход и выбросят вагон в пространство или вдребезги разобьют его.