Страница:
— Это неоспоримо, и такая встреча с самим собой — одна из удивительных деталей, связанных с подобными путешествиями. Совершенно очевидно, что в случае замкнутого цикла со слабой амплитудой, возвратившись назад и живя затем нормально, то есть в земном времени, я должен оказаться перед собственными глазами, точно так же, как сейчас нахожусь перед тобой.
— Непостижимо! — вскричал я, почти теряя рассудок. — Но ты, Джинг-Джонг, когда ты родишься… Когда ты будешь рожден… Когда ты должен будешь родиться… и если ты возвратишься в эти края, узнаешь ли ты Париж, который ты должен будешь посетить… да, который ты посетишь примерно за двенадцать тысяч лет до своего рождения?
— Не думаю, — ответил Джинг-Джонг. — Ты все время забываешь, что я должен буду родиться по отношению к тебе, но что касается меня, я уже родился, поскольку я сижу здесь, перед тобой. К этому моменту я помолодел только на два или три часа; и поскольку мне шестьдесят лет, я родился шестьдесят лет назад по времени перголезцев.
Сидя на террасе «Купола», мы продолжали беседу. Коньяк помогал мне не выглядеть чрезмерным глупцом, хотя я жалким образом продолжал путать глагольные времена. Стояла светлая ночь. Монпарнас снова стал красочным и оживленным, как в предвоенные годы. В толпе можно было встретить иностранцев всех рас и в любой одежде. Бадариец в красной тоге не особенно выделялся.
«Никто и не подозревает, — подумалось мне, — что здесь совершается… совершилось… совершится… самое необыкновенное приключение в истории… и что это мне, Оскару Венсану, дано стать его участником! Какая необыкновенная заботливость провидения!»
Совсем теряя голову от признательности к судьбе, я робко спросил своих гостей, не пожелают ли они отведать вина, столь прославленного у нас; я заказал две бутылки шампанского. Мы чокнулись.
Амун-Ка-Зайлат соблаговолил выразить свое удовлетворение. Он говорил:
— Странное ощущение испытываешь, друг, оказавшись внезапно на восемь тысяч лет впереди своего времени. Я не стану дурно отзываться о твоем веке, парижанин, хотя, мне кажется, он достиг просто непостижимого уровня невежества. Но воздух здесь легок, свет мягок, и я ощущаю в себе необычную теплоту. Я воздаю должное твоему гостеприимству и благодарю тебя от имени своего научного института. Что-то теперь делают мои научные коллеги в Бадари? Вернее, чем были они заняты восемьдесят веков назад? Конечно же, они с нетерпением ожидали моего возвращения. Я не обману их надежд. Жатва, собранная мною, станет датой в истории мировой науки.
Но я не могу безмятежно дремать среди плотских радостей твоей эпохи, друг; я должен выполнить свое задание. Я отправлюсь к цели, которая мне назначена; я должен достигнуть твоей эпохи, Джинг-Джонг. Возможно, я окажусь там, перголезец, в годы твоей жизни. Вероятно, стало быть, что я встречу тебя там; но ты не сможешь меня узнать, ибо наша встреча будет еще предстоять тебе в будущем. Я надеюсь, ты окажешь мне прием столь же учтивый, какой оказал нам наш друг парижанин. Надеюсь также, что искусство приготовления вин к тому времени не будет забыто.
— В последнем можешь быть уверен, о предок; но ты обольщаешь себя ложной надеждой. Ты не можешь меня встретить в Перголии, ибо если ты меня встретишь, то — прошу снисхождения за не слишком изящный оборот — это уже произошло в моем прошлом. В таком случае я уже теперь знал бы об этом. Между тем твое лицо мне незнакомо.
— Это справедливо, о будущий мудрец, я забыл об этой детали… Но мне пора. Не можешь ли ты, парижанин, оказать мне последнюю услугу? Мне было бы страшно неприятно взлететь посреди этой толпы; это не осталось бы незамеченным. Не согласишься ли ты проводить меня в какое-нибудь пустынное место, откуда я смогу вылететь, не вызывая скандала?
Я поднялся, чтобы проводить его. Джинг-Джонг пообещал подождать меня в «Куполе»; мне хотелось еще поговорить с ним.
— Я не двинусь с места, — сказал перголезец, — до твоего возвращения. Я думаю завтра отправиться дальше. Тебе же, предок Амун, я желаю счастливого пути. Но не хочешь ли ты передать что-нибудь своим братьям? Не исключено ведь, что я приземлюсь в твоем веке.
— Скажи им, что ты встретил по дороге Амун-Ка-Зайлата, что все идет хорошо и что я скоро возвращусь. Vale!
Мы прошли несколько шагов по бульвару. Потом мы свернули в переулок, и я повел Амуна по направлению к Люксембургскому дворцу.
По дороге бадариец говорил мне:
— Прости, друг, что я ускорил свое отбытие, но этот маленький перголезец мне совсем не нравится. Мне кажется, он питает какие-то ужасные намерения. Я чувствую, что за всем этим кроются черные замыслы. Богатая и обширная страна Бадари постоянно возбуждала зависть у своих соседей. За нашу историю нам пришлось отражать нападения бесчисленных врагов. Но что произойдет, если о нашем процветании узнают народы будущего? Если они столь же учены и могущественны, как мы — а именно так, по-видимому, обстоит дело с этими перголезцами, — боюсь, что у них будет слишком большое искушение отправить экспедицию в прошлое для завоевания наших богатств. Мне что-то не нравятся ни форма черепа Джинг-Джонга, ни его тщедушное тело. Я проделал глубокие исследования по изучению соотношения физической конструкции человека с его нравственным обликом и могу сказать, что на этот раз мы имеем дело с очень злым и нехорошим человеком… Парижанин, теперь я сделаю тебе признание, ибо чувствую, что ты меня не предашь. Если поначалу мое путешествие было вызвано бескорыстной научной любознательностью, то теперь оно приобретает до некоторой степени разведывательный характер. Раскрыв глубочайшие тайны вселенной и в полном сознании своего достоинства и славы, мы хотим познакомить с достижениями бадарийской цивилизации народы всех времен. Но теперь планы перголезцев, по-видимому, угрожают нашим.
Я принял решение. Я установлю машину на время жизни этого субъекта. Я проведу там несколько недель, чтобы узнать, что они замышляют. Потом я возвращусь в Бадари, чтобы сделать доклад Его Величеству нашему королю. Тогда мы сделаем свои приготовления.
На улице, кроме нас, никого не было. Он вынул из кармана машину времени и внимательно отрегулировал ее.
— Все готово, — сказал он наконец.
— Но, — ответил я, опечаленный, — я совсем мало тебя видел, и теперь ты покидаешь меня, наверное, навсегда. Мне еще нужно задать тебе тысячу вопросов. Ты мне почти ничего не рассказал о чудесной бадарийской цивилизации.
— Возможно, ты увидишь меня значительно раньше, чем предполагаешь, — ответил, улыбаясь, Амун-Ка-Зайлат. — Я обещаю на обратном пути сделать тут еще одну промежуточную посадку.
— А как я узнаю, где тебя опять встретить?
— Доверься, друг, бадарийской мудрости… А теперь отойди на несколько шагов.
Он плотно завернулся в тогу, сделал мне знак рукой, который я принял за прощальный, и нажал на кнопку. Вспыхнуло фиолетовое пламя, перед моими глазами промелькнула белая молния, и я услышал протяжный свист, подобный тому, что бывает при запуске ракет. Что-то ослепительно яркое пронеслось у меня над головой, устремляясь в черное небо. Все это заняло какое-то мгновение, после чего снова наступили мрак и тишина. Я остался один, сжимая от волнения решетку Люксембургского дворца.
Несколько секунд я продолжал стоять, прислонившись к решетке. Едва я справился с волнением, как новая вспышка озарила ночь. Снова молния прорезала небо, и передо мной на прежнем своем месте оказался Амун-Ка-Зайлат, на этот раз одетый в плотно облегающее трико.
— Что происходит? — вскричал я. — Ради бога, что означает это внезапное возвращение? Конечно, я счастлив, но что помешало твоим планам? Может, в твою машину попал песок?
Бадариец снисходительно улыбнулся.
— Ничего не случилось. Все работает отлично. Разве я не предупредил тебя, что сделаю здесь вторую промежуточную посадку? Как видишь, я держу свое слово. Я возвращаюсь из Перголии после того, как провел в этой стране, которая, кстати, мне совсем не понравилась, целый месяц. Я рад окунуться снова в нежную атмосферу парижской ночи.
Я опять не смог сдержать удивления:
— Но ведь ты покинул меня всего несколько секунд назад?
— Это правда. Но что же здесь непостижимого? Сколько раз нужно тебе повторять, что, как только я уношусь в пространство, я немедленно оказываюсь во времени, отличном от твоего? Я "достиг Перголии меньше чем за час, что составляет примерно одиннадцать тысяч лет земного времени. Я пробыл там, как и намеревался, немногим менее месяца — между прочим, я немало пострадал от мерзкой пищи и отвратительных напитков, которые мне подавали в этом двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году, — а затем я отправился против течения времени, отрегулировав свою машину таким образом, чтобы сделать здесь промежуточную посадку, как и обещал тебе. Поскольку день и время нашей первой встречи мне были по душе, я постарался вернуться точно на то же место. Это мне удалось без труда. Вот и все. На самом деле я прожил месяц. За это время ты прожил десять секунд, а на Земле прошло одиннадцать тысяч лет в одном направлении и одиннадцать тысяч лет в обратном. Все это ясно, как божий день. Я подумывал вернуться сюда немного ранее момента своего отправления. Но я не сделал этого, чтобы избавить тебя от излишних переживаний: я ведь вижу, что ты не в силах освоиться с относительностью времени.
— Я понимаю, — ответил я, вконец сбитый с толку. — Я понимаю… Я благодарен тебе, что ты переждал эти несколько секунд. Но в самом ли деле ты достиг этого двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьего года, как ты его называешь? Видел ли ты… Увидишь ли ты, в самом деле… Послушай, умоляю тебя, давай условимся употреблять прошлое время, пусть в этом и нет никакой логики. В самом ли деле ты видел эту Перголезскую республику, чей представитель ожидает меня сейчас перед бутылкой шампанского?
— Можешь быть уверен. Я видел ее и принес оттуда важные новости. Положение очень серьезно. Я хочу рассказать тебе о своих приключениях… Но не можем ли мы устроиться поудобнее в одном из этих заведений, где подают напиток, вкус которого я не забыл в течение последнего месяца? Пусть подождет Джинг-Джонг, этот гнусный негодяй.
Я присматривался к бадарийцу. Как я уже говорил, он был одет в черное, плотно облегающее трико. Оно подчеркивало его формы: фигурой он походил на античное божество. Я повел его в маленький кабачок на Сен-Жермен-де-Прэ в надежде, что там его наряд останется незамеченным. В самом деле, никто не обратил на него внимания. Я заказал вина. Он продолжал:
— Да, сын мой, Перголия достигла больших успехов в области физических и математических наук, но это не тот мир, который я выбрал бы, чтобы доживать там свои дни. Жители этой страны очень не симпатичны, и им незнакомо, что такое радость жизни. Помимо всего, это гнусные злоумышленники, которые, как я и предполагал, намереваются послать экспедицию для завоевания лучезарного Бадари. Но позволь мне теперь рассказать о своих приключениях. В них много необычного.
Как ты уже знаешь, я использовал указания Джинг-Джонга и отправился в перголезскую эпоху. Машина моя настолько совершенна, что я приземлился именно в его времени, в самой столице республики, которая именуется Бала и является наиболее отвратительным городом из всех, когда-либо встреченных благородным бадарийцем.
Я смешался с населением и старался ничем не обнаружить себя. Мне удалось обменять свою тогу на этот перголезский наряд, который буквально оскорбляет мой вкус. За несколько дней я усвоил их язык, после чего постарался проникнуть в среду их ученых, которые составляют там подлинную аристократию. Случай мне помог. Я поступил слугой в дом доктора Перголезской академии. Там я узнал, что приземлился в городе Бала — о чудо науки! — не только в эпоху Джинг-Джонга, но — слушай внимательно — в то время, когда он уже ВОЗВРАТИЛСЯ ИЗ СВОЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ. Я напоминаю тебе, что употребляю прошлое время только для того, чтобы не перенапрягать твои нервы. Я должен бы сказать: «когда он возвратится»… Это замечание я делаю с тем, чтобы предупредить твои возражения. Ты помнишь, что, когда я рассматривал возможность встретить в Перголии коротышку Джинг-Джонга, он заметил мне, что, если бы он меня уже видел, он бы помнил об этом. Итак, я встретил его там, но это произошло уже ПОСЛЕ нашей встречи здесь, ПОСЛЕ его путешествия в Бадари и ПОСЛЕ его возвращения. Стало быть, он не мог здесь помнить о событии, которое еще предстояло ему в будущем. Ты слушаешь меня внимательно?
— Продолжай, — сказал я, опрокидывая большой стакан коньяку.
— На чем я остановился?.. Ах, да! Итак, я оказался там как раз после возвращения Джинг-Джонга из путешествия. Мне никогда не забыть минуты, когда он увидел меня и — слушай теперь внимательно! — когда ему стало ясно, что, поскольку мы с ним встречались в твоем веке два раза (ибо вскоре нам предстоит снова встретиться здесь), ему не было известно во время этой второй встречи, что мы уже виделись — с моей точки зрения — или увидимся относительно него в Перголии одиннадцать тысяч лет спустя; но главное, он понял, что я-то в Париже уже об этом знал и, стало быть, имел возможность подготовиться к будущему сражению!
— Но как это? Как? — вскричал я.
— Я понимаю: требуется крайняя сосредоточенность, чтобы постигнуть все эти временные ситуации. Но сделай усилие, прошу тебя. Я повторяю: очень скоро мы снова его увидим. Он сам в припадке гнева сказал мне об этом в двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году. Теперь он не будет знать, что я уже был свидетелем его возвращения в Балу. Но когда там, в Перголии, он станет участником встречи, которую я уже пережил, тогда он поймет, что мне здесь уже были известны все обстоятельства этого будущего события и что он обведен вокруг пальца… Вот что произошло, и он меня яростно обвинял в коварстве. Достаточно ли ясно я выражаюсь?
— Продолжай. Я, кажется, понимаю, к чему идет дело.
— Итак, Джинг-Джонг возвратился из своей экспедиции. Конечно же, я старался не попадаться ему на глаза. Этот предатель представил доклад Перголезской академии и прочел его на заседании, которое происходило в доме моего хозяина. Я спрятался за шкафом и прослушал все от начала до конца. О сын мой, трудно передать, насколько извращены эти люди и какая страшная опасность угрожает Бадари!..
Прежде всего я испытал определенное удовлетворение, услышав из его уст, что мое путешествие счастливо окончилось… Нужно тебе сказать, что Джинг-Джонг достиг Бадари немного спустя после МОЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ. Мне кажется, ты не сумеешь уловить всей необычайности этой ситуации: впрочем, и мне самому нелегко во всем этом разобраться. Неважно… Итак, с явным удовольствием я слушал рассказ своего противника о поступке, который я еще не совершил, и о событии, которое он сам в нынешний момент еще не пережил. Буду краток, чтобы тебя не томить. Все прошло отлично. Но продолжаю о докладе Джинг-Джонга.
Он рассказал о прелестях бадарийской цивилизации, о процветании ее столицы и мудрости ее немногочисленного населения. Он упомянул о пустующих пространствах, окружающих Бадари, и сравнил их с густонаселенной территорией Перголии. Это их больное место. Дело в том, что этот народ одержим нелепой манией к стихийному размножению, без всякой мысли о будущем. В конце концов им приходится жить в такой тесноте, как в мои времена жили кое-где крысы в чужеземных странах. Земля не может больше прокормить всех обитателей Перголии. Увы, мои подозрения оказались совершенно справедливыми. Их проклятые ученые разработали план настолько же хитроумный, насколько мерзкий и дьявольский: они собираются послать армию в прошлое для завоевания Бадари.
Джинг-Джонг своим докладом только поощрил их. Начато массовое производство машин времени. Огромное количество солдат-завоевателей проходит интенсивную подготовку. Быть может, пока я разговариваю с тобой, их авангард уже находится в пути… Впрочем, я ошибаюсь, конечно. Ведь Перголия будет существовать только через одиннадцать тысяч лет. Что касается Джинг-Джонга, он все еще здесь. Он ждет тебя на террасе заведения, где мы были только что, то есть месяц назад. Сын мой, я чувствую себя усталым. В этих путешествиях требуется такая работа мысли, которая подвергает рассудок тяжелому испытанию. Все это очень усложняется… Но продолжаю.
Итак, никем не замеченный, я присутствовал на заседании перголезских ученых и слушал доклад доктора Джинг-Джонга. Он продемонстрировал сокровища, злодейски похищенные им в наших музеях. Он рассказал о проделанных им экспериментах. В частности, он вступал в связь с бадарийскими женщинами — из чисто научного любопытства, с целью создания гибридной расы. Этот рассказ был особенно омерзителен. Услышав об этих гнусностях, я потерял хладнокровие. Я выскочил из своего укрытия и бросился к этому коротышке, осыпая его градом жестоких упреков. Он узнал меня и понял то, что я тебе только что объяснял. Указывая на меня пальцем, он закричал своим коллегам: "Вот человек, которого я встречаю повсюду во всех эпохах! Это бадариец, рискнувший путешествовать во времени за двадцать тысяч лет до меня! Я наткнулся на него два раза в двадцатом веке по христианскому летоисчислению. Он прибыл сюда с тем, чтобы шпионить за мной, в то время как я, ничего не подозревая, сижу на террасе кафе в городе, именуемом Парижем. Но еще прежде, чем я увидел его здесь, этот гнусный негодяй отправился в Париж, зная заранее о моих замыслах. Он попытается вовлечь в свою игру жалкого идиота, чьим доверием он овладел. С помощью этого Оскара Венсана он захочет напоить меня и выкрасть мою машину времени. Но провидение не дремлет, и я расстроил их планы, ибо вот он я, перед вами, после того как я выполнил свою миссию в Бадари!
И это еще не все, перголезцы! Знайте же, что этот проклятый предок встает мне на дороге повсюду: в прошлом, настоящем и будущем? Настолько сплелись наши существования — мое прошлое с его будущим и мое будущее с его прошлым, — что сами боги не смогут ничего в этом уразуметь. Я встретил его снова — в Бадари уже после того, как он присутствовал на этом секретном заседании и пронзил меня кинжалом, что вы увидите через несколько секунд. К тому времени он коварным способом узнал уже все детали нашего грандиозного проекта и искал путей, чтобы воспрепятствовать его осуществлению. Он бахвалился там, что убил меня; сейчас он будет иметь честь совершить это в вашем присутствии!.. Ну что ж, пусть сбудется судьба! Умри, проклятый! Я знаю, что кинжал, которым я на тебя замахиваюсь, ты направишь в мою же грудь; но поскольку эта сцена уже существует во времени, я вынужден попытаться убить тебя, хотя и знаю, что именно я погибну. Умри же, презренный убийца!"
И он бросился на меня с кинжалом.
— Как?! — вскричал я.
— Умоляю тебя, парижанин, не прерывай меня! И так все это очень сложно. Знай только, что он не лгал. Я расскажу тебе сейчас, как все произошло. В отношении убийства все исполнилось совершенно точно.
Замахнувшись кинжалом, он бросился на меня. Но, к счастью, я значительно сильнее его. Я был начеку. В один миг я вывернул ему руку и овладел оружием.
«И ты полагаешь, негодяй, — вскричал я, тоже вне себя от бешенства, — что мне не надоело встречать тебя повсюду, ты думаешь, с меня этого недостаточно: поневоле сталкиваться с тобой во все времена? Ты думаешь, меня это забавляет: быть орудием в руках судьбы? Или я из удовольствия отдамся этой дурацкой комедии: когда попытаюсь выкрасть твою машину и буду знать, что ничего из этого не выйдет, как ты рассказал? Умри же, злодей, пусть сбудется то, что суждено!»
И я вонзил кинжал ему в сердце. Он испустил страшный крик и отдал свою мерзкую душу дьяволу.
Да, сын мой, я преступник, но меня не мучают угрызения совести; к тому же я убил его при самозащите. Единственное, о чем я жалею, это то, что я не смог навсегда покончить с этой жуткой личностью. Увы, мне придется встретить его еще здесь, потом в Бадари… и по его возвращении в Перголию, когда я заколю его там через одиннадцать тысяч лет… А затем придется снова отправиться в Бадари… снова встретить его… Ты знаешь, эти путешествия выработали у меня куда более сложные представления о времени. Я начинаю замечать, что это не столь уж простая среда, как мы представляли… Но окончу свой рассказ.
Итак, я убил коротышку Джинг-Джонга (почему только я не сделал этого раньше?)… Ну и шумиха поднялась в этом ученейшем собрании! Все эти писаки-коротышки бросились на меня, испуская дикие крики и комическим образом потрясая своими кулачками. Я с удовольствием проломил бы череп нескольким из них, но их было слишком много, и я не выбрался бы живым из Перголии. Я предпочел достойное отступление. Ноги у меня длинные, дыхание отличное, так что им было не угнаться за мной. Я укрылся в городе. Я прожил в нем еще несколько дней: нужно было узнать подробней о замыслах перголезских академиков. Смерть Джинг-Джонга не обескуражила их, и они не отказались от своего проекта.
Недолго ждать столкновения Перголии и Бадари. Война неотвратима. Узнав то, что мне было нужно, я поспешил отправиться в обратный путь — по воображаемому маршруту. Остальное тебе известно.
В молчании я выслушал этот удивительный рассказ, все чаще прибегая к помощи вина, чтобы не сдали нервы от этих головокружительных откровений. Вокруг нас в ритме какой-то странной мелодии колыхались в воздухе человеческие пары. Амун-Ка-Зайлат с интересом и явным удовольствием наблюдал за ними.
— Мне нравится бессвязная суета твоего века, — проговорил он со вздохом. — Если бы я мог побыть здесь подольше и дать немного отдыха моему рассудку! Увы, пора отправляться — надо действовать.
Я спросил, каковы его планы.
— Вот они, — отвечал бадариец. — Все средства хороши против бесчестного противника. Я решил хитростью овладеть проклятой машиной Джинг-Джонга. Ты должен мне помочь, и мы проведем его. Не говори ему ничего о моем путешествии. Я же скажу ему, что по некоторым причинам мне пришлось отсрочить свое отправление, и предложу провести ночь за вином. Ты закажи напитки покрепче. Я уже заметил, что он как раз такие предпочитает. Когда он опьянеет, он будет в моем распоряжении, и я смогу выкрасть его машину. Тогда он станет пленником твоего века, и Бадари будет спасено.
Эти рассуждения звучали явно нелогично в устах бадарийца и показались мне просто безрассудными.
— Конечно же, я хочу тебе помочь, — ответил я. — Но разве ты не сказал, что из этого ничего не выйдет? Что судьба в данном случае против нас? Разве это уж так необходимо: добиваться чего-то, зная заранее о неуспехе предприятия? К чему эта призрачная попытка?
— Почему призрачная, кто тебе сказал? То, о чем я рассказал тебе, является реальным космическим событием, которое в законченном своем виде существует именно так, как я его описал. Хотя мне известно заранее, что должно произойти, не в моей власти изменить судьбу. Неужели же ты настолько наивен, что не знаешь даже законов научного детерминизма? Да, произойдет именно следующее: Джинг-Джонг нас проведет. Впрочем, один раз он нас уже надул: предмет, который он показывал тебе и затем спрятал в свой правый карман, вовсе не машина времени. Это всего лишь точная ее копия, предназначенная для того, чтобы вводить в заблуждение воров. Когда он заметит волнение и беспокойство у тебя на лице, он заподозрит нас в нашем намерении. К тому же я совершу непростительный промах. Я скажу ему, что еще не отправлялся в Перголию, а между тем на мне перголезское платье. Он догадается, что я вернулся из путешествия, и, даже не зная, что я там видел и что узнал, будет настороже. Он притворится пьяным. Я завладею мнимой машиной времени, но буду считать, что выкрал подлинную. Тогда, выхватив ее из своего левого кармана — между тем как мы — вслушайся в эти слова! — не будем знать, что она там находится, — он воскликнет, торжествуя… Но к чему эти предсказания? Ты и сам все увидишь. Что до меня, я не могу избегнуть этого события. Знай только, что при этом я сохраняю свободу воли; таково заключение наших крупнейших ученых; но слишком сложно было бы объяснять тебе все это теперь. У меня остается свободный выбор, но я хочу, я решил теперь свершить предназначенное и попытаться выкрасть машину времени… Пойдем же, и постарайся напоить его.
Я покорно встал, заплатил официанту и вместе с благородным бадарийцем отправился навстречу судьбе.
Все произошло, как предсказал Амун и как было предначертано. Когда мы разыскали Джинг-Джонга, «Купол» уже закрывался. Я повел своих гостей в небольшой ресторан неподалеку. Мы пили и беседовали о разных фактах из прошлого и будущего. Коротышка-перголезец, посмеиваясь, поглощал любые смеси — все, что я коварно подсовывал ему. Часа в три утра Амун-Ка-Зайлат решил, что тот пьян, и ловко вытащил у него из кармана то, что принял за дьявольскую машину. Но Джинг-Джонг тотчас вскочил и воскликнул:
— Жалкий болван! Знай же, что я это давно подозревал. Я провел тебя, как дурака, несмотря на всю твою древность. Ты уверяешь, что не покидал квартала Монпарнас, а я вижу, что на тебе национальный перголезский костюм! Тебе не удалось одурачить меня! Я решил подождать, чем кончатся твои плутни. То, что у тебя в руках, — это кусок безжизненного металла, которому придал форму мастер из божественного города Бала. Я специально взял его в дорогу, ибо знал, что подобное происшествие может однажды случиться. Что до тебя, глупый парижанин, которому я доверял, знай, что мы вскоре снова увидимся… О подлые и невежественные существа, подлинная машина времени — вот она!
— Непостижимо! — вскричал я, почти теряя рассудок. — Но ты, Джинг-Джонг, когда ты родишься… Когда ты будешь рожден… Когда ты должен будешь родиться… и если ты возвратишься в эти края, узнаешь ли ты Париж, который ты должен будешь посетить… да, который ты посетишь примерно за двенадцать тысяч лет до своего рождения?
— Не думаю, — ответил Джинг-Джонг. — Ты все время забываешь, что я должен буду родиться по отношению к тебе, но что касается меня, я уже родился, поскольку я сижу здесь, перед тобой. К этому моменту я помолодел только на два или три часа; и поскольку мне шестьдесят лет, я родился шестьдесят лет назад по времени перголезцев.
Сидя на террасе «Купола», мы продолжали беседу. Коньяк помогал мне не выглядеть чрезмерным глупцом, хотя я жалким образом продолжал путать глагольные времена. Стояла светлая ночь. Монпарнас снова стал красочным и оживленным, как в предвоенные годы. В толпе можно было встретить иностранцев всех рас и в любой одежде. Бадариец в красной тоге не особенно выделялся.
«Никто и не подозревает, — подумалось мне, — что здесь совершается… совершилось… совершится… самое необыкновенное приключение в истории… и что это мне, Оскару Венсану, дано стать его участником! Какая необыкновенная заботливость провидения!»
Совсем теряя голову от признательности к судьбе, я робко спросил своих гостей, не пожелают ли они отведать вина, столь прославленного у нас; я заказал две бутылки шампанского. Мы чокнулись.
Амун-Ка-Зайлат соблаговолил выразить свое удовлетворение. Он говорил:
— Странное ощущение испытываешь, друг, оказавшись внезапно на восемь тысяч лет впереди своего времени. Я не стану дурно отзываться о твоем веке, парижанин, хотя, мне кажется, он достиг просто непостижимого уровня невежества. Но воздух здесь легок, свет мягок, и я ощущаю в себе необычную теплоту. Я воздаю должное твоему гостеприимству и благодарю тебя от имени своего научного института. Что-то теперь делают мои научные коллеги в Бадари? Вернее, чем были они заняты восемьдесят веков назад? Конечно же, они с нетерпением ожидали моего возвращения. Я не обману их надежд. Жатва, собранная мною, станет датой в истории мировой науки.
Но я не могу безмятежно дремать среди плотских радостей твоей эпохи, друг; я должен выполнить свое задание. Я отправлюсь к цели, которая мне назначена; я должен достигнуть твоей эпохи, Джинг-Джонг. Возможно, я окажусь там, перголезец, в годы твоей жизни. Вероятно, стало быть, что я встречу тебя там; но ты не сможешь меня узнать, ибо наша встреча будет еще предстоять тебе в будущем. Я надеюсь, ты окажешь мне прием столь же учтивый, какой оказал нам наш друг парижанин. Надеюсь также, что искусство приготовления вин к тому времени не будет забыто.
— В последнем можешь быть уверен, о предок; но ты обольщаешь себя ложной надеждой. Ты не можешь меня встретить в Перголии, ибо если ты меня встретишь, то — прошу снисхождения за не слишком изящный оборот — это уже произошло в моем прошлом. В таком случае я уже теперь знал бы об этом. Между тем твое лицо мне незнакомо.
— Это справедливо, о будущий мудрец, я забыл об этой детали… Но мне пора. Не можешь ли ты, парижанин, оказать мне последнюю услугу? Мне было бы страшно неприятно взлететь посреди этой толпы; это не осталось бы незамеченным. Не согласишься ли ты проводить меня в какое-нибудь пустынное место, откуда я смогу вылететь, не вызывая скандала?
Я поднялся, чтобы проводить его. Джинг-Джонг пообещал подождать меня в «Куполе»; мне хотелось еще поговорить с ним.
— Я не двинусь с места, — сказал перголезец, — до твоего возвращения. Я думаю завтра отправиться дальше. Тебе же, предок Амун, я желаю счастливого пути. Но не хочешь ли ты передать что-нибудь своим братьям? Не исключено ведь, что я приземлюсь в твоем веке.
— Скажи им, что ты встретил по дороге Амун-Ка-Зайлата, что все идет хорошо и что я скоро возвращусь. Vale!
Мы прошли несколько шагов по бульвару. Потом мы свернули в переулок, и я повел Амуна по направлению к Люксембургскому дворцу.
По дороге бадариец говорил мне:
— Прости, друг, что я ускорил свое отбытие, но этот маленький перголезец мне совсем не нравится. Мне кажется, он питает какие-то ужасные намерения. Я чувствую, что за всем этим кроются черные замыслы. Богатая и обширная страна Бадари постоянно возбуждала зависть у своих соседей. За нашу историю нам пришлось отражать нападения бесчисленных врагов. Но что произойдет, если о нашем процветании узнают народы будущего? Если они столь же учены и могущественны, как мы — а именно так, по-видимому, обстоит дело с этими перголезцами, — боюсь, что у них будет слишком большое искушение отправить экспедицию в прошлое для завоевания наших богатств. Мне что-то не нравятся ни форма черепа Джинг-Джонга, ни его тщедушное тело. Я проделал глубокие исследования по изучению соотношения физической конструкции человека с его нравственным обликом и могу сказать, что на этот раз мы имеем дело с очень злым и нехорошим человеком… Парижанин, теперь я сделаю тебе признание, ибо чувствую, что ты меня не предашь. Если поначалу мое путешествие было вызвано бескорыстной научной любознательностью, то теперь оно приобретает до некоторой степени разведывательный характер. Раскрыв глубочайшие тайны вселенной и в полном сознании своего достоинства и славы, мы хотим познакомить с достижениями бадарийской цивилизации народы всех времен. Но теперь планы перголезцев, по-видимому, угрожают нашим.
Я принял решение. Я установлю машину на время жизни этого субъекта. Я проведу там несколько недель, чтобы узнать, что они замышляют. Потом я возвращусь в Бадари, чтобы сделать доклад Его Величеству нашему королю. Тогда мы сделаем свои приготовления.
На улице, кроме нас, никого не было. Он вынул из кармана машину времени и внимательно отрегулировал ее.
— Все готово, — сказал он наконец.
— Но, — ответил я, опечаленный, — я совсем мало тебя видел, и теперь ты покидаешь меня, наверное, навсегда. Мне еще нужно задать тебе тысячу вопросов. Ты мне почти ничего не рассказал о чудесной бадарийской цивилизации.
— Возможно, ты увидишь меня значительно раньше, чем предполагаешь, — ответил, улыбаясь, Амун-Ка-Зайлат. — Я обещаю на обратном пути сделать тут еще одну промежуточную посадку.
— А как я узнаю, где тебя опять встретить?
— Доверься, друг, бадарийской мудрости… А теперь отойди на несколько шагов.
Он плотно завернулся в тогу, сделал мне знак рукой, который я принял за прощальный, и нажал на кнопку. Вспыхнуло фиолетовое пламя, перед моими глазами промелькнула белая молния, и я услышал протяжный свист, подобный тому, что бывает при запуске ракет. Что-то ослепительно яркое пронеслось у меня над головой, устремляясь в черное небо. Все это заняло какое-то мгновение, после чего снова наступили мрак и тишина. Я остался один, сжимая от волнения решетку Люксембургского дворца.
Несколько секунд я продолжал стоять, прислонившись к решетке. Едва я справился с волнением, как новая вспышка озарила ночь. Снова молния прорезала небо, и передо мной на прежнем своем месте оказался Амун-Ка-Зайлат, на этот раз одетый в плотно облегающее трико.
— Что происходит? — вскричал я. — Ради бога, что означает это внезапное возвращение? Конечно, я счастлив, но что помешало твоим планам? Может, в твою машину попал песок?
Бадариец снисходительно улыбнулся.
— Ничего не случилось. Все работает отлично. Разве я не предупредил тебя, что сделаю здесь вторую промежуточную посадку? Как видишь, я держу свое слово. Я возвращаюсь из Перголии после того, как провел в этой стране, которая, кстати, мне совсем не понравилась, целый месяц. Я рад окунуться снова в нежную атмосферу парижской ночи.
Я опять не смог сдержать удивления:
— Но ведь ты покинул меня всего несколько секунд назад?
— Это правда. Но что же здесь непостижимого? Сколько раз нужно тебе повторять, что, как только я уношусь в пространство, я немедленно оказываюсь во времени, отличном от твоего? Я "достиг Перголии меньше чем за час, что составляет примерно одиннадцать тысяч лет земного времени. Я пробыл там, как и намеревался, немногим менее месяца — между прочим, я немало пострадал от мерзкой пищи и отвратительных напитков, которые мне подавали в этом двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году, — а затем я отправился против течения времени, отрегулировав свою машину таким образом, чтобы сделать здесь промежуточную посадку, как и обещал тебе. Поскольку день и время нашей первой встречи мне были по душе, я постарался вернуться точно на то же место. Это мне удалось без труда. Вот и все. На самом деле я прожил месяц. За это время ты прожил десять секунд, а на Земле прошло одиннадцать тысяч лет в одном направлении и одиннадцать тысяч лет в обратном. Все это ясно, как божий день. Я подумывал вернуться сюда немного ранее момента своего отправления. Но я не сделал этого, чтобы избавить тебя от излишних переживаний: я ведь вижу, что ты не в силах освоиться с относительностью времени.
— Я понимаю, — ответил я, вконец сбитый с толку. — Я понимаю… Я благодарен тебе, что ты переждал эти несколько секунд. Но в самом ли деле ты достиг этого двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьего года, как ты его называешь? Видел ли ты… Увидишь ли ты, в самом деле… Послушай, умоляю тебя, давай условимся употреблять прошлое время, пусть в этом и нет никакой логики. В самом ли деле ты видел эту Перголезскую республику, чей представитель ожидает меня сейчас перед бутылкой шампанского?
— Можешь быть уверен. Я видел ее и принес оттуда важные новости. Положение очень серьезно. Я хочу рассказать тебе о своих приключениях… Но не можем ли мы устроиться поудобнее в одном из этих заведений, где подают напиток, вкус которого я не забыл в течение последнего месяца? Пусть подождет Джинг-Джонг, этот гнусный негодяй.
Я присматривался к бадарийцу. Как я уже говорил, он был одет в черное, плотно облегающее трико. Оно подчеркивало его формы: фигурой он походил на античное божество. Я повел его в маленький кабачок на Сен-Жермен-де-Прэ в надежде, что там его наряд останется незамеченным. В самом деле, никто не обратил на него внимания. Я заказал вина. Он продолжал:
— Да, сын мой, Перголия достигла больших успехов в области физических и математических наук, но это не тот мир, который я выбрал бы, чтобы доживать там свои дни. Жители этой страны очень не симпатичны, и им незнакомо, что такое радость жизни. Помимо всего, это гнусные злоумышленники, которые, как я и предполагал, намереваются послать экспедицию для завоевания лучезарного Бадари. Но позволь мне теперь рассказать о своих приключениях. В них много необычного.
Как ты уже знаешь, я использовал указания Джинг-Джонга и отправился в перголезскую эпоху. Машина моя настолько совершенна, что я приземлился именно в его времени, в самой столице республики, которая именуется Бала и является наиболее отвратительным городом из всех, когда-либо встреченных благородным бадарийцем.
Я смешался с населением и старался ничем не обнаружить себя. Мне удалось обменять свою тогу на этот перголезский наряд, который буквально оскорбляет мой вкус. За несколько дней я усвоил их язык, после чего постарался проникнуть в среду их ученых, которые составляют там подлинную аристократию. Случай мне помог. Я поступил слугой в дом доктора Перголезской академии. Там я узнал, что приземлился в городе Бала — о чудо науки! — не только в эпоху Джинг-Джонга, но — слушай внимательно — в то время, когда он уже ВОЗВРАТИЛСЯ ИЗ СВОЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ. Я напоминаю тебе, что употребляю прошлое время только для того, чтобы не перенапрягать твои нервы. Я должен бы сказать: «когда он возвратится»… Это замечание я делаю с тем, чтобы предупредить твои возражения. Ты помнишь, что, когда я рассматривал возможность встретить в Перголии коротышку Джинг-Джонга, он заметил мне, что, если бы он меня уже видел, он бы помнил об этом. Итак, я встретил его там, но это произошло уже ПОСЛЕ нашей встречи здесь, ПОСЛЕ его путешествия в Бадари и ПОСЛЕ его возвращения. Стало быть, он не мог здесь помнить о событии, которое еще предстояло ему в будущем. Ты слушаешь меня внимательно?
— Продолжай, — сказал я, опрокидывая большой стакан коньяку.
— На чем я остановился?.. Ах, да! Итак, я оказался там как раз после возвращения Джинг-Джонга из путешествия. Мне никогда не забыть минуты, когда он увидел меня и — слушай теперь внимательно! — когда ему стало ясно, что, поскольку мы с ним встречались в твоем веке два раза (ибо вскоре нам предстоит снова встретиться здесь), ему не было известно во время этой второй встречи, что мы уже виделись — с моей точки зрения — или увидимся относительно него в Перголии одиннадцать тысяч лет спустя; но главное, он понял, что я-то в Париже уже об этом знал и, стало быть, имел возможность подготовиться к будущему сражению!
— Но как это? Как? — вскричал я.
— Я понимаю: требуется крайняя сосредоточенность, чтобы постигнуть все эти временные ситуации. Но сделай усилие, прошу тебя. Я повторяю: очень скоро мы снова его увидим. Он сам в припадке гнева сказал мне об этом в двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году. Теперь он не будет знать, что я уже был свидетелем его возвращения в Балу. Но когда там, в Перголии, он станет участником встречи, которую я уже пережил, тогда он поймет, что мне здесь уже были известны все обстоятельства этого будущего события и что он обведен вокруг пальца… Вот что произошло, и он меня яростно обвинял в коварстве. Достаточно ли ясно я выражаюсь?
— Продолжай. Я, кажется, понимаю, к чему идет дело.
— Итак, Джинг-Джонг возвратился из своей экспедиции. Конечно же, я старался не попадаться ему на глаза. Этот предатель представил доклад Перголезской академии и прочел его на заседании, которое происходило в доме моего хозяина. Я спрятался за шкафом и прослушал все от начала до конца. О сын мой, трудно передать, насколько извращены эти люди и какая страшная опасность угрожает Бадари!..
Прежде всего я испытал определенное удовлетворение, услышав из его уст, что мое путешествие счастливо окончилось… Нужно тебе сказать, что Джинг-Джонг достиг Бадари немного спустя после МОЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ. Мне кажется, ты не сумеешь уловить всей необычайности этой ситуации: впрочем, и мне самому нелегко во всем этом разобраться. Неважно… Итак, с явным удовольствием я слушал рассказ своего противника о поступке, который я еще не совершил, и о событии, которое он сам в нынешний момент еще не пережил. Буду краток, чтобы тебя не томить. Все прошло отлично. Но продолжаю о докладе Джинг-Джонга.
Он рассказал о прелестях бадарийской цивилизации, о процветании ее столицы и мудрости ее немногочисленного населения. Он упомянул о пустующих пространствах, окружающих Бадари, и сравнил их с густонаселенной территорией Перголии. Это их больное место. Дело в том, что этот народ одержим нелепой манией к стихийному размножению, без всякой мысли о будущем. В конце концов им приходится жить в такой тесноте, как в мои времена жили кое-где крысы в чужеземных странах. Земля не может больше прокормить всех обитателей Перголии. Увы, мои подозрения оказались совершенно справедливыми. Их проклятые ученые разработали план настолько же хитроумный, насколько мерзкий и дьявольский: они собираются послать армию в прошлое для завоевания Бадари.
Джинг-Джонг своим докладом только поощрил их. Начато массовое производство машин времени. Огромное количество солдат-завоевателей проходит интенсивную подготовку. Быть может, пока я разговариваю с тобой, их авангард уже находится в пути… Впрочем, я ошибаюсь, конечно. Ведь Перголия будет существовать только через одиннадцать тысяч лет. Что касается Джинг-Джонга, он все еще здесь. Он ждет тебя на террасе заведения, где мы были только что, то есть месяц назад. Сын мой, я чувствую себя усталым. В этих путешествиях требуется такая работа мысли, которая подвергает рассудок тяжелому испытанию. Все это очень усложняется… Но продолжаю.
Итак, никем не замеченный, я присутствовал на заседании перголезских ученых и слушал доклад доктора Джинг-Джонга. Он продемонстрировал сокровища, злодейски похищенные им в наших музеях. Он рассказал о проделанных им экспериментах. В частности, он вступал в связь с бадарийскими женщинами — из чисто научного любопытства, с целью создания гибридной расы. Этот рассказ был особенно омерзителен. Услышав об этих гнусностях, я потерял хладнокровие. Я выскочил из своего укрытия и бросился к этому коротышке, осыпая его градом жестоких упреков. Он узнал меня и понял то, что я тебе только что объяснял. Указывая на меня пальцем, он закричал своим коллегам: "Вот человек, которого я встречаю повсюду во всех эпохах! Это бадариец, рискнувший путешествовать во времени за двадцать тысяч лет до меня! Я наткнулся на него два раза в двадцатом веке по христианскому летоисчислению. Он прибыл сюда с тем, чтобы шпионить за мной, в то время как я, ничего не подозревая, сижу на террасе кафе в городе, именуемом Парижем. Но еще прежде, чем я увидел его здесь, этот гнусный негодяй отправился в Париж, зная заранее о моих замыслах. Он попытается вовлечь в свою игру жалкого идиота, чьим доверием он овладел. С помощью этого Оскара Венсана он захочет напоить меня и выкрасть мою машину времени. Но провидение не дремлет, и я расстроил их планы, ибо вот он я, перед вами, после того как я выполнил свою миссию в Бадари!
И это еще не все, перголезцы! Знайте же, что этот проклятый предок встает мне на дороге повсюду: в прошлом, настоящем и будущем? Настолько сплелись наши существования — мое прошлое с его будущим и мое будущее с его прошлым, — что сами боги не смогут ничего в этом уразуметь. Я встретил его снова — в Бадари уже после того, как он присутствовал на этом секретном заседании и пронзил меня кинжалом, что вы увидите через несколько секунд. К тому времени он коварным способом узнал уже все детали нашего грандиозного проекта и искал путей, чтобы воспрепятствовать его осуществлению. Он бахвалился там, что убил меня; сейчас он будет иметь честь совершить это в вашем присутствии!.. Ну что ж, пусть сбудется судьба! Умри, проклятый! Я знаю, что кинжал, которым я на тебя замахиваюсь, ты направишь в мою же грудь; но поскольку эта сцена уже существует во времени, я вынужден попытаться убить тебя, хотя и знаю, что именно я погибну. Умри же, презренный убийца!"
И он бросился на меня с кинжалом.
— Как?! — вскричал я.
— Умоляю тебя, парижанин, не прерывай меня! И так все это очень сложно. Знай только, что он не лгал. Я расскажу тебе сейчас, как все произошло. В отношении убийства все исполнилось совершенно точно.
Замахнувшись кинжалом, он бросился на меня. Но, к счастью, я значительно сильнее его. Я был начеку. В один миг я вывернул ему руку и овладел оружием.
«И ты полагаешь, негодяй, — вскричал я, тоже вне себя от бешенства, — что мне не надоело встречать тебя повсюду, ты думаешь, с меня этого недостаточно: поневоле сталкиваться с тобой во все времена? Ты думаешь, меня это забавляет: быть орудием в руках судьбы? Или я из удовольствия отдамся этой дурацкой комедии: когда попытаюсь выкрасть твою машину и буду знать, что ничего из этого не выйдет, как ты рассказал? Умри же, злодей, пусть сбудется то, что суждено!»
И я вонзил кинжал ему в сердце. Он испустил страшный крик и отдал свою мерзкую душу дьяволу.
Да, сын мой, я преступник, но меня не мучают угрызения совести; к тому же я убил его при самозащите. Единственное, о чем я жалею, это то, что я не смог навсегда покончить с этой жуткой личностью. Увы, мне придется встретить его еще здесь, потом в Бадари… и по его возвращении в Перголию, когда я заколю его там через одиннадцать тысяч лет… А затем придется снова отправиться в Бадари… снова встретить его… Ты знаешь, эти путешествия выработали у меня куда более сложные представления о времени. Я начинаю замечать, что это не столь уж простая среда, как мы представляли… Но окончу свой рассказ.
Итак, я убил коротышку Джинг-Джонга (почему только я не сделал этого раньше?)… Ну и шумиха поднялась в этом ученейшем собрании! Все эти писаки-коротышки бросились на меня, испуская дикие крики и комическим образом потрясая своими кулачками. Я с удовольствием проломил бы череп нескольким из них, но их было слишком много, и я не выбрался бы живым из Перголии. Я предпочел достойное отступление. Ноги у меня длинные, дыхание отличное, так что им было не угнаться за мной. Я укрылся в городе. Я прожил в нем еще несколько дней: нужно было узнать подробней о замыслах перголезских академиков. Смерть Джинг-Джонга не обескуражила их, и они не отказались от своего проекта.
Недолго ждать столкновения Перголии и Бадари. Война неотвратима. Узнав то, что мне было нужно, я поспешил отправиться в обратный путь — по воображаемому маршруту. Остальное тебе известно.
В молчании я выслушал этот удивительный рассказ, все чаще прибегая к помощи вина, чтобы не сдали нервы от этих головокружительных откровений. Вокруг нас в ритме какой-то странной мелодии колыхались в воздухе человеческие пары. Амун-Ка-Зайлат с интересом и явным удовольствием наблюдал за ними.
— Мне нравится бессвязная суета твоего века, — проговорил он со вздохом. — Если бы я мог побыть здесь подольше и дать немного отдыха моему рассудку! Увы, пора отправляться — надо действовать.
Я спросил, каковы его планы.
— Вот они, — отвечал бадариец. — Все средства хороши против бесчестного противника. Я решил хитростью овладеть проклятой машиной Джинг-Джонга. Ты должен мне помочь, и мы проведем его. Не говори ему ничего о моем путешествии. Я же скажу ему, что по некоторым причинам мне пришлось отсрочить свое отправление, и предложу провести ночь за вином. Ты закажи напитки покрепче. Я уже заметил, что он как раз такие предпочитает. Когда он опьянеет, он будет в моем распоряжении, и я смогу выкрасть его машину. Тогда он станет пленником твоего века, и Бадари будет спасено.
Эти рассуждения звучали явно нелогично в устах бадарийца и показались мне просто безрассудными.
— Конечно же, я хочу тебе помочь, — ответил я. — Но разве ты не сказал, что из этого ничего не выйдет? Что судьба в данном случае против нас? Разве это уж так необходимо: добиваться чего-то, зная заранее о неуспехе предприятия? К чему эта призрачная попытка?
— Почему призрачная, кто тебе сказал? То, о чем я рассказал тебе, является реальным космическим событием, которое в законченном своем виде существует именно так, как я его описал. Хотя мне известно заранее, что должно произойти, не в моей власти изменить судьбу. Неужели же ты настолько наивен, что не знаешь даже законов научного детерминизма? Да, произойдет именно следующее: Джинг-Джонг нас проведет. Впрочем, один раз он нас уже надул: предмет, который он показывал тебе и затем спрятал в свой правый карман, вовсе не машина времени. Это всего лишь точная ее копия, предназначенная для того, чтобы вводить в заблуждение воров. Когда он заметит волнение и беспокойство у тебя на лице, он заподозрит нас в нашем намерении. К тому же я совершу непростительный промах. Я скажу ему, что еще не отправлялся в Перголию, а между тем на мне перголезское платье. Он догадается, что я вернулся из путешествия, и, даже не зная, что я там видел и что узнал, будет настороже. Он притворится пьяным. Я завладею мнимой машиной времени, но буду считать, что выкрал подлинную. Тогда, выхватив ее из своего левого кармана — между тем как мы — вслушайся в эти слова! — не будем знать, что она там находится, — он воскликнет, торжествуя… Но к чему эти предсказания? Ты и сам все увидишь. Что до меня, я не могу избегнуть этого события. Знай только, что при этом я сохраняю свободу воли; таково заключение наших крупнейших ученых; но слишком сложно было бы объяснять тебе все это теперь. У меня остается свободный выбор, но я хочу, я решил теперь свершить предназначенное и попытаться выкрасть машину времени… Пойдем же, и постарайся напоить его.
Я покорно встал, заплатил официанту и вместе с благородным бадарийцем отправился навстречу судьбе.
Все произошло, как предсказал Амун и как было предначертано. Когда мы разыскали Джинг-Джонга, «Купол» уже закрывался. Я повел своих гостей в небольшой ресторан неподалеку. Мы пили и беседовали о разных фактах из прошлого и будущего. Коротышка-перголезец, посмеиваясь, поглощал любые смеси — все, что я коварно подсовывал ему. Часа в три утра Амун-Ка-Зайлат решил, что тот пьян, и ловко вытащил у него из кармана то, что принял за дьявольскую машину. Но Джинг-Джонг тотчас вскочил и воскликнул:
— Жалкий болван! Знай же, что я это давно подозревал. Я провел тебя, как дурака, несмотря на всю твою древность. Ты уверяешь, что не покидал квартала Монпарнас, а я вижу, что на тебе национальный перголезский костюм! Тебе не удалось одурачить меня! Я решил подождать, чем кончатся твои плутни. То, что у тебя в руках, — это кусок безжизненного металла, которому придал форму мастер из божественного города Бала. Я специально взял его в дорогу, ибо знал, что подобное происшествие может однажды случиться. Что до тебя, глупый парижанин, которому я доверял, знай, что мы вскоре снова увидимся… О подлые и невежественные существа, подлинная машина времени — вот она!