Весной 1923 г. Булгаков сообщает сестре Надежде Афанасьевне: «...срочно дописываю 1-ю часть романа; называется она „Желтый прапор"». Роман начинается со вступления в Киев петлюровских войск. Вторая и последующие части, очевидно, должны были рассказать о приходе в столицу Украины большевиков, затем об их отступлении под ударами деникинцев и, наконец, о боевых действиях на Кавказе. Таков был первоначальный замысел писателя.
Но после трезвого осмысления возможностей публикации подобного романа в советской России Булгаков принял решение сместить время действия на более ранний период, исключая события, связанные с большевиками.
Можно предположить (поскольку имеются некоторые свидетельства), что существенные корректировки в структуру романа Булгаков внес после поездки в апреле—мае 1923 г. в Киев. Он не был на похоронах матери, умершей 1 февраля 1922 г., поэтому через год вновь пережил глубокую личную трагедию. Все киевские события 1918—1919 гг. опять всплыли в его памяти. Цитируем запись П. С. Попова со слов Булгакова (1929): «Мать мне послужила стимулом для создания романа „Белая гвардия"». Друг писателя А. П. Гдешинский запомнил слова, сказанные ему Булгаковым в дни пребывания в Киеве: «Жизнь нельзя остановить... Было хорошо, будет еще лучше». Писатель тем самым подчеркнул свое устремление в будущее через прошлое. И наконец, в очерке «Киев-город», вышедшем в июле 1923 г., Булгаков писал: «Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьет всех до единого современных писателей и явится лет через 50 новый настоящий Лев Толстой, будет создана изумительная книга о великих боях в Киеве».
Июнь 1923 г., видимо, был полностью посвящен работе над романом — даже дневника в это время Булгаков не вел. 11 июля он записал: «Самый большой перерыв в моем дневнике... Стоит отвратительное, холодное и дождливое лето». А через несколько дней, 25 июля, с горечью отметил: «Роман из-за „Гудка", отнимающего лучшую часть дня, почти не подвигается». Но 29 июля в газете «Накануне» появляется фельетон Булгакова «Самогонное озеро», где его герой заявляет: «А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, что от него небу станет жарко».
Об этом времени Булгаков позже так расскажет в «Записках покойника»: «Днем я старался об одном — как можно меньше истратить сил на свою подневольную работу... Подобно тому как нетерпеливый юноша ждет часа свидания, я ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я садился к столу...»
В конце августа Булгаков сообщил Ю. Слезкину, что закончил роман вчерне. Это чрезвычайно важное свидетельство: видимо, была завершена работа над самой ранней редакцией, структура и состав которой до сих пор остаются невыясненными. И тут же Булгаков добавил еще одну важную деталь о романе: «...но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник „Россия" при участии наших и заграничных... По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься „Россия" будет в Берлине... Во всяком случае, дело явно идет на оживление... в литературно-издательском мире».
И, как бы подводя итог проделанной работе, Булгаков записывает в дневнике 2 сентября: «Сегодня я с Катаевым ездил на дачу к Алексею Толстому (Иваньково)... Мысли его о литературе всегда правильны и метки, порой великолепны... И сейчас я слышу в себе, как взмывает моя мысль, и верю, что я неизмеримо сильнее как писатель всех, кого я ни знаю».
Это многозначительное высказывание Булгакова, конечно, не является каким-то мимолетным всплеском самонадеянности, оно проистекало из сопоставления результатов литературного творчества и оценки достоинств только что законченного романа. Кстати, когда позже Булгаков записал в автобиографии, что он работал над романом в течение года, то, по-видимому, имел в виду именно его раннюю редакцию.
И затем в течение полугода о романе в дневнике ничего не говорится, хотя о других событиях, в том числе и литературных, упоминается часто. И лишь 25 февраля 1924 г. появилась запись: «Сегодня вечером... я читал куски из „Белой гвардии"... По-видимому, и в этом кружке производило впечатление».
В этой записи есть одно важное словосочетание — «и в этом кружке», — указывающее на то, что чтение романа проводилось и в других местах. Известно, например, что Булгаков читал роман на квартире у своего друга Н. Лямина. А вот любопытные зарисовки В. Катаева: «...Булгаков читал нам свои вещи — уже не фельетоны, а отрывки из своего романа. Было даже удивительно, когда он в один прекрасный день сказал нам: „Знаете что, товарищи, я пишу роман и, если вы не возражаете, прочту вам несколько страничек". И он прочитал нам несколько страниц очень хорошо написанного живого, острого полотна, которое потом постепенно превратилось в „Белую гвардию"...»
9 марта 1924 г. появилось следующее сообщение Ю. Слезкина в газете «Накануне»: «Роман „Белая гвардия" является первой частью трилогии и прочитан был автором в течение четырех вечеров в литературном кружке „Зеленая лампа". Вещь эта охватывает период 1918—1919 гг., гетманщину и петлюровщину до появления в Киеве Красной Армии... Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа, являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности».
12 апреля Булгаков заключает договор с редактором журнала «Россия» И. Лежневым на издание «Белой гвардии». Запись в дневнике 25 июля 1924 г.: «...днем позвонил Лежневу по телефону, узнал, что с Каганским (издатель „России". — В. Л.) пока можно и не вести переговоров относительно выпуска „Белой гвардии" отдельной книгой, т. к. у того денег пока нет. Это новый сюрприз. Вот тогда не взял 30 червонцев, теперь могу каяться (об этом подробнее см. „Тайному другу". — В. Л.). Уверен, что „Гвардия" останется у меня на руках». 29 декабря: «Лежнев ведет переговоры... чтобы роман „Белая гвардия" взять у Сабашникова и передать ему... Не хочется мне связываться с Лежневым, да и с Сабашниковым расторгать договор неудобно и неприятно». 2 января 1925 г.: «...вечером... я с женой сидел, вырабатывая текст договора на продолжение „Белой гвардии" в „России"... Лежнев обхаживает меня... Завтра неизвестный мне еще еврей Каганский должен будет уплатить мне 300 рублей и векселя. Векселями этими можно подтереться. Впрочем, черт его знает! Интересно, привезут ли завтра деньги. Не отдам рукопись». 3 января: «Сегодня у Лежнева получил 300 рублей в счет романа „Белая гвардия", который пойдет в „России". Обещали на остальную сумму векселя...»
Роман «Белая гвардия» вышел в свет в журнале «Россия» в начале 1925 г. в четвертом и пятом номерах. Последняя часть романа не была опубликована, так как журнал был закрыт.
Как дальше развивались события? О них поведал Булгаков в «Записках покойника»: «Тогда я сел в трамвай и долго ехал... Приехал туда, где жил Рудольфи (прототип И. Лежнева. — В. Л.). Позвонил. Не открывают. Еще раз позвонил. Открыл старичок и поглядел на меня с отвращением.
— Рудольфи дома?
Старичок посмотрел на носки своих ночных туфель и ответил:
— Нету его.
На мои вопросы — куда он девался, когда будет, и даже на нелепый вопрос, почему замок висит на „Бюро", старичок как-то мялся, осведомился, кто я таков. Я объяснил все, даже про роман рассказал. Тогда старичок сказал:
— Он уехал в Америку неделю тому назад...»
Булгаков с опаской ждал реакцию прессы на роман. Но ее почти не последовало. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, роман не был издан отдельной книгой и широкий читатель с ним не был знаком. Во-вторых, напечатан он был в урезанном виде, без завершающей части. В-третьих, роман был тут же переделан автором в пьесу, и МХАТ принял ее к постановке. Опомнившиеся критики с остервенением напали уже на пьесу.
И все же кое-какие отклики в журналах и газетах появились. Так, Г. Горбачев, позже не раз разносивший пьесы Булгакова, писал: «Автор великодержавной шовинистической „Белой гвардии" Булгаков и автор контрреволюционных сказок Замятин... открыто издеваются над коммунизмом».
Впрочем, Булгакову пришлось пережить и большую радость, связанную с признанием и высокой оценкой его «Белой гвардии». Максимилиан Волошин, ознакомившись с первой частью романа, пришел в восторг от прочитанного и сравнил дебют Булгакова в литературе с дебютами Достоевского и Л. Толстого.
Этот отзыв известного писателя чрезвычайно поддержал Булгакова морально. Он с удовольствием принял приглашение посетить Коктебель и уже в июне 1925 г. вместе с женой приехал на дачу к Максимилиану Александровичу. Встреча писателей и их дальнейшие отношения были очень теплыми, о чем свидетельствует последующая переписка.
Важно, на наш взгляд, знать мнение самого Булгакова о романе. Интересно, что писатель неоднозначно оценивал любимое свое детище. То роман казался ему значительным литературным достижением, то не совсем удачным, неровным, слабым. Об этом свидетельствуют его дневниковые записи. 3 января 1925 г.: «...боюсь, как бы „Белая гвардия" не потерпела фиаско. Уже сегодня вечером на „Зеленой лампе" Ауслендер сказал, что „в чтении..." и поморщился. А мне нравится, черт его знает почему». 5 января: «...у меня такое впечатление, что несколько лиц, читавших „Белую гвардию" в „России", разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым косоватым почтением... окрепло у меня что-то в душе. Это состояние уже дня три. Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и „Белая гвардия" не сильная вещь».
И в других материалах, запечатлевших мнение Булгакова о первом своем романе, содержатся весьма противоречивые суждения. Если в автобиографии, составленной писателем в октябре 1924 г., говорится с непосредственной откровенностью: «Роман этот я люблю больше всех других моих вещей» — и тем самым косвенно выражается удовлетворение его «качеством», то в 1929 г. в беседе с П. Поповым роман называется «неудавшимся», несмотря на всю серьезность отношения к его замыслу.
К последнему высказыванию писателя следует отнестись внимательно, поскольку оно было выражено в период, когда колебания относительно писательского призвания («беллетрист ли я?») давно прошли. Неудовлетворенность, видимо, объясняется тем, что замысел произведения не был реализован в полной мере. Незавершенность романа настолько очевидна, что об этом говорили почти все, кто внимательно соприкасался с текстом. Вот, например, мнение Константина Симонова, тщательнейшим образом изучившего наследие Булгакова, в том числе и рукописное: «В моем представлении, хотя Булгаковым в конце романа „Белая гвардия" и поставлена точка, на самом деле роман все-таки не окончен. Некоторые его сюжетные линии заставляют думать о случайности этой точки, о том, что первоначальные замыслы автора выходили далеко за пределы романа и что многим его героям предстояло еще жить и действовать.
Для меня это почти несомненно. Не потому, что я располагаю биографическими или текстологическими доказательствами этого, а потому, что это заложено в самом тексте романа, в самой его композиции, во многих его сюжетных линиях, в сущности, оборванных на полуслове» (Симонов К. О трех романах Булгакова // Булгаков М. Романы. М., 1973. С. 5).
Это и понятно. Задуманная Булгаковым трилогия не могла быть завершена по политическим мотивам. И все же Булгаков стремился к осуществлению своего замысла. Сдав в редакцию «России» основную часть последней трети романа, писатель еще несколько месяцев работал над его окончанием. Он хотел в последних двух главах в самом сжатом виде сказать о том, что предполагал развернуть в других частях трилогии. Отсюда вытекают и многократные переделки окончания романа.
К большому сожалению, до настоящего времени не определен канонический текст романа «Белая гвардия». Во всяком случае, глубокого текстологического исследования этого произведения никто не проводил.
Исследователям долго не удавалось обнаружить ни одной страницы рукописного или машинописного текста «Белой гвардии». И вот в начале 90-х гг. И. Ф. Владимировым была сделана уникальная находка: авторизованная машинопись окончания «Белой гвардии» общим объемом около двух печатных листов!
При проведении экспертизы найденной рукописи нам удалось установить, что она как раз и является тем самым окончанием последней трети романа, которое готовилось Булгаковым для шестого номера журнала «Россия». Именно этот материал был сдан писателем редактору «России» И. Лежневу 7 июня 1925 г. В этот день Лежнев написал Булгакову записку: «Вы „Россию" совсем забыли. Уже давно пора сдавать материал по № 6 в набор, надо набирать окончание „Белой гвардии", а рукописи Вы не заносите. Убедительная просьба не затягивать более этого дела». И в тот же день писатель под расписку (она сохранилась) передал окончание романа Лежневу.
Любопытная деталь: найденная рукопись «отпала» именно от архива И. Лежнева. И сохранилась она, видимо, только потому, что известный редактор, а затем сотрудник газеты «Правда» Исай Григорьевич Лежнев использовал рукопись Булгакова как бумажную основу для наклейки своих многочисленных статей, вырезанных из газет. В таком виде рукопись и была обнаружена.
При этом выяснились и другие важные подробности. Так, найденное окончание романа не только существенно отличается по содержанию от парижского варианта, но и значительно острее в политическом отношении (явно просматривается стремление автора найти общее между петлюровцами и большевиками). Подтвердились и догадки о том, что рассказ писателя «В ночь на 3-е число» является составной частью «Белой гвардии». Четко установлена прямая связь романа с другими рассказами Булгакова.
Возникает вопрос: не следует ли таким образом признать, что перед нами текст «Белой гвардии», который в случае выхода в свет шестого номера журнала «Россия» стал бы основным, каноническим?
Не будем пока спешить с окончательными выводами, поскольку в рукописном наследии Булгакова еще существует много тайн.
Но после трезвого осмысления возможностей публикации подобного романа в советской России Булгаков принял решение сместить время действия на более ранний период, исключая события, связанные с большевиками.
Можно предположить (поскольку имеются некоторые свидетельства), что существенные корректировки в структуру романа Булгаков внес после поездки в апреле—мае 1923 г. в Киев. Он не был на похоронах матери, умершей 1 февраля 1922 г., поэтому через год вновь пережил глубокую личную трагедию. Все киевские события 1918—1919 гг. опять всплыли в его памяти. Цитируем запись П. С. Попова со слов Булгакова (1929): «Мать мне послужила стимулом для создания романа „Белая гвардия"». Друг писателя А. П. Гдешинский запомнил слова, сказанные ему Булгаковым в дни пребывания в Киеве: «Жизнь нельзя остановить... Было хорошо, будет еще лучше». Писатель тем самым подчеркнул свое устремление в будущее через прошлое. И наконец, в очерке «Киев-город», вышедшем в июле 1923 г., Булгаков писал: «Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьет всех до единого современных писателей и явится лет через 50 новый настоящий Лев Толстой, будет создана изумительная книга о великих боях в Киеве».
Июнь 1923 г., видимо, был полностью посвящен работе над романом — даже дневника в это время Булгаков не вел. 11 июля он записал: «Самый большой перерыв в моем дневнике... Стоит отвратительное, холодное и дождливое лето». А через несколько дней, 25 июля, с горечью отметил: «Роман из-за „Гудка", отнимающего лучшую часть дня, почти не подвигается». Но 29 июля в газете «Накануне» появляется фельетон Булгакова «Самогонное озеро», где его герой заявляет: «А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, что от него небу станет жарко».
Об этом времени Булгаков позже так расскажет в «Записках покойника»: «Днем я старался об одном — как можно меньше истратить сил на свою подневольную работу... Подобно тому как нетерпеливый юноша ждет часа свидания, я ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я садился к столу...»
В конце августа Булгаков сообщил Ю. Слезкину, что закончил роман вчерне. Это чрезвычайно важное свидетельство: видимо, была завершена работа над самой ранней редакцией, структура и состав которой до сих пор остаются невыясненными. И тут же Булгаков добавил еще одну важную деталь о романе: «...но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник „Россия" при участии наших и заграничных... По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься „Россия" будет в Берлине... Во всяком случае, дело явно идет на оживление... в литературно-издательском мире».
И, как бы подводя итог проделанной работе, Булгаков записывает в дневнике 2 сентября: «Сегодня я с Катаевым ездил на дачу к Алексею Толстому (Иваньково)... Мысли его о литературе всегда правильны и метки, порой великолепны... И сейчас я слышу в себе, как взмывает моя мысль, и верю, что я неизмеримо сильнее как писатель всех, кого я ни знаю».
Это многозначительное высказывание Булгакова, конечно, не является каким-то мимолетным всплеском самонадеянности, оно проистекало из сопоставления результатов литературного творчества и оценки достоинств только что законченного романа. Кстати, когда позже Булгаков записал в автобиографии, что он работал над романом в течение года, то, по-видимому, имел в виду именно его раннюю редакцию.
И затем в течение полугода о романе в дневнике ничего не говорится, хотя о других событиях, в том числе и литературных, упоминается часто. И лишь 25 февраля 1924 г. появилась запись: «Сегодня вечером... я читал куски из „Белой гвардии"... По-видимому, и в этом кружке производило впечатление».
В этой записи есть одно важное словосочетание — «и в этом кружке», — указывающее на то, что чтение романа проводилось и в других местах. Известно, например, что Булгаков читал роман на квартире у своего друга Н. Лямина. А вот любопытные зарисовки В. Катаева: «...Булгаков читал нам свои вещи — уже не фельетоны, а отрывки из своего романа. Было даже удивительно, когда он в один прекрасный день сказал нам: „Знаете что, товарищи, я пишу роман и, если вы не возражаете, прочту вам несколько страничек". И он прочитал нам несколько страниц очень хорошо написанного живого, острого полотна, которое потом постепенно превратилось в „Белую гвардию"...»
9 марта 1924 г. появилось следующее сообщение Ю. Слезкина в газете «Накануне»: «Роман „Белая гвардия" является первой частью трилогии и прочитан был автором в течение четырех вечеров в литературном кружке „Зеленая лампа". Вещь эта охватывает период 1918—1919 гг., гетманщину и петлюровщину до появления в Киеве Красной Армии... Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа, являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности».
12 апреля Булгаков заключает договор с редактором журнала «Россия» И. Лежневым на издание «Белой гвардии». Запись в дневнике 25 июля 1924 г.: «...днем позвонил Лежневу по телефону, узнал, что с Каганским (издатель „России". — В. Л.) пока можно и не вести переговоров относительно выпуска „Белой гвардии" отдельной книгой, т. к. у того денег пока нет. Это новый сюрприз. Вот тогда не взял 30 червонцев, теперь могу каяться (об этом подробнее см. „Тайному другу". — В. Л.). Уверен, что „Гвардия" останется у меня на руках». 29 декабря: «Лежнев ведет переговоры... чтобы роман „Белая гвардия" взять у Сабашникова и передать ему... Не хочется мне связываться с Лежневым, да и с Сабашниковым расторгать договор неудобно и неприятно». 2 января 1925 г.: «...вечером... я с женой сидел, вырабатывая текст договора на продолжение „Белой гвардии" в „России"... Лежнев обхаживает меня... Завтра неизвестный мне еще еврей Каганский должен будет уплатить мне 300 рублей и векселя. Векселями этими можно подтереться. Впрочем, черт его знает! Интересно, привезут ли завтра деньги. Не отдам рукопись». 3 января: «Сегодня у Лежнева получил 300 рублей в счет романа „Белая гвардия", который пойдет в „России". Обещали на остальную сумму векселя...»
Роман «Белая гвардия» вышел в свет в журнале «Россия» в начале 1925 г. в четвертом и пятом номерах. Последняя часть романа не была опубликована, так как журнал был закрыт.
Как дальше развивались события? О них поведал Булгаков в «Записках покойника»: «Тогда я сел в трамвай и долго ехал... Приехал туда, где жил Рудольфи (прототип И. Лежнева. — В. Л.). Позвонил. Не открывают. Еще раз позвонил. Открыл старичок и поглядел на меня с отвращением.
— Рудольфи дома?
Старичок посмотрел на носки своих ночных туфель и ответил:
— Нету его.
На мои вопросы — куда он девался, когда будет, и даже на нелепый вопрос, почему замок висит на „Бюро", старичок как-то мялся, осведомился, кто я таков. Я объяснил все, даже про роман рассказал. Тогда старичок сказал:
— Он уехал в Америку неделю тому назад...»
Булгаков с опаской ждал реакцию прессы на роман. Но ее почти не последовало. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, роман не был издан отдельной книгой и широкий читатель с ним не был знаком. Во-вторых, напечатан он был в урезанном виде, без завершающей части. В-третьих, роман был тут же переделан автором в пьесу, и МХАТ принял ее к постановке. Опомнившиеся критики с остервенением напали уже на пьесу.
И все же кое-какие отклики в журналах и газетах появились. Так, Г. Горбачев, позже не раз разносивший пьесы Булгакова, писал: «Автор великодержавной шовинистической „Белой гвардии" Булгаков и автор контрреволюционных сказок Замятин... открыто издеваются над коммунизмом».
Впрочем, Булгакову пришлось пережить и большую радость, связанную с признанием и высокой оценкой его «Белой гвардии». Максимилиан Волошин, ознакомившись с первой частью романа, пришел в восторг от прочитанного и сравнил дебют Булгакова в литературе с дебютами Достоевского и Л. Толстого.
Этот отзыв известного писателя чрезвычайно поддержал Булгакова морально. Он с удовольствием принял приглашение посетить Коктебель и уже в июне 1925 г. вместе с женой приехал на дачу к Максимилиану Александровичу. Встреча писателей и их дальнейшие отношения были очень теплыми, о чем свидетельствует последующая переписка.
Важно, на наш взгляд, знать мнение самого Булгакова о романе. Интересно, что писатель неоднозначно оценивал любимое свое детище. То роман казался ему значительным литературным достижением, то не совсем удачным, неровным, слабым. Об этом свидетельствуют его дневниковые записи. 3 января 1925 г.: «...боюсь, как бы „Белая гвардия" не потерпела фиаско. Уже сегодня вечером на „Зеленой лампе" Ауслендер сказал, что „в чтении..." и поморщился. А мне нравится, черт его знает почему». 5 января: «...у меня такое впечатление, что несколько лиц, читавших „Белую гвардию" в „России", разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым косоватым почтением... окрепло у меня что-то в душе. Это состояние уже дня три. Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и „Белая гвардия" не сильная вещь».
И в других материалах, запечатлевших мнение Булгакова о первом своем романе, содержатся весьма противоречивые суждения. Если в автобиографии, составленной писателем в октябре 1924 г., говорится с непосредственной откровенностью: «Роман этот я люблю больше всех других моих вещей» — и тем самым косвенно выражается удовлетворение его «качеством», то в 1929 г. в беседе с П. Поповым роман называется «неудавшимся», несмотря на всю серьезность отношения к его замыслу.
К последнему высказыванию писателя следует отнестись внимательно, поскольку оно было выражено в период, когда колебания относительно писательского призвания («беллетрист ли я?») давно прошли. Неудовлетворенность, видимо, объясняется тем, что замысел произведения не был реализован в полной мере. Незавершенность романа настолько очевидна, что об этом говорили почти все, кто внимательно соприкасался с текстом. Вот, например, мнение Константина Симонова, тщательнейшим образом изучившего наследие Булгакова, в том числе и рукописное: «В моем представлении, хотя Булгаковым в конце романа „Белая гвардия" и поставлена точка, на самом деле роман все-таки не окончен. Некоторые его сюжетные линии заставляют думать о случайности этой точки, о том, что первоначальные замыслы автора выходили далеко за пределы романа и что многим его героям предстояло еще жить и действовать.
Для меня это почти несомненно. Не потому, что я располагаю биографическими или текстологическими доказательствами этого, а потому, что это заложено в самом тексте романа, в самой его композиции, во многих его сюжетных линиях, в сущности, оборванных на полуслове» (Симонов К. О трех романах Булгакова // Булгаков М. Романы. М., 1973. С. 5).
Это и понятно. Задуманная Булгаковым трилогия не могла быть завершена по политическим мотивам. И все же Булгаков стремился к осуществлению своего замысла. Сдав в редакцию «России» основную часть последней трети романа, писатель еще несколько месяцев работал над его окончанием. Он хотел в последних двух главах в самом сжатом виде сказать о том, что предполагал развернуть в других частях трилогии. Отсюда вытекают и многократные переделки окончания романа.
К большому сожалению, до настоящего времени не определен канонический текст романа «Белая гвардия». Во всяком случае, глубокого текстологического исследования этого произведения никто не проводил.
Исследователям долго не удавалось обнаружить ни одной страницы рукописного или машинописного текста «Белой гвардии». И вот в начале 90-х гг. И. Ф. Владимировым была сделана уникальная находка: авторизованная машинопись окончания «Белой гвардии» общим объемом около двух печатных листов!
При проведении экспертизы найденной рукописи нам удалось установить, что она как раз и является тем самым окончанием последней трети романа, которое готовилось Булгаковым для шестого номера журнала «Россия». Именно этот материал был сдан писателем редактору «России» И. Лежневу 7 июня 1925 г. В этот день Лежнев написал Булгакову записку: «Вы „Россию" совсем забыли. Уже давно пора сдавать материал по № 6 в набор, надо набирать окончание „Белой гвардии", а рукописи Вы не заносите. Убедительная просьба не затягивать более этого дела». И в тот же день писатель под расписку (она сохранилась) передал окончание романа Лежневу.
Любопытная деталь: найденная рукопись «отпала» именно от архива И. Лежнева. И сохранилась она, видимо, только потому, что известный редактор, а затем сотрудник газеты «Правда» Исай Григорьевич Лежнев использовал рукопись Булгакова как бумажную основу для наклейки своих многочисленных статей, вырезанных из газет. В таком виде рукопись и была обнаружена.
При этом выяснились и другие важные подробности. Так, найденное окончание романа не только существенно отличается по содержанию от парижского варианта, но и значительно острее в политическом отношении (явно просматривается стремление автора найти общее между петлюровцами и большевиками). Подтвердились и догадки о том, что рассказ писателя «В ночь на 3-е число» является составной частью «Белой гвардии». Четко установлена прямая связь романа с другими рассказами Булгакова.
Возникает вопрос: не следует ли таким образом признать, что перед нами текст «Белой гвардии», который в случае выхода в свет шестого номера журнала «Россия» стал бы основным, каноническим?
Не будем пока спешить с окончательными выводами, поскольку в рукописном наследии Булгакова еще существует много тайн.