Булгаков Михаил Афанасьевич. Рассказы, очерки, фельетоны 1925-1927 годы

   - Постой! - хрипло молвил Таракан и придержал голос за рукав. Погоди-ка!
   - Чего годить-то? - ответил голос. - Ставок больше нет. Домой пора.
   - Еще сыграю, - чужим голосом заметил Таракан, вынул сапоги и сразу в тумане нашел покупателя.
   - Купи сапоги, - сказал он и увидел, что продает сапоги той кепке, что первая начала игру. Кепка презрительно оттопырила губу, и тут поразился Таракан тому, что у кепки было такое же масляное лицо, как и у голоса.
   - Сколько? - спросила кепка, постукивая по подошве расщепленным больным ногтем.
   - Двадцать! - вымолвил Таракан. и,
   - 12, - нехотя сказала кепка и повернулась уходить.
   - Давай, давай! - отчаянно попросил Таракан.
   Кепка, свистя через губу, крайне вяло вынула из кармана стального френча червь и два рубля и дала их Таракану. Ящик вернулся на место и легче немного стало Таракану. Он проиграл по рублю пять раз подряд. На счастливый 3-й номер поставил рубль и получил пять. Тут испуг червем обвил сердце Таракана. "Когда же я отыграюсь?"- подумал он и поставил пять на 6-й.
   - Запарился парень! - далеко заметил кто-то.
   Через минуту чисто было перед Тараканом. Ящик уплыл, доска уплыла, и люди разошлись. Бульвар жил, равнодушный к Таракану, китаец стрекотал погремушкой, а вдали переливались свистки - пора рынок кончать.
   Воспаленными глазами окинул Таракан бульвар и ныряющей волчьей походкой догнал кепку, уносившую сапоги. Пошел рядом, кепка покосилась и хотела свернуть вон с бульвара.
   - Нет, ты так не уходи! - не узнав своего голоса, молвил Таракан. - Как же это так?
   - Чего тебе надо? - спросила кепка, и трусливо забегали его глаза.
   - Ты какой же червонец мне дал за сапоги? А? Отвечай!
   Свет отчаянья вдруг озарил Тараканову голову, и он все понял. На червонце было чернильное пятно, знакомое Таракану. Вчера это пятно на червонце получил Таракан в жалованье в пекарне. Он голосу проиграл этот червонец, как же он оказался у этого, кем звалась кепка, и Таракан понял, что она, кепка, заодно с голосом. Значит, червонец голос передал кепке? Не иначе.
   - Отойди от меня, пьяница! - сурово сказала кепка.
   - Я пьяница? - голос Таракана стал высок и тонок. - Я-то не пьяница. А вы сообщники, злодеи! - выкрикнул Таракан.
   Прохожие брызнули в стороны.
   - Я тебя не знаю! - неприязненно отозвалась кепка, и Таракан понял, что она ищет лаз в газоне. Таракан вдруг заплакал навзрыд.
   - Погубили меня, - содрогаясь, говорил он, - убили человека. Деньги профсоюзные... Мне их сдавать в кассу. Под суд идти! - Весь мир заволокло слезами, и кепка смягчилась.
   - Что ты, голубчик? - задушевно заговорила она. - Я сам, голубчик мой, проигрался. Сам лишился всего. Ты иди, проспись.
   - Сапог мне не жалко, - мучаясь выговорил Таракан, - а пятьдесят не мои. Делегат я. Сироту погубили. Жулики! - внезапно тоненько закричал Таракан. Кепка нахмурилась.
   - Пошел ты от меня к чертовой матери! - рассердилась она лицом, а глаза по-прежнему бегали. - Я тебя в первый раз в жизни вижу.
   - Верни этого с ящиком! - не помня себя, бормотал Таракан, наступая на кепку. - Подай мне его сейчас! А то я вас власти отдам! Куда же это милиция смотрит? - в ужасе спросил Таракан у любопытной старушечьей мордочки в платке.
   Наложила на себя мордочка крестное знамение и мгновенно провалилась в газон. Мальчишки засвистели кругом, как соловьи.
   - А ты дай ему, дай, что долго разговаривать! - посоветовал чей-то гнилой голос.
   Кепкины глаза теперь ходуном ходили, вертелись, как мыши.
   - Отцепись от меня, падаль! - сквозь зубы просвистела кепочка. Никакого я ящика не видел.
   - Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу! - рыдающим голосом воскликнул Таракан. - Мои сапоги за мой же червонец купил!
   - Что на них, свои клейма, что ли? - спросила кепочка и косо подалась в сторону. - Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький - Т-таракан! Обознался, гражданин! - сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками. - А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза! - вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла - легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.
   - Говорю, лучше остановись! - глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав. - Предаю тебя ответственности! Люди добрые...
   - Эх, надоел! - сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.
   Воздуху Таракану не хватило. "Погибаю я, делегат злосчастный, - подумал он. - Уходит... злодей..."
   - Ты остановишься? - белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!
   - Стой, стой, разбойник! - сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету. - Милиция-то где же? - задыхаясь шепнул Таракан.
   Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбышной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.
   - Ты драться?.. - спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего! - Драться?.. Ограбил и драться? - Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую Новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. "Финка - знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья", - подумал Таракан.
   Бульвар завизжал, заревел, и тысячные, как показалось, толпы запрыгали, заухали вокруг Таракана.
   "Погиб я, делегат жалкий, - помыслил Таракан, - черная моя судьба. Кто ж это мне, дьявол, ножик продал, и зачем?"
   Он швырнул финку в траву, прислушался, как кепка, вся в пузырях и крови, давится и умирает. Таракану стало жалко кепку и почему-то того жулика с ящиком... "Понятное дело... он на хлеб себе зарабатывает... Правда, жулик... но ведь каждый крутится, как волчок..."
   - Не бейте меня, граждане, - тихо попросил пропащий Таракан, боли от удара не почувствовал, а только догадавшись по затемненному свету, что ударили по лицу, - не бейте, товарищи! Делегат я месткома пекарни э 13... Ох, не бейте. Профсоюзные деньги проиграл, жизнь загубил свою. Не бейте, а вяжите! - молвил Таракан, руками закрывая голову.
   Над головой Таракана пронзительно, как волчки, сверлили свистки.
   "Ишь, сколько милиции... Чрезвычайно много набежало, - думал Таракан, отдаваясь на волю чужим рукам, - раньше б ей надо было быть. А теперь все равно..."
   - Пускай бьют, товарищ милицейский, - глотая кровь из раздавленного носа, равнодушно сказал Таракан, понимая только одно, что его влекут сквозь животы, что ноги его топчут, но уже по голове не бьют. - Мне это все равно. Я неожиданно человека зарезал вследствие покупки финского ножа.
   "Как в аду, суматоха, - подумал Таракан, - а голос распорядительный..."
   Голос распорядительный, грозный и слышный до Кудринских, ревел:
   - Извозчик, я тебе покажу - отъезжать! Мерзавец... В отделение!!!
   Середина 1920-х гг.
   "Заря Востока", 23 августа 1925 г.
   ЛИКУЮЩИЙ ВОКЗАЛ
   1. ОБЪЯВЛЕНЬИЦЕ
   В одной московской газете появилось дословно следующее объявление:
   "Новость" (с левого боку). Новость! (с левого боку). Новость! (с правого). Новость! (тоже с правого).
   - Четыре сбоку.
   - Какая такая новость? - заинтересовался гражданин.
   Новость оказалась следующего сорта;
   Все в буфет Александровского вокзала!
   Дешево и хорошо.
   Обеды, порционные блюда и дежурные.
   Вина, водки 40 градусов. Коньяки 60 градусов.
   Ликеры 60 градусов.
   Наливки разные рюмками и в графинах.
   Тверская застава.
   - Однако! - воскликнул гражданин, - хоть бы во сне увидеть, что теперь творится на вокзале после такого объявления.
   2. СОН
   Вокзал грохотал, как фабрика. У подъездов стояли прокатные автомобили, лихачи с ватными задами, таксомоторы и извозчики.
   Места в буфете не хватало. Поэтому столики расставили в багажном отделении, на телеграфе и в кабинете помощника начальника станции. В воздухе стоял туман от паровой севрюжки.
   Двести лакеев порхали, взмахивая салфетками, а из телеграфа доносился вой скрипок. Там 15 пар танцевали фокстрот.
   Поперек окошка в кассу висела надпись:
   "Поезд на Смоленск не пойдет, но зато есть свежие раки".
   И был нарисован красный рак в фуражке начальника станции с позументом.
   На почте красовался плакат:
   "К дьяволу с письмами, сегодня блины"
   Начальник станции в белом колпаке и в фартуке сидел в своем бывшем кабинете и говорил по телефону.
   - Восемь раз стерлядка кольчиком. Салат Оливье шесть раз!
   Дверь поминутно хлопала, влетали лакеи, бросали начальнику медные марки, вскрикивали:
   - Осетрина Америкен! 5 раз! 8 бутылок очищенной, 7 единиц рябиновки!
   Из дамской уборной доносились вопли. Там кого-то били бутылкой "Напареули" и чей-то голос взвизгивал:
   - Я покажу тебе, как к чужим дамам приставать! Это тебе не кабак, а Большая Александровская Стрельна!
   - Пст!.. человек! Пять рюмок полынной!
   - Счас подаю. Сей минут!
   Гражданин с чемоданом ввалился на вокзал и ошалел.
   - Что ж это у вас делается такое? - робко спросил он у помощника начальника, который во фраке метрдотеля возвышался посредине зала.
   - Пропадаем, гражданин! - ответил ему метрдотель. - После этого проклятого объявления вся Москва к нам хлынула. Все бросить пришлось. Сами видите, у нас теперь как в бывшем "Яре" на бывшей масленице.
   - А мне в Витебск надо!
   - Какой тут Витебск! У нас на витебских путях пиво лежит. Все завалили. Поезжайте, гражданин, домой. Может, с какого другого вокзала уедете, где сухо...
   3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
   Это, конечно, сон, но все-таки.
   Александровский вокзал, уйми своего 60-градусного буфетчика!
   ЭММА Б.
   "*Гудок", 14 октября 1925г.
   АКАФИСТ НАШЕМУ КАЧЕСТВУ
   Следует заговорить полным
   голосом о качестве нашей
   продукции.
   Из речи
   Вот именно. Я давно уже собираюсь заговорить. И именно полным голосом.
   В самом деле, я, правда, не изобретал тепловоза профессора Ломоносова и не принимал у гроссмейстера Капабланки ничью под гром аплодисментов восхищенных комсомольцев в Бассейном зале Дома союзов. Я человек форменно маленький, но, тем не менее, я имею право ходить в носках за свои трудовые деньги.
   Ведь носки, в конце концов, не рысаки в яблоках и не бриллиантовые кольца. Носки - предмет первой необходимости.
   *
   Но прежде чем говорить о носках, я расскажу про шубу на белкином меху. Шуба еще важнее носков.
   Получив ордер на 210 рублей по рабочему кредиту, я двинулся в государственный магазин.
   Перед тем как двинуться, я имел разговор со своим товарищем, человеком чрезвычайной опытности, каковой человек был с ног до головы одет в сомнительные предметы, приобретенные по рабочему кредиту. Он (человек) сказал мне так:
   - А... ордерок. Ну, будешь ты несчастным человеком. Во всяком случае, я тебя научу: когда придешь в магазин, ты не показывай ордера, а выбери сначала вещь. Пусть они тебя примут за буржуя, а потом ордер и вынешь. Вот увидишь, что будет...
   "Странно... странно..." - подумал я и явился в магазин.
   - Позвольте мне самую лучшую шубу, какая у вас есть. Самую дорогую, самую теплую, самую красивую и самую элегантную. Я хочу носить хорошую шубу, - так сказал я буржуазным голосом.
   После этих слов с молодым человеком, стоящим у вешалок, на которых виднелась бездна шуб, сделался припадок.
   Во-первых, он, как белка, взобрался куда-то наверх и потом прикатился обратно. Затем нырнул за какую-то таинственную занавеску и выпорхнул с шубой в руках.
   - Прочная ли эта шуба? - спросил я, любуясь на себя в зеркало в голубой раме.
   На это молодой человек ответил так:
   - За внуков ваших я не ручаюсь, но сын ваш будет венчаться в этой шубе.
   - Сколько она стоит?
   - По теперешним временам ей нет цены, - ответил, обворожительно улыбаясь, этот бандит из магазина, - но мы из любви к человечеству и чтобы рекламировать качество нашей фирмы, продадим ее за 205 рублей. Миль пардон... Я сниму с вас пушинку.
   - Я беру ее. Вот вам ордер, - сказал я, - а на остающиеся пять рублей позвольте мне три пары кальсон и полтинник сдачи. Я по рабочему кредиту.
   Ах, жаль, что нельзя было сфотографировать этого преступника во время моих слов. Нижняя челюсть его легла на его галстух... Он сделал такое движение, как будто собирался отнять у меня шубу, но было поздно. И в шубе и с кальсонами я ушел из госмагазина.
   *
   Это было в ноябре. А через 4 (четыре) месяца-в марте я пришел по делу в один дом и услышал шепот девочки:
   - Мама... Там к папе какой-то оборванный пришел. "Так оборванный. Как это так - оборванный. Я - оборванный. 205 рублей".
   Я бросился к зеркалу, и в марте повисла моя челюсть. В углах карманов были трещины, все петли лохматились. Барашек на воротнике треснул в трех местах, локти лоснились, швы белели. А проклятая госбелка, вследствие неизвестной мне болезни, облысела в двух местах. В остальных же местах ее мех стал похож на театральный старческий парик.
   За белку я плачу до сих пор. Каждый месяц.
   Ботинки я купил в прошлом мае. 12-го числа. А четырнадцатого того же мая, проходя мимо Николая Васильевича Гоголя, сидящего на Арбате, услышал шарканье. Подняв правую ногу, я убедился, что правый ботинок раскрыл пасть. Из нее вывалился лоскут газеты.
   - Что же это такое, глубокоуважаемый Николай Васильевич? - спросил я. Что это такое, в самом деле? Ведь позавчера это были блистательные ботинки без каких бы то ни было признаков болезни?
   Но Гоголь был безмолвен и печален на своем постаменте.
   *
   За ботинки я отдал 35 рублей.
   *
   Подвязки дамские под названием "Ле жартьер", за 4 с полтиной, и они рассыпались через две недели.
   *
   Галоши прослужили два с половиной месяца, а с наступлением мокрой погоды служить отказались. Очевидно, это галоши, приспособленные только к сухости. И пока они стояли в передней - были ничего... галоши как галоши. Но лишь только хлынули вешние воды, они заболели и кончились.
   *
   И я заболел гриппом.
   *
   Но ведь, кажется, хотел сказать о носках. Нет. Не буду я о носках говорить ничего, чтобы не получить дополнение к гриппу еще развитие желчи. Не буду.
   *
   Достаточно. В углу висит белка. Я ее, лысой дряни, - кредитный раб. В шкафу брюки, блестящие на том же месте, где, при сидении, они соприкасались со стулом, на гвозде галстух с бахромой, на столе венские сосиски. На постели моя жена, откушавшая венских сосисков, а после них иноземцевых капель... Довольно.
   Пора, пора нам заговорить полным голосом о качестве нашей продукции.
   Вечерний выпуск "Красной газеты", (Ленинград), 15 мая 1926г.
   БУБНОВАЯ ИСТОРИЯ
   1. СОН И ГОСБАНК
   Мохрикову в номере гостиницы приснился сон - громаднейший бубновый туз на ножках и с лентами на груди, на которых были написаны отвратительные лозунги: "Кончил дело - гуляй смело!" и "Туберкулезные, не глотайте мокроту!"
   - Какая смешная пакость! Тьфу! - молвил Мохриков и очнулся. Бодро оделся, взял портфель и отправился в Госбанк. В Госбанке Мохриков мыкался часа два и вышел из него, имея в портфеле девять тысяч рублей.
   Человек, получивший деньги, хотя бы и казенные, чувствует себя совершенно особенным образом. Мохрикову показалось, что он стал выше ростом на Кузнецком мосту.
   - Не толкайтесь, гражданин, - сурово и вежливо сказал Мохриков и даже хотел прибавить: - у меня девять тысяч в портфеле, - но потом раздумал.
   А на Кузнецком кипело, как в чайнике. Ежесекундно пролетали мягкие машины, в витринах сверкало, переливалось, лоснилось, и сам Мохриков отражался в них на ходу с портфелем то прямо, то кверху ногами.
   - Упоительный городишко Москва, - начал размышлять Мохриков, - прямо элегантный город!
   Сладостные и преступные мечтания вдруг пузырями закипели в мозгу Мохрикова:
   - Вообразите себе, дорогие товарищи... вдруг сгорает Госбанк! Гм... Как сгорает? Очень просто, разве он несгораемый? Приезжают команды, пожарные тушат. Только шиш с маслом - не потушишь, если как следует загорит! И вот вообразите: все сгорело к чертовой матери - бухгалтеры сгорели и ассигновки... И, стало быть, у меня в кармане... Ах, да!.. Ведь аккредитив-то из Ростова-на-Дону? Ах, шут тебя возьми. Ну, ладно, я приезжаю в Ростов-на-Дону, а наш красный директор взял да и помер от разрыва сердца, который аккредитив подписал! И кроме того, опять пожар, и сгорели все исходящие, выходящие, входящие - все ко псам сгорело. Хи-хи! Ищи тогда концов. И вот в кармане у меня беспризорных девять тысяч. Хи-хи! Ах, если б знал наш красный директор, о чем мечтает Мохриков, но он не узнает никогда... Что бы я сделал прежде всего?..
   2. ОНА!
   ...Прежде всего...
   Она вынырнула с Петровки. Юбка до колен, клетчатая. Ножки - стройности совершенно неслыханной, в кремовых чулках и лакированных туфельках. На голове сидела шапочка, похожая на цветок колокольчик. Глазки - понятное дело. А рот был малиновый и пылал, как пожар.
   "Кончил дело, гуляй смело", - почему-то вспомнил Мохриков сон и подумал: "Дама что надо. Ах, какой город Москва! Прежде всего, если бы сгорел красный директор... Фу! вот талия...
   - Пардон! - сказал Мохриков.
   - Я на улице не знакомлюсь, - сказала она и гордо сверкнула из-под колокольчика.
   - Пардон! - молвил ошеломленный Мохриков, - я ничего!..
   - Странная манера, - говорила она, колыхая клетчатыми бедрами, увидеть даму и сейчас же пристать. Вы, вероятно, провинциал?
   - Ничего подобного, я из Ростова, сударыня, на Дону. Вы не подумайте, чтобы я был какая-нибудь сволочь. Я - инкассатор.
   - Красивая фамилия, - сказала она.
   - Пардон, - отозвался Мохриков сладким голосом, - это должность моя такая: инкассатор из Ростова-на-Дону.
   Фамилия же моя Мохриков, позвольте представиться. Я из литовских дворян. Основная моя фамилия, предки когда-то носили - Мохр. Я даже в гимназии учился.
   - На Мопр похоже, - сказала она.
   - Помилуйте! Хи-хи!
   А что значит "инкассатор"?
   - Ответственная должность, мадам. Деньги получаю в банках по девять, по двенадцать тысяч и даже больше. Тяжело и трудно, но ничего. Облечен доверием...
   "Говорил я себе, чтобы штаны в полоску купить. Разве можно в таких штанах с дамой разговаривать на Кузнецком? Срам!"
   - Скажите, пожалуйста: деньги? Это интересно!
   - Да-с, хи-хи! Что деньги! Деньги - тлен!
   - А вы женаты?
   - Нет, а вы такие молодые, мадам, и одинокие, как...
   - Как что?
   - Хи-хи, былинка.
   - Ха-ха!
   - Хи-хи. ............................................................................
   - Сухаревская-садовая, э 201... Вы ужасно дерзкий инкассатор!
   - Ах, что вы! Мерси. Только в номер заеду переоденусь. У меня в номере костюмов - прямо гибель. Это дорожный, так сказать, не обращайте внимания рвань. А какая у вас шапочка очаровательная? Это что вышито на ней?
   - Карты. Тройка, семерка, туз.
   - Ах, какая прелесть. Хи-хи!
   - Ха-ха!
   3. ПРЕОБРАЖЕНИЕ
   - Побрейте меня, - сказал Мохриков, прижимая к сердцу девять тысяч, в зеркальном зале.
   - Слшсс... С волосами что прикажете?
   - Того, этого, причешите.
   - Ваня, прибор!
   Через четверть часа Мохриков, пахнущий ландышем, стоял у прилавка и говорил:
   - Покажите мне лакированные полуботинки... Через полчаса на Петровке в магазине под золотой вывеской "Готовое платье" он говорил:
   - А у вас где-нибудь, может быть, есть такая комнатка, этакая какая-нибудь, отдельная, где можно было бы брючки переодеть?..
   - Пожалуйста.
   Когда Мохриков вышел на Петровку, публика оборачивалась и смотрела на его ноги. Извозчики с козел говорили:
   - Пожа, пожа, пожа...
   Мохриков отражался в витринах и думал: "Я похож на артиста императорских театров..."
   4. НА РАССВЕТЕ
   ... Когда вся Москва была голубого цвета, и коты, которые днем пребывают неизвестно где, ночью ползали, как змеи, из подворотни в подворотню, на Сухаревской-Садовой стоял Мохриков, прижимая портфель к груди, и, покачиваясь, бормотал:
   - М-да... Сельтерской воды или пива если я сейчас не выпью, я, дорогие товарищи, помру, и девять тысяч подберут дворники на улице... То есть не девять, позвольте... Нет, не девять... А вот что я вам скажу: ботинки сорок пять рублей... Да, а где еще девять червонцев? Да, брился я - рубль пятнадцать... Довольно это паскудно выходит... Впрочем, там аванс сейчас я возьму. А как он мне не даст? Вдруг я приезжаю, говорят, что от разрыва сердца помер, нового назначили. Комичная история тогда выйдет. Дорогой Мохриков, спросят, а где же двести пятьдесят рублей? Потерял их, Мохриков, что ли? Нет, пусть уж он лучше не помирает, сукин кот... Извозчик, где сейчас пива можно выпить в вашей паршивой Москве?
   - Пожа, пожа, пожа... В казине.
   - Это самое... как его зовут?.. Подъезжай сюда. Сколько?
   - Два с полтиной.
   - И... э... ну, вот, что ты? Как тебя зовут?.. Поезжай.
   5. О, КАРТЫ!..
   Человек в шоколадном костюме и ослепительном белье, с перстнем на пальце и татуированным якорем на кисти, с фокусной ловкостью длинной белой лопаткой разбрасывал по столу металлические круглые марки и деньги и говорил:
   - Банко сюиви! Пардон, месье, игра продолжается!..
   За круглыми столами спали трое, положивши головы на руки, подобно бездомным детям. В воздухе плыл сизый табачный дым. Звенели звоночки, и бегали с сумочками артельщики, меняли деньги на марки. В голове у Мохрикова после горшановского пива несколько светлело, подобно тому, как светлело за окнами.
   - Месье, чего же вы стоите на ногах? - обратился к нему человек с якорем и перстнем. - Есть место, прошу занимайте. Банко сюиви!
   - Мерси! - мутно сказал Мохриков и вдруг машинально плюхнулся в кресло.
   - Червонец свободен, - сказал человек с якорем и спросил у Мохрикова. Угодно, месье?
   - Мерси! - диким голосом сказал Мохриков...
   6. КОНЕЦ ИСТОРИИ
   Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами - зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами.
   - Я вас слушаю, - сказал человек за столом.
   - Случилось чрезвычайно важное происшествие, - низким басом сказал Мохриков, - такое происшествие, прямо неописуемое.
   Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет.
   - Слушаю вас, - сказал человек.
   - Вот портфель, - сказал Мохриков, - извольте видеть - дыра, - доложил Мохриков и показал. Действительно, в портфеле была узкая дыра.
   - Да, дыра, - сказал человек.
   Помолчали.
   - В трамвай сел, - сказал Мохриков, - вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) - ножиком взрезали!
   - А что было в портфеле? - спросил человек равнодушно.
   - Девять тысяч, - ответил Мохриков детским голосом.
   - Ваши?
   - Казенные, - беззвучно ответил Мохриков.
   - В каком трамвае вырезали? - спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство.
   - Э... э... в этом, как его, в двадцать седьмом...
   - Когда?
   - Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и... прямо форменный ужас...
   - Так. Фамилия ваша как?
   - Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону.
   - Происхождение?
   - Отец от станка, мать кооперативная, - сказал жалобным голосом Мохриков. - Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу.
   - Сегодня банк заперт, - сказал человек, - в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили?
   "Я погиб", - подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил:
   - Да это я вчера, которые эти... д... деньги получил.
   - А где были вечером вчера? - спросил человек.
   - Э... э... Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился...
   - В казино не заезжали?
   Мохриков бледно усмехнулся:
   - Что вы! Что вы! Я даже это... не это... не, не был, да...
   - Да вы лучше скажите, - участливо сказал человек, - а то ведь каждый приходит и говорит - трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили...
   - Был, - вдруг сказал Мохриков и всхлипнул.
   - Ну, вот и гораздо проще, - оживился человек за столом. - И мне удобнее, и вам.
   И, позвонивши, сказал в открывшуюся дверь:
   - Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить...
   И Мохрикова повел Вахромеев.
   МИХАИЛ
   "Гудок", 8 июля 1926г.
   ГРОМКИЙ РАЙ
   20-го апреля ночью женщина-работница М., уборщица вагонов депо Москва-Ряз. Ур., по обязанностям службы находилась в служебном вагоне э 1922.
   Вдруг видит - тащится в вагон пьяная компания. Сам ТРВ Каратаев, с ним два хахаля и какая-то гражданка.
   Тотчас Каратаев направляется к уборщице М. и делает ей предложение:
   - Так и так, не согласитесь ли объединиться со мной в одном купе?
   Словом, предлагает устроить тихий рай. Ну, конечно, получил отказ и вернулся к своей компании.