Булычев Кир. Агент КФ

7

   — Разумеется, — сказал ВараЮ, — не исключено, что мы имеем дело с фанатиками.
   — Какого рода? — спросил Ольсен, умело обмахиваясь круглым опахалом из черепашьего панциря.
   — Когда нельзя объяснить, я ищу необъяснимые версии, — сказал стражник.
   — Может, среди жрецов… Может, его кто-то счел осквернителем Ар-А. И это предупреждение. Но вернее всего виноваты грабители.
   — Неужели никаких следов? — спросил Андрей.
   — Рикша утверждает, что видел его бегущим по улице в одежде для смертной мести…
   — В черном фраке? — вежливо спросил Ольсен. — Одежда для публичных выступлений среди почтенных ученых.
   — Почтенный ученый не выступает без лиловой накидки, — сказал ВараЮ.
   — А если спешил, не успел надеть? Или просто забыл, не придал значения.
   — Не придал значения накидке? — ВараЮ был удивлен.
   Даже для самого трезвого, объективного человека здесь отсутствие накидки кажется немыслимым. Фрак без накидки? Этого быть не может!
   Представьте, он приехал бы к нам, и ему сказали бы, что его соотечественник выбежал на улицу, забыв надеть штаны.
   — Мы будем его искать, — сказал ВараЮ. Голос прозвучал неуверенно. — А он сам не мог быть маньяком?
   — Почему? — Ольсен старался скрыть изумление.
   — Продавец в ритуальной лавке утверждает, что ваш археолог изъявил желание купить фигурки всех кланов. Продавец решил, что он маньяк, желающий объявить месть всем кланам гор.
   — Значит, — сказал Андрей, — ван Кун решил, что это не фигурки для мести. Что это сувениры.
   — Немыслимо, — сказал ВараЮ.
   Но, видно, эта версия при всей немыслимости его чем-то обрадовала.
   — И есть такой обычай? — спросил он. — Покупать просто так?
   — Есть, — уверенно сказал Ольсен. — На память. На память о вашей чудесной планете.
   В небе, пробив яркой звездочкой пыльную мглу, возник «Шквал».
   Андрей догадался об этом, услышав, как изменился гул толпы.
   Все смотрели вверх. У некоторых в руках появились подзорные трубки.
   Могучие лапы наследника Брендийского поднесли к глазам перламутровый театральный бинокль. Как он мог попасть на планету, в каком антикварном магазине он мог заваляться — необъяснимо.
   Звездочка превратилась в сверкающий диск, и тот, падая, постепенно рос и замедлял движение.
   Конечно, Андрей мог бы подняться в диспетчерскую. Но диспетчеры сейчас заняты, и им не стоит мешать. И капитан Якубаускас тоже занят. Посадка — дело престижное. Визитная карточка капитана. Тем более если на планету опускается первый гравитолет. Дело агента КФ подписывать протоколы и накладные, встречать, провожать, развлекать и улыбаться. К полетам он имеет лишь косвенное отношение.
   Диск «Шквала» мягко опустился на поле, но в этой мягкости была такая мощь, что земля вздрогнула.
   Платформа со стражниками и механиками покатила к кораблю. Андрей следил за голубым париком ПетриА.
   Из-за угла здания выскочила вторая платформа, маленькая, оранжевая.
   Посреди нее в оранжевой же тоге и желтой короне стоял карантинный врач. Должность здесь новая, почетная, и на нее устроили шалопая из семьи министра Иностранных дел.
   Андрей с Ольсеном прошли вперед, к легкому ограждению, вдоль которого стояли раскаленные под солнцем гвардейцы.
   До корабля было меньше километра. Но настоящие размеры «Шквала»
   стали понятны, когда первая платформа приблизилась к его боку и оказалась ничтожно маленькой рядом со «Шквалом».
   Навстречу муравьишкам, соскочившим с платформы, торжественно развернулся серебряный пандус; люк, возникший над ним, показался Андрею похожим на храмовые врата. Какого черта! Он мог бы командовать этой махиной, громадной, тяжелой и невесомой.
   Толпа зрителей постепенно преодолела робость перед масштабом зрелища. Голоса зазвучали вновь.
   Дальнейшее не представляло большого интереса.
   Рейс был экспериментальным. Ни знаменитой видеозвезды, ни важного гостя на борту не было.
   Правда, никто не расходился. За столь долгое ожидание следовало себя вознаградить. Обсудить, оглядеть, главное — показать себя.
   К тому же даже рутина встречи, обычная и отработанная для каждой планеты и в то же время схожая, где бы ни приземлялись, корабли Космофлота, была частью зрелища. И в этом зрелище Андрею Брюсу отводилась не последняя роль.
   Оправив песочного цвета мундир — белый в этой пыли был бессмысленным, — Андрей оглянулся. ВараЮ остался стоять у стены, Ольсен шагнул к нему. Андрей увидел брата ПетриА. Этот бездельник трудился в газете. Вернее, трудился, когда возникало настроение.
   Сейчас настроение возникло, потому что его видели двести зевак. Кам ПетриУ изящно откинул голову, прищурился, набрасывая на белой доске, прикрепленной к груди, очертания гравитолета. Он числился иллюстратором.
   Андрей шагнул вперед. Завтра в обеих газетах будут помещены отчеты о событии: «Корабль, как всегда, встречал агент Космофлота ДрейЮ, известный нашим читателям по странной привычке бегать по утрам вокруг своего дома. Он был одет в сшитый у мастера Крире-2 изящный форменный костюм песочного цвета с золотыми пуговицами…»
   Низкая платформа, которой управлял напыщенный как индюк ВосеньУ, ловко подкатила к Андрею. Тот пропустил вперед Ольсена. Платформа торжественно выехала на раскаленное поле и поплыла к кораблю.
   Андрею было видно, как пилоты вышли из люка и остановились наверху пандуса. Андрею показалось, что сквозь густой от жары и пыли воздух до него доносятся слова кого-то из них:
   — Ну и жарища…

8

   Обратно с космодрома возвращались в новой машине консула.
   Машина была удобной, чистой, на воздушной подушке, герметизация великолепная — на сиденьях совсем не было пыли.
   Ольсен разложил на коленях мешок с почтой и просматривал ее. Андрей решил, что он ищет ответ на свое прошение об отставке.
   Витас Якубаускас почти не изменился. У него всегда были светлые, почти белые волосы, и если он немного поседел, этого не заметишь.
   Говорили о «Шквале». О перелете. О его ходовых качествах. До воспоминаний дело не дошло, да и не могло пока дойти. Витас был деликатен.
   С появлением кораблей класса «Шквал» в жизни Космического флота наступал новый этап. Гравитационные роторы куда проще плазменных двигателей. Они не требуют защиты, совершенно безопасны. Если плазменный лайнер обречен родиться, жить и умереть в открытом космосе, то гравитолеты могут опускаться на любом поле. В худшем случае корабль примнет траву.
   Предел скорости «Шквала» устанавливался не мощностью двигателя, а конструктивными возможностями самого корабля. Витас сказал, что сейчас строят кремниевую модель. И если человечеству будет суждено добиться мгновенного перемещения, то достичь этого можно лишь на гравитолете.
   Наконец Ольсен сложил в мешок письма и кассеты, разочарованно и шумно вздохнул и спросил:
   — Вы у нас первый раз, Витас?
   — Да.
   — Завтра поедем к водопадам, — сказал консул.
   Он всегда возил гостей к водопадам.
   — У нас всего два дня стоянки, — сказал Витас. — Боюсь, что я завтра буду занят.
   Он показал на дыни домов, что пролетали за окнами.
   — А из чего их строят?
   — Раньше они были глинобитными на деревянном каркасе или каменными.
   Теперь — бетон, — ответил Ольсен. — Я так и знал, что письма не будет. Но со следующим кораблем прилетает комиссия. Я их не отпущу, пока они не подпишут мою отставку.
   — Здесь трудно? — спросил Витас.
   Витас умел задавать вопросы таким тоном, будто крайне заинтересован в ответе. Его серые глаза преисполнялись интересом к любому слову собеседника. Андрей раньше подозревал Витаса в лицемерии. Но когда привык, понял, что Витасу и в самом деле не очень интересны чужие дела. Он, как и Брюс, был одинок, замкнут и сдержан, но в отличие от Андрея никогда не позволял себе взорваться, натворить глупостей и даже повысить голос. Лишь в редчайших случаях его пальцы, лежащие сплетенными на коленях, сжимались до хруста.
   Ольсен, тронутый интересом Витаса, пустился в длинный рассказ о сложностях консульской жизни на Пэ-У. Андрей рассеянно слушал, глядя в окно. Странно, зачем было археологу покупать эти фигурки мести?
   Может, он раньше бывал здесь? Надо спросить у Ольсена. Вдруг он не догадался заглянуть в списки приезжих за прошлые годы? ПетриА сказала, что вечером она свободна. Но тут, как назло, этот обед у наследника Брендийского. И отказаться нельзя. И он не успел сказать ей об этом. Конечно, она будет ждать. Она никогда не упрекает. И ждет. А Ольсен с забавным убеждением в том, что его собеседник обязан разбираться в тонкостях здешних интриг, в которых не всегда разбирался и сам ВараЮ, хотя любил их создавать, пытался доказать Якубаускасу, что в будущем году к власти в Китене обязательно придет Крунь КропУ, и потому брат премьера потеряет портфель министра Развлечений и будет вынужден пойти на союз с Его Могуществом.
   Якубаускас слушал, словно всю жизнь мечтал узнать о кознях Круня КропУ.
   Машина проезжала мимо базара, было людно, прохожие замирали, глядя на непривычную форму повозки. Группа рыбаков с Дальних протоков, видно впервые попавших в город, гримасничала, глядя на машину, изображая ритуальные маски презрения. Презрение происходило от страха. И хоть в столице мало кто верил в то, что пришельцы — чудовища, но чем дальше от нее, тем пышнее расцветали слухи о людях со звезд.
   В мире, где еще нет средств быстрой связи, обыденность пришельцев воспринимается с недоверием. В конце концов, думал Андрей, слушая, как Ольсен повествует о том, как наложница КропУ умудрилась отравить на званом обеде своих пасынков, когда-то на Земле также полагали, что Неведомое населено чудовищами, которых воображение складывало из кусочков существовавших на Земле зверей. То увеличивало до страшных размеров паука, то приделывало змеиную морду к туловищу медведя.
   Когда монстрам не осталось места на Земле, так как ее обследовали настолько, что пришлось отказаться даже от морского змея и снежного человека, то воображение нашло себе новую пищу — иные миры. И как трудно было отказаться от чудес, даже когда первые экспедиции достигли звезд. Места обитания чудовищ лишь отодвигались от Земли все дальше, но не исчезали совсем. Всегда находились новые легенды, и не только земные, — галактическое человечество также склонно к чудесам, как их земные кузены. Как раз тот факт, что Галактика оказалась заселенной одним и тем же видом
   — хомо сапиенс, — и обусловил схожесть образа мышления. Во многом расы Галактики различались между собой, но в одном сходились — в буйной фантазии.
   И точно так же, как необычный след облака будил в воображении жителя Швейцарии или Казахстана образ летающего блюдца, так и в воображении горца с Озерных протоков зеркальная, загадочной формы машина галактического консула населялась тут же коварными чудовищами.
   Андрей поглядел на своих спутников. Ольсен, в зеленом костюме с кружком Озерной школы на груди, и вытянувший длинные ноги капитан Якубаускас, в повседневном мундире Космофлота, — очень обыкновенные люди очень обыкновенно рассуждали о совершенно необыкновенных вещах.
   А за тонкой стенкой машины мир продолжал упрямо тикать по своим неведомым законам. А мы и есть, думал Андрей, та тонкая ниточка, что связывает Галактику с этой планетой, с этими горцами и торговцами, дети и внуки которых полетят к далеким звездам и будут строить гравитационные станции. И этот переход случится куда быстрее, чем на Земле, — нам ведь пришлось самим расти до космической эры. И неизвестно порой, что лучше. Ведь хотим мы того или нет, но само существование ниточки между планетой и Центром неотвратимо и даже жестоко разрушает ткань этой жизни, какими бы мы ни были порядочными, разумными и гуманными. Конфликт существует внутри людей. И если ВараЮ смог преодолеть его в себе, осознать неизбежность перемен и даже приветствовать их, то тот же ВосеньУ, хоть и побывал в Центре, даже научился летать на планетарных машинах, психика его определяется не столько знаниями и пониманием могущества будущего, сколько травмой, вызванной тем, что клан его мал, слаб и подвластен Брендийскому клану, — это унижение важнее, чем все корабли, прилетающие с неба. ВосеньУ придет домой, снимет попугайский мундир, совершит вечернее омовение и, если его очередь, омоет ноги дряхлой старухе — главе клана и провалится до следующего утра в паутину законов и правил, которыми определяется его маленькое существование, правда чуть более высокое, чем ему принадлежит от рождения, так как он работает у пришельцев.
   — Вы где будете ночевать? — услышал Андрей голос Ольсена. — В нашем доме для приезжих?
   — Витас останется у меня, — сказал Андрей. — Тем более что нам с ним сегодня идти на прием.
   — Куда? — удивился Витас.
   — На ужин к наследнику Брендийскому.
   — Кстати, он не является сыном Брендийской вдовы, — сказал Ольсен. — Любопытно отметить методу усыновления…
   — Нильс, — сказал Андрей, — у нас всего три часа до ужина. А Витас устал. Если завтра вы повезете экипаж к водопадам, то Витасу, после того как он встретится с наследником, будет куда интереснее тебя слушать.
   — Правильно, мальчики, — сдался Ольсен, — отдыхайте. А я помогу ПетриА разместить экипаж.
   — Если она задержится, — сказал Андрей, — предупредите ее, пожалуйста, что я сегодня на ужине.
   — Разумеется, — сказал Ольсен, открывая дверь машины. — Чудесная девушка. И очень интеллигентная.
   Андрей и Витас вышли из машины. Ольсен сказал вслед:
   — Тебе пора подумать о семье, Андрюша. Одному жить вредно. Елена Казимировна того же мнения.
   — Спасибо, — сказал Андрей.

9

   Умывшись и переодевшись, Витас улегся на диван, покрытый желтой шкурой гремы, надел видеоочки и принялся смотреть любительские фильмы, которые Андрей делал во время поездок по стране.
   Андрей позвонил вниз, в агентство. Никого не было. Он позвонил на космодром. Там сказали, что ПетриА увезла в консульство экипаж корабля, а ВосеньУ заканчивает разгрузку.
   — Знаешь, что приятно? — сказал он.
   — Что?
   — Что окно открыто, а в него ветер залетает.
   — Тут жарко, — сказал Андрей. — Вот на водопадах воздух настоящий, хрустальный. Может, я сам с вами съезжу. Уговорю ПетриА и съезжу.
   — Кто она? — спросил Витас.
   — Моя помощница.
   — Ольсен хочет тебя на ней женить?
   — Ему бы работать свахой, — сказал Андрей с некоторым раздражением.
   — Он отлично знает, что я не могу на ней жениться.
   Витас не стал расспрашивать почему. Он никогда не задавал лишних вопросов. А Андрею не хотелось объяснять. Витас может подумать, что Андрей благополучно прижился на этой планете и доволен тихой, болотной жизнью. А впрочем, если ему хочется так думать, пускай думает.
   — На Землю не собираешься? — спросил Витас, поняв, что Андрей не хочет говорить о ПетриА.
   — Пока нет. Ты голоден?
   — Жарко, — сказал Витас. — Потом.
   Андрей приготовил фруктовую смесь со льдом. Витасу смесь понравилась.
   — А что там нашли на Ар-А? — спросил он.
   — До Центра уже донеслось?
   — Галактика невелика, — сказал Витас. — И событий не так много. А мы, пилоты, разносчики новостей.
   — И сплетен, — сказал Андрей.
   — Правда, что там жила раса гигантов?
   — Хочется сенсации?
   — Хочется.
   — Планета мертва. Галактический патруль отнес ее к ненаселенным.
   — Пустыня?
   — Нет, там все есть, но нестабильная атмосфера, сильные климатические возмущения. Небогатая флора и фауна.
   — Резерв колонизации?
   — Резерв колонизации с перспективами заселения в пределах системы.
   — А сейчас?
   — Сейчас они откопали много всего интересного. И если бы не пропал Фотий ван Кун, у нас были шансы вчера вечером услышать много интересного из уст очевидца.
   — Очевидца?
   — Сюда прилетел один из археологов. Вчера вечером он должен был читать в Школе Знаний доклад о раскопках. Сенсация номер один. Вся знать обулась в сапоги и нацепила перья. Представь себе, что на Землю двадцатого века прилетает археолог с Марса с сообщением, что там открыты следы атлантов.
   — И почему лекция не состоялась?
   — Потому что Фотий ван Кун вышел на тропу мести.
   — Андрюша, понятнее!
   — Я сам ни черта не понимаю. Никто ни черта не понимает. В любом случае археолог пропал без следа. В центре города, в двух шагах от Школы Знаний. И местные шерлоки холмсы убеждены, что он вместо Школы Знаний отправился воевать с каким-то местным кланом.