Булычев Кир. Гусляр-2000

   Удалов рассматривал этих людей, жителей отдаленного будущего, но жители не обращали на него никакого внимания.
   Он обратился к встречному жителю будущего и спросил:
   – Вы не скажете мне, какой сегодня у нас год?
   – Две тысячи ноль девяносто шестой, – ответил житель и прошел, не останавливаясь.
   – Запрещено! Запрещено задавать вопросы! – шипела Чикита. – Вы что, хотите, чтобы всю программу нам прикрыли? Вы не представляете, с каким трудом мы на этот контракт вышли! И никто раньше вопросов не задавал. Сказано – не задавать, и не задавали. А вы почему задаете?
   – Потому что я любознательный.
   – Без пяти минут любознательный? – съязвила Чикита, которой к тому времени удалось оттеснить Минца внутрь группы, и по ее знаку остальные шоп-туристы взяли Минца и Удалова в кольцо, чтобы скрыть от встречных и облегчить экзекуцию.
   – Но почему нельзя спрашивать? – вел арьергардный бой Удалов.
   – А потому, что сейчас ты про год спрашиваешь, а потом спросишь, чего нельзя.
   – А чего нельзя?
   – Нельзя узнавать, будет война или не будет, когда ты помрешь и какой смертью... Мы...
   – Но вы же сами в проспекте обещали нам могилы показать!
   – Там проведена соответствующая подготовка. Там все схвачено. А вот самодеятельности мы не допустим.
   – Не допустим, – поддержал Чикиту ее помощник.
   Впрочем, и туристы были солидарны с начальством, потому что, конечно же, приехали сюда не из-за места на кладбище, а за товаром.
   – И какая вам радость, – сказала уже спокойнее Чикита, чувствуя, что бунт на борту утихает, – какая радость узнать, что помрете через три дня?
   – Почему я умру через три дня? – заинтересовался Минц.
   – Да не вы, Минц, а обыкновенный без пяти минут человек!
   Но Минц тут закручинился и отошел на последнее место в группе, опустив голову, словно услышал смертный приговор. Удалов счел необходимым ободрить его:
   – Крепись, друг, наша кукушка еще продолжает куковать, – сказал он.
   Постепенно Минц успокоился, и группа восстановила темп движения.
   Улица становилась оживленнее и уже. Народу встречалось много, некоторые искоса поглядывали на туристов.
   – Впрочем, можно понять, – сказал Минц, и Удалов услышал его. – Мы им надоели. Если путешествие во времени такое обычное дело, что уже проводят шоп-туры, то, значит, местные жители этих туристов видели тысячами!
   – Минц, разговорчики! – прикрикнула женщина.
   – По-моему, она в охране служила, – сказал Удалов.
   Кавказец свернул на узкую грязную улицу. Здесь дома сдвинулись тесно, кое-где через улицу тянулись провода и шнуры. Наполовину надутый слон сидел, прислонившись к стене дома. Перед туристами раскрылась небольшая площадь. Площадь была пуста, на ней стояло множество столиков.
   – Можете расхватывать, – сказала женщина. – И раскладывайте свое барахло.
   На площади появилось три человека в униформе, вернее всего полиция. Удалову захотелось спрятаться или сдаться властям. Но полицейские не обратили на него внимания. Они прошли вдоль столов, глядя, что выкладывают на них туристы. Подобно прочим прохожим, полицейские были одеты в длинные, до земли, плащи, на головах – широкие шляпы конусом, закрывающие не только голову, но и плечи.
   Некоторые предметы полицейские брали в руки, разглядывали, проверяли непонятными приборчиками, прикрепленными к их пальцам. С крайнего стола полицейский схватил нечто темное и заявил:
   – Конфискуется.
   – Как конфискуется? – возмутилась владелица. – Это же в списке было!
   – Выдать компенсацию, – сказал полицейский семенившей за ним красногубой женщине.
   – Будет сделано, – откликнулась та. Потом погрозила кулаком шумевшей туристке.
   Удалов разложил на столике свой товар. Минц смог подложить в общий котел лишь янтарные запонки и банку маринованных грибов.
   Когда проверка и раскладка завершились, появились и покупатели.
   Покупали в основном мужчины, одетые в различного рода форменные мундиры. Были они деловиты, словно пришли не на базар, а на тактические учения. Впрочем, обнаружилось, что и наши туристы готовы к такому разговору и знают не только набор товаров, которые можно получить, но и их ценность. Так что споров и не возникало.
   За шелковый халат с драконами, который Ксения почти не надевала, Удалову сразу предложили надувную девушку – на выбор.
   Удалову стало любопытно. Не то чтобы он хотел получить девицу – вы же представляете, что бы случилось, если бы он привел такую домой, – но все же сама возможность обзавестись юной красавицей была соблазнительна.
   – Посмотреть можно? – спросил он.
   Покупатель бросил на землю несколько мячиков, из них, как в сказке, выросли три брюнетки, все три полногрудые, с ямочками на щеках, курчавые.
   Они одинаково улыбались Удалову.
   Одежды на брюнетках почти не было – так, нечто вроде купальников цыганского образца.
   Конечно, Удалов хотел получить брюнетку. Он все же был мужчиной. Конечно, он немного завидовал холостяку Пупыкину, который отнес домой мячик и играет теперь им в меру своих сил. Но брюнетку брать нельзя. Ни в коем случае.
   Удалов краем глаза уловил усмешку, посетившую лицо его друга, и неожиданно для себя спросил:
   – А мужчины у вас есть?
   – Такие же? – удивился покупатель.
   – О нет! – хором воскликнули брюнетки и полезли к Удалову обниматься. – Мы лучше! – уверяли они. – Не нужны тебе мальчики, наш повелитель.
   – Эй! – крикнул покупатель своему знакомому, который торговался возле столика, где держали оборону две гуслярские женщины. – У тебя тринадцатого-бис не найдется?
   Тут Удалов увидел, что возле того столика стоит мускулистый спортсмен в одних трусиках. Гуслярка критически осматривает его.
   – Нет! – остановил покупателя Удалов. – Это я так, узнать хотел. Мне бы лучше чего-нибудь из животного мира.
   – А мы? – спросила брюнетка. Она нежно погладила Удалова по руке.
   – Богом прошу, – обратился Удалов к покупателю. – Убери их, а то соблазнюсь.
   – Соблазнись.
   – Нельзя. Жена убьет. У нас в семье с этим строго.
   – Почему строго? – Покупатель так удивился, что в мгновение ока превратил галдящих девиц в черные мячики. И так ловко, что мячики подпрыгнули по очереди точно ему в руки. Рассовывая их по карманам френча, покупатель повторил вопрос: – Почему строго?
   – Да потому что ревнует она. Не поверите, шестой десяток разменяла, а все равно ревнует. Ей кажется, что я еще ой-ой-ой!
   – А вы не ой-ой-ой? – спросил покупатель.
   – Свое в основном отлетал, – признался Удалов.
   – Господин! – окликнул покупателя Миша Стендаль. – Вы ко мне не подойдете?
   – Сейчас, минутку, – ответил тот. Шелковый халат притягивал его, как магнит. – А удава вы не желаете? Есть крупный удав очень красивой расцветки. Последний экземпляр наблюдается в Лондонском зоопарке.
   Удалов не успел ответить, как услышал сверху голос:
   – Как там Ксения? Все еще ревнует тебя к каждой березке?
   Он поднял голову.
   На фоне серого неба, пользуясь пропеллерами системы Карлсона, летали отдельные горожане. Одна из женщин помахала Удалову рукой и тут же пропала за коньком крыши.
   Покупатель в форме забыл об удаве. Он вытащил из кармана портативную рацию и начал в нее шептать.
   Буквально через четыре секунды над площадью возник полицейский на реактивном стуле. Полицейский принялся барражировать на небольшой высоте.
   – Чего вы испугались? – спросил Удалов.
   – Да поймите вы, чудак-человек, – задушевно заговорил полицейский. – Нельзя нашим людям с вами общаться. Каждая минута пребывания вас здесь ставит под угрозу нашу цивилизацию. Что, если вы повредитесь или погибнете? Что за судьба ждет тогда ваших нерожденных внуков?
   – А кто со мной оттуда разговаривал?
   – Наверное, кто-то из правнуков. Мы проверим и примем строгие меры.
   И он улетел – видно, принимать меры.
   – Возьмем удава? – спросил Удалов.
   – А что ты с ним будешь делать?
   – Вместо собаки пускай дом охраняет. Тихо. Стремительно.
   – Ох, загадит он тебе квартиру, – предупредил Минц.
   – Обижаете, – сказал покупатель. – Удав тоже надувной, синтетический. У нас окружающая экология больше не гадит.
   Удалов отдал халат, а Минц заодно спросил у покупателя:
   – И давно у вас путешественники во времени появились?
   – Да уж вторую неделю, – ответил покупатель.
   – И раньше не было?
   – Раньше возможностей к этому не имелось.
   – Тогда странно мне, – заметил Минц, – равнодушие, с которым ваши жители к нам относятся. Словно давно привыкли.
   – Это наши проблемы, – отрезал покупатель. Почему-то отвечать на этот вопрос ему не хотелось.
   – Не совсем ваши, – возразил Минц. – По сути дела, вы – наши потомки. Не чужие люди.
   – Не знаю, не слышал, – отмахнулся покупатель.
   – Мне нужен настоящий информант, – сказал Минц шепотом. – Пока что я вижу в этом заговор. Но чей?
   – Эй! – окликнул уходящего покупателя Удалов, желая помочь профессору. – Скажите, вас Америка, случайно, не покорила?
   – Это еще почему? – удивился покупатель.
   – Ну, может быть, покорила вас Америка и теперь через вас хочет нас покорить.
   – И что же она будет тогда с вами делать? – отозвался другой покупатель, пожилой, с заостренной бородкой и в черных очках.
   – Угнетать, – сказал Удалов. – Высасывать соки.
   – А что, дома этим заняться некому? – спросил старик.
   – Дома желающие есть, – согласился Удалов. – Но мы к ним привыкли.
   Старик предложил Удалову купить у него конусообразную шляпу. Сказал, что очень помогает от озоновых дыр. Удалов сказал, что в Великом Гусляре дыр пока не замечено.
   – Не сегодня-завтра, – пообещал старик. Ему хотелось приобрести у Корнелия палехскую шкатулку, и потому он отдал ему очередной мячик. На этот раз мячик превращался в палатку с надувным матрасом и подушкой. Идеальное средство отдохнуть на рыбалке.
   Тем временем центр событий переместился к Мише Стендалю. А так как его столик стоял совсем рядом, то Удалов был в курсе дел.
   Миша принес с собой бочонок меда, но отдавать его дешево не намеревался. Уже несколько человек подходили к нему, предлагали животных, технику и девушек, но Миша сказал, что ему требуется флаер, то есть летательный аппарат из фантастического фильма.
   К его меду приценивались разные люди, но флаера они предложить не могли, может, и не было у них флаеров. И тут к Мише подошла пожилая женщина, скромно одетая, без шляпы. Она сказала, что мед ей нужен как лекарство, но флаера у нее отродясь не было, единственное, чем она может пожертвовать, это своей служанкой. Она вынула из сумочки очередной мячик, и тот, стукнувшись о мостовую, превратился в скромного вида девушку. Она была не столь красива и длиннонога, как те близняшки, что уже шастали по Великому Гусляру, но ее тихое очарование не осталось не замеченным Удаловым.
   – Вот это совсем другое дело, – сказал Удалов. – Такую и я бы взял... в служанки.
   – Ты что несешь! – возмутился Минц. – Ты подумал о реакции твоей семьи?
   Миша хлопал голубыми глазами. Снял очки, протер их. Девушка глядела на него робко и преданно.
   – Боюсь, что он провалит редакционное задание, – сказал Минц.
   – Интересно, а каким оно было? Неужели он обещал Малюжкину самолет привезти?
   Пожилая женщина, которая намеревалась расстаться со служанкой, была сообразительна. Она перехватила взгляды Стендаля.
   – Конечно, – сказала она, – Галочка мне все равно как дочка. Я только пошутила, что с ней расстаюсь.
   – Я готов отдать вам мед! – воскликнул Миша.
   – Вашего меда не хватит на один ноготок Галочки, – произнесла подлая старуха.
   И не успел Стендаль возразить, как старуха жестко и решительно щелкнула пальцами, Галочка ахнула и превратилась в мячик. Стендаль ринулся было за мячиком, но мячик отпрыгнул от него и покатился в руки к владелице.
   – Но может быть, вы возьмете что-нибудь еще? – спросил Стендаль.
   – Ах, что мне у тебя взять, молодой человек? – спросила старуха. – Нечем тебе меня соблазнить.
   – Но у меня есть оренбургский платок из чистой шерсти, можете его в обручальное кольцо продеть.
   – Не поняла, – сказала старуха. – Где вы увидели на мне кольцо?
   – А вот моржовый клык с вырезанным на нем узором охоты на полярных медведей в исполнении неизвестного чукотского мастера.
   – Ах, оставьте! – И старуха пошла прочь.
   – Погодите!
   Тут в дело вмешался Минц. Он широко шагнул и схватил Стендаля за рукав.
   – Миша, – сказал он, – эта женщина более тебя заинтересована в сделке. Не спеши и не суетись.
   – А если она уйдет домой? – Миша весь дрожал и был бледен.
   – Потерпи. Она вернется, если ты не будешь за ней носиться.
   Старуха дошла до конца рынка, притормозила и посмотрела на Мишу через плечо. Миша тянулся к ней, но Минц держал его крепко.
   Старуха остановилась, словно в нерешительности. Тут появился один из милиционеров, только переодетый в штатское. Удалов узнал его по родинке на правой ноздре. Переодетый милиционер сказал Стендалю:
   – Могу помочь.
   – Сколько? – спросил Минц, не отпуская Стендаля.
   – Моржовый клык, – ответил милиционер. – Собираю моржовые клыки.
   – Согласен! – воскликнул Стендаль раньше, чем профессор успел его остановить.
   – Эй, госпожа Аникина! – воскликнул милиционер. – Пожалуйте назад.
   Старуха резко подбежала к Стендалю и, словно все было оговорено заранее, схватила бочонок с медом, кинула в Стендаля мячиком, а милиционер унес моржовый клык, расписанный охотничьими сценами из жизни чукчей.
   – Ну что ж, давай возвращай красотку к жизни, – сказал Удалов, видя, как робеет, внутренне дрожит Миша Стендаль. – Пальцами сможешь щелкнуть?
   С другой стороны, где за столиком стоял человек с лицом отставного полковника ДОСААФ, донесся хриплый голос:
   – Если бы не возраст, сам бы женился и всем посоветовал. Это же надо жену иметь, которую можно двумя пальцами на полку отправить, а когда соскучился или проголодался, так же вернуть.
   – Это неэтично, – отозвалась женщина, стоявшая через стол, – мы вам не мячики, чтобы в кармане носить.
   – Так то ж игрушка надувная! – откликнулся молодой парень, бритый, в черной майке. – А нам, русским людям, подавай женщину мясную, плотную, энергичную.
   В этой дискуссии никто не заметил, как Стендаль щелкнул пальцами и служанка Галочка материализовалась рядом с ним. Не только материализовалась, но вступила в разговор, так как явно отличалась умом и сообразительностью, не то что девицы для утех, которых привезли в Гусляр раньше.
   Она быстро освоилась и подошла к профессору Минцу.
   – Мне приятно познакомиться с моими будущими современниками, – звучным глубоким голосом произнесла она. – И вы, в частности, производите на меня благоприятное впечатление. Мне хотелось бы сблизиться с вами на интеллектуальной почве. Я надеюсь многое у вас почерпнуть.
   Стендаль сначала побледнел от ревности, потом покраснел от стыда.
   – Ты ее недооцениваешь, – прошептал ему Удалов. – Можно сказать, что тебе наконец повезло.
   У девушки оказался замечательный слух.
   – Я согласна с вами, уважаемый...
   – Корнелий Иванович.
   – Вот именно! Корнелий Иванович! Мне хочется надеяться, что моему потенциальному возлюбленному и даже, не боюсь этого слова, супругу, со мной повезло. Но я должна предупредить заранее – других жен я в доме не потерплю. Даром что меня считают надувной.
   Эта тирада одних заставила улыбнуться, других рассердила.
   – Вот именно, что надувная! – воскликнула одна из шоп-туристок. – Надувают нашего брата почем зря. Потом захватят у нас власть и будут помыкать. Смотреть на них противно!
   Торговка сплюнула, но надувная девушка не обиделась, а возразила ей:
   – Скажите, пожалуйста, чем я хуже вас? Или очи мои не сияют, словно звезды? Или груди мои не округлы и упруги, словно антоновские яблоки? Или бедра мои не столь круты, как хотелось бы моему возлюбленному? Или лоно мое не привлекает взоров? Или ноги мои не прямые, как у скаковой лошади?
   Торговка была толстой, корявой, неухоженной женщиной, и потому она сразу обиделась.
   – Кукла надувная, за десять копеек! – возопила она. – Вы только поглядите, люди добрые, кто на меня нападает! Кто меня, мать двоих детей, оскорбляет при людях! Ты хоть знаешь, что такое ребенок?
   – Если мой будущий муж или возлюбленный захочет, – скромно возразила Галочка, – я немедленно рожу ему богатыря.
   – Синтетического! – догадалась торговка. – Пластмассового!
   Галочка отвернулась от противницы и положила руку на плечо Мише.
   – Миша, не слушай наветов. В нашем времени все равны. Неважно, как человек произошел на свет, главное, чтобы он был хорошим человеком и достойным членом общества. Ты меня понимаешь?
   – Еще как понимаю, – ответил Миша.
   Галочка потянулась к щеке Миши и ласково, нежно поцеловала его.
   Миша даже побледнел от счастья.
   – И если ты хочешь, – прошептала надувная девушка так громко, что слышал весь рынок, – то пойдем со мной в трехзвездочный отель «Гусь», потому что я страстно мечтаю тебя любить и ласкать!
   Девушка часто дышала...
   Миша позволил увести себя. Минц пытался было окликнуть его, но Удалов сказал:
   – Пускай идет. Его счастье или его беда... Он взрослый. Вышел из комсомольского возраста.
   Торговка громко издевалась и хохотала вслед возлюбленным. В конце концов к ней подошел местный милиционер и предупредил о правилах поведения в общественных местах. Торговка замолчала.
   – Она свое дома возьмет, – сказал Удалов.
   Местный народ лениво заходил на рынок, лениво бродил от столика к столику, кое-что брали. Милиционеры – те, что сначала приходили, – теперь уже все переоделись в штатское. Ходили, как покупатели, как бы направляли действие, помогали вести ченч, то есть обмен.
   Удалов выменял себе зонтик, который становился меньше грецкого ореха, у Минца хорошо ушел однотомник Белинского издания начала века с золотым тиснением по переплету. Стендаль не возвращался, – интересно, куда его повела надувная кукла?
   Минц старался заговорить с покупателями и зеваками из будущего, но люди отвечали ему односложно, словно побаивались гостя. Но тем не менее даже такие скупые ответы представляли интерес.
   – Скажите, пожалуйста, какой у вас общественный строй? – слышал Удалов голос профессора.
   – Свободный, – отвечал один покупатель.
   – Демократический, – отвечал второй.
   – Меня он устраивает.
   – Сколько было мировых войн? – спрашивал Минц.
   – На провокационные вопросы не отвечаем, – говорил покупатель.
   День приближался к обеду.
   Бритый молодой парень из шоп-группы долго выбирал себе подругу, наконец ему понравилась губастая, глазастая, рыжая, курчавая, она его возбудила. Он даже не стал доторговывать, а понес купленный мячик в гостиницу.
   Без пяти два на площади появился полицейский командир. За ним двигалась повозка, нагруженная разного цвета и размера мячиками и шариками.
   За повозкой шествовали вереницей полицейские, переодетые покупателями. Командир загребал с повозки несколько мячиков, вываливал их на стол продавцу, в обмен безмолвно забирал привезенный товар. Все молчали. Во-первых, с местной полицией не спорят, это закон шоп-туриста, во-вторых, каждый понимал, что любой обмен в пользу гостей. Десять мячиков – это десять солидных предметов из далекого будущего. Каждый можно толкнуть в Вологде долларов за двести как минимум. Поездка окупилась.
   Вываливая на столик мячики, командир говорил каждому продавцу одинаково:
   – Благодарю за визит. Попрошу в гостиницу, где вас ждет вкусный обед с прохладительными напитками.
   Туристы потянулись к автобусу. Они оживленно беседовали и сговаривались в гостинице обменяться товарами, если кому чего не подходит.
   Дама с красным ртом уже ждала в автобусе.
   – После обеда полчаса личного времени, – сообщила она, – затем экскурсия на кладбище. Для желающих.
   – Зачем? – не понял Минц.
   – Посмотреть на свое захоронение и захоронения ближайших родственников и соседей.
   Удалов закручинился. Ему не хотелось смотреть на свою могилу, но отказаться от визита он не посмел.
   – У нас не хватает одного молодого человека, – сказал Минц. – Но вернее всего, он ушел в гостиницу поиграть с мячиком.
   – Ничего с ним не случится, – равнодушно ответила дама. – Здесь нет преступности.
   Обед оказался сытным, но скучным, недосоленным и пресным. Прохладительные напитки были чуть теплыми, чай – просто теплым.
   Потом они поднялись в двойной номер. Удалов вывалил мячики и шарики на кровать.
   – Может, не стоит их сейчас оживлять? – спросил Минц. – Если тебе достался слон, то получится трагедия.
   – Но на удава я могу полюбоваться? – спросил Удалов.
   – Любуйся, – согласился Минц. – Только осторожно.
   Удалов стал рассматривать шарики в надежде угадать, какой из них содержит в сложенном виде удава. Даже легонько мял их руками. Шарики были тяжелыми, словно сделанными из каучука. Один прохладнее прочих. Может, в нем змея?
   Под дверь в комнату вполз листочек бумаги.
   – Смотри, – сказал Корнелий. – Выходят на связь. Может, это Миша Стендаль просит помощи?
   – Осторожнее, – предупредил Минц. – Мы в чужой стране.
   – В своей, – возразил Удалов. – Но изменившейся.
   – И мы знаем о ней не больше, чем о Бангладеш, – сказал Минц.
   – Прочтем? – Удалов сделал шаг к листку бумаги.
   – Давай, – согласился Минц. – Читай вслух.
   Сам отошел к окну и стал выглядывать наружу – но что увидишь с шестого этажа, кроме зеленого парка и пролетающих над землей средств передвижения неясного вида?
   Удалов подобрал листок.
   – «Могу поговорить за умеренное вознаграждение, – прочел он вслух, – расскажу тайны. Если согласны, то на кладбище у могилы Корнелия Удалова буду стоять за деревом. Доброжелатель».
   – Ох не нравится мне это, – сказал Удалов, в сердцах отбрасывая листок, который полетел над кроватью и приземлился в руки Минцу. – И на кладбище я идти не хотел. Какого черта мне смотреть на свою могилу? Мазохизм это какой-то! Ну кто в наши дни смотрит на свои могилы?
   – А я пойду, – сказал Минц. – Я думал убежать от них, пройти по улицам, заглянуть тайком в библиотеку. Для этого и шляпу выменял. Чтобы от них не отличаться. Но боюсь, что моя акция была обречена на провал, так как мы буквально окружены их агентами и переодетыми полицейскими. Теперь же у меня проявился просвет. Что у тебя осталось из ценных вещей?
   – Янтарное ожерелье, – сказал Удалов. – Я его спрятал.
   – А у меня... – Минц залез двумя пальцами в верхний карман пиджака. – Где же мамино колечко? Ага, здесь! И царская десятка! Думаю, за этот ченч мы с тобой узнаем все, что нужно.
   – Иди без меня, – упрямился Удалов. – Мне еще пожить хочется.
   Но конечно же, Минц его уговорил. В каждом человеке таится любопытство перед лицом собственной смерти. Скажите мне: «Хочешь ли узнать, какого числа и какого года ты помрешь?» – я закричу: «Ни в коем случае! Подарите мне неизвестность!» А тебе скажут: «А подглядеть хочешь?» Ты ничего не ответишь, но, внутренне содрогаясь, пойдешь и станешь подглядывать в скважину.
   Удалов сказал себе, что только дойдет до кладбища, погуляет там, посмотрит на могилы соседей – может, даже им поклонится... хоть и это не очень красиво. Живут твои соседи, зла против тебя не таят, а ты цветок несешь к ним на могилу...
   Вошел кавказский человек из агентства и велел выходить на экскурсию. Удалов положил в карман мячик с предполагаемым удавом и спустился вниз.
   Остальные тоже стояли у автобуса, были они настроены мрачно, бледны и смущены неправильностью своего поведения перед лицом вечности. А когда подошла дама с длинным лицом, неся девять букетиков из искусственных цветов, и раздала их, все брали букетики с благодарностью.
   – А где Стендаль? – спросил Удалов. – С ним все в порядке?
   – А что может быть не в порядке с молодым человеком, который купается в море любви? – искренне ответила женщина.
   – А когда выкупается? – спросил Минц.
   – Присоединится к группе.
   Залезли в автобус.
   Минц велел внимательно смотреть по сторонам, чтобы доложить Академии наук, но Удалов все забывал, потому что мысли возвращались к скорой встрече с собственной кончиной.
   Дорога на кладбище вела через городские окраины. Они были различными. Кое-где сохранились старые гуслярские дома, ведь сто лет для хорошего дома – срок небольшой. Кое-где поднимались дома новые. Как ни странно, они производили впечатление запущенности и заброшенности. И народу было немного, и дети не шалили на детских площадках. Может быть, подумал Удалов, эти люди отвезли с утра малышей по детским садикам, а сами углубились в созидательный труд?
   Большую лужайку подстригала машина. За то время, пока проезжали мимо, Удалов успел полюбоваться, как она ровно стрижет траву, складывает сено в кубики, а кубики завязывает в пластиковые пакеты. Только Удалов хотел похвалить машину, как заметил, что на следующем газоне стоит такая же машина, сломанная. Сломанная, потому что из ее выходного отверстия до половины высунулся куб сена, но так и не вышел до конца. Словно не состоялись роды. Сено пожелтело, как пожелтели и кубы сена, разбросанные по газону. Некому было их собирать.
   – «Только не сжата полоска одна», – сообщил Удалов.