Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Кир Булычев
Покушение на Тесея
Галактическая полиция («Кора Орват 1»)
У агента ИнтерГалактической полиции Коры Орват был двухлетний племянник. Кора обещала связать ему варежки. Для этого она еще в пятницу слетала в Боливию и купила там чудесной шерсти альпаки. Альпака, как известно, одомашненный гибрид викуньи и гуанако.
В субботу с утра Кора собрала сумку, чтобы отправиться в родную деревню к бабушке Насте и там, в тишине, попивая парное молоко, связать эти варежки-лапушки.
Хотя в сумке лежало все, что может пригодиться в деревне в выходные дни, Кора вдруг вспомнила, что хотела перечитать «Записки» Марка Аврелия и освежить таким образом заржавевший от неупотребления латинский язык. Она перешла в гостиную, чтобы отыскать книгу.
И тут почувствовала, что в гостиной кто-то есть. Странное присутствие.
Нечеловеческое. Чуждое, почти неощутимое. Кора провела правой рукой по бедру и нахмурилась — она не взяла с собой бластера, когда собиралась к бабушке.
Бежать? Скрыться? Известными ей пещерами уходить за реку?
— Не спеши. Кора, — раздался глуховатый низкий голос комиссара Милодара.
Комиссар стоял посреди гостиной и деловито оглядывался.
— Где брала обивку на диван? — спросил он, так как знал о своих агентах все. В частности, помнил, что Кора только на той неделе закончила ремонт квартиры. Сам же Милодар намеревался жениться, хотя это было тайной.
— Присаживайтесь, шеф, — произнесла Кора. — В ногах правды нет.
— Спасибо, постою, — улыбнулся комиссар, и Кора поняла, что к ней пожаловал не сам Милодар, а его голограмма, — вот почему она так странно ощущала его появление в квартире!
Комиссар осторожно прислонился спиной к чучелу полосатого медведя, которого Кора в прошлом году голыми руками одолела на Цукарке. — Кофе я вам не предлагаю, — сказала Кора. — Не надо, тороплюсь, — ответил комиссар.
— Я хотел вас пригласить на стадион.
— Не сходите с ума, шеф. Через десять минут я улетаю в деревню к бабушке Насте. — С какой целью, если не секрет? — Отдохнуть два дня на свежем воздухе и связать варежки моему племяннику Герасику.
— Чудесно, — откликнулся комиссар. Добрая улыбка тронула его лицо — морщинки побежали по загорелой коже от голубых глаз, крепкие белые зубы сверкнули под лучом полуденного солнца. Милодар убрал со лба седую прядь — другого седина бы старила, а комиссар казался еще мужественнее. — Чудесно,
— повторил он. — Ни в какую деревню ты не поедешь. Мы с тобой идем на стадион Уэмбли. — Комиссар, сейчас не время шутить! — Шутить всегда есть время, — парировал комиссар. — Мужчина сразу бы спросил, на какой матч идем. Тебя же это не интересует.
— Я не играю в футбол. Я не смотрю футбол, я не выношу футбол!
— Считай, что ты на службе и выполняешь особо важное задание! — И не подумаю. — Ты уволена из ИнтерГпола!
— Я давно мечтала уйти из вашей замшелой организации!
— Кора, я достал для твоей бабушки семена тыквы обыкновенной и морковки «Буратино». Помнишь, она просила?
— Комиссар, вы старый лицемер, хитрец и обманщик. Где семена? — Сразу после матча. — Что это за матч? — Вот уже лучше, дружок, уже теплее! — Говорите же!
— Россия — Аргентина, финал Кубка мира. — Разве это сегодня? — Ты далека от футбола, крошка. — Не терплю такого обращения. — Иного не заслужила. Агент ИнтерГпола обязан, понимаешь, обязан знать некоторые элементарные вещи. Например, сумму чисел два и два, число «пи», дату и исход матча Россия — Аргентина в финале Кубка мира. И кое-что еще… — Семена с вами? Голограмма похлопала себя по груди. — Может, все же вы мне сообщите, зачем меня туда тащите? Наверное, кто-нибудь из юных сотрудников сектора мечтал бы очутиться на моем месте? — Конечно.
— И билет на матч стоит немалых денег. — Безусловно. — Так скажете?
— Ни в коем случае. — Почему?
— Потому что я намерен поручить тебе дело, специфика которого определяется исходом финального матча на Кубок мира по футболу.
— Я убью вас, комиссар, — сообщила Кора и, подняв с пола кочергу для камина, направилась к Милодару, чтобы привести угрозу в исполнение.
Он непроизвольно отступил, когда Кора замахнулась. Протянутая вперед лапа медвежьего чучела проткнула голограмму и высунулась из груди комиссара. Зрелище было кошмарное. Кора бросила кочергу и заявила: — Как жаль, что вы не настоящий, комиссар. Милодар наконец-то заметил, что из его груди торчит медвежья лапа с растопыренными когтями, и шагнул вперед.
— На стадионе я буду самый настоящий. Таковы правила.
Милодар известен в организации тем, что всегда нарушает любые правила.
Вход на стадион «Уэмбли-2» располагается в районе станции метро «Спортивная». Туда ходят специальные составы от «Парка культуры», «Сокольников» и «Лубянки». Их подают заранее до начала матча, и на платформах уже толпится разномастный народ — истинные футбольные болельщики. Но что творилось в тот, уже месяц ожидавшийся, день финала — трудно описать! Фантастически разбогатели продавцы свистков, козырьков от солнца или дождя, различных напитков и прочих мелочей.
Поезда с крупными надписями над передним стеклом: «Стадион „Уэмбли"“ вылетали в ярко освещенный зал станции пустыми, полутемными, и в то мгновение, когда раздвигались их двери с простыми надписями „Не прислоняться!“, внутри загорались лампы и толпы болельщиков, еще спокойных, еще мирных, вливались в вагоны, заполняя их до полного добродушного отказа. Вагоны в мгновение ока пропитывались сложным запахом табака, перегара, машинного масла, пота и ваксы, но тут поезд мягко брал с места и разгонялся, все быстрее мчась внутрь туннеля, и запахи вылетали через открытые сверху окна вагона и оставались в темноте перегона.
Болельщики, как бы проникаясь общим духом, пытались запевать песни своей молодости. Они вели себя так, будто старались соблюдать правила игры, которые Коре, прижатой толпой к Милодару, были неизвестны. Более того, ее, как опытного агента ИнтерГпола, смущало и почти пугало то, что Милодар впервые на ее памяти так близко появился рядом во плоти, — она ощущала его руки, грудь, частое дыхание, жесткий ус щекотал ей щеку.
— Мне и самому не по себе, — признался он шепотом, лаская губами ее ухо. — Наверное, мне пора жениться.
Самое время помечтать об этом! Комиссар Милодар был завидной партией и давнишним женихом, на которого по правилам, а то и без правил охотилось несколько тысяч красавиц и дурнушек Галактики. Может быть, утверждали злые языки, он и придумал для себя правило безопасности: нигде и никогда не появляться во плоти, потому что боялся похищения. На некоторых планетах выращивают смелых и беспринципных девиц, готовых украсть и обесчестить понравившегося ей мужчину. Лишь узкий круг ответственных сотрудников ИнтерГпола и, может быть, самые близкие друзья знали, что Милодар был уже женат, но, к сожалению, под оболочкой прекрасной девушки скрывалось не очень привлекательное существо с одной дальней планеты, которое таким образом рассчитывало шантажировать Милодара и проникнуть в наши секреты. Нет, не опасность для страны превратила комиссара в безнадежного холостяка, а искренняя любовь к оболочке врага, сделанной так искусно! Он любил ее до сих пор и до сих пор хранил объемные фотографии своей первой жены, хотя ее настоящие щупальца и жвалы давно уже гниют на одном отдаленном кладбище, в поясе Астероидов.
Правда, недавно Милодар заинтересовался синхронным плаванием и не пропускал ни одного состязания, в котором участвовали близнецы Джульетта и Макбетта Жилины. Но кем из них он заинтересовался и кто из них подарил ему защепку для носа, оставалось тайной даже для Коры.
Поезд мчался к своей цели, не останавливаясь на некоторых станциях и действуя по своим законам, ибо у него была цель — привезти свою партию, свою тысячу болельщиков на «Уэмбли-2», — и никого не интересовало, каким способом он добьется своей цели.
Кто-то начал ритмично бить в ладоши. Та-та, та-та-там! И в вагоне подхватили; и даже Кора знала значение этих хлопков и топанья по полу, древний как мир клич: «Спар-так — чем-пи-он!»
Вагон раскачивался, болельщики топали и хлопали, разжигая себя. Милодар, воспользовавшись необычной ситуацией, гладил бедра Коры, к счастью, было так тесно, что ему приходилось заодно гладить бедра других болельщиков, за что в конце концов ему досталось от рыжего кривоносого соседа, который даже в этой тесноте умудрился врезать как следует в скулу комиссару и сказать наставительно: — Мы здесь не по этой части. — Уничтожь его! — прошипел комиссар. В ИнтерГполе есть закон: комиссары и суперкомиссары сами никогда не совершают насильственных действий. Они призывают агентов.
—А я с ним согласна, — сказала Кора. — Мы с ним здесь не по этой части.
— Ты какую такую часть имеешь в виду? — обиделся комиссар.
Но ответить Кора не успела, потому что поезд начал тормозить у перрона станции «Стадион „Уэмбли-2"“.
Далее толпа понесла их, приходилось лишь переставлять ноги, чтобы не упасть, а то затопчут и не заметят.
Эскалаторы в метро работали только на подъем, и то с трудом справлялись с людским потоком, но никто не роптал, люди даже получали некое удовольствие, предвкушая наслаждение от того, каково им будет в ближайшие два часа.
На улице стало сумрачно — погода изменилась за то время, пока они ехали в метро. Кора отметила этот факт и хотела поделиться им с комиссаром, но тут же забыла о нем.
От станции метро «Спортивная» к «Уэмбли-2» вела широкая асфальтированная дорога, которая проходила под насыпью железной дороги, и тогда перед восхищенными взорами болельщиков открывалась панорама великого стадиона.
Здесь идти было легче — не было такой тесноты. — Милодар, расскажите мне хоть, что это за матч, — попросила Кора.
— Говори тише, — испугался Милодар. — Вдруг кто-то из болельщиков тебя услышит? Убьют. — За что?
— За то, что ты занимаешь чужое место. Может быть, из-за тебя на стадион не смог попасть настоящий почитатель российской команды. — Ну ладно, рассказывайте тихо, — согласилась Кора. — Сегодня финал первенства мира по футболу две тысячи второго года. — Какого года? — спросила Кора.
— Две тысячи второго, — ответил Милодар. Что-то шевельнулось в Коре, какое-то сомнение. Что это было? — Рассказывайте дальше.
— Финальные игры проходят в Лондоне, на стадионе «Уэмбли», — продолжал комиссар, поводя рукой вокруг, и Кора кивнула — она знала, что они приближаются к стадиону «Уэмбли». И что она находится в Лондоне.
— Правда, в Лондоне? — спросила Кора. — Никто не думал, что российская команда дойдет до четвертьфинала. Ведь для этого она должна была вышибить команду Германии. А ты понимаешь! — Понимаю.
— Мы победили в добавочное время, — сказал Милодар, — и вышли в полуфинал, где встретились с хозяевами турнира — англичанами. Продолжать, или ты вспомнила? — Продолжайте.
— В полуфинале у нас не было никаких шансов. На «Уэмбли» билеты продавались по тысяче фунтов стерлингов.
— А сегодня?
— Сегодня дешевле, — отмахнулся Милодар, которому не терпелось продолжить рассказ. — Матч начался без разведки. Уже на восьмой минуте Джонсон — эта черная торпеда — врезал головой мяч в нижний правый угол. Харитонов был бессилен что-либо сделать. — Что-то знакомая фамилия, — заметила Кора. — Еще бы! — отозвался шедший рядом грозного вида мужчина в панамке. — Второго такого вратаря нет в мире. Он же отбил пенальти Марадоны-Джуниора!
— Да погодите, не вмешивайтесь! — обозлился Милодар. — Кто рассказывает? Я или вы?
— Ты, старый, не сердись, — вмешался в разговор тощий кришнаит с грязной косичкой на затылке. — Каждому хочется поделиться. Надо любить людей.
— Не всех! — отрезал Милодар. — У меня, молодой человек, специальность: выяснить, кого следует любить, а кого надо наказывать.
— Вы ошибаетесь, — тихо, но с достоинством ответил кришнаит. — Даже у крокодила есть искренние Друзья.
— Крокодилы не бывают преступниками, — возразил Милодар.
— Да вы будете слушать или так пойдем? — рассердился грозный мужчина.
— Я хочу рассказать, как Харитонов играл за детскую спортивную школу.
И поскольку никто не знал, как Харитонов играл за детскую спортивную школу, то окружающие замолчали и стали внимательно слушать грозного мужчину, повествующего о болезненном мальчике, которому запрещали даже играть в шахматы, но который однажды убежал от няни, увидел, как тренируется вратарь Черчесов, и навсегда выбрал свой жизненный путь. Тайком от родителей он стал обливаться по утрам ледяной водой и часами висеть на дверном косяке, чтобы укрепить и удлинить мышцы рук.
За этой, так и не оконченной историей они подошли ко входу на стадион, но судьбе было угодно, чтобы кришнаит оказался на два места левее Коры в том же ряду. Он помахал ей, как старой знакомой, и протянул сухую кунжутную лепешку. Кора с благодарностью приняла лепешку, хотя комиссар предположил, что она отравленная. Подозрительность была сильной стороной его натуры. С ее помощью он вырывался из совершенно безвыходных ситуаций, так как заранее догадывался об опасности.
Облака закрывали солнце, день был нежарким, как бы специально созданным для ответственного футбольного матча.
Сидеть приходилось тесно — видно, билетов было продано намного больше, чем мест, но никто не жаловался на тесноту; наоборот, она вызывала у всех чувство особой духовной близости, ибо за исключением жалких групп на противоположных трибунах, размахивающих бело-голубыми аргентинскими флагами, остальной стадион был нашим, русским, единым и непобедимым.
На поле выбежал судья — мулат с Тринидада, о чем Коре сообщил сосед справа, состоящий из острых костей пенсионер, с армейским биноклем, в кителе без погон, но с многочисленными планками наград.
Вообще проблема мулата с Тринидада, а также двух боковых судей оттуда же волновала наших болельщиков потому, что они могли найти общий язык с аргентинцами. Припугнет их Аргентина своим морским флотом — куда деваться Тринидаду? Поэтому на трибуне над левыми воротами скандировали: — Три-ни-да-да нам не на-да! Стражей порядка, включая солдат внутренних войск, вызванных из Тулы, эти крики беспокоили. Они оборачивались в ту сторону, и кое-кто сжимал кулаки, а в кулаках — дубинки.
Стадион зашумел — в правительственной ложе появился Президент, а также некоторые деятели ФИФА и премьер Аргентины — дама мрачной красоты. Судьи вызвали команды на поле.
Они выбежали параллельными рядами: голубые с белым — аргентинцы и красно-белые — наши, российские.
Стадион неистовствовал, от крика и духоты Коре чуть не стало плохо. Сколько же людей погибнет сегодня от сердца и нервов? — подумала она. Ведь самой-то Коре лишь недавно исполнилось двадцать пять лет, а росту в ней было сто восемьдесят пять сантиметров, при гармонично развитом теле, а также совершенной красоте лица. Кора уже прошла в своей жизни просто школу, затем юридический факультет Московского университета и Высшую школу ИнтерГпола, выиграла первенство мира по прыжкам в высоту, вышла замуж, через год рассталась с мужем, пережила эту трагедию, побывала по работе на восемнадцати планетах, трижды меняла погибшее тело, сама убила четверых закоренелых преступников — в общем, была одним из самых ценных агентов ИнтерГалактической полиции. А вот на стадионе «Уэмбли-2» чуть не упала в обморок. Ворота бело-голубых были справа, ворота красно-белых — слева.
С первой же минуты наши кинулись в атаку. Если для аргентинцев проигрыш в этом матче был всего-навсего национальной трагедией, после чего президентша лишалась места, кровавые генералы развязывали террор, футболисты скрывались в изгнании, а трудящиеся массы еще более нищали, то для нас, для России, поражение означало крушение национального престижа. Нам, русским, не нужны вторые места, которые нам все время предлагают. Мы берем или все, или ничего. Так сказал царь Иван Грозный, въезжая во взятый им город Казань верхом на белом коне, а полководец Жуков повторил эти слова, проходя в Берлин под Бранденбургскими воротами. Другими словами, Тринидада нам не на-да!
Некоторые экономические проблемы вкупе с проблемами национальными и социальными были напрямую связаны с результатами этого матча. Его ждали не только в Москве и Туле, но и в Тбилиси, Улан-Удэ и еще в нескольких горячих точках. Именно этим можно объяснить тот факт, что лондонский стадион «Уэмбли» был на девяносто девять процентов заполнен русскими болельщиками.
Первый удар нанес Первухин. Это сочетание вызвало на стадионе смех и аплодисменты. Но когда Первухин постарался нанести еще один удар из-за пределов вражеской штрафной площадки, то какой-то хулиганствующий аргентинский защитник нагло сбил его с ног. И вот тогда русских болельщиков охватила тревога, потому что судья с Тринидада, как и следовало ожидать, не назначил не только пенальти, но и банального штрафного удара.
Возмущенно закипевший стадион через некоторое время чуть смягчился, потому что нашим удалась неплохая атака, и лишь завершающий удар Железняка пришелся мимо цели.
Кора, которая не была активной поклонницей футбола, оглядывалась, рассматривала публику и старалась понять, зачем комиссару Милодару понадобилось тратить время и государственные деньги на такое сомнительное развлечение. А так как за простодушными масками комиссара скрывался холодный и даже коварный ум вселенского интригана. Кора буквально вывихнула мозги, стараясь найти решение задачи, и в результате упустила момент, когда в наши ворота влетел глупый, нелепый, случайный и несправедливый мяч.
О несправедливости и случайности гола Кора узнала от Милодара, которого горячо поддержали соседи по трибуне, особенно сосед справа, локтистый старик с орденскими планками. Тот требовал повтора, чтобы все видели, что гол забит из положения вне игры, к тому же рукой. В бешенстве старик начал молотить кулачком Кору по плечу, и это было больно, но она понимала, что приходится терпеть, потому что ветеран не ведал, что творит.
С трибуны прозвучало несколько выстрелов — солдаты в бронежилетах кинулись по лестницам, чтобы поймать нарушителей порядка, матч на время прервали, и голос по стадиону объявил, что в случае еще хотя бы одного выстрела стадион «Уэмбли-2» деквалифицируется навсегда, а команде России засчитается поражение со счетом 0:3.
Стадион бушевал в бессильной ярости, как дикий зверь, попавший в капкан. Старик справа повторял как заведенный:
— Нет, вы подождите, вы подождите, я сюда вернусь! Только пулемет из дома принесу… А ну, пустите меня за пулеметом!
На этот крик ветерана восторженно отозвались некоторые из соседей, включая, к удивлению Коры, и самого комиссара Милодара, глаза которого сияли зловещим огнем справедливца. Все стали вставать, подвигаться, чтобы ветеран мог поскорее сбегать домой за пулеметом, а Коре повезло — теперь ее правым соседом стал очень мягкий, сонного вида молодой человек в наушниках и с таким отсутствующим выражением лица, словно он пришел не на стадион, а засыпает.
Угрозы лишить русскую команду причитающегося ей выигрыша возымели наконец действие. Виновные были вычислены, выведены со стадиона, и одного из помощников судьи, которого царапнуло пулей на излете, унесли на носилках и вместо него выпустили запасного, к сожалению, тоже с Тринидада. Матч продолжался.
Кришнаит протянул Коре еще одну лепешку, завернутую в листок бумаги с номером телефона и предложением встретиться для обсуждения духовных проблем. Милодар, заметив, что Кора читает листок, в мгновение ока выхватил его и сжевал. Кришнаит тихо плакал. На поле кипели страсти, потому что Марадона-Джуниор упал в нашей штрафной площадке и делал вид, что ему сломали ногу. Но кто мог сломать ему ногу, если рядом никого, кроме бело-голубых, и не было! Если кто и сломал ему ногу, то не иначе как аргентинский защитник Хуан Обермюллер, наверное, его дедушка был палачом Освенцима.
Стадион ревел, пытаясь издали доказать этим перекупленным тринидадцам, что Марадона-Джуниор сам сломал себе ногу, чтобы заработать пенальти, и даже сломал ее заранее, вчера или позавчера, под общим наркозом.
На беговую дорожку выехали три пожарные машины и начали угрожающе поводить рыльцами шлангов, как бы отыскивая жертвы.
Судья из Тринидада отправился к белой отметке, чтобы показать, откуда он назначает одиннадцатиметровый штрафной удар в наши многострадальные ворота. Марадону-Джуниора унесли, а весь стадион принялся выть, чтобы запугать тринидадского судью. Но, видно, заплатили ему в галактических кредитах, так что разжалобить судью никак не удавалось.
Христофор Кортес, по прозвищу Буэнос-Айрес, вышел к мячу и установил его, не обращая внимания на беспорядочные выстрелы с трибун. Отмахиваясь от пуль железной перчаткой, отошел на десять метров. Наш вратарь Харитонов покачивался, как пантера перед прыжком, и вместе с ним покачивался весь стадион. Даже Кора ощутила ужас перед тем, что сейчас произойдет.
Нарастая, как далекая лавина, и заполняя собой воздух, над стадионом возник и расширился глухой, многотысячеглотковый свист.
Коре казалось, что этот свист придавит к траве, расплющит несчастного нападающего аргентинцев, вынужденного, разбегаясь, тащить на себе этот непосильный многотонный груз.
Но тот, выдирая ноги из земли, отчаянно стремясь к мячу, все же добрался до него и ударил, как можно ударить по пудовой гире…
Мяч лениво покатился по траве, с трудом добрался до ворот, и там уже, как следует подпрыгнув, вратарь Харитонов накрыл его телом и замер, словно совершил немыслимый подвиг, прыгнув за мячом на высоту пятиэтажного дома.
Но как воспарил стадион! Как все кричали и веселились, пели и плясали, пили водку, припрятанную в карманах и за пазухой, распевали народные песни.
Удрученный нападающий побрел к центру поля, а наши, словно в них вселился дух войны и победы, ринулись к воротам противника.
Удар Желюбко пришелся в штангу, и она зазвенела, как мачта от попавшего в нее пиратского ядра, Кусюцкий врезал мячом во вратаря, и того пришлось унести с поля, поменяв на нового, молодого и, к счастью, необстрелянного.
Штурм ворот аргентинской команды неизбежно закончился бы голом, если бы не очередная случайность. В то время как защитники аргентинцев бестолково отбивали мяч куда угодно, только подальше от своей штрафной площадки, один из таких случайных ударов послал мяч в ноги Хуана Обермюллера, и этот аргентинец немецкого происхождения совершенно случайно оказался в центре поля в полном одиночестве с мячом в ногах.
Несколько секунд Хуан стоял на месте и раздумывал: послать ли мяч на трибуну или вернуть своему вратарю. Тренер аргентинцев махал ему от кромки поля, внушая дьявольские планы, и внушение достигло цели — словно нехотя и даже не спеша Хуан побежал к нашим воротам, а наши нападающие, напрасно прождав от него паса или аута, погнались следом. Но опоздали. Так что Хуан встретился с неосмотрительно выбежавшим из ворот Харитоновым, обогнал его и побежал дальше к воротам. Харитонов бежал за Хуаном Обермюллером, требуя, чтобы тот остановился и перестал хулиганить, наши нападающие и защитники бежали за Харитоновым и клеймили его последними словами, судья тоже бежал за всеми…
Некоторые из болельщиков, что сидели в первых рядах, поняли, чем это безобразие может кончиться, и стали выбираться на беговую дорожку, но тоже не успевали. Снайперы, которые могли бы подстрелить Хуана, к сожалению, истратили боеприпасы раньше, лишь один фоторепортер успел выскочить на поле и упал на пути аргентинца. Но аргентинец, к сожалению, не обратил внимания на этот подвиг и, вкатив мяч в ворота, сам упал туда следом.
— Ну где же ветераны?! — кричал Милодар. — Где ветераны с пулеметами?
Ветеранов не было. Продажный судья засчитал гол, а герой-фоторепортер поднялся, вытащил мячик из сетки и убежал с ним, давая этим понять, что никакого гола и не было, потому что и мячика не было.
Кришнаит протянул Коре кунжутную лепешку, и Кора заподозрила, что он втайне болеет за аргентинцев. Сосед с другой стороны, в наушниках, сидел, закрыв глаза, и блаженно улыбался. Это был странный человек.
Когда после пятиминутной задержки, в ходе которой солдаты отбивали у болельщиков то, что когда-то было нападающим Хуаном Обермюллером, и уносили в госпиталь, игра возобновилась. На табло горели цифры «2:0» в пользу Аргентины.
До конца первого тайма оставалось несколько минут, и стадион угрюмо шумел, не в силах придумать, чем бы взять этих аргентинцев. И вдруг откуда-то издалека донесся крик: — Плюш-кин… Плюш-кин… Плюш-кин… — Плюш-кин! ПЛЮШ-КИН!
Стадион скандировал это слово, как будто кричал: «Ура!»
— Что это? — спросила Кора у толстого соседа. Тот не услышал.
— Кто это? — спросила Кора у Милодара. — Ах, отстань, — ответил комиссар. — Ничего не выйдет!
Тут прозвучал свисток судьи, и команды, провожаемые воем и ревом публики, спрятались в подземных туннелях зализывать раны и планировать новые атаки. — Пойдем в буфет, — предложил Коре комиссар. Она сначала хотела отказаться — такое состояние ста тысяч человек ее удручало и вызывало дурноту, но Милодару почему-то нужно было, чтобы Кора испытала полный набор мужских удовольствий. Так что Кора, чтобы не спорить с начальством, пошла с ним под трибуны, где было шумно, накурено, воняло перегаром, валялись банки из-под пива и бутылки из-под «Смирновской» водки, где мрачно шумели рассерженные болельщики, словно пчелиный рой, готовый кинуться на прохожего, который случайно задавил его матку.
В субботу с утра Кора собрала сумку, чтобы отправиться в родную деревню к бабушке Насте и там, в тишине, попивая парное молоко, связать эти варежки-лапушки.
Хотя в сумке лежало все, что может пригодиться в деревне в выходные дни, Кора вдруг вспомнила, что хотела перечитать «Записки» Марка Аврелия и освежить таким образом заржавевший от неупотребления латинский язык. Она перешла в гостиную, чтобы отыскать книгу.
И тут почувствовала, что в гостиной кто-то есть. Странное присутствие.
Нечеловеческое. Чуждое, почти неощутимое. Кора провела правой рукой по бедру и нахмурилась — она не взяла с собой бластера, когда собиралась к бабушке.
Бежать? Скрыться? Известными ей пещерами уходить за реку?
— Не спеши. Кора, — раздался глуховатый низкий голос комиссара Милодара.
Комиссар стоял посреди гостиной и деловито оглядывался.
— Где брала обивку на диван? — спросил он, так как знал о своих агентах все. В частности, помнил, что Кора только на той неделе закончила ремонт квартиры. Сам же Милодар намеревался жениться, хотя это было тайной.
— Присаживайтесь, шеф, — произнесла Кора. — В ногах правды нет.
— Спасибо, постою, — улыбнулся комиссар, и Кора поняла, что к ней пожаловал не сам Милодар, а его голограмма, — вот почему она так странно ощущала его появление в квартире!
Комиссар осторожно прислонился спиной к чучелу полосатого медведя, которого Кора в прошлом году голыми руками одолела на Цукарке. — Кофе я вам не предлагаю, — сказала Кора. — Не надо, тороплюсь, — ответил комиссар.
— Я хотел вас пригласить на стадион.
— Не сходите с ума, шеф. Через десять минут я улетаю в деревню к бабушке Насте. — С какой целью, если не секрет? — Отдохнуть два дня на свежем воздухе и связать варежки моему племяннику Герасику.
— Чудесно, — откликнулся комиссар. Добрая улыбка тронула его лицо — морщинки побежали по загорелой коже от голубых глаз, крепкие белые зубы сверкнули под лучом полуденного солнца. Милодар убрал со лба седую прядь — другого седина бы старила, а комиссар казался еще мужественнее. — Чудесно,
— повторил он. — Ни в какую деревню ты не поедешь. Мы с тобой идем на стадион Уэмбли. — Комиссар, сейчас не время шутить! — Шутить всегда есть время, — парировал комиссар. — Мужчина сразу бы спросил, на какой матч идем. Тебя же это не интересует.
— Я не играю в футбол. Я не смотрю футбол, я не выношу футбол!
— Считай, что ты на службе и выполняешь особо важное задание! — И не подумаю. — Ты уволена из ИнтерГпола!
— Я давно мечтала уйти из вашей замшелой организации!
— Кора, я достал для твоей бабушки семена тыквы обыкновенной и морковки «Буратино». Помнишь, она просила?
— Комиссар, вы старый лицемер, хитрец и обманщик. Где семена? — Сразу после матча. — Что это за матч? — Вот уже лучше, дружок, уже теплее! — Говорите же!
— Россия — Аргентина, финал Кубка мира. — Разве это сегодня? — Ты далека от футбола, крошка. — Не терплю такого обращения. — Иного не заслужила. Агент ИнтерГпола обязан, понимаешь, обязан знать некоторые элементарные вещи. Например, сумму чисел два и два, число «пи», дату и исход матча Россия — Аргентина в финале Кубка мира. И кое-что еще… — Семена с вами? Голограмма похлопала себя по груди. — Может, все же вы мне сообщите, зачем меня туда тащите? Наверное, кто-нибудь из юных сотрудников сектора мечтал бы очутиться на моем месте? — Конечно.
— И билет на матч стоит немалых денег. — Безусловно. — Так скажете?
— Ни в коем случае. — Почему?
— Потому что я намерен поручить тебе дело, специфика которого определяется исходом финального матча на Кубок мира по футболу.
— Я убью вас, комиссар, — сообщила Кора и, подняв с пола кочергу для камина, направилась к Милодару, чтобы привести угрозу в исполнение.
Он непроизвольно отступил, когда Кора замахнулась. Протянутая вперед лапа медвежьего чучела проткнула голограмму и высунулась из груди комиссара. Зрелище было кошмарное. Кора бросила кочергу и заявила: — Как жаль, что вы не настоящий, комиссар. Милодар наконец-то заметил, что из его груди торчит медвежья лапа с растопыренными когтями, и шагнул вперед.
— На стадионе я буду самый настоящий. Таковы правила.
Милодар известен в организации тем, что всегда нарушает любые правила.
Вход на стадион «Уэмбли-2» располагается в районе станции метро «Спортивная». Туда ходят специальные составы от «Парка культуры», «Сокольников» и «Лубянки». Их подают заранее до начала матча, и на платформах уже толпится разномастный народ — истинные футбольные болельщики. Но что творилось в тот, уже месяц ожидавшийся, день финала — трудно описать! Фантастически разбогатели продавцы свистков, козырьков от солнца или дождя, различных напитков и прочих мелочей.
Поезда с крупными надписями над передним стеклом: «Стадион „Уэмбли"“ вылетали в ярко освещенный зал станции пустыми, полутемными, и в то мгновение, когда раздвигались их двери с простыми надписями „Не прислоняться!“, внутри загорались лампы и толпы болельщиков, еще спокойных, еще мирных, вливались в вагоны, заполняя их до полного добродушного отказа. Вагоны в мгновение ока пропитывались сложным запахом табака, перегара, машинного масла, пота и ваксы, но тут поезд мягко брал с места и разгонялся, все быстрее мчась внутрь туннеля, и запахи вылетали через открытые сверху окна вагона и оставались в темноте перегона.
Болельщики, как бы проникаясь общим духом, пытались запевать песни своей молодости. Они вели себя так, будто старались соблюдать правила игры, которые Коре, прижатой толпой к Милодару, были неизвестны. Более того, ее, как опытного агента ИнтерГпола, смущало и почти пугало то, что Милодар впервые на ее памяти так близко появился рядом во плоти, — она ощущала его руки, грудь, частое дыхание, жесткий ус щекотал ей щеку.
— Мне и самому не по себе, — признался он шепотом, лаская губами ее ухо. — Наверное, мне пора жениться.
Самое время помечтать об этом! Комиссар Милодар был завидной партией и давнишним женихом, на которого по правилам, а то и без правил охотилось несколько тысяч красавиц и дурнушек Галактики. Может быть, утверждали злые языки, он и придумал для себя правило безопасности: нигде и никогда не появляться во плоти, потому что боялся похищения. На некоторых планетах выращивают смелых и беспринципных девиц, готовых украсть и обесчестить понравившегося ей мужчину. Лишь узкий круг ответственных сотрудников ИнтерГпола и, может быть, самые близкие друзья знали, что Милодар был уже женат, но, к сожалению, под оболочкой прекрасной девушки скрывалось не очень привлекательное существо с одной дальней планеты, которое таким образом рассчитывало шантажировать Милодара и проникнуть в наши секреты. Нет, не опасность для страны превратила комиссара в безнадежного холостяка, а искренняя любовь к оболочке врага, сделанной так искусно! Он любил ее до сих пор и до сих пор хранил объемные фотографии своей первой жены, хотя ее настоящие щупальца и жвалы давно уже гниют на одном отдаленном кладбище, в поясе Астероидов.
Правда, недавно Милодар заинтересовался синхронным плаванием и не пропускал ни одного состязания, в котором участвовали близнецы Джульетта и Макбетта Жилины. Но кем из них он заинтересовался и кто из них подарил ему защепку для носа, оставалось тайной даже для Коры.
Поезд мчался к своей цели, не останавливаясь на некоторых станциях и действуя по своим законам, ибо у него была цель — привезти свою партию, свою тысячу болельщиков на «Уэмбли-2», — и никого не интересовало, каким способом он добьется своей цели.
Кто-то начал ритмично бить в ладоши. Та-та, та-та-там! И в вагоне подхватили; и даже Кора знала значение этих хлопков и топанья по полу, древний как мир клич: «Спар-так — чем-пи-он!»
Вагон раскачивался, болельщики топали и хлопали, разжигая себя. Милодар, воспользовавшись необычной ситуацией, гладил бедра Коры, к счастью, было так тесно, что ему приходилось заодно гладить бедра других болельщиков, за что в конце концов ему досталось от рыжего кривоносого соседа, который даже в этой тесноте умудрился врезать как следует в скулу комиссару и сказать наставительно: — Мы здесь не по этой части. — Уничтожь его! — прошипел комиссар. В ИнтерГполе есть закон: комиссары и суперкомиссары сами никогда не совершают насильственных действий. Они призывают агентов.
—А я с ним согласна, — сказала Кора. — Мы с ним здесь не по этой части.
— Ты какую такую часть имеешь в виду? — обиделся комиссар.
Но ответить Кора не успела, потому что поезд начал тормозить у перрона станции «Стадион „Уэмбли-2"“.
Далее толпа понесла их, приходилось лишь переставлять ноги, чтобы не упасть, а то затопчут и не заметят.
Эскалаторы в метро работали только на подъем, и то с трудом справлялись с людским потоком, но никто не роптал, люди даже получали некое удовольствие, предвкушая наслаждение от того, каково им будет в ближайшие два часа.
На улице стало сумрачно — погода изменилась за то время, пока они ехали в метро. Кора отметила этот факт и хотела поделиться им с комиссаром, но тут же забыла о нем.
От станции метро «Спортивная» к «Уэмбли-2» вела широкая асфальтированная дорога, которая проходила под насыпью железной дороги, и тогда перед восхищенными взорами болельщиков открывалась панорама великого стадиона.
Здесь идти было легче — не было такой тесноты. — Милодар, расскажите мне хоть, что это за матч, — попросила Кора.
— Говори тише, — испугался Милодар. — Вдруг кто-то из болельщиков тебя услышит? Убьют. — За что?
— За то, что ты занимаешь чужое место. Может быть, из-за тебя на стадион не смог попасть настоящий почитатель российской команды. — Ну ладно, рассказывайте тихо, — согласилась Кора. — Сегодня финал первенства мира по футболу две тысячи второго года. — Какого года? — спросила Кора.
— Две тысячи второго, — ответил Милодар. Что-то шевельнулось в Коре, какое-то сомнение. Что это было? — Рассказывайте дальше.
— Финальные игры проходят в Лондоне, на стадионе «Уэмбли», — продолжал комиссар, поводя рукой вокруг, и Кора кивнула — она знала, что они приближаются к стадиону «Уэмбли». И что она находится в Лондоне.
— Правда, в Лондоне? — спросила Кора. — Никто не думал, что российская команда дойдет до четвертьфинала. Ведь для этого она должна была вышибить команду Германии. А ты понимаешь! — Понимаю.
— Мы победили в добавочное время, — сказал Милодар, — и вышли в полуфинал, где встретились с хозяевами турнира — англичанами. Продолжать, или ты вспомнила? — Продолжайте.
— В полуфинале у нас не было никаких шансов. На «Уэмбли» билеты продавались по тысяче фунтов стерлингов.
— А сегодня?
— Сегодня дешевле, — отмахнулся Милодар, которому не терпелось продолжить рассказ. — Матч начался без разведки. Уже на восьмой минуте Джонсон — эта черная торпеда — врезал головой мяч в нижний правый угол. Харитонов был бессилен что-либо сделать. — Что-то знакомая фамилия, — заметила Кора. — Еще бы! — отозвался шедший рядом грозного вида мужчина в панамке. — Второго такого вратаря нет в мире. Он же отбил пенальти Марадоны-Джуниора!
— Да погодите, не вмешивайтесь! — обозлился Милодар. — Кто рассказывает? Я или вы?
— Ты, старый, не сердись, — вмешался в разговор тощий кришнаит с грязной косичкой на затылке. — Каждому хочется поделиться. Надо любить людей.
— Не всех! — отрезал Милодар. — У меня, молодой человек, специальность: выяснить, кого следует любить, а кого надо наказывать.
— Вы ошибаетесь, — тихо, но с достоинством ответил кришнаит. — Даже у крокодила есть искренние Друзья.
— Крокодилы не бывают преступниками, — возразил Милодар.
— Да вы будете слушать или так пойдем? — рассердился грозный мужчина.
— Я хочу рассказать, как Харитонов играл за детскую спортивную школу.
И поскольку никто не знал, как Харитонов играл за детскую спортивную школу, то окружающие замолчали и стали внимательно слушать грозного мужчину, повествующего о болезненном мальчике, которому запрещали даже играть в шахматы, но который однажды убежал от няни, увидел, как тренируется вратарь Черчесов, и навсегда выбрал свой жизненный путь. Тайком от родителей он стал обливаться по утрам ледяной водой и часами висеть на дверном косяке, чтобы укрепить и удлинить мышцы рук.
За этой, так и не оконченной историей они подошли ко входу на стадион, но судьбе было угодно, чтобы кришнаит оказался на два места левее Коры в том же ряду. Он помахал ей, как старой знакомой, и протянул сухую кунжутную лепешку. Кора с благодарностью приняла лепешку, хотя комиссар предположил, что она отравленная. Подозрительность была сильной стороной его натуры. С ее помощью он вырывался из совершенно безвыходных ситуаций, так как заранее догадывался об опасности.
Облака закрывали солнце, день был нежарким, как бы специально созданным для ответственного футбольного матча.
Сидеть приходилось тесно — видно, билетов было продано намного больше, чем мест, но никто не жаловался на тесноту; наоборот, она вызывала у всех чувство особой духовной близости, ибо за исключением жалких групп на противоположных трибунах, размахивающих бело-голубыми аргентинскими флагами, остальной стадион был нашим, русским, единым и непобедимым.
На поле выбежал судья — мулат с Тринидада, о чем Коре сообщил сосед справа, состоящий из острых костей пенсионер, с армейским биноклем, в кителе без погон, но с многочисленными планками наград.
Вообще проблема мулата с Тринидада, а также двух боковых судей оттуда же волновала наших болельщиков потому, что они могли найти общий язык с аргентинцами. Припугнет их Аргентина своим морским флотом — куда деваться Тринидаду? Поэтому на трибуне над левыми воротами скандировали: — Три-ни-да-да нам не на-да! Стражей порядка, включая солдат внутренних войск, вызванных из Тулы, эти крики беспокоили. Они оборачивались в ту сторону, и кое-кто сжимал кулаки, а в кулаках — дубинки.
Стадион зашумел — в правительственной ложе появился Президент, а также некоторые деятели ФИФА и премьер Аргентины — дама мрачной красоты. Судьи вызвали команды на поле.
Они выбежали параллельными рядами: голубые с белым — аргентинцы и красно-белые — наши, российские.
Стадион неистовствовал, от крика и духоты Коре чуть не стало плохо. Сколько же людей погибнет сегодня от сердца и нервов? — подумала она. Ведь самой-то Коре лишь недавно исполнилось двадцать пять лет, а росту в ней было сто восемьдесят пять сантиметров, при гармонично развитом теле, а также совершенной красоте лица. Кора уже прошла в своей жизни просто школу, затем юридический факультет Московского университета и Высшую школу ИнтерГпола, выиграла первенство мира по прыжкам в высоту, вышла замуж, через год рассталась с мужем, пережила эту трагедию, побывала по работе на восемнадцати планетах, трижды меняла погибшее тело, сама убила четверых закоренелых преступников — в общем, была одним из самых ценных агентов ИнтерГалактической полиции. А вот на стадионе «Уэмбли-2» чуть не упала в обморок. Ворота бело-голубых были справа, ворота красно-белых — слева.
С первой же минуты наши кинулись в атаку. Если для аргентинцев проигрыш в этом матче был всего-навсего национальной трагедией, после чего президентша лишалась места, кровавые генералы развязывали террор, футболисты скрывались в изгнании, а трудящиеся массы еще более нищали, то для нас, для России, поражение означало крушение национального престижа. Нам, русским, не нужны вторые места, которые нам все время предлагают. Мы берем или все, или ничего. Так сказал царь Иван Грозный, въезжая во взятый им город Казань верхом на белом коне, а полководец Жуков повторил эти слова, проходя в Берлин под Бранденбургскими воротами. Другими словами, Тринидада нам не на-да!
Некоторые экономические проблемы вкупе с проблемами национальными и социальными были напрямую связаны с результатами этого матча. Его ждали не только в Москве и Туле, но и в Тбилиси, Улан-Удэ и еще в нескольких горячих точках. Именно этим можно объяснить тот факт, что лондонский стадион «Уэмбли» был на девяносто девять процентов заполнен русскими болельщиками.
Первый удар нанес Первухин. Это сочетание вызвало на стадионе смех и аплодисменты. Но когда Первухин постарался нанести еще один удар из-за пределов вражеской штрафной площадки, то какой-то хулиганствующий аргентинский защитник нагло сбил его с ног. И вот тогда русских болельщиков охватила тревога, потому что судья с Тринидада, как и следовало ожидать, не назначил не только пенальти, но и банального штрафного удара.
Возмущенно закипевший стадион через некоторое время чуть смягчился, потому что нашим удалась неплохая атака, и лишь завершающий удар Железняка пришелся мимо цели.
Кора, которая не была активной поклонницей футбола, оглядывалась, рассматривала публику и старалась понять, зачем комиссару Милодару понадобилось тратить время и государственные деньги на такое сомнительное развлечение. А так как за простодушными масками комиссара скрывался холодный и даже коварный ум вселенского интригана. Кора буквально вывихнула мозги, стараясь найти решение задачи, и в результате упустила момент, когда в наши ворота влетел глупый, нелепый, случайный и несправедливый мяч.
О несправедливости и случайности гола Кора узнала от Милодара, которого горячо поддержали соседи по трибуне, особенно сосед справа, локтистый старик с орденскими планками. Тот требовал повтора, чтобы все видели, что гол забит из положения вне игры, к тому же рукой. В бешенстве старик начал молотить кулачком Кору по плечу, и это было больно, но она понимала, что приходится терпеть, потому что ветеран не ведал, что творит.
С трибуны прозвучало несколько выстрелов — солдаты в бронежилетах кинулись по лестницам, чтобы поймать нарушителей порядка, матч на время прервали, и голос по стадиону объявил, что в случае еще хотя бы одного выстрела стадион «Уэмбли-2» деквалифицируется навсегда, а команде России засчитается поражение со счетом 0:3.
Стадион бушевал в бессильной ярости, как дикий зверь, попавший в капкан. Старик справа повторял как заведенный:
— Нет, вы подождите, вы подождите, я сюда вернусь! Только пулемет из дома принесу… А ну, пустите меня за пулеметом!
На этот крик ветерана восторженно отозвались некоторые из соседей, включая, к удивлению Коры, и самого комиссара Милодара, глаза которого сияли зловещим огнем справедливца. Все стали вставать, подвигаться, чтобы ветеран мог поскорее сбегать домой за пулеметом, а Коре повезло — теперь ее правым соседом стал очень мягкий, сонного вида молодой человек в наушниках и с таким отсутствующим выражением лица, словно он пришел не на стадион, а засыпает.
Угрозы лишить русскую команду причитающегося ей выигрыша возымели наконец действие. Виновные были вычислены, выведены со стадиона, и одного из помощников судьи, которого царапнуло пулей на излете, унесли на носилках и вместо него выпустили запасного, к сожалению, тоже с Тринидада. Матч продолжался.
Кришнаит протянул Коре еще одну лепешку, завернутую в листок бумаги с номером телефона и предложением встретиться для обсуждения духовных проблем. Милодар, заметив, что Кора читает листок, в мгновение ока выхватил его и сжевал. Кришнаит тихо плакал. На поле кипели страсти, потому что Марадона-Джуниор упал в нашей штрафной площадке и делал вид, что ему сломали ногу. Но кто мог сломать ему ногу, если рядом никого, кроме бело-голубых, и не было! Если кто и сломал ему ногу, то не иначе как аргентинский защитник Хуан Обермюллер, наверное, его дедушка был палачом Освенцима.
Стадион ревел, пытаясь издали доказать этим перекупленным тринидадцам, что Марадона-Джуниор сам сломал себе ногу, чтобы заработать пенальти, и даже сломал ее заранее, вчера или позавчера, под общим наркозом.
На беговую дорожку выехали три пожарные машины и начали угрожающе поводить рыльцами шлангов, как бы отыскивая жертвы.
Судья из Тринидада отправился к белой отметке, чтобы показать, откуда он назначает одиннадцатиметровый штрафной удар в наши многострадальные ворота. Марадону-Джуниора унесли, а весь стадион принялся выть, чтобы запугать тринидадского судью. Но, видно, заплатили ему в галактических кредитах, так что разжалобить судью никак не удавалось.
Христофор Кортес, по прозвищу Буэнос-Айрес, вышел к мячу и установил его, не обращая внимания на беспорядочные выстрелы с трибун. Отмахиваясь от пуль железной перчаткой, отошел на десять метров. Наш вратарь Харитонов покачивался, как пантера перед прыжком, и вместе с ним покачивался весь стадион. Даже Кора ощутила ужас перед тем, что сейчас произойдет.
Нарастая, как далекая лавина, и заполняя собой воздух, над стадионом возник и расширился глухой, многотысячеглотковый свист.
Коре казалось, что этот свист придавит к траве, расплющит несчастного нападающего аргентинцев, вынужденного, разбегаясь, тащить на себе этот непосильный многотонный груз.
Но тот, выдирая ноги из земли, отчаянно стремясь к мячу, все же добрался до него и ударил, как можно ударить по пудовой гире…
Мяч лениво покатился по траве, с трудом добрался до ворот, и там уже, как следует подпрыгнув, вратарь Харитонов накрыл его телом и замер, словно совершил немыслимый подвиг, прыгнув за мячом на высоту пятиэтажного дома.
Но как воспарил стадион! Как все кричали и веселились, пели и плясали, пили водку, припрятанную в карманах и за пазухой, распевали народные песни.
Удрученный нападающий побрел к центру поля, а наши, словно в них вселился дух войны и победы, ринулись к воротам противника.
Удар Желюбко пришелся в штангу, и она зазвенела, как мачта от попавшего в нее пиратского ядра, Кусюцкий врезал мячом во вратаря, и того пришлось унести с поля, поменяв на нового, молодого и, к счастью, необстрелянного.
Штурм ворот аргентинской команды неизбежно закончился бы голом, если бы не очередная случайность. В то время как защитники аргентинцев бестолково отбивали мяч куда угодно, только подальше от своей штрафной площадки, один из таких случайных ударов послал мяч в ноги Хуана Обермюллера, и этот аргентинец немецкого происхождения совершенно случайно оказался в центре поля в полном одиночестве с мячом в ногах.
Несколько секунд Хуан стоял на месте и раздумывал: послать ли мяч на трибуну или вернуть своему вратарю. Тренер аргентинцев махал ему от кромки поля, внушая дьявольские планы, и внушение достигло цели — словно нехотя и даже не спеша Хуан побежал к нашим воротам, а наши нападающие, напрасно прождав от него паса или аута, погнались следом. Но опоздали. Так что Хуан встретился с неосмотрительно выбежавшим из ворот Харитоновым, обогнал его и побежал дальше к воротам. Харитонов бежал за Хуаном Обермюллером, требуя, чтобы тот остановился и перестал хулиганить, наши нападающие и защитники бежали за Харитоновым и клеймили его последними словами, судья тоже бежал за всеми…
Некоторые из болельщиков, что сидели в первых рядах, поняли, чем это безобразие может кончиться, и стали выбираться на беговую дорожку, но тоже не успевали. Снайперы, которые могли бы подстрелить Хуана, к сожалению, истратили боеприпасы раньше, лишь один фоторепортер успел выскочить на поле и упал на пути аргентинца. Но аргентинец, к сожалению, не обратил внимания на этот подвиг и, вкатив мяч в ворота, сам упал туда следом.
— Ну где же ветераны?! — кричал Милодар. — Где ветераны с пулеметами?
Ветеранов не было. Продажный судья засчитал гол, а герой-фоторепортер поднялся, вытащил мячик из сетки и убежал с ним, давая этим понять, что никакого гола и не было, потому что и мячика не было.
Кришнаит протянул Коре кунжутную лепешку, и Кора заподозрила, что он втайне болеет за аргентинцев. Сосед с другой стороны, в наушниках, сидел, закрыв глаза, и блаженно улыбался. Это был странный человек.
Когда после пятиминутной задержки, в ходе которой солдаты отбивали у болельщиков то, что когда-то было нападающим Хуаном Обермюллером, и уносили в госпиталь, игра возобновилась. На табло горели цифры «2:0» в пользу Аргентины.
До конца первого тайма оставалось несколько минут, и стадион угрюмо шумел, не в силах придумать, чем бы взять этих аргентинцев. И вдруг откуда-то издалека донесся крик: — Плюш-кин… Плюш-кин… Плюш-кин… — Плюш-кин! ПЛЮШ-КИН!
Стадион скандировал это слово, как будто кричал: «Ура!»
— Что это? — спросила Кора у толстого соседа. Тот не услышал.
— Кто это? — спросила Кора у Милодара. — Ах, отстань, — ответил комиссар. — Ничего не выйдет!
Тут прозвучал свисток судьи, и команды, провожаемые воем и ревом публики, спрятались в подземных туннелях зализывать раны и планировать новые атаки. — Пойдем в буфет, — предложил Коре комиссар. Она сначала хотела отказаться — такое состояние ста тысяч человек ее удручало и вызывало дурноту, но Милодару почему-то нужно было, чтобы Кора испытала полный набор мужских удовольствий. Так что Кора, чтобы не спорить с начальством, пошла с ним под трибуны, где было шумно, накурено, воняло перегаром, валялись банки из-под пива и бутылки из-под «Смирновской» водки, где мрачно шумели рассерженные болельщики, словно пчелиный рой, готовый кинуться на прохожего, который случайно задавил его матку.