Булыга Сергей. Бессмертный огонь (Черная сага - 2)

   - Вот, это враг! Куси его! Куси! Порс! Порс!
   Хвакир сначала упирался - ведь он же видел, что это никакой не враг, а просто истукан, - но Хрт настаивал, подталкивал, потом грозил, а после даже насмехался, говорил, что псу, должно быть, очень страшно. Тогда Хвакир не выдержал и бросился к Чурыку, и стал его трепать, словно медведя. А зубы у Хвакира - вот такие, даже еще больше, и очень острые. И вот он рвал ими, кусал...
   Пока Чурык не выдержал и дико заорал! И подскочил! И бросился бежать в лес, напролом. Хрт и Хвакир помчались за ним следом. Хвакир бежал, кричал:
   - Вр-раг! Кр-ровь!
   А Хрт бежал молча. Хвакир затем кричит, чтобы Хрт знал, где его искать, а Хрт затем молчит, чтобы лучше слышать пса.
   Так было и тогда - Хрт бежал молча, слушал пса...
   И вдруг Хвакир затих. Потом как будто завизжал...
   И вновь затих. До самых поздних сумерек Хрт бегал по лесу, искал - и, наконец, нашел. Хвакир лежал под деревом и чуть дышал. У него была проломлена голова и перебиты передние лапы.
   - Кто? - спросил Хрт.
   - Вр-раг! - прохрипел Хвакир.
   Хей! Хо! Хрт был в безмерном бешенстве! Однако он не стал преследовать Чурыка, а отнес Хвакира домой и там они вместе с Макьей долго, до самых холодов, выхаживали раненого пса.
   Потом, когда уже лег первый снег, Хрт и Хвакир отправились на поиски Чурыка. А Чурык к тому времени уже раздобыл себе железную палицу, и потому одолеть его стало совсем непросто. Пока была зима, враги двенадцать раз сходились в битвах, но всякий раз расходились ни с чем. И уже только весной, когда в полях зазеленела первая трава и Хрт вышел на битву не один, а с сыновьями, Чурык бежал. Три года его не было, потом он опять пришел и опять был побит, бежал, потом опять пришел...
   А годы шли...
   В последний раз Хрт и Чурык сошлись тогда, когда Хвакир давно уже околел от старости да и сам Хрт при ходьбе опирался на меч. В тот день с Хрт не было старших сыновей, которые уже много лет как отселились от него и жили отдельно. С Хрт был только младший, Подкидыш. И вот Подкидыш это и затеял! Он сказал так:
   - Отец! Если врага нельзя сразить силой, то его нужно одолеть хитростью.
   - Ха! - засмеялся Хрт. - Хитростью! Ты что, хочешь, чтобы я на старости лет превратился в женщину?!
   Но Подкидыш твердо стоял на своем. Так они спорили полдня. Наконец Хрт поддался его уверениям, и они договорились вот о чем: Хрт не проронит ни слова, а говорить с Чурыком будет только Подкидыш. И так оно и было. Когда Чурык явился на заранее условленное место битвы, Подкидыш встретил его самыми робкими и любезными речами и много говорил о том, что давно уже пора прекратить бессмысленную вражду, разделить нашу Землю поровну и жить в мире и согласии. Слушая Подкидыша, Чурык самодовольно ухмылялся и всё поглядывал на Хрт, который, нахмурившись, сидел неподалеку и молчал. Когда же Подкидыш стал предлагать Чурыку бросить жребий и тем определить, кому же из них достанется правая, а кому левая половина Земли, Чурык презрительно прервал его, сказав:
   - Молчи! Здесь всё будет моё! - а после закричал: - Р-ра! Р-ра! - и, подняв палицу, ринулся к Хрт.
   Однако не успел Чурык пробежать и десяти шагов, как провалился в искусно замаскированную яму, которая была до краев заполнена сурьей забродившим медом, настоянным на тридцати трех целебных травах. Сурья - это не простой напиток, а дар Неба. К тому же она очень хмельная и вязкая. Чурык быстро начал тонуть. Подкидыш бегал вокруг ямы, выкрикивал воинственные кличи и время от времени разил врага мечом. А Хрт смотрел на всё это бесчестие и горько сетовал:
   - Сын, не к добру такая битва! Не к добру!
   Но Подкидыш не обращал на него никакого внимания.
   Когда же Чурык утонул, Подкидыш забросал яму дерном и гордо сказал:
   - Враг мертв!
   - Нет, - сказал Хрт. - Тот, кто уходит в землю, тот после рождается вновь. Отныне мы должны страшиться красной глины!
   И так оно потом и было. И так оно и есть до сих пор. Люди нашей Земли боятся красной глины, ибо в таких местах часто встречается Чурык. Вот как оно всё обернулось - Хрт мертв, а враг его живет! Правда, он теперь уже не так грозен, как в прежние, древние годы, однако мало кому после встречи с Чурыком удается живым и невредимым вернуться домой.
   А что такое Ржа? А Ржа - это недобрая река, в ней мутная вода, а берега - сплошь красные и вязкие - из красной глины. И живут там такие же красные, рыжие люди. Они говорят на одном с нами наречии, чтят Хрт и Макью, Хвакира, Подкидыша и прочих Первых Сыновей и Дочерей, пьют сурью, жгут рабов...
   Однако всё это - только для отвода глаз, а на самом же деле у них только один кумир и бог - Чурык. И, значит, мы, потомки великого Хрт - их злейшие враги. И потому мы им никогда не верили, не верим и не будем верить. Вот почему на все их уверения в дружбе и миролюбии мы отвечаем молчанием, а все их дары возвращаем обратно, и никогда не заходим в их земли и никогда не плаваем по их рекам. Даже воинственный Хальдер Счастливый, и тот всегда чурался их.
   А Айгаслав пошел по Рже! Правда, когда он приказал сворачивать, мы поначалу просто не поверили; подняли весла и застыли в ожидании. Подумали наверное, ослышались. Но ярл опять велел:
   - Право греби, лево табань! Р-раз! Р-раз!
   Грести - на Ржу. Ну, нет! И мы сидели, замерев, сушили весла. Тогда ярл Айгаслав, ругаясь, развязал кошель и принялся бросать диргемы. Нам словно псам! Диргемов было очень много. А тут еще Лузай начал ходить меж нами взад-вперед и потрясать мечом и угрожать, что он сейчас будет рубить нам головы. А ярл кричал, что рыжих нечего бояться, что он подкупит их, как подкупает нас, а если не подкупит, так сожжет, а то и просто перебьет, и если он так говорит, то так оно и будет!
   И мы...
   Пошли по Рже. Первые два дня всё было тихо. И рыжых мы не видели. Река была широкая, глубокая, без перекатов. А берег - очень вязкий. Чтобы сойти, укладывали весла, как мостки. Грук поскользнулся и упал - и сразу провалился по колено, потом еще увяз, еще... С трудом его тогда спасли.
   А после Грука всё равно убили! И всех убили, кроме нас - ярла, Лузая и меня. Да и меня завтра убьют, они это уже решили наверняка. Но я не жалуюсь, я это просто так сказал, к слову пришлось.
   А с ними, то есть с теми, кого убили сразу, было так. Два дня мы шли, две ночи ночевали. Вот только отойдешь от берега - и сразу глины нет, есть твердая, надежная земля, и лес у них как лес, самый обычный. Мы жгли костры, никто нас не тревожил. Ярл говорил, что рыжие - такие же, как мы, ну разве только дикие, и он их не боится. Снимал кольчугу, спал в одной рубахе.
   На третий день река стала поуже и помельче. А лес по берегам стоял такой густой, что я таких нигде прежде не видывал. И солнца не было, дождь моросил. Ярл ничего не говорил; сидел под парусом, молчал. Зато Лузай всё требовал, чтобы мы быстрей гребли, опять грозил, что посрубает нам головы. И мы гребли, мы сами чуяли, что это место очень нехорошее. И вдруг...
   Кр-р-р-рак! Чмяк! Сели на брюхо. Вот ты скажи! Никто бы не подумал, что налетим на мель. И на какую! Из красной глины - да! Лузай взялся кричать, чтоб за борт прыгали, толкали, а то, кричал, сейчас совсем засядем, засосет, Чурык не даст уйти...
   Ну да! Так что мы, сами к нему прыгнем, чтоб он нас там хватал, топил?! Все побросали весла, повставали.
   И тут...
   Вж! Грук упал. Вж! Лепый рядом с ним! Грук от стрелы и Лепый от стрелы. Я закричал...
   А стрелы - вж! вж! вж! И мы попадали, попрятались, лежим. Ярл повелел - и повалили мачту, накрылись парусом, опять тихо лежим.
   А рыжие стреляют. С обоих берегов - вж, вж! вж, вж! Значит, давно они готовились. И много их. Лежим под парусом, молчим. Потом Лузай не вытерпел, сказал:
   - Скорей бы подожгли уже!
   - Нет, - сказал ярл. - Хотят живыми взять. Для белой глины.
   Белой глины! Вы знаете, что это означает? Нет? Ну, погодите, скоро всё узнаете. А мы тогда лежим под парусом, молчим. Потом я говорю:
   - Ярл! Это всё из-за тебя. Ты нас сюда завел, ты похвалялся, что...
   - Да! - крикнул ярл. - Всё это так! Но разве битва уже кончилась?
   - Но ты ее еще не начинал!
   - И еще долго не начну. Я жду, когда стемнеет.
   - Но к ночи нас тут всех перестреляют. Всех до единого! И что это за смерть? Это один позор - лежать и ждать, когда тебя прикончат.
   - А что ты предлагаешь?
   - Биться.
   - Ха! - засмеялся ярл. - Но как? Они же вон где - на берегу, в укрытиях. Попробуй только показаться из-под паруса. Тебя сразу убьют.
   Но я тогда был очень зол и потому сказал:
   - Да, одного сразу убьют. А если встанем разом и разом прыгнем в реку и разом поплывем, все до единого, то кто-нибудь и доплывет до берега и будет там сражаться. Разве это не славная смерть? И даже тот, кого стрела найдет в реке, будет убит лицом к врагу, а не под парусом, и это тоже славно!
   Но ярл не согласился, а сказал, что нужно дожидаться темноты и вот только тогда уже и выходить на берег. И мы крепко заспорили. Ярл был красноречив, но я был прав, и вскоре все со мной согласились. Ведь, говорили, жить можно по-всякому, а умирать нужно только с мечом в руках, лицом к врагу - тогда ты будешь счастлив там, в неведомой стране. Даже Лузай, поспорив, согласился, что лучше выходить прямо сейчас. Тогда ярл так сказал:
   - Глупцы! Уж лучше бы я отправился один. А так... Хей! Изготовиться!
   Мы изготовились. Тогда ярл снова крикнул:
   - Хей!
   Мы дружно попрыгали в реку и поплыли к берегу. Рыжие люди завизжали от радости и принялись еще усерднее осыпать нас стрелами. Они стреляли очень метко, и потому только семерым из нас удалось достичь берега.
   Но берег там, на Рже, как я вам уже говорил, очень вязкий, и мы без посторонней помощи ни за что бы не выбрались на сухое место. Да только этого и не потребовалось! Рыжие люди встретили нас прямо на мелководье, и мы схватились с ними в битве.
   - Хей! Грязные собаки! - кричали мы.
   - Хей! - кричали они. - Облетевшие листья!
   Мы бились очень хорошо, никто из нас не дрогнул. Но рыжих было очень много, да и к тому же вязкая глина не чинила им ни малейшей помехи, и потому они весьма скоро зарубили моих четверых товарищей-гребцов, а меня, ярла и Лузая повалили в липкую грязь, крепко-накрепко связали веревками, и уже только после этого выволокли на сухой берег.
   Как я потом узнал, Айгаслава и Лузая рыжие пощадили потому, что на них были кольчуги дорогой выделки, что сразу выдавало их непростое происхождение. А я же был оставлен в живых из-за того, что первым прыгнул за борт. Рыжие люди посчитали, что я - самый храбрый из листьев. Глупцы!
   И ярл им тоже так сказал:
   - Глупцы! Развяжите меня!
   Но они в ответ только смеялись. Лузай молчал. И я молчал. Кричал и возмущался только ярл. Тогда они ударили его по голове - и ярл затих, закрыл глаза, обмяк, а изо рта у него потекла кровь. Я опять промолчал. А Лузай им сказал:
   - Напрасно вы так поступили. Если этот человек сейчас умрет, то вы даже не успеете об этом пожалеть! - и засмеялся.
   - А почему это? - спросили рыжие.
   - А потому что этого человека уже однажды убили, а потом, когда он вновь стал живым, то в Ярлграде было зарезано столько народу, что после этого еще три года тамошняя земля была красна от пропитавшей ее крови. Только потом уже дожди ее отмыли.
   - А как он был убит? - спросили рыжие.
   - Ему отрезали голову, - сказал Лузай. - Если не верите, то посмотрите шрам. Но только будьте осторожны, ибо мой господин очень злобного нрава.
   Рыжие люди внимательно осмотрели шрам на шее ярла и пришли в крайнее замешательство. А потом, по приказу старшего из них, они поспешно освободили бесчувственное тело Айгаслава от веревок и переложили его на плетеные носилки. А нас с Лузаем, как подстреленных диких свиней, привязали за руки и ноги к жердям.
   Правда, зато никто нас не обыскивал и ничего не отнимал - даже мечи при нас оставили. Нас так и понесли - вместе с мечами. Я уже и раньше слыхал, что рыжие люди не алчный народ. Живут они в лесу, в берлогах, как медведи, питаются дичью и рыбой, пьют мед, ходят в звериных шкурах. А мажут себя глиной только перед битвой. Когда-то, говорят они, у них не было такого обычая. Но однажды, когда на них нагрянули прелые листья (они всегда так выражаются) и сожгли уже много поселков, а жителей угнали в рабство, в одном поселке у реки случилось вот что. Когда чужеземцы начали сгонять людей к Общинному Дубу, некоторым мужчинам удалось-таки вырваться и бежать. За ними была послана погоня. Но мужчины успели добежать до реки и попрятаться на мелководье - зарыться с головой в красную глину и там затаиться. Говорят, что они пролежали в глине весь день до самой ночи, а не задохнулись они потому, что еще загодя припасли с собой дыхательные хворостинки. Но это, конечно, не так, ибо нам прекрасно известно, кто сохранил им жизнь!..
   Однако не будем прерывать чужого рассказа. Итак, дождавшись ночи, мужчины скрытно вернулись в поселок, неожиданно напали на чужеземцев (то есть на отцов отцов наших отцов) и перебили их всех до единого. И с той поры, собираясь на битву, воины рыжих людей обязательно покрывают свои тела красной глиной и потому не знают поражения.
   Ну что ж, пусть будет так, пусть мы всему этому как будто бы поверили. Но только у каждой Земли есть свои боги, и не нужно делать из этого тайны. То, что Чурык - их главный бог, об этом всем давно известно.
   Мы в этом тоже убедились. Когда нас внесли в поселок, то первое, что мы увидели - это огромный глиняный истукан, очень похожий на нашего Хрт, только чуть-чуть повыше ростом да пошире в плечах. Таким и должен быть Чурык, чего тут узнавать?! И я уже подумал, что... Однако нас к нему не поднесли, а повернули в сторону и, пронеся еще немного, сложили возле Главного Кострища. Это недобрый знак, подумал я. Огонь на Главном Кострище разводят только в дни великих радостей или столь же великих несчастий, однако для того, кого наименуют Белой Глиной, какая в этом разница?
   А вот и их старейшины, приметил я, они уже сошлись к кострищу. И, стало быть, все это должно вот-вот начаться. Я мельком глянул на Лузая. Он усмехнулся и сказал:
   - Дров нет!
   Дрова, подумал я, недолго и собрать. И я уже хотел это сказать...
   Но тут Лузай повернулся к старейшинам и повелел:
   - Развяжите меня! Я должен привести в чувство своего господина.
   Лузая быстро развязали. По озабоченному виду старейшин и по той поспешности, с которой они выполняли его повеление, я понял, что им уже известно о нашем разговоре у реки. Ну а Лузай держался так, как будто бы не он у них в плену, а они у него. Склонившись над неподвижно лежащим ярлом и внимательно осмотрев его раны, Лузай строго потребовал воды, обмыл Айгаславу голову, а после, достав нож, два раза уколол его в горло, прямо в шрам...
   И ярл пришел в себя, открыл глаза и осмотрелся, хотел было что-то сказать...
   Но тут Лузай опередил его, воскликнул:
   - Ярл! Не гневайся! Эти люди очень сожалеют о содеянном. Они ведь не знали, что тебя нельзя убивать. Но когда я рассказал им, как ты расправился с теми, кто посмел отрубить тебе голову, то меня тотчас уверили, что нас здесь ждет весьма теплый прием.
   Ярл слабо улыбнулся. А Лузай оглянулся на старейшин и спросил:
   - Так я сказал?
   - Так, так, - закивали старейшины.
   А остальные рыжие люди, которые в большом числе уже обступили нас со всех сторон, молчали. И вид у них был весьма и весьма недружелюбный! Ярл был чуть жив, Лузай надеялся перехитрить дикарей, заставить их поверить в то, что мы неистребимы, всемогущи... Но я-то прекрасно понимал, что ничего у него из этого не получится! А потому единственное, что нам оставалось, так это встретить свою смерть достойно, как и положено настоящим воинам! Пока нас несли в поселок, я уже немного ослабил путы, связывавшие мои запястья. Теперь же, лежа на земле, я их и вовсе снял. И вот теперь мне бы только незаметно дотянуться до меча, вырвать его из ножен, вскочить и броситься в толпу...
   И мне еще подумалось: глупцы! первым делом нужно отнимать у пленников оружие, а уже потом приниматься за всё остальное!
   Но тут один из стариков - как я потом узнал, старший старейшина резво шагнул ко мне, склонился, вырвал меч из ножен...
   И, улыбаясь, сделал так - провел подушечкой большого пальца вдоль по лезвию - меч почернел, растрескался и развалился. Я оробел. Меня трясло от ужаса. Ну все, подумал я, сейчас меня убьют!
   Но старик уже отвернулся от меня, шагнул к Лузаю, протянул к нему руку и, снова дружелюбно улыбаясь, попросил:
   - Меч! Нож!
   Лузай покрылся пятнами и задрожал еще сильней меня! И тихо, едва слышно, прошептал:
   - Но без меча я не жилец! Я без меча умру!
   Старик застыл, подумал... и сказал:
   - Тогда... Смотри! Не обнажай его против нас! Не обнажишь?
   - Н-нет!
   - Поклянись.
   Лузай свел пальцы крестиком. Старик согласно закивал... и посмотрел на ярла. Ярл и не думал клясться. Тогда старик подошел к нему, сел перед ним на корточки и принялся смотреть ему прямо в глаза. Смотрел, смотрел...
   И ярл закрыл глаза. Я думал, что он умер. Но он был жив, он после нам сказал: "Старик околдовал меня; он выпил мои силы. Но хуже этого - он выпил весь мой гнев! Теперь я не могу сражаться с рыжими!"
   Но это мы узнали только ночью. А днем...
   Днем дальше было так. Усыпив нашего ярла, старик расстегнул ворот его рубахи и долго рассматривал шрам, потом подозвал других старейшин, те тоже внимательно рассматривали и даже трогали шрам, и совещались на своем тайном наречии... А после принялись расспрашивать нас о том, как был убит ярл Айгаслав и как он после ожил.
   Я сразу отказался отвечать - сказал, что ничего толком не знаю. Конечно, кое-что я знал, но боялся сболтнуть по своей глупости что-нибудь лишнее. Зато Лузай много рассказывал! Рассказ его был лжив и страшен. Если верить Лузаю, то выходило, что наш ярл Айгаслав время от времени умерщвлял сам себя, а после оживал - и тогда в Ярлграде происходили невообразимые бедствия. Вот что он им наплел!..
   А дикари во все это поверили. Но как! Они сказали:
   - Это очень хорошо. Человек, умеющий много раз оживать после смерти, сможет служить нам очень долго. Он будет нашей Старшей Белой Глиной! Мы будем убивать его и убивать, а он вновь оживать и оживать, а мы его опять, опять!
   И они были счастливы! Старейшины самодовольно ухмылялись, толпа восторженно шумела. Еще бы им не ликовать! Лузай пытался урезонить их; он говорил:
   - Глупцы! Когда ярл оживал, случались жуткие несчастья. И то же будет и у вас.
   - Нет, - отвечали дикари. - У нас так не будет. У вас беды случались от того, что ярлу отрезали голову и тем самым давали его неистребимому духу возможность вырваться из тела еще здесь, на земле. Вот он и лютовал. А мы не будем резать ярла - мы будем его жечь, и тогда его дух вместе с пеплом будет устремляться к Небу, а Небо после будет возвращать его нам вместе с дождем, ярл снова будет оживать, а мы его опять будем жечь на костре!..
   И они были счастливы. А мы с Лузаем были в ужасе - особенно после того, когда нам вымазали лица белой глиной и сказали, что завтра рано утром нас с ним отправят в дальние селения, ну а сегодня мы еще переночуем в землянке Старшей Белой Глины - так они теперь называли ярла Айгаслава. Его, конечно, тоже вымазали глиной.
   Потом нас отвели - а ярла отнесли - в землянку, которая была расположена у самых ног истукана Чурыка.
   - Ну что ж, - сказал на это Лузай, - по крайней мере, нас хоть сегодня не сожгли. А что будет потом, это мы еще посмотрим!
   А я, честно признаться, уже ни на что не надеялся. Когда нам принесли еду, то я к ней даже не притронулся.
   - Глупец! - сказал Лузай. - Ешь! Сил не будет.
   - И не надо!
   - Вдвойне глупец!
   И он сначала съел свое, потом мое. А ярлово не тронул. Сказал:
   - Ярл поумней тебя. Проснется - съест.
   Но ярл все спал и спал. Лузай колол его ножом, но ярл не просыпался. И наступила ночь. В поселке было тихо. Потом...
   Кап! Кап по листьям! Кап-кап-кап...
   И хлынул дождь! Лузай повеселел, сказал:
   - Вот, добрый знак! В дождь и уйдем. Дождь смоет все следы!
   А я молчал. Я ж знал, что уходить-то некуда - вокруг, куда ни побеги, их, рыжих, лес. И еще глина от дождя размокнет. Да и дороги мы не знаем. Да и Чурык стоит над самой нашей головой - мы даже выйти не успеем, как он завоет, зарычит...
   И вдруг...
   И впрямь раздался вой - далекий, едва слышный. Я встрепенулся и спросил:
   - Слыхал?
   - Чего? - переспросил Лузай.
   - Чего? - переспросил...
   Да! Это ярл! Он наконец очнулся и заговорил. И я сказал ему:
   - Вот, господин. Кто-то воет в лесу.
   Они прислушались. Вой повторился. Лузай сказал:
   - Нет, ничего не слышу. Только дождь!
   А ярл... Он как-то странно усмехнулся и сказал:
   - Ну, воет, и пусть воет.
   А я спросил:
   - Кто воет, господин? Ты знаешь, кто это?
   А ярл:
   - Молчи, глупец! Ты ничего не слышал!
   Ну, я и замолчал. А ярл сказал:
   - Так! Хорошо...
   И посмотрел на нас, на наши лица в белой глине, потом ощупал и свое лицо, отковырнул с него кусочек глины и рассмотрел его, стряхнул с руки, опять прислушался...
   Дождь, вой...
   А после попросил:
   - Лузай, рассказывай.
   Лузай и рассказал ему о том, как было дело. А после, от себя уже, добавил:
   - Дождь, уходить пора. Чурык в такую грязь с места не сдвинется!
   Ярл тяжело вздохнул, сказал в сердцах:
   - Обидно! Старик околдовал меня!..
   Ну, и так далее, я вам уже рассказывал: старик околдовал его, и ярл, хоть и был при мече, не мог сразиться с рыжими.
   - Да, не могу! - воскликнул ярл. - Стыд! И позор!
   И снова замолчал, и сделал знак, чтобы и мы молчали, долго слушал...
   Но воя больше не было. А дождь хлестал, хлестал, хлестал...
   И ярл мрачно сказал:
   - Подай мне котелок, Лузай, я очень голоден.
   И он поел. Все съел, утерся и сказал:
   - Вот так-то веселей, - и, уже шепотом: - Ну, что?
   - Я думаю, пора, - ответил, также шепотом, Лузай.
   - А ты?
   А я молчал. Когда ярл спал, я знал, что нам с Лузаем не уйти, что нам с ним не на что надеяться. А с ярлом - тут совсем другое дело! Тут, может быть...
   Но ярл так странно на меня смотрел...
   Да и Лузай смотрел ничуть не лучше...
   А, может, мне все это просто показалось...
   Но я почувствовал, что мне нужно остаться - обязательно! И я сказал:
   - Нет, это бесполезно. Нам не уйти от них. Да и куда идти? Поймают - и убьют. А если здесь останемся, то будем Белой Глиной. А Глина может жить и год, и два, и даже три - бывало и такое... Да столько нам не надо, а только бы дотянуть до зимы! Зимой, когда здесь все замерзнет, мы уйдем. Зимой нам глина не страшна, зимой она как камень.
   - Глупец! - сказал Лузай.
   - Трус, - усмехнулся ярл.
   Я промолчал. Да, я глупец, да, трус. Пусть будет так! Потом мы все равно когда-нибудь да встретимся - не здесь, конечно же, а там уже, подумал я, - и вот тогда я вам скажу, кто останавливал меня, кто наставлял... А пока я сказал:
   - Острых мечей! Большой воды!
   - Как знаешь! - мне ответили.
   И стали собираться. А я, чтобы на это не смотреть, лег, повернулся к ним спиной. А дождь не унимался! Он так хлестал, что я даже не слышал, как они ушли. И воя больше я не слышал. А слушал! Слушал...
   И заснул.
   А утром меня разбудили и стали бить и спрашивать:
   - Где твои братья?!
   Я молчал. Тогда меня выволокли из землянки и потащили к Главному Кострищу. Дождь давно кончился, светило солнце, пели птицы.
   А рыжие, собравшиеся возле Кострища, молчали. Старший старейшина вышел ко мне, посмотрел мне в глаза и спросил:
   - Ты знаешь, где они?
   - Нет, - сказал я, - не знаю.
   Старик кивнул:
   - Да, вижу, ты не лжешь. Они что, тебя бросили?
   - Да, бросили. Втроем мы бы не смогли уйти.
   - А почему?
   Я замолчал. Старший старейшина разгневался и закричал:
   - Ты знаешь, почему! Я вижу - знаешь! Так отвечай же!
   Я молчал. Тогда он приказал, чтобы меня пытали. Начали пытать. Мне было очень больно. И только иногда мне становилось легче - это когда прибегали гонцы и с гневом восклицали, что беглецы не найдены ни там, ни там, ни там, что все ловушки, петли и капканы, все волчьи ямы пусты! Собравшиеся недоумевали, как это можно было ночью - и в такой сильный дождь! - все это благополучно миновать.
   - Здесь скрыто колдовство! - кричали рыжие. - Пока мы не узнаем, кто колдун, их и искать-то нечего!
   - Да, это верно, - соглашался я. - И не найдете, да!
   Но кто колдун, кто помогает ярлу и Лузаю, об этом я молчал. Ведь вы же знаете: об этом говорить нельзя. Старший старейшина, как я в этом уже убедился, обладал великой силой, и потому я очень боялся, что стоит мне только назвать того, кто помогает моим братьям, то... Кто знает?! Старейшина тогда бы мог вот прямо здесь, не сходя с места, сразиться с нашим - их! - спасителем, и тогда...
   Мало ли! А так старейшина не знал, кого ему искать, чей дух он должен вызывать и с кем ему нужно сражаться.
   А время шло! Я знал - ярл и Лузай уходят все дальше и дальше и дальше. И тот, кто их ведет, не ошибется - выведет. И это приглушало боль. И вот о чем еще мне думалось: а если бы и я с ними ушел, что было бы тогда? Тогда бы, думал я, рыжие не теряли бы время на возню со мной, а искали бы, искали, искали... И хоть у Лузая и ярла очень надежный проводник, но они сами-то быстрее, чем могут бежать, не бегут, а посему очень трудно сказать, чем все бы это кончилось, когда бы с ними был и я. А так...
   Я выдержал три дня! А на четвертый день, когда мне уже стало все равно да и еще подумалось "зачем? они и так уже ушли из этих мест!", я...
   Говорить уже не мог, а только едва слышно прошептал:
   - Их вел Хвакир, пес Хрт и враг Чурыка. Он ночью выл и вызвал их. Они ушли.
   Старейшина пристально посмотрел мне в глаза, покачал головой и сказал:
   - Да, ты не лжешь, все так оно и было, - а после приказал, чтобы меня оставили в покое.