Булыга Сергей. Черная сага

   – Посмотри! – и вот так взъерошил Айгаславу волосы, открыл это пятно и дальше сказал вот что: – Лгут злые люди, Хальдер! А я знаю наверняка, и никому меня тут не сбить. Это добрый знак! Это знак силы! Жаль, я уже не доживу, я это знаю, но ты доживешь, Хальдер, и ты еще увидишь, как мой сын будет еще удачливей меня. Потому что я заставил поклониться только пятерых, а он заставит всех. С твоей, конечно, помощью. Так, Хальдер?
   И ты на это ответил:
   – Да, это так.
   Потому что по-другому отвечать тогда было нельзя. И еще потому, что ты тогда думал совсем о другом – о том, почему это ярл вдруг заговорил о своей близкой смерти. Ведь, как тебе тогда казалось, ничто тогда не предвещало беды, а даже, как будто напротив, боги были весьма к нему милостивы – еще только начал сходить снег, еще только вскрылись реки, а ему уже покорилось пять ярлов, а еще один, и это уже шестой, ярл Бурилейф, как донесли гонцы, просил о снисхождении, а седьмой и вместе с ним восьмой…
   Вот только восьмому Ольдемар как раз и не поверил, сказал, что он лжет. И ты тогда к восьмому и отправился – но не жечь и брать добычу и рабов, а только поучить его и указать ему на его место. Так велел Ольдемар. И вот что еще: он не стал давать тебе большую дружину, сказал, что ему скоро самому, может, пригодятся мечи, и, может, даже много. Ты спросил, что это значит. А он на это только засмеялся, сказал, что это ему приснился нехороший сон, и он напугался, как женщина. И ярл опять засмеялся. А потом вдруг стал очень серьезным и сказал, чтобы ты не мешкая отправлялся в дорогу и не думал о пустых, глупых словах, а делал только важные дела. И ты ушел с малой дружиной, то есть только на одном своем корабле и только со своими белобровыми. Так вы прошли один удел, второй, и учили тех, на кого было показано, и все они каялись. А потом, когда вы зашли очень далеко, где уже скоро должны были начаться чужие, еще непокоренные земли, вас вдруг нагнал гонец, который сказал вот что: Мирволод, самозваный ярл, взошел на Верх, а Ольдемар убит! И сын его убит, а Ярлград затаился, молчит. Так говорили, прибавил гонец…
   И так оно, как ты после узнал, и было! Мирволод с братьями ворвался к Ольдемару в терем и зарубил его. Также и сына. И жену. Потом их, обезглавленных, как падаль побросали в реку. Ярлград молчал, дружина помолчала и пришла, и поклонилась, и сложили мечи у ворот, Мирволод их топтал, смеялся, а после стал раздавать обратно…
   И они брали те мечи! И целовали их, шли на кумирню и клялись кумирам – вместе с Мирволодом. И делать это им было легко, потому что они и Мирволод были детьми одной Земли. А про тебя и про твоих людей Мирволод еще даже в прежние времена говорил Ольдемару, что он слишком много позволяет всяким чужакам. Ну а теперь, и ты в этом нисколько не сомневался, он об этом говорить уже не будет, а просто сразу прикажет вас всех перебить. Вот о чем ты думал, когда велел поворачивать обратно, к Ярлграду. А еще ты думал о том, что жить тебе осталось совсем немного.
   Но боги решили иначе. И получилось так, что после того кровавого известия прошло всего только семь дней, как воин Хальдер – просто воин – нашел лежащего на берегу ребенка. Это был маленький мальчик, плотно завернутый в кожаный воинский плащ. Когда плащ развернули, то увидели на горле у мальчика страшный багровый шрам от меча, а на виске родимое пятно. Мальчик был жив, он просто крепко спал. Это было чудо! Небывалое! И поэтому, когда ты, просто воин Хальдер, пришел с этим мальчиком в Ярлград и показал его всем, Мирволод не поверил, закричал:
   – Нет! Это ложь! Это не он! Я сам видел его убитого! Нет! Нет!
   – Да! – закричали из толпы. – Да! Он это! Это наш Айгаслав! Наш ярл! Наш ярл!
   А еще они тогда кричали и много чего другого, для кое-кого очень лестного. Но тебе тогда не было никакого дела до всех этих лестных криков – ты просто держал ярла высоко, так, чтобы его отовсюду было хорошо видно, и шел через площадь к кумирне – шел впереди всех!..
   Ну и что из того? Да ничего после того не изменилось – и ты остался прежним просто воином, жил в этой самой горнице, и был у тебя тот же самый тюфяк, набитый тем же самым волосом. Меч, правда, у тебя был уже не тот, простой, а этот, нынешний, который сегодня утром так понравился послу.
   Да что там понравился! Да он просто как околдовал его! И разве только его одного?! Ты только вспомни, Хальдер! Когда ты взял и посадил – вот так вот – Айгу на плечо и придержал его левой рукой, а правой вырвал этот меч из ножен, так сразу всё и началось: Мирволода судили самосудом, а тех, кто болтал лишнее, кто сомневался, кто не верил в спасение Айги – тех с берега, как падаль, побросали в воду. Ярлград сразу успокоился. А за ним и вся остальная Земля. Потом, когда Айга подрос, ты начал брать его с собой в походы, учил его владеть оружием и вообще давал ему много нужных советов. И вот теперь ярл возмужал, он храбр и щедр, а его Земля расширяется и богатеет. Но только что ему теперь эта Земля, если знающие люди говорят, что на свете есть места и получше. Вот ему и стало любопытно. Вот он и повелел в прошлом году – и ты повел его дружины в Руммалию. Глянуть, что там. Хальдер вздохнул, закрыл глаза…
   Там, в Руммалии, море очень теплое, оно даже зимой не замерзает. И там, на этом теплом морском дне, круглый год растут цветы. Ты, перегнувшись через борт, показывал на них, воины ныряли за ними и приносили их тебе. Цветы были без запаха, на солнце они быстро блекли, а потом каменели. А может, это были совсем не цветы, а просто такие странные, диковинные камни. И эти камни, говорят, растут как живые. А берег там, в Руммалии, скалистый и высокий. Но он совсем не такой, как Берег Белобровых, потому что там, в Руммалии, скалы режутся ножом, вот до чего они мягкие. И лесов у них нет, у них есть только сады. Деревья в тех садах высокие и стройные, листья на них зеленые и никогда не опадают. В садах у них всегда прохладно. Зато дороги у них безобразные, сплошная пыль да жар. И вообще, жар там всегда такой, что днем вся Руммалия словно вымирает…
   И днем их бить – как мух! Бить! Бить! Пора уже, гневно подумал Хальдер. Вначале – здесь; посла – на меч, пытать! А после выбросить во двор – псам на потеху. И всех его рабов туда же! А потом…
   Хальдер закашлялся, в глазах пошли кровавые круги. Ого! Что это с ним? И отчего? С утра он, как всегда, проснулся еще затемно, встал и проверил стражу, потом ходил к ручью, купался, поймал форель, распотрошил ее и съел… Легко поймал! Вот так вот руку выставил, а после р-раз ее под жабры! Это отец его так научил. Еще он говорил тогда: «Кто ловит рыбу неводом, тот не мужчина. Рука у воина должна быть крепкая».
   А тут она как не своя, растерянно подумал Хальдер. Вот, не поднять ее. А как тяжело дышится! А жарко как!..
   А этим, внизу, хоть бы что! Вон как раскричались, распелись! Все до единого пьяны. Да-да, пьян и посол, все руммалийцы такие: сам не возьмет, но только поднеси ему – и не откажется, выпьет до дна. А если так, а если уже пьян, значит, совсем уже пора! И Хальдер крикнул:
   – Айга! – потом еще раз: – Айга! Айга!
   Вот только крикнул ли? Нет, только прошептал, а крику не было – откуда ему взяться! Так что ты, в самом деле, что ли, болен? И Хальдер попытался встать… Да вот не смог, упал. Но он еще раз попытался – и еще раз упал. Значит, сердито подумал он, нужно еще полежать, подождать. И понадеяться на лучшее. И он лежал и, с трудом повернув голову набок, смотрел в окно. В окне была видна луна, она была сильно ущербная, уже в последней четверти. Ущербная – это плохая примета. Зато она светила прямо на меч на стене. А это наоборот к большой удаче, подумал было Хальдер…
   Но тут же презрительно хмыкнул, потому что вспомнил опять же отцовские слова о том, что в приметы верят только слабые люди, а сильные, они сами для других становятся приметами. Но откуда тут взяться силе, уже просто с тоской подумал Хальдер, сил уже совсем никаких не осталось, уже даже собственную руку ни согнуть, ни повернуть. Что это с ней такое? Отлежал он ее, что ли? Или ее, может, кто-нибудь околдовал? Вот хотя бы…
   Но дальше Хальдер думать не решился, а только мотнул головой, чтобы наверняка отогнать от себя эти совершенно ненужные ему мысли. Потому что он сейчас, подумал Хальдер, должен думать только об одном – как бы ему подняться. Ну, Хальдер, подумал он гневно, крепко сжал зубы и прищурился, как будто это помогает, и еще раз подумал: ну, Хальдер, ну! И весь напрягся, изо всех, может, последних, сил…
   Х-ха! Он сдюжил – он все-таки сел, уперся спиной в стену, не упал. И еще долго так сидел и тяжело дышал, а после все же отдышался. И ему вроде стало даже легче. Значит, подумал он, нужно опять позвать!
   – Айга! – сказал он тихо. – Айга!
   И тот вдруг сразу же вошел! Он был один, без провожатых. И он совсем не спешил: сперва плотно, нет, даже тщательно закрыл за собой дверь, после еще постоял у порога, после прошел вперед, на ощупь поискал, нашел кресало и зажег лучину, а после сел возле нее – и всё это молча. Он и теперь, глядя на Хальдера, молчал. Потом вдруг спросил:
   – Звал?
   Хальдер не ответил. Хальдер думал. Странно, так думал тогда он, как это Айга мог услышать, что его зовут? Или это он пришел сам по себе? Или теперь это уже неважно? И Хальдер сердито ответил:
   – Да, звал, – и, помолчав, еще сердитее велел: – Пора уже. Иди!
   Но ярл даже не шелохнулся. Он только прищурился и хмыкнул. В другой бы раз, гневно подумал Хальдер, он бы похмыкал, как же! А теперь что! Такая теперь тяжесть, жар! И кровь стучит в висках. И все-таки… Хей, Хальдер, хей! И он сказал:
   – Айга, пора уже, совсем пора! Забыл, что ли? На меч его!
   – Нет, – сказал ярл, тоже сердито. – Посол завтра уедет в Руммалию. И чтобы вдруг… Вдруг я чего не знаю? И поэтому вот еще что: я еще дам ему охрану.
   – Что?! – не поверил Хальдер. – Охрану? Ему? А как наш поход?
   – Будет поход, – сказал ярл. – Будет большой поход! На Владивлада.
   На Владивлада, удивился Хальдер. Но что там брать? Но прежде как туда пройти? Да там кругом болота! И гиблые огни, которые…
   – Да, – сказал ярл, – туда пойдем. К Источнику! Посол мне говорил…
   Посол! Вот оно что! И Хальдер хрипло, неприятно засмеялся. И так же хрипло, зло сказал:
   – Ха! Говорил! А Марево? Он, твой посол, хоть знает, что это такое?! Он видел, как оно плывет? Вот так оно!
   И Хальдер поднял руку – опухшую и посиневшую, тяжелую! Но тут же опустил ее, потому что не смог удержать. Жар донимал его. И вообще – дрожь во всем теле, холод, слабость… Но гнев был сильней! И Хальдер опять заговорил:
   – Да, Айга, Марево. Тебе тогда был уже год. Нет, два! Твой отец послал меня за данью. В трех днях пути от Уллина, вверх по течению, мы сделали привал. И вот… еще было темно; все спали, я один проснулся. Даже не знаю, отчего, но я вдруг подскочил. Смотрю – нет никого. И – тишина кругом, только какой-то слабый треск, как будто от костра. Потом… из-за кустов над самой над землей на нас начал выплывать туман – такой зеленоватый, душный, а в нем какие-то огни. Я закричал…
   – Ха! – засмеялся ярл. – Рассказывал. Не раз. И вы бежали. Дикари! А вот посол, он говорит, что это твое Марево…
   – Посол! Да что он может знать?! Он видел кости тех, кого сожрало Марево? Да и потом…
   Хальдер хотел еще что-то сказать, но поперхнулся и закашлялся. И этот кашель бил его, бил, бил – прямо до слез. Хальдер хотел было их вытереть, но рука не послушалась, не поднялась. Тогда он лег и попытался задержать дыхание…
   Но кашель сотрясал его. Ха! Марево, Источник! Чудо! Мысли прыгали! Да только чудо уже было, Айга! А теперь, похоже, дело за расплатой! Вот почему, Хальдер, тебе…
   Бред! Бред это! Очнись! И он открыл глаза. Айга по-прежнему сидел возле лучины. Какой он молодой еще, подумал Хальдер. А какой глупый! Ему еще рано быть ярлом. Потому что разве он не чует, что посол нагло лжет?! И что вся его сегодняшняя сладкая болтовня – про Источник и про все другое, даже не важно, про что – это обычная приманка, ярл, чтобы задержать тебя, отвлечь, сорвать поход и чтобы потом…
   Но мысли – что! А нужно сказать вслух! Чтобы он обязательно услышал и, может, еще даже одумался. Вот только дышать было уже почти нечем, язык ворочался с трудом, слова были тяжелые, как камни… Но Хальдер все-таки выдавил их из себя:
   – Не верь ему. Твой путь другой. Его – на меч… и пытать… узнать, где этот… тайный лаз… в их Золотую Гавань. И сразу… всем в поход. И я клянусь тебе – ты станешь… Ты…
   И Хальдер замолчал. Закрыл глаза. Гневно подумал: зачем клялся? Ведь же все клятвы – это ложь, приманка для глупцов, чтобы потом их, как Айгу сегодня… Кровь словно закипела в жилах! Очень хотелось пить!..
   А ярл насмешливо спросил:
   – И стану кем? Ну, говори! Что, стану ярлиярлом? Владыкой Полумира, да?
   Хальдер молчал. Хотел закрыть глаза – не закрывались. А ярл сказал:
   – А мне ведь ничего не надо. Потому что кто я? Кто я такой? Ты думаешь, я не помню?!
   И он усмехнулся, и оправил ворот. Значит, помнит; всё помнит – то, чего ты никогда и никому не говорил и никогда не скажешь, потому что так тогда было условлено. А после, как ты пожелал, так оно и случилось: Ярлград расстроился, народ разбогател, соседи поклонились вам. Ярл Айгаслав ел, пил на золоте, спал на лебяжьих перинах, смышленым, смелым рос – как настоящий ярл. Но, правда, иногда он спрашивал:
   – А где это случилось? Где ты нашел меня?
   А ты, глядя ему прямо в глаза, отвечал:
   – Не помню. Да и зачем это тебе? Ты – Айгаслав, наследный ярл, сын ярла Ольдемара. А кто такой я? Слуга, продавший тебе меч. Приказывай!
   Но ярл всякий раз тут же молча разворачивался и уходил. А ты, глядя ему вслед, каждый раз думал примерно одно и то же: что сколько уже лет прошло с той встречи на реке! А в последние годы ты стал думать еще вот что: что из тех, кто был тогда на корабле, один только ты теперь в живых и остался. Правда, это не так важно. Потому что если бы даже кто-то из них, из твоих белобровых, теперь и был бы еще жив, то все равно никто ничего не стал бы рассказывать, потому что таким не делятся.
   Они и не делились. Шло время. Много времени. И ярл смирился. Ярл вырос. Ярл пировал, охотился. Ярл принимал посольства, властвовал. Но при этом он, как и в прежние годы, внимательно слушал советы того, кого этот наглый посол теперь упрямо называет регентом… И вдруг он, Айга, говорит, что он все помнит! Но только разве сейчас важно это? Важно совсем другое. Потому что то, что уже было, это уже все равно не исправить. Исправить можно только то, что еще только собирается случиться. А собирается здесь вот что: Айга не пойдет на руммалийцев, а заключит с ними союз. А дальше что? Да как всегда! Вначале сюда явятся купцы и станут торговать… Нет, вначале они будут просто раздавать товары, и здешний народ – а народ везде один и везде глуп! – народ начнет рассуждать:
   – Да, там, в Стране Высоких Городов, там жизнь! И вот здесь бы тоже так бы, как у них!
   И станут привечать этих купцов. Потом, следом за купцами, явятся… как их?.. ну, эти, в черных балахонах, и начнут говорить, что вера в Хрт и Макью, а также и в Винна – это вера в идолов, а идолы – это обман. И тоже будут раздавать подарки и сулить всяческие другие блага и радости. Народ и им поверит. А потом вдруг – а это почему-то всегда случается вдруг, то есть очень быстро и как будто бы само собой – здесь случится то, что уже случилось в Песчаной Земле. И в Многоречье. И у Безволосых. А теперь тамошние ярлы платят руммалийцам огромную дань многими полезными вещами и, что хуже всего, еще и самыми лучшими воинами. И так будет и здесь, ярл Айгаслав! Глупец! Кругом одни глупцы! Хальдер с трудом лег поудобнее и посмотрел на руку. Рука почернела, раздулась, кожа на ней лоснилась и, казалось, вот-вот лопнет. Так, кстати, умирал Ольми, укушенный змеей. И было это в Руммалии. Там очень много змей – прямо в садах.
   А там, откуда ты пришел, змей не бывает. И вообще, там если ты решил кого-нибудь убить, так приходи к нему и прямо говори ему, чего ты хочешь, и вам дадут мечи и вы, как и положено мужчинам, сразитесь между собой. И колдунов там нет. И раны не врачуют. У белобровых это так – если должен умереть, так умирай. А здесь…
   Здесь тоже, как ни хитрят, все равно умирают. И, может, даже еще скорей, чем там. Потому что из тех, кого ты тогда привел к Ольдемару, давно уже никого не осталось. А было их почти сорок! Последним был Ольми, Ольми остался в Руммалии. А теперь умираешь и ты. Вот видишь как оно все обернулось – хоть обещал «Вернусь!», а не вернулся. И что ты здесь нашел, что тебя здесь держало? Хальдер поморщился и приоткрыл глаза…
   Ярл! Смотрит, щурится. Играет желваками. И очень сердито говорит:
   – …Да, это было так. Так и сейчас то же самое. Я же знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь: какой же ты хороший – жил просто воином, не для себя, а только для других старался. Только для них! Вот, скажем, как для меня. Укреплял державу, расширял ее, добывал мне добычу, терем набил всяким добром, перинами, а себе ничего не берешь, лежишь на старом тюфяке. Но ты же знаешь, что это не так! Ты ведь очень жаден, Хальдер! Ух, как жаден! Только другие жаждут золота и самоцветов, а ты жаждешь власти. Прямо как голодный пес к ней рвешься, вот что! Но и это еще не все! А еще вот что: ты хочешь властвовать, но так, чтобы другие этого не видели, но знали – это обязательно! Вот почему ты до сих пор как будто просто воин. А я будто ярл!
   – Ты… – начал было Хальдер.
   – Замолчи! – перебил его ярл очень гневно. И так же гневно, и еще с насмешкой продолжал: – А знаешь, почему ты сегодня умрешь? Да-да, сегодня, я не оговорился! Потому что это же ты сам придумал, чтобы ярлиярл, как подлый раб, целовал тебе руку. Тебе же так нравится, Хальдер, чтобы все ползали перед тобой! И вот ты получил ползучий поцелуй – змеиный! Вон что теперь с твоей рукой! Посмотри на нее. Как раздулась!
   Но Хальдер смотрел не на руку, а на ярла. Так, значит, вот оно что, думал Хальдер: Айга с ними сговорился, дал отравить тебя! Вот почему посол прятал глаза, а губы у него были холодные и липкие. А ты самонадеянный глупец! Потому что нужно было только вспомнить: пять лет тому назад Цемиссий захотел убить родного брата. И убил – и не где-нибудь в подворотне, а в их самом священном месте – в храме! И было это, как тебе рассказывали, вот как: брат взял свечу, эта свеча вдруг необычно ярко вспыхнула – и брат горел и корчился, кричал. А все стояли рядом и смотрели. Так то был его брат и то был его храм! А ты кто ему, Хальдер? Ты просто воин, враг, нет, даже раб врага. Да нет, не то! А просто наступил твой срок и пришел тот, кто должен был придти. Разве не так? Хальдер болезненно поморщился.
   А ярл усмехнулся – правда, усмешка эта была очень невеселая – и так же совсем невесело заговорил:
   – Да, я не помню, где это было. Но зато я очень хорошо помню много всякого другого. И, думаю, это тебе будет интересно. Поэтому слушай! Так вот, тогда уже стемнело. Я спал и мне было тепло. Ведь я был в своем доме! Да, в тесном и задымленном. И в нищем! Но зато это был тот дом, в котором я родился, и поэтому мне в нем было хорошо… Так вот, я опять говорю: я спал, и мне было тепло и уютно. И вдруг я просыпаюсь оттого, что слышу чей-то разговор. Я приподнялся, вижу… Да, вижу: за нашим домашним семейным столом сидят чужие люди. Один из них был ты, а второй… Второй, мне кажется, был Бьяр. Да, Бьяр, конечно же! Так вот, вы с Бяром сидели за нашим столом, а мой отец – родной отец, и это был совсем не ярл, а просто бедный человек, простолюдин – стоял возле двери. Он так и был одет, как все такие люди, – очень просто. А на вас с Бьяром были блестящие кольчуги, были еще мечи у пояса. Мне стало очень любопытно, я никогда раньше не видел ничего подобного, я захотел вас получше рассмотреть, и поэтому встал и вышел к свету. А ты, как только увидал меня, так сразу отшатнулся. Потом спросил:
   – Кто это?
   – Сын, господин, – ответил мой отец. – Мой сын.
   Ты долго и очень внимательно меня разглядывал, потом сказал:
   – Мальчик, поди сюда, я угощу тебя.
   Я подошел. Ты посадил меня к себе на колени, дал хлеба. Потом спросил, что это такое у меня на виске. Отец сразу нахмурился и очень нехотя ответил:
   – Это родимое пятно. Недобрый знак. Говорят, что такие дети живут недолго, потому что…
   Но Бьяр не дал ему договорить, он громко рассмеялся. А ты сделал Бьяру знак, чтобы он немедленно замолчал, а после оборотился к моему отцу и сказал:
   – Нет, смерд, ты не прав. Это хороший знак. Да и еще какой!
   И вдруг ты прижал меня к себе, к своей груди, и приставил к моему горлу нож. Мой отец очень сильно испугался и закричал:
   – О, господин! Ведь ты убьешь его!
   – Нет, – сказал ты, – я его только помечу. А вот тебя… – и закричал: – Хей! Хей! Сюда!
   Ярл замолчал. Молчал и Хальдер. А что тут было говорить, даже если бы у него были для этого силы? Ведь же все равно о самом главном, а самом важном говорить было бы нельзя, он же ведь в этом поклялся. Вот так-то вот! Всего один раз в жизни ты поклялся, зато как! А ведь тогда казалось: ну и что? Ну, так или не так, но, главное, что с тобой будет Айгаслав – живой и невредимый, и ты придешь с ним в Ярлград, а еще с тобой будет вот этот, кстати сказать, очень необычный меч, потому что в нем скрыто столько силы, что даже в Руммалии на тебя…
   Но мысль оборвалась – ярл вновь заговорил:
   – Когда мне было восемь лет, я в первый раз решил тебя убить. Это было ночью после пира, ты тогда крепко спал. А я пришел сюда, взял меч… А вот ударить не смог. И я ушел. Потом, через три года, я пришел опять. И потом я еще и еще приходил… И почему я каждый раз не мог тебя убить, я ведь очень этого хотел, меня просто трясло… почему так получалось? Может, я знал, что это мне ничего не вернет? А вот зато теперь все изменилось, Хальдер! Сегодня посол мне сказал: «Ты промолчишь – и я тебе тогда открою путь к Источнику». И ведь откроет, Хальдер, я ведь это чую! И я приду туда… И там буду просить только об одном – не о богатстве, Хальдер, нет, и не о славе, и не о власти, зачем мне все это… а попрошу я только вот о чем – вернуть меня в ту ночь, когда ты пришел ко мне в дом. И я тогда опять буду лежать, услышу ваши голоса, проснусь… но выходить к вам я уже не буду. И мы не встретимся! Ты уплывешь на своем корабле, а я останусь дома. В своем доме! И будут у меня отец и мать. И мое настоящее имя – то, с которым я родился. И большего мне ничего в этой жизни не надо. А ты… Ты умирай, теперь мне все равно.
   Ярл встал. Был он высокий, кареглазый, и был у него родимый знак на левом виске, а на горле был шрам. А и действительно, с тоской подумал Хальдер, ведь все же могло сложиться совсем не так, как оно после сложилось! Вы же тогда действительно сидели за столом и спорили. Бьяр предлагал идти на Глур, а ты упрямо на это не соглашался. А получается, что зря! Ведь если бы ты сразу согласился, так вы бы сразу и ушли, мальчик не успел бы проснуться, и вы бы беспрепятственно отчалили от берега. Назавтра прибыли бы в Глур. Ярл Глура, Вальделар, принял бы вас с большой охотой, потому что он чтил белобровых. И войска у него было достаточно. Объединившись с ним, пошли бы на Ярлград. И там, даже простым еще мечом, ты легко одолел бы Мирволода, а после…
   Ха! Но того «после» нет, а есть другое «после» – есть Айгаслав и есть посол, есть меч, который уже завтра же этот глупец, а почему бы и нет…
   А если так, то всё, что ты еще можешь успеть…
   Да, это верно! Очень даже верно! И Хальдер сделал знак – склонись ко мне! Айга не сразу, но склонился. И Хальдер через силу прошептал:
   – Я ухожу. И я буду молчать. Там, куда я приду. В той стране… Но ты за это не клади меня в курган! Я на костре хочу. И там, уже перед костром, ты дай мне в руку меч… Мой меч. Дашь, Айга?
   Ярл молчал.
   – Дашь?
   Айга отвернулся. И это очень хорошо, радостно подумал Хальдер, потому что зачем ему видеть, как у тебя, у воина, глаза, будто у женщины, вдруг сами собой заморгали, потом увлажнились…
   Ярл резко встал и хрипло выкрикнул:
   – Дам! Дам! – и…
   Хей! Хей-ха! Что это? Лист! Да, и действительно: осенний желтый лист проплыл у тебя перед самыми глазами! А вот еще один, а вот еще, еще…
   А вот уже не видно ничего – ни Айги, ни лучины, ни меча, а только одни листья, листья, листья. И Хальдер – молодой и сильный – идет вниз по тропе. Он наконец вернулся! Там, впереди, залив и хижины. И лодки у воды. И ничего, ну ровным счетом ничего с тех пор не изменилось! Остановившись, Хальдер поднял руки и громко-громко закричал: