Бунин Иван Алексеевич. Стихотворения

Среди подседа, где густая
Листва янтарный отблеск льет;
Играя, в небе промелькнет
Скворцов рассыпанная стая —
И снова все кругом замрет.
 
 
Последние мгновенья счастья!
Уж знает Осень, что такой
Глубокий и немой покой —
Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал
И на заре, когда с заката
Пурпурный блеск огня и злата
Пожаром терем освещал.
Потом угрюмо в нем стемнело.
Луна восходит, а в лесу
Ложатся тени на росу…
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко Осени одной
В пустынной тишине ночной.
 
 
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся – она растет,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встает.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навел на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
0, мертвый сон осенней ночи!
0, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит;
Сова и та молчит: сидит
Да тупо из ветвей глядит,
Порою дико захохочет,
Сорвется с шумом с высоты,
Взмахнувши мягкими крылами,
И снова сядет на кусты
И смотрит круглыми глазами,
Водя ушастой головой
По сторонам, как в изумленье;
А лес стоит в оцепененье,
Наполнен бледной, легкой мглой
И листьев сыростью гнилой…
 
 
Не жди: наутро не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят, —
Недаром эта ночь прошла!
Но Осень затаит глубоко
Все, что она пережила
В немую ночь, и одиноко
Запрется в тереме своем:
Пусть бор бушует под дождем,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи
Зеленым светятся огнем!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, все умертвив…
 
 
Трубят рога в полях далеких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,
Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льет дождь, холодный, точно лед,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелет.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далекий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и Осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
 
 
Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мертвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!
А там, как буйный пляс шамана,
Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,
Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталем и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звездный щит Стожар —
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет полярного сиянья.
 

РОЗЫ

 
Блистая, облака лепились
В лазури пламенного дня.
Две розы под окном раскрылись —
Две чаши, полные огня.
 
 
В окно, в прохладный сумрак дома,
Глядел зеленый знойный сад,
И сена душная истома
Струила сладкий аромат.
 
 
Порою, звучный и тяжелый,
Высоко в небе грохотал
Громовый гул… Но пели пчелы,
Звенели мухи – день сиял.
 
 
Порою шумно пробегали
Потоки ливней голубых…
Но солнце и лазурь мигали
В зеркально-зыбком блеске их —
 
 
И день сиял, и млели розы,
Головки томные клоня,
И улыбалися сквозь слезы
Очами, полными огня.
 

Что в том, что где-то, на далеком…

 
Что в том, что где-то, на далеком
Морском побережье, валуны
Блестят на солнце мокрым боком
Из набегающей волны?
 
 
Не я ли сам, по чьей-то воле,
Вообразил тот край морской,
Осенний ветер, запах соли
И белых чаек шумный рой?
 
 
О, сколько их – невыразимых,
Ненужных миру чувств и снов,
Душою в сладкой думе зримых, —
И что они? И чей в них зов?
 

1895

Когда на темный город сходит…

 
Когда на темный город сходит
В глухую ночь глубокий сон,
Когда метель, кружась, заводит
На колокольнях перезвон,—
 
 
Как жутко сердце замирает!
Как заунывно в этот час,
Сквозь вопли бури, долетает
Колоколов невнятный глас!
 
 
Мир опустел… Земля остыла…
А вьюга трупы замела,
И ветром звезды загасила,
И бьет во тьме в колокола.
 
 
И на пустынном, на великом
Погосте жизни мировой
Кружится Смерть в весельи диком
И развевает саван свой!
 

1895

Ночь наступила, день угас

 
Ночь наступила, день угас,
Сон и покой – и всей душою
Я покоряюсь в этот час
Ночному кроткому покою.
Как облегченно дышит грудь!
Как нежно сад благоухает!
Как мирно светит и сияет
В далеком небе Млечный Путь!
За все, что пережито днем,
За все, что с болью я скрываю
Глубоко на сердце своем, —
Я никого не обвиняю.
За счастие минут таких,
За светлые воспоминанья
Благословляю каждый миг
Былого счастья и страданья!
 

1895

РОДИНА

 
Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.
 
 
Один туман молочно-синий,
Как чья-то кроткая печаль,
Над этой снежною пустыней
Смягчает сумрачную даль.
 

1896

Христос воскрес!..

 
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
 
 
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
 
 
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
 
 
Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
 
 
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов и в глубь долин;
 
 
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
 

1896

Счастлив я…

 
Счастлив я, когда ты голубые
Очи поднимаешь на меня:
Светят в них надежды молодые —
Небеса безоблачного дня.
 
 
Горько мне, когда ты, опуская
Темные ресницы, замолчишь:
Любишь ты, сама того не зная,
И любовь застенчиво таишь.
 
 
Но всегда, везде и неизменно
Близ тебя светла душа моя…
Милый друг! О, будь благословенна
Красота и молодость твоя!
 

1896

Скачет пристяжная, снегом обдает…

 
Скачет пристяжная, снегом обдает…
Сонный зимний ветер надо мной поет,
В полусне волнуясь, по полю бежит,
Вместе с колокольчиком жалобно дрожит.
 
 
Эй, проснися, ветер! Подыми пургу;
Задымись метелью белою в лугу,
Загуди поземкой, закружись в степи,
Крикни вместо песни: «Постыдись, не спи!»
 
 
Безотраден путь мой! Каждый божий день —
Глушь лесов да холод-голод деревень…
Стыдно мне и больно… Только стыд-то мой
Слишком скоро гаснет в тишине немой!
 
 
Сонный зимний ветер надо мной поет,
Усыпляет песней, воли не дает,
Путь заносит снегом, по полю бежит,
Вместе с колокольчиком жалобно дрожит…
 

1897

Я к ней вошел в полночный час…

 
Я к ней вошел в полночный час.
Она спала, – луна сияла
В ее окно, – и одеяла
Светился спущенный атлас.
 
 
Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, —
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.
 

1898

Снова сон, пленительный и сладкий…

 
Снова сон, пленительный и сладкий,
Снится мне и радостью пьянит, —
Милый взор зовет меня украдкой,
Ласковой улыбкою манит.
 
 
Знаю я – опять меня обманет
Этот сон при первом блеске дня,
Но пока печальный день настанет,
Улыбнись мне – обмани меня!
 

1898

Беру твою руку…

 
Беру твою руку и долго смотрю на нее,
Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
Вот в этой руке – все твое бытие,
Я всю тебя чувствую – душу и тело.
 
 
Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!
 

1898

НА ДАЛЬНЕМ СЕВЕРЕ

 
Как небо скучно и уныло,
Так сумрачно вдали,
Как будто время здесь застыло,
Как будто край земли.
Как будто край земли.
 
 
Густое чахлое полесье
Стоит среди болот,
А там – угрюмо в поднебесье
Уходит сумрак вод.
 
 
Уж ночь настала, но свинцовый
Дневной не меркнет свет.
Немая тишь в глуши сосновой,
Ни звука в море нет.
 
 
И звезды тускло, недвижимо
Горят над головой,
Как будто их зажег незримо
Сам ангел гробовой.
 

1898

И вот опять уж по зарям…

 
И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летат к морям,
Чернея цепью треугольной.
 
 
Ясна заря, безмолвна степь,
Закат алеет, разгораясь…
И тихо в небе эта цепь
Плывет, размеренно качаясь.
 
 
Какая даль и вышина!
Глядишь – и бездной голубою
Небес осенних глубина
Как будто тает над тобою.
 
 
И обнимает эта даль,—
Душа отдаться ей готова,
И новых, светлых дум печаль
Освобождает от земного.
 

1898

Звезды ночью весенней нежнее…

 
Звезды ночью весенней нежнее,
Соловьи осторожней поют…
Я люблю эти темные ночи,
Эти звезды, и клены, и пруд.
 
 
Ты, как звезды, чиста и прекрасна…
Радость жизни во всем я ловлю —
В звездном небе, в цветах, в ароматах…
Но тебя я нежнее люблю.
 
 
Лишь с тобою одною я счастлив,
И тебя не заменит никто:
Ты одна меня знаешь и любишь,
И одна понимаешь – за что!
 

1898

Все лес и лес. А день темнеет…

 
Все лес и лес. А день темнеет;
Низы синеют, и трава
Седой росой в лугах белеет…
Проснулась серая сова.
 
 
На запад сосны вереницей
Идут, как рать сторожевых,
И солнце мутное Жар-Птицей
Горит в их дебрях вековых.
 

1899

Нынче ночью кто-то долго пел…

 
Нынче ночью кто-то долго пел.
Далеко скитаясь в темном поле,
Голос грустной удалью звенел,
Пел о прошлом счастье и о воле.
 
 
Я открыл окно и сел на нем.
Ты спала… Я долго слушал жадно…
С поля пахло рожью и дождем,
Ночь была душиста и прохладна.
 
 
Что в душе тот голос пробудил,
Я не знаю… Но душа грустила,
И тебя так нежно я любил,
Как меня когда-то ты любила.
 

1899

Как светла, как нарядна весна!..

 
Как светла, как нарядна весна!
Погляди мне в глаза, как бывало,
И скажи: отчего ты грустна?
Отчего ты так ласкова стала?
 
 
Но молчишь ты, слаба, как цветок…
О молчи! Мне не надо признанья:
Я узнал эту ласку прощанья, —
Я опять одинок!
 

1899

Печаль ресниц, сияющих и черных

 
Печаль ресниц, сияющих и черных,
Алмазы слез, обильных, непокорных,
И вновь огонь небесных глаз,
Счастливых, радостных, смиренных, —
Все помню я… Но нет уж в мире нас,
Когда-то юных и блаженных!
Откуда же являешься ты мне?
Зачем же воскресаешь ты во сне,
Несрочной прелестью сияя,
И дивно повторяется восторг,
Та встреча, краткая, земная,
Что Бог нам дал и тотчас вновь расторг?
 

Еще утро не скоро, не скоро…

 
Еще утро не скоро, не скоро,
ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора —
предрассветная теплая мгла.
 
 
Еще ранние птицы не пели,
чуть сереют вверху небеса,
влажно-зелены темные ели,
пахнет летнею хвоей роса.
 
 
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
эта ночь – не воротится больше,
но легко пред разлукою нам…
 
 
Колокольчик в молчании бора
то замрет, то опять запоет…
Тихо ночь по долинам идет…
Еще утро, не скоро, не скоро.
 

1900

ДЯДЬКА

 
За окнами – снега, степная гладь и ширь,
На переплетах рам – следы ночной пурги…
Как тих и скучен дом! Как съежился снегирь
От стужи за окном. – Но вот слуга. Шаги.
 
 
По комнатам идет седой костлявый дед,
Несет вечерний чай: «Опять глядишь в углы?
Небось все писем ждешь, депеш да эстафет?
Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве – балы».
 
 
Смутясь, глядит барчук на строгие очки,
На седину бровей, на розовую плешь…
– Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,
Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!
 

Как дым, седая мгла мороза…

 
Как дым, седая мгла мороза
застыла в сумраке ночном.
Как привидение береза
стоит, серея за окном.
 
 
Таинственно в углах стемнело,
чуть светит печь, и чья-то тень
над всем простерлася несмело, —
грусть, провожающая день.
 
 
Грусть, разлитая на закате
в полупомеркнувшей золе,
и в тонком теплом аромате
сгоревших дров, и в полумгле.
 
 
И в тишине – такой угрюмой,
как будто бледный призрак дня
с какою-то глубокой думой
глядит сквозь сумрак на меня.
 

Качка слабых мучит и пьянит…

 
Качка слабых мучит и пьянит.
Круглое окошко поминутно
гасит, заливает хлябью мутной —
и трепещет, мечется магнит.
 
 
Но откуда б, в ветре и тумане,
ни швыряло пеной через борт,
верю – он опять поймает Nord,
крепко сплю, мотаясь на диване.
 
 
Не собьет меня с пути никто.
Некий Nord моей душою правит,
он меня в скитаньях не оставит,
он мне скажет, если что: не то!
 

Ветви кедра – вышивки зеленым…

 
Ветви кедра – вышивки зеленым
темным плюшем, свежим и густым,
а за плюшем кедра, за балконом —
сад прозрачный, легкий, точно дым:
 
 
Яблони и сизые дорожки,
изумрудно-яркая трава,
на березах – серые середки
и ветвей плакучих кружева.
 
 
А на кленах – дымчато-сквозная
с золотыми мушками вуаль,
а за ней – долинная, лесная,
голубая, тающая даль.
 

Рассыпался чертог из янтаря…

 
Рассыпался чертог из янтаря, —
из края в край сквозит аллея к дому.
Холодное дыханье сентября
разносит ветер по саду пустому.
 
 
Он заметает листьями фонтан,
взвевает их, внезапно налетая,
и, точно птиц испуганная стая,
кружат они среди сухих полян.
 
 
Порой к фонтану девушка приходит,
влача по листьям спущенную шаль,
и подолгу очей с него не сводит.
 
 
В ее лице – застывшая печаль,
по целым дням она, как призрак, бродит,
а дни летят. Им никого не жаль.
 

Осень. Чащи леса…

 
Осень. Чащи леса.
Мох сухих болот.
Озеро белесо.
Бледен небосвод.
 
 
Отцвели кувшинки,
и шафран отцвел.
Выбиты тропинки,
лес и пуст, и гол.
 
 
Только ты красива,
хоть давно суха,
в кочках у залива
старая ольха.
 
 
Женственно глядишься
в воду в полусне —
и засеребришься
прежде всех к весне.
 

С темной башни колокол уныло…

 
С темной башни колокол уныло
возвещает, что закат угас.
Вот и снова город ночь сокрыла
в мягкий сумрак от усталых глаз.
 
 
И нисходит кроткий час покоя
на дела людские. В вышине
грустно светят звезды. Все земное
смерть, как страж, обходит в тишине.
 
 
Улицей бредет она пустынной,
смотри в окна, где чернеет тьма
Всюду глухо. С важностью старинной
в переулках высятся дома.
 
 
Там в садах платаны зацветают,
нежно веет раннею весной,
а на окнах девушки мечтают,
упиваясь свежестью ночной.
 
 
И в молчанье только им не страшен
близкой смерти медленный дозор,
сонный город, думы черных башен
и часов задумчивый укор.
 

Нет солнца, но светлы пруды…

 
Нет солнца, но светлы пруды,
стоят зеркалами литыми,
и чаши недвижной воды
совсем бы казались пустыми,
но в них отразились сады.
 
 
Вот капля, как шляпка гвоздя,
упала – и, сотнями игол
затоны пруда бороздя,
сверкающий ливень запрыгал —
и сад зашумел от дождя.
 
 
И ветер, играя листвой,
смешал молодые березки,
и солнечный луч, как живой,
зажег задрожавшие блестки,
а лужи налил синевой
 
 
Вон радуга. Весело жить
и весело думать о небе,
о солнце, о зреющем хлебе
и счастьем простым дорожить;
 
 
С открытой бродить головой,
глядеть, как рассыпали дети
в беседке песок золотой
Иного нет счастья на свете.
 

На распутье в диком древнем поле…

 
На распутье в диком древнем поле
черный ворон на кресте сидит.
Заросла бурьяном степь на воле,
и в траве заржавел старый щит.
 
 
На распутье люди начертали
роковую надпись: «Путь прямой
много бед готовит, и едва ли
ты по нем воротишься домой.
 
 
Путь направо без коня оставит —
побредешь один и сир, и наг, —
а того, кто влево путь направит,
встретит смерть в незнаемых полях…»
 
 
Жутко мне! Вдали стоят могилы
В них былое дремлет вечным сном
«Отзовися, ворон чернокрылый!
Укажи мне путь в краю глухом»
 
 
Дремлет полдень. На тропах звериных
тлеют кости в травах. Три пути
вижу я в желтеющих равнинах
Но куда и как по ним идти!
 
 
Где равнина дикая граничит?
Кто, пугая чуткого коня,
в тишине из синей дали кличет
человечьим голосом меня?
 
 
И один я в поле, и отважно
жизнь зовет, а смерть в глаза глядит
Черный ворон сумрачно и важно,
полусонный, на кресте сидит.
 

Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет…

 
Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет;
Колокольчики ландышей в чаще зеленой цветут;
На рассвете в долинах теплом и черемухой веет,
Соловьи до рассвета поют.
 
 
Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы…
Все цветет и поет, молодые надежды тая…
О весенние зори и теплые майские росы!
О далекая юность моя!
 

1900

Осень листья темной краской метит…

 
Осень листья темной краской метит:
не уйти им от своей судьбы!
Но светло и нежно небо светит
сквозь нагие черные дубы,
 
 
что-то неземное обещает,
к тишине уводит от забот —
и опять, опять душа прощает
промелькнувший, обманувший год!
 

Ненастный день…

 
Ненастный день. Дорога прихотливо
уходит вдаль. Кругом все степь да степь.
Шумит трава дремотно и лениво,
немых могил сторожевая цепь
среди хлебов загадочно синеет,
кричат орлы, пустынный ветер веет
в задумчивых, тоскующих полях,
да тень от туч кочующих темнеет.
 
 
А путь бежит Не тот ли это шлях,
где Игоря обозы проходили
на синий Дон? Не в этих ли местах,
в глухую ночь, в яругах волки выли,
а днем орлы на медленных крылах
его в степи безбрежной провожали
и клектом псов на кости созывали,
грозя ему великою бедой?
– Гей, отзовись, степной орел седой!
Ответь мне, ветер буйный и тоскливый!
 
 
Безмолвна степь. Один ковыль сонливый
шуршит, склоняясь ровной чередой.
 

СУМЕРКИ

 
Всё – словно в полусне. Над серою водою
Сползает с гор туман, холодный и густой,
Под ним гудит прибой, зловеще расстилаясь,
А темных голых скал прибрежная стена,
В дымящийся туман погружена,
Лениво курится, во мгле небес теряясь.
 
 
Суров и дик ее могучий вид!
Под шум и гул морской она в дыму стоит,
Как неугасший жертвенник титанов,
И Ночь, спускаясь с гор, вступает точно в храм,
Где мрачный хор поет в седых клубах туманов
Торжественный хорал неведомым богам.
 

1900

Ночь печальна, как мечты мои…

 
Ночь печальна, как мечты мои.
Далеко в глухой степи широкой
Огонек мерцает одинокий…
В сердце много грусти и любви.
 
 
Но кому и как расскажешь ты,
Что зовет тебя, чем сердце полно!
– Путь далек, глухая степь безмолвна,
Ночь печальна, как мои мечты.
 

1900

НОЧЬ

 
Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и вечного. Вдали
Я вижу ночь: пески среди молчанья
И звездный свет над сумраком земли.
 
 
Как письмена, мерцают в тверди синей
Плеяды, Вега, Марс и Орион.
Люблю я их теченье над пустыней
И тайный смысл их царственных имен!
 
 
Как ныне я, мирьяды глаз следили
Их древний путь. И в глубине веков
Все, для кого они во тьме светили,
Исчезли в ней, как след среди песков:
 
 
Их было много, нежных и любивших,
И девушек, и юношей, и жен,
Ночей и звезд, прозрачно-серебривших
Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!
 
 
Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта
Юпитер озаряет небеса,
И в зеркале воды, до горизонта,
Столпом стеклянным светит полоса.
 
 
Прибрежья, где бродили тавро-скифы,
Уже не те, – лишь море в летний штиль
Все также сыплет ласково на рифы
Лазурно-фосфорическую пыль.
 
 
Но есть одно, что вечной красотою
Связует нас с отжившими. Была
Такая ж ночь – и к тихому прибою
Со мной на берег девушка пришла.
 
 
И не забыть мне этой ночи звездной,
Когда весь мир любил я для одной!
Пусть я живу мечтою бесполезной,
Туманной и обманчивой мечтой, —
 
 
Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и тайного, как сон.
Люблю ее за счастие слиянья
В одной любви с любовью всех времен!
 

1901

Гроза прошла над лесом стороною…

 
Гроза прошла над лесом стороною.
Был теплый дождь, в траве стоит вода…
Иду один тропинкою лесною,
И в синеве вечерней надо мною
Слезою светлой искриться звезда.
 
 
Иду – и вспоминается мерцанье
Мне звезд иных… глубокий мрак ресниц,
И ночь, и тучи жаркое дыханье,
И молодой грозы благоуханье,
И трепет замирающих зарниц…
 
 
Все пронеслось, как бурный вихрь весною,
И все в душе я сохраню, любя…
Слезою светлой блещет надо мною
Звезда весны за чащей кружевною…
Как я любил тебя!
 

1901

Спокойный взор, подобный взору лани…

 
Спокойный взор, подобный взору лани,
И все, что в нем так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой теперь уже в тумане.
 
 
А будут дни – угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
 

1901

Ночного неба свод далекий…

 
Ночного неба свод далекий
Весь в крупных звездах. Все молчит.
Лишь моря слышен шум глубокий
Да сердце трепетно стучит.
Стою, в тревоге ожиданья,
Исполнен радостных надежд…
И вот – шаги среди молчанья,
Шаги и легкий шум одежд!
И верю, и не верю счастью,
Гляжу с надеждою во тьму…
Ужель опять с блаженной страстью
Твои колени обниму?
Как ты, покорно и не споря,
Отдашься мне! Еще хранят
Твои одежды свежесть моря,
И в темноте сияет взгляд.
Нет, никогда уже не буду
С другой я счастлив! Эти дни
За мною следуют повсюду
И в сердце не умрут они.
Ты первого меня любила…
Никто, наперекор судьбе,
Не возвратит того, что было,
Не заменит меня тебе!
Люблю, исполнен тайной муки,
Люблю тебя, как светлый сон,
И каждый горький миг разлуки
Собою озаряет он.
И пусть в нем было все случайно, —
Благословляю день и час,
Когда навеки сладкой тайной
Судьба соединила нас!
 

1901

Что впереди? Счастливый долгий путь…

 
Что впереди? Счастливый долгий путь.