Страница:
Все пятисотки были благополучно разменены. Только с одной пятисоткой произошел казус: первая цифра в номере вышла меньше остальных. Красин ее забраковал, но посоветовал в шутку: "Вы ее не уничтожайте, спрячьте и сохраните для будущего Музея революции".
Пятисотка была заделана в бутылочку и закопана в определенном месте в Ахи-Ярви. Когда в 1934 году я разыскивал в Финляндии историко-революционные материалы, то с большим трудом нашел и откопал эту бутылочку. В настоящее время она хранится в Музее Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде.
Ввиду того что добывать оружие было крайне трудно, так как на это требовались огромные средства, а их не было, ЦК дал директиву наладить производство бомб. Мною были организованы мастерские для изготовления оболочек, лаборатории, закупка и транспорт из-за границы бикфордова шнура и запалов с гремучей ртутью. В этой, как тогда называли, "химической" работе Александр Михайлович проявил себя с еще большей энергией, неизменно сам принимал участие во всех рискованных предприятиях. Он получил ряд серьезнейших заданий: расширить получение материалов, в частности динамита, пикриновой кислоты, поставить опыты по взрыванию готовых бомб и т. п. В этом отношении имение Ахи-Ярви сослужило огромную службу боевой группе. Широко были поставлены лабораторные опыты, фабрикация пикриновой кислоты, в которой большое участие принимал Иван Иванович Березин ("Илья").
Динамит-"дядю", как его конспиративно называли, - Александр Михайлович в больших количествах добывал на складах Финляндии. Финские газеты того времени много говорили о таинственных исчезновениях динамита со складов, но ни разу никто не попался.
Постоянно производились опыты с метанием бомб. Александр Михайлович старался всегда присутствовать при этом и умолял дать ему попробовать метать.
Скоро Ахи-Ярви стало центральным местом хранения взрывчатых веществ и экспериментов с ними. Был организован целый ряд передаточных пунктов в близлежащих дачных местностях, главным образом по железнодорожной линии от станции Перки-Ярви до станции Куоккала.
Так продолжалось до начала реакции, когда партия была вынуждена ликвидировать боевую группу. Тогда началась не менее сложная и ответственная работа по очищению складов и подысканию долговременных хранилищ. И в этом деле Александр Михайлович проявил себя с исключительной энергией. Ахи-Ярви скрыло в своих лесах и укромных местах много всякого рода оружия и взрывчатых веществ. Вырывали склепы, в которые замуровывали ящики. На ящики настилали бревна, которые засыпали землей. Затем клали дерни мох, а сверху сажали деревья. Вокруг этих мест рубили лес и устраивали завалы из деревьев, чтобы трудно было до них добраться. Был случай, когда бревна такого хранилища подгнили и в яму провалилась корова, но местная полиция решила, что склад остался от давних времен, о чем и было сообщено в газетах. Так никто и не догадался о подлинном происхождении найденных снарядов и оружия.
Из своеобразных партийных заданий, которые выполнял Александр Михайлович, следует отметить его "женитьбу" на сестре фабриканта Шмидта, трагически погибшего в тюрьме во время Московского восстания в декабре 1905 года. Перед смертью Шмидт завещал свое состояние большевистской фракции РСДРП. Сестра его Елизавета Павловна хотела немедленно выполнить его волю, но, будучи несовершеннолетней, не могла этого сделать. По инициативе Л. Б. Красина, ЦК партии предложил ей устроить фиктивный брак, чтобы она попала под опеку "мужа", который передал бы партии полученное наследство. Елизавета Павловна согласилась.
Вначале кандидатом в "женихи" намечали меня, о чем сохранилось подтверждение в виде письма Л. Б. Красина Алексею Максимовичу Горькому и М. Ф. Андреевой. Вот выдержка из этого письма: "...придется убеждать Николая Евгеньевича жениться. Дело слишком важно, приходится всякую сентиментальность отбросить в сторону и прямо уговаривать Н. Е., так как мы не имеем другого кандидата. Важно, чтобы и Вы и Мария Федоровна прониклись этими доводами, так как без Вашего содействия я не уверен, чтобы нам удалось уговорить Г. Ф...." (Г. Ф. - "Герман Федорович" - кличка Н. Е. Буренина).
В конце концов по моему предложению остановились на Александре Михайловиче, который после некоторых колебаний согласился стать "женихом" и выехал в Женеву для выполнения задуманного.
Выбор пал на Александра Михайловича Игнатьева потому, что положение его очень этому благоприятствовало. Отец его был генерал, действительный статский советник, помещик, дворянин, и женитьба с внешней стороны была совершенно оправданна. Александр Михайлович выехал в Женеву. На заседании, на котором присутствовал Владимир Ильич Ленин, "смотрели жениха". Несмотря на его протесты ("Я привык к боевой деятельности, разрешите мне не жениться!"), вопрос был всё же решен положительно.
Начались окончательные переговоры с Елизаветой Павловной. Виктор Таратута-ее возлюбленный - старался никого не допускать к ней, указывая, что должен охранять ее спокойствие, ссылаясь главным образом на то, что она беременна и ей неудобно официально венчаться в церкви. Однако Елизавета Павловна при личном свидании дала свое согласие на всё, что от нее требовалось, и решено было венчаться в Париже, в русской посольской церкви.
Резкая перемена произошла в жизни Александра Михайловича. Из профессионального революционера, жившего напряженной жизнью, полной приключений, ежеминутного риска, ему сразу надо было переключиться на роль беспечного богача, прожигающего жизнь за границей. Только что он спасался от русских шпиков - и вдруг Париж, богатый отель, свидание с царским консулом. Но отступать нельзя было. Князь Кугушев, выхоленный царский чиновник, принял богатого жениха вне очереди. Поигрывая золотым браслетом, он усадил Александра Михайловича в кресло в своем роскошном кабинете. Прежде всего он поинтересовался, знает ли Игнатьев Париж.
- Какие женщины! Какие лошади! Цветы! Пальчики оближете! Хотите, я буду вашим чичероне? Такие местечки покажу...
Александр Михайлович ответил, что все перечисленные соблазны его мало интересуют.
- Мне интересны музеи, театры, опера... Консул взял другой тон:
- А, понимаю, вы ме-це-нат, - протянул он. - Но почему вы женитесь на купчихе? - В тоне консула прозвучало презрение.
Очень хотелось Александру Михайловичу поколотить вылощенного князя, но надо было выдержать свою роль до конца. Жившие в Париже товарищи немедленно приняли участие в общем деле. Так, например, один из них, Саша Волковысский, ранее энергично работавший в боевой группе и бежавший от жандармов в Париж, взял на себя заботу приодеть "жениха". Он повел его к лучшему портному.
Александру Михайловичу было неловко от проявленного к нему необычайного почтения. Француз обхаживал его со всех сторон, не знал, где и как посадить, расспрашивал о его капризах, стремился пойти навстречу малейшей прихоти заказчика. Александр Михайлович не понимал, почему ему оказывается такое внимание и, только получив шикарное пальто и сюртук, случайно выяснил причину любезности портного. Во внутренних карманах были вшиты ленточки с напечатанными на них фамилией владельца фирмы и именем заказчика: "Compte Ignatieff" ("Граф Игнатьев").
Волковысский, так отрекомендовавший портному заказчика, сконфуженно объяснил, что ведь ничего плохого в этом нет, - он посоветовался с товарищами, и они решили, что "для дела хорошо, и портному удовольствие".
Владимир Ильич Ленин принимал живое участие в этом деле. Александр Михайлович ездил к нему в Женеву. Владимир Ильич давал советы, как надо держать себя.
Венчание происходило по всем правилам в посольской церкви. Шафером был Михайлов, известный в подполье как "Дядя Миша". Будучи еще студентом, он был приглашен репетитором к детям фабриканта Шмидта, и благодаря ему они прониклись революционными идеями.
При венчании произошел курьез. Когда священнику пришло время сказать "поцелуйтесь", он посмотрел на Елизавету Павловну и сказал:
- Вы, очевидно, уже раньше поцеловались, но это ничего. Господь бог благословит ваш брак.
Родившийся впоследствии младенец, так же как и последующие дети, получил фамилию Игнатьев.
Для видимости на имя Александра Михайловича была снята и хорошо обставлена квартира в четыре-пять комнат, а Виктор Таратута числился "другом дома", что для Парижа вполне естественно.
Фактически Александр Михайлович жил в каком-то захолустном доме, в комнатушке на седьмом этаже. У него постоянно ночевали товарищи, эмигрировавшие из России.
Следует отметить, что некоторые проекты Александра Михайловича, как человека увлекающегося, отличались и авантюризмом. Таким был проект похищения Николая II из Нового Петергофа.
Царский конвой состоял из уроженцев Кубани, главным образом из потомков запорожских казаков. Жили они в Новом Петергофе обособленно от всего остального населения. Надо сказать, что у конвойных царя были свои претензии к царскому двору. Их чувства страдали от того, что на высшие командные должности в казачьих войсках назначались представители русского дворянства, в том числе выходцы из остзейских баронов, причем они особыми актами вносились в списки казаков той или иной станицы.
До казаков доходили слухи, что молодая царица, немка по национальности, покровительствует немцам, делает их командирами, губернаторами. Конвойные были убеждены, что всё это делается без ведома царя, и хотели использовать свою близость ко двору, чтобы открыть царю глаза на всё.
Один из знакомых Александра Михайловича Игнатьева - Владимир Александрович Наумов - служил в конвое и предложил использовать настроение казаков для революционных целей.
Александр Михайлович говорил, что конвойные ему очень нравятся, что это самые красивые люди в Петербурге. С увлечением рассказывал он, как красавцы-конвойные, собирая к себе на "круг" окрестных кухарок и горничных, пели свои казацкие песни, танцевали лезгинку, гопак. Описывал их лица оливкового цвета, носы с горбинкой, белые зубы, блестевшие при улыбке. Постепенно Александр Михайлович завоевал доверие конвойных, которые охотно рассказывали ему о своей жизни. Они жаловались на "немчуру", говорили о том, как презирают сновавших вокруг сыщиков. При случае конвойные били этих сыщиков смертным боем. "Эти сволочи переодеваются, - заявляли конвойные. Подумаешь, барин с тросточкой, а мы грудью стоим за царя, сутками с коня не слезаем".
Среди казаков образовалась инициативная группа, решившая приступить к действиям На эту группу и думал опереться Наумов через знакомого казака. Отец Наумова был начальником почтово-телеграфной конторы на даче "ее величества", и квартира их входила в так называемую полосу оцепления. На дежурстве у Наумова постоянно находилось несколько казаков, и таким образом весь конвой хорошо знал его сыновей.
Возник такой план: написать воззвание к казакам, что царь-де обманут царицей, министрами-немцами, которые хотят его погубить, чтобы бесконтрольно править Россией. Необходимо раскрыть царю глаза. Это должны сделать казаки конвоя, как наиболее близко к нему стоящие. Так как он может им не поверить и остаться в угрожающей его жизни обстановке, то надо его "уворовать", спрятать в надежном месте и рассказать обо всем происходящем.
Дворец со службами и окружающим парком был днем и ночью оцеплен конвоем. Ввиду того что братья Наумовы, так же как и дети некоторых других дворцовых служащих, сочувствовали революции, имелась возможность группе революционеров проникнуть в полосу оцепления и, находясь там, привести свой план в исполнение.
Рассчитывали на то, что воззвание вызовет возмущение казаков против высших начальников конвоя и требование удалить этих чуждых им офицеров-аристократов. В назначенный день инициативная группа должна была занять дежурные посты и захватить в свои руки царя.
К этому времени намечали приготовить буер, лучший в Новом Петергофе, принадлежавший сыну одного из дворцовых служащих. Группа революционеров должна была отбить у казаков царя, посадить его на буер и доставить в течение нескольких минут к берегам Финляндии, где уже ждали бы лошади из имения Ахи-Ярви.
Недалеко от Ахи-Ярви, в глубоком лесу, находился дачный участок некоего Денисова, с сыном которого, анархистом, Александр Михайлович сговорился снять дачу для революционных целей, не говоря, для каких. Для всех окружающих, как и для отца Денисова, на даче должна была поселиться семья, один из членов которой был буйно помешанный, чтобы таким образом можно было избежать посещения любопытных. О присутствии на даче помешанного было предварительно переговорено и с полицейским в Кивинапа (чтобы не было, как ему было сказано, "недоразумений").
Прежде чем приступить к осуществлению этого проекта, Александр Михайлович обратился за разрешением к Владимиру Ильичу. Ленин передал Александру Михайловичу свое категорическое запрещение, заявив: "Не время тратить на авантюры силы, которые пригодятся на планомерную работу".
Это не помешало, однако, Владимиру Ильичу с большим уважением относиться к А. М. Игнатьеву.
Как известно, А. М. Игнатьев проявил себя и как талантливый изобретатель. В годы первой мировой войны, находясь в армии на передовых позициях, он сконструировал оригинальный прицельный прибор для стрельбы по воздушным целям. В то время царская армия подобными приборами не располагала. Огонь по самолетам противника вели с помощью обычных полковых пушек, которые были установлены на деревянных поворотных кругах, сколоченных из шпал. Эти пушки стреляли без специальных прицелов и никакого вреда вражеским самолетам не причиняли.
Казалось бы, командование царской армии должно было ухватиться за изобретение Игнатьева. Началась, однако, обычная волокита, представлявшая собой прямое предательство. Только к концу 1916 года аппарат, сконструированный Игнатьевым, был изготовлен кустарным способом. Главное артиллерийское управление царской армии наконец рассмотрело его и признало самым лучшим из всех зенитных прицелов, известных в то время. К изготовлению таких прицелов собирались приступать на Петроградском артиллерийском заводе. Но так и не собрались. Лишь после победы Октябрьской революции взялись за это дело.
Еще до Октября Александр Михайлович говорил товарищам, что его прибор понадобится социалистической республике для обороны от вражеской авиации. Его слова оправдались. Изобретением А.М. Игнатьева заинтересовался Владимир Ильич Ленин. Среди бумаг Александра Михайловича уже после его смерти мною был найден следующий документ, подписанный Владимиром Ильичом:
"Тов. Аралову (или его заместителю).
Податель - тов. Александр Михайлович Игнатьев, о котором я с Вами говорил. Всё и быстро сделайте для него" (ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 6961).
Семен Иванович Аралов был заведующим оперативным отделом Реввоенсовета республики. В записке В. И. Ленина идет речь о том, чтобы Александру Михайловичу Игнатьеву была оказана всемерная помощь в развитии и реализации его изобретения. Воодушевленный поддержкой Ильича, изобретатель принялся за работу.
В известных воспоминаниях А. М. Горького "В. И. Ленин" рассказывается о том, как Владимир Ильич встретился с А. М. Игнатьевым в Главном артиллерийском управлении:
"В сумрачной комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди. Среди них скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной. Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его минуты две, три, одобрительно сказал: "Гм-гм!"- и начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики:
- А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма, устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов орудий автоматически с показаниями механизма?
Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, - изобретатель и генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель рассказывал мне:
- Я сообщил моим генералам, что приедете вы с товарищем, но умолчал, кто-товарищ. Они не узнали Ильича да, вероятно, и не могли себе представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: "Это техник, профессор? Ленин?" Страшно удивились: "Как? Не похоже! И-позвольте-откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как человек технически сведущий! Мистификация!" Кажется, так и не поверили, что у них был именно Ленин...
А Ленин по дороге из ГАУ... говорил об изобретателе:
- Ведь вот как можно ошибаться в оценке человека! Я знал, что это старый честный товарищ, но - из тех, что звезд с неба не хватают. А он как раз именно на это и оказался годен. Молодчина! Нет, генералы-то как окрысились на меня, когда я выразил сомнение в практической ценности аппарата! А я нарочно сделал это, - хотелось знать, как именно они оценивают эту остроумную штуку.
Залился смехом, потом спросил:
- Говорите, у И. есть еще изобретение? В чем дело? Нужно, чтоб он ничем иным не занимался. Эх, если бы у нас была возможность поставить всех этих техников в условия, идеальные для их работы! Через двадцать пять лет Россия была бы передовой страной мира!"
В дальнейшем широко развернулась изобретательская деятельность А. М. Игнатьева. В 1926 году он сконструировал самозатачивающийся режущий инструмент, получивший мировое признание. Александру Михайловичу принадлежат и другие важные изобретения.
Послесловие
С. Полесьев
Большая жизнь
Мне довелось часто видеть Николая Евгеньевича Буренина в последние годы его жизни, подолгу беседовать с ним, быть свидетелем его многочисленных встреч с молодежью. Я помню, как затихала взволнованная аудитория, когда этот седой человек с усталым лицом начинал свою неторопливую речь.
Однажды студенты попросили Буренина рассказать о каком-нибудь дне, особенно запечатлевшемся в его памяти. Николай Евгеньевич задумался. И вспомнил далекий-далекий осенний день, перрон Финляндского вокзала, квартиру на Можайской улице.
...8 ноября 1905 года Владимир Ильич вернулся в Петербург из Женевы. О его предстоящем приезде знали только несколько человек, члены Центрального Комитета. Но и они не могли встретить Ленина на вокзале, надо было строго соблюдать требования конспирации.
Когда Владимир Ильич вышел на перрон, к нему шагнул, крепко пожал ему руку одетый с иголочки, весьма респектабельный господин Ленин сразу узнал его:
- Здравствуйте, Герман Федорович. Очень рад вас видеть. В Питере встречаться приятнее, чем в Женеве.
Вместе они вышли на площадь, сели в пролетку и направились в сторону Невского. Пролетка остановилась на тихой Можайской улице, у дома номер восемь. Сопровождаемый "Германом Федоровичем", Ленин вошел в мрачноватый подъезд, поднялся на четвертый этаж.
Навсегда запомнил "Герман Федорович" эти минуты, проведенные с Лениным. Он едва успевал отвечать на вопросы Владимира Ильича, рассказывал о стачке на Семянниковском, о волнениях на Ижорском, о новой забастовке на Балтийском. Ленин жадно слушал. Он был счастлив, что вырвался из постылой эмиграции, из "проклятого женевского далека" в кипящий, революционный Питер.
В доме на Можайской жила сестра "Германа Федоровича". От политики она была далека, но с детских лет питала горячую привязанность к брату и готова была оказать ему любую услугу. В ее квартире хранилась нелегальная литература, встречались большевики-подпольщики.
"Герман Федорович", "Герман", "Виктор Петрович", "Том", "Борис Иванович"... Таковы были конспиративные имена Николая Евгеньевича Буренина, человека необычной и яркой судьбы, профессионального революционера, активного работника большевистской партии.
Незадолго до смерти Буренина его навестила Елена Дмитриевна Стасова, приехавшая на несколько дней из Москвы в Ленинград. Они встретились в квартире на Рузовской улице, где
Буренин прожил всю свою жизнь. Когда-то Елена Стасова приходила в эту квартиру, чтобы "нагрузиться" нелегальной литературой, которую нужно было доставить куда-нибудь за Невскую заставу или на Выборгскую сторону. И вот та же квартира на Рузовской спустя шесть десятилетий. В этот вечер здесь вновь и вновь звучал вопрос, сопровождающий обычно беседу старых друзей после долгой разлуки: "А помните?"
Вспомнили, конечно, музыкальные четверги на Фурштадской, в квартире Дмитрия Васильевича Стасова, старшины присяжных поверенных Петербурга. Оказывается, за этими вечерами царская охранка вела пристальное наблюдение. Охранное отделение докладывало министру внутренних дел в одном из секретных донесений: "Квартира семейства Стасовых часто стала служить местом собраний неблагонадежных лиц, в присутствии которых, под видом семейных вечеринок, производилось чтение лекций и рефератов с денежными сборами в пользу различных революционных фондов". И в первую очередь охранников, конечно, интересовала дочь Дмитрия Васильевича-учительница воскресной рабочей школы Елена Стасова. "Стасова,- говорилось в этом донесении, - известна Департаменту полиции еще с 1896 года по принадлежности своей к организовавшемуся в столице подпольному сообществу, именовавшемуся "Союзом борьбы за освобождение рабочего класса"".
Под влиянием Елены Стасовой Буренин вступил на трудный и опасный путь революционной борьбы. Интересы партии требовали, чтобы он не порывал связи со средой, в которой жил ранее. В кругу многочисленных знакомых, в светских петербургских салонах Николай Буренин оставался все тем же склонным к филантропии и либерализму молодым барином, музыкантом, художником, поэтической натурой. Но и музыка и живопись отошли в его жизни на задний план. Он переправлял через Финляндию в Петербург ленинскую "Искру", ведал подпольными типографиями, складами литературы, явочными квартирами. Он выполнял и другие ответственные задания партии.
В мае 1905 года, в день окончания работы Третьего съезда партии, собрался вновь избранный Центральный Комитет. Об этом заседании ЦК напоминает документ, написанный рукой Ленина. Владимир Ильич перечислил товарищей, которым ЦК поручает в дни подготовки к вооруженному восстанию "технику, транспорт и кассу". Среди людей, упомянутых Лениным, мы видим наряду с "Винтером" - "ответственным техником, финансистом и транспортером", "Латышевым" - "ответственным распорядителем техники всей, транспорта внешнего и внутреннего" также и "Бориса Ивановича". "Винтер" это Л. Б. Красин, "Латышев" - М. М. Литвинов, а "Борис Иванович" - Н. Е. Буренин.
Прошел месяц после съезда партии, и Буренин выехал в Женеву, к Владимиру Ильичу. Надо было решить вопросы, связанные с вооружением боевых рабочих дружин, с транспортировкой литературы. Через всю свою долгую жизнь пронес Николай Евгеньевич память об июньском дне 1905 года, когда он впервые встретился с Лениным.
Буренин покинул Женеву, а Надежда Константиновна Крупская направила Е. Д. Стасовой, в то время секретарю Петербургского комитета партии, зашифрованное письмо. "Борис Иванович был,- сказано в письме,- и, кажется, кое-что удастся устроить".
В те же дни Е. Д. Стасова писала В. И. Ленину и Н. К. Крупской о транспортировке литературы из Швейцарии в Петербург: "Пожалуйста, пошлите немедленно, если только средства позволят, по всем тем адресам, которые Вам оставил Том (Герман). Дело в том, что если Вы пошлете всё сразу, то всё будет привезено на специальной яхте и мы получим все очень быстро (насколько я помню, речь шла о 500 килограммах)".
В августе 1905 года Н. Е. Буренин доложил на заседании Центрального Комитета о принятых им мерах для приобретения оружия и транспортировки литературы в Россию. А спустя несколько дней он отправил подробный отчет в Женеву В. И. Ленину. Буренин сообщал Владимиру Ильичу о том, как работают созданные на окраинах Питера конспиративные мастерские по производству оружия и боеприпасов для рабочих дружин. Дело это было сопряжено с огромными трудностями. "Для окончательного приготовления бомб нет самого существенного - запалов, - писал Буренин. - Остановка за капсюлями гремучей ртути по два-три грамма и за бикфордовым шнуром. Не можете ли посоветовать, как быть?.. Вы, наверное, знаете, что у нас есть свои мастерские. И всё скоро остановится за отсутствием запалов".
По поручению Центрального Комитета Буренин выехал в Париж. Он закупил там бикфордов шнур и запалы. В своих воспоминаниях Николай Евгеньевич рассказывает о боевиках-транспортерах, людях героического подвига, перевозивших оружие из-за границы в Россию.
Десятки лет дружбы связывали Н. Е. Буренина с Алексеем Максимовичем Горьким. В начале 1906 года, когда Горькому угрожали репрессии за участие в Декабрьском вооруженном восстании в Москве и он нелегально выехал в Финляндию, Буренин организовал охрану писателя от царских ищеек. Весной 1906 года А. М. Горький выехал по поручению партии в Соединенные Штаты Америки. Нужен был человек, который был бы ему надежным помощником в этой поездке. Выбор Центрального Комитета партии пал на Буренина.
Пятисотка была заделана в бутылочку и закопана в определенном месте в Ахи-Ярви. Когда в 1934 году я разыскивал в Финляндии историко-революционные материалы, то с большим трудом нашел и откопал эту бутылочку. В настоящее время она хранится в Музее Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде.
Ввиду того что добывать оружие было крайне трудно, так как на это требовались огромные средства, а их не было, ЦК дал директиву наладить производство бомб. Мною были организованы мастерские для изготовления оболочек, лаборатории, закупка и транспорт из-за границы бикфордова шнура и запалов с гремучей ртутью. В этой, как тогда называли, "химической" работе Александр Михайлович проявил себя с еще большей энергией, неизменно сам принимал участие во всех рискованных предприятиях. Он получил ряд серьезнейших заданий: расширить получение материалов, в частности динамита, пикриновой кислоты, поставить опыты по взрыванию готовых бомб и т. п. В этом отношении имение Ахи-Ярви сослужило огромную службу боевой группе. Широко были поставлены лабораторные опыты, фабрикация пикриновой кислоты, в которой большое участие принимал Иван Иванович Березин ("Илья").
Динамит-"дядю", как его конспиративно называли, - Александр Михайлович в больших количествах добывал на складах Финляндии. Финские газеты того времени много говорили о таинственных исчезновениях динамита со складов, но ни разу никто не попался.
Постоянно производились опыты с метанием бомб. Александр Михайлович старался всегда присутствовать при этом и умолял дать ему попробовать метать.
Скоро Ахи-Ярви стало центральным местом хранения взрывчатых веществ и экспериментов с ними. Был организован целый ряд передаточных пунктов в близлежащих дачных местностях, главным образом по железнодорожной линии от станции Перки-Ярви до станции Куоккала.
Так продолжалось до начала реакции, когда партия была вынуждена ликвидировать боевую группу. Тогда началась не менее сложная и ответственная работа по очищению складов и подысканию долговременных хранилищ. И в этом деле Александр Михайлович проявил себя с исключительной энергией. Ахи-Ярви скрыло в своих лесах и укромных местах много всякого рода оружия и взрывчатых веществ. Вырывали склепы, в которые замуровывали ящики. На ящики настилали бревна, которые засыпали землей. Затем клали дерни мох, а сверху сажали деревья. Вокруг этих мест рубили лес и устраивали завалы из деревьев, чтобы трудно было до них добраться. Был случай, когда бревна такого хранилища подгнили и в яму провалилась корова, но местная полиция решила, что склад остался от давних времен, о чем и было сообщено в газетах. Так никто и не догадался о подлинном происхождении найденных снарядов и оружия.
Из своеобразных партийных заданий, которые выполнял Александр Михайлович, следует отметить его "женитьбу" на сестре фабриканта Шмидта, трагически погибшего в тюрьме во время Московского восстания в декабре 1905 года. Перед смертью Шмидт завещал свое состояние большевистской фракции РСДРП. Сестра его Елизавета Павловна хотела немедленно выполнить его волю, но, будучи несовершеннолетней, не могла этого сделать. По инициативе Л. Б. Красина, ЦК партии предложил ей устроить фиктивный брак, чтобы она попала под опеку "мужа", который передал бы партии полученное наследство. Елизавета Павловна согласилась.
Вначале кандидатом в "женихи" намечали меня, о чем сохранилось подтверждение в виде письма Л. Б. Красина Алексею Максимовичу Горькому и М. Ф. Андреевой. Вот выдержка из этого письма: "...придется убеждать Николая Евгеньевича жениться. Дело слишком важно, приходится всякую сентиментальность отбросить в сторону и прямо уговаривать Н. Е., так как мы не имеем другого кандидата. Важно, чтобы и Вы и Мария Федоровна прониклись этими доводами, так как без Вашего содействия я не уверен, чтобы нам удалось уговорить Г. Ф...." (Г. Ф. - "Герман Федорович" - кличка Н. Е. Буренина).
В конце концов по моему предложению остановились на Александре Михайловиче, который после некоторых колебаний согласился стать "женихом" и выехал в Женеву для выполнения задуманного.
Выбор пал на Александра Михайловича Игнатьева потому, что положение его очень этому благоприятствовало. Отец его был генерал, действительный статский советник, помещик, дворянин, и женитьба с внешней стороны была совершенно оправданна. Александр Михайлович выехал в Женеву. На заседании, на котором присутствовал Владимир Ильич Ленин, "смотрели жениха". Несмотря на его протесты ("Я привык к боевой деятельности, разрешите мне не жениться!"), вопрос был всё же решен положительно.
Начались окончательные переговоры с Елизаветой Павловной. Виктор Таратута-ее возлюбленный - старался никого не допускать к ней, указывая, что должен охранять ее спокойствие, ссылаясь главным образом на то, что она беременна и ей неудобно официально венчаться в церкви. Однако Елизавета Павловна при личном свидании дала свое согласие на всё, что от нее требовалось, и решено было венчаться в Париже, в русской посольской церкви.
Резкая перемена произошла в жизни Александра Михайловича. Из профессионального революционера, жившего напряженной жизнью, полной приключений, ежеминутного риска, ему сразу надо было переключиться на роль беспечного богача, прожигающего жизнь за границей. Только что он спасался от русских шпиков - и вдруг Париж, богатый отель, свидание с царским консулом. Но отступать нельзя было. Князь Кугушев, выхоленный царский чиновник, принял богатого жениха вне очереди. Поигрывая золотым браслетом, он усадил Александра Михайловича в кресло в своем роскошном кабинете. Прежде всего он поинтересовался, знает ли Игнатьев Париж.
- Какие женщины! Какие лошади! Цветы! Пальчики оближете! Хотите, я буду вашим чичероне? Такие местечки покажу...
Александр Михайлович ответил, что все перечисленные соблазны его мало интересуют.
- Мне интересны музеи, театры, опера... Консул взял другой тон:
- А, понимаю, вы ме-це-нат, - протянул он. - Но почему вы женитесь на купчихе? - В тоне консула прозвучало презрение.
Очень хотелось Александру Михайловичу поколотить вылощенного князя, но надо было выдержать свою роль до конца. Жившие в Париже товарищи немедленно приняли участие в общем деле. Так, например, один из них, Саша Волковысский, ранее энергично работавший в боевой группе и бежавший от жандармов в Париж, взял на себя заботу приодеть "жениха". Он повел его к лучшему портному.
Александру Михайловичу было неловко от проявленного к нему необычайного почтения. Француз обхаживал его со всех сторон, не знал, где и как посадить, расспрашивал о его капризах, стремился пойти навстречу малейшей прихоти заказчика. Александр Михайлович не понимал, почему ему оказывается такое внимание и, только получив шикарное пальто и сюртук, случайно выяснил причину любезности портного. Во внутренних карманах были вшиты ленточки с напечатанными на них фамилией владельца фирмы и именем заказчика: "Compte Ignatieff" ("Граф Игнатьев").
Волковысский, так отрекомендовавший портному заказчика, сконфуженно объяснил, что ведь ничего плохого в этом нет, - он посоветовался с товарищами, и они решили, что "для дела хорошо, и портному удовольствие".
Владимир Ильич Ленин принимал живое участие в этом деле. Александр Михайлович ездил к нему в Женеву. Владимир Ильич давал советы, как надо держать себя.
Венчание происходило по всем правилам в посольской церкви. Шафером был Михайлов, известный в подполье как "Дядя Миша". Будучи еще студентом, он был приглашен репетитором к детям фабриканта Шмидта, и благодаря ему они прониклись революционными идеями.
При венчании произошел курьез. Когда священнику пришло время сказать "поцелуйтесь", он посмотрел на Елизавету Павловну и сказал:
- Вы, очевидно, уже раньше поцеловались, но это ничего. Господь бог благословит ваш брак.
Родившийся впоследствии младенец, так же как и последующие дети, получил фамилию Игнатьев.
Для видимости на имя Александра Михайловича была снята и хорошо обставлена квартира в четыре-пять комнат, а Виктор Таратута числился "другом дома", что для Парижа вполне естественно.
Фактически Александр Михайлович жил в каком-то захолустном доме, в комнатушке на седьмом этаже. У него постоянно ночевали товарищи, эмигрировавшие из России.
Следует отметить, что некоторые проекты Александра Михайловича, как человека увлекающегося, отличались и авантюризмом. Таким был проект похищения Николая II из Нового Петергофа.
Царский конвой состоял из уроженцев Кубани, главным образом из потомков запорожских казаков. Жили они в Новом Петергофе обособленно от всего остального населения. Надо сказать, что у конвойных царя были свои претензии к царскому двору. Их чувства страдали от того, что на высшие командные должности в казачьих войсках назначались представители русского дворянства, в том числе выходцы из остзейских баронов, причем они особыми актами вносились в списки казаков той или иной станицы.
До казаков доходили слухи, что молодая царица, немка по национальности, покровительствует немцам, делает их командирами, губернаторами. Конвойные были убеждены, что всё это делается без ведома царя, и хотели использовать свою близость ко двору, чтобы открыть царю глаза на всё.
Один из знакомых Александра Михайловича Игнатьева - Владимир Александрович Наумов - служил в конвое и предложил использовать настроение казаков для революционных целей.
Александр Михайлович говорил, что конвойные ему очень нравятся, что это самые красивые люди в Петербурге. С увлечением рассказывал он, как красавцы-конвойные, собирая к себе на "круг" окрестных кухарок и горничных, пели свои казацкие песни, танцевали лезгинку, гопак. Описывал их лица оливкового цвета, носы с горбинкой, белые зубы, блестевшие при улыбке. Постепенно Александр Михайлович завоевал доверие конвойных, которые охотно рассказывали ему о своей жизни. Они жаловались на "немчуру", говорили о том, как презирают сновавших вокруг сыщиков. При случае конвойные били этих сыщиков смертным боем. "Эти сволочи переодеваются, - заявляли конвойные. Подумаешь, барин с тросточкой, а мы грудью стоим за царя, сутками с коня не слезаем".
Среди казаков образовалась инициативная группа, решившая приступить к действиям На эту группу и думал опереться Наумов через знакомого казака. Отец Наумова был начальником почтово-телеграфной конторы на даче "ее величества", и квартира их входила в так называемую полосу оцепления. На дежурстве у Наумова постоянно находилось несколько казаков, и таким образом весь конвой хорошо знал его сыновей.
Возник такой план: написать воззвание к казакам, что царь-де обманут царицей, министрами-немцами, которые хотят его погубить, чтобы бесконтрольно править Россией. Необходимо раскрыть царю глаза. Это должны сделать казаки конвоя, как наиболее близко к нему стоящие. Так как он может им не поверить и остаться в угрожающей его жизни обстановке, то надо его "уворовать", спрятать в надежном месте и рассказать обо всем происходящем.
Дворец со службами и окружающим парком был днем и ночью оцеплен конвоем. Ввиду того что братья Наумовы, так же как и дети некоторых других дворцовых служащих, сочувствовали революции, имелась возможность группе революционеров проникнуть в полосу оцепления и, находясь там, привести свой план в исполнение.
Рассчитывали на то, что воззвание вызовет возмущение казаков против высших начальников конвоя и требование удалить этих чуждых им офицеров-аристократов. В назначенный день инициативная группа должна была занять дежурные посты и захватить в свои руки царя.
К этому времени намечали приготовить буер, лучший в Новом Петергофе, принадлежавший сыну одного из дворцовых служащих. Группа революционеров должна была отбить у казаков царя, посадить его на буер и доставить в течение нескольких минут к берегам Финляндии, где уже ждали бы лошади из имения Ахи-Ярви.
Недалеко от Ахи-Ярви, в глубоком лесу, находился дачный участок некоего Денисова, с сыном которого, анархистом, Александр Михайлович сговорился снять дачу для революционных целей, не говоря, для каких. Для всех окружающих, как и для отца Денисова, на даче должна была поселиться семья, один из членов которой был буйно помешанный, чтобы таким образом можно было избежать посещения любопытных. О присутствии на даче помешанного было предварительно переговорено и с полицейским в Кивинапа (чтобы не было, как ему было сказано, "недоразумений").
Прежде чем приступить к осуществлению этого проекта, Александр Михайлович обратился за разрешением к Владимиру Ильичу. Ленин передал Александру Михайловичу свое категорическое запрещение, заявив: "Не время тратить на авантюры силы, которые пригодятся на планомерную работу".
Это не помешало, однако, Владимиру Ильичу с большим уважением относиться к А. М. Игнатьеву.
Как известно, А. М. Игнатьев проявил себя и как талантливый изобретатель. В годы первой мировой войны, находясь в армии на передовых позициях, он сконструировал оригинальный прицельный прибор для стрельбы по воздушным целям. В то время царская армия подобными приборами не располагала. Огонь по самолетам противника вели с помощью обычных полковых пушек, которые были установлены на деревянных поворотных кругах, сколоченных из шпал. Эти пушки стреляли без специальных прицелов и никакого вреда вражеским самолетам не причиняли.
Казалось бы, командование царской армии должно было ухватиться за изобретение Игнатьева. Началась, однако, обычная волокита, представлявшая собой прямое предательство. Только к концу 1916 года аппарат, сконструированный Игнатьевым, был изготовлен кустарным способом. Главное артиллерийское управление царской армии наконец рассмотрело его и признало самым лучшим из всех зенитных прицелов, известных в то время. К изготовлению таких прицелов собирались приступать на Петроградском артиллерийском заводе. Но так и не собрались. Лишь после победы Октябрьской революции взялись за это дело.
Еще до Октября Александр Михайлович говорил товарищам, что его прибор понадобится социалистической республике для обороны от вражеской авиации. Его слова оправдались. Изобретением А.М. Игнатьева заинтересовался Владимир Ильич Ленин. Среди бумаг Александра Михайловича уже после его смерти мною был найден следующий документ, подписанный Владимиром Ильичом:
"Тов. Аралову (или его заместителю).
Податель - тов. Александр Михайлович Игнатьев, о котором я с Вами говорил. Всё и быстро сделайте для него" (ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 6961).
Семен Иванович Аралов был заведующим оперативным отделом Реввоенсовета республики. В записке В. И. Ленина идет речь о том, чтобы Александру Михайловичу Игнатьеву была оказана всемерная помощь в развитии и реализации его изобретения. Воодушевленный поддержкой Ильича, изобретатель принялся за работу.
В известных воспоминаниях А. М. Горького "В. И. Ленин" рассказывается о том, как Владимир Ильич встретился с А. М. Игнатьевым в Главном артиллерийском управлении:
"В сумрачной комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди. Среди них скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной. Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его минуты две, три, одобрительно сказал: "Гм-гм!"- и начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики:
- А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма, устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов орудий автоматически с показаниями механизма?
Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, - изобретатель и генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель рассказывал мне:
- Я сообщил моим генералам, что приедете вы с товарищем, но умолчал, кто-товарищ. Они не узнали Ильича да, вероятно, и не могли себе представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: "Это техник, профессор? Ленин?" Страшно удивились: "Как? Не похоже! И-позвольте-откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как человек технически сведущий! Мистификация!" Кажется, так и не поверили, что у них был именно Ленин...
А Ленин по дороге из ГАУ... говорил об изобретателе:
- Ведь вот как можно ошибаться в оценке человека! Я знал, что это старый честный товарищ, но - из тех, что звезд с неба не хватают. А он как раз именно на это и оказался годен. Молодчина! Нет, генералы-то как окрысились на меня, когда я выразил сомнение в практической ценности аппарата! А я нарочно сделал это, - хотелось знать, как именно они оценивают эту остроумную штуку.
Залился смехом, потом спросил:
- Говорите, у И. есть еще изобретение? В чем дело? Нужно, чтоб он ничем иным не занимался. Эх, если бы у нас была возможность поставить всех этих техников в условия, идеальные для их работы! Через двадцать пять лет Россия была бы передовой страной мира!"
В дальнейшем широко развернулась изобретательская деятельность А. М. Игнатьева. В 1926 году он сконструировал самозатачивающийся режущий инструмент, получивший мировое признание. Александру Михайловичу принадлежат и другие важные изобретения.
Послесловие
С. Полесьев
Большая жизнь
Мне довелось часто видеть Николая Евгеньевича Буренина в последние годы его жизни, подолгу беседовать с ним, быть свидетелем его многочисленных встреч с молодежью. Я помню, как затихала взволнованная аудитория, когда этот седой человек с усталым лицом начинал свою неторопливую речь.
Однажды студенты попросили Буренина рассказать о каком-нибудь дне, особенно запечатлевшемся в его памяти. Николай Евгеньевич задумался. И вспомнил далекий-далекий осенний день, перрон Финляндского вокзала, квартиру на Можайской улице.
...8 ноября 1905 года Владимир Ильич вернулся в Петербург из Женевы. О его предстоящем приезде знали только несколько человек, члены Центрального Комитета. Но и они не могли встретить Ленина на вокзале, надо было строго соблюдать требования конспирации.
Когда Владимир Ильич вышел на перрон, к нему шагнул, крепко пожал ему руку одетый с иголочки, весьма респектабельный господин Ленин сразу узнал его:
- Здравствуйте, Герман Федорович. Очень рад вас видеть. В Питере встречаться приятнее, чем в Женеве.
Вместе они вышли на площадь, сели в пролетку и направились в сторону Невского. Пролетка остановилась на тихой Можайской улице, у дома номер восемь. Сопровождаемый "Германом Федоровичем", Ленин вошел в мрачноватый подъезд, поднялся на четвертый этаж.
Навсегда запомнил "Герман Федорович" эти минуты, проведенные с Лениным. Он едва успевал отвечать на вопросы Владимира Ильича, рассказывал о стачке на Семянниковском, о волнениях на Ижорском, о новой забастовке на Балтийском. Ленин жадно слушал. Он был счастлив, что вырвался из постылой эмиграции, из "проклятого женевского далека" в кипящий, революционный Питер.
В доме на Можайской жила сестра "Германа Федоровича". От политики она была далека, но с детских лет питала горячую привязанность к брату и готова была оказать ему любую услугу. В ее квартире хранилась нелегальная литература, встречались большевики-подпольщики.
"Герман Федорович", "Герман", "Виктор Петрович", "Том", "Борис Иванович"... Таковы были конспиративные имена Николая Евгеньевича Буренина, человека необычной и яркой судьбы, профессионального революционера, активного работника большевистской партии.
Незадолго до смерти Буренина его навестила Елена Дмитриевна Стасова, приехавшая на несколько дней из Москвы в Ленинград. Они встретились в квартире на Рузовской улице, где
Буренин прожил всю свою жизнь. Когда-то Елена Стасова приходила в эту квартиру, чтобы "нагрузиться" нелегальной литературой, которую нужно было доставить куда-нибудь за Невскую заставу или на Выборгскую сторону. И вот та же квартира на Рузовской спустя шесть десятилетий. В этот вечер здесь вновь и вновь звучал вопрос, сопровождающий обычно беседу старых друзей после долгой разлуки: "А помните?"
Вспомнили, конечно, музыкальные четверги на Фурштадской, в квартире Дмитрия Васильевича Стасова, старшины присяжных поверенных Петербурга. Оказывается, за этими вечерами царская охранка вела пристальное наблюдение. Охранное отделение докладывало министру внутренних дел в одном из секретных донесений: "Квартира семейства Стасовых часто стала служить местом собраний неблагонадежных лиц, в присутствии которых, под видом семейных вечеринок, производилось чтение лекций и рефератов с денежными сборами в пользу различных революционных фондов". И в первую очередь охранников, конечно, интересовала дочь Дмитрия Васильевича-учительница воскресной рабочей школы Елена Стасова. "Стасова,- говорилось в этом донесении, - известна Департаменту полиции еще с 1896 года по принадлежности своей к организовавшемуся в столице подпольному сообществу, именовавшемуся "Союзом борьбы за освобождение рабочего класса"".
Под влиянием Елены Стасовой Буренин вступил на трудный и опасный путь революционной борьбы. Интересы партии требовали, чтобы он не порывал связи со средой, в которой жил ранее. В кругу многочисленных знакомых, в светских петербургских салонах Николай Буренин оставался все тем же склонным к филантропии и либерализму молодым барином, музыкантом, художником, поэтической натурой. Но и музыка и живопись отошли в его жизни на задний план. Он переправлял через Финляндию в Петербург ленинскую "Искру", ведал подпольными типографиями, складами литературы, явочными квартирами. Он выполнял и другие ответственные задания партии.
В мае 1905 года, в день окончания работы Третьего съезда партии, собрался вновь избранный Центральный Комитет. Об этом заседании ЦК напоминает документ, написанный рукой Ленина. Владимир Ильич перечислил товарищей, которым ЦК поручает в дни подготовки к вооруженному восстанию "технику, транспорт и кассу". Среди людей, упомянутых Лениным, мы видим наряду с "Винтером" - "ответственным техником, финансистом и транспортером", "Латышевым" - "ответственным распорядителем техники всей, транспорта внешнего и внутреннего" также и "Бориса Ивановича". "Винтер" это Л. Б. Красин, "Латышев" - М. М. Литвинов, а "Борис Иванович" - Н. Е. Буренин.
Прошел месяц после съезда партии, и Буренин выехал в Женеву, к Владимиру Ильичу. Надо было решить вопросы, связанные с вооружением боевых рабочих дружин, с транспортировкой литературы. Через всю свою долгую жизнь пронес Николай Евгеньевич память об июньском дне 1905 года, когда он впервые встретился с Лениным.
Буренин покинул Женеву, а Надежда Константиновна Крупская направила Е. Д. Стасовой, в то время секретарю Петербургского комитета партии, зашифрованное письмо. "Борис Иванович был,- сказано в письме,- и, кажется, кое-что удастся устроить".
В те же дни Е. Д. Стасова писала В. И. Ленину и Н. К. Крупской о транспортировке литературы из Швейцарии в Петербург: "Пожалуйста, пошлите немедленно, если только средства позволят, по всем тем адресам, которые Вам оставил Том (Герман). Дело в том, что если Вы пошлете всё сразу, то всё будет привезено на специальной яхте и мы получим все очень быстро (насколько я помню, речь шла о 500 килограммах)".
В августе 1905 года Н. Е. Буренин доложил на заседании Центрального Комитета о принятых им мерах для приобретения оружия и транспортировки литературы в Россию. А спустя несколько дней он отправил подробный отчет в Женеву В. И. Ленину. Буренин сообщал Владимиру Ильичу о том, как работают созданные на окраинах Питера конспиративные мастерские по производству оружия и боеприпасов для рабочих дружин. Дело это было сопряжено с огромными трудностями. "Для окончательного приготовления бомб нет самого существенного - запалов, - писал Буренин. - Остановка за капсюлями гремучей ртути по два-три грамма и за бикфордовым шнуром. Не можете ли посоветовать, как быть?.. Вы, наверное, знаете, что у нас есть свои мастерские. И всё скоро остановится за отсутствием запалов".
По поручению Центрального Комитета Буренин выехал в Париж. Он закупил там бикфордов шнур и запалы. В своих воспоминаниях Николай Евгеньевич рассказывает о боевиках-транспортерах, людях героического подвига, перевозивших оружие из-за границы в Россию.
Десятки лет дружбы связывали Н. Е. Буренина с Алексеем Максимовичем Горьким. В начале 1906 года, когда Горькому угрожали репрессии за участие в Декабрьском вооруженном восстании в Москве и он нелегально выехал в Финляндию, Буренин организовал охрану писателя от царских ищеек. Весной 1906 года А. М. Горький выехал по поручению партии в Соединенные Штаты Америки. Нужен был человек, который был бы ему надежным помощником в этой поездке. Выбор Центрального Комитета партии пал на Буренина.