Бурмистров Тарас. Курортный детектив

   Распахнув стеклянную дверь, он вдохнул свежий холодный воздух – и почувствовал себя почти в норме. На улице ярко сияло солнце, в этом году зима была совсем похожа на лето.
   Чувствуя неимоверное облегчение, он сбежал по ступенькам на тротуар. Внизу стоял большой черный сияющий автомобиль, украшенный какой-то непонятной символикой. Одно из его стекол медленно опускалось. Лунин взглянул туда и увидел, к полному своему смятению, Кириллова, сидевшего на заднем сиденье с самым расслабленным и непринужденным видом. Этого осложнения он никак не мог предвидеть.
   – Мишель, приветствую! – воскликнул Кириллов с той же интонацией, как и в прошлый раз. – Все-таки собрался? Я очень рад. Садись, я подброшу.
   У Лунина мелькнула мысль, что сесть в эту машину было, возможно, самым глупым из всех поступков, учитывая возникшие обстоятельства. Но вступать сейчас в объяснения было бы очень некстати. Препирательство могло оказаться долгим, а ему хотелось убраться отсюда как можно скорее. Судя по виду Кириллова, никакого отношения к трупу в номере он не имел.
   Чувствуя некоторую слабость в мыслях и особенно в воле и решимости, он махнул своему приятелю рукой, с легким содроганием вспомнив, чему предшествовал этот жест каких-то двадцать минут назад, и сел к нему на заднее сиденье. Машина немедленно тронулась, водитель был в униформе с той же символикой, что и на капоте.
   – Ты чего такой бледный? – спросил Кириллов. – Волнуешься?
   – Да нет, – ответил Лунин, чуть хриплым голосом, к собственной досаде. – Не так чтобы очень.
   – Как работа идет? Много нового написал?
   – Тут главное – начать, – уклончиво сказал Лунин. – Мы скоро приедем?
   – Уже подъезжаем. Видишь, сколько всего наворотили?
   Город в самом деле был увешан флагами и сплошь заставлен корзинами с цветами. Лунин почти не узнавал его, тем более что обычное безлюдье кончилось: повсюду на тротуарах толпились празднично одетые люди. На лицах почти у всех было радостное возбуждение, кое-кто даже что-то кричал.
   Когда они подъехали к дворцу, Лунин увидел целое скопище автомобилей у входа, на некоторых были даже флажки иностранных государств. Никто не встречал их на парадной мраморной лестнице, видимо, торжественный обед уже начался. Они поднялись по ступеням, и Кириллов открыл перед Луниным большую тяжелую дверь.

5

   Ослепленный вечерним солнцем с улицы, Лунин не сразу увидел то, что перед ним предстало. В огромном зале царил полумрак, поначалу, пока глаза его не привыкли, показавшийся ему почти кромешным. В этом мраке ярко горели факелы вдоль стен, в их блеске смутно прорисовывались какие-то гербы, картины и статуи. Длиннейший, во весь зал, стол был уставлен свечами, которых как будто были сотни. За столом сидели люди. Царила абсолютная тишина.
   Лунин осторожно прошел внутрь, и вдруг зал взорвался аплодисментами и криками. Кто-то встал, другие хлопали сидя. Пламя факелов заметалось то ли от всего этого, то ли от ворвавшегося уличного сквозняка – окна были занавешены тяжелыми шторами, но часть из них, похоже, была открыта.
   В какое-то мгновение у Лунина мелькнула шальная мысль, что это его так приветствуют здесь, но тут же он понял. В самом конце зала, во главе стола, стоял человек с газетной фотографии. Он явно собирался держать речь.
   В общей суете и шуме Лунин с Кирилловым незаметно прошли к своим местам, для них было оставлено два свободных стула. Расположившись там, Лунин почувствовал себя немного комфортнее. Он даже положил себе холодных закусок на тарелку, вдруг почувствовав резкий голод после всех пережитых потрясений. Заодно это был повод занять себя – в общей овации ему участвовать не хотелось.
   Речь Карамышева он слушал в пол-уха, пытаясь в это время совладать с впечатлениями этого вечера и восстановить хотя бы отчасти душевное равновесие. Спокойствие сейчас ему было необходимо. Пока неясно было, какие сюрпризы еще приготовила ему жизнь на ближайшее время, и главное, как выбраться из всех этих приключений без потерь.
   Оратор начал с каких-то детских воспоминаний, потом рассказал о своем участии в боевых действиях в прошлой войне и наконец перешел к политике и текущему моменту. Голос его, поначалу тихий и невыразительный, тут окреп, жесты стали резкими и порывистыми, и слушатели на это отреагировали: атмосфера в зале становилась все более наэлектризованной. С улицы доносились крики, толпа скандировала «Эр-нест!.. Эр-нест!», и Лунину опять стало не по себе. Что делал он в этой компании? Как раз в этот момент Кириллов наклонился к его уху и шепнул «смотри» – без кивка.
   Лунин глянул по сторонам и обомлел: почти прямо напротив него сидела Моника. Они не виделись уже много лет, и сейчас, возможно, был не лучший момент для встречи. Лунин даже не уверен был, хочет ли он вообще этого, но как обычно, ее магия подействовала на него сильно. Моника смотрела прямо на него, и взгляд у нее был странный, как будто слегка оценивающий. За ее спиной находилось одно из немногих незанавешенных окон, и в нем как раз садилось солнце. Из-за этих лучей красноватого цвета ее лицо казалось темным, почти черным, с резкими тенями. Лунин отвел взгляд и внутренне как-то встрепенувшись и одернув себя, попытался стряхнуть наваждение. Увлекаться ему не следовало, особенно сейчас.
   Карамышев подходил уже к самой высокой эмоциональной ноте, что обычно значило, что сейчас последует заключительный пассаж. «И тогда наши кости возопиют из могил, – говорил он, – и Господь примет нас в свою обитель, и мы скажем себе, что мы достойно прожили свою жизнь, ничем не поступились, никого не предали, никогда не нарушали наши принципы и сохранили в сердце все свои ценности. Да здравствует республика! Да здравствует свободный Брудербург!»
   Пережидая оглушительный грохот аплодисментов, Лунин подумал, что название столицы здесь (к которому он никак не мог привыкнуть) вместо названия страны означало, очевидно, что имя республике еще никак не могли придумать. Это, впрочем, были сущие пустяки. Все здесь держались с такой важностью и явно придавали всему этому такое значение, что Лунин даже начал поддаваться этому гипнозу и забыл о том, какой это дешевый балаган, с его точки зрения. Но это было минутное настроение. Сейчас его гораздо больше тревожили другие вещи.
   С окончанием речи более официальная часть банкета, видимо, была закончена, и гости разбрелись по залу, разбившись на небольшие группки. Карамышев почти сразу скрылся за одной из дверей, наверное, ему надо было отойти после речи. Моника стояла в дальнем углу зала с бокалом красного вина в руке и с кем-то оживленно беседовала. Ее собеседник был Лунину незнаком. Некоторое время Лунин колебался, подойти к ней или нет, но голос Кириллова вывел его из задумчивости.
   – Ну как, понравилось? – спросил он.
   – Да как тебе сказать… – ответил Лунин.
   – Ясно. Ничего, еще войдешь во вкус. Мы тоже тут не сразу все оценили. Пойдем, Эрнест готов тебя принять.
   – Что, прямо сейчас?
   – А чего откладывать? И потом, все уже договорено. Он тебя ждет.
   Они поднялись, и Кириллов проводил его к дубовой двери с золотым кольцом вместо ручки.
   – Ну, удачи, – напутствовал он его.
   – Ты разве не идешь?
   – Нет, это какие-то ваши дела. Потом расскажешь, если там не высший уровень секретности, – добавил он с улыбкой.

6

   Кабинет, в котором оказался Лунин, выглядел совсем тесным и скорее даже приятным на вид после мрачного зала. Карамышев сидел за столом, как-то сжавшись в кресле, вид у него был совершенно изможденный. Речи всегда давались ему нелегко.
   Увидев Лунина, он зачем-то закрыл глаза руками, потер тщательно веки, потом тряхнул головой и встал.
   – Ну хорошо, – сказал он вместо приветствия. – Все-таки явился, молодец.
   Они пожали друг другу руки и сели. Взгляд Карамышева выдерживать всегда было нелегко, а тут он разглядывал Лунина добрых полминуты. Лунин заставил себя смотреть ему прямо в глаза, прятаться тут было нечего.
   – Давай перейдем сразу к делу, – сказал наконец Эрнест. – Времени у меня немного. С какой целью ты приехал в город?
   – Отдохнуть и поразвлечься, – ответил Лунин сразу. Пристальное внимание к его занятиям уже начало его немного раздражать.
   – Ну понятно. Как продвигается книга? До какой главы уже дошел?
   – Я еще даже не начал… – проворчал Лунин. – Слишком много у вас тут времени лишнего.
   – Что, есть какие-то трудности? Творческого порядка?
   – Нет, все отлично идет. Никогда так хорошо не писалось. Надо только начать.
   – Я все понял. Ну, тут знаешь… Когда застреваешь в таких вещах… Надо просто открыть сознание и смотреть что будет.
   – Это я и без тебя понимаю. Слушай, мы что, здесь собрались обсуждать мои литературные дела?
   Карамышев встал и подошел к окну. На улице ветер обрывал последние осенние листья и трепал транспаранты, у которых был странный полинялый вид, как будто они висели там уже много лет.
   – М-да, – сказал он, повернувшись к Лунину. – Ты знаешь, а я бы написал… Написал бы мощную книгу. У меня есть идеи. Великолепные даже идеи, я бы сказал.
   – Что же тебя держит? – спросил Лунин с легкой иронией. – Открыть сознание не получается?
   – М-да, – повторил он в какой-то задумчивости. – Ну ладно. Ты прав, это все игрушки. У меня для тебя есть настоящее дело.
   – Дело? Какое?
   – Не очень трудное. Я готов взять тебя на службу… Или скорее предложить одну небольшую работу. Разовую, ненадолго. Я думаю, тебе понравится.
   – Но я совершенно не собирался тут участвовать в каких-то делах! – воскликнул Лунин. Повторялась история с Кирилловым. – Я приехал сюда писать, хочу делать это спокойно, ни на что не отвлекаясь, не думая ни о чем постороннем, и вообще…
   – Да? Но ведь все равно пока ничего не получается. Во всяком случае, так сообщают мои источники информации.
   – Я думаю, это короткая заминка, – сказал Лунин, не спрашивая, что это за источники. – Небольшой творческий ступор, с кем не бывает. Через неделю-две…
   – Вот и потрать эту неделю на что-то полезное. К тому же, – добавил он с небольшой ухмылкой, – я думаю, это даст тебе хороший дополнительный материал. Сильную книгу сможешь написать.
   – Я…
   – Послушай хотя бы, о чем речь.
   – Ну давай, но я совершенно не собираюсь…
   – Слушай. И не перебивай, по возможности.
   Эрнест оторвался наконец от своего окна и вернулся в кресло, растянувшись там с видимым удовольствием. В этот момент из зала послышался страшный шум, и через несколько секунд оттуда донеслись овации и громкое скандирование какой-то не очень различимой фамилии.
   – Президент пришел, – сказал Карамышев. Через его лицо почему-то пробежала легкая гримаса. – Ишь как с ума-то сходят. Мне надо будет пойти, поприветствовать его.
   – Сейчас?
   – Нет, чуть позже. Короче, слушай.
   Взгляд его стал сосредоточенным и быстрым, как всегда бывало раньше, когда Эрнест доходил до обсуждения дел, отвлекаясь от своих бесконечных разглагольствований. Лунин тоже подобрался, чувствуя, что сейчас он услышит главное.
   – Мы пришли к власти легко и быстро, – сказал Карамышев. – Но понятное дело, нравится это не всем. Кто-то – у меня есть основания полагать, что это один человек, действует он в одиночку – решил нам испортить все это. Вернее, подпортить. Этот мелкий пакостник доставил уже много хлопот.
   – И что он сделал?
   – Он осуществил в последнее время серию убийств, совершенно необоснованных, безо всякого смысла и цели. Выбирает самых близких моих соратников.
   – И давно это началось? – спросил Лунин, понимая что молчание сейчас будет казаться странным. Он снова почувствовал легкое головокружение, но усилием воли взял себя в руки.
   – Примерно с неделю. Когда уже стало ясно, что именно наша партия взяла верх.
   Они помолчали. Удачно вытесенный из сознания труп в номере снова вставал перед глазами Лунина, но он не был уверен, что сейчас надо о нем рассказывать. Игра была слишком сложной, и раскрывать все карты – тем более если они могли оказаться гибельными – было откровенно глупым. Сначала надо было получить больше информации.
   – И что тут ожидается от меня? – спросил Лунин.
   – Все очень просто: ты должен найти, кто это делает. Это, видимо, кто-то из ближнего круга.
   – Но я тут почти никого не знаю! Я человек совершенно со стороны.
   – Ты же видел только что зал.
   – И что, я должен проверить всю эту толпу, каждого? – воскликнул пораженный Лунин. – Ты всерьез полагаешь, что это возможно?
   – Твоя задача проще. Убийца особо не скрывается. Правда, в той неразберихе, которая сейчас творится в городе, можно конечно устроить что угодно. Столько событий было… Никто им особо не занимался. Но сейчас это уже невозможно терпеть.
   – Почему?
   – Обстоятельства меняются, дорогой Мишель. Сейчас впереди выборы. Мы уже у власти, так что выиграем их без особого труда. Но сейчас надо показать народу картины мирного труда и гм… ну и благоденствие, какое у нас тут может быть благоденствие. Ну уж какое есть. Какой-то кровавый серийный маньяк, который орудует по ночам и убивает кого хочет – нет, это в эту картину никак не вписывается.
   – Но почему именно я? – спросил Лунин. – У тебя же должны быть эти, службы безопасности… Тайная полиция, или что там.
   – Ты еще «репрессивный аппарат» скажи. Ох, как тут все у нас… Никакого почтения к власти.
   – И все-таки – почему ты решил, что я гожусь на эту роль? Я никогда ничем таким не занимался.
   – Ну во-первых, как ты сам правильно только что сказал, ты человек тут посторонний. Было бы неразумным поручить это кому-то из тех, кто как нарочно, как раз этим по ночам и занимается. Или непосредственно с ним контактирует.
   – А во-вторых?
   – Во-вторых, убийца похоже большой шутник. На месте преступлений он оставляет записки, в которых мы ничего понять не можем. А вот ты, со своим философским умом… Ты же философ, правильно?
   – В известном смысле слова, – с иронией сказал Лунин. Это уже напоминало легкий фарс.
   Карамышев нагнулся и стал рыться в ящике стола. Через несколько томительных минут он извлек оттуда грязную бумагу с рваными краями и дал Лунину. Текст на ней гласил: «Лучи того кто движет мирозданье…» Фраза была оборвана.
   – Там еще на обороте есть, – сказал Карамышев.
   Лунин перевернул бумагу и увидел две строчки:

 
Мерцая льется лунный свет
В открытое окно.
 

   – И что все это значит? – спросил он в некотором смятении.
   – Вот об этом мы тебя и хотели спросить, – с кривой усмешкой ответил Эрнест.
   Лунин молчал, пытаясь осмыслить происходящее. Если это была игра, то цели ее опять же были неясны. Думать сейчас об этом было некогда, лучше это было делать в более спокойной обстановке.
   – На самом деле этим уже занимается один отдел, – сказал Карамышев. – Группа Ивана Чечетова, ты его знаешь. Вернее, занимался. Я распорядился, чтобы он сдал дела тебе. Завтра ты сможешь с ним встретиться, и он передаст тебе все свои наработки.
   – Я вспомнил! – вдруг воскликнул Лунин. – Первая цитата – это из Данте, о творце всего сущего. Какая-то религиозная секта?
   – Да-а… – протянул Карамышев. – Это явно не наш уровень. Чечетов о тебе очень высокого мнения, я не ожидал, что у тебя будут такие убогие соображения.
   – Я только ознакомился с делом, – сказал Лунин, чувствуя себя слегка уязвленным. – И потом, я еще не дал согласия на свое участие во всем этом.
   – Подумай. Я жду твоего решения завтра утром. Но я исхожу из того, что ты уже согласился, и подготовил для тебя группу сотрудников. Назначим тебя… ну, должность можно подыскать позже. У нас это легко. У ребят бюрократическая фантазия не знает границ.
   Карамышев встал, показывая что разговор окончен, и Лунин поднялся тоже.
   – Подумай и не отказывайся, – сказал ему Эрнест. – В самом деле ведь реально поможешь. А если не получится, никто тебя винить не будет. Ты тут скорее… э-э… что-то вроде консультанта. Но все равно вся ответственность за расследование дела на тебе.
   – Я понял, – сказал Лунин. – Я могу идти?
   – Да, ты свободен. Ты сейчас к себе в гостиницу?
   Лунин быстро взглянул на него, но не прочитал в его взгляде никакого подвоха, интонация фразы тоже как будто была естественной. Похоже, и Карамышев о последних событиях еще ничего не знал.
   – Если хочешь, можешь остановиться здесь же во дворце, – сказал Эрнест. – Тут есть хорошие апартаменты. Чего тебе ютиться в номерах, во дворце намного приятнее. Если согласишься с завтрашнего утра выйти на работу, здесь же и останешься, ну или еще что-нибудь тебе подыщем. Когда мы вышвырнули эту клику, после нее дворцов осталось много.
   – Я… Спасибо, я подумаю над этим.
   – Если надумаешь, скажешь Кириллову, он тебя проводит. Вещи сможешь забрать позже, ничего с ними не сделается.
   Лунин попрощался и направился к выходу из кабинета. Когда он уже потянул за кольцо на двери, с этой стороны почему-то серебряное, Эрнест окликнул его еще раз.
   – Да, и еще… – сказал он. – Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы тебя попросить.
   – Да, я слушаю, – сказал Лунин, повернувшись к нему.
   – Если ты помнишь, наша жизнь тут одно время была довольно бурной… Примерно десять лет назад.
   – Я помню смутно. Не во всех деталях.
   – Да… Много чего было. Хорошее было время.
   – И что бы ты хотел?
   – Мне может понадобиться оттуда кое-какая информация. Я далеко не обо всем знаю, и как раз сейчас дело подошло к тому, что это может оказаться актуальным.
   – Сейчас, через десять лет? – недоверчиво переспросил Лунин. Сердце его сильно билось.
   – Именно сейчас. Ты даже себе не представляешь, какую важность все это имеет.
   Лунин задумался. Как ни хотелось ему уйти из этого кабинета, сделать это в данный момент было нельзя. Карамышев ждал, не торопя его.
   Кажется, именно это и был момент истины. Сейчас он вспомнил. Похоже, все его тяжелые галлюцинации шли именно оттуда, из этого периода – почему-то он никак не мог об этом вспомнить. Что-то было тогда такое, отчего застряли и одеревенели его память и воображение. Но он ничего не помнил – и ничего не мог об этом сказать.
   – Что именно тебя интересует? – спросил он чтобы немного выиграть время.
   – Все, – просто ответил Эрнест. – Все, что тогда было, во всех деталях. Всех, какие ты можешь вспомнить. Каждая мелочь имеет для меня большую ценность. Более того, от этого зависит сейчас вся наша государственность. Все может оборваться в один момент, и мне хотелось бы укрепить позиции.
   – Но я действительно очень мало что помню…
   – Постарайся вспомнить. Времени у тебя будет предостаточно. На все, на оба занятия. Ну давай, действуй. Выйти на меня ты сможешь в любой момент, как только появится информация по одному или другому делу. У меня все.
   Лунин вышел из кабинета, стараясь справиться с шумом в голове. Зал являл собой картину уже полной сумятицы, выпито явно было больше чем следовало. В середине зала в большом золоченом кресле сидел президент, с царственным видом, в генеральской форме, оставшейся от последней войны. Вокруг него собралась толпа гостей, особенно молодежи, внимавшей ему с почтительным видом. Моники уже нигде не видно было, наверное, она ушла. Лунин махнул рукой Кириллову, и они вышли из зала.
   – Я тебя провожу, – сказал Кириллов. – Ты ведь здесь остаешься?
   – Под дверью подслушивал?
   – Можно и без этого. Тут все очень быстро становится известно.
   – И что ты думаешь о предложении Карамышева?
   – А вот об этом я ничего не знаю.
   Они спустились в большом старинном лифте тремя этажами ниже и пошли по роскошному коридору. Темно-красные шторы, развешенные по всем закоулкам, наводили Лунина на нехорошие мысли.
   – Но полагаю, – вдруг продолжил Кириллов, – что это как-то связано с последними убийствами.
   – И что ты о них думаешь? – не выдержал Лунин.
   – Мутное дело. Ты вот что. Дам тебе хороший совет. Не доверяй тут вообще ничему. Здесь все ведут свою игру. Все до одного.
   – Это я уже понял, – проворчал Лунин.
   Они подошли к двери, Кириллов открыл ее ключом, и пригласил Лунина внутрь широким жестом. Лунин вошел и едва не ахнул: покои выглядели по-королевски – готическая мебель, гобелены на стенах, в следующей комнате кровать, на которой можно было улечься впятером. В камине жарко пылал огонь.
   – Располагайся, – сказал Максим. – Что тебе там в этом казенном доме делать, здесь намного лучше.
   Лунин опять, как и в прошлый раз с Эрнестом, напряженно вслушался в интонацию этой фразы, но не уловил никакой фальши. Какая бы игра тут ни велась, труп в гостинице в нее еще не включился. И Лунин снова решил о нем пока никому не рассказывать.
   – Ну, я откланиваюсь, – сказал Кириллов. – Приятных сновидений. Если что-то будет нужно, вот кнопка горничной.

7

   Когда дверь за ним закрылась, Лунин несколько минут просидел в тишине и задумчивости. Надо было решить, что делать.
   Перед ним на столике стояла бутылка красного вина, он налил себе бокал и не торопясь отпил несколько глотков. Для начала стоило определиться, что было лучше: остаться здесь или аккуратно, с соблюдением всех мер предосторожности, оторваться от наблюдения, которое за ним, возможно, так или иначе велось, и раствориться в ночи. Способов добраться до границы было не так уж мало, а сами границы вряд ли были на замке – похоже, здесь пока было не до этого.
   Для того, чтобы понять, что тут делать, прежде всего надо было как-то определить, тот подарочек, который ждал его в гостинице, был серийным трупом, о котором просто еще не знали, или нет. Во втором случае это значило, что его грубо вовлекают в игру на своих условиях, и тогда у Лунина не было ни малейшего желания в этом участвовать. В конце концов, он в самом деле собирался заниматься тут совершенно другим.
   Если же это было очередное убийство, совершенное этим серийным шутником, и то что оно произошло в номере у Лунина, оказалось чистым совпадением, то попробовать расследовать это было можно. Как ни смешно, это значило, что у него даже появилась определенная фора. В сложных играх такие вещи никогда не мешали.
   В совпадения верилось с трудом, но ведь Лунин и сам привлек к себе внимание, появившись в этом – как теперь выяснилось – разворошенном осином гнезде, и поселившись на отшибе в гостинице. Кто его знает, какая логика вообще могла быть у убийцы, может, ему надо было добавить побольше экзотики в свой убийственный ряд, чтобы произвести от всех этих действий больший эффект.
   И потом, Эрнест сказал ему, что убийца выбирает соратников из его ближнего круга. Возможно, кто-то из них решил навестить Лунина как раз в этот вечер по поручению Карамышева, чтобы склонить все-таки прийти на вечер – и тут его настигла смерть. Да, это выглядело логично. Именно за несколько часов до начала праздника это и надо было делать, потому что Лунин не выказал ровно никакого желания туда идти. Но почему тогда об этом не знал Кириллов? Или знал, но не сказал?
   Лунин налил себе второй бокал вина. За окном был уже поздний вечер. Если подумать, он был не прочь поиграть немного в детектива – раз уж кто-то решил поиграть в убийцу. Литература все равно сейчас стояла на месте.
   Лунин откинулся на спинку кресла, вытянув ноги, и попробовал снова заглянуть в свои тяжелые застывшие воспоминания. Странно, зачем-то Карамышеву это было надо. Какая-то очередная игра, подумал Лунин, но две игры сразу – это было слишком много.
   Сознание его опять начало деревенеть и останавливаться, как всегда, когда он пытался заглянуть в эту темную бездну, и он усилием воли стряхнул это оцепенение. Задача, которую он поставил перед собой, приехав сюда, оказалась неподъемной – или по крайней мере, в короткое время она не решалась.
   Очнувшись от своей короткой медитации, Лунин понял, что он принял решение. Литература могла подождать. В конце концов – он это чувствовал – глубокие процессы в его психике и так уже были запущены, неделя полного сосредоточения на этом прошла не зря. Не обязательно все было делать сознанием, что-то и само собой должно было выйти наружу из глубин психики, через случайные воспоминания и кошмарные сны. Тем более что он и так очень хорошо продвинулся в этом деле в последний вечер. Кто его знает, когда бы он еще вспомнил, откуда идут корни этой болезни, если бы не сегодняшняя встреча с Карамышевым.
   Если так, то надо было действовать, и прежде всего решить, что делать с трупом. Вариантов было несколько: сообщить о нем кому-то из местных, и дальше работать над этой проблемой вместе с ними. Второй – ничего не предпринимать и посмотреть что будет. Этот вариант очень не нравился Лунину, потому что ему пришлось бы как-то объяснять всем, почему это произошло именно у него в номере, и где тут случайности, где совпадения, а где злой умысел и вообще что все это значит. Объяснений у него пока не было.
   Подумав, Лунин решил, что лучше всего будет третий вариант: совершить какие-то действия прямо сейчас. Он привык действовать всегда в одиночку, а почти полученный уже статус официального детектива – как бы ни называлась его должность – давал ему некоторую защиту на случай непредвиденных обстоятельств. Очень небольшую, конечно, потому что действия были ни с кем не согласованными – но все же лучше, чем ничего.