Страница:
Маршал Василевский: «Взвалив на свои плечи огромную ношу, И.В.Сталин не щадил и других. В ходе Великой Отечественной войны, как, пожалуй, ни в какое время, проявилось в полной степени самое сильное качество И.В.Сталина: он был отличным организатором… Возглавляя одновременно Государственный комитет обороны, правительство, Верховное главнокомандование, Сталин изо дня в день очень внимательно следил за всеми изменениями во фронтовой обстановке, был в курсе всех событий и в народном хозяйстве. Он хорошо знал руководящие кадры и умело использовал их….
Были в деятельности Сталина того времени и просчеты… Однако, как человек глубокого ума, он, естественно, не мог не сознавать своих просчетов и не делать выводов для себя… Будучи Верховным главнокомандующим, он, конечно, проделал уже в первые месяцы войны колоссальную работу. То, что он стоял во главе Ставки, придавало ей вес и значение. Он твердо держал в руках нити управления фронтами».
И вывод: «Сталина несомненно можно отнести к разряду выдающихся полководцев…» (Дело жизни. М., 1973. С. 126, 268). А вас, Боровик, несомненно можно отнести к разряду выдающихся пустобрехов, причем, к первому разряду.
Еще об уме Сталина? Ну, вот хотя бы один эпизод из воспоминаний Черчилля, на которого ваша братия молится. Он рассказал Сталину план «Торч» – план высадки союзников в Северной Африке. И потом писал: «Сталин моментально оценил стратегические преимущества операции «Торч». Он перечислил четыре основных довода в ее пользу… Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей могли бы в несколько минут понять соображения. над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно» (Вторая мировая война. Ростов-Дон. 1997. Стр. 296).
Так говорили об уме и способностях Сталина три больших и хорошо знавших его человека, двое из которых глубоко уважали его, а третий и уважал, и ненавидел. Ну, пожалуй, хватит об уме Сталина. Теперь ждите, Боровик, что о вашем собственном уме и способностях скажут собственные внуки. Может быть, даже по телевидению.
Не хотел потому, что измыслил эту злобную чушь и пустил ее гулять по белу свету фронтовик же, Герой же Советского Союза, которому теперь еще и перевалило уже за восемьдесят, – Владимир Карпов. Тем более не хотел, что ранее высказал немало претензий к его сочинениям о Великой Отечественной. Но вижу, что писаки о войне распространяют вздорную выдумку все дальше и дальше. По замусоленности ее можно поставить в один ряд, например, с выдумкой о маленьком росте Сталина. Ну, что тут взять, допустим, с покойного А. Собчака, писавшего в своей предсмертной книге «Дюжина ножей в спину», что Сталину, когда он выступал с трибуны, подставляли под ноги скамеечку. Мир праху этого читинского парижанина… А что взять с И. Хакамады, которая тоже об этом пишет? У нее и обо всей Великой Отечественной войне вот какое представление: «Задавленным (!), нищим (?), полуголодным (!!) людям, плохо вооруженным (??) и кое-как обученным (?!), оказалось по плечу разгромить сытых, вышколенных профессионалов, с их баснословными ресурсами, с их самой совершенной на тот момент военной техникой» (Особенности национального политика. М. ОЛМА-ПРЕСС. 2002. С. 225). У этой мыслительницы было не то три, не то четыре мужа. Хочется думать, что хоть один из них служил в армии. И неужели ему не захотелось выбить из головы дражайшей супруги малограмотную чушь о Великой Отечественной и объяснить ей, что невежество не должно быть особенностью русского национального политика, как и всякого другого?
Что, говорю, с нее, с демократки-чубайсатки, взять. Но вот Генеральный директор Гидросферно-экологической Академии П.М. Себелев. Он сочинил эпопею «Битва народов» в пяти томах и десяти частях общим объемом в 3000 страниц (М., Сфера. 1994). Видно по всему, что автор много читал, изучал, собирал материал. И вот у него на Первомайском параде 1941 года германский посол Шуленбург говорит послу английскому: «Присмотритесь к Сталину: щуплый невысокого роста человек. А каким крупным кажется он на Мавзолее.
Под его ногами – деревянная подставка, чтобы казался не ниже рядом стоящих» (т. 1, с. 9).
Больше всего тут поражает загадочная тупость: ведь Сталина сейчас довольно часто можно видеть на телеэкранах в старой кинохронике. И что, ему требуется подставочка? Так запишите, Себелев, а вы, Хакамада, передайте еще и всем своим мужьям бывшим и будущим: 174 сантиметра – таков рост И.В. Сталина. Тюремный документ об этом привел даже прохвост из ПУРа Волкогонов, поищите в первом томе его «Триумфа и трагедии»(не спутайте с «Трагедией и триумфом» Черчилля!). Правда, это тоже не помешало генералу от пропаганды назвать Сталина «пигмеем духовным и физическим».
В таком же ходу байка о том, будто на предложение обменять попавшего в плен сына Якова на фельдмаршала Паулюса, Сталин ответил: «Простого солдата на маршала не меняю» (например, хотя бы у Л. Млечина: Сталин и его маршалы. М., 2004. С. 599). Сталин действительно не выменял сына и не мог сделать это как вождь перед лицом армии и народа, несших тягчайшие утраты. Но и сказать приведенных слов он тоже не мог, ибо, во-первых, Яков был не солдатом, а старшим лейтенантом; во-вторых, если уж был бы солдат, то Сталин сказал бы так: «Фельдмаршала на солдата не меняю». Разве не ясно?
А о Параде 1945 года вот и совсем недавно в День Победы во время репортажа с Красной площади ведущий (не то Винокуров, не то Пивоваров, не то Дармоедов) многозначительно спросил полковника Герасимова Василия Леонидовича, комментировавшего парад: «А почему же все-таки Парад Победы принимал не Верховный главнокомандующий, как полагалось? Не любил ездить на лошадях?» Зная с каким сладострастием и неутомимостью наши тупоумные телевизионщики глумятся над всем Советским, естественно предположить, что Дармоедов рассчитывал услышать очередное повторение карповской чепухи на всю страну. Но не дождался. Полковник Герасимов дал ясный и четкий ответ: стоя на трибуне Мавзолея, к подножию которого наши воины бросали знамена разбитой немецкой армии, Сталин принимал парад в высшем нравственно-политическом, даже мистически-небесном смысле, как в известной песне Вертинского:
В «Генералиссимусе» он пишет, например: «25 мая 1945 года состоялся прием в честь командующих войсками Красной Армии». И повторяет: «25 мая…» (т. 2. с. 385). На самом деле этот знаменитый прием, на котором Сталин провозгласил великий тост «за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа», состоялся 24 мая (Собр. соч. М. 1997. Т. 15, с. 228). Обязан же знать это автор, всю жизнь пишущий о войне. Как обязан знать и то, скажем, что приказ «Ни шагу назад» был под номером 227, а не 277 и т. д.
В трехтомнике «Маршал Жуков» читаем уже о Параде Победы, состоявшемся 24 июня: «После парада был дан прием для его участников. Именно на этом (!) приеме фронтовые соратники вдруг обнаружили, что их Верховный не имеет звания Героя Советского Союза…» (т. 1, с. 83). Но в «Генералиссимусе» автор уверяет, что это было на приеме 24 мая, да еще вздувает градус: «Участники торжества обратили внимание на то, что у Верховного главнокомандующего – нет наград!.. Они пируют, украшенные многими наградами, у некоторых по две, даже по три Геройских Звезды, а у Сталина, который совершил для победы больше любого из присутствующих, нет боевых наград!» (т. 2, с. 386)
Поразительно! Ведь пишет биографии полководцев и сам очень внимателен к наградам, особенно к своим… Еще в 1919 году Сталин получил боевой орден Красного Знамени за Царицын. А в Отечественную войну был награжден в 1944 году вторым орденом Красного Знамени, в 43-м – орденом Суворова первой степени после того, кстати, как этот орден уже дважды получил Жуков (28.1.43 и 28.7.43) и один раз – Василевский (28.1.43), а 29 июля 44-го опять же после Жукова и Василевского (одновременно – 10.4.44) Сталин награжден первым орденом «Победа». Второй орден «Победа» он получит уже после окончания войны (26.6.45) и снова после Жукова (30.3.45), но раньше Василевского (8.9.45). К тому времени получили орден «Победа» маршалы Рокоссовский и Конев (одновременно – 30.3.45), Малиновский и Толбухин (одновременно – 26.4.45), Говоров (31.5.45), Тимошенко (4.6.45), Мерецков (8.9.45) и генерал армии Антонов.
Больше ему делать было нечего… Да неужели М.И. Калинин один или вместе с секретарем Президиума Верховного Совета А.Ф. Горкиным сами не могли составить Указ? Они же не оценку Жукову давали, не характеристику своему подчиненному писали, а составили официальный текст, который имел свою стойкую традицию: «За образцовое выполнение боевого задания командования» и т. д.
Но разведчик Карпов не верит, он преисполнен бдительности: «Текст Указа гласил: «за образцовое выполнение боевых заданий Верховного Главнокомандования по руководству операциями в районе Берлина». «Вдумайтесь с эти слова, – взывает к нам разведчик, – и вы без труда уловите, что они просто оскорбительны» (там же). Действительно, вдумайтесь: маршала награждали третьей Звездой Героя с целью оскорбить! Вот до чего может довести непомерное чтение Радзинского или мил-дружка Волкогонова.
Но что же все-таки мерещится Карпову? А вот: «Жукову дают награду не за победу (?) в Берлинской операции, а за исполнительность, не за высокое полководческое искусство (?), а за образцовое выполнение боевых заданий, которые давал Сталин» (там же).
Какая демагогия, замешанная на злобе! Повторяю: такова была традиционная исходная формулировка, за которой могли стоять самые разные дела и обстоятельства. Подробности в таких документах, вроде рассуждений об искусстве, абсолютно ни к чему, их и не бывает. Надо же понимать разницу между характеристикой или описанием боевой операции, с одной стороны, и Указом о награждении – с другой. И в нем прямо говорилось о личном руководстве Жукова операциями, а не об «исполнительности» при осуществлении указаний Сталина, которые, кстати, были, как известно, и имели весьма важное значение.
Карпов продолжает свои язвительные художества, которые не имеют никакого отношения к Сталину, но ярко высвечивают внутреннюю суть самого автора. Вот, мол, получив третью Звезду, явился Жуков к Сталину. «Надо полагать, он поздравил маршала и обмыли они эту награду. А в глубине души Сталин, может быть, тешил свое болезненное самолюбие, вспоминая «формулировочку» Указа о награждении, которую он (?) сочинил для истории» (там же). Да, в этих рассуждениях бесспорно есть нечто болезненное: Карпов меряет Сталина на свой аршин! Как сам обмывал, поди, все награды, начиная с медали «За боевые заслуги», полученной в двадцать лет, и кончая второй (самодельной) Звездой Героя, в восемьдесят лет преподнесенной ему Сажи Умалатовой через голову президента, так думает, и Сталин в шестьдесят пять лет не мог без выпивона даже по случаю чужой награды. Как сам интриговал, так и Сталина изображает интриганом.
Всю эту запредельную эманацию карповского интеллекта можно сопоставить разве что с такой же эманацией Леонида Млечина в книге «Иосиф Сталин и его маршалы» (М., 2004). Он пишет: «4 мая 1941 г. Политбюро утвердило секретное постановление «Об усилении работы советских центральных и местных органов» (с. 380). Почему «утвердило», а не «приняло»? Ведь утверждается постановление какой-то нижестоящей инстанции, но тут – ничего подобного, выше Политбюро был только Бог. Просто автор не понимает, что пишет. А почему секретное? Ответа нет…
Так вот, 4 мая, уверяет автор, Молотова секретно освободили от поста председателя правительства, а Сталина секретно назначили на этот пост. Но через день Политбюро почему-то решило рассекретить свое постановление, и 6 мая оно было опубликовано в виде Указов Президиума Верховного Совета. Второй Указ, уверяет историк-самоучка Л. Млечин, был составлен «в довольно пренебрежительном тоне». Как и Карпов, самоучка не понимает, что Указ высшего органа власти это не письмо сопернику или возлюбленной, и никакие эмоции в нем не мыслимы. Вот этот Указ: «Ввиду неоднократного заявления тов. Молотова о том, что ему трудно исполнять обязанности Председателя Совнаркома наряду с выполнением обязанностей Наркома Иностранных Дел, удовлетворить просьбу тов. Молотова В.М. об освобождении его от обязанностей Председателя Совнаркома».
Где, в чем здесь хоть крупица пренебрежительного тона? Ученик разведчика Карпова копает-сопит, сопит-копает и выкапывает: «В словах о том, что Молотову «трудно» быть главой правительства, звучало очевидное осуждение его небольшевистской слабости. Сталин же не жалуется, что ему трудно руководить и партией, и правительством. Формулировки важнейших Указов принадлежат самому Сталину. Значит, он не упустил случая принизить роль Молотова в глазах народа» (там же). Вот она, хитроумная карповщина в чистом виде! Там – оскорбление Жукова, здесь – унижение Молотова…
Но позвольте, как так «Сталин не жалуется»? В пункте 3 секретного постановления говорилось: «Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию Политбюро ЦК первым секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по Секретариату ЦК…» (там же, с. 381).
Если Сталин остался первым секретарем лишь по настоянию Политбюро, значит, он отказывался, значит, тоже и он жаловался, что не сможет, и с ним Политбюро согласилось, потому и назначило Жданова его заместителем по Секретариату. Выходит, Сталин коварно унижал Молотова, а Политбюро столь же коварно – Сталина. Так, мыслитель Млечин?
Казалось бы, если в Соглашении сперва сказано о германском кредите и о закупке нами германских товаров, то, коли тебе захотелось пояснить суть дела, то с этого и начни, а потом – о наших поставках Германии. Карпов же поступает жульнически: приводит длинный список наших товаров, поставленных Германии, а о немецких поставках нам пишет: «Приведу только один пример…» Да почему же такая скромность? «Нами был куплен крейсер «Лютцов»… Немецкий буксир доставил в Ленинград корпус корабля без механизмов и вооружения…»
И следует издевательский вывод: «Вот так обманывали нашего «мудрого и гениального вождя народов», и так бездарно он отдавал столь необходимое нам стратегическое сырье…» (т. 1, с. 465—466). Однако по поводу крейсера Карпову предстоит схватка с упомянутым Млечиным. Тот пишет: «Немцы продали Красной Армии самый современный тяжелый крейсер «Лютцов», заказанный наркомом Тевосяном. Весной 1940 года немецкий буксир привел его в Ленинград. Семьдесят немецких инженеров и механиков под руководством адмирала Фейге участвовали в достройке крейсера» (И. Сталин и его маршалы, с. 291). Вот разбирайтесь…
Но гораздо важнее отметить, что Карпов низводит Сталина до своего самодостаточного уровня. Ему суют убогие фальшивки то о доносе в 30-е годы Г.К. Жукова на маршала Егорова, то о том, как Сталин пытался в 1942 году заключить мир с фашистской Германией и ударить вместе против Англии, США, то о расстреле 15 тысяч писателей, и он все это хватает, глотает, а потом – в свои книги. И явную чушь выдает за великие открытия. А тут уверяет, будто и Сталин был таким же олухом, но уже в государственном масштабе.
На самом деле поставки между СССР и Германией, конечно же, имели двусторонний и равноценный характер. Об этом можно прочитать хотя бы в воспоминаниях авиаконструктора А. Яковлева, который сам ездил тогда в Германию и выбирал, что нужно купить из авиационной техники, или в воспоминаниях В. Бережкова, переводчика Сталина.
Так чем же объяснить такую ненависть Карпова к Сталину? В чем дело? Да, видимо, в том, что он до сих пор считает и пишет в газетах: «Сталин мне жизнь крепко покалечил» (Правда-пять, 14 июля 1998). Да как же покалечил, – спросили его высоколобые правдисты? Да как же! «Меня, – говорит, – ведь еще до войны судили за нетактичное высказывание о «вожде народов» (там же).
Он настойчиво берет последние два слова в издевательские кавычки. А что, не был Сталин вождем? Если немка Екатерина Вторая, спустя всего пять лет после вступления на престол через труп своего венценосного супруга получила титул «матери народов», то почему же Карпов не считает вождем народов Сталина, который тридцать лет именно вел страну как народный водитель, как вождь и привел с исторических задворок в первый ряд мировых держав? Ну, коли не по душе, можно и не называть, от этого ничего не изменится: тридцать лет не превратятся в тридцать дней, а передовая позиция в мире – в исторические задворки. К слову сказать, Гитлер в карповских книгах всегда фюрер без кавычек.
1941 год. Карпов курсант-выпускник Ташкентского пехотного училища им. Ленина. И вот: «Меня арестовали незадолго до выпуска»(Советский писатель, 1985. С. 237). Как незадолго? Сразу путаница: то говорит в феврале, то в апреле. По последним данным, видимо, с его же слов, «в конце апреля, менее чем за две недели до выпуска» (Русские писатели ХХ века. М. 2000. Стр. 330).
Дальше: «Однажды, готовясь к семинару, я читал брошюру о работе Ленина «Что делать?»… Я очень любил Ленина, и меня коробило от того, что о Ленине у нас вспоминали все реже… Я подчеркнул в брошюре имя Ленина – оно упоминалось 60 раз, а имя Сталина – 80 раз. И сказал соседу, такому же курсанту: «Черт знает что! Ну почему нужно Сталиным заслонять Ленина?
Я показал соседу свои подсчеты. Этого было достаточно. Меня арестовали. В 19 лет я стал «врагом народа» (с. 237). Вот вам и очередная жертва культа личности.
И тут приходится сказать, что, во-первых, разведчику должно быть известно: врать лучше в нечетном числе и уж никак не с нулями на конце, а тут – 60 и 80. Это сразу вызывают сомнение. Во-вторых, живой руководитель страны с его делами, поступками, речами, естественно, оказывается на первом плане и, если угодно, «заслоняет» того руководителя, который умер уже почти двадцать лет.
Но – Ленина «вспоминали все реже»? Это всем очевидная чепуха. Журналист Алексей Голенков и его соавтор Геннадий Супрунюк, ныне покойный, напомнили Карпову фильмы тех лет: «Чапаев» (1934), «Ленин в Октябре» (1937), «Человек с ружьем» (1938), «Ленин в восемнадцатом году» (1939), «Яков Свердлов» (1940)… Во всех этих фильмах, а они шли в кинотеатрах всей страны, так или иначе, но с неизменным почитанием воссоздавался образ Ленина. А было еще и немало таких же спектаклей. Чего стоил один «Человек с ружьем» во МХАТе! А литература о Ленине! А издание его собственных книг! Уже вышло три полных собрания сочинений, и как раз в 1941 году появился первый том четвертого, а за ним последовало и пятое. И высший орден страны – имени Ленина. А сколько городов носили его имя, начиная со второй столицы державы. И неужели не знал Карпов, что уже заложен фундамент Дворца Советов, который должна была венчать гигантская фигура Ленина? Наконец, и сам же он был курсантом училища, которое носило имя не Сталина, а Ленина. Словом, перед нами совершенно несуразная выдумка, рассчитанная на невежественных олухов.
А еще упомянутые два журналиста резонно пишут: если Карпов в 1985 году уверял нас в своей ревнивой любви к Ленину, то что ж он молчал, когда через два-три года началось злобное поношение Ильича? Что ж он и сейчас не выступит в его защиту? Странно…
Во-третьих, Карпов хотя не указывает, какую брошюру он читал, кто автор, но дотошные журналисты разыскали брошюру А. Григоренко «О книге В.И. Ленина «Что делать?». Она относится как раз к тому времени. Вполне вероятно, что Карпов читал именно ее. Так вот, в ней имя почившего Ленина упомянуто 115 раз, а живого вождя народа Сталина – лишь 36, т. е. не больше на треть, как уверяет жертва культа личности, а меньше в три с лишним раза. Выходит, что никак не мог курсант Карпов сказать «нетактичные» слова о Сталине в связи с этой брошюрой. И похоже, что посадили Карпова совсем не за «нетактичность» или негалантность.
В-четвертых, от слов «этого было достаточно» для ареста уж очень разит враньем солженицынского пошиба, что сажали за любое неосторожное словцо, за пустячный донос. Так было далеко не всегда. Это доказывается фактами хотя бы из жизни самого Солженицына: на следствии он представил своими единомышленниками школьных друзей К. Симоняна, Л. Ежерец, Л. Власова, любимую жену Н. Решетовскую, но их никого и не тронули. Мало того, когда он сидел в лагере по статьям 58—10 и 58—11 (антисоветская пропаганда и создание антисоветской организации), его жена прошла на службе непростую процедуру засекречивания. Уж там не могли не знать, где и за что пребывает ее супруг… Это делает еще более загадочным рассказ Карпова о причине его ареста. И тут нас ожидает увлекательнейший поворот.
Чтобы навсегда избавиться от этих связей, я решил поступить в военное училище. В 1939 году сдал экзамены и стал курсантом Ташкентского военного училища им. В.И. Ленина» («К новой жизни» №1’68. С. 41—42).
Тихо!.. Тут требуются спокойное размышление. Кого или что ограбил? Когда посадили? Сколько дали? Где сидел? Обо всем этом – ни слова. Странно… В «Полководце» Карпов повторяет: «В 1939 году, после окончания средней школы № 61, я поступил в Ташкентское военное училище» (с. 237). Ему было 17 лет. Спрашивается, когда же товарищу удалось посидеть за ограбление – еще будучи школьником? Но тогда, если даже сидел всего лишь годик, не смог бы закончить школу в 17 лет. К тому же, по тем временам с судимостью его не приняли бы в офицерское училище, тем более – имени Ленина. Да и объявленное здесь Карповым увлечение уголовной романтикой решительно противоречит уже известной нам его пламенной любви к Ленину, и к тому, что еще в девятом классе «мечтал стать курсантом» (с. 10), и даже его любви к литературе, к писанию стихов, которые уже печатались в газете «Фрунзенец».
Что же получается? А то, что для двух судимостей, двух сроков, двух отсидок вроде бы и места нет. А? Похоже, что был только один арест в 1941 году и скорее всего именно за ограбление. Так при чем же здесь Сталин? Грабитель, как и вор, должен сидеть в тюрьме. К выводу об одной судимости именно за ограбление подталкивает и тот факт, что из лагеря в конце 1942 года Карпов попал на фронт. С 58-й статьей туда не взяли, например, О. Волкова, Б. Ручьева, С. Воронина, А. Разгона и других известных нам литераторов…
Были в деятельности Сталина того времени и просчеты… Однако, как человек глубокого ума, он, естественно, не мог не сознавать своих просчетов и не делать выводов для себя… Будучи Верховным главнокомандующим, он, конечно, проделал уже в первые месяцы войны колоссальную работу. То, что он стоял во главе Ставки, придавало ей вес и значение. Он твердо держал в руках нити управления фронтами».
И вывод: «Сталина несомненно можно отнести к разряду выдающихся полководцев…» (Дело жизни. М., 1973. С. 126, 268). А вас, Боровик, несомненно можно отнести к разряду выдающихся пустобрехов, причем, к первому разряду.
Еще об уме Сталина? Ну, вот хотя бы один эпизод из воспоминаний Черчилля, на которого ваша братия молится. Он рассказал Сталину план «Торч» – план высадки союзников в Северной Африке. И потом писал: «Сталин моментально оценил стратегические преимущества операции «Торч». Он перечислил четыре основных довода в ее пользу… Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей могли бы в несколько минут понять соображения. над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно» (Вторая мировая война. Ростов-Дон. 1997. Стр. 296).
Так говорили об уме и способностях Сталина три больших и хорошо знавших его человека, двое из которых глубоко уважали его, а третий и уважал, и ненавидел. Ну, пожалуй, хватит об уме Сталина. Теперь ждите, Боровик, что о вашем собственном уме и способностях скажут собственные внуки. Может быть, даже по телевидению.
* * *
Еще об одной байке о Сталине. Видит Бог, я долго не хотел опровергать ее – несуразную, малоумную, высмеивающую Сталина байку о том, будто он непременно хотел сам принимать Парад Победы на борзом коне, но – не совладал с конем и только поэтому поручил принимать Парад маршалу Жукову.Не хотел потому, что измыслил эту злобную чушь и пустил ее гулять по белу свету фронтовик же, Герой же Советского Союза, которому теперь еще и перевалило уже за восемьдесят, – Владимир Карпов. Тем более не хотел, что ранее высказал немало претензий к его сочинениям о Великой Отечественной. Но вижу, что писаки о войне распространяют вздорную выдумку все дальше и дальше. По замусоленности ее можно поставить в один ряд, например, с выдумкой о маленьком росте Сталина. Ну, что тут взять, допустим, с покойного А. Собчака, писавшего в своей предсмертной книге «Дюжина ножей в спину», что Сталину, когда он выступал с трибуны, подставляли под ноги скамеечку. Мир праху этого читинского парижанина… А что взять с И. Хакамады, которая тоже об этом пишет? У нее и обо всей Великой Отечественной войне вот какое представление: «Задавленным (!), нищим (?), полуголодным (!!) людям, плохо вооруженным (??) и кое-как обученным (?!), оказалось по плечу разгромить сытых, вышколенных профессионалов, с их баснословными ресурсами, с их самой совершенной на тот момент военной техникой» (Особенности национального политика. М. ОЛМА-ПРЕСС. 2002. С. 225). У этой мыслительницы было не то три, не то четыре мужа. Хочется думать, что хоть один из них служил в армии. И неужели ему не захотелось выбить из головы дражайшей супруги малограмотную чушь о Великой Отечественной и объяснить ей, что невежество не должно быть особенностью русского национального политика, как и всякого другого?
Что, говорю, с нее, с демократки-чубайсатки, взять. Но вот Генеральный директор Гидросферно-экологической Академии П.М. Себелев. Он сочинил эпопею «Битва народов» в пяти томах и десяти частях общим объемом в 3000 страниц (М., Сфера. 1994). Видно по всему, что автор много читал, изучал, собирал материал. И вот у него на Первомайском параде 1941 года германский посол Шуленбург говорит послу английскому: «Присмотритесь к Сталину: щуплый невысокого роста человек. А каким крупным кажется он на Мавзолее.
Под его ногами – деревянная подставка, чтобы казался не ниже рядом стоящих» (т. 1, с. 9).
Больше всего тут поражает загадочная тупость: ведь Сталина сейчас довольно часто можно видеть на телеэкранах в старой кинохронике. И что, ему требуется подставочка? Так запишите, Себелев, а вы, Хакамада, передайте еще и всем своим мужьям бывшим и будущим: 174 сантиметра – таков рост И.В. Сталина. Тюремный документ об этом привел даже прохвост из ПУРа Волкогонов, поищите в первом томе его «Триумфа и трагедии»(не спутайте с «Трагедией и триумфом» Черчилля!). Правда, это тоже не помешало генералу от пропаганды назвать Сталина «пигмеем духовным и физическим».
В таком же ходу байка о том, будто на предложение обменять попавшего в плен сына Якова на фельдмаршала Паулюса, Сталин ответил: «Простого солдата на маршала не меняю» (например, хотя бы у Л. Млечина: Сталин и его маршалы. М., 2004. С. 599). Сталин действительно не выменял сына и не мог сделать это как вождь перед лицом армии и народа, несших тягчайшие утраты. Но и сказать приведенных слов он тоже не мог, ибо, во-первых, Яков был не солдатом, а старшим лейтенантом; во-вторых, если уж был бы солдат, то Сталин сказал бы так: «Фельдмаршала на солдата не меняю». Разве не ясно?
А о Параде 1945 года вот и совсем недавно в День Победы во время репортажа с Красной площади ведущий (не то Винокуров, не то Пивоваров, не то Дармоедов) многозначительно спросил полковника Герасимова Василия Леонидовича, комментировавшего парад: «А почему же все-таки Парад Победы принимал не Верховный главнокомандующий, как полагалось? Не любил ездить на лошадях?» Зная с каким сладострастием и неутомимостью наши тупоумные телевизионщики глумятся над всем Советским, естественно предположить, что Дармоедов рассчитывал услышать очередное повторение карповской чепухи на всю страну. Но не дождался. Полковник Герасимов дал ясный и четкий ответ: стоя на трибуне Мавзолея, к подножию которого наши воины бросали знамена разбитой немецкой армии, Сталин принимал парад в высшем нравственно-политическом, даже мистически-небесном смысле, как в известной песне Вертинского:
Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь,
Сколько стоил ему Сталинград…
* * *
История дела такова. Я уже знал об очередном карповском открытии, а он – о моем отношении к нему. Однако 1 марта 1997 года он привез мне свою трилогию о Жукове, и на случай, если бы не застал меня дома, приложил письмо, в котором сетовал на молчание критики. Оно, видимо, было для В. Карпова трудно переносимо. За долгие годы пребывания на самых высоких постах в литературе (вплоть до первого секретаря Правления Союза писателей СССР), в партии (член ЦК), и органах государственной власти (депутат Верховного Совета СССР) он уж очень привык к постоянным и самым возвышенным похвалам. Но, увы, я достоинствами его трилогии «не проникся». Здесь не буду говорить о ней в целом, а скажу лишь о помянутой байке. Она уж очень характерна для уровня всей трилогии. Но сперва – несколько фактов, тоже дающих представление об осведомленности автора.В «Генералиссимусе» он пишет, например: «25 мая 1945 года состоялся прием в честь командующих войсками Красной Армии». И повторяет: «25 мая…» (т. 2. с. 385). На самом деле этот знаменитый прием, на котором Сталин провозгласил великий тост «за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа», состоялся 24 мая (Собр. соч. М. 1997. Т. 15, с. 228). Обязан же знать это автор, всю жизнь пишущий о войне. Как обязан знать и то, скажем, что приказ «Ни шагу назад» был под номером 227, а не 277 и т. д.
В трехтомнике «Маршал Жуков» читаем уже о Параде Победы, состоявшемся 24 июня: «После парада был дан прием для его участников. Именно на этом (!) приеме фронтовые соратники вдруг обнаружили, что их Верховный не имеет звания Героя Советского Союза…» (т. 1, с. 83). Но в «Генералиссимусе» автор уверяет, что это было на приеме 24 мая, да еще вздувает градус: «Участники торжества обратили внимание на то, что у Верховного главнокомандующего – нет наград!.. Они пируют, украшенные многими наградами, у некоторых по две, даже по три Геройских Звезды, а у Сталина, который совершил для победы больше любого из присутствующих, нет боевых наград!» (т. 2, с. 386)
Поразительно! Ведь пишет биографии полководцев и сам очень внимателен к наградам, особенно к своим… Еще в 1919 году Сталин получил боевой орден Красного Знамени за Царицын. А в Отечественную войну был награжден в 1944 году вторым орденом Красного Знамени, в 43-м – орденом Суворова первой степени после того, кстати, как этот орден уже дважды получил Жуков (28.1.43 и 28.7.43) и один раз – Василевский (28.1.43), а 29 июля 44-го опять же после Жукова и Василевского (одновременно – 10.4.44) Сталин награжден первым орденом «Победа». Второй орден «Победа» он получит уже после окончания войны (26.6.45) и снова после Жукова (30.3.45), но раньше Василевского (8.9.45). К тому времени получили орден «Победа» маршалы Рокоссовский и Конев (одновременно – 30.3.45), Малиновский и Толбухин (одновременно – 26.4.45), Говоров (31.5.45), Тимошенко (4.6.45), Мерецков (8.9.45) и генерал армии Антонов.
* * *
Однако перейдем к существу дела. В «Маршале Жукове» В. Карпов пишет: «12 июня 1945 года Калинин вручил Жукову третью Золотую Звезду… C позиции нашей нынешней осведомленности (Радзинского начитался. – Авт.) формулировка в Указе о награждении наводит на размышление. Текст Указа несомненно (откуда такая уверенность? – Авт.) продиктовал Сталин, кто ж еще может давать оценку заместителю Верховного» (С. 80).Больше ему делать было нечего… Да неужели М.И. Калинин один или вместе с секретарем Президиума Верховного Совета А.Ф. Горкиным сами не могли составить Указ? Они же не оценку Жукову давали, не характеристику своему подчиненному писали, а составили официальный текст, который имел свою стойкую традицию: «За образцовое выполнение боевого задания командования» и т. д.
Но разведчик Карпов не верит, он преисполнен бдительности: «Текст Указа гласил: «за образцовое выполнение боевых заданий Верховного Главнокомандования по руководству операциями в районе Берлина». «Вдумайтесь с эти слова, – взывает к нам разведчик, – и вы без труда уловите, что они просто оскорбительны» (там же). Действительно, вдумайтесь: маршала награждали третьей Звездой Героя с целью оскорбить! Вот до чего может довести непомерное чтение Радзинского или мил-дружка Волкогонова.
Но что же все-таки мерещится Карпову? А вот: «Жукову дают награду не за победу (?) в Берлинской операции, а за исполнительность, не за высокое полководческое искусство (?), а за образцовое выполнение боевых заданий, которые давал Сталин» (там же).
Какая демагогия, замешанная на злобе! Повторяю: такова была традиционная исходная формулировка, за которой могли стоять самые разные дела и обстоятельства. Подробности в таких документах, вроде рассуждений об искусстве, абсолютно ни к чему, их и не бывает. Надо же понимать разницу между характеристикой или описанием боевой операции, с одной стороны, и Указом о награждении – с другой. И в нем прямо говорилось о личном руководстве Жукова операциями, а не об «исполнительности» при осуществлении указаний Сталина, которые, кстати, были, как известно, и имели весьма важное значение.
Карпов продолжает свои язвительные художества, которые не имеют никакого отношения к Сталину, но ярко высвечивают внутреннюю суть самого автора. Вот, мол, получив третью Звезду, явился Жуков к Сталину. «Надо полагать, он поздравил маршала и обмыли они эту награду. А в глубине души Сталин, может быть, тешил свое болезненное самолюбие, вспоминая «формулировочку» Указа о награждении, которую он (?) сочинил для истории» (там же). Да, в этих рассуждениях бесспорно есть нечто болезненное: Карпов меряет Сталина на свой аршин! Как сам обмывал, поди, все награды, начиная с медали «За боевые заслуги», полученной в двадцать лет, и кончая второй (самодельной) Звездой Героя, в восемьдесят лет преподнесенной ему Сажи Умалатовой через голову президента, так думает, и Сталин в шестьдесят пять лет не мог без выпивона даже по случаю чужой награды. Как сам интриговал, так и Сталина изображает интриганом.
Всю эту запредельную эманацию карповского интеллекта можно сопоставить разве что с такой же эманацией Леонида Млечина в книге «Иосиф Сталин и его маршалы» (М., 2004). Он пишет: «4 мая 1941 г. Политбюро утвердило секретное постановление «Об усилении работы советских центральных и местных органов» (с. 380). Почему «утвердило», а не «приняло»? Ведь утверждается постановление какой-то нижестоящей инстанции, но тут – ничего подобного, выше Политбюро был только Бог. Просто автор не понимает, что пишет. А почему секретное? Ответа нет…
Так вот, 4 мая, уверяет автор, Молотова секретно освободили от поста председателя правительства, а Сталина секретно назначили на этот пост. Но через день Политбюро почему-то решило рассекретить свое постановление, и 6 мая оно было опубликовано в виде Указов Президиума Верховного Совета. Второй Указ, уверяет историк-самоучка Л. Млечин, был составлен «в довольно пренебрежительном тоне». Как и Карпов, самоучка не понимает, что Указ высшего органа власти это не письмо сопернику или возлюбленной, и никакие эмоции в нем не мыслимы. Вот этот Указ: «Ввиду неоднократного заявления тов. Молотова о том, что ему трудно исполнять обязанности Председателя Совнаркома наряду с выполнением обязанностей Наркома Иностранных Дел, удовлетворить просьбу тов. Молотова В.М. об освобождении его от обязанностей Председателя Совнаркома».
Где, в чем здесь хоть крупица пренебрежительного тона? Ученик разведчика Карпова копает-сопит, сопит-копает и выкапывает: «В словах о том, что Молотову «трудно» быть главой правительства, звучало очевидное осуждение его небольшевистской слабости. Сталин же не жалуется, что ему трудно руководить и партией, и правительством. Формулировки важнейших Указов принадлежат самому Сталину. Значит, он не упустил случая принизить роль Молотова в глазах народа» (там же). Вот она, хитроумная карповщина в чистом виде! Там – оскорбление Жукова, здесь – унижение Молотова…
Но позвольте, как так «Сталин не жалуется»? В пункте 3 секретного постановления говорилось: «Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию Политбюро ЦК первым секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по Секретариату ЦК…» (там же, с. 381).
Если Сталин остался первым секретарем лишь по настоянию Политбюро, значит, он отказывался, значит, тоже и он жаловался, что не сможет, и с ним Политбюро согласилось, потому и назначило Жданова его заместителем по Секретариату. Выходит, Сталин коварно унижал Молотова, а Политбюро столь же коварно – Сталина. Так, мыслитель Млечин?
* * *
Возвращаясь к приведенным текстам Карпова, следует признать, что они чрезвычайно характерны для его истинного отношения к Сталину. У него прорва напыщенных громких похвал общего характера (стратег!.. провидец!.. гений!), но в конкретных обстоятельствах, в частных фактах прорывается враждебность, стремление высмеять, унизить. Например. в «Маршале Жукове» он приводит текст «Торгово-кредитного договора между СССР и Германией» от 19 августа 1939 г. Он предусматривал «предоставление Германией Советскому Союзу кредита в размере 200 млн. германских марок для закупки германских товаров в течение двух лет… А также поставку товаров со стороны Советского Союза и Германии в тот же срок на сумму в 180 млн. марок».Казалось бы, если в Соглашении сперва сказано о германском кредите и о закупке нами германских товаров, то, коли тебе захотелось пояснить суть дела, то с этого и начни, а потом – о наших поставках Германии. Карпов же поступает жульнически: приводит длинный список наших товаров, поставленных Германии, а о немецких поставках нам пишет: «Приведу только один пример…» Да почему же такая скромность? «Нами был куплен крейсер «Лютцов»… Немецкий буксир доставил в Ленинград корпус корабля без механизмов и вооружения…»
И следует издевательский вывод: «Вот так обманывали нашего «мудрого и гениального вождя народов», и так бездарно он отдавал столь необходимое нам стратегическое сырье…» (т. 1, с. 465—466). Однако по поводу крейсера Карпову предстоит схватка с упомянутым Млечиным. Тот пишет: «Немцы продали Красной Армии самый современный тяжелый крейсер «Лютцов», заказанный наркомом Тевосяном. Весной 1940 года немецкий буксир привел его в Ленинград. Семьдесят немецких инженеров и механиков под руководством адмирала Фейге участвовали в достройке крейсера» (И. Сталин и его маршалы, с. 291). Вот разбирайтесь…
Но гораздо важнее отметить, что Карпов низводит Сталина до своего самодостаточного уровня. Ему суют убогие фальшивки то о доносе в 30-е годы Г.К. Жукова на маршала Егорова, то о том, как Сталин пытался в 1942 году заключить мир с фашистской Германией и ударить вместе против Англии, США, то о расстреле 15 тысяч писателей, и он все это хватает, глотает, а потом – в свои книги. И явную чушь выдает за великие открытия. А тут уверяет, будто и Сталин был таким же олухом, но уже в государственном масштабе.
На самом деле поставки между СССР и Германией, конечно же, имели двусторонний и равноценный характер. Об этом можно прочитать хотя бы в воспоминаниях авиаконструктора А. Яковлева, который сам ездил тогда в Германию и выбирал, что нужно купить из авиационной техники, или в воспоминаниях В. Бережкова, переводчика Сталина.
Так чем же объяснить такую ненависть Карпова к Сталину? В чем дело? Да, видимо, в том, что он до сих пор считает и пишет в газетах: «Сталин мне жизнь крепко покалечил» (Правда-пять, 14 июля 1998). Да как же покалечил, – спросили его высоколобые правдисты? Да как же! «Меня, – говорит, – ведь еще до войны судили за нетактичное высказывание о «вожде народов» (там же).
Он настойчиво берет последние два слова в издевательские кавычки. А что, не был Сталин вождем? Если немка Екатерина Вторая, спустя всего пять лет после вступления на престол через труп своего венценосного супруга получила титул «матери народов», то почему же Карпов не считает вождем народов Сталина, который тридцать лет именно вел страну как народный водитель, как вождь и привел с исторических задворок в первый ряд мировых держав? Ну, коли не по душе, можно и не называть, от этого ничего не изменится: тридцать лет не превратятся в тридцать дней, а передовая позиция в мире – в исторические задворки. К слову сказать, Гитлер в карповских книгах всегда фюрер без кавычек.
* * *
О том, за что Карпова судили и посадили, он подробно рассказал во многих публикациях, в частности, в своем «Полководце».1941 год. Карпов курсант-выпускник Ташкентского пехотного училища им. Ленина. И вот: «Меня арестовали незадолго до выпуска»(Советский писатель, 1985. С. 237). Как незадолго? Сразу путаница: то говорит в феврале, то в апреле. По последним данным, видимо, с его же слов, «в конце апреля, менее чем за две недели до выпуска» (Русские писатели ХХ века. М. 2000. Стр. 330).
Дальше: «Однажды, готовясь к семинару, я читал брошюру о работе Ленина «Что делать?»… Я очень любил Ленина, и меня коробило от того, что о Ленине у нас вспоминали все реже… Я подчеркнул в брошюре имя Ленина – оно упоминалось 60 раз, а имя Сталина – 80 раз. И сказал соседу, такому же курсанту: «Черт знает что! Ну почему нужно Сталиным заслонять Ленина?
Я показал соседу свои подсчеты. Этого было достаточно. Меня арестовали. В 19 лет я стал «врагом народа» (с. 237). Вот вам и очередная жертва культа личности.
И тут приходится сказать, что, во-первых, разведчику должно быть известно: врать лучше в нечетном числе и уж никак не с нулями на конце, а тут – 60 и 80. Это сразу вызывают сомнение. Во-вторых, живой руководитель страны с его делами, поступками, речами, естественно, оказывается на первом плане и, если угодно, «заслоняет» того руководителя, который умер уже почти двадцать лет.
Но – Ленина «вспоминали все реже»? Это всем очевидная чепуха. Журналист Алексей Голенков и его соавтор Геннадий Супрунюк, ныне покойный, напомнили Карпову фильмы тех лет: «Чапаев» (1934), «Ленин в Октябре» (1937), «Человек с ружьем» (1938), «Ленин в восемнадцатом году» (1939), «Яков Свердлов» (1940)… Во всех этих фильмах, а они шли в кинотеатрах всей страны, так или иначе, но с неизменным почитанием воссоздавался образ Ленина. А было еще и немало таких же спектаклей. Чего стоил один «Человек с ружьем» во МХАТе! А литература о Ленине! А издание его собственных книг! Уже вышло три полных собрания сочинений, и как раз в 1941 году появился первый том четвертого, а за ним последовало и пятое. И высший орден страны – имени Ленина. А сколько городов носили его имя, начиная со второй столицы державы. И неужели не знал Карпов, что уже заложен фундамент Дворца Советов, который должна была венчать гигантская фигура Ленина? Наконец, и сам же он был курсантом училища, которое носило имя не Сталина, а Ленина. Словом, перед нами совершенно несуразная выдумка, рассчитанная на невежественных олухов.
А еще упомянутые два журналиста резонно пишут: если Карпов в 1985 году уверял нас в своей ревнивой любви к Ленину, то что ж он молчал, когда через два-три года началось злобное поношение Ильича? Что ж он и сейчас не выступит в его защиту? Странно…
Во-третьих, Карпов хотя не указывает, какую брошюру он читал, кто автор, но дотошные журналисты разыскали брошюру А. Григоренко «О книге В.И. Ленина «Что делать?». Она относится как раз к тому времени. Вполне вероятно, что Карпов читал именно ее. Так вот, в ней имя почившего Ленина упомянуто 115 раз, а живого вождя народа Сталина – лишь 36, т. е. не больше на треть, как уверяет жертва культа личности, а меньше в три с лишним раза. Выходит, что никак не мог курсант Карпов сказать «нетактичные» слова о Сталине в связи с этой брошюрой. И похоже, что посадили Карпова совсем не за «нетактичность» или негалантность.
В-четвертых, от слов «этого было достаточно» для ареста уж очень разит враньем солженицынского пошиба, что сажали за любое неосторожное словцо, за пустячный донос. Так было далеко не всегда. Это доказывается фактами хотя бы из жизни самого Солженицына: на следствии он представил своими единомышленниками школьных друзей К. Симоняна, Л. Ежерец, Л. Власова, любимую жену Н. Решетовскую, но их никого и не тронули. Мало того, когда он сидел в лагере по статьям 58—10 и 58—11 (антисоветская пропаганда и создание антисоветской организации), его жена прошла на службе непростую процедуру засекречивания. Уж там не могли не знать, где и за что пребывает ее супруг… Это делает еще более загадочным рассказ Карпова о причине его ареста. И тут нас ожидает увлекательнейший поворот.
* * *
В 1967 году, когда В. Карпов еще жил в Ташкенте и пока не был даже лауреатом Государственной премии Узбекской ССР, его пригласили в одну исправительно-трудовую колонию выступить перед заключенными. И вот что, между прочим, он сказал браткам: «Когда приходится выступать перед другой аудиторией, я об этом не рассказываю. Стыдно. Судим я два раза. Первый раз – за ограбление… Мне казалось, что только среди уголовников есть смелые отчаянные ребята, что вся их жизнь идет по особому и очень интересному пути… После возвращения из заключения я понял, что общение со старыми друзьями приведет меня снова в тюрьму.Чтобы навсегда избавиться от этих связей, я решил поступить в военное училище. В 1939 году сдал экзамены и стал курсантом Ташкентского военного училища им. В.И. Ленина» («К новой жизни» №1’68. С. 41—42).
Тихо!.. Тут требуются спокойное размышление. Кого или что ограбил? Когда посадили? Сколько дали? Где сидел? Обо всем этом – ни слова. Странно… В «Полководце» Карпов повторяет: «В 1939 году, после окончания средней школы № 61, я поступил в Ташкентское военное училище» (с. 237). Ему было 17 лет. Спрашивается, когда же товарищу удалось посидеть за ограбление – еще будучи школьником? Но тогда, если даже сидел всего лишь годик, не смог бы закончить школу в 17 лет. К тому же, по тем временам с судимостью его не приняли бы в офицерское училище, тем более – имени Ленина. Да и объявленное здесь Карповым увлечение уголовной романтикой решительно противоречит уже известной нам его пламенной любви к Ленину, и к тому, что еще в девятом классе «мечтал стать курсантом» (с. 10), и даже его любви к литературе, к писанию стихов, которые уже печатались в газете «Фрунзенец».
Что же получается? А то, что для двух судимостей, двух сроков, двух отсидок вроде бы и места нет. А? Похоже, что был только один арест в 1941 году и скорее всего именно за ограбление. Так при чем же здесь Сталин? Грабитель, как и вор, должен сидеть в тюрьме. К выводу об одной судимости именно за ограбление подталкивает и тот факт, что из лагеря в конце 1942 года Карпов попал на фронт. С 58-й статьей туда не взяли, например, О. Волкова, Б. Ручьева, С. Воронина, А. Разгона и других известных нам литераторов…