Бушков Александр Александрович. Д'Артаньян - гвардеец кардинала (книга вторая)

   Планше первым выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот выехал верхом из распахнутой двери конюшни, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.
   Круто развернув на месте своего английского жеребчика, д'Артаньян оглянулся. Представшая его взору картина была жуткой, величественной и притягательной одновременно - вся мельница, высоченное соружение, уже была объята тугими волнами золотистого пламени, гудевшего и трещавшего, пылающие крылья продолжали размеренно вращаться, чертя в ночном небе причудливые круги...
   Он поневоле засмотрелся - и, не скоро опомнившись, погнал коня вслед за остальными.
   Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности было бы сущим безумием - кони могли поломать ноги, всадники могли сломать шеи. И они двинулись вдоль реки, где было чуточку светлее, над берегом, над отражавшимся в темной воде мириадом звезд. Ехали, пока пожарище не скрылось за горизонтом, - только небо в том месте долго еще оставалось светлым...
   Погони не было - да ее и не особенно следовало опасаться. Без сомнения, нападавшие рассуждали точно так же, хорошо представляя, какие неудобства ждут тех, кто решится сломя голову носиться верхами по бездорожью...
   В конце концов наткнулись на глубокий овраг, тянувшийся перпендикулярно реке. Лучшего укрытия до утра нельзя было и придумать. Найдя подходящий пологий уклон, осторожно свели вниз лошадей, держа их в поводу. До рассвета оставалось еще часа два.
   Слуги с лошадьми деликатно расположились в отдалении, а д'Артаньян, вспомнив свои охотничьи странствия по лесам, отыскал подходящее деревце, нарубил шпагой веток, прикрыл эту кучу краем плаща и усадил девушку, закутав их обоих оставшейся половиной.
   - У вас неплохо получается, - сказала Анна вяло. - Святой Мартин, да и только...6
   Она прижалась к нему, положила голову на плечо. При других обстоятельствах д'Артаньян возликовал бы от счастья и немедленно приступил бы к планомерной осаде по всем правилам, но сейчас только полнейший идиот мог бы приставать к девушке со всякими глупостями, а идиотом наш гасконец никогда не был и прекрасно понимал, что момент совершенно не подходящий для излияния самых пылких и неподдельных чувств. Он просто сидел, крепко прижимая ее к себе одной рукой, и временами замирал от нежности, когда чувствовал щекой мимолетное прикосновение длинных ресниц. Как ни удивительно, сейчас ему всецело хватало и этого.
   - Нужно было его убить, - тем же вялым голосом произнесла Анна.
   - Пожалуй, - тихонько ответил д'Артаньян. - Я как-то промедлил, упустил момент... Помнил, что его нужно перехитрить, а не убивать. И эта наша миссия...
   - Не упрекайте себя, Шарль. Вы ни в чем не виноваты, вы же ничего не знали...
   - А вы? - не удержавшись, спросил д'Артаньян. - Вы же должны что-то знать... Он ведь вовсе не собирался перехватить разоблаченных шпионов кардинала, как следовало бы ожидать. Вы же должны были слышать - он назвал меня Арамисом и отступил именно потому, что я ему был необходим как орудие для убийства герцога и принца... Это превозмогло все остальное... Как ни жаждал он до вас добраться... Что ему от вас нужно? Это уже не кардинальская служба, тут что-то другое, дураку ясно...
   - Вы неплохо соображаете, Шарль...
   - Это ведь лежало на поверхности.
   Анна долго молчала, и д'Артаньян уже стал думать, что никогда не узнает ответа. Звезды отражались в темной текучей воде, как в начале времен.
   - Вы совершенно правы, - сказала она неожиданно. - К кардинальской службе это не имеет ровным счетом никакого отношения. Можно сказать, это семейное дело. - Д'Артаньян не увидел, а, скорее, почувствовал, как она легонько улыбнулась. - Семейное дело, и не более того.
   - Черт возьми, какое он может иметь к вам отношение?
   - Шарль... Он, надобно вам знать, - мой деверь. Младший брат моего покойного мужа. И... - ее голос зазвучал жестче, - и, как вы давно уже знаете, лорд Винтер, барон Шеффилд. Каковые титулы получил, согласно английскому праву, после смерти моего мужа, старшего сына и наследника как титулов, так и майората7. До этого он был лишь Генри Винтером, эсквайром8, и не более того...
   - Вы произнесли это таким тоном... - сказал д'Артаньян. - Как будто хотели сказать...
   - Сказать можно многое. Мне многое хотелось бы сказать... но у меня нет достаточных доказательств. Ни у меня, ни у кого бы то ни было еще. Одни пересуды, подозрения и нехорошие совпадения - то есть то, чего ни один суд в мире не примет к рассмотрению...
   - Как умер ваш муж? - тихо спросил д'Артаньян.
   - Совершенно неожиданно. Слуги услышали грохот падающего тела, вбежали в комнату и нашли его лежащим у стола. Рядом валялся разбитый стакан... Она легонько передернулась, и д'Артаньян покрепче прижал ее к себе. - У него было белое как мел лицо, усеянное десятками крохотных ярко-алых точек... Ни один врач никогда прежде с таким не сталкивался. Воду из графина, правда, дали потом выпить собаке, но с ней ничего не произошло. Мнения врачей разделились. Одни, их было большинство, считали, что это какой-то неизвестный недуг. Двое других, наоборот, упорно придерживались мнения, что Роберта отравили. Беда в том, что никто никогда не слышал о яде, обладавшем бы подобным действием.
   - И что же?
   - А чего бы вы хотели? У меня было достаточно денег, и я пыталась хоть что-то узнать... Меня заверили, что нынешняя наука и нынешняя медицина просто не в состоянии обнаружить следы многих ядов, лишь один-два дают недвусмысленные признаки... Даже если это был яд, доказать невозможно. Подозреваемых не было вообще - вся многочисленная прислуга, все находившиеся в замке вроде бы вне подозрения...
   - Но ведь на этом не кончилось?
   - Почему вы так думаете?
   - Чувствую, - сказал д'Артаньян.
   - Правильно... Был один стряпчий, давний друг семьи и поверенный в делах моего мужа. Он был посвящен в семейные секреты даже гораздо более, чем я - мы были женаты всего-то менее года, я была совсем молоденькая, и ко мне относились без особой серьезности - быть может, вполне заслуженно... В общем, он со мной далеко не всем делился.
   - Этот стряпчий?
   - Да. Но у него были определенные подозрения, в определенном направлении... Он поехал в Лондон и нанял там какого-то ловкого человека. Тому удалось выяснить, что в Лондоне уже случалась парочка чрезвычайно схожих смертей, когда покойники выглядели точно так же - лицо и тело мертвенно-белые, усыпаны алыми точками... Вот только этот ловкий человек внезапно исчез. Лондон - опасный и своеобразный город, человек там может исчезнуть бесследно, и никто никогда не узнает, что с ним случилось. А стряпчего пару месяцев спустя убили разбойники на Хаунсло-Хит... есть такая пустошь, возле большой дороги, где разбойники частенько нападают на проезжающих. Но у Мортона не взяли ни золотых часов, ни кошелька... считают, что грабителей попросту спугнули, но кое-кто и в это не верит... В том же году умер один из двух докторов, отстаивавших мнение об отравлении, - при чрезвычайно странных обстоятельствах. А второй навсегда уехал из наших мест, и никто не знает, где он теперь. Дворянин, друг Роберта, осмелившийся обвинить Винтера открыто, был убит им на дуэли - о, все произошло в совершеннейшем согласии с правилами чести... Понемногу разговоры стихли, никто не пытался узнать больше. Это все случилось четыре года назад... С тех пор много воды утекло: меня пытался сделать своей любовницей герцог Бекингэм, но получил отказ и страшно разобиделся...
   - Ну да, - сказал д'Артаньян. - Я ведь свел некоторое знакомство с этим господином. Вряд ли он из тех, кто спокойно переносит решительный отказ.
   - Как и вы, Шарль, как и вы, уж простите, как всякий, наверное, мужчина... - усмехнулась она. - Но тут другое... Когда у нас состоялось последнее и окончательное объяснение, он пришел в совершеннейшее бешенство и дал волю языку. Большая часть того, что он говорил, скучна и банальна, но кое-что заслуживает внимания... Он кричал, что я полная дура и не осознаю в полной мере, каким благом будет для меня его покровительство. Потому что защитить меня может только он - в том числе и от Винтера, который отравил моего мужа, а теперь обязательно постарается добраться до меня и моего сына. Ну, а если я стану его любовницей, Винтер определенно побоится...
   - И вы верите, что он говорил правду?
   - Пожалуй, - сказала Анна. - Я неплохо знаю Бекингэма. Он не мастер врать и начисто лишен фантазии. Сочинить такое ему бы и в голову не пришло... Словом, я все же отказалась. Увы, впоследствии оказалось, что Бекингэм как в воду смотрел. Вокруг моего сына начались столь подозрительные странности, что пришлось укрыть его в надежном месте. Английские законы, знаете ли... Винтер имеет право носить титулы до совершеннолетия моего сына, но в случае его смерти к Винтеру перейдут пожизненно и титулы, и земли, и все состояние. Ну, а после того, что только что произошло на мельнице, у меня уже не осталось никаких сомнений, и я решила стрелять. Промахнулась, к великому сожалению...
   - Знай я все это раньше, я бы его непременно прикончил, - сказал д'Артаньян. - Впрочем, случай еще представится...
   - Это не человек, а сущий дьявол.
   - Ба! - сказал д'Артаньян. - Насколько я знаю, о многих так говаривали... Но в конце концов выходило, что пистолетная пуля или полфута доброй шпаги в груди оказывают на них точно такое же действие, как на простых смертных... Он мне еще попадется...
   - Я боюсь одного: что теперь та же опасность угрожает и вам. Когда он узнает, кто вы на самом деле, когда решит, что вы посвящены в мои секреты...
   - Что за глупости! - сказал д' Артаньян. - Нет ничего лучше настоящего врага, этого самого "сущего дьявола"! Последнее время у меня и не было, если вдуматься, настоящих врагов - так, одна мелочь, скучно даже...
   - Шарль, вы еще сущий ребенок...
   - Думайте, как вам хочется, - сказал д'Артаньян. - Но я его обязательно убью, Анна... Значит, вы боитесь за меня? Если б вы знали, как приятно это слышать! Ну скажите еще раз, что вы боитесь за меня, умоляю!
   - Ох... Какой вы... Говорю вам, я всерьез боюсь за вас!
   - С ума сойти! - не помня себя от радости, воскликнул д'Артаньян. И, легонько повернув ее голову, прильнул к губам. Девушка напряглась, но все-таки с печальным вздохом ответила на поцелуй, показавшийся одуревшему от счастья гасконцу бесконечным.
   Глаза у нее были влажными, и д'Артаньян мысленно поклялся всем для него святым защитить ее и поквитаться с мерзавцем, даже если для этого придется запалить всю Англию с четырех концов и разыскивать Винтера посреди этого самого грандиозного в истории пожарища.
   Целовались до рассвета.
   Глава третья
   Что за гости съехались в замок Флери и как их там привечали
   Окажись д'Артаньян и в самом деле одним из заговорщиков, не знавшим, что все открыто и приняты должные меры, он ничего бы не заподозрил. Замок Флери, недавно отстроенный кардиналом, выглядел беспечным загородным прибежищем всесильного сановника, нимало не подозревающего о том, что, по замыслу убийц, смерть въезжала в эти ворота в облике четырех десятков благородных парижских дворян с герцогом Анжуйским и принцем Конде во главе.
   Два самых больших отряда приехали как раз с принцем и герцогом - их свита, фавориты, любимцы, друзья и единомышленники. Остальные прибывали кто поодиночке, кто по двое-трое - одетые как обычно, вооруженные не сильнее, чем в рядовые дни. Впрочем, кое у кого д'Артаньян подметил очень уж жесткие складки камзолов - положительно, у этих людей под платьем надеты кольчуги, а некоторые довольно искусно скрывают под камзолами пистолеты, но обратить на это внимание мог лишь тот, кто присматривался специально, заранее посвященный в потаенную сторону обычного вроде бы визита дворян к министру...
   Сам он приехал в замок Флери прямо из домика герцогини де Шеврез на улице Вожирар - смачно и обстоятельно расцелованный на прощанье и даже получивший второпях в задней комнатке задаток в счет будущего щедрого вознаграждения: Верхние земли, Нижние земли и даже Антиподы, согласно итальянским вкусам очаровательной Мари. К его великому облегчению, когда он вернулся из Нидерландов, был встречен так, что сразу стало ясно: никто до сих пор не понял, что побывавший в Зюдердаме "Арамис" и проклятая ищейка кардинала, пресловутый д'Артаньян, - одно и то же лицо. Равным образом не вызвали подозрений и точнейшие копии зашифрованных писем, в течение пары часов изготовленные неким тихим и незаметным приближенным кардинала, человеком на вид невзрачным, кажется, даже не дворянином, но умевшим, по заверениям Рошфора, подделать любой почерк, какой только существует на свете...
   И некий огромный и кое в чем до сих пор загадочный механизм тяжело стронулся, закрутился, зубцы неких шестеренок цеплялись за другие, по парижским улицам помчались гонцы, зашелестели в задних комнатах пахнущие железом и кровью разговоры, гримасы злобной радости и отчаянного нетерпения кривили лица, и, наконец, копыта многих коней затопотали по загородным дорогам, сходящимся к замку Флери...
   Гостей встречали, как ни в чем не бывало, как и полагалось почтительно принимали коней, провожали в зал. Никто из них и понятия не имел, что сопутствовавшие им слуги один за другим внезапно исчезали, с завидным постоянством оказываясь обитателями обширного подвала с решетками на окнах и запертой дверью, охранявшейся снаружи вооруженными людьми. Участь эта, как легко догадаться, миновала одного Планше - ввиду известных обстоятельств.
   Ни один из благородных господ не обратил никакого внимания на пропажу слуг - какой дворянин станет подмечать такие мелочи? Точно так же ни один из гостей не приглядывался к лицам многочисленных слуг - не родился еще тот дворянин, что сможет отличить одного лакея от другого или запомнить хоть одного без особых на то причин. А меж тем тот, кто знал в лицо гвардейцев кардинала, мог бы при некотором напряжении ума найти странное сходство меж ними и этими самыми слугами - сходство столь полное, что человек, мистически настроенный, мог бы усмотреть тут дьявольские козни.
   Но не нашлось ни внимательных, ни мистически настроенных. Один д'Артаньян, то и дело обнаруживавший знакомых среди лакеев, в конце концов понял, что все они без исключения еще вчера носили совсем другую одежду и шпагу в придачу...
   Он держался в стороне - поскольку главный план заговорщиков отводил ему третьестепенную роль. А потаенный еще не вступил в действие...
   Однако ему очень быстро напомнили, что внутри заговора существует еще парочка других, гораздо меньшего размаха, но, пожалуй что, более опасных, чем главный...
   Незнакомый дворянин, улучив момент, когда они оказались одни в отдаленном углу, приблизился к нему вплотную и тихо сообщил:
   - Арамис, вам передает привет барон Шеффилд...
   - Я понял, - сказал д'Артаньян с непроницаемым лицом. - Значит, это вы должны мне сопутствовать?
   - Да. Шевалье де Бриенн, к вашим услугам. Нам с вами предстоит, когда вареный рак окажется на булавке, позаботиться о герцоге Анжуйском, а вон тот дворянин окажет любезность принцу Конде... Вы, часом, не колеблетесь?
   - Вы плохо меня знаете, дорогой Бриенн, - ответил д'Артаньян сквозь зубы. - Все пройдет отлично...
   На самом деле он волновался - настолько, что впору было осушить целый кувшин мелиссовой воды9. То, что должно было случиться, не походило ни на поединок, ни на хитросплетения тайной войны, к которым он уже успел прикоснуться. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и д'Артаньян поначалу удивлялся, отчего окружающие не слышат его отчаянный стук, прямо-таки шумную барабанную дробь...
   Дверь большого зала распахнулась, вышел представительный мажордом единственный настоящий слуга в эту минуту - и объявил торжественно, звучно:
   - Гостей просят пожаловать к столу! Его высокопреосвященство выйдет чуть позже и заранее извиняется за овладевший им недуг...
   Первыми в зал двинулись герцог Анжуйский и принц. Длинный стол ломился от яств и бутылок - декорации требовали полнейшего правдоподобия, - вдоль стен выстроились подтянутые лакеи. Их аккуратные шеренги перемежались высокими драпировками, повешанными буквально час назад. Де Бриенн и мрачный дворянин в сером камзоле неотступно держались поблизости от герцога с принцем - а значит, д'Артаньяну предстояло не спускать глаз именно с них. Об остальных, его заверили, найдется кому позаботиться...
   - Его высокопреосвященство кардинал-министр!
   Всякий непосвященный наблюдатель мог бы поклясться, что кардинал Ришелье и в самом деле поражен недугом: его почтительно вели под руки двое слуг, передвигался он с трудом, вместо кардинальской мантии на нем была обычная сутана с опущенным на лицо капюшоном. Шаркая ногами, кардинал грузно и неуклюже опустился в кресло с резными подлокотниками, сгорбившись, словно ослабли поддерживавшие его невидимые нити. Д'Артаньян заметил, как несколько человек обменялись быстрыми, злорадными взглядами, - желанная добыча выглядела еще доступнее и беззащитнее, чем предполагалось...
   "Наш кардинал - великий актер, - подумал д'Артаньян. - Так убедительно представить хворь и немощь..."
   Он не сразу понял, когда все началось. Просто-напросто слева от него, совсем близко, вдруг послышалась резкая перепалка, с каждым мигом становившаяся все ожесточеннее и громче. Гости, так и не успевшие сесть за стол, с наигранным изумлением смотрели в ту сторону - и одновременно как бы невзначай расступались, оставляя проход, ведущий от ссорившихся прямо к креслу кардинала. Что до Ришелье, он восседал в той же позе, сгорбившись и положив руки с расслабленными, растопыренными пальцами на широкие подлокотники, казалось, глухой и слепой ко всему происходящему.
   - Да разнимите же их! - воскликнул кто-то, не трогаясь, впрочем, с места.
   - Черт побери, я заставлю вас смыть оскорбление кровью! И немедленно!
   - Что ж, извольте!
   - Разнимите их!
   - Вашу шпагу, к бою!
   - Извольте!
   Вот уже и клинки вырвались из ножен, не менее дюжины... Герцог Анжуйский, подавшись вперед всем телом, уставился на кардинала, и его лицо застыло в хищной гримасе - теперь д'Артаньян ни за что не сделал бы прежней ошибки, не спутал бы этого злобного и энергичного человека с вялым во всякое время дня и меланхоличным во всякое время года Людовиком...
   Первые двое оказались совсем близко - и д'Артаньян на миг замер, видя, как острие, нацеленное в грудь сидящего кардинала, неотвратимо приближалось к согбенной фигуре...
   Но тут произошло нечто, изумившее его самого, не знавшего всех замыслов кардинала.
   Скрюченная фигура, казавшаяся аллегорическим изображением всех духовных и телесных немощей, какие только преследуют доброго христианина на белом свете, вдруг с поразительной быстротой выпрямилась, словно взметнулась освобожденная стальная пружина. Сверкнул клинок, во мгновение ока извлеченный из-под сутаны, - и рапира человека в рясе со звоном отбила шпагу так, что она вылетела из руки нападавшего.
   Капюшон откинулся на спину - и д'Артаньян, к своему превеликому изумлению, увидел не лицо Ришелье, а знакомую хищную улыбку Рошфора, уже скрестившего шпагу со вторым злоумышленником. Вспомнив о своих обязанностях, д'Артаньян тоже выхватил шпагу, сделал выпад - как раз вовремя, чтобы пронзить запястье де Бриенна, уже выхватившего из-под камзола двуствольный рейтарский пистолет и наводившего его в спину герцогу Анжуйскому. Глядя на него с невыразимым ужасом и удивлением, де Бриенн скрючился, громко охая и зажав ладонью левой руки кровоточащее запястье, а д'Артаньян уже был возле мрачного дворянина в сером камзоле и без всяких дуэльных церемоний ударил его острием в бок. В самую пору - мрачный успел достать шпагу и ринуться было к принцу Конде...
   Все это происходило посреди ошеломленной тишины - заговорщики застыли нелепыми статуями, на пару мгновений растерявшись...
   Драпировки с треском распахнулись, и оттуда выскочил капитан де Кавуа - совсем не тот, каким д'Артаньян привык его видеть в семейном гнездышке. Нынешний капитан де Кавуа, несмотря на некоторую полноту, двигался проворно, как атакующий кабан. Вмиг вспрыгнув на ближайший стул и махнув шпагой, он закричал что есть мочи:
   - Ко мне, гвардейцы! Да здравствует кардинал!
   - Да здравствует кардинал! - отозвался многоголосый рев.
   Многие обожают театральные эффекты, и капитан де Кавуа не был исключением... Зал тут же наполнился топотом ног и лязгом стали - из-за драпировок, из всех дверей выскакивали гвардейцы в красных плащах с серебряными крестами, со шпагами наголо. Из-за тех же драпировок мгновенно были извлечены звенящие охапки шпаг - и они, словно сами по себе разлетаясь по залу, оказались в руках мнимых слуг.
   Вверху, на галерее, раздался частый и громкий стук - это выбежавшие с двух сторон гвардейцы опускали на перила свои мушкеты, целясь в оторопевших заговорщиков. Дымились многочисленные фитили, готовые после легкого движения указательного пальца прижаться к затравкам и воспламенить порох на полках.
   Заговорщики сбились в кучу слева от стола - под прицелом пары дюжин мушкетов и вдвое большего количества шпаг, опоясавших острым кольцом толпу перепуганных, смятенных и сбитых с толку людей, еще не успевших в полной мере осознать, что все их замыслы рухнули в одно печальное мгновение.
   Д'Артаньяна среди них не было - когда стальное кольцо уже стало замыкаться, кто-то из незнакомых гвардейцев резко потянул его за локоть и весело крикнул в ухо:
   - Не мешкайте, д'Артаньян, ваше место не там!
   Гасконец отошел в сторону, спокойно убирая шпагу в ножны. Кое-кто косился на него со страхом.
   - Оружие на пол! - взревел капитан де Кавуа, потрясая шпагой. - Все, какое только найдется! Живо, живо, мои прекрасные господа! Все оружие на пол, иначе, клянусь богом, я скомандую залп!
   Его лицо, яростное и решительное, подкрепляло угрозу. Уже через какой-то миг по мраморному полу зазвенели брошенные шпаги, а кое-где глухо стучали пистолеты. Люди торопливо стаскивали через голову перевязи, мешая друг другу, поторапливая соседей:
   - Живей, что вы копаетесь? Они же начнут стрелять!
   Д'Артаньян видел, как герцог с принцем, поддавшись общей панической суете, содрали с себя перевязи не хуже прочих и отбросили шпаги подальше. На лице красавчика Гастона уже не было другого выражения, кроме откровенного страха. Принц, правда, держался чуточку спокойнее, он сверкал глазами исподлобья и громко скрипел зубами, но со шпагой расстался столь же проворно, прекрасно помня, должно быть, разницу меж отвагой оправданной и бессмысленной. Любой человек с мало-мальским опытом вооруженных стычек мог бы очень быстро понять, что у застигнутых врасплох заговорщиков не было ни единого шанса, - как водится: страх и внезапность превратили орду убийц в скопище разобщенных трусов, где каждый был сам по себе и чувствовал себя невероятно одиноким. А потому заботился в первую очередь о сохранении своей жизни, единственной и неповторимой...
   А противостояло им не менее шестидесяти гвардейцев, спаянных в единое целое волей своего капитана и готовых по первому знаку устроить резню, которую долго помнила бы и обсуждала вся Европа...
   И тогда появился настоящий кардинал (Рошфор, так и не успевший снять маскарадную сутану, стоял со шпагой наголо) Ришелье, не в красной кардинальской мантии, а в одежде для верховой езды и высоких ботфортах, вышел из почтительно распахнутой перед ним двери - совершенно спокойный на вид, чуточку мрачноватый, но от этого ледяного спокойствия несло плахой и железом. Твердо ставя ноги, он подошел к цепочке гвардейцев и какое-то время разглядывал замершую толпу разоблаченных заговорщиков. Под взглядом холодных светло-серых глаз одна за другой опускались головы, фигуры волшебным образом приобретали покорность и смирение, даже стонавшие раненые умолкли и постарались стать ниже ростом, опасаясь, что им будет уделено особое внимание. Как видел д'Артаньян, герцог с принцем не стали исключением - они напоминали жалких воришек, пойманных в бакалейной лавке разгневанным хозяином.
   Ришелье посреди наступившей тишины произнес бесстрастно, не так уж громко:
   - Любопытно бы знать, господа гости, почему вы все поголовно принимаете такое обхождение с вами, как должное? Следовало бы ожидать, что хоть одна живая душа возмутится самодурством хозяина, обошедшегося с гостями столь неучтиво, вопреки всем традициям... Или вы справедливо полагаете, что с вами именно так и следует поступать?
   - Ваше высокопреосвященство! - раздался чей-то отчаянный вопль. - Меня заставили! Я не хотел!
   Кричавший попытался пробиться через шеренгу молчаливых гвардейцев, но ближайшие к нему шпаги грозно придвинулись, и он, отпрянув, упал на колени, отчаянно вопя:
   - Монсеньёр, господин кардинал! Меня заставили, я хотел сообщить вам все о заговоре, всех назвать, всех до единого! Я просто не успел, так быстро все произошло... Можете не сомневаться, я бы непременно всех выдал! Я не успел, не успел!
   Стоявший совсем близко к нему принц Конде брезгливо поджал губы:
   - Барон, черт бы вас побрал... Умейте проигрывать с достоинством, встаньте, наконец...
   - Хорошо вам говорить! - совсем, уж истерически завопил ползавший на коленях человек. - Вы-то королевской крови... Монсеньёр, сжальтесь, отделите меня от них! Я просто-напросто не успел выдать вам все!
   - Проводите этих господ в приготовленное для них место, - с тем же ледяным спокойствием распорядился Ришелье. - Всех. Сделайте исключение только для господина герцога Анжуйского, с которым я намерен побеседовать...