Страница:
– Что-то я такое смутно помню… – пожал плечами Глаголев. – Ладно, продолжайте.
– Настал исторический день, когда эти интеллигенты собрались где-то в избе на отшибе и стали делить портфели – кому быть президентом, кому премьером, кому в Вашингтон послом ехать, кому в Париж. А участковым там был старшина, этакий Анискин, только помоложе. Ну, в деревне никогда ничего ни от кого не скроешь… Прослышал он про заседание моментально. И, в отличие от областных чинов, нисколечко не занервничал, просто стало ему любопытно – всякое повидал, но вот чтобы на его участке кто-то провозглашал суверенное государство, такого отродясь тут не бывало… Надел фуражку и пошел поглазеть, даже без табельного оружия – там же патриархальность, хоть и девяносто первый год. Заметил его кто-то издали, заорал диким голосом, что пришел конец и пора уносить ноги, – и сыпанули президент с послами в окна, да так, что рамы на себе вынесли. Чесанули в тайгу, а список со страху забыли на столе… Вот так суверенная Мармозетия и накрылась. Старшина, мужик дисциплинированный, стал звонить в область – мол, приключилось такое чудо-юдо… В области, еще не дослушав, орут: «Старшина, соблюдайте предельную осторожность! Через час ждите подмогу, у нас уже спецназ в вертолеты грузится, боезапас подвезли! Постарайтесь наладить наблюдение за сепаратистами, но напрасно жизнью не рискуйте! Ждите десант!» Старшина им с искренним недоумением отвечает: «Какой десант, какие вертолеты? Сепаратистов у нас никаких нету, если вы про Ваньку с Васькой и дурака Петровича, так они в тайгу отчего-то сбегли, едва меня завидели, а так в деревне все тихо, только Гаврила опять нажрался и плетень повалил…» Больше насчет мармозетского суверенитета и слуху не было. Но, что характерно, чинам десяти в области за героическое подавление путча успели выдать ордена – зато старшине даже пятерки премии не выписали. Такая вот притча из реальной жизни.
– Ну, и где тут мораль? – спросил Глаголев, сверля ее холодными синими глазами.
– Морали нет, зато есть прямая параллель.
– И вы это говорите после того, как ознакомились со всеми материалами? Которые сами же и копили? Ничего себе мармозеты – труп на трупе.
– Ну, возможно, я неудачно выразилась… – сказала Даша. – Не «параллель», а как-то иначе… Давайте посмотрим, что у нас есть… Вернее, кто у нас есть. Кто же это у нас собрался устраивать переворот с привлечением воинских частей, дабы провозгласить свободную сибирскую республику? Губернатор, который просрал все, что можно просрать, растерявший остатки авторитета у мало-мальски серьезных людей. Генерал-лейтенант, которого не выпихнули на пенсию за бездарность и казнокрадство только потому, что у столицы не доходят руки до нашей глубинки. И шеренга никчемных бездарей рангом помельче… А где, позвольте вас спросить, реальные собственники и реальные хозяева заводов, газет, пароходов? Так вот, их почему-то либо отстреливают, либо не берут в компанию… Вы когда-нибудь сталкивались со случаем, когда роскошную квартиру в центре пытаются приватизировать не реальные хозяева, не папа-бизнесмен, мама-чиновница и их взрослая дочка-банкирша, а младший сынок, первоклассник из школы для даунов? Дико и нереально, правда? Но в случае с операцией «Гроза» мы как раз и столкнулись с чем-то подобным… Генерал, бомжи не проворачивают банковские аферы, а трамвайные щипачи не пытаются установить контроль над алюминиевым заводом… – Она сердито раздавила в пепельнице окурок. – Да, были трупы, были планы, возможно, немало народу всерьез верили, что переворот и в самом деле приведет к провозглашению суверенной республики… Но это дураки. А я имею в виду тех, кто стоял за кулисами и при этом знал в с е. И знал с самого начала, что переворот и не должен был увенчаться успехом, вся игра как раз и затеяна ради того, чтобы переворот провалился… Провалился. С треском. Это и есть главнаятайна… А все остальное – декорации спектакля. И трупы – тоже…
Глава двадцать седьмая
– Настал исторический день, когда эти интеллигенты собрались где-то в избе на отшибе и стали делить портфели – кому быть президентом, кому премьером, кому в Вашингтон послом ехать, кому в Париж. А участковым там был старшина, этакий Анискин, только помоложе. Ну, в деревне никогда ничего ни от кого не скроешь… Прослышал он про заседание моментально. И, в отличие от областных чинов, нисколечко не занервничал, просто стало ему любопытно – всякое повидал, но вот чтобы на его участке кто-то провозглашал суверенное государство, такого отродясь тут не бывало… Надел фуражку и пошел поглазеть, даже без табельного оружия – там же патриархальность, хоть и девяносто первый год. Заметил его кто-то издали, заорал диким голосом, что пришел конец и пора уносить ноги, – и сыпанули президент с послами в окна, да так, что рамы на себе вынесли. Чесанули в тайгу, а список со страху забыли на столе… Вот так суверенная Мармозетия и накрылась. Старшина, мужик дисциплинированный, стал звонить в область – мол, приключилось такое чудо-юдо… В области, еще не дослушав, орут: «Старшина, соблюдайте предельную осторожность! Через час ждите подмогу, у нас уже спецназ в вертолеты грузится, боезапас подвезли! Постарайтесь наладить наблюдение за сепаратистами, но напрасно жизнью не рискуйте! Ждите десант!» Старшина им с искренним недоумением отвечает: «Какой десант, какие вертолеты? Сепаратистов у нас никаких нету, если вы про Ваньку с Васькой и дурака Петровича, так они в тайгу отчего-то сбегли, едва меня завидели, а так в деревне все тихо, только Гаврила опять нажрался и плетень повалил…» Больше насчет мармозетского суверенитета и слуху не было. Но, что характерно, чинам десяти в области за героическое подавление путча успели выдать ордена – зато старшине даже пятерки премии не выписали. Такая вот притча из реальной жизни.
– Ну, и где тут мораль? – спросил Глаголев, сверля ее холодными синими глазами.
– Морали нет, зато есть прямая параллель.
– И вы это говорите после того, как ознакомились со всеми материалами? Которые сами же и копили? Ничего себе мармозеты – труп на трупе.
– Ну, возможно, я неудачно выразилась… – сказала Даша. – Не «параллель», а как-то иначе… Давайте посмотрим, что у нас есть… Вернее, кто у нас есть. Кто же это у нас собрался устраивать переворот с привлечением воинских частей, дабы провозгласить свободную сибирскую республику? Губернатор, который просрал все, что можно просрать, растерявший остатки авторитета у мало-мальски серьезных людей. Генерал-лейтенант, которого не выпихнули на пенсию за бездарность и казнокрадство только потому, что у столицы не доходят руки до нашей глубинки. И шеренга никчемных бездарей рангом помельче… А где, позвольте вас спросить, реальные собственники и реальные хозяева заводов, газет, пароходов? Так вот, их почему-то либо отстреливают, либо не берут в компанию… Вы когда-нибудь сталкивались со случаем, когда роскошную квартиру в центре пытаются приватизировать не реальные хозяева, не папа-бизнесмен, мама-чиновница и их взрослая дочка-банкирша, а младший сынок, первоклассник из школы для даунов? Дико и нереально, правда? Но в случае с операцией «Гроза» мы как раз и столкнулись с чем-то подобным… Генерал, бомжи не проворачивают банковские аферы, а трамвайные щипачи не пытаются установить контроль над алюминиевым заводом… – Она сердито раздавила в пепельнице окурок. – Да, были трупы, были планы, возможно, немало народу всерьез верили, что переворот и в самом деле приведет к провозглашению суверенной республики… Но это дураки. А я имею в виду тех, кто стоял за кулисами и при этом знал в с е. И знал с самого начала, что переворот и не должен был увенчаться успехом, вся игра как раз и затеяна ради того, чтобы переворот провалился… Провалился. С треском. Это и есть главнаятайна… А все остальное – декорации спектакля. И трупы – тоже…
Глава двадцать седьмая
Бремя мое легко?
Перед тем, как дисциплинированно перейти широкий проспект на зеленый сигнал светофора, она огляделась. Главная площадь града Шантарска, до сих пор украшенная рвавшимся заре навстречу исполинским Ильичом, еще не успела заполниться народом. И длинная, разукрашенная триколорами и вымпелами с городским гербом трибуна, откуда губернатор с присными собирался демократически махать ручкой демосу, пока что пустовала. Прохладный ветерок выполнял свою обычную работу – трепал флаги, флажки, длинные транспаранты, на все лады восхвалявшие юбилей.
Публика, впрочем, помаленьку собиралась.
В стратегических точках, согласно утвержденной диспозиции, маячили милицейские патрули (праздника ради получившие особое указание иметь исключительно дружелюбное и благожелательное выражение лиц), сиявшие белоснежными рубашками и парадными погонами. Без ложки дегтя, понятно, не обошлось – возле областной библиотеки появились было четверо-пятеро бородатых демократов и с ходу развернули корявые плакатики, клеймившие позором колонизаторов, вторгшихся некогда на исконные земли шантарских татар и убивших злодейски патриота родной земли хана Кучума (как водится, господа интеллигенты историю знали плохо и понятия не имели, что хан Кучум вовсе не коренной абориген, а пришелец из Золотой Орды, прирезавший коренных князьков и захвативший власть). Но к ним подошел внушительный старшина, что-то быстренько втолковал, и бородатые, свернув плакаты, печальной вереницей потянулись прочь. История Великой Мармозетии повторилась.
Из динамиков, укрепленных на высокой бетонной ограде, окружавшей вход в строящееся метро, рвалась самая что ни на есть веселая и оптимистическая музыка, высочайше утвержденная, конечно. Даша подняла голову, услышав шелестящий рокот идущих на малой высоте вертолетов. Без особого труда опознала тройку «Барракуд», машин огневой поддержки – хищно вытянутые пятнистые тупики, пузыри кабин, можно даже различить под закругленными носами пушки-трехстволки. Не снижая скорости и не меняя курса, они наискосок прошли над площадью, крайний слева винтокрыл вдруг выплюнул несколько комков, мгновенно взвихрившихся сотнями ярких хлопьев. Они, кружась, посыпались на крыши, на тротуары, на головы, а вертолеты ушли к северо-западной окраине города, где, как немногим было известно, двигалась сейчас колонна выведенных на маневры бронемашин десанта.
Даша поймала листовку на лету. На сине-красном глянцевитом листке бодро вздыбился гербовый шантарский лев, а пониже, естественно, красовались цифры 370 – и была еще какая-то рифмованная ерунда насчет юбилея, поздравлений и пожеланий.
Пожав плечами, она скомкала листок, бросила под ноги и пошла дальше, к зданию управления. Пышность пышностью, но вряд ли кто-то поднял бы в воздух боевые вертолеты, час полета которых обходился в жуткую сумму, чтобы только разбросать над городом праздничное конфетти, цветные никчемушки. У Глаголева свои заморочки и многоходовые комбинации, он начал работать… С вялым любопытством она вспомнила, что многое так и не сумела разгадать: скажем, кто все-таки убил Маргариту Монро? Что там было на уме у Волховича – с самого начала он работал на Глаголева? Искренне верил до какого-то момента, что и впрямь получит генеральские звезды от Вольной Сибири?
С самого начала оставлял себе лазейку, работая на обе стороны?
Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Главное, она твердо верила, что не могла ошибиться, что рассчитала все правильно, а все остальное было – пустяки и лирика…
Она вошла в просторный, тихий вестибюль. Ребята в дежурной части красовались в выходной форме – как и ее верный сподвижник, он же незадачливый любовник, ля кадет Теодор. Федя, при начищенной достопамятной медали, врученной за прошлогодние подвиги под чутким руководством Даши, нервно маялся в углу, при виде своей рыжей мечты просиял самым откровенным образом. Поневоле приятно, когда на тебя пялятся обожающе…
– Фуражку сдвинь правее, – сказала она, подойдя вплотную. – Как гласят правила, центр кокарды должен находиться над переносицей, а у тебя он где? И соберись, друг Теодор, начинаем работать…
Подошла к запертой изнутри двери, на ходу помахав рукой. На нее недоумевающе воззрились, Лаевский торопливо кинулся открывать, отступил, давая дорогу:
– Ты откуда? Говорили же, тебя на неделю в Куруман послали с группой…
– Болтают… – сказала она, не входя внутрь, тихо спросила: – Галахову был какой-нибудь пакет?
– Только что, ясновидящая, – сказал Лаевский весело. – Целый пакетище. Припер какой-то офицерик, сам и отнес… Ты что, тоже дежуришь?
– Как все, – сказала она, захлопнула дверь и махнула Феде.
Коридоры были пустыми, стояла тишина – всех, кого только можно было, наладили охранять общественный порядок. Даше нестерпимо захотелось вдумчиво исследовать свою одежду – она знала Глаголева, чертов викинг наверняка распорядился налепить ей на куртку крохотные микрофончики, манера у человека такая, привычки устоявшиеся… Только времени нет – ну и плевать, обойдется…
В тупичке-предбаннике у кабинета Галахова стол секретарши был пуст – полковник, надо полагать, дал выходной химической блондинке Елизавете Сергеевне, с которой у Даши была давняя и взаимная неприязнь. Зато у двери расположился незнакомый капитан в полевой форме военного образца с милицейским шевроном, и на коленях у него красовался матово-черный «Кипарис». Судя по столь мизерным мерам предосторожности, Галахов оказался все же из категории придурков – в своем роде, господа, в своем роде…
Капитан вскочил, успел даже мяукнуть что-то запрещающее, но Даша четко влепила ему «орлиный клюв» под горло, подсекла, ухватила за кисть и отправила в дальний угол приемной, где он и приземлился. Перебросила Феде автомат, достала наручники и в два счета приковала запястье капитана к его же собственной лодыжке. Распорядилась:
– Стереги орелика. Если появятся военные – капитулируешь…
Решительно потянула на себя дверь кабинета, оказавшуюся незапертой – бог ты мой, скольких уже погубило самомнение, а уроки все не впрок… – вошла, звонко защелкнула за собой замок. Криминальный ТТ с глушителем, «китаёза глухой», был уже в руке. Передвинулась влево, чтобы держать в поле зрения и двух мужчин, и дверь, усмехнулась:
– Здорово, путчисты!
Галахов так и остался сидеть, зато сердечный друг Роман Фирсов непроизвольно дернулся было, но тут же опустился на стул, когда солидно выглядевший черный глушитель слегка дернулся в его сторону.
Обстановка самая рабочая – оба в штатском, без пиджаков, узлы галстуков полураспущены, на столе два радиотелефона, какие-то бумаги, рядом с грудой картонных полосок и огромным вскрытым пакетом лежат перехваченные синей изолентой тротиловые шашки, пучок проводов, еще какие-то блестящие крохотные штуки…
Она бросила быстрый взгляд на рации, убедилась, что обе отключены, распорядилась, глядя в глаза Галахову.
– Послание бросьте сюда. Заверните в него зажигалку и пустите по столу в мою сторону… Ну?
Сразу видно, что оружия при обоих нет. Галахов и не пытался орать, изображать деланное возмущение – просек все мгновенно, с кривой застывшей улыбочкой завернул свою блестящую зажигалку в листок бумаги с машинописным текстом, шумно толкнул по столу. Даша перехватила комок на лету, расправила. Громко прочитала:
– «Доводим до вашего сведения, что аналогичные бомбы уже заложены… образец в знак серьезности намерений…» Ну, дальше неинтересно. – И спокойно швырнула листок на стол. – Значит, сценарий прикрытия немудрящий – повсюду, оказалось, заложены бомбы, в целях недопущения паники и должного пресечения происков в город входят десантники, выходит из казарм отдельная бригада и под шумок подавляет всякое сопротивление, которого и оказать-то не успеют… У вас, интересно, все генеральские кресла уже расписаны или для меня что-нибудь отыщется?
– Я же тебе говорил, что отыщется, – преспокойно сказал Роман. – Как полагаете, Валентин Сергеевич, можем выделить персонально для Даши? Дашенька у нас девочка умная, не будет она играть в шерифа-одиночку…
– Дашенька, конечно, девка неглупая, – спокойно сказала она. – Настолько, что в один прекрасный момент она подумала: милый Роман, а не является ли твой военный переворот и Вольная Сибирь огромной туфтой? Провокацией по высшему разряду? Сидеть! А то пулю всажу!
Глядя на их лица, она окончательно уверилась, что полковник Галахов знал лишь полуправду – ошибиться невозможно, его рожа наглядно свидетельствует, в самом деле верил, дурак, что станет министром внутренних дел Сибирской республики или чем-то вроде. А впридачу, скорее всего, именно он и разевал рот на шантарский общак, болван…
– Времени у нас немного есть, – сказала она, свободной рукой достав пачку и ловко вытянув сигарету губами. – Я за последнее время выслушала столько брехни, что неодолимо тянет поговорить за чистую правду… Вас не затруднит, орлы, пересесть от стола к стене? Мало ли что у вас там в столе…
Они подчинились, двигаясь удивительно медленно, словно придавленные толщей воды.
– Верите, суки, что буду стрелять… – хмыкнула она, заметив эту плавность в перемещениях. – И правильно делаете… В общем, идея была хорошая – во глубине сибирских руд обнаглевшие провинциалы готовят переворот и провозглашение независимой республики. А молодой и перспективный кадр Дашенька Шевчук постепенно открывает истину – для чего ей старательно, искусно подбрасывают все новые и новые доказательства, в том числе и в виде всамделишных трупов… Капают на мозги, пока, наконец, и распоследний дурак оказывается способным сообразить, с чем имеет дело… Дашенька собрала кучу убойного материала. Дело получилось – пальчики оближешь, столица кипятком писать будет… – Она зло, коротко рассмеялась. – Полковник, что вам напел этот московский соловей? Что по дороге в Аюкан Дашеньку обязательно пристукнут, сбросят с поезда вместе с чужим паспортом, а все материалы, конечно, заберут? Верно? Верно… Только он вас примитивно наколол. Я должна была остаться живехонькой, в самом деле улететь в столицу со своими бесценными пленками…
Галахов пробормотал что-то, бледнея на глазах.
– Ну конечно, – сказала Даша. – Вы-то, бедный наш, полагали, что переворот – это всерьез… И согласно условиям игры создавали мне совершенно тепличные условия – Роман, надо полагать, вас убедил, что лучший способ избежать провала как раз и будет заключаться в том, чтобы нисколечко Рыжей не мешать, держать каждый шаг под контролем, зато в последний момент замочить… Знаете, что меня со временем стало настораживать? Да вот эти самые тепличные условия. В жизни ни один опер не работал так вольготно, в жизни начальство не бывало столь благожелательным и милым, а важные шишки из управы и других контор – столь нейтральными… Что бы я ни вытворяла, меня прикрывали без тени неудовольствия. Дурак вы, Валентин Сергеевич. Офуеннейший. Это не переворот, это имитация переворота, сепаратистских игрищ. Несколько дурачков должны были высунуться на свет божий, самую малость пострелять, вопя жуткие лозунги. Ясно, их быстренько придавили бы, а потом из столицы налетела бы грозная орава, комиссия с самыми серьезными полномочиями от разъяренного президента. Президента понять можно, я на его месте тоже взъярилась бы, узнав, что какой-то Шантарск объявил себя Соединенными Штатами Сибири… Чрезвычайное положение, особый режим управления, крутое расследование, все сидят по углам и стучат зубами от страха – а под шумок столичные финансисты, пославшие сюда Романа, успели бы прихватизировать все, мало-мальски ценное. Поди тут пискни поперек, когда тебя вот-вот посадят за содействие сепаратистам. Наверняка есть и другой компромат, на наших местных баронов… Я права, Рома? Конечно, права, вон как тебя перекосило… А на вас, полковник, и вовсе смотреть печально – дошло наконец-то до жирафа… – Она выплюнула окурок на пол. – Думать надо было, мон колонель. Ну какие в Шантарске военные перевороты? Какие сепаратисты? Смех один… Это-то и начало меня со временем мучить – этакое ощущение нестыковки. Получался даже не цветной голливудский фильм о путче в банановой республике – черно-белый прибалтийский, советских времен. Помните, как они там со своими чухонскими рожами западноевропейцев изображали? Вот примерно похожее было и у вас. С виду все гладко – заговорщики, череда загадочных смертей, наполеоновские планы, купюры с соболями, героический сыщик докапывается до сути… Вот только не накладывался этот антураж на скушные шантарские реалии. Киношно получалось. Я в этом городе родилась и тридцать лет в нем живу, как ни крути, выходил не серьезный переворот, а сибирская деревня голливудского производства – пляшет негр в косоворотке с гармошкой на плече… Сценарий писал кто-то столичный, вот и вышел мятеж, каким он представляетсястоличным мозгам. А я – человек до убогости приземленный, да и перестроечное похмелье давно прошло… Что это за переворот, в котором не замешан никто из местных справных хозяев? С какой это стати столичные банкиры вдруг стали борцами за вольную Сибирь?
Она замолчала. В горле пересохло, ко рту подступал какой-то омерзительный клубок. Ее выворачивало от отвращения, которому не находилось подходящих слов. Вереница трупов, которые хладнокровно уложили в живописных позах исключительно затем, чтобы создать убедительные декорации, подкрасить эстрадный задник всамделишной кровушкой… Никакие слова не смогли бы передать охватившую ее злость и омерзение – и она молчала, стиснув рубчатую рукоятку пистолета.
– Недооценил я тебя, – сказал Роман тихо.
Он отчаянно пытался сохранить лицо – и выход искал, конечно, можно представить, сколь лихорадочно работали серые клеточки…
– Наоборот, – тусклым голосом отозвалась Даша. – Переоценил. Ты думал, я романтичная. Романтичная баба и сглотнула бы всю вашу стряпню, не поперхнувшись. А я насквозь приземленная, скучная, мне эти цветные голливудские красивости встали поперек горла. Не было никакого инопланетянина в неземном комбинезоне – был самый обычный шиз с сексуальным вывертом. Так и здесь. Нет никакой романтичной «Грозы», а есть вульгарная попытка взять на гоп-стоп… И я вам, блядво, не прощу ни Воловикова, ни Славку, и всех остальных не прощу, даже Колдуна со Скорпионом – хоть они и были бандюки, которых я мечтала достать, их замочили не за это, а декорации ради… – Она улыбнулась одними губами. – И вообще, ваших боевичков, что под видом шумковцев должны были изобразить «налет сепаратистов на телестудию», уже наверняка повязали. – Ей захотелось по-бабьи взвыть от пережитого, и она с трудом овладела голосом. – Знаете ли вы моего хорошего друга капитана Саца? Плохо вы знаете капитана Саца… Конечно, я тоже не ангел, мне пришлось на каком-то этапе малость поступиться принципами, но иначе не смогла бы вас приложить мордой в грязь…
…Засада была устроена по всем правилам и, что гораздо более важно, со стороны ничем не отличалась от обычнейшей милицейской группы, по каким-то своим соображениям вышедшей на охоту. Потому что это и была взаправдашняя милиция – вернее, парни капитана Саца, натасканные не хуже иных ОМОНов (хотя у многих до сих пор при слове «вневедомственная охрана» по инерции возникают самые смешные и идиллические ассоциации вроде дремливой бабульки с вязаньем в кобуре). «Вот этого они и не предвидели, – мельком подумала Даша, вышвыривая в окно окурок, – не предусмотренной никакими уставами паутины неформальных связей, пронизывающих любую структуру, основанных и на взаимной выгоде, и на дружбе, и на кастовости, и на всем вместе… Не столь уж трудно изучить порядки, царящие в конкурирующей системе – а вот чужую дружбупросечь и выявить ой как нелегко…»
Две машины стояли по обочинам дороги – в полной милицейской раскраске, во всем великолепии красно-сине-золотых татарских гербов, эмблем, надписей и номеров телефонов. Скучавшие автоматчики, не имевшие точных инструкций, время от времени тормозили особенно нагло нарушавшую правила тачку, делали краткое внушение и отпускали восвояси – как-никак засада должна была притворяться активно действующим патрулем, вовсе и не нацеленным на перехват одной-единственной конкретной машины. Хорошо, что прокуратура пока что не последовала примеру ГАИ, не посылает по городу своих соглядатаев, замаскированных под мирных обывателей… Так что все обойдется.
– А твой точно проедет? – спросил Сац.
– Точно, – сказала Даша.
Она представления не имела, на чем основана уверенность Благообразного, ведет ли он слежку или полкана выманили в поездку по строго определенному маршруту с помощью какой-то хитрой комбинации. И не стремилась это знать – такие мелочи сейчас не интересовали нисколечко…
– Любопытно же, – сказал капитан Сац. – У человека шестое чувство – не телепатия, а именно любопытство…
– Подожди денек-другой, – сказала Даша. – Все тебе будет, как на блюдечке, челюсть отвиснет, я тебе гарантирую…
– Завидую я тебе, Рыжая. Чертовски интересная у тебя жизнь. Тут ловишь, ловишь и ловишь, как ополоумевший капкан, а с тобой вечно приключения происходят…
– Я бы с тобой поменялась, честное слово, – сказала Даша без улыбки. – Если не полезешь потом на стенку от этаких приключений. И на луну выть не начнешь. Приключения чертовски поганая штука, Вадим, – когда они с тобой происходят… Ага! Подними-ка мальчиков!
Сац приспустил стекло и свистнул, махнув рукой в сторону приближавшегося со стороны «Золотой пади» БМВ. Оба автоматчика нехотя, но мгновенно потеряли интерес к юной блондинке за рулем белого «паджеро», с которой любезничали, вышли на середину дороги, неуклонными жестами давая команду БМВ прижаться к обочине.
– Он? – спросил Сац.
– Ага, – сказала Даша. – Ну, я пошла…
Она приблизилась к машине сзади, распахнула переднюю дверцу и бесцеремонно уселась рядом с Волховичем. Автоматчики тут же отошли. Полковник резко развернулся к ней.
– Немая сцена, – сказала она. – Те же и Рыжая. Не палите зря бензин, заглушите мотор, разговор у нас не то чтобы долгий, но обстоятельный…
Работать с ним было одно удовольствие – ни суетливости, ни лишнего словечка. Профессионал, хоть и сволочь. Ничуть не изменился в лице, ни один мускул не дрогнул – хотя, конечно же, на полную мощность заработал лучший в мире компьютер, именуемый мозгом умного человека…
– Возмущаться будете? – спросила Даша.
Он быстро огляделся – автоматчики стояли вдалеке, у машины, – пожал плечами:
– Зачем? Слушаю вас.
– И не боитесь ни капельки? – спросила Даша.
– А чего, простите, бояться? Даже если и арестуете, максимум через пять минут вынуждены будете отпустить.
– Галахов?
Он самую чуточку сузил глаза:
– Докопались? Поздравляю. Но смысл какой? Гордо осознать силу собственного интеллекта – и не более того. Никакой практической пользы. Надеюсь, вы не собираетесь меня убивать? Вовсе уж бессмыслица…
– Не собираюсь, конечно, – сказала Даша. – У меня мало времени, поэтому обойдемся без тягучих интеллигентских дискуссий, ладно? Так вот, мне плевать, какую игру прокручиваете вы лично. Мне это совершенно неинтересно. Зато в одном я уверена: вы не настолько уж глупы, чтобы полагать, будто грядущий путч – настоящий. Уж вы-то, если и не знали, то сообразили, что имеете дело с крутой провокацией…
– Ага, – сказал он бесстрастно. – Потому вы и слиняли с поезда?
– Вот видите, как мы друг друга прекрасно понимаем… – сказала Даша. – Ну конечно. Только этого мне и не хватало – бегать по министерству, размахивая сенсационными документами о грядущем перевороте… Никакого переворота не будет. Одна имитация.
– Зачем же в таком случае мы сейчас беседуем?
– А затем, что мне нужно знать, какова будет имитация. И вы мне сейчас все расскажете – кратенько, но емко.
– Можете не верить, но я с самого начала предлагал не впутывать вас в комедию… прав был, черт возьми.
– Верю, что именно это и предлагали… – сказала Даша. – Ладно, рассказывайте.
– Интересно, чем же это вы рассчитываете меня принудить к откровенности?
– Золотой прииск «Чолпан», – сказала Даша без выражения. – Аэропорт Пижмана. Фирма «Пассат», события августа прошлого года, люди по фамилиям Ерлыкин, Гофман, Мелешкин и Кременецкая, счет в известном вам венском банке…
Она с бесстрастным лицом, словно автомат, называла фамилии, даты, города, сама не имея представления, о чем там идет речь, механически излагала услышанное от Благообразного – знала, что компромат убойнейший, и этого ей было достаточно.
– Довольно? – спросила она, бесцеремонно вынув сигарету из его пачки. – Это кранты, полковник, полный и законченный звиздец – в том случае, если будете трепыхаться. И ваша жена, и любимый братец находятся в России, за кордон им не прорваться, а венская полиция преспокойно может наплевать на тайну банковских вкладов – если получит кое-какие документы… Итак? Я ничуть не собираюсь на вас давить – просто объяснила, что нет у вас выхода. Перевороты, полковник, должны, по идее, устраивать чистые мальчики с горящим взором и пустым карманом – их могут в лепешку раздавить танками, развесить по фонарям, но ни за что не остановят на полдороге компроматом…
Публика, впрочем, помаленьку собиралась.
В стратегических точках, согласно утвержденной диспозиции, маячили милицейские патрули (праздника ради получившие особое указание иметь исключительно дружелюбное и благожелательное выражение лиц), сиявшие белоснежными рубашками и парадными погонами. Без ложки дегтя, понятно, не обошлось – возле областной библиотеки появились было четверо-пятеро бородатых демократов и с ходу развернули корявые плакатики, клеймившие позором колонизаторов, вторгшихся некогда на исконные земли шантарских татар и убивших злодейски патриота родной земли хана Кучума (как водится, господа интеллигенты историю знали плохо и понятия не имели, что хан Кучум вовсе не коренной абориген, а пришелец из Золотой Орды, прирезавший коренных князьков и захвативший власть). Но к ним подошел внушительный старшина, что-то быстренько втолковал, и бородатые, свернув плакаты, печальной вереницей потянулись прочь. История Великой Мармозетии повторилась.
Из динамиков, укрепленных на высокой бетонной ограде, окружавшей вход в строящееся метро, рвалась самая что ни на есть веселая и оптимистическая музыка, высочайше утвержденная, конечно. Даша подняла голову, услышав шелестящий рокот идущих на малой высоте вертолетов. Без особого труда опознала тройку «Барракуд», машин огневой поддержки – хищно вытянутые пятнистые тупики, пузыри кабин, можно даже различить под закругленными носами пушки-трехстволки. Не снижая скорости и не меняя курса, они наискосок прошли над площадью, крайний слева винтокрыл вдруг выплюнул несколько комков, мгновенно взвихрившихся сотнями ярких хлопьев. Они, кружась, посыпались на крыши, на тротуары, на головы, а вертолеты ушли к северо-западной окраине города, где, как немногим было известно, двигалась сейчас колонна выведенных на маневры бронемашин десанта.
Даша поймала листовку на лету. На сине-красном глянцевитом листке бодро вздыбился гербовый шантарский лев, а пониже, естественно, красовались цифры 370 – и была еще какая-то рифмованная ерунда насчет юбилея, поздравлений и пожеланий.
Пожав плечами, она скомкала листок, бросила под ноги и пошла дальше, к зданию управления. Пышность пышностью, но вряд ли кто-то поднял бы в воздух боевые вертолеты, час полета которых обходился в жуткую сумму, чтобы только разбросать над городом праздничное конфетти, цветные никчемушки. У Глаголева свои заморочки и многоходовые комбинации, он начал работать… С вялым любопытством она вспомнила, что многое так и не сумела разгадать: скажем, кто все-таки убил Маргариту Монро? Что там было на уме у Волховича – с самого начала он работал на Глаголева? Искренне верил до какого-то момента, что и впрямь получит генеральские звезды от Вольной Сибири?
С самого начала оставлял себе лазейку, работая на обе стороны?
Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Главное, она твердо верила, что не могла ошибиться, что рассчитала все правильно, а все остальное было – пустяки и лирика…
Она вошла в просторный, тихий вестибюль. Ребята в дежурной части красовались в выходной форме – как и ее верный сподвижник, он же незадачливый любовник, ля кадет Теодор. Федя, при начищенной достопамятной медали, врученной за прошлогодние подвиги под чутким руководством Даши, нервно маялся в углу, при виде своей рыжей мечты просиял самым откровенным образом. Поневоле приятно, когда на тебя пялятся обожающе…
– Фуражку сдвинь правее, – сказала она, подойдя вплотную. – Как гласят правила, центр кокарды должен находиться над переносицей, а у тебя он где? И соберись, друг Теодор, начинаем работать…
Подошла к запертой изнутри двери, на ходу помахав рукой. На нее недоумевающе воззрились, Лаевский торопливо кинулся открывать, отступил, давая дорогу:
– Ты откуда? Говорили же, тебя на неделю в Куруман послали с группой…
– Болтают… – сказала она, не входя внутрь, тихо спросила: – Галахову был какой-нибудь пакет?
– Только что, ясновидящая, – сказал Лаевский весело. – Целый пакетище. Припер какой-то офицерик, сам и отнес… Ты что, тоже дежуришь?
– Как все, – сказала она, захлопнула дверь и махнула Феде.
Коридоры были пустыми, стояла тишина – всех, кого только можно было, наладили охранять общественный порядок. Даше нестерпимо захотелось вдумчиво исследовать свою одежду – она знала Глаголева, чертов викинг наверняка распорядился налепить ей на куртку крохотные микрофончики, манера у человека такая, привычки устоявшиеся… Только времени нет – ну и плевать, обойдется…
В тупичке-предбаннике у кабинета Галахова стол секретарши был пуст – полковник, надо полагать, дал выходной химической блондинке Елизавете Сергеевне, с которой у Даши была давняя и взаимная неприязнь. Зато у двери расположился незнакомый капитан в полевой форме военного образца с милицейским шевроном, и на коленях у него красовался матово-черный «Кипарис». Судя по столь мизерным мерам предосторожности, Галахов оказался все же из категории придурков – в своем роде, господа, в своем роде…
Капитан вскочил, успел даже мяукнуть что-то запрещающее, но Даша четко влепила ему «орлиный клюв» под горло, подсекла, ухватила за кисть и отправила в дальний угол приемной, где он и приземлился. Перебросила Феде автомат, достала наручники и в два счета приковала запястье капитана к его же собственной лодыжке. Распорядилась:
– Стереги орелика. Если появятся военные – капитулируешь…
Решительно потянула на себя дверь кабинета, оказавшуюся незапертой – бог ты мой, скольких уже погубило самомнение, а уроки все не впрок… – вошла, звонко защелкнула за собой замок. Криминальный ТТ с глушителем, «китаёза глухой», был уже в руке. Передвинулась влево, чтобы держать в поле зрения и двух мужчин, и дверь, усмехнулась:
– Здорово, путчисты!
Галахов так и остался сидеть, зато сердечный друг Роман Фирсов непроизвольно дернулся было, но тут же опустился на стул, когда солидно выглядевший черный глушитель слегка дернулся в его сторону.
Обстановка самая рабочая – оба в штатском, без пиджаков, узлы галстуков полураспущены, на столе два радиотелефона, какие-то бумаги, рядом с грудой картонных полосок и огромным вскрытым пакетом лежат перехваченные синей изолентой тротиловые шашки, пучок проводов, еще какие-то блестящие крохотные штуки…
Она бросила быстрый взгляд на рации, убедилась, что обе отключены, распорядилась, глядя в глаза Галахову.
– Послание бросьте сюда. Заверните в него зажигалку и пустите по столу в мою сторону… Ну?
Сразу видно, что оружия при обоих нет. Галахов и не пытался орать, изображать деланное возмущение – просек все мгновенно, с кривой застывшей улыбочкой завернул свою блестящую зажигалку в листок бумаги с машинописным текстом, шумно толкнул по столу. Даша перехватила комок на лету, расправила. Громко прочитала:
– «Доводим до вашего сведения, что аналогичные бомбы уже заложены… образец в знак серьезности намерений…» Ну, дальше неинтересно. – И спокойно швырнула листок на стол. – Значит, сценарий прикрытия немудрящий – повсюду, оказалось, заложены бомбы, в целях недопущения паники и должного пресечения происков в город входят десантники, выходит из казарм отдельная бригада и под шумок подавляет всякое сопротивление, которого и оказать-то не успеют… У вас, интересно, все генеральские кресла уже расписаны или для меня что-нибудь отыщется?
– Я же тебе говорил, что отыщется, – преспокойно сказал Роман. – Как полагаете, Валентин Сергеевич, можем выделить персонально для Даши? Дашенька у нас девочка умная, не будет она играть в шерифа-одиночку…
– Дашенька, конечно, девка неглупая, – спокойно сказала она. – Настолько, что в один прекрасный момент она подумала: милый Роман, а не является ли твой военный переворот и Вольная Сибирь огромной туфтой? Провокацией по высшему разряду? Сидеть! А то пулю всажу!
Глядя на их лица, она окончательно уверилась, что полковник Галахов знал лишь полуправду – ошибиться невозможно, его рожа наглядно свидетельствует, в самом деле верил, дурак, что станет министром внутренних дел Сибирской республики или чем-то вроде. А впридачу, скорее всего, именно он и разевал рот на шантарский общак, болван…
– Времени у нас немного есть, – сказала она, свободной рукой достав пачку и ловко вытянув сигарету губами. – Я за последнее время выслушала столько брехни, что неодолимо тянет поговорить за чистую правду… Вас не затруднит, орлы, пересесть от стола к стене? Мало ли что у вас там в столе…
Они подчинились, двигаясь удивительно медленно, словно придавленные толщей воды.
– Верите, суки, что буду стрелять… – хмыкнула она, заметив эту плавность в перемещениях. – И правильно делаете… В общем, идея была хорошая – во глубине сибирских руд обнаглевшие провинциалы готовят переворот и провозглашение независимой республики. А молодой и перспективный кадр Дашенька Шевчук постепенно открывает истину – для чего ей старательно, искусно подбрасывают все новые и новые доказательства, в том числе и в виде всамделишных трупов… Капают на мозги, пока, наконец, и распоследний дурак оказывается способным сообразить, с чем имеет дело… Дашенька собрала кучу убойного материала. Дело получилось – пальчики оближешь, столица кипятком писать будет… – Она зло, коротко рассмеялась. – Полковник, что вам напел этот московский соловей? Что по дороге в Аюкан Дашеньку обязательно пристукнут, сбросят с поезда вместе с чужим паспортом, а все материалы, конечно, заберут? Верно? Верно… Только он вас примитивно наколол. Я должна была остаться живехонькой, в самом деле улететь в столицу со своими бесценными пленками…
Галахов пробормотал что-то, бледнея на глазах.
– Ну конечно, – сказала Даша. – Вы-то, бедный наш, полагали, что переворот – это всерьез… И согласно условиям игры создавали мне совершенно тепличные условия – Роман, надо полагать, вас убедил, что лучший способ избежать провала как раз и будет заключаться в том, чтобы нисколечко Рыжей не мешать, держать каждый шаг под контролем, зато в последний момент замочить… Знаете, что меня со временем стало настораживать? Да вот эти самые тепличные условия. В жизни ни один опер не работал так вольготно, в жизни начальство не бывало столь благожелательным и милым, а важные шишки из управы и других контор – столь нейтральными… Что бы я ни вытворяла, меня прикрывали без тени неудовольствия. Дурак вы, Валентин Сергеевич. Офуеннейший. Это не переворот, это имитация переворота, сепаратистских игрищ. Несколько дурачков должны были высунуться на свет божий, самую малость пострелять, вопя жуткие лозунги. Ясно, их быстренько придавили бы, а потом из столицы налетела бы грозная орава, комиссия с самыми серьезными полномочиями от разъяренного президента. Президента понять можно, я на его месте тоже взъярилась бы, узнав, что какой-то Шантарск объявил себя Соединенными Штатами Сибири… Чрезвычайное положение, особый режим управления, крутое расследование, все сидят по углам и стучат зубами от страха – а под шумок столичные финансисты, пославшие сюда Романа, успели бы прихватизировать все, мало-мальски ценное. Поди тут пискни поперек, когда тебя вот-вот посадят за содействие сепаратистам. Наверняка есть и другой компромат, на наших местных баронов… Я права, Рома? Конечно, права, вон как тебя перекосило… А на вас, полковник, и вовсе смотреть печально – дошло наконец-то до жирафа… – Она выплюнула окурок на пол. – Думать надо было, мон колонель. Ну какие в Шантарске военные перевороты? Какие сепаратисты? Смех один… Это-то и начало меня со временем мучить – этакое ощущение нестыковки. Получался даже не цветной голливудский фильм о путче в банановой республике – черно-белый прибалтийский, советских времен. Помните, как они там со своими чухонскими рожами западноевропейцев изображали? Вот примерно похожее было и у вас. С виду все гладко – заговорщики, череда загадочных смертей, наполеоновские планы, купюры с соболями, героический сыщик докапывается до сути… Вот только не накладывался этот антураж на скушные шантарские реалии. Киношно получалось. Я в этом городе родилась и тридцать лет в нем живу, как ни крути, выходил не серьезный переворот, а сибирская деревня голливудского производства – пляшет негр в косоворотке с гармошкой на плече… Сценарий писал кто-то столичный, вот и вышел мятеж, каким он представляетсястоличным мозгам. А я – человек до убогости приземленный, да и перестроечное похмелье давно прошло… Что это за переворот, в котором не замешан никто из местных справных хозяев? С какой это стати столичные банкиры вдруг стали борцами за вольную Сибирь?
Она замолчала. В горле пересохло, ко рту подступал какой-то омерзительный клубок. Ее выворачивало от отвращения, которому не находилось подходящих слов. Вереница трупов, которые хладнокровно уложили в живописных позах исключительно затем, чтобы создать убедительные декорации, подкрасить эстрадный задник всамделишной кровушкой… Никакие слова не смогли бы передать охватившую ее злость и омерзение – и она молчала, стиснув рубчатую рукоятку пистолета.
– Недооценил я тебя, – сказал Роман тихо.
Он отчаянно пытался сохранить лицо – и выход искал, конечно, можно представить, сколь лихорадочно работали серые клеточки…
– Наоборот, – тусклым голосом отозвалась Даша. – Переоценил. Ты думал, я романтичная. Романтичная баба и сглотнула бы всю вашу стряпню, не поперхнувшись. А я насквозь приземленная, скучная, мне эти цветные голливудские красивости встали поперек горла. Не было никакого инопланетянина в неземном комбинезоне – был самый обычный шиз с сексуальным вывертом. Так и здесь. Нет никакой романтичной «Грозы», а есть вульгарная попытка взять на гоп-стоп… И я вам, блядво, не прощу ни Воловикова, ни Славку, и всех остальных не прощу, даже Колдуна со Скорпионом – хоть они и были бандюки, которых я мечтала достать, их замочили не за это, а декорации ради… – Она улыбнулась одними губами. – И вообще, ваших боевичков, что под видом шумковцев должны были изобразить «налет сепаратистов на телестудию», уже наверняка повязали. – Ей захотелось по-бабьи взвыть от пережитого, и она с трудом овладела голосом. – Знаете ли вы моего хорошего друга капитана Саца? Плохо вы знаете капитана Саца… Конечно, я тоже не ангел, мне пришлось на каком-то этапе малость поступиться принципами, но иначе не смогла бы вас приложить мордой в грязь…
…Засада была устроена по всем правилам и, что гораздо более важно, со стороны ничем не отличалась от обычнейшей милицейской группы, по каким-то своим соображениям вышедшей на охоту. Потому что это и была взаправдашняя милиция – вернее, парни капитана Саца, натасканные не хуже иных ОМОНов (хотя у многих до сих пор при слове «вневедомственная охрана» по инерции возникают самые смешные и идиллические ассоциации вроде дремливой бабульки с вязаньем в кобуре). «Вот этого они и не предвидели, – мельком подумала Даша, вышвыривая в окно окурок, – не предусмотренной никакими уставами паутины неформальных связей, пронизывающих любую структуру, основанных и на взаимной выгоде, и на дружбе, и на кастовости, и на всем вместе… Не столь уж трудно изучить порядки, царящие в конкурирующей системе – а вот чужую дружбупросечь и выявить ой как нелегко…»
Две машины стояли по обочинам дороги – в полной милицейской раскраске, во всем великолепии красно-сине-золотых татарских гербов, эмблем, надписей и номеров телефонов. Скучавшие автоматчики, не имевшие точных инструкций, время от времени тормозили особенно нагло нарушавшую правила тачку, делали краткое внушение и отпускали восвояси – как-никак засада должна была притворяться активно действующим патрулем, вовсе и не нацеленным на перехват одной-единственной конкретной машины. Хорошо, что прокуратура пока что не последовала примеру ГАИ, не посылает по городу своих соглядатаев, замаскированных под мирных обывателей… Так что все обойдется.
– А твой точно проедет? – спросил Сац.
– Точно, – сказала Даша.
Она представления не имела, на чем основана уверенность Благообразного, ведет ли он слежку или полкана выманили в поездку по строго определенному маршруту с помощью какой-то хитрой комбинации. И не стремилась это знать – такие мелочи сейчас не интересовали нисколечко…
– Любопытно же, – сказал капитан Сац. – У человека шестое чувство – не телепатия, а именно любопытство…
– Подожди денек-другой, – сказала Даша. – Все тебе будет, как на блюдечке, челюсть отвиснет, я тебе гарантирую…
– Завидую я тебе, Рыжая. Чертовски интересная у тебя жизнь. Тут ловишь, ловишь и ловишь, как ополоумевший капкан, а с тобой вечно приключения происходят…
– Я бы с тобой поменялась, честное слово, – сказала Даша без улыбки. – Если не полезешь потом на стенку от этаких приключений. И на луну выть не начнешь. Приключения чертовски поганая штука, Вадим, – когда они с тобой происходят… Ага! Подними-ка мальчиков!
Сац приспустил стекло и свистнул, махнув рукой в сторону приближавшегося со стороны «Золотой пади» БМВ. Оба автоматчика нехотя, но мгновенно потеряли интерес к юной блондинке за рулем белого «паджеро», с которой любезничали, вышли на середину дороги, неуклонными жестами давая команду БМВ прижаться к обочине.
– Он? – спросил Сац.
– Ага, – сказала Даша. – Ну, я пошла…
Она приблизилась к машине сзади, распахнула переднюю дверцу и бесцеремонно уселась рядом с Волховичем. Автоматчики тут же отошли. Полковник резко развернулся к ней.
– Немая сцена, – сказала она. – Те же и Рыжая. Не палите зря бензин, заглушите мотор, разговор у нас не то чтобы долгий, но обстоятельный…
Работать с ним было одно удовольствие – ни суетливости, ни лишнего словечка. Профессионал, хоть и сволочь. Ничуть не изменился в лице, ни один мускул не дрогнул – хотя, конечно же, на полную мощность заработал лучший в мире компьютер, именуемый мозгом умного человека…
– Возмущаться будете? – спросила Даша.
Он быстро огляделся – автоматчики стояли вдалеке, у машины, – пожал плечами:
– Зачем? Слушаю вас.
– И не боитесь ни капельки? – спросила Даша.
– А чего, простите, бояться? Даже если и арестуете, максимум через пять минут вынуждены будете отпустить.
– Галахов?
Он самую чуточку сузил глаза:
– Докопались? Поздравляю. Но смысл какой? Гордо осознать силу собственного интеллекта – и не более того. Никакой практической пользы. Надеюсь, вы не собираетесь меня убивать? Вовсе уж бессмыслица…
– Не собираюсь, конечно, – сказала Даша. – У меня мало времени, поэтому обойдемся без тягучих интеллигентских дискуссий, ладно? Так вот, мне плевать, какую игру прокручиваете вы лично. Мне это совершенно неинтересно. Зато в одном я уверена: вы не настолько уж глупы, чтобы полагать, будто грядущий путч – настоящий. Уж вы-то, если и не знали, то сообразили, что имеете дело с крутой провокацией…
– Ага, – сказал он бесстрастно. – Потому вы и слиняли с поезда?
– Вот видите, как мы друг друга прекрасно понимаем… – сказала Даша. – Ну конечно. Только этого мне и не хватало – бегать по министерству, размахивая сенсационными документами о грядущем перевороте… Никакого переворота не будет. Одна имитация.
– Зачем же в таком случае мы сейчас беседуем?
– А затем, что мне нужно знать, какова будет имитация. И вы мне сейчас все расскажете – кратенько, но емко.
– Можете не верить, но я с самого начала предлагал не впутывать вас в комедию… прав был, черт возьми.
– Верю, что именно это и предлагали… – сказала Даша. – Ладно, рассказывайте.
– Интересно, чем же это вы рассчитываете меня принудить к откровенности?
– Золотой прииск «Чолпан», – сказала Даша без выражения. – Аэропорт Пижмана. Фирма «Пассат», события августа прошлого года, люди по фамилиям Ерлыкин, Гофман, Мелешкин и Кременецкая, счет в известном вам венском банке…
Она с бесстрастным лицом, словно автомат, называла фамилии, даты, города, сама не имея представления, о чем там идет речь, механически излагала услышанное от Благообразного – знала, что компромат убойнейший, и этого ей было достаточно.
– Довольно? – спросила она, бесцеремонно вынув сигарету из его пачки. – Это кранты, полковник, полный и законченный звиздец – в том случае, если будете трепыхаться. И ваша жена, и любимый братец находятся в России, за кордон им не прорваться, а венская полиция преспокойно может наплевать на тайну банковских вкладов – если получит кое-какие документы… Итак? Я ничуть не собираюсь на вас давить – просто объяснила, что нет у вас выхода. Перевороты, полковник, должны, по идее, устраивать чистые мальчики с горящим взором и пустым карманом – их могут в лепешку раздавить танками, развесить по фонарям, но ни за что не остановят на полдороге компроматом…