Страница:
– Мадам Изабо, у меня небольшие неприятности… Мне нужно укрыться где-то на денек-другой. Разумеется, ваши труды и молчание будут соответствующим образом… – Она сунула француженке в руку несколько золотых – не менее десяти и поторопилась добавить: – Это – в знак того, что на бедность я не жалуюсь. Вам будет уплачено и более…
Изабо переложила золотые из одной руки в другую – по монетке, пересчитывая. Оказалось даже не десять, а четырнадцать.
– Вы удивительно точно выбрали тональность разговора, корнет, – сказала француженка, все так же улыбаясь. – Очень правильное направление разговора… Ну что ж. Я – христианка, хотя и нерадивая, а Христос велел оказывать помощь страждущим… Вот только позвольте узнать сначала, в чем ваши прегрешения? Вы ведь наверняка что-то такое совершили, иначе не искали бы укрытия? Что? Дуэль? Что-нибудь похуже? Мало ли какие проказы устраивают нынешние молодые люди…
Ольга медлила.
– Давайте внесем ясность, мой милый корнет, – сказала француженка мурлыкающим голосом. – Я же сказала, что я – достаточно нерадивая христианка. А потому вовсе не придерживаюсь той пошлой точки зрения, что порок и преступление непременно должны быть наказаны. Если хотите, мои взгляды достаточно широки. Я в простоте своей считаю, что всякое деяние имеет свою цену, и при условии внесения достойной платы порок – не такой уж порок, а преступление – и не преступление…
Ольга поняла.
– Прикидываете, сколько с меня взять? – уточнила она.
– Ну разумеется, – без малейшего смущения кивнула Изабо. – Коль уж существует риск оказаться привлеченной за укрывательство, имеет смысл поинтересоваться, насколько далеко зашел твой случайный постоялец…
– Вам ничего, собственно, не грозит, – сказала Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно спокойно. – Ничего особенного не произошло. Это, если можно так выразиться, сугубо частное, домашнее дело, не касающееся нарушения законов. Меня, признаюсь по чести… – она досадливо потупилась. – Меня нынче утром застигли. В спальне. Пришлось бежать, по дороге отвесив несколько оплеух обитателям дома… но оружия я в ход не пускал, я был в статском, как видите. Другое дело, что супруг этой дамы… Простите, я не стану называть его имя. Скажу только, что это по-настоящему большой человек… и русский барин-самодур в плохом смысле слова, старинном… Ни в полицию, ни в суд ему не с чем идти… но он вполне способен частным образом осложнить мою жизнь до предела… Его молодчики гнались за мной по всему Петербургу… Совершеннейшая скотина без малейшего понятия о чести! С него станется припрятать какой-нибудь брильянтовый браслет или другое ценное украшение, а потом преспокойно заявить, что к нему в дом забрался вор, каковой был им опознан, но ухитрился убежать с краденым… Дюжина его клевретов станет ему поддакивать, а моя… симпатия из страха перед публичным позором промолчит… В общем, вы сами понимаете, что мне необходимо отсидеться здесь денек-другой…
– Корнет, – лукаво посмотрев на Ольгу, сказала мадам Изабо. – А вы часом не прихватили ли и в самом деле какую-нибудь брильянтовую безделушку? О, не сверкайте так на меня глазами, я неудачно пошутила. Ну что же… Вы благородный человек, и я тоже. О подробностях, то есть о сумме, мы поговорим потом, я не стану с вас требовать плату вперед, мы как-никак не в дешевом кабачке… Мой дом к вашим услугам. Сохранение тайны гарантирую. Не хотите ли принять ванну? От вас, простите, припахивает, как от разгоряченного жеребца… Ничего удивительного, вы так спешили, бедный мальчик…
– Ванну? С удовольствием. Куда прикажете?
– Пойдемте на третий этаж. Вы там еще не бывали, а меж тем там как раз имеются апартаменты для господ, которым по тем или иным причинам вздумается задержаться у меня надолго. Мало ли какие случаются коллизии?
Они поднялись на третий этаж, никого не встретив. Дом был погружен в совершеннейшую тишину, словно здесь, кроме них, не было ни единой живой души. В самом конце коридора, за низкой дверью, оказалась роскошная квартирка, состоящая из спальни с громадной кроватью, небольшого кабинета, гостиной и комнатки без окон, где посредине стояла огромная мраморная ванна на бронзовых львиных лапах, в которой, сразу видно, можно было без неудобств мыться вдвоем (учитывая специфику заведения, именно так, надо полагать, порой и происходило). Француженка пригласила Ольгу сесть и занимала ее приятной беседой о пустяках, пока рослая баба с простым чухонским лицом, казалось, никого и ничего не замечавшая вокруг, таскала в ванну ведра с водой. Наполнив ванну, баба встала возле них, вытерла руки о фартук и кивнула с безучастным видом.
– Ну вот, ваша ванна готова, – сказала мадам Изабо. – Будьте как дома, а я вас покину. Вот вам ключ, можете запереться изнутри… я ведь помню вашу стеснительность. Всего наилучшего. Я через часок появлюсь и поинтересуюсь вашими пожеланиями – о таком постояльце следует заботиться…
Она лукаво улыбнулась и покинула комнату в сопровождении служанки, шагавшей, словно механический автомат работы известного мастера Вокансона. Тщательно заперев дверь на ключ и оставив его повернутым в скважине, как научил Анатоль, Ольга направилась в ванную, сбросила одежду прямо на пол у двери и опустила ногу в воду. Вода оказалась самой приятной температуры. Она забралась в ванну и долго лежала, блаженно закрыв глаза, отходя от сумасшедшего напряжения…
Неожиданно сзади послышался негромкий скрип. Ольга резко обернулась – у стены стояла мадам Изабо, закрывая низенькую дверцу, тут же слившуюся со стеной и ставшую совершенно неразличимой. Ольга замерла в полной растерянности.
– О-ля-ля! – сказала француженка весело, подходя к самому краю ванны. – Должна вам сказать, что у вас весьма своеобразное телосложение для провинциального гусарского корнета… гораздо более подходящее изящной светской красавице…
Ольга молчала, не в силах ничего придумать – да и что тут можно было придумать? В столь безнадежном для нее положении никак нельзя и далее играть роль мужчины…
– Откровенно говоря, у меня и раньше были легкие подозрения, – призналась Изабо тем же легкомысленным, вполне дружеским тоном. – Когда вы появились впервые в образе бравого корнета. Но я над этим не стала задумываться всерьез, мало ли что в жизни случается, главное – получить плату сполна… Ну, а когда я увидела в потайной глазок моего кабинета, как из-под шляпы у вас рассыпаются роскошные женские волосы… Когда увидела, как вы раздеваетесь… Нетрудно отличить очаровательную девушку от корнета, а?
– И что вы намерены делать? – глядя исподлобья, осведомилась Ольга.
– Я? Как и прежде, предоставлять вам самое широкое гостеприимство в расчете на щедрую плату. Мон дье, а что же еще? Разве что будет непременное условие: вы мне все-таки расскажете вашу настоящую историю, я чертовски любопытна… А впрочем, не стану притворяться: меня заботит возможная ответственность, о чем я уже говорила. Девушка, выдающая себя за мужчину, – это, знаете ли, не каждодневный случай… и может повлечь за собой какие-нибудь тяжкие последствия. Вас может разыскивать ревнивый муж, суровый отец… а я всего лишь бедная иностранка, вынужденная заниматься не самым респектабельным ремеслом. Вы уже закончили? Я сейчас кликну Марту, она вам поможет, не станет же такая барышня, как вы, сама за собой ухаживать…
Она вышла, и вскоре появилась та самая чухонка. Держась почтительно – насколько это возможно для столь примитивной бабы, – она тщательно вытерла Ольгу мягчайшим полотенцем, высушила и расчесала ей волосы. Все это было проделано с большой сноровкой: дура она там или нет, а служанкой смотрелась идеальной…
– Наденьте, – сказала мадам Изабо, подавая Ольге такой же пеньюар из пышных кружев, какой был на ней. – По-моему, это вас больше сейчас устроит, нежели пропотевшее мужское платье… Прикажете взять его вычистить и отгладить?
– Нет, потом, – решительно сказала Ольга.
В карманах осталось много вещей, которые она ни за что не хотела извлекать на глазах непрошенных свидетельниц: объемистый кошелек, мешочек с брильянтами, пистолет…
– Как угодно, – пожала плечами француженка, жестом отослав служанку. – Ну, пойдемте посекретничаем, как две подружки?
Она направилась почему-то не в гостиную, а в спальню, где непринужденно уселась на огромную постель:
– Прилягте, вы наверняка устали, у вас измученный вид…
Ольга легла на покрывало, но расслабиться все же никак не получалось – ситуация оставалась неясной…
– Так в чем же правда, моя загадочная красавица? – спросила француженка.
Кое-что уже сложилось в голове. Ольга рассказала вполне правдоподобную историю, которая и в самом деле могла произойти и наверняка не раз происходила в жизни: суровый отец-самодур, стремления к приключениям, тайный любовник, появление временами в облике корнета, запутанные интриги вокруг некоего наследства, которые нет смысла здесь излагать подробно…
– Великолепно, – сказала француженка посреди ее вдохновенной тирады. – Просто блестяще. У вас богатая фантазия, и вы весьма предприимчивы, милая Оленька…
Ольга молчала, готовая ко всему.
– Вообще-то это прекрасная история, – сказала француженка. – Могла бы при других обстоятельствах и сойти за правду – жизнь иной раз бывает похлеще любого авантюрного романа… Но так уж случилось, что я еще вчера знала правду… Не угодно ли взглянуть?
Она достала из пышного рукава небольшой листок бумаги. Ольга с изумлением уставилась на свой портрет – имевший очень большое сходство с ней, опознать по нему можно безошибочно. Выполнен разноцветными красками… но выглядит словно бы напечатанным, хотя она еще не встречала подобного типографского искусства. На литографию это никак не похоже… очередное достижение прогресса, чтоб ему…
– Вы совершенно правы насчет того, что дело это – частное, – промурлыкала француженка. – Некий знатный и влиятельный господин – думается, нет нужды упоминать его имя? – вот уже несколько дней ведет свой частный розыск. Его люди распространяют ваш портрет среди… среди лиц, как бы это помягче выразиться, обитающих не совсем там, где имеет честь обитать так называемое «приличное общество». Предполагается, что вы скрываетесь и можете объявиться в одном из тех мест, где эти самые приличные люди появляются редко… Так оно и оказалось. За вас обещана внушительная награда…
– Я могу дать вам больше.
– Еще не зная, какова именно награда? – прищурилась мадам Изабо. – Дорогая, вы самонадеянны…
– И все же?
– За вас обещано двадцать пять тысяч.
– Я дам вам больше, – твердо сказала Ольга. – Мы вместе с вами отправимся туда, где я… держу деньги, и вы получите сполна.
– Уж не стилетом ли в сердце?
– Вздор, – сказала Ольга. – У меня спрятаны приличные деньги. Очень приличные. Почему, по-вашему, он меня так рьяно ищет и объявил такую награду?
– Ах, вот оно что… – понятливо кивнула француженка. – Вы, следовательно, изволили чувствительно облегчитькошелек мсье…
– А что, вы меня будете упрекать?
– Ну что вы, дитя мое… – улыбнулась мадам Изабо. – Всякий в этом жестоком к слабым мире пытается разбогатеть, как найдет возможным… Ах вы проказница… Вы с ним… а? – она изобразила пальцами в воздухе некую игривую фигуру.
– Эти подробности вас не должны интересовать, – сердито сказала Ольга.
– О, вы правы, Оленька… Значит, теперь вы его крепостная? Это я тоже знаю…
– Это фальшивка…
– Которую тем не менее будет чертовски трудно оспорить, – деловым тоном сказала мадам Изабо. – Ну ладно… Как я уже говорила, я готова вас приютить. Если мы договоримся. Не сердитесь за прямоту, но я хочу себя обезопасить, я ведь видела в глазок, как вы, раздеваясь, спрятали под сброшенную одежду предмет, крайне похожий на пистолет. Мало ли что вам может прийти в голову, вы, как я понимаю, девушка решительная и порывистая… Короче говоря, Марта давным-давно сбегала за полицией. Там, внизу, пристав и трое его подчиненных, они не посвящены в суть дела, но знают, что мне может потребоваться помощь. Они будут ждать сколь угодно долго – сидят себе и попивают недурственный пунш… Я всего-навсего хочу уберечь себя от возможных случайностей…
Ольга поднялась и села на постели рядом с ней.
– Что вам нужно? – спросила она деловито.
– При другом обороте, милочка, я честно ответила бы: деньги. Но сейчас ситуация иная. Я верю, что ты способна дать больше. Однако твой преследователь – человек настолько влиятельный и могущественный в сравнении со мной, что никакие деньги – никакие, золотко! – не компенсируют риска. Хотя, конечно, компенсация существует, и это вполне в твоих силах…
– Нельзя ли поточнее?
– Изволь, – француженка придвинулась и спросила изменившимся голосом: – Насколько я понимаю, мужскую любовь ты уже испытала?
– Предположим.
– А о любви женской, на добрый древнегреческий манер, слышать приходилось?
О многом приходится слышать благородным барышням, хотя порой весь свет считает, что все обстоит как раз наоборот… Ольга возмущенно вскинула голову – и почувствовала на талии и на колене бесцеремонные ладони.
– Дело, конечно, твое, – промурлыкала ей на ухо Изабо. – Можешь гордо отказаться – и я немедленно кликну полицию, каковая тебя моментально доставит к… хозяину. А если будешь послушной девочкой, честью клянусь, я тебя спрячу так, что ни одна собака в этом городе не пронюхает… Тебе решать, милая.
Она встала, одним движением плеч сбросила на пол пеньюар и встала перед Ольгой нагая, цинично улыбаясь, часто дыша, облизывая губы розовым язычком. Нетерпеливо прошептала:
– Так что мы выберем, красавица моя? Мою дружбу или…
Ольга сидела подавленная, уронив руки, повесив голову, чувствуя полное бессилие. В том, что мадам Изабо в точности выполнит свои угрозы, она не сомневалась. Презирала себя, но осталась сидеть неподвижно и молча, в голове крутилось: это все же совсем другое, это не тот мерзкий подвал…
Изабо, удовлетворенно хохотнув, опрокинула ее на постель, прилегла рядом, распахнула Ольгин пеньюар сверху донизу. Громко причмокнула:
– В самом деле, не годится отдавать такое тело какому-то старому мужлану. Ты прелесть, Оленька…
Ольга смотрела в потолок, закинув голову и желая одного: чтобы все побыстрее кончилось. Просунув руку ей под шею, Изабо прижалась к ее губам долгим влажным поцелуем, узкая сильная ладонь умело и обстоятельно странствовала по Ольгиной груди. Потом она принялась нашептывать на ушко такие непристойности, что у Ольги поневоле запылали щеки, – с этим она еще не сталкивалась, уши горели, как угольки.
– Нетронутые – моя слабость… – задыхаясь, прошептала француженка.
Ольга прикрыла глаза, стараясь отрешиться от всего на свете. Горячая ладонь скользнула по ее бедру, долго кружила по животу, с рассчитанной медлительностью опускаясь все ниже и ниже, поцелуи спустились на грудь, в насыщенной резким ароматом духов тишине слышалось только тяжелое дыхание француженки, жарко прошептавшей на ухо:
– Умница… Ножки чуть пошире… Милая, сладкая…
Ольга повиновалась. Ладонь опустилась ниже, умелые пальцы проделали такое, отчего Ольга, не сдержавшись, коротко застонала, невольно раскинулась, слушая доносившийся словно бы издалека жаркий шепот об очаровательном бутончике… Потом начался форменный стыд. Еще чуть погодя француженка извернулась гибким движением, и ее губы оказались там, где только что проказничали пальцы, а бедра – над Ольгиным покрасневшим лицом.
Она поняла и подчинилась, положив руки на бедра Изабо, сгорая от стыда, не в силах поверить окончательно, что с ней такое проделывают и что это делает она сама.
Глава семнадцатая
Изабо переложила золотые из одной руки в другую – по монетке, пересчитывая. Оказалось даже не десять, а четырнадцать.
– Вы удивительно точно выбрали тональность разговора, корнет, – сказала француженка, все так же улыбаясь. – Очень правильное направление разговора… Ну что ж. Я – христианка, хотя и нерадивая, а Христос велел оказывать помощь страждущим… Вот только позвольте узнать сначала, в чем ваши прегрешения? Вы ведь наверняка что-то такое совершили, иначе не искали бы укрытия? Что? Дуэль? Что-нибудь похуже? Мало ли какие проказы устраивают нынешние молодые люди…
Ольга медлила.
– Давайте внесем ясность, мой милый корнет, – сказала француженка мурлыкающим голосом. – Я же сказала, что я – достаточно нерадивая христианка. А потому вовсе не придерживаюсь той пошлой точки зрения, что порок и преступление непременно должны быть наказаны. Если хотите, мои взгляды достаточно широки. Я в простоте своей считаю, что всякое деяние имеет свою цену, и при условии внесения достойной платы порок – не такой уж порок, а преступление – и не преступление…
Ольга поняла.
– Прикидываете, сколько с меня взять? – уточнила она.
– Ну разумеется, – без малейшего смущения кивнула Изабо. – Коль уж существует риск оказаться привлеченной за укрывательство, имеет смысл поинтересоваться, насколько далеко зашел твой случайный постоялец…
– Вам ничего, собственно, не грозит, – сказала Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно спокойно. – Ничего особенного не произошло. Это, если можно так выразиться, сугубо частное, домашнее дело, не касающееся нарушения законов. Меня, признаюсь по чести… – она досадливо потупилась. – Меня нынче утром застигли. В спальне. Пришлось бежать, по дороге отвесив несколько оплеух обитателям дома… но оружия я в ход не пускал, я был в статском, как видите. Другое дело, что супруг этой дамы… Простите, я не стану называть его имя. Скажу только, что это по-настоящему большой человек… и русский барин-самодур в плохом смысле слова, старинном… Ни в полицию, ни в суд ему не с чем идти… но он вполне способен частным образом осложнить мою жизнь до предела… Его молодчики гнались за мной по всему Петербургу… Совершеннейшая скотина без малейшего понятия о чести! С него станется припрятать какой-нибудь брильянтовый браслет или другое ценное украшение, а потом преспокойно заявить, что к нему в дом забрался вор, каковой был им опознан, но ухитрился убежать с краденым… Дюжина его клевретов станет ему поддакивать, а моя… симпатия из страха перед публичным позором промолчит… В общем, вы сами понимаете, что мне необходимо отсидеться здесь денек-другой…
– Корнет, – лукаво посмотрев на Ольгу, сказала мадам Изабо. – А вы часом не прихватили ли и в самом деле какую-нибудь брильянтовую безделушку? О, не сверкайте так на меня глазами, я неудачно пошутила. Ну что же… Вы благородный человек, и я тоже. О подробностях, то есть о сумме, мы поговорим потом, я не стану с вас требовать плату вперед, мы как-никак не в дешевом кабачке… Мой дом к вашим услугам. Сохранение тайны гарантирую. Не хотите ли принять ванну? От вас, простите, припахивает, как от разгоряченного жеребца… Ничего удивительного, вы так спешили, бедный мальчик…
– Ванну? С удовольствием. Куда прикажете?
– Пойдемте на третий этаж. Вы там еще не бывали, а меж тем там как раз имеются апартаменты для господ, которым по тем или иным причинам вздумается задержаться у меня надолго. Мало ли какие случаются коллизии?
Они поднялись на третий этаж, никого не встретив. Дом был погружен в совершеннейшую тишину, словно здесь, кроме них, не было ни единой живой души. В самом конце коридора, за низкой дверью, оказалась роскошная квартирка, состоящая из спальни с громадной кроватью, небольшого кабинета, гостиной и комнатки без окон, где посредине стояла огромная мраморная ванна на бронзовых львиных лапах, в которой, сразу видно, можно было без неудобств мыться вдвоем (учитывая специфику заведения, именно так, надо полагать, порой и происходило). Француженка пригласила Ольгу сесть и занимала ее приятной беседой о пустяках, пока рослая баба с простым чухонским лицом, казалось, никого и ничего не замечавшая вокруг, таскала в ванну ведра с водой. Наполнив ванну, баба встала возле них, вытерла руки о фартук и кивнула с безучастным видом.
– Ну вот, ваша ванна готова, – сказала мадам Изабо. – Будьте как дома, а я вас покину. Вот вам ключ, можете запереться изнутри… я ведь помню вашу стеснительность. Всего наилучшего. Я через часок появлюсь и поинтересуюсь вашими пожеланиями – о таком постояльце следует заботиться…
Она лукаво улыбнулась и покинула комнату в сопровождении служанки, шагавшей, словно механический автомат работы известного мастера Вокансона. Тщательно заперев дверь на ключ и оставив его повернутым в скважине, как научил Анатоль, Ольга направилась в ванную, сбросила одежду прямо на пол у двери и опустила ногу в воду. Вода оказалась самой приятной температуры. Она забралась в ванну и долго лежала, блаженно закрыв глаза, отходя от сумасшедшего напряжения…
Неожиданно сзади послышался негромкий скрип. Ольга резко обернулась – у стены стояла мадам Изабо, закрывая низенькую дверцу, тут же слившуюся со стеной и ставшую совершенно неразличимой. Ольга замерла в полной растерянности.
– О-ля-ля! – сказала француженка весело, подходя к самому краю ванны. – Должна вам сказать, что у вас весьма своеобразное телосложение для провинциального гусарского корнета… гораздо более подходящее изящной светской красавице…
Ольга молчала, не в силах ничего придумать – да и что тут можно было придумать? В столь безнадежном для нее положении никак нельзя и далее играть роль мужчины…
– Откровенно говоря, у меня и раньше были легкие подозрения, – призналась Изабо тем же легкомысленным, вполне дружеским тоном. – Когда вы появились впервые в образе бравого корнета. Но я над этим не стала задумываться всерьез, мало ли что в жизни случается, главное – получить плату сполна… Ну, а когда я увидела в потайной глазок моего кабинета, как из-под шляпы у вас рассыпаются роскошные женские волосы… Когда увидела, как вы раздеваетесь… Нетрудно отличить очаровательную девушку от корнета, а?
– И что вы намерены делать? – глядя исподлобья, осведомилась Ольга.
– Я? Как и прежде, предоставлять вам самое широкое гостеприимство в расчете на щедрую плату. Мон дье, а что же еще? Разве что будет непременное условие: вы мне все-таки расскажете вашу настоящую историю, я чертовски любопытна… А впрочем, не стану притворяться: меня заботит возможная ответственность, о чем я уже говорила. Девушка, выдающая себя за мужчину, – это, знаете ли, не каждодневный случай… и может повлечь за собой какие-нибудь тяжкие последствия. Вас может разыскивать ревнивый муж, суровый отец… а я всего лишь бедная иностранка, вынужденная заниматься не самым респектабельным ремеслом. Вы уже закончили? Я сейчас кликну Марту, она вам поможет, не станет же такая барышня, как вы, сама за собой ухаживать…
Она вышла, и вскоре появилась та самая чухонка. Держась почтительно – насколько это возможно для столь примитивной бабы, – она тщательно вытерла Ольгу мягчайшим полотенцем, высушила и расчесала ей волосы. Все это было проделано с большой сноровкой: дура она там или нет, а служанкой смотрелась идеальной…
– Наденьте, – сказала мадам Изабо, подавая Ольге такой же пеньюар из пышных кружев, какой был на ней. – По-моему, это вас больше сейчас устроит, нежели пропотевшее мужское платье… Прикажете взять его вычистить и отгладить?
– Нет, потом, – решительно сказала Ольга.
В карманах осталось много вещей, которые она ни за что не хотела извлекать на глазах непрошенных свидетельниц: объемистый кошелек, мешочек с брильянтами, пистолет…
– Как угодно, – пожала плечами француженка, жестом отослав служанку. – Ну, пойдемте посекретничаем, как две подружки?
Она направилась почему-то не в гостиную, а в спальню, где непринужденно уселась на огромную постель:
– Прилягте, вы наверняка устали, у вас измученный вид…
Ольга легла на покрывало, но расслабиться все же никак не получалось – ситуация оставалась неясной…
– Так в чем же правда, моя загадочная красавица? – спросила француженка.
Кое-что уже сложилось в голове. Ольга рассказала вполне правдоподобную историю, которая и в самом деле могла произойти и наверняка не раз происходила в жизни: суровый отец-самодур, стремления к приключениям, тайный любовник, появление временами в облике корнета, запутанные интриги вокруг некоего наследства, которые нет смысла здесь излагать подробно…
– Великолепно, – сказала француженка посреди ее вдохновенной тирады. – Просто блестяще. У вас богатая фантазия, и вы весьма предприимчивы, милая Оленька…
Ольга молчала, готовая ко всему.
– Вообще-то это прекрасная история, – сказала француженка. – Могла бы при других обстоятельствах и сойти за правду – жизнь иной раз бывает похлеще любого авантюрного романа… Но так уж случилось, что я еще вчера знала правду… Не угодно ли взглянуть?
Она достала из пышного рукава небольшой листок бумаги. Ольга с изумлением уставилась на свой портрет – имевший очень большое сходство с ней, опознать по нему можно безошибочно. Выполнен разноцветными красками… но выглядит словно бы напечатанным, хотя она еще не встречала подобного типографского искусства. На литографию это никак не похоже… очередное достижение прогресса, чтоб ему…
– Вы совершенно правы насчет того, что дело это – частное, – промурлыкала француженка. – Некий знатный и влиятельный господин – думается, нет нужды упоминать его имя? – вот уже несколько дней ведет свой частный розыск. Его люди распространяют ваш портрет среди… среди лиц, как бы это помягче выразиться, обитающих не совсем там, где имеет честь обитать так называемое «приличное общество». Предполагается, что вы скрываетесь и можете объявиться в одном из тех мест, где эти самые приличные люди появляются редко… Так оно и оказалось. За вас обещана внушительная награда…
– Я могу дать вам больше.
– Еще не зная, какова именно награда? – прищурилась мадам Изабо. – Дорогая, вы самонадеянны…
– И все же?
– За вас обещано двадцать пять тысяч.
– Я дам вам больше, – твердо сказала Ольга. – Мы вместе с вами отправимся туда, где я… держу деньги, и вы получите сполна.
– Уж не стилетом ли в сердце?
– Вздор, – сказала Ольга. – У меня спрятаны приличные деньги. Очень приличные. Почему, по-вашему, он меня так рьяно ищет и объявил такую награду?
– Ах, вот оно что… – понятливо кивнула француженка. – Вы, следовательно, изволили чувствительно облегчитькошелек мсье…
– А что, вы меня будете упрекать?
– Ну что вы, дитя мое… – улыбнулась мадам Изабо. – Всякий в этом жестоком к слабым мире пытается разбогатеть, как найдет возможным… Ах вы проказница… Вы с ним… а? – она изобразила пальцами в воздухе некую игривую фигуру.
– Эти подробности вас не должны интересовать, – сердито сказала Ольга.
– О, вы правы, Оленька… Значит, теперь вы его крепостная? Это я тоже знаю…
– Это фальшивка…
– Которую тем не менее будет чертовски трудно оспорить, – деловым тоном сказала мадам Изабо. – Ну ладно… Как я уже говорила, я готова вас приютить. Если мы договоримся. Не сердитесь за прямоту, но я хочу себя обезопасить, я ведь видела в глазок, как вы, раздеваясь, спрятали под сброшенную одежду предмет, крайне похожий на пистолет. Мало ли что вам может прийти в голову, вы, как я понимаю, девушка решительная и порывистая… Короче говоря, Марта давным-давно сбегала за полицией. Там, внизу, пристав и трое его подчиненных, они не посвящены в суть дела, но знают, что мне может потребоваться помощь. Они будут ждать сколь угодно долго – сидят себе и попивают недурственный пунш… Я всего-навсего хочу уберечь себя от возможных случайностей…
Ольга поднялась и села на постели рядом с ней.
– Что вам нужно? – спросила она деловито.
– При другом обороте, милочка, я честно ответила бы: деньги. Но сейчас ситуация иная. Я верю, что ты способна дать больше. Однако твой преследователь – человек настолько влиятельный и могущественный в сравнении со мной, что никакие деньги – никакие, золотко! – не компенсируют риска. Хотя, конечно, компенсация существует, и это вполне в твоих силах…
– Нельзя ли поточнее?
– Изволь, – француженка придвинулась и спросила изменившимся голосом: – Насколько я понимаю, мужскую любовь ты уже испытала?
– Предположим.
– А о любви женской, на добрый древнегреческий манер, слышать приходилось?
О многом приходится слышать благородным барышням, хотя порой весь свет считает, что все обстоит как раз наоборот… Ольга возмущенно вскинула голову – и почувствовала на талии и на колене бесцеремонные ладони.
– Дело, конечно, твое, – промурлыкала ей на ухо Изабо. – Можешь гордо отказаться – и я немедленно кликну полицию, каковая тебя моментально доставит к… хозяину. А если будешь послушной девочкой, честью клянусь, я тебя спрячу так, что ни одна собака в этом городе не пронюхает… Тебе решать, милая.
Она встала, одним движением плеч сбросила на пол пеньюар и встала перед Ольгой нагая, цинично улыбаясь, часто дыша, облизывая губы розовым язычком. Нетерпеливо прошептала:
– Так что мы выберем, красавица моя? Мою дружбу или…
Ольга сидела подавленная, уронив руки, повесив голову, чувствуя полное бессилие. В том, что мадам Изабо в точности выполнит свои угрозы, она не сомневалась. Презирала себя, но осталась сидеть неподвижно и молча, в голове крутилось: это все же совсем другое, это не тот мерзкий подвал…
Изабо, удовлетворенно хохотнув, опрокинула ее на постель, прилегла рядом, распахнула Ольгин пеньюар сверху донизу. Громко причмокнула:
– В самом деле, не годится отдавать такое тело какому-то старому мужлану. Ты прелесть, Оленька…
Ольга смотрела в потолок, закинув голову и желая одного: чтобы все побыстрее кончилось. Просунув руку ей под шею, Изабо прижалась к ее губам долгим влажным поцелуем, узкая сильная ладонь умело и обстоятельно странствовала по Ольгиной груди. Потом она принялась нашептывать на ушко такие непристойности, что у Ольги поневоле запылали щеки, – с этим она еще не сталкивалась, уши горели, как угольки.
– Нетронутые – моя слабость… – задыхаясь, прошептала француженка.
Ольга прикрыла глаза, стараясь отрешиться от всего на свете. Горячая ладонь скользнула по ее бедру, долго кружила по животу, с рассчитанной медлительностью опускаясь все ниже и ниже, поцелуи спустились на грудь, в насыщенной резким ароматом духов тишине слышалось только тяжелое дыхание француженки, жарко прошептавшей на ухо:
– Умница… Ножки чуть пошире… Милая, сладкая…
Ольга повиновалась. Ладонь опустилась ниже, умелые пальцы проделали такое, отчего Ольга, не сдержавшись, коротко застонала, невольно раскинулась, слушая доносившийся словно бы издалека жаркий шепот об очаровательном бутончике… Потом начался форменный стыд. Еще чуть погодя француженка извернулась гибким движением, и ее губы оказались там, где только что проказничали пальцы, а бедра – над Ольгиным покрасневшим лицом.
Она поняла и подчинилась, положив руки на бедра Изабо, сгорая от стыда, не в силах поверить окончательно, что с ней такое проделывают и что это делает она сама.
Глава семнадцатая
Избавители
Ольга лежала в объятиях француженки, отвернув лицо к стене, – щеки все еще горели, как маков цвет.
– Что это мы так печально притихли? – Изабо бесцеремонно взяла ее за подбородок и повернула лицом к себе. – Должна сказать тебе комплимент: у меня давненько не было такой приятной и талантливой ученицы…
Ольга сердито отвернулась. Француженка насмешливо промурлыкала ей на ухо:
– Вот только, пожалуйста, не изображай оскорбленную невинность. Ах, злая тетенька развратила бедную девчушку… Насколько я могу судить – а у меня богатый опыт, – тебе, бедная девчушка, понравилось…
– Вздор, – бросила Ольга.
– Ничего не вздор, – рассмеялась Изабо с отвратительной хозяйскойинтонацией. – Может, я неточно выразилась… В любом случае, тебе было приятно, не правда ли?
Ольга молчала. Самое скверное, что клятая француженка была права: временами она и в самом деле испытывала удовольствие – нерассуждающее, не зависящее от ее обычных пристрастий и привычек. И ничего нельзя было с этим поделать, вот и злилась теперь на себя, хотя вроде бы и не за что…
– Тебе было приятно, моя маленькая шлюшка, – утвердительно сказала Изабо. – Это уж не зависит от твоей неповторимой личности, а зависит исключительно от вещей более приземленных… – и ее ладонь, неспешно скользнув по Ольгиному бедру, уже совершенно по-хозяйски накрыла бутон, пальцы умело проделали пассажи, словно по клавишам рояля бегали. Ольга тихонечко охнула, зажмурясь, а похотливый шепоток все щекотал ей ухо: – Ну вот видишь, ничего от тебя не зависит, тебе просто приятно, ма шер… Тело есть тело, оно живет само по себе… – она, убрав руку, спросила неожиданно холодно: – Итак, сколько же ты прихватила у этого старого сатира, если он так разъярился и поднял на ноги всю петербургскую полицию?
– Пятьдесят тысяч, – осторожно ответила Ольга.
– И ты готова была отдать мне за укрывательство, выходит, ровно половину… Что ж, это показывает, что у тебя достаточно житейского благоразумия, совершенно, в комплимент тебе, европейского… И где же деньги?
– В надежном месте.
– Ну ладно, ладно, моя прелесть, молчи пока. Мы об этом поговорим как-нибудь потом, – теперь она говорила сухо, деловито, словно сидела над денежной ведомостью. – Времени у нас достаточно. Давай пока что поговорим о деле. Вы, русские, существа ужасно безалаберные, а мы, европейские люди, привычны рассчитывать все наперед, потому что иначе ничего не добьешься в жизни… Давай внесем кое-какую ясность. Я тебе нисколечко не врала насчет полиции, они и в самом деле сидели там, внизу, на случай, если понадобятся, да и теперь всегда к моим услугам. Надеюсь, ты хорошо понимаешь свое положение? Понимаешь, что я – твоя единственная защита?
– Понимаю, – сказала Ольга, отворачивая лицо.
– Вот и прекрасно. Теперь самое время поговорить о твоем будущем. Ты и в самом деле чертовски красива и приятна в постели, у меня давно уже не было такой милой подружки… но мы, европейцы, уж извини, не поддаемся эмоциям и не живем чувствами – дело прежде всего… Я бы с превеликим удовольствием ангажировала тебя исключительно для себя, но, увы, не могу себе этого позволить – я живу не на доходы с имений или ренту, а зарабатываю на жизнь нелегким трудом… Так что, думается мне, тебя следует пристроить к делу. Между прочим, для тебя это тоже будет небезвыгодно: я не из тех, кто отнимает у своих работниц львиную долю заработка, спроси у любой, и они тебе скажут, что мадам Изабо – хозяйка справедливая. Ты тоже не останешься в накладе…
– Вы что, собираетесь… – Ольга возмущенно приподнялась.
– Успокойся, крошка, успокойся… – Изабо уложила ее назад и ласково погладила по щеке. – Не спеши, я не все сказала… Боже упаси, я не собираюсь тебя использовать в качестве рядовой шлюхи ради ублажения петербургских мужланов с тугим кошельком. Ты достойна большего… Я даже не буду тебя предлагать местным дамам… Что ты так смотришь? Знала бы ты, сколько из ваших благовоспитанных светских дам втихомолку приезжает за женской любовью… Успокойся. Ты слишком хороша, чтобы использовать тебя здесь. Мы с тобой поедем в Париж. О, Париж! – она подняла глаза к потолку, ее голос стал мечтательным, томным. – Столица мира, великолепный город… где, между прочим, достаточно ценительниц женской красоты, готовых горстями сыпать золото к ножкам выдающихся экземпляров вроде тебя. Мне давно хотелось чего-то большего, нежели примитивный бордель в столице варварского государства, – но не подворачивалось случая подняться. И ты мне этот случай предоставишь. Признаюсь тебе по секрету: одна из дочерей блистательного нашего короля как раз и предпочитает женское общество. Сама понимаешь, к ней не подступишься с второсортным товаром. Но ты-то у нас – товар первосортный… Представляешь, какие ставки? Особенно если учесть, что принцесса – слабовольная, пустенькая девица. Недалекая потаскуха, из которой при умелом обращении можно веревки вить, как выражаются у вас, у русских. Как устроить дело – это уж моя забота. Я тебя еще подучу настоящей утонченности в обращении с женщиной, сделаю из тебя искусницу, и мы отправимся в Париж. Представляешь, как можно озолотиться? Дочь короля, которой ты вскружишь голову и подчинишь своей воле… Нравится?
– Не особенно, – призналась Ольга осторожно.
– Прости, милая, а что тебе еще остается? Как-никак это гораздо лучше, нежели ублажать пьяных гусар, загулявших купчиков и прочую дешевую публику. Если будешь умницей, мы с тобой в золоте купаться будем. – Изабо закинула руки за голову, мечтательно уставилась в потолок с лепными купидонами, но голос ее звучал трезво, расчетливо, без малейшей лирической нотки. – Мы из тебя сделаем… Сибирскую Венеру… или нет, лучше Сибирскую Принцессу. Татарскую принцессу из Сибири… там ведь, я помню, живут какие-то татары. Ты не из Сибири и к татарам не имеешь никакого отношения, но кто в этом разберется в прекрасной Франции? Париж падок на красивую экзотику. Я это себе представляю воочию: ты выходишь в круг света, на тебе лишь коротенькая накидка из леопардовой шкуры… леопарды в Сибири вроде бы не водятся, но какая разница?.. ножки полностью открыты, руки, плечи, грудь наполовину, волосы распущены, на шее ожерелье из медвежьих клыков, никаких драгоценностей… ты стоишь, стыдливо потупясь, ты еще вообще не знакома с постельными забавами… Черт возьми, да эта, не во Франции будь сказано, дешевая сучонка с ума сойдет! А ты уж позаботишься, чтобы она в тебе души не чаяла. И тогда мы с тобой можем не беспокоиться о будущем… Кстати, одна из ее прежних симпатий, девушка умная и оборотистая, добилась для себя не только материальных благ, но и титула баронессы. А она, я уверена, была похуже тебя. Представь себя титулованной особой при версальском дворе… тебе не кажется, что это чуточку получше, чем положение беглой крепостной девки в России? Не правда ли?
– Пожалуй, – сказала Ольга.
– Теперь видишь, что я способна обеспечить тебе феерическое будущее? А ты меня даже не благодаришь…
– Спасибо, – сказала Ольга насколько могла благожелательно.
– Как это у вас по-русски? Из «спасибо» что-то там не сошьешь?
Изабо ловко опрокинула ее на спину, положила руки на грудь и потянулась к губам, но в это время послышалось легкое царапанье в дверь, чрезвычайно похожее на какой-то условный сигнал. С недовольной гримаской француженка встала, накинула пеньюар, пожала плечами:
– Какие-то гости, которым нельзя отказать… Ну, я пошла заниматься делами, а ты, прелесть моя, можешь отдыхать, сколько тебе заблагорассудится, и не тревожиться о будущем… – В ее голосе послышались металлические нотки. – Только, я тебя умоляю, не вздумай делать глупости. У меня чересчур серьезные планы на твой счет, и, если попытаешься их расстроить, не обижайся потом… Ну, до скорой встречи, прелесть моя!
Она лучезарно улыбнулась Ольге, подмигнула и вышла. Ольга осталась лежать на разворошенной постели, досадливо прикусив нижнюю губу по всегдашней своей вредной привычке.
Сердито вздохнула, окинув себя взглядом – все тело покрыто отпечатками бесстыдных поцелуев-укусов. Но не было ни времени, ни желания впадать в черную меланхолию. Вряд ли она умрет оттого, что пару часов побыла игрушкой развратной француженки, – неприятно, конечно, противно и унизительно, но от этого не умирают. Не печалиться нужно, а придумать, как все же вырваться отсюда, пока и в самом деле не превратили в парижскую проститутку для знатных дам…
Ольга прошла в ванную, нагнулась к разбросанной одежде. Коли уж Изабо наблюдала за ней в потайной глазок откуда-то из коридора, могла видеть и ее вещи…
Нет. Мало того, что и кошелек, и мешочек с бриллиантами были в неприкосновенности, пистолет тоже лежал под сюртуком, куда Ольга его и запрятала. А впрочем, что от него толку? Всю петербургскую полицию с его помощью ни за что не победишь. Вероятнее всего, Изабо, даже если и видела кошелек, решила не заниматься с самого начала вульгарным грабежом: очень похоже, она совершенно серьезно говорила насчет принцессы, хочет приручить, привязать к себе, а потому не станет с ходу отнимать деньги, коли уж рассчитывает на большую выгоду…
Деньги – это хорошо. Это прекрасно. Здесь, в доме, наверняка немало служанок вроде молчаливой Марты, которые, в отличие от хозяйки, не строят грандиозных планов проникновения в Версаль, а значит, непременно клюнут на вещи более прозаические, вроде горсти золота. Главное – все продумать, без спешки, без импровизации…
Ольга полностью оделась, разве что шляпу оставила на столике. Призадумалась: с чего начать? Пожалуй, следует, как выражаются ее военные знакомые, провести рекогносцировку, разузнать все, что удастся…
– Что это мы так печально притихли? – Изабо бесцеремонно взяла ее за подбородок и повернула лицом к себе. – Должна сказать тебе комплимент: у меня давненько не было такой приятной и талантливой ученицы…
Ольга сердито отвернулась. Француженка насмешливо промурлыкала ей на ухо:
– Вот только, пожалуйста, не изображай оскорбленную невинность. Ах, злая тетенька развратила бедную девчушку… Насколько я могу судить – а у меня богатый опыт, – тебе, бедная девчушка, понравилось…
– Вздор, – бросила Ольга.
– Ничего не вздор, – рассмеялась Изабо с отвратительной хозяйскойинтонацией. – Может, я неточно выразилась… В любом случае, тебе было приятно, не правда ли?
Ольга молчала. Самое скверное, что клятая француженка была права: временами она и в самом деле испытывала удовольствие – нерассуждающее, не зависящее от ее обычных пристрастий и привычек. И ничего нельзя было с этим поделать, вот и злилась теперь на себя, хотя вроде бы и не за что…
– Тебе было приятно, моя маленькая шлюшка, – утвердительно сказала Изабо. – Это уж не зависит от твоей неповторимой личности, а зависит исключительно от вещей более приземленных… – и ее ладонь, неспешно скользнув по Ольгиному бедру, уже совершенно по-хозяйски накрыла бутон, пальцы умело проделали пассажи, словно по клавишам рояля бегали. Ольга тихонечко охнула, зажмурясь, а похотливый шепоток все щекотал ей ухо: – Ну вот видишь, ничего от тебя не зависит, тебе просто приятно, ма шер… Тело есть тело, оно живет само по себе… – она, убрав руку, спросила неожиданно холодно: – Итак, сколько же ты прихватила у этого старого сатира, если он так разъярился и поднял на ноги всю петербургскую полицию?
– Пятьдесят тысяч, – осторожно ответила Ольга.
– И ты готова была отдать мне за укрывательство, выходит, ровно половину… Что ж, это показывает, что у тебя достаточно житейского благоразумия, совершенно, в комплимент тебе, европейского… И где же деньги?
– В надежном месте.
– Ну ладно, ладно, моя прелесть, молчи пока. Мы об этом поговорим как-нибудь потом, – теперь она говорила сухо, деловито, словно сидела над денежной ведомостью. – Времени у нас достаточно. Давай пока что поговорим о деле. Вы, русские, существа ужасно безалаберные, а мы, европейские люди, привычны рассчитывать все наперед, потому что иначе ничего не добьешься в жизни… Давай внесем кое-какую ясность. Я тебе нисколечко не врала насчет полиции, они и в самом деле сидели там, внизу, на случай, если понадобятся, да и теперь всегда к моим услугам. Надеюсь, ты хорошо понимаешь свое положение? Понимаешь, что я – твоя единственная защита?
– Понимаю, – сказала Ольга, отворачивая лицо.
– Вот и прекрасно. Теперь самое время поговорить о твоем будущем. Ты и в самом деле чертовски красива и приятна в постели, у меня давно уже не было такой милой подружки… но мы, европейцы, уж извини, не поддаемся эмоциям и не живем чувствами – дело прежде всего… Я бы с превеликим удовольствием ангажировала тебя исключительно для себя, но, увы, не могу себе этого позволить – я живу не на доходы с имений или ренту, а зарабатываю на жизнь нелегким трудом… Так что, думается мне, тебя следует пристроить к делу. Между прочим, для тебя это тоже будет небезвыгодно: я не из тех, кто отнимает у своих работниц львиную долю заработка, спроси у любой, и они тебе скажут, что мадам Изабо – хозяйка справедливая. Ты тоже не останешься в накладе…
– Вы что, собираетесь… – Ольга возмущенно приподнялась.
– Успокойся, крошка, успокойся… – Изабо уложила ее назад и ласково погладила по щеке. – Не спеши, я не все сказала… Боже упаси, я не собираюсь тебя использовать в качестве рядовой шлюхи ради ублажения петербургских мужланов с тугим кошельком. Ты достойна большего… Я даже не буду тебя предлагать местным дамам… Что ты так смотришь? Знала бы ты, сколько из ваших благовоспитанных светских дам втихомолку приезжает за женской любовью… Успокойся. Ты слишком хороша, чтобы использовать тебя здесь. Мы с тобой поедем в Париж. О, Париж! – она подняла глаза к потолку, ее голос стал мечтательным, томным. – Столица мира, великолепный город… где, между прочим, достаточно ценительниц женской красоты, готовых горстями сыпать золото к ножкам выдающихся экземпляров вроде тебя. Мне давно хотелось чего-то большего, нежели примитивный бордель в столице варварского государства, – но не подворачивалось случая подняться. И ты мне этот случай предоставишь. Признаюсь тебе по секрету: одна из дочерей блистательного нашего короля как раз и предпочитает женское общество. Сама понимаешь, к ней не подступишься с второсортным товаром. Но ты-то у нас – товар первосортный… Представляешь, какие ставки? Особенно если учесть, что принцесса – слабовольная, пустенькая девица. Недалекая потаскуха, из которой при умелом обращении можно веревки вить, как выражаются у вас, у русских. Как устроить дело – это уж моя забота. Я тебя еще подучу настоящей утонченности в обращении с женщиной, сделаю из тебя искусницу, и мы отправимся в Париж. Представляешь, как можно озолотиться? Дочь короля, которой ты вскружишь голову и подчинишь своей воле… Нравится?
– Не особенно, – призналась Ольга осторожно.
– Прости, милая, а что тебе еще остается? Как-никак это гораздо лучше, нежели ублажать пьяных гусар, загулявших купчиков и прочую дешевую публику. Если будешь умницей, мы с тобой в золоте купаться будем. – Изабо закинула руки за голову, мечтательно уставилась в потолок с лепными купидонами, но голос ее звучал трезво, расчетливо, без малейшей лирической нотки. – Мы из тебя сделаем… Сибирскую Венеру… или нет, лучше Сибирскую Принцессу. Татарскую принцессу из Сибири… там ведь, я помню, живут какие-то татары. Ты не из Сибири и к татарам не имеешь никакого отношения, но кто в этом разберется в прекрасной Франции? Париж падок на красивую экзотику. Я это себе представляю воочию: ты выходишь в круг света, на тебе лишь коротенькая накидка из леопардовой шкуры… леопарды в Сибири вроде бы не водятся, но какая разница?.. ножки полностью открыты, руки, плечи, грудь наполовину, волосы распущены, на шее ожерелье из медвежьих клыков, никаких драгоценностей… ты стоишь, стыдливо потупясь, ты еще вообще не знакома с постельными забавами… Черт возьми, да эта, не во Франции будь сказано, дешевая сучонка с ума сойдет! А ты уж позаботишься, чтобы она в тебе души не чаяла. И тогда мы с тобой можем не беспокоиться о будущем… Кстати, одна из ее прежних симпатий, девушка умная и оборотистая, добилась для себя не только материальных благ, но и титула баронессы. А она, я уверена, была похуже тебя. Представь себя титулованной особой при версальском дворе… тебе не кажется, что это чуточку получше, чем положение беглой крепостной девки в России? Не правда ли?
– Пожалуй, – сказала Ольга.
– Теперь видишь, что я способна обеспечить тебе феерическое будущее? А ты меня даже не благодаришь…
– Спасибо, – сказала Ольга насколько могла благожелательно.
– Как это у вас по-русски? Из «спасибо» что-то там не сошьешь?
Изабо ловко опрокинула ее на спину, положила руки на грудь и потянулась к губам, но в это время послышалось легкое царапанье в дверь, чрезвычайно похожее на какой-то условный сигнал. С недовольной гримаской француженка встала, накинула пеньюар, пожала плечами:
– Какие-то гости, которым нельзя отказать… Ну, я пошла заниматься делами, а ты, прелесть моя, можешь отдыхать, сколько тебе заблагорассудится, и не тревожиться о будущем… – В ее голосе послышались металлические нотки. – Только, я тебя умоляю, не вздумай делать глупости. У меня чересчур серьезные планы на твой счет, и, если попытаешься их расстроить, не обижайся потом… Ну, до скорой встречи, прелесть моя!
Она лучезарно улыбнулась Ольге, подмигнула и вышла. Ольга осталась лежать на разворошенной постели, досадливо прикусив нижнюю губу по всегдашней своей вредной привычке.
Сердито вздохнула, окинув себя взглядом – все тело покрыто отпечатками бесстыдных поцелуев-укусов. Но не было ни времени, ни желания впадать в черную меланхолию. Вряд ли она умрет оттого, что пару часов побыла игрушкой развратной француженки, – неприятно, конечно, противно и унизительно, но от этого не умирают. Не печалиться нужно, а придумать, как все же вырваться отсюда, пока и в самом деле не превратили в парижскую проститутку для знатных дам…
Ольга прошла в ванную, нагнулась к разбросанной одежде. Коли уж Изабо наблюдала за ней в потайной глазок откуда-то из коридора, могла видеть и ее вещи…
Нет. Мало того, что и кошелек, и мешочек с бриллиантами были в неприкосновенности, пистолет тоже лежал под сюртуком, куда Ольга его и запрятала. А впрочем, что от него толку? Всю петербургскую полицию с его помощью ни за что не победишь. Вероятнее всего, Изабо, даже если и видела кошелек, решила не заниматься с самого начала вульгарным грабежом: очень похоже, она совершенно серьезно говорила насчет принцессы, хочет приручить, привязать к себе, а потому не станет с ходу отнимать деньги, коли уж рассчитывает на большую выгоду…
Деньги – это хорошо. Это прекрасно. Здесь, в доме, наверняка немало служанок вроде молчаливой Марты, которые, в отличие от хозяйки, не строят грандиозных планов проникновения в Версаль, а значит, непременно клюнут на вещи более прозаические, вроде горсти золота. Главное – все продумать, без спешки, без импровизации…
Ольга полностью оделась, разве что шляпу оставила на столике. Призадумалась: с чего начать? Пожалуй, следует, как выражаются ее военные знакомые, провести рекогносцировку, разузнать все, что удастся…