Случилось так, что вскоре после этой газетной шумихи Семмс доказал как раз противоположное: вернувшись к побережью США, «Алабама» встретилась с военным пароходом северян «Гаттерас» и так разделывала его, что всего через семнадцать минут боя подожженный бомбическими снарядами Семмса «Гаттерас» поспешил оповестить, что сдается. Пощечина Северу была изрядная: Семмс взял в плен 18 офицеров и 118 матросов… Капитан «Гаттераса» из плена отправил своему начальству довольно унылый рапорт, где живописно повествовал, как он собрался было в два счета разделаться с «мятежным пиратом» и браво кинулся в бой - только вот почему-то обернулось так, что именно «пират» вломил «Гаттерасу» по первое число, и он, капитан, вынужден был сдаться, чтобы «не рисковать дорогими жизнями моих подчиненных»…
   Удар по самолюбию северян был тот еще… В погоню за «Алабамой» отправилось несколько военных кораблей. Не полагаясь на них, толстосумы Севера быстренько скинулись и на свои денежки приобрели и вооружили два парохода. Один назвали «Сакраменто», а второй Корнелиус Вандербильт, внесший основную сумму, назвал в свою честь. Предназначались они исключительно для поимки или уничтожения «Алабамы».
   Однако все эти потуги ни к чему не привели. «Алабама» два года крейсировала в Атлантическом и Индийском океанах, появлялась то у Филиппин, то в Южно-Китайском море, возле Цейлона и Мадагаскара, у африканских и бразильских берегов… Корвет был неуловим. За два года «Алабама» прошла 75 000 миль, захватила шестьдесят четыре северных судна и потопила один военный корабль, нанеся Северу ущерб в шесть миллионов долларов.
   За это время корабль, конечно же, сильно потрепало стихиями - и Семмс пошел для ремонта во французский порт Шербур. Американский консул, размещавшийся там, немедленно поднял тревогу, отбивая депеши своим коллегам в портах Англии и Франции, запрашивая, не найдется ли поблизости федерального военного судна…
   Нашлось. Не прошло и трех дней, как не успевший приступить к ремонту Семмс узнал, что на горизонте замаячил северный корвет «Корсар» под командованием старого знакомого и бывшего сослуживца Семмса Уинслоу…
   Разумеется, «Корсар» не собирался нападать на «Алабаму» во французских территориальных водах - это было бы чересчур даже для янки (да и французские военные корабли поблизости имелись в немалом количестве). «Корсар» не мог и зайти в Шербур - иначе ему по тогдашним морским законам пришлось бы там торчать ровно сутки после ухода «Алабамы». Уинслоу расположился у границы территориальных вод, всем своим видом показывая, что ждать готов сколько угодно.
   А впрочем, Семмс и не медлил. Будь он трусом, мог бы преспокойно оставаться в Шербуре хоть до конца войны, попивая бургундское и гуляя по набережным. Однако южанин практически сразу же отправил «Корсару» вызов на бой. Оба корабля были примерно одного класса (разве что против восьми орудий Семмса у северян имелось семь, но, уступая в числе пушек, северяне выигрывали в большем калибре).
   Еще до начала боя у северян было два серьезных преимущества. Во-первых, порох у них был отличный, сухой - а пороховые запасы «Алабамы» за два года плавания отсырели. Во-вторых, командир «Корсара» защитил борта своего корабля якорными цепями, которые прикрыл фанерой, - это была неплохая защита от тогдашних ядер и бомб…
   19 июня 1864 г. «Алабама» снялась с якоря. Красавец корвет вышел в свой последний рейс и последний бой…
   Французы, обожавшие дуэли, такой случай упускать не собирались. Весь город высыпал на прибрежные холмы.
   Те, кто имел такую возможность, вышли в море на лодках и прогулочных суденышках, чтобы не пропустить ничего интересного.
   В качестве своеобразного секунданта «Алабаму» сопровождал французский броненосец, зорко наблюдавший за тем, чтобы «дуэлянты» сошлись строго за пределами французских территориальных вод.
   Семмс влез на лафет орудия и во второй (и последний) раз в жизни обратился с речью к своей команде: «Офицеры и матросы „Алабамы“! У вас появилась еще одна возможность встретиться с врагом, вторая с тех пор, как вы потопили „Гаттерас“. К настоящему времени вы обошли почти весь свет, и не будет преувеличением сказать, что вы уничтожили и загнали под защиту нейтрального флага половину вражеского флота, который в начале войны заполонил все моря. Этим достижением вы можете гордиться, и благодарное отечество вас не забудет. Имя вашего корабля известно повсюду, где есть цивилизация. Будет ли это имя запятнано поражением? Это невозможно! Помните, что мы в проливе Ла-Манш, который является полем морской славы нашей расы, и что взоры всей Европы в этот миг обращены на вас. Флаг, который развевается над вами, принадлежит молодой республике, бросающей вызов своему врагу, где бы и когда бы она его ни встретила. Покажите всему миру, что вы знаете, как защитить себя! По местам стоять!»
   Ему ответил дружный рев матросов:
   - Да здравствует Юг!
   - Да здравствует генерал Ли и его армия!
   Большинство моряков «Алабамы» были, напоминаю, британцами - но за два года славных походов они наверняка как-то незаметно прониклись южным духом. Та отвага, которую они проявили в двух сражениях, вряд ли объясняется только добросовестной отработкой жалованья…
   Бой продолжался семьдесят минут. «Алабама» открыла огонь первой, но очень быстро Семмс увидел, что ни ядра, ни разрывные снаряды не причиняют ни малейшего вреда корпусу противника, - они с лязгом, высекая снопы искр, отскакивали от якорных цепей, обнаружившихся под измочаленной фанерой…
   Он несколько раз пытался сойтись на абордаж ( свалитьсяна абордаж, как выражались тогдашние моряки), но «Корсар» всякий раз уворачивался - и бил залпами с близкого расстояния. Начиненные подмокшим порохом бомбы «Алабамы» не взрывались. Зато 280-миллиметровый снаряд «Корсара», ударивший сквозь пушечный порт внутрь, мигом уложил 8 из 16 канониров Семмса. Старший офицер «Алабамы» вспоминал потом: «Люди были разорваны на куски, а палуба усеяна руками, ногами, головами и внутренностями. Один из помощников кивнул мне головой, как будто спрашивая: „Мне очистить палубу?“ Я наклонил голову. Он поднял изувеченные останки и бросил их в море».
   «Алабама» отвечала, как могла. «Корсар» гвоздилразрывными. С точностью до наоборот повторился бой «Алабамы» с «Гаттерасом» - только теперь «Алабама» сама оказалась на месте «Гаттераса»…
   Один из разрывных снарядов «Корсара» угодил в машинное отделение и разворотил машину. Из люков и иллюминаторов повалили плотные клубы белого пара. На «Корсаре» мгновенно поняли, что это означает (тем более что «Алабама» тут же потеряла ход), и, подойдя совсем близко, принялись бить залпами. Борт «Алабамы» был буквально снесен. Семмс приказал поставить паруса и пытался направить корвет к берегу, но ветер был слишком слабым. «Алабама» начала погружаться.
   Некоторые историки пишут, что Семмс тогда приказал спустить флаг, но этому определенно противоречит строчка из рапорта самого командира северян: «Еще несколько мгновений, и флаг южан задержался над поверхностью воды, но потом и он исчез в волнах». Судя по тексту, речь явно идет о флаге, по-прежнему развевавшемся на корме. Тем более что есть свидетельства: «Алабама» вела огонь до конца. Последний залп она дала, когда дула орудий тонущего корвета уже касались воды…
   «Корсар» сумел взять в плен только 70 моряков с «Алабамы» - тех, кого сам выловил из воды. Капитана Семмса и сорок человек его команды подобрала английская яхта, одно из тех суденышек, что вышло в море посмотреть на увлекательное зрелище. Владелец яхты определенно не питал симпатий к Северу - он, не медля, взял курс на Англию, и его пассажиры избежали плена. Взбешенный Уинслоу так и писал потом в рапорте: «Знай я, что это будет так, я бы утопил ее вместе с „Алабамой“. Великолепный штрих к портрету северного морячка: готов был потопить невооруженное судно нейтрального государства в международных водах только за то, что оно у него из-под носа увело людей, которых он уже считал своими пленными… К слову, „пират“ Семмс однажды отпустил северное судно восвояси при довольно характерных для южного менталитета обстоятельствах. Речь идет о почтовом пароходе „Ариэль“, на котором из 500 пассажиров большинство составляли женщины и дети. Сжечь захваченное судно Семмс не мог - и взять на „Алабаму“ такое количество народу не мог тоже (кроме пассажиров, на „Ариэле“ плыли еще 140 морских пехотинцев Севера и несколько офицеров). В конце концов Симмс „Ариэль“ отпустил, взяв только с военных честное слово не воевать против Конфедерации (ручаться можно, что пассажиры „Ариэля“ капитана Семмса „подлым пиратом“ безусловно потом не считали…)
   Таким образом Семмс избежал плена, после войны открыл на Юге адвокатскую контору и до конца жизни (он умер в 1877-м) высказывался о северянах так, как они заслуживали…
   Второй знаменитый крейсер южан, «Флорида», действовавший главным образом в Вест-Индии и у бразильского побережья, за два с лишним года захватил 38 северных судов общей стоимостью более двух миллионов долларов. Северяне в конце концов захватили его, но совершенно пиратским образом. «Флорида» зашла для ремонта в бразильский порт Баия, и командир Моррис с половиной команды сошел на берег. Ночью в бразильские территориальные воды как ни в чем не бывало вошел федеральный военный корабль «Уошетт», ворвался в порт, захватил «Флориду» и на буксире увел ее в нейтральные воды.
   С точки зрения международных морских конвенций это было чистейшей воды пиратство. Бразилия выразила решительный протест, и северного капитана Коллинза собирались было отдать под военный трибунал, но на его защиту выступило пресловутое «общественное мнение», заявив, что Коллинз - «национальный герой» и нельзя судить его за вторжение к каким-то там бразильяшкам, пусть и суверенным. Почесав в затылках, северные адмиралы Коллинза отпустили и даже повысили в звании - национальный герой все-таки… Кстати, сама «Флорида» у северян задержалась ненадолго: вскоре она отправилась в новый рейс, уже, понятно, с другой командой и под федеральным флагом, но столкнулась с другим военным судном и затонула…
   Судьба третьего знаменитого южного рейдера, «Шенандоа», оказалась еще интереснее - но о ней позже.
   Тем временем свой вклад в морскую войну собрались внести и нью-йоркские толстосумы, протащившие в Конгрессе акт, по которому президенту Линкольну разрешалось своей властью отправлять в море каперские суда. Однако Линкольну очень быстро растолковали, что за этим кроется, - господа олигархи собирались отправить на разбой собственную, частнуюэскадру и всю добычу складывать в собственный карман, как водится, прикрываясь красивыми словами о помощи родине и борьбе с мятежниками. Линкольн от этого плана отказался. Зато ему удалось во втором периоде войны добиться от Англии крупных уступок: англичане конфисковали строившиеся для Юга новые крейсера и запретили уже действующим заходить в свои порты…
   Южане не особенно и унывали: им удалось купить во Франции тяжелый броненосец, приспособленный к тому же для таранных ударов по вражеским кораблям. Этот серьезный корабль, названный «Стоунуолл», собрался было пересечь Атлантику, но из-за шторма должен был отстаиваться в испанском порту. Вашингтон отправил на перехват два фрегата, по примеру «Корсара» обосновавшихся в нейтральный водах. Узнав об этом, капитан броненосца Пейдж, как ранее Семмс, отправил северянам вызов на бой.
   Северяне тихонечко слиняли. Командир эскадры Крейвен потом оправдывался: пушек-то у них было гораздо больше, но вот корабли деревянные, а южанин - сплошь железный. Ка-ак двинет в борт тараном, и приходи, кума, любоваться…
   Военно-морское командование северян это за оправдание не посчитало, и труса Крейвена отдали под трибунал…
   За время войны южные крейсера захватили, по подсчетам американских историков, 258 торговых кораблей Севера (или 5 процентов всего торгового флота). Больше трех четвертей судов из-за подобной угрозы покинуло США, зарегистрировавшись в иностранных портах и подняв тамошние флаги. Лидерство среди рейдеров безусловно принадлежит Рафаэлю Семмсу: 18 судов он захватил на «Самтере», 69 на «Алабаме», да вдобавок потопил военный корабль. (Счет «Флориды» - 36 судов, «Шенандоа» - 36, «Таллахасси» - 29, остальные приходятся на долю еще полутора десятков крейсеров).

Глава девятая
 
Рыцари плаща и кинжала

   Единственным белым среди африканцев в Лабулео был португалец - человек обаятельнейший, из-за чего я сразу заподозрил, что он - шпион.
К. Драйсуотер

 
   Повествовать о большой, долгой войне - и ни словечком не упомянуть о секретных службах? Господа мои, это просто немыслимо! Тема благодатнейшая. Вообще о борьбе разведок Юга и Севера можно написать кучу остросюжетных романов и снять массу фильмов, но для данной книги это - побочная тема, так что я ограничусь не особенно и длинным рассказом о самых известных разведчиках Юга и Севера.
   Будем называть их всех именно так - разведчиками. Конечно, во время войны (особенно гражданской) всякая сторона своих героевименует не иначе, как разведчиками, а подонковпротивника называет исключительно шпионами, но мы-то с вами не на войне. Да и времени прошло изрядно, чуть ли не полтора столетия. В конце концов, тайные агенты и той, и другой стороны, как мы вскоре убедимся, действовали главным образом из любви к родине, а не ради презренного металла. Пусть уж они все будут разведчиками…
   Давным-давно, когда меня и на свете-то не было, открыт грустный парадокс: большая часть разведчиков, о головокружительных приключениях и подвигах которых стало широко известно, - разведчики провалившиеся. Удачливые и успешные, так никогда и не расшифрованные противником, как правило, за редчайшим исключением, так и умирают безымянными и неведомыми. Как говорил герой одного из рассказов Куваева (не путать с тем Куваевым, что придумал Масяню!): «Так ведь кто не попадается, про тех мы не знаем». Речь там шла не о разведке, а о тайной торговле золотишком, но суть та же…
   Так и здесь. Почти все «звезды» шпионажа, о которых я буду рассказывать, провалились. Наверняка было еще множество других, но они навсегда уже останутся в безвестности, потому что до самого конца не допустили ни единого прокола.
   Северные архивы обеих секретных служб, возглавлявшихся, соответственно, Бейкером и Пинкертоном, сохранились (как-никак победителям нет нужды жечь важные бумаги). Южные - наоборот. Секретной службой Конфедерации (как и ее иностранными делами) руководил Иегуда Бенджамин, а у этого энергичнейшего, умного, недюжинного руководителя была очень полезная черта: он предпочитал не оставлять письменных свидетельств своей деятельности. Вообще никаких. Даже когда речь шла о «мирных» сторонах деятельности южной администрации - что уж говорить о разведке и контрразведке. К тому же перед падением столицы Конфедерации Ричмонда там уничтожили все архивы. Поэтому известны лишь засветившиесяразведчики южан…
    Белый дом Конфедерации в Ричмонде
 
   «Суперстар» конфедератской разведки безусловно следует считать Розу Гринхау (Гринхауз, О’Нил Гринхау, по прозвищу Мятежная Роза. Да, это была женщина! Поневоле вспоминается киплинговское:
 
Что за женщина жила, бог ее помилуй!
Не добра и не верна,
Но мужчин влекла она
С сатанинской силой…
 
   Уроженка Юга, она в свое время вышла замуж за известного тогда писателя Роберта Гринхау и поселилась в Вашингтоне. Потом овдовела. К началу Гражданской ей было под сорок. Настоящая светская дама - умная, красивая, элегантная. В своем особняке на углу 13-й и 1-й улиц она держала светский салон, который и до войны, и во время нее посещала вся северная верхушка, гражданская и военная (разве что президент Линкольн, не любитель светских раутов, там никогда не был замечен).
    Роза Гринхау
 
   Что интересно, Мятежная Роза своих убеждений и взглядов не скрывала ничуть, ей ничего не стоило, например, заявить всему благородному обществу, что она «не любит и не почитает старого звездно-полосатого флага», потому что видит в нем исключительно символ «аболиционизма - убийств, грабежа, угнетения и позора».
   Но когда это взгляды очаровательной женщины были причиной того, что мужчины переставали ходить к ней в гости? В салоне миссис Гринхау регулярно толпился самый что ни на есть бомонд - генералы и сенаторы, банкиры и высокопоставленные чиновники вплоть до государственного секретаря Сьюарда.
   И Роза… Собственно, о ее деятельности мало что известно. Компетентные историки разведки считают, что именно она передала генералу Пьеру Борегару планы вашингтонских укреплений и план операций «Великой Потомакской армии», что помогло южанам вовремя встретить агрессора. Известно, что она с успехом вербовала высоких чиновников и просто собирала из обмолвок сановных гостей ценнейшую информацию. Предполагается, что Гринхау была руководителем серьезного разведцентра южан - но никаких деталей до нашего времени не дошло, прекрасная южанка была настоящим профессионалом…
   Аллан Пинкертон (к тому времени из хозяина задрипанного сыскного бюро ставший руководителем государственной секретной службы) о Розе спокойно слышать не мог. Буквально сатанел. Он прекрасно понимал, что происходит в особняке, который именовал «золоченым салоном аристократических предателей», но точных улик раздобыть его люди не могли, как ни пытались.
   В конце концов Пинкертон взялся за дело лично. В те патриархальные времена и методы были патриархальные: один из сыщиков встал под высоко расположенным окном, а Пинкертон, балансируя у него на плечах, подслушивал, что говорили внутри. А разговор шел интереснейший: некий капитан из военной полиции как раз принес Розе карту столичных укреплений…
   Когда офицер покинул особняк, Пинкертон самолично сел ему на хвост. Очевидно, капитан это заметил. Он скрылся в дверях некоего дома… откуда тотчас же выскочили четыре солдата со штыками наперевес и Пинкертона немедленно арестовали, как подозрительную личность, вертящуюся вокруг военного объекта (каковым дом и оказался). Возмущаться насчет произвола было бесполезно: вовсю работала линкольновская «чрезвычайщина», любой федерал мог арестовать любую «подозрительную личность»…
   Пинкертон прочно обосновался в камере, назвавшись вымышленным именем и придумав в оправдание какую-то ерунду. Неизвестно, что бы с ним было, но ему удалось через часового передать записку на волю, и начальство его быстренько освободило.
   Капитана арестовали, но он год просидел в тюрьме, не дав никаких показаний, - и в конце концов был найден с перерезанным горлом. Считается, что его в целях сохранения тайны изничтожили «коварные южане», но возможны и другие варианты, как раз с северным участием…
   Розу Гринхау разъяренный Пинкертон все же отправил за решетку - но она никаких показаний не давала, а улик, как я уже говорил, не имелось. Провалилась и попытка следить за гостями особняка. Пинкертон оставил в засаде агентов, чтобы следили, кто туда войдет, - но отчего-то ни одна живая душа, подозреваемая в шпионаже, в дом так и не заявилась. Секрет был прост: вскоре оказалось, что восьмилетняя дочь Розы залезла на дерево поодаль и оттуда кричала всем знакомым, кого успевала заметить издали: «Мама арестована!» Вот такими старомодными приемчиками пользовались в разведке в те почти былинные времена…
   По некоторым данным, Роза и из камеры ухитрялась посылать донесения в Ричмонд… В конце концов, не в силах уличить, ее в числе других южан обменяли на северных военнопленных.
   Встреченная в Ричмонде с триумфом, Мятежная Роза вскоре отправилась в Европу с какой-то секретной миссией, о которой до сих пор ничего неизвестно. Там она побывала даже на приеме у королевы Виктории, выпустила книгу имевших бешеный успех мемуаров (зная Розу, можно смело предполагать, что и задание в Европе она с блеском выполнила).
   Погибла Гринхау случайно и нелепо - корабль, на котором она возвращалась, потерпел крушение у южных берегов. Хоронили ее с воинскими почестями…
   Не менее знаменита другая южная разведчица, Белл Бойд - в отличие от зрелой Розы Гринхау встретившая Гражданскую войну семнадцатилетней. Ох, не зря ее потом прозвали Повстанческой Жанной Д’Арк…
   Ее родной городок в штате Виргиния очень быстро захватили северяне. В дом Бойдов, выломав дверь, ворвались сержант с солдатами. Потом солдаты объясняли, что они, мол, всего-навсего хотели водрузить над домом федеральный флаг - но возможно, на уме было и что похуже (см. соответствующий эпизод из «Унесенных ветром»). В общем, юная Белл схватила пистолет и шарахнула в сержанта так удачно, что он почти сразу же отдал концы. Северные командиры, рассмотрев дело и учитывая возраст подсудимой, списали все на «несчастный случай» (может, замыслы сержанта и в самом деле простирались гораздо дальше возни с флагом?).
   Вскоре Белл стала работать на разведку южан. В ее доме поселились федеральные офицеры, часто бывал там и хорошо информированный корреспондент «Нью-Йорк Таймс». Вся эта публика обсуждала серьезные дела, не понижая голоса, к тому же, распустив хвосты по-павлиньи, кружила вокруг очаровательной юной южанки - а та, ухватывая обрывки ценных сведений, старательно передавала все в южные штабы…
   Однажды она совершила самый настоящий подвиг. Ей стало известно, что северяне, объединив силы трех генералов, хотят неожиданно обрушиться на войска Джексона Каменной Стены. Нужно было сообщить об этом немедленно - но все помощники Белл не рискнули переходить линию фронта.
   Тогда она пошла сама: средь бела дня, в нарядном платье, в белоснежном чепчике и крахмальном воротничке двинулась к позициям южан прямо по полю, на котором кипело сражение. Каким-то чудом уцелела под ружейным и пушечным огнем - и оказалась среди своих, в Луизианской бригаде. Джексон Каменная Стена немедленно двинул свои силы к нужному месту и разбил северян… Белл благодарил лично тогдашний главнокомандующий Джонстон.
   Вернувшись через фронт, она продолжала заниматься тем же. И так уж ей не повезло, что однажды Белл передала очередное донесение «южному курьеру», оказавшемуся северной подставой. Девушку моментально арестовали и отправили в Вашингтон, где тюремщики, по сохранившимся воспоминаниям, от нее держались подальше: узница была арестанткой не из покладистых…
   Как впоследствии и Розу Гринхоу, Белл Бойд обменяли на арестованного на Юге агента северян. В Ричмонде ее встретил почетный караул, а вечером под окнами Белл городской оркестр играл серенаду.
   Финал этой истории кажется заимствованным из авантюрного романа - но так все и было на самом деле. Оказавшись по каким-то делам в Англии, красавица встретилась с офицером военно-морского федерального флота - и меж представителями двух враждующих сторон моментально проскочила электрическая искра, да какая… Офицер по фамилии Хардинг плюнул на войну и подал в отставку, Белл покинула свою службу, и они там же, в Лондоне, обвенчались. Вот уж поистине: «Любовь, любовь, ты правишь миром…»
   Миссис Хардинг прожила еще долго, прочитала множество лекций о своем разведывательном прошлом - с большим успехом у публики и немалым гонораром. Р. Роуэн, историк разведки (и сам бывший разведчик), не без укоризны отмечает в своей книге, что Белл «отнюдь не стыдилась своей славы „шпионки мятежников“ (135).
   Мистер Роуэн служил в разведке США, а его предки участвовали в Гражданской, соответственно, на стороне северян - так что перед нами точка зрения классического федерала. А почему, собственно, Белл Бойд должна была стыдиться своих немалых заслуг перед родиной?
   Черт побери, каких только приключений не случалось в те лихие времена! Однажды четыре сыщика-федерала преследовали южного разведчика Уолтера Боуи - но он ускользнул от погони, переодевшись и загримировавшись… негритянкой-прачкой, тащившей на голове корзину с бельем. Мало того, когда его чуть позже задержал северный патруль, Боуи притворялся так талантливо, что северяне и в самом деле приняли его за натуральную негритянку. Великим артистом мог бы стать - вот только после поражения Юга подался в бандиты и был убит при очередном ограблении…
   Случались и трагические истории. Один из самых блестящих разведчиков Конфедерации, Шоу, известный северянам как «капитан Колмен» (разведчики, как известно, одной фамилией не ограничиваются), однажды попал в плен к северным контрразведчикам в составе целой группы. Северяне лишь у одного из них, Сэмюэля Дэвиса, обнаружили компрометирующие документы - у остальных не нашлось при себе ни малейших улик.
   Дэвиса тут же принялись прессовать, требуя сведений о нынешнем местоположении клятого капитана Колмена. Дэвис прекрасно Колмена знал, и во время допроса они стояли рядом. Как вам сцена?
   Как Дэвису ни угрожали, своего шефа он не выдал - и был тут же повешен. Остальных, в том числе и Колмена сочли неопасной мелкотой и вскоре обменяли у южан на своих пленных…
   Когда впоследствии северный генерал Додж (во время войны сменивший Пинкертона на посту начальника секретной службы) узнал эту историю, он был настолько потрясен, что первым сделал немаленький взнос в фонд сооружения памятника Сэмюэлю Дэвису. Пожалуй, следует поверить Черчиллю, писавшему, что эту войну вели джентльмены (жаль только, что рядом с подлинными джентльменами, как мы увидим позже, обреталось немало отъявленной сволочи…)