Страница:
Вооруженный гражданин взирал на них с откровенной ухмылкой удачливого охотника. Они молчали – никто пока что не придумал убедительной отговорки или хотя бы первой вступительной фразы. Мазур скосил глаза вправо-влево: нет, пожалуй что, никак не удастся выдать себя за научную экспедицию, мирных ботаников или безобидных энтомологов. Во-первых, нет с собой ничего, что могло бы хоть отдаленно сойти за сугубо научное снаряжение, во-вторых, вот он, карабин Пенгавы, валяется на открытом месте неподалеку от мертвого ящера, в чьей плоской башке великолепно просматриваются дырки от пуль. Не стоит обольщаться – даже в этой глуши полиция умеет подвергать пули трассологическим исследованиям и устанавливать их принадлежность конкретному оружию. В-третьих, совсем неподалеку отсюда почти на виду валяются мешки с добычей, в-четвертых, ни у кого нет документа, разрешавшего бы находиться на территории заповедника, каковыми являются все места обитания варанов… ну, хватит, не стоит умножать аргументы, свидетельствующие против тебя, их и так с избытком хватает на приличный срок… Надо же было так глупо влипнуть…
Но ведь он один, один! Так до сих пор и не появились другие! А это шанс, господа мои, это шанс…
– Послушай, парень… – с примирительной улыбкой начал Джонни. – Не знаю, что ты там решил, но мы люди мирные…
– Новин майяль, рака! – цыкнул вооруженный без особой злости, чуть приподняв ствол винтовки.
То ли не понимал пиджина – хотя полицейскому или егерю на бойком месте и следовало бы знать универсальный язык общения, на котором только и могла кое-как объясниться пара сотен наций, народностей и племен, то ли относился к службе крайне ревностно и не собирался вступать в ненужную болтовню до прибытия начальства… «Вот это влипли», – вновь констатировал Мазур печальный факт. Ужасно тоскливо было стоять под дулом посреди яркого солнечного дня, под синим небушком, в облаке невыносимого смрада от дохлого оленя…
И вновь – характерный шорох в траве, но человека не видно. Должно быть, еще один дракон издали унюхал благоухающее лакомство, но опасался двуногих и оттого не приближался, кружил поодаль. Вооруженный лишь мельком покосился в ту сторону – нет, это никак нельзя было использовать для броска, парень явно обвыкся с ящерами и не собирается отвлекаться на столь привычную деталь пейзажа. Ну что же выдумать-то?! Самая пора. Он не собирается задавать вопросов, что-то выяснять, он молча ждет… Есть здесь и другие, есть, нюхом чую…
Пришедшая в голову идея, если честно, не была ни гениальной, ни особо коварной – но лучше так, чем ничего… Мазур вдруг пал на колени со всего размаху, воздел руки к небу и заорал истово все на том же пиджине:
– Господи, на кого ты меня оставил? – и повернулся к гавайцу, с дико исказившимся лицом заорал, хватаясь за голову: – Ты во что нас втянул, урод? – И быстро добавил на гораздо более правильном и чистом английском, который гаваец, то есть сапиенс штатовского происхождения, должен был знать: – Дергайся, твою мать, ломай комедию, разбегаемся в стороны, дробим его внимание… – И снова завопил на пиджине, отчаянно дергаясь, ломаясь, кривляясь: – Моя старая мама этого не переживет, ее хватит удар…
Он старался не переигрывать – попросту доводил самые яркие эмоции до предела, до обнаженной, понятной всякому идиоту простоты. Прекрасно помнил, что здешний народ предпочитает именно такой накал чувств, не зря же в местных кинотеатрах самые большие сборы дают индийские и мексиканские мелодрамы, где страсти кипят, бурля и клокоча, где впечатление производят самые дурные сценические эффекты, давным-давно исчезнувшие с подмостков европейских театров. Орал что-то про то, как он потрясен и раздавлен, как жаждет покаяться и искупить вину, как будет рыдать старушка-мама, если ее родимый сын будет арестован…
Человек с винтовкой был несколько ошеломлен. В первый миг он даже шарахнулся в сторону, наведя на Мазура дуло многозарядки, потом захлопал глазами уже с нескрываемым изумлением – а Мазур заламывал руки, метался, то падал на колени, то вскакивал, воздевая к небу трясущиеся конечности. Понявший, наконец, его замысел гаваец тоже забился в конвульсиях, вопя что-то бесстрастным небесам, дергаясь, как окончательно спятивший дервиш. А там и Пьер подключился, рухнув в жесткую траву, и катался по ней почти что в натуральном эпилептическом припадке, вопя невразумительно и громко.
Ах, молодцы! Манах с Пенгавой, первобытно-хитрые люди, внесли свою лепту – орали, прыгали, за головы хватались, визжали, то прыгали, то на колени падали…
Судя по ошарашенному виду парня с винторезом, ему еще никогда не попадались такие браконьеры. Вполне возможно, он привык и к вооруженному сопротивлению, и к погоне. Но определенно ни разу не сталкивался с этаким вот стадом взбесившихся павианов. То и дело косясь на него посреди ужимок, прыжков и воплей, Мазур с радостью отмечал, что егерь сбит с толку, что внимание его, как и задумано было, дробится, что он не в состоянии держать под прицелом сразу пятерых одержимых, разбегавшихся в стороны, как тараканы…
Конечно, это не могло затянуться надолго. Сейчас он малость остервенеет, возьмет себя в руки, прикрикнет, в воздух пальнет… Нельзя затягивать, он вот-вот опомнится… ага!
Оттолкнувшись левой от земли, Мазур крутнулся в великолепном прыжке, отработанным финтом ушел с линии огня, в два скачка сократил разделявшее их расстояние до минимума… Ну, а дальше было совсем просто – отточенным приемом выбил винтовку, наподдав ей в полете подошвой по затвору, так что она отлетела довольно далеко. Двумя ударами погрузил стража закона в долгое беспамятство, выпрямился. Подхватил винтовку, щелкнул предохранителем на ствольной коробке, по-хозяйски повесил ее на плечо.
Джонни, выхватив паранг, гибким кошачьим движением метнулся к валявшемуся без сознания егерю. Без всяких усилий, скупым движением Мазур угодил ему по нужной косточке, так что пальцы сами разжались и выпустили тяжелый тесак, вонзившийся в жесткую землю так, как это можно видеть на иных антивоенных плакатах типа «Штыки в землю». Сказал спокойно, но твердо:
– Не дури, Джонни…
– При чем тут дурость? – прямо-таки прошипел гаваец, зажав левой ушибленное запястье. – Этого сукина сына я сам прикончу…
Вот этого Мазур как раз не собирался допускать – человек, в конце концов, на службе, долг выполняет, коллега в каком-то смысле… Он сказал жестко:
– Это все-таки дурость, Джонни. Не знаю, как тебе, а мне что-то неохота навешивать на себя мокруху, тем более когда этот сукин кот – на службе и при исполнении… Остынь. Берем ноги в руки и сматываемся. Лучше, по-моему, не придумать…
– Добренький ты, я смотрю…
– Ничего подобного, – быстро сказал Мазур. – Я просто расчетливый. Мне в этих местах еще жить да жить, и я не хочу, чтобы на мне висел мертвый коп… Да и ты вроде не собираешься эмигрировать на Северный полюс, а?
Гаваец бросил руку на кобуру. Мазур с обаятельной улыбкой тряхнул плечом так, что винтовка сама упала ему в руку. Щелкнул предохранителем, упрямо повторил:
– Неохота мне навешивать на себя мокруху…
Джонни кипел, как перегретый чайник, но руку с кобуры убрал. Покосился на остальных, словно ожидая поддержки.
– Джонни, капитан, а парень прав… – сказал Пьер, топчась на месте. – Нам тут жить да жить…
– Не надо его убивать, – решительно поддержал и Пенгава. – Всем будет плохо.
Манах молчал, но всем видом поддерживал предыдущего оратора. Гаваец, наконец, просек, что остался в абсолютном меньшинстве. И рявкнул уже другим тоном, скорее сварливым, чем угрожающим:
– Он же нас запомнит!
– Да черта с два, – сказал Мазур. – Небритых-то, с ног до головы перепачканных этим дерьмом? Брось, Джонни. Лишний кусок веревки у нас есть, свяжем его… – Он категорическим тоном отдал приказ: – Быстрей, Пьер! Руки свяжешь впереди. Если очень уж захочет освободиться, через часок перегрызет веревку. А мы за это время будем уже далеко… Пенгава, Манах, хватайте мешки!
Все трое опрометью кинулись выполнять приказы, так что Джонни-гаваец в одночасье оказался фигурой исключительно номинальной, что, судя по его злобному взгляду, отлично понимал. «Отношения испорчены окончательно», – мимоходом констатировал Мазур, вновь вешая винтовку на плечо. Ничего, нам с ним не детей крестить, рано или поздно пришлось бы внести ясность и чуточку сбить спесь с этого мелкого шпанца, отчего-то возомнившего себя капитаном Флинтом. Все равно не рискнет пальнуть в спину или отправить к акулам. Следует пореже поворачиваться к нему спиной, и только. Ничего, до Катан-Панданга как-нибудь продержимся, а там дорожки разойдутся бесповоротно и навсегда…
Они бежали что есть мочи, нагруженные тяжеленными мешками, хрипло дыша, хватая ртом воздух. Чертова ноша немилосердно колотила по спине, по пояснице, по заднице, соленый пот заливал глаза, в стороны с визгом кидались испуганные макаки, а один раз от них с глухим шипением шарахнулся мирно отдыхавший в траве ящер, которому они сгоряча едва не оттоптали башку. Вдобавок Мазуру, кроме поклажи, оттягивала плечо четырехкилограммовая винтовка, но он ни за что не бросил бы столь серьезное и надежное оружие…
Джонни все же был битым волком. Когда меж деревьями уже показалась сияющая гладь океана, он с маху остановился первым, поднял руку. Мазур мгновенно понял, тоже остановился. Они подкрались к опушке и какое-то время рассматривали шхуну – нет, засады вроде бы не видно… И вновь кинулись вперед, навьюченные, как верблюды. Увидев их, двое остававшихся на кораблике батаков без команды кинулись поднимать паруса, сообразив, что дела пошли наперекосяк.
Далекая, приглушенная расстоянием пальба послышалась в глубине острова, когда шхуна уже была почти в миле от берега, – беспорядочные выстрелы из винтовок вразнобой, явно не преследовавшие никакой иной цели, кроме выражения эмоций. Точно, он там был не один – и припоздавшие сослуживцы на бедолагу наткнулись, но что они могли сделать? Только палить в белый свет, как в копеечку. А шхуна вот-вот должна была оказаться в международных водах…
«Повезло мне, – лениво подумал Мазур, вытянувшись на палубе. – Мало того, что впервые попробовал себя в браконьерстве, так еще и начал не с уточек каких-нибудь – с могучих и экзотических комодских драконов…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Но ведь он один, один! Так до сих пор и не появились другие! А это шанс, господа мои, это шанс…
– Послушай, парень… – с примирительной улыбкой начал Джонни. – Не знаю, что ты там решил, но мы люди мирные…
– Новин майяль, рака! – цыкнул вооруженный без особой злости, чуть приподняв ствол винтовки.
То ли не понимал пиджина – хотя полицейскому или егерю на бойком месте и следовало бы знать универсальный язык общения, на котором только и могла кое-как объясниться пара сотен наций, народностей и племен, то ли относился к службе крайне ревностно и не собирался вступать в ненужную болтовню до прибытия начальства… «Вот это влипли», – вновь констатировал Мазур печальный факт. Ужасно тоскливо было стоять под дулом посреди яркого солнечного дня, под синим небушком, в облаке невыносимого смрада от дохлого оленя…
И вновь – характерный шорох в траве, но человека не видно. Должно быть, еще один дракон издали унюхал благоухающее лакомство, но опасался двуногих и оттого не приближался, кружил поодаль. Вооруженный лишь мельком покосился в ту сторону – нет, это никак нельзя было использовать для броска, парень явно обвыкся с ящерами и не собирается отвлекаться на столь привычную деталь пейзажа. Ну что же выдумать-то?! Самая пора. Он не собирается задавать вопросов, что-то выяснять, он молча ждет… Есть здесь и другие, есть, нюхом чую…
Пришедшая в голову идея, если честно, не была ни гениальной, ни особо коварной – но лучше так, чем ничего… Мазур вдруг пал на колени со всего размаху, воздел руки к небу и заорал истово все на том же пиджине:
– Господи, на кого ты меня оставил? – и повернулся к гавайцу, с дико исказившимся лицом заорал, хватаясь за голову: – Ты во что нас втянул, урод? – И быстро добавил на гораздо более правильном и чистом английском, который гаваец, то есть сапиенс штатовского происхождения, должен был знать: – Дергайся, твою мать, ломай комедию, разбегаемся в стороны, дробим его внимание… – И снова завопил на пиджине, отчаянно дергаясь, ломаясь, кривляясь: – Моя старая мама этого не переживет, ее хватит удар…
Он старался не переигрывать – попросту доводил самые яркие эмоции до предела, до обнаженной, понятной всякому идиоту простоты. Прекрасно помнил, что здешний народ предпочитает именно такой накал чувств, не зря же в местных кинотеатрах самые большие сборы дают индийские и мексиканские мелодрамы, где страсти кипят, бурля и клокоча, где впечатление производят самые дурные сценические эффекты, давным-давно исчезнувшие с подмостков европейских театров. Орал что-то про то, как он потрясен и раздавлен, как жаждет покаяться и искупить вину, как будет рыдать старушка-мама, если ее родимый сын будет арестован…
Человек с винтовкой был несколько ошеломлен. В первый миг он даже шарахнулся в сторону, наведя на Мазура дуло многозарядки, потом захлопал глазами уже с нескрываемым изумлением – а Мазур заламывал руки, метался, то падал на колени, то вскакивал, воздевая к небу трясущиеся конечности. Понявший, наконец, его замысел гаваец тоже забился в конвульсиях, вопя что-то бесстрастным небесам, дергаясь, как окончательно спятивший дервиш. А там и Пьер подключился, рухнув в жесткую траву, и катался по ней почти что в натуральном эпилептическом припадке, вопя невразумительно и громко.
Ах, молодцы! Манах с Пенгавой, первобытно-хитрые люди, внесли свою лепту – орали, прыгали, за головы хватались, визжали, то прыгали, то на колени падали…
Судя по ошарашенному виду парня с винторезом, ему еще никогда не попадались такие браконьеры. Вполне возможно, он привык и к вооруженному сопротивлению, и к погоне. Но определенно ни разу не сталкивался с этаким вот стадом взбесившихся павианов. То и дело косясь на него посреди ужимок, прыжков и воплей, Мазур с радостью отмечал, что егерь сбит с толку, что внимание его, как и задумано было, дробится, что он не в состоянии держать под прицелом сразу пятерых одержимых, разбегавшихся в стороны, как тараканы…
Конечно, это не могло затянуться надолго. Сейчас он малость остервенеет, возьмет себя в руки, прикрикнет, в воздух пальнет… Нельзя затягивать, он вот-вот опомнится… ага!
Оттолкнувшись левой от земли, Мазур крутнулся в великолепном прыжке, отработанным финтом ушел с линии огня, в два скачка сократил разделявшее их расстояние до минимума… Ну, а дальше было совсем просто – отточенным приемом выбил винтовку, наподдав ей в полете подошвой по затвору, так что она отлетела довольно далеко. Двумя ударами погрузил стража закона в долгое беспамятство, выпрямился. Подхватил винтовку, щелкнул предохранителем на ствольной коробке, по-хозяйски повесил ее на плечо.
Джонни, выхватив паранг, гибким кошачьим движением метнулся к валявшемуся без сознания егерю. Без всяких усилий, скупым движением Мазур угодил ему по нужной косточке, так что пальцы сами разжались и выпустили тяжелый тесак, вонзившийся в жесткую землю так, как это можно видеть на иных антивоенных плакатах типа «Штыки в землю». Сказал спокойно, но твердо:
– Не дури, Джонни…
– При чем тут дурость? – прямо-таки прошипел гаваец, зажав левой ушибленное запястье. – Этого сукина сына я сам прикончу…
Вот этого Мазур как раз не собирался допускать – человек, в конце концов, на службе, долг выполняет, коллега в каком-то смысле… Он сказал жестко:
– Это все-таки дурость, Джонни. Не знаю, как тебе, а мне что-то неохота навешивать на себя мокруху, тем более когда этот сукин кот – на службе и при исполнении… Остынь. Берем ноги в руки и сматываемся. Лучше, по-моему, не придумать…
– Добренький ты, я смотрю…
– Ничего подобного, – быстро сказал Мазур. – Я просто расчетливый. Мне в этих местах еще жить да жить, и я не хочу, чтобы на мне висел мертвый коп… Да и ты вроде не собираешься эмигрировать на Северный полюс, а?
Гаваец бросил руку на кобуру. Мазур с обаятельной улыбкой тряхнул плечом так, что винтовка сама упала ему в руку. Щелкнул предохранителем, упрямо повторил:
– Неохота мне навешивать на себя мокруху…
Джонни кипел, как перегретый чайник, но руку с кобуры убрал. Покосился на остальных, словно ожидая поддержки.
– Джонни, капитан, а парень прав… – сказал Пьер, топчась на месте. – Нам тут жить да жить…
– Не надо его убивать, – решительно поддержал и Пенгава. – Всем будет плохо.
Манах молчал, но всем видом поддерживал предыдущего оратора. Гаваец, наконец, просек, что остался в абсолютном меньшинстве. И рявкнул уже другим тоном, скорее сварливым, чем угрожающим:
– Он же нас запомнит!
– Да черта с два, – сказал Мазур. – Небритых-то, с ног до головы перепачканных этим дерьмом? Брось, Джонни. Лишний кусок веревки у нас есть, свяжем его… – Он категорическим тоном отдал приказ: – Быстрей, Пьер! Руки свяжешь впереди. Если очень уж захочет освободиться, через часок перегрызет веревку. А мы за это время будем уже далеко… Пенгава, Манах, хватайте мешки!
Все трое опрометью кинулись выполнять приказы, так что Джонни-гаваец в одночасье оказался фигурой исключительно номинальной, что, судя по его злобному взгляду, отлично понимал. «Отношения испорчены окончательно», – мимоходом констатировал Мазур, вновь вешая винтовку на плечо. Ничего, нам с ним не детей крестить, рано или поздно пришлось бы внести ясность и чуточку сбить спесь с этого мелкого шпанца, отчего-то возомнившего себя капитаном Флинтом. Все равно не рискнет пальнуть в спину или отправить к акулам. Следует пореже поворачиваться к нему спиной, и только. Ничего, до Катан-Панданга как-нибудь продержимся, а там дорожки разойдутся бесповоротно и навсегда…
Они бежали что есть мочи, нагруженные тяжеленными мешками, хрипло дыша, хватая ртом воздух. Чертова ноша немилосердно колотила по спине, по пояснице, по заднице, соленый пот заливал глаза, в стороны с визгом кидались испуганные макаки, а один раз от них с глухим шипением шарахнулся мирно отдыхавший в траве ящер, которому они сгоряча едва не оттоптали башку. Вдобавок Мазуру, кроме поклажи, оттягивала плечо четырехкилограммовая винтовка, но он ни за что не бросил бы столь серьезное и надежное оружие…
Джонни все же был битым волком. Когда меж деревьями уже показалась сияющая гладь океана, он с маху остановился первым, поднял руку. Мазур мгновенно понял, тоже остановился. Они подкрались к опушке и какое-то время рассматривали шхуну – нет, засады вроде бы не видно… И вновь кинулись вперед, навьюченные, как верблюды. Увидев их, двое остававшихся на кораблике батаков без команды кинулись поднимать паруса, сообразив, что дела пошли наперекосяк.
Далекая, приглушенная расстоянием пальба послышалась в глубине острова, когда шхуна уже была почти в миле от берега, – беспорядочные выстрелы из винтовок вразнобой, явно не преследовавшие никакой иной цели, кроме выражения эмоций. Точно, он там был не один – и припоздавшие сослуживцы на бедолагу наткнулись, но что они могли сделать? Только палить в белый свет, как в копеечку. А шхуна вот-вот должна была оказаться в международных водах…
«Повезло мне, – лениво подумал Мазур, вытянувшись на палубе. – Мало того, что впервые попробовал себя в браконьерстве, так еще и начал не с уточек каких-нибудь – с могучих и экзотических комодских драконов…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОГНИ БОЛЬШОГО ГОРОДА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НИКОГДА НЕ ПОДГЛЯДЫВАЙТЕ ЗА НЕИЗВЕСТНЫМИ
Еще пару кабельтовых шхуна прошла на одном стакселе, вплотную к зеленому буйству джунглей, так что верхушки мачт, по-морскому стеньги, то и дело цеплялись за переплетение ветвей, вызывая возмущенные вопли проворно разбегавшихся обезьян, а диковинные птицы вспархивали стайками – экзотика по-прежнему цвела вокруг самая махровая, хотя корабль зашел на этот остров с прозаичнейшей целью, всего-навсего набрать пресной воды перед долгим переходом в Катан-Панданг.
Потом Пьер проворно убрал и стаксель, а два батака (отнесшиеся к тому, что третий их собрат не вернулся с драконьего острова, с азиатским фатализмом) сноровисто закинули в гущу ветвей кошки на прочных линях, подтянули шхуну бортом к берегу, так что ветви нависли над палубой, закрепили свободные концы линей и столь же шустро спустили на воду старенькую дюралевую лодку.
На палубе показался Гаваец с перекинутым через плечо «Томпсоном», судя по виду, военного выпуска. В обеих руках у него были пластиковые двадцатилитровые канистры.
Батак кинул в лодку пару алюминиевых весел с облупившейся синей краской. Вопросительно уставился на капитана, ожидая дальнейших распоряжений. Остальные в полном составе торчали тут же.
– Джимми, возьми баклаги, – невозмутимо сказал гаваец Мазуру, ногой подвинув к нему помянутые сосуды.
Столь же невозмутимо Мазур взял лежавшую неподалеку винтовку, повесил на плечо дулом вниз, отвел в сторонку Пенгаву и тихонько сказал ему на ухо:
– Пока меня не будет, наточи как следует мой паранг…
Сбросил канистры в лодку, держась руками за планшир, перевалился через борт и спрыгнул в дюральку. Утлая лодчонка качнулась, стукнув о борт шхуны. Гаваец тем же путем последовал за ним и сразу же сел на весла. Сильными гребками повел лодочку вдоль берега.
– Интересно, – сказал Мазур. – Что же ты меня не заставил вкалывать, при твоей-то привычке руководить?
– Я знаю дорогу, а ты – нет, – ответил гаваец. – Так проще.
Какое-то время они молчали. Лодка быстро продвигалась вперед по узкому, извилистому проходу меж высокими скалами, в один прекрасный момент он раздвоился, и Джонни уверенно свернул вправо, а у следующего разветвления – влево. Глянув на Мазура исподлобья, поинтересовался:
– Ты что сказал своему орангутангу?
– Да пустяки, – пожал плечами Мазур. – Чтобы он тебя пристрелил, если вернешься один…
– Точно?
– А какие тут шутки? – пожал плечами Мазур. – Я человек предусмотрительный, жизнь научила…
– Глупости, – хмуро сказал гаваец. – Я парень резкий, но вот уж никак к неврастеникам не отношусь… Если мочить каждого, кто мне однажды покажет зубы, патронов не хватит… От тебя, знаешь, тоже можно всякого ожидать…
– Глупости, – усмехнулся Мазур, старательно повторив его интонацию. – Драконьи потроха в трюме – не столь уж большой куш, чтобы мочить тебя ради твоей доли. Я в этих местах настроен осесть надолго… Интересно, почему ты взял за водой именно меня? Если отпадает версия «несчастного случая» на водопое, то есть лишь одна-единственная идея… Побаиваешься, как бы я не вздумал в твое отсутствие поднять бунт на борту и захватить твой фрегат?
– А почему бы и нет? – серьезно сказал гаваец. – Извини, парень, я тоже имею полное право предполагать на твой счет разные гадости. Очень уж быстро ты моих орлов привел к подчинению там, на острове.
– Но я, по размышлению, был все-таки прав, а? – спросил Мазур. – К чему нам иметь на счету мертвого копа…
– Ну, допустим, прав, – неохотно признался Джонни. – Он был не один, могли со злости устроить грандиозную облаву, копам страшно не нравится, когда кого-то из них мочат. И все равно… Это мой корабль, знаешь ли, и мой экипаж.
– Помилуй бог, не покушаюсь ни на то, ни на другое, – сказал Мазур примирительно. – Я просто не люблю, когда на мне ездят верхом…
– Вот совпадение, парень, я тоже… Ты подозреваешь меня черт-те в чем, а я – тебя. Вот и квиты. В конце-то концов, Абдаллах, старый прохвост, не мог тебе не сказать, как зовут китайца, как называется его лавка…
– Сказал, конечно, – кивнул Мазур. – Но я же тебе говорил уже – не столь уж велика твоя доля, чтобы мочить тебя ради нее.
– Вот то-то, – легонько оскалился Джонни. – Ну что, Джимми-бой, попробовали друг дружку на излом? Давай попробуем подружиться, что ли? Не скажу, что ты мне особенно нравишься…
– Ну, удовольствие, знаешь ли, обоюдное.
– Понимаю. Наплевать. Ты, Джимми-бой, и в самом деле, похоже, будешь тут долго болтаться у меня под носом. А я не собираюсь срываться в эмиграцию из этих мест. Поневоле придется как-то строить дальнейшие отношения. А вдруг и получится к обоюдной выгоде…
Не походило что-то пока, чтобы он пытался заговорить зубы и застать Мазура врасплох, – автомат лежит у ног, пистолет в кобуре, паранг в ножнах, обе руки заняты веслами. Скорее уж Мазур мог при таком раскладе и морду набить качественно, и отправить к праотцам.
Словно угадав его мысли, гаваец настороженно бросил:
– Между прочим, я своим обезьянам приказал то же самое, что ты – своему…
– Да ладно тебе… напарник, – фыркнул Мазур. – Черт с тобой, я-то первым не начинал… Давай, в самом деле, создавать новую корпорацию: «Джимми и Джонни, лимитед». Я, знаешь ли, придерживаюсь той же философии: не стоит класть жмуриков направо и налево, если проще договориться.
– Ну, смотри, я-то не прочь… – вздохнул Джонни с некоторым облегчением. – Если сойдемся поближе, я тебя научу, как можно делать толковые дела. Твой тесть, прости на худом слове, – все же обыкновенная макака без фантазии и настоящего размаха. Чисто по-первобытному снимает верхушки там, где цивилизованный человек без труда вычерпает все до дна и получит вдесятеро больше…
– Не обижай моего родственника, – лениво осклабился Мазур.
– Родственник…
– Какой уж есть, – сказал Мазур.
– Ладно, наследный принц… Проехали.
Очередной узкий проход вывел их в обширную лагуну, диаметром чуть ли не в морскую милю. Ну да, конечно, на шхуне сюда не пройти за отсутствием ветра…
Джонни повел лодку вдоль берега, на миг выпустил весла, переложил автомат поближе, чтобы был под рукой. Настороженно пояснил:
– Поглядывай по сторонам, Джимми-бой, не зевай… Островок необитаемый, расположен удобно, а значит, можно нарваться черт-те на кого…
– Королевские? – спросил Мазур.
– Ну, не обязательно. Тут столько всякого народа болтается… От ловцов удачи до этих долбаных идейных, и неизвестно еще, что хуже. Фронты освобождения, борцы с тиранией… Ты сам-то, надеюсь, не из идейных? Не борешься, часом, против кого-то или за что-то?
– Бог миловал, – сказал Мазур насколько мог убедительнее. – Я, видишь ли, борюсь исключительно за собственное благополучие…
– Ну, это уже лучше, – фыркнул гаваец. – Нет на свете ничего хуже борцов…
В два гребка он притер лодку к берегу, задрал голову к небу, его лицо стало напряженным, злым.
– Мерещится или нет?
Старательно прислушавшись, Мазур тихо ответил:
– А знаешь ли, компаньон, ни черта тебе не мерещится…
– Самолет?
– Очень похоже. Звук сверху идет.
– Подождем пока. – Ощерясь, гаваец передернул затвор. – Нужно же посмотреть, кого черт несет… У береговой охраны и егерей, чтобы ты знал, есть и самолеты…
– Думаешь, по наши души? Уверен?
– Да ни в чем я не уверен! – шепотом огрызнулся Джонни. – Но все равно нужно переждать…
Мазур был с ним полностью согласен. Перехватывая руками ветки, они завели лодку подальше в чащобу – но так, чтобы видеть лагуну. Пошарив в носовой части, представлявшей собой ящик, Джонни извлек бинокль – судя по тому, что краска почти целиком сошла с желтоватой меди, довольно преклонного возраста. Однако стекла целы.
Приложив к глазам лишенные резиновых кружочков окуляры, Джонни уставился на безмятежную гладь лагуны. Стрекот мотора усилился, он приближался, опускался, наплывал…
Белый гидроплан с двойной синей полосой вдоль борта совершенно неожиданно для них вынырнул из-за косматой стены джунглей, заложил вираж над противоположным берегом, снижаясь в плавном развороте, миновал место, где укрывалась лодка, пошел в дальний конец лагуны, целеустремленно теряя высоту… Судя по тому, как он шел, уверенно, не рыская, пилот садился здесь не впервые.
– Срань господня, – сквозь зубы процедил Джонни. – Кого еще принесло? Что-то не видел я здесь раньше таких вот птичек…
– А ты давно был здесь последний раз? – спросил Мазур.
– Дай подумать… Месяцев семь.
– Почти что вечность, – хмыкнул Мазур. – Сам же говорил – остров необитаемый, на удобном месте… Кому-то приглянулся… Береговая охрана, нет?
– Ни черта, – сказал Джонни. – Во-первых, нет эмблем, во-вторых, у них отроду не водилось таких вот игрушек. Старые «Каталины» и прочая рухлядь, ничего похожего… А здесь попахивает хорошими деньгами, определенно. Какой-нибудь долбаный миллионер прилетел половить рыбку, потрахать на природе дорогих девок…
– Ну и?
– А что делать? – прямо-таки скрипя зубами, протянул гаваец. – Нам все равно нужно плыть во-он туда, метрах в двухстах правее места, где они причалили, есть проход…
– А сушей, в обход?
– Километров восемь. Ноги собьешь по чаще.
– Так что, плывем?
– Погоди, погоди, – не отрываясь от бинокля, процедил гаваец. – Штопор в заднице? Нужно осмотреться, мы вдалеке от цивилизации, и нравы в этих краях простые… ш-шит!
Он опустил бинокль, медленно-медленно, словно у него отнимались руки.
Мазуру крайне редко случалось видеть, чтобы люди бледнели так молниеносно и качественно, – как стена, как мел… Гаваец застыл в нелепой позе, безнадежность и страх читались на лице так явственно, что Мазур не задал ни единого вопроса, и без того чуя, что произошло нечто крайне скверное. Он только вынул бинокль из закостеневших пальцев – Джонни даже не пошевелился, руки у него были, как ватные.
Десятикратная оптика сократила разделявшее их расстояние до сущего мизера. Действительно, все это никак не походило на визит беспечного миллионера, вздумавшего устроить пикник на природе в компании вышколенных лакеев и дорогих шлюх…
Те двое, что выскочили первыми, стояли по щиколотку в воде, настороженно озираясь и держа наготове американские штурмовые винтовки, – современная модель, очень современная… К ним присоединился третий, с такой же пушкой.
Все это время мотор гидроплана продолжал работать, хотя винт не вращался. Вполне разумная предосторожность для того, кто ожидает столкнуться с чем-то непредвиденным… Ага, из леса показались еще трое, столь же солидно вооруженные. Короткий обмен неслышными Мазуру репликами. Бесполезно и пытаться прочесть по губам, о чем они там, – среди них нет ни одного европейца, значит, разговор определенно идет на каком-нибудь экзотическом наречии…
Ага! Кажется, все в порядке. Стволы винтовок опустились. Еще трое, уже без оружия, побежали к самолету. Один из вооруженных предупредительно придержал дверцу, словно имел дело с шикарным лимузином, и из гидроплана с величайшими предосторожностями, будто хрустальную вазу, стали выгружать полную китаянку лет шестидесяти – ее бережнейшим образом вынесли на сухое место, утвердили на ногах, застыли вокруг в столь почтительно-выжидательных позах, что Мазур не удивился бы, обнаружив у них виляющие хвосты.
– Что там? – мертвым голосом спросил гаваец.
– Какая-то баба, – ответил Мазур.
– Дай посмотреть… Ш-шит… Срань господня…
Это невозможно было представить, но Джонни побледнел еще больше. И тут до Мазура дошло, он негромко спросил в приливе озарения:
– Мадам?
– Мадам, – севшим голосом повторил гаваец. – Все, как трепался этот… Я ее, конечно, не видел раньше, но как раз про такой аэроплан болтали… Про уединенное бунгало… За семь месяцев успели, надо же… А впрочем, что удивительного, с их-то возможностями, с их-то денежками… Мне привиделось или дом вон там, левее?
Мазур вырвал у него бинокль, всмотрелся опытным глазом, привыкшим искать на местности хорошо замаскированные произведения человеческих рук. В самом деле, бунгало. Аккуратный домик с плоской рифленой крышей, выкрашенный в светло-зеленый цвет, прекрасно вписанный в ненарушенную чащобу. Заметить его сверху, с воздуха, решительно невозможно – только с воды или с земли можно высмотреть, находясь поблизости. Ах, вот как, еще и пулемет на треноге… быть может, и не единственный. А вон там, за домом? Бухточка, в которой сквозь деревья просматриваются два мощных катера…
– Может, мы зря паникуем? – спросил Мазур, опустив бинокль.
– Какое там зря… – печально отозвался Джонни. – Все, как говорили.
– Я так понимаю, за водой мы не пойдем?
– Туда? Ты что, свихнулся? Чтобы заметили? Ноги бы унести, какая там вода, смыться бы, и я в рот ни капли не возьму до самого Катан-Панданга… Господи, пронеси… – Он пробормотал что-то на непонятном Мазуру языке, быть может, и на родном. – Вокруг острова наверняка шныряют катера, охрана у нее почище, чем у нашего долбаного президента…
– Так это и понятно, – сказал Мазур. – Кому нужен ваш долбаный…
– Да заткнись ты! Плывем, осторожненько! Они ж из нас решето сделают в два счета, там столько стволов…
С последним утверждением Мазур был полностью согласен – не на все сто, но не настолько, чтобы пренебрегать угрозой. Если прижмут, остаться в живых можно, лишь чесанув в джунгли. Там-то они его черта лысого возьмут… но вот, опять-таки, что дальше? Если молодчики королевы пиратов тем временем засекут и захватят шхуну? Придется вести партизанскую войну в одиночку, выжидая оказию… Если Мазур окопается в джунглях, достать его будет трудненько, а вот у него самого появится немало шансов… но что, если они всем скопом чесанут с острова, на самолете и всех имеющихся в наличии плавсредствах, бросив засвеченную дачу? Вот тогда придется робинзонить всерьез…
Думая над всем этим, он старательно перебирал ветви, стараясь не колыхать ими. Лодка помаленьку продвигалась по-над бережком, гаваец то помогал ему, то хватал бинокль и таращился в сторону пиратского аэроплана – он заразил Мазура своей уверенностью, и тот уже не сомневался, что столкнулся с королевой пиратов. Опять-таки пулемет и прочие серьезные стволы…
Оказавшись в первом же узком проходе среди скал, гаваец схватил весла и принялся грести так, что они, право слово, гнулись. Мазур, бесцеремонно завладев «Томпсоном» (уже без всяких протестов со стороны охваченного смертной тоской Джонни), сидел в напряженной позе, готовый попотчевать огнем встречного – или погоню, окажись таковая на хвосте.
Но никто за ними пока что не гнался. Они, наконец, оказались в море, и гаваец, гребя столь же отчаянно, как будто по пятам гнались черти со всего света, помчал дюральку к шхуне. Приготовив автомат, Мазур через его плечо наблюдал за палубой. Нет, непохоже, что ж кораблик захвачен, – все так и торчат на палубе в прежних ленивых позах, беззаботно дымя погаными индийскими сигаретками…
Потом Пьер проворно убрал и стаксель, а два батака (отнесшиеся к тому, что третий их собрат не вернулся с драконьего острова, с азиатским фатализмом) сноровисто закинули в гущу ветвей кошки на прочных линях, подтянули шхуну бортом к берегу, так что ветви нависли над палубой, закрепили свободные концы линей и столь же шустро спустили на воду старенькую дюралевую лодку.
На палубе показался Гаваец с перекинутым через плечо «Томпсоном», судя по виду, военного выпуска. В обеих руках у него были пластиковые двадцатилитровые канистры.
Батак кинул в лодку пару алюминиевых весел с облупившейся синей краской. Вопросительно уставился на капитана, ожидая дальнейших распоряжений. Остальные в полном составе торчали тут же.
– Джимми, возьми баклаги, – невозмутимо сказал гаваец Мазуру, ногой подвинув к нему помянутые сосуды.
Столь же невозмутимо Мазур взял лежавшую неподалеку винтовку, повесил на плечо дулом вниз, отвел в сторонку Пенгаву и тихонько сказал ему на ухо:
– Пока меня не будет, наточи как следует мой паранг…
Сбросил канистры в лодку, держась руками за планшир, перевалился через борт и спрыгнул в дюральку. Утлая лодчонка качнулась, стукнув о борт шхуны. Гаваец тем же путем последовал за ним и сразу же сел на весла. Сильными гребками повел лодочку вдоль берега.
– Интересно, – сказал Мазур. – Что же ты меня не заставил вкалывать, при твоей-то привычке руководить?
– Я знаю дорогу, а ты – нет, – ответил гаваец. – Так проще.
Какое-то время они молчали. Лодка быстро продвигалась вперед по узкому, извилистому проходу меж высокими скалами, в один прекрасный момент он раздвоился, и Джонни уверенно свернул вправо, а у следующего разветвления – влево. Глянув на Мазура исподлобья, поинтересовался:
– Ты что сказал своему орангутангу?
– Да пустяки, – пожал плечами Мазур. – Чтобы он тебя пристрелил, если вернешься один…
– Точно?
– А какие тут шутки? – пожал плечами Мазур. – Я человек предусмотрительный, жизнь научила…
– Глупости, – хмуро сказал гаваец. – Я парень резкий, но вот уж никак к неврастеникам не отношусь… Если мочить каждого, кто мне однажды покажет зубы, патронов не хватит… От тебя, знаешь, тоже можно всякого ожидать…
– Глупости, – усмехнулся Мазур, старательно повторив его интонацию. – Драконьи потроха в трюме – не столь уж большой куш, чтобы мочить тебя ради твоей доли. Я в этих местах настроен осесть надолго… Интересно, почему ты взял за водой именно меня? Если отпадает версия «несчастного случая» на водопое, то есть лишь одна-единственная идея… Побаиваешься, как бы я не вздумал в твое отсутствие поднять бунт на борту и захватить твой фрегат?
– А почему бы и нет? – серьезно сказал гаваец. – Извини, парень, я тоже имею полное право предполагать на твой счет разные гадости. Очень уж быстро ты моих орлов привел к подчинению там, на острове.
– Но я, по размышлению, был все-таки прав, а? – спросил Мазур. – К чему нам иметь на счету мертвого копа…
– Ну, допустим, прав, – неохотно признался Джонни. – Он был не один, могли со злости устроить грандиозную облаву, копам страшно не нравится, когда кого-то из них мочат. И все равно… Это мой корабль, знаешь ли, и мой экипаж.
– Помилуй бог, не покушаюсь ни на то, ни на другое, – сказал Мазур примирительно. – Я просто не люблю, когда на мне ездят верхом…
– Вот совпадение, парень, я тоже… Ты подозреваешь меня черт-те в чем, а я – тебя. Вот и квиты. В конце-то концов, Абдаллах, старый прохвост, не мог тебе не сказать, как зовут китайца, как называется его лавка…
– Сказал, конечно, – кивнул Мазур. – Но я же тебе говорил уже – не столь уж велика твоя доля, чтобы мочить тебя ради нее.
– Вот то-то, – легонько оскалился Джонни. – Ну что, Джимми-бой, попробовали друг дружку на излом? Давай попробуем подружиться, что ли? Не скажу, что ты мне особенно нравишься…
– Ну, удовольствие, знаешь ли, обоюдное.
– Понимаю. Наплевать. Ты, Джимми-бой, и в самом деле, похоже, будешь тут долго болтаться у меня под носом. А я не собираюсь срываться в эмиграцию из этих мест. Поневоле придется как-то строить дальнейшие отношения. А вдруг и получится к обоюдной выгоде…
Не походило что-то пока, чтобы он пытался заговорить зубы и застать Мазура врасплох, – автомат лежит у ног, пистолет в кобуре, паранг в ножнах, обе руки заняты веслами. Скорее уж Мазур мог при таком раскладе и морду набить качественно, и отправить к праотцам.
Словно угадав его мысли, гаваец настороженно бросил:
– Между прочим, я своим обезьянам приказал то же самое, что ты – своему…
– Да ладно тебе… напарник, – фыркнул Мазур. – Черт с тобой, я-то первым не начинал… Давай, в самом деле, создавать новую корпорацию: «Джимми и Джонни, лимитед». Я, знаешь ли, придерживаюсь той же философии: не стоит класть жмуриков направо и налево, если проще договориться.
– Ну, смотри, я-то не прочь… – вздохнул Джонни с некоторым облегчением. – Если сойдемся поближе, я тебя научу, как можно делать толковые дела. Твой тесть, прости на худом слове, – все же обыкновенная макака без фантазии и настоящего размаха. Чисто по-первобытному снимает верхушки там, где цивилизованный человек без труда вычерпает все до дна и получит вдесятеро больше…
– Не обижай моего родственника, – лениво осклабился Мазур.
– Родственник…
– Какой уж есть, – сказал Мазур.
– Ладно, наследный принц… Проехали.
Очередной узкий проход вывел их в обширную лагуну, диаметром чуть ли не в морскую милю. Ну да, конечно, на шхуне сюда не пройти за отсутствием ветра…
Джонни повел лодку вдоль берега, на миг выпустил весла, переложил автомат поближе, чтобы был под рукой. Настороженно пояснил:
– Поглядывай по сторонам, Джимми-бой, не зевай… Островок необитаемый, расположен удобно, а значит, можно нарваться черт-те на кого…
– Королевские? – спросил Мазур.
– Ну, не обязательно. Тут столько всякого народа болтается… От ловцов удачи до этих долбаных идейных, и неизвестно еще, что хуже. Фронты освобождения, борцы с тиранией… Ты сам-то, надеюсь, не из идейных? Не борешься, часом, против кого-то или за что-то?
– Бог миловал, – сказал Мазур насколько мог убедительнее. – Я, видишь ли, борюсь исключительно за собственное благополучие…
– Ну, это уже лучше, – фыркнул гаваец. – Нет на свете ничего хуже борцов…
В два гребка он притер лодку к берегу, задрал голову к небу, его лицо стало напряженным, злым.
– Мерещится или нет?
Старательно прислушавшись, Мазур тихо ответил:
– А знаешь ли, компаньон, ни черта тебе не мерещится…
– Самолет?
– Очень похоже. Звук сверху идет.
– Подождем пока. – Ощерясь, гаваец передернул затвор. – Нужно же посмотреть, кого черт несет… У береговой охраны и егерей, чтобы ты знал, есть и самолеты…
– Думаешь, по наши души? Уверен?
– Да ни в чем я не уверен! – шепотом огрызнулся Джонни. – Но все равно нужно переждать…
Мазур был с ним полностью согласен. Перехватывая руками ветки, они завели лодку подальше в чащобу – но так, чтобы видеть лагуну. Пошарив в носовой части, представлявшей собой ящик, Джонни извлек бинокль – судя по тому, что краска почти целиком сошла с желтоватой меди, довольно преклонного возраста. Однако стекла целы.
Приложив к глазам лишенные резиновых кружочков окуляры, Джонни уставился на безмятежную гладь лагуны. Стрекот мотора усилился, он приближался, опускался, наплывал…
Белый гидроплан с двойной синей полосой вдоль борта совершенно неожиданно для них вынырнул из-за косматой стены джунглей, заложил вираж над противоположным берегом, снижаясь в плавном развороте, миновал место, где укрывалась лодка, пошел в дальний конец лагуны, целеустремленно теряя высоту… Судя по тому, как он шел, уверенно, не рыская, пилот садился здесь не впервые.
– Срань господня, – сквозь зубы процедил Джонни. – Кого еще принесло? Что-то не видел я здесь раньше таких вот птичек…
– А ты давно был здесь последний раз? – спросил Мазур.
– Дай подумать… Месяцев семь.
– Почти что вечность, – хмыкнул Мазур. – Сам же говорил – остров необитаемый, на удобном месте… Кому-то приглянулся… Береговая охрана, нет?
– Ни черта, – сказал Джонни. – Во-первых, нет эмблем, во-вторых, у них отроду не водилось таких вот игрушек. Старые «Каталины» и прочая рухлядь, ничего похожего… А здесь попахивает хорошими деньгами, определенно. Какой-нибудь долбаный миллионер прилетел половить рыбку, потрахать на природе дорогих девок…
– Ну и?
– А что делать? – прямо-таки скрипя зубами, протянул гаваец. – Нам все равно нужно плыть во-он туда, метрах в двухстах правее места, где они причалили, есть проход…
– А сушей, в обход?
– Километров восемь. Ноги собьешь по чаще.
– Так что, плывем?
– Погоди, погоди, – не отрываясь от бинокля, процедил гаваец. – Штопор в заднице? Нужно осмотреться, мы вдалеке от цивилизации, и нравы в этих краях простые… ш-шит!
Он опустил бинокль, медленно-медленно, словно у него отнимались руки.
Мазуру крайне редко случалось видеть, чтобы люди бледнели так молниеносно и качественно, – как стена, как мел… Гаваец застыл в нелепой позе, безнадежность и страх читались на лице так явственно, что Мазур не задал ни единого вопроса, и без того чуя, что произошло нечто крайне скверное. Он только вынул бинокль из закостеневших пальцев – Джонни даже не пошевелился, руки у него были, как ватные.
Десятикратная оптика сократила разделявшее их расстояние до сущего мизера. Действительно, все это никак не походило на визит беспечного миллионера, вздумавшего устроить пикник на природе в компании вышколенных лакеев и дорогих шлюх…
Те двое, что выскочили первыми, стояли по щиколотку в воде, настороженно озираясь и держа наготове американские штурмовые винтовки, – современная модель, очень современная… К ним присоединился третий, с такой же пушкой.
Все это время мотор гидроплана продолжал работать, хотя винт не вращался. Вполне разумная предосторожность для того, кто ожидает столкнуться с чем-то непредвиденным… Ага, из леса показались еще трое, столь же солидно вооруженные. Короткий обмен неслышными Мазуру репликами. Бесполезно и пытаться прочесть по губам, о чем они там, – среди них нет ни одного европейца, значит, разговор определенно идет на каком-нибудь экзотическом наречии…
Ага! Кажется, все в порядке. Стволы винтовок опустились. Еще трое, уже без оружия, побежали к самолету. Один из вооруженных предупредительно придержал дверцу, словно имел дело с шикарным лимузином, и из гидроплана с величайшими предосторожностями, будто хрустальную вазу, стали выгружать полную китаянку лет шестидесяти – ее бережнейшим образом вынесли на сухое место, утвердили на ногах, застыли вокруг в столь почтительно-выжидательных позах, что Мазур не удивился бы, обнаружив у них виляющие хвосты.
– Что там? – мертвым голосом спросил гаваец.
– Какая-то баба, – ответил Мазур.
– Дай посмотреть… Ш-шит… Срань господня…
Это невозможно было представить, но Джонни побледнел еще больше. И тут до Мазура дошло, он негромко спросил в приливе озарения:
– Мадам?
– Мадам, – севшим голосом повторил гаваец. – Все, как трепался этот… Я ее, конечно, не видел раньше, но как раз про такой аэроплан болтали… Про уединенное бунгало… За семь месяцев успели, надо же… А впрочем, что удивительного, с их-то возможностями, с их-то денежками… Мне привиделось или дом вон там, левее?
Мазур вырвал у него бинокль, всмотрелся опытным глазом, привыкшим искать на местности хорошо замаскированные произведения человеческих рук. В самом деле, бунгало. Аккуратный домик с плоской рифленой крышей, выкрашенный в светло-зеленый цвет, прекрасно вписанный в ненарушенную чащобу. Заметить его сверху, с воздуха, решительно невозможно – только с воды или с земли можно высмотреть, находясь поблизости. Ах, вот как, еще и пулемет на треноге… быть может, и не единственный. А вон там, за домом? Бухточка, в которой сквозь деревья просматриваются два мощных катера…
– Может, мы зря паникуем? – спросил Мазур, опустив бинокль.
– Какое там зря… – печально отозвался Джонни. – Все, как говорили.
– Я так понимаю, за водой мы не пойдем?
– Туда? Ты что, свихнулся? Чтобы заметили? Ноги бы унести, какая там вода, смыться бы, и я в рот ни капли не возьму до самого Катан-Панданга… Господи, пронеси… – Он пробормотал что-то на непонятном Мазуру языке, быть может, и на родном. – Вокруг острова наверняка шныряют катера, охрана у нее почище, чем у нашего долбаного президента…
– Так это и понятно, – сказал Мазур. – Кому нужен ваш долбаный…
– Да заткнись ты! Плывем, осторожненько! Они ж из нас решето сделают в два счета, там столько стволов…
С последним утверждением Мазур был полностью согласен – не на все сто, но не настолько, чтобы пренебрегать угрозой. Если прижмут, остаться в живых можно, лишь чесанув в джунгли. Там-то они его черта лысого возьмут… но вот, опять-таки, что дальше? Если молодчики королевы пиратов тем временем засекут и захватят шхуну? Придется вести партизанскую войну в одиночку, выжидая оказию… Если Мазур окопается в джунглях, достать его будет трудненько, а вот у него самого появится немало шансов… но что, если они всем скопом чесанут с острова, на самолете и всех имеющихся в наличии плавсредствах, бросив засвеченную дачу? Вот тогда придется робинзонить всерьез…
Думая над всем этим, он старательно перебирал ветви, стараясь не колыхать ими. Лодка помаленьку продвигалась по-над бережком, гаваец то помогал ему, то хватал бинокль и таращился в сторону пиратского аэроплана – он заразил Мазура своей уверенностью, и тот уже не сомневался, что столкнулся с королевой пиратов. Опять-таки пулемет и прочие серьезные стволы…
Оказавшись в первом же узком проходе среди скал, гаваец схватил весла и принялся грести так, что они, право слово, гнулись. Мазур, бесцеремонно завладев «Томпсоном» (уже без всяких протестов со стороны охваченного смертной тоской Джонни), сидел в напряженной позе, готовый попотчевать огнем встречного – или погоню, окажись таковая на хвосте.
Но никто за ними пока что не гнался. Они, наконец, оказались в море, и гаваец, гребя столь же отчаянно, как будто по пятам гнались черти со всего света, помчал дюральку к шхуне. Приготовив автомат, Мазур через его плечо наблюдал за палубой. Нет, непохоже, что ж кораблик захвачен, – все так и торчат на палубе в прежних ленивых позах, беззаботно дымя погаными индийскими сигаретками…