Страница:
Мазур усмехнулся:
– Интересно, с чего ты взял...
– Вы со Слаем н е п р а в и л ь н ы е. Оба, – сказал Пьер с видом человека, рискнувшего сделать последнюю, отчаянную ставку. – Понимаешь, бродяги н ет а к и е. Вяленые, что ли. Жилистые. А вы совсем другие. Вы явные горожане, сильные, загорелые, хваткие... но совсем другие. Уж я-то насмотрелся на неприкаянных бродяг и профессиональных авантюристов... Вы у нас п р о е з д о м. И дела у вас другие...
– Наблюдательный ты наш... – сказал Мазур. – И не боишься, что я тебе голову оторву?
Пьер робко улыбнулся:
– У тебя была масса возможностей. Но ты ими что-то не воспользовался. Может, и сейчас обойдется... Ну зачем тебе меня убивать?
– Понял я, кажется, – кивнул Мазур. – И оставаться со мной боишься, и смыться без разрешения… А?
– Ну да, вот именно... Джимми, я ведь ничего не знаю и ни во что не лезу... Мне бы уйти...
А в самом деле, что с ним делать? Не убивать же? Поддаваясь шпиономании, можно допустить, что и он, согласно строчке барда, майор разведки и прекрасный семьянин... но не похоже что-то. Весь он, как на ладони. И встреча их произошла чисто случайно, вроде бы и ничего он не пытался выведать... В конце концов, веди он свою игру, кто ему мешал тихонечко ускользнуть? Уж наверняка не старуха стояла на пути, она вообще не брала на себя функций цербера...
– Ладно, – сказал Мазур. – Черт с тобой. Чует мое сердце, что уже сегодня мы с тобой разойдемся в разные стороны... да не трясись ты так, нет тут никакого кровавого подтекста! Пойдешь куда глаза глядят, только смотри у меня: и в самом деле напрочь обо мне забудь, жертва вьетнамской кампании...
Пьер прямо-таки просиял. И поторопился наплескать себе полный стаканчик, из чего Мазур заключил, что его незадачливый компаньон и в самом деле малость отмяк душою.
– Джимми! – сказал Пьер истово, опрокинув в рот содержимое посудины совершенно по-русски. – Можешь мне верить, молчать буду...
Он замолчал, услышав деликатный стук в дверь.
– Войдите! – пригласил Мазур, по-английски, естественно.
Вошла Мэй Лань, уже успевшая расстаться и с вызывающим нарядом шлюхи, и со слоем косметики в палец толщиной. Сейчас она вновь приняла чопорный вид примерной студентки: волосы распущены по плечам, подмазана самую малость, черные брючки, темная строгая блузочка, не хватает только очков и указки, чтобы сойти за учительницу младших классов...
– Вы, я вижу, расслабляетесь без зазрения совести? – осведомилась она тоном строгой супруги, кинув зоркий взгляд на бутылку.
– Да так, по мелочи... – заторопился Пьер.
– Ладно, ладно... Собирайтесь, мальчики. Уезжаем.
– Куда это? – непринужденно спросил Мазур.
– На шхуну. Ты уж прости, Джимми, что посягнула на твои права владельца и капитана, но ситуация поджимала... В общем, я велела своим перегнать корабль в другое место, более надежное. – Она смотрела на Мазура невероятно открыто и безмятежно. – На пирсе стали отираться какие-то крайне подозрительные типы, задавали вопросы, липли, как медуза к купальщику... Вот я и решила не рисковать.
– И правильно, – сказал Мазур, глядя на нее столь же открыто. – Кто бы они там ни были, ты правильно сделала, прелесть моя... Что, есть новости по н а ш е м у делу?
– Ага, – сказала Мэй Лань. – Могу тебя поздравить: мы все, как оказалось, гораздо ближе к нашим денежкам, чем казалось еще час назад.
– Здорово, – сказал Мазур. – Рассказывай, не тяни!
– Потом, по дороге. – Она нетерпеливо глянула на часы. – У нас совершенно нет времени, нужно спешить... Собирайтесь!
– Да мне, собственно, и собирать нечего, – сказал Мазур чистую правду. – Все мое ношу с собой...
– Я тоже, – сообщил Пьер, машинально похлопав себя по внутренним карманам мятого белого пиджака. – Нечего собирать...
Спохватившись, он все же прихватил единственное свое движимое имущество – наполовину полную бутылку, заботливо завинтил пробку и сунул сосуд с живительной влагой в карман брюк.
– Вот и прекрасно, – сказала Мэй Лань, притопывая от нетерпения. – Пойдемте в машину...
Она так и рухнула лицом вниз – не изменив выражения лица, растянувшись ничком, успев только охнуть от неожиданной боли...
И не успела еще грянуться об пол, как из полумрака коридора за ее спиной бесшумно, словно местный дух, выдвинулся Слай – быстрый, резкий, собранный, не делавший ни единого лишнего движения. Вмиг перебросил из левой руки в правую пистолет с глушителем – ага, это он ей ребром ладони приложил, классически, отметил Мазур отстраненно, фиксируя окружающее. Словно бесстрастный киноаппарат – сделал скупой шажок в их сторону и произнес скучным, будничным голосом:
– Руки поднимите, парни.
Пьер торопливо воздел конечности. Мазур сделал то же самое, чуточку медленнее, лихорадочно взвешивая шансы.
– Вы мальчики взрослые, жизнь повидали, – продолжал Слай, держа их под прицелом. – Обойдемся без глупых выходок, ладно? Я не промахнусь. Если вынудите, пристукну обоих.
«Плохо, – подумал Мазур. – Плохо, что он так будничен и скучен даже, словно мелкий клерк за письменным столом. Таким тоном лысый, пузатый и абсолютно неромантичный бухгалтер миллионный раз в своей жизни наставляет: „Распишитесь там, где птичка стоит, рубли прописью, копейки цифрами... Профессионал. Плохо. Такого не выведешь из себя оскорбительными репликами и не подловишь на неосторожности, профессионал – это такая машина... Стреляющий арифмометр. Тогда, в такси, он был другим, иначе держался. Твердый парень. Почему он решил...»
Потому что – перпендикуляр... Янкесы, несомненно, взялись за дело со всей энергией и быстренько установили, что с Гавайцем что-то не в порядке. Надо полагать, у них, по ту сторону океана, сидит с в о й Юрий Владимирович, отдающий не подлежащие обсуждению приказы, голову можно прозакладывать, идентичные по смыслу: любой ценой, хоть наизнанку вывернись, и без промедления...
Проверяя свою догадку, он спросил безмятежным тоном:
– Слай, старина, ты что, с ума сошел? Девушку обидел, пушкой стращаешь старого друга... Между прочим, местные законы такое вот вооруженное нападение на мирных граждан в их собственном доме расценивают довольно...
– Заткнись, ладно? – бесцветным голосом перебил Слай. – Успеешь еще наговориться. – И улыбнулся уголком рта. – Знаешь, Гаваец номер один был изрядной скотиной, и теперь, когда он неожиданно раздвоился, отношение к второму экземпляру лучше не станет... Так что ты не звони языком попусту, думай лучше, как шкуру сохранить...
– Господи, да я бы с радостью! – широко улыбнулся Мазур. – Подскажи только, как?
– Скоро узнаешь, – сказал Слай. – Ты, должно быть, парень неглупый, примерно представляешь, как надо себя вести в таких вот жизненных перипетиях. Сейчас мы с тобой аккуратненько и без возни выйдем из дома...
Он взвыл непроизвольно и отчаянно – возникший из полумрака за его спиной темный продолговатый предмет обрушился на его правый локоть метко и наотмашь. Пистолет еще падал на пол, когда Мазур рванулся вперед, изогнувшись в броске, успел подхватить «Вальтер», рухнул на пятую точку, носком подбил Слая, как раз успевшего инстинктивно схватиться за ушибленное место, отпрыгнул, попутно бросив взгляд на оружие в руке и убедившись, что пушка стоит на боевом взводе, предохранитель поднят.
Старуха-кухарка беглым взором оценила ситуацию и, видя, что ее вмешательство далее не требуется, склонилась над Мэй Лань, все еще держа в руке старинный медный пестик, длинный, массивный, фигурный, неподдельный антиквариат. Морщинистая бабулькина физиономия оставалась столь же бесстрастной, словно она не вооруженного налетчика отоварила, а подбросила сольцы в супчик. «Нашла коса на камень, – мельком подумал Мазур, бдительно стоя с пистолетом наготове. – Хоть и хорош янки как профессионал, Восток – дело тонкое. Нет сомнений, при нужде бабушка его и добила бы тем же пестиком, бесстрастно и обстоятельно, как крестьянка курицу режет...»
Мэй Лань наконец зашевелилась, встала на колени, охая и потирая ушибленное место.
Слай рванулся, взметываясь с пола. Разбитый локоть, должно быть, при каждом движении отзывался адской болью, американец заорал инстинктивно, как раненый зверь, но все же с похвальной быстротой пытался сделать все, что возможно, напасть...
Мазур, не колеблясь, нажал на спуск, и пистолет в его руке легонько дернулся тем самым, знакомым каждому опытному человеку, но неописуемым словами движением. Короткий сухой треск. А далее сделали свое баллистика и физиология – пуля угодила прямехонько туда, куда и следовало, произведя несовместимое с жизнью действие...
– Как ты? – спросил Мазур.
Его последняя подруга была замешана опять-таки из крутого теста – еще шипя и фыркая от боли, кособочась, вмиг оценила ситуацию, распорядилась:
– Уходим! Он наверняка не один, там на улице могут быть...
– Учтем, – криво усмехнулся Мазур. – А с этим...
– Не волнуйся, не твое дело... – огрызнулась Мэй Лань и бросила старушке несколько фраз по-китайски.
Та преспокойно склонилась, сложив руки на животе: коня на скаку остановит, в горящую фанзу войдет...
В руке у Мэй Лань уже поблескивал знакомый Мазуру револьвер. Движения стали скупыми, выверенными, по-кошачьи мягкими...
– Пошли! – распорядилась она. – Машина за углом, направо. Я первой, ты прикрывай, если что... а ты, обормот, не отставай и не путайся под ногами... Понял?
– Да понял, понял... – оторопело пробормотал Пьер.
Она первой выскользнула в полумрак коридора, по-прежнему пропитанный экзотическими китайскими ароматами, – даже дощатые стены и занавески пахли иначе, диковинно, непривычно...
Мазур спускался следом, пару раз оглянувшись на Пьера и убедившись, что с тем все в порядке, – ничуть не горит желанием остаться в доме, поспешает, как миленький...
Мэй Лань отодвинула заслонку на высоте глаз, держа ладонь на литой ручке двери, всмотрелась, кивком подозвала Мазура. Тот тихонько подкрался, посмотрел на улицу.
Вроде бы пусто и тихо на наших захламленных задворках, насколько удается разглядеть при лунном свете. Глухая стена соседского заднего двора напротив... ага! В самом конце забора, слева, у ведущего на параллельную улочку прохода, – длинная машина с потушенными фарами, отсюда невозможно разглядеть, сколько человек внутри и есть ли там они вообще... Наверняка есть. Не зря же она тут торчит.
– Через главный вход? – шепотом предложил Мазур.
– Там наверняка то же самое, – таким же шепотом ответила Мэй Лань. – Так что... какая разница? Броском!
– Давай!
– Пошли!
Она распахнула дверь, выскочила наружу, метнулась вбок с поднятым на уровень глаз револьвером – Мазур давно уже убедился, что с оружием обращаться девочка умеет... И кинулся следом, подтолкнув Пьера.
Мэй Лань в темной одежде могли и не заметить в первые секунды на фоне темной стены, но с ними двумя, как идиоты щеголявшими в белых костюмах, обстояло чуточку иначе... Обе левых дверцы распахнулись разом, из машины рванулись темные силуэты, и кто-то, уже не скрываясь, громко приказал:
– Стой, руки вверх!
«Ага, сейчас!» – мысленно ответил Мазур. И дважды нажал на спуск. Рядом бабахнул револьвер, и еще раз, и еще... Оба силуэта дернулись, словно безжалостно смятые бумажные фигурки, опустились на утоптанную землю переулочка...
Они кинулись вдоль стены. Из машины загремела автоматная очередь – на сей раз ствол был без всяких глушителей, – пули ударили в кирпичи над самой головой Мазура, но он уже сориентировался по вспышкам очереди. И двумя выстрелами д ос т а л автоматчика – трещотка моментально заткнулась. Звон вылетающих стекол автомобиля, запах пороха, стук шагов... Они завернули за угол, так и не услышав новых выстрелов вслед, – должно быть, в машине было только трое...
Мэй Лань прыгнула за руль, взревел мотор. Ему эхом откликнулся другой, мощные фары высветили на секунду неподвижные тела, разбитое пулями окно левой передней дверцы – тьфу ты, да никак это то самое такси... Вторая машина ворвалась в узенький проезд, как пушечное ядро, но Мэй Лань уже рванула с места, не включая фар, погнала по немыслимым закоулкам на дикой скорости, время от времени фордик звонко сметал крыльями и боками какие-то не особенно прочные преграды. Мазур уцепился за железную скобу над дверцей, его мотало, как куклу, а сидевшего в грузовом отсеке Пьера вообще, судя по звукам, немилосердно швыряло об стены...
Сзади полыхнули фары. И тут же исчезли за очередным поворотом – судя по всему, эти лабиринты Мэй Лань знала гораздо лучше преследователей. Хр-руп! Фордик на полной скорости снес дощатый прилавочек, с которого в светлое время торговали чем-то мирным, мелькнула белая рубаха – это припозднившийся прохожий прижался к стене, чтобы его не размололо в лепешку...
Мэй Лань гнала, как полоумная: пересекла ярко освещенную улицу, выскочив на всем ходу из одного переулочка и влетев в другой, сзади панически заскрипели тормоза сразу нескольких машин. И снова – закоулки, проулки, темные витрины, кто-то выскочил из-под колес, негодующе вопя, кто-то чем-то запустил вслед, судя по мягкому шлепку в бок фургончика – гнилым экзотическим фруктом...
Они, конечно, нарушили уйму правил дорожного движения – а они и в этой экзотической стране существуют, хоть и либеральнее европейских раз в десять, – перепугали кучу народу и разнесли немало чужого имущества, но все эти хулиганские гонки принесли свои плоды. Никто больше не сидел у них на хвосте. Мэй Лань, свернув за очередной угол – Мазур потерял счет переулочкам и закуткам, решительно не представляя, где они сейчас находятся, – и поехала потише, как благонамеренный гражданин, вовсе не обязанный опасаться несущихся следом хмурых парней с бесшумными пистолетами и шумными автоматами. А там и вовсе притормозила, решительно выдернула из замка ключ зажигания. Распорядилась:
– Вытряхиваемся. Пойдем пешком.
– Это зачем? – искренне не понял Мазур.
– Как меня порой умиляет твоя исландская патриархальность... – усмехнулась девушка чуточку напряженно. – Ничего не слышал о «маячках»? Могли прилепить к днищу какую-нибудь крохотную пакость, чтобы она прилежно посылала сигналы в эфир. Времени у них было достаточно.
Черт ее знает, всерьез она опасалась «маячка» или крутила очередную коварную комбинацию, но Мазур, поразмыслив, пришел к выводу, что в ее словах есть резон. В фургоне и в самом деле мог оказаться малюсенький передатчик, и приотставшие янкесы окажутся на хвосте совершенно неожиданно, а их Мазур сейчас опасался еще больше, чем боевую подругу, она, по крайней мере, одна-одинешенька пока что, зато цэрэушники, похоже, привыкли ходить на охоту исключительно толпой...
– Представляю, что сейчас творится у лавки, – сказал он искренне. – Полиция непременно нагрянет...
– А вот вряд ли, – сказала Мэй Лань. – У здешней полиции есть хорошая привычка: приезжать не раньше, чем ее десять раз вызовут. Но в том районе как-то не принято обрывать полицейские телефоны, если у соседей ночью шумели... Пойдемте. Нужно поймать такси.
И она первой направилась за угол, где виднелись яркие уличные фонари и мелькали фары проезжавших машин. Мазур потащился следом, мимоходом ободряюще похлопав по плечу вовсе уж заскучавшего Пьера. Ему не нравилось, что девушка не задала до сих пор ни единого вопроса касаемо Слая, – а ведь, казалось бы, любой нормальный человек в такой ситуации обязан был поинтересоваться, знал ли Мазур, что за змею пригрел на груди и что, собственно, его старый друг собирался делать, нет ли догадок...
Значит, ее и э т о уже не интересует. Целеустремленно идет к поставленной задаче. Черт, и ведь никак не удастся предупредить Пьера, чтобы держал с ней ухо востро, – Мазур не знал по-французски, а на английском толковать нельзя, услышит, востроухая...
Выйдя на довольно широкую и оживленную улицу, Мэй Лань пропустила парочку свободных такси, энергично замахала третьему. Ну да, конечно. Мазур прекрасно помнил, как появился господин Герберт, слушая повествование о похитивших Мазура американцах, как удрученно он вздохнул: «Боже ж ты мой, ну кто садится в п е рв о е же подъехавшее такси? Нужно обязательно парочку пропустить...»
Ехали долго. Оказалось, Мэй Лань, стряхивая хвост, залетела в противоположный конец города, максимально удаленный от моря. К морю они и вернулись в конце концов, машина оставила позади последние жилые кварталы и несколько километров катила по широкой немощеной дороге, тянувшейся параллельно океану. По мнению Мазура, водитель чуточку нервничал – время позднее, компания странноватая, место назначения тоже не из обыденных, но старался этого не показывать. Ну, понятно, таксисты везде одинаковы: не пойдешь на риск – не заработаешь...
Огромная луна висела над морем, протянув зыбкую золотистую дорожку до горизонта. Вдали виднелся одинокий парус, белевший в полном соответствии с чеканными строками Михаила свет Юрьевича, – разве что море было сейчас не голубым, а темным. Справа, над берегом, показались какие-то бараки. Потом снова потянулись дикие места без малейших признаков градостроительных усилий человека. И снова бараки. Так, вот и парочка сампанов покачивается у ветхого деревянного причала...
Мазур уже навидался таких мест – берега буквально усеяны подобными рыбацкими приютами. Бедняцкие порты. В бараках держат сети и улов, здесь же и живут. Наверняка через такие вот убогие жилища нескончаемым потоком идет и контрабанда-мелочевка, которой здесь прирабатывает каждый второй, не считая каждого первого. Ничего серьезного, конечно, – крутая контрабанда путешествует иначе, в других условиях...
Машина остановилась. Мэй Лань протянула водителю пару бумажек – судя по его довольному виду, не пожадничала. Он поклонился, прочирикал что-то почтительно-благодарное – и побыстрее рванул с места, торопясь расстаться со щедрыми, но странными пассажирами.
Мазур откровенно огляделся. Справа, метрах в пятидесяти, тянулся крытый пальмовыми листьями барак с незастекленными окнами, темный, как могила. Слева, у дряхлого дощатого причала, идиллически покачивалась на спокойной воде родимая шхуна. Паруса, понятное дело, убраны, тишина, покой и безветрие, но у сходней, узкой доски, переброшенной на причал, багрово рдеет раскуренная трубочка. Один из безымянных китайцев бдительно несет вахту. Боже, какая тишина, ни единой души вокруг...
– Ну, что вы стоите? – нетерпеливо спросила Мэй Лань. – Пошли!
– Погоди, – сказал Мазур. – Объясни хотя бы, что будем делать. Сейчас вроде бы опасаться некого...
– Вот именно, «вроде бы». – Она оглянулась на темный длинный барак. – Кто его знает... Сколько у тебя патронов осталось?
Он достал пистолет, выщелкнул обойму, передернул затвор:
– Один-единственный.
– Другими словами, все равно, что ничего... Дай-ка, – Мэй Лань в два счета отобрала у него «Вальтер» и запустила с берега, только булькнуло. – Я тебе приготовила подарочек получше, там, в каюте. Могу спорить, останешься доволен.
Вот так. О «Веблее», который по-прежнему был заткнут у него за ремень брюк, она и не вспомнила, конечно, – теперь уже ясно на все сто, что сейчас их с Пьером будут мочить. Это во всем ощущается: в ее нетерпеливых и словно бы к пустому месту обращенных интонациях, которые она не может скрыть, в уединенности места, в законах игры...
– Ну, что вы стоите? У нас почти нет времени...
И она первая взбежала на борт, быстро и проворно, балансируя раскинутыми руками, грациозная и прекрасная, так что у Мазура мимолетно защемило сердце, и он страстно возмечтал ошибиться, попасть пальцем в небо. Пусть окажется, что виной всему профессиональная паранойя, мания преследования, что никто и не собирался его убивать...
Они поднялись следом. Из люка бесшумно и совершенно неожиданно, как театральный черт, возник второй китаец, что-то вежливо прошипел, поклонился, давая Мазуру пройти.
– Иди, иди, – Мэй Лань легонько подтолкнула его к люку. – Если тебе не понравится подарок, я...
Сразу несколько событий произошло одновременно.
И ему бы наверняка тут и пришли кранты, если бы не был готов, давненько готов...
Раскуренная трубочка полетела Пьеру в лицо, и, когда тот инстинктивно заслонился ладонями, китаец неуловимым прыжком оказался за его спиной, ударил носком в сгиб колена, накинул на шею тонкую петлю – и в тот же самый миг, если не раньше, п о ш е л предназначенный Мазуру удар...
Но он чего-то такого ждал – и успел уклониться, уйти влево. Мэй Лань промахнулась сантиметров на десять, и ребро ее ладони попало не по сонной артерии, по самой макушке чиркнуло, так что не было ни боли, ни урона... Он, оттолкнувшись правой ногой от мачты, сам нанес удар...
В пустоту. Девушка уклонилась так молниеносно и ловко, что он едва не полетел кубарем, – удар-то был во всю силушку...
Н-на! Вот револьвер у нее удалось выбить ударом ноги, и он полетел за борт. Мазур кинулся к душившему Пьера китайцу, но на пути встал второй. Все происходило слишком быстро и яростно, чтобы чувствовать боль от ударов... Мазур все же достал узкоглазого, у б о й н о достал, в секунду развернул его обмякающее тело так, чтобы в свежеиспеченного покойника впечаталась нанесшая удар ногой Мэй Лань...
Получилось. Удар ногой достался мертвецу, коего такие пустяки уже не волновали, а девушка потеряла пару секунд... Мазур ими воспользовался на полную – второй китаец только-только успел выпустить шнурок, а более ничего и не успел, Мазур уложил его рядом с хрипевшим французом, развернулся в боевой стойке...
Мэй Лань стояла метрах в двух от него в какой-то там заковыристой позе – то ли «похмельной обезьяны», то ли «поносившего журавля». Шутки шутками, а Мазур уже понял: с е й ч а с нельзя делать никаких скидок на прекрасный пол, девка великолепно владеет боевой рукопашкой, и нужно из кожи вон вылезти, если хочешь остаться живым...
Она налетела, как порыв штормового ветра. Молниеносный обмен ударами, ужимки и прыжки... По нулям. Отступив на шаг, Мазур лишь уверился в прежнем убеждении: какое там, на хрен, нежное создание, зверь дикий, смертушка твоя при оплошности...
И снова – обмен ударами, жуткий танец на колыхавшейся палубе. Ей, стерве, было легче – она в темном, ее труднее фиксировать глазом, а вот Мазур, как идиот из анекдота, весь в белом, что ночью, особенно лунной, идет только во вред...
– Ах ты ж, тварь... – выдохнул он, сплюнув кровь из рассеченной губы.
– Ну-ну... – произнесла она почти спокойно, и г р а я гибким телом в ложных выпадах. – Ну-ну... Иди сюда, загадочная личность...
Каскад ударов, пируэтов и прыжков... Мазур ее легонько зацепил, но в ответ сам получил качественно. Они кружили по палубе, как два схлестнувшихся насмерть зверя – какими сейчас и были, честно говоря, – и Мазур отметил самой трезвомыслящей частичкой сознания, что старина Пьер не шевелится, не издает ни звука, так что с ним, очень похоже, кончено, а вот китайцев было только двое, иначе непременно налетел бы еще кто-то... Побарахтаемся?
Но он, как ни старался, как ни выкладывался, не мог одолеть. Она, впрочем, тоже. Зыбкое равновесие пока что...
– Ну и? – выдохнул Мазур, уйдя от удара – е л е уйдя, м-мать! – и отступив к борту. – Не возьмешь ведь...
– Возьму, – пообещала она столь же хрипло. – Измотаю, сучонок...
– Может, договоримся?
– Не я решаю, не я...
– Сдохнешь ведь.
– Измотаю...
Мазур, словно бы только сейчас спохватившись, рывком выхватил револьвер, взвел курок и, прибавив в голос тупого, нерассуждающего превосходства, громко приказал:
– Подними руки, стерва! Не подумала об этом, а?
Она рассмеялась – сдавленно, но вполне искренне, на миг п о п л ы л а, сбилась с ритма...
А в следующую секунду тяжелый револьвер полетел ей в лицо, словно самое примитивное метательное оружие.
Вот этого она точно не ожидала – и Мазур вовсю использовал свой единственный шанс, ринулся вперед, пока она уклонялась от тяжелого куска железа, зашел справа, пригнулся, выпрямился, ударил раз и два... Отпрыгнул.
Она еще стояла у борта, еще не уронила руки, тело еще не понимало, что уже мертво, что шейные позвонки перебиты, что второй удар пришелся по сонной артерии...
И в этот миг в нее метко и жестоко угодила автоматная очередь – совершенно бесшумно, но Мазур-то видел, как пули бьют в грудь и лицо... Тело Мэй Лань запрокинулось назад, окончательно выйдя из равновесия, подламываясь в коленках, навзничь, затылком вперед она рухнула за борт.
И был шумный всплеск, показавшийся Мазуру громом. Он стоял на том же месте, все осознавал, но не мог пошевелиться, в тупом оцепенении то ли облегченно, то ли с надрывной тоской подумав: нежная и удивительная, как говорил Остап, нежная и удивительная, да...
– Кирилл, мать твою! Живой?
Со стороны бараков бежали трое. Лаврик первым взлетел по сходням, опустил коротышку-автомат с матово блеснувшим в лунном свете глушителем, сказал сварливо:
– Ну, что стоишь, как засватанный? Скажи дяде спасибо. Шустрая была девка... И в черное вырядилась по уму, я никак не мог ее выцелить... – Он свободной рукой схватил Мазура за грудки и встряхнул как следует: – Ну? Что у тебя? Что сказал Зыонг?
– Интересно, с чего ты взял...
– Вы со Слаем н е п р а в и л ь н ы е. Оба, – сказал Пьер с видом человека, рискнувшего сделать последнюю, отчаянную ставку. – Понимаешь, бродяги н ет а к и е. Вяленые, что ли. Жилистые. А вы совсем другие. Вы явные горожане, сильные, загорелые, хваткие... но совсем другие. Уж я-то насмотрелся на неприкаянных бродяг и профессиональных авантюристов... Вы у нас п р о е з д о м. И дела у вас другие...
– Наблюдательный ты наш... – сказал Мазур. – И не боишься, что я тебе голову оторву?
Пьер робко улыбнулся:
– У тебя была масса возможностей. Но ты ими что-то не воспользовался. Может, и сейчас обойдется... Ну зачем тебе меня убивать?
– Понял я, кажется, – кивнул Мазур. – И оставаться со мной боишься, и смыться без разрешения… А?
– Ну да, вот именно... Джимми, я ведь ничего не знаю и ни во что не лезу... Мне бы уйти...
А в самом деле, что с ним делать? Не убивать же? Поддаваясь шпиономании, можно допустить, что и он, согласно строчке барда, майор разведки и прекрасный семьянин... но не похоже что-то. Весь он, как на ладони. И встреча их произошла чисто случайно, вроде бы и ничего он не пытался выведать... В конце концов, веди он свою игру, кто ему мешал тихонечко ускользнуть? Уж наверняка не старуха стояла на пути, она вообще не брала на себя функций цербера...
– Ладно, – сказал Мазур. – Черт с тобой. Чует мое сердце, что уже сегодня мы с тобой разойдемся в разные стороны... да не трясись ты так, нет тут никакого кровавого подтекста! Пойдешь куда глаза глядят, только смотри у меня: и в самом деле напрочь обо мне забудь, жертва вьетнамской кампании...
Пьер прямо-таки просиял. И поторопился наплескать себе полный стаканчик, из чего Мазур заключил, что его незадачливый компаньон и в самом деле малость отмяк душою.
– Джимми! – сказал Пьер истово, опрокинув в рот содержимое посудины совершенно по-русски. – Можешь мне верить, молчать буду...
Он замолчал, услышав деликатный стук в дверь.
– Войдите! – пригласил Мазур, по-английски, естественно.
Вошла Мэй Лань, уже успевшая расстаться и с вызывающим нарядом шлюхи, и со слоем косметики в палец толщиной. Сейчас она вновь приняла чопорный вид примерной студентки: волосы распущены по плечам, подмазана самую малость, черные брючки, темная строгая блузочка, не хватает только очков и указки, чтобы сойти за учительницу младших классов...
– Вы, я вижу, расслабляетесь без зазрения совести? – осведомилась она тоном строгой супруги, кинув зоркий взгляд на бутылку.
– Да так, по мелочи... – заторопился Пьер.
– Ладно, ладно... Собирайтесь, мальчики. Уезжаем.
– Куда это? – непринужденно спросил Мазур.
– На шхуну. Ты уж прости, Джимми, что посягнула на твои права владельца и капитана, но ситуация поджимала... В общем, я велела своим перегнать корабль в другое место, более надежное. – Она смотрела на Мазура невероятно открыто и безмятежно. – На пирсе стали отираться какие-то крайне подозрительные типы, задавали вопросы, липли, как медуза к купальщику... Вот я и решила не рисковать.
– И правильно, – сказал Мазур, глядя на нее столь же открыто. – Кто бы они там ни были, ты правильно сделала, прелесть моя... Что, есть новости по н а ш е м у делу?
– Ага, – сказала Мэй Лань. – Могу тебя поздравить: мы все, как оказалось, гораздо ближе к нашим денежкам, чем казалось еще час назад.
– Здорово, – сказал Мазур. – Рассказывай, не тяни!
– Потом, по дороге. – Она нетерпеливо глянула на часы. – У нас совершенно нет времени, нужно спешить... Собирайтесь!
– Да мне, собственно, и собирать нечего, – сказал Мазур чистую правду. – Все мое ношу с собой...
– Я тоже, – сообщил Пьер, машинально похлопав себя по внутренним карманам мятого белого пиджака. – Нечего собирать...
Спохватившись, он все же прихватил единственное свое движимое имущество – наполовину полную бутылку, заботливо завинтил пробку и сунул сосуд с живительной влагой в карман брюк.
– Вот и прекрасно, – сказала Мэй Лань, притопывая от нетерпения. – Пойдемте в машину...
Она так и рухнула лицом вниз – не изменив выражения лица, растянувшись ничком, успев только охнуть от неожиданной боли...
И не успела еще грянуться об пол, как из полумрака коридора за ее спиной бесшумно, словно местный дух, выдвинулся Слай – быстрый, резкий, собранный, не делавший ни единого лишнего движения. Вмиг перебросил из левой руки в правую пистолет с глушителем – ага, это он ей ребром ладони приложил, классически, отметил Мазур отстраненно, фиксируя окружающее. Словно бесстрастный киноаппарат – сделал скупой шажок в их сторону и произнес скучным, будничным голосом:
– Руки поднимите, парни.
Пьер торопливо воздел конечности. Мазур сделал то же самое, чуточку медленнее, лихорадочно взвешивая шансы.
– Вы мальчики взрослые, жизнь повидали, – продолжал Слай, держа их под прицелом. – Обойдемся без глупых выходок, ладно? Я не промахнусь. Если вынудите, пристукну обоих.
«Плохо, – подумал Мазур. – Плохо, что он так будничен и скучен даже, словно мелкий клерк за письменным столом. Таким тоном лысый, пузатый и абсолютно неромантичный бухгалтер миллионный раз в своей жизни наставляет: „Распишитесь там, где птичка стоит, рубли прописью, копейки цифрами... Профессионал. Плохо. Такого не выведешь из себя оскорбительными репликами и не подловишь на неосторожности, профессионал – это такая машина... Стреляющий арифмометр. Тогда, в такси, он был другим, иначе держался. Твердый парень. Почему он решил...»
Потому что – перпендикуляр... Янкесы, несомненно, взялись за дело со всей энергией и быстренько установили, что с Гавайцем что-то не в порядке. Надо полагать, у них, по ту сторону океана, сидит с в о й Юрий Владимирович, отдающий не подлежащие обсуждению приказы, голову можно прозакладывать, идентичные по смыслу: любой ценой, хоть наизнанку вывернись, и без промедления...
Проверяя свою догадку, он спросил безмятежным тоном:
– Слай, старина, ты что, с ума сошел? Девушку обидел, пушкой стращаешь старого друга... Между прочим, местные законы такое вот вооруженное нападение на мирных граждан в их собственном доме расценивают довольно...
– Заткнись, ладно? – бесцветным голосом перебил Слай. – Успеешь еще наговориться. – И улыбнулся уголком рта. – Знаешь, Гаваец номер один был изрядной скотиной, и теперь, когда он неожиданно раздвоился, отношение к второму экземпляру лучше не станет... Так что ты не звони языком попусту, думай лучше, как шкуру сохранить...
– Господи, да я бы с радостью! – широко улыбнулся Мазур. – Подскажи только, как?
– Скоро узнаешь, – сказал Слай. – Ты, должно быть, парень неглупый, примерно представляешь, как надо себя вести в таких вот жизненных перипетиях. Сейчас мы с тобой аккуратненько и без возни выйдем из дома...
Он взвыл непроизвольно и отчаянно – возникший из полумрака за его спиной темный продолговатый предмет обрушился на его правый локоть метко и наотмашь. Пистолет еще падал на пол, когда Мазур рванулся вперед, изогнувшись в броске, успел подхватить «Вальтер», рухнул на пятую точку, носком подбил Слая, как раз успевшего инстинктивно схватиться за ушибленное место, отпрыгнул, попутно бросив взгляд на оружие в руке и убедившись, что пушка стоит на боевом взводе, предохранитель поднят.
Старуха-кухарка беглым взором оценила ситуацию и, видя, что ее вмешательство далее не требуется, склонилась над Мэй Лань, все еще держа в руке старинный медный пестик, длинный, массивный, фигурный, неподдельный антиквариат. Морщинистая бабулькина физиономия оставалась столь же бесстрастной, словно она не вооруженного налетчика отоварила, а подбросила сольцы в супчик. «Нашла коса на камень, – мельком подумал Мазур, бдительно стоя с пистолетом наготове. – Хоть и хорош янки как профессионал, Восток – дело тонкое. Нет сомнений, при нужде бабушка его и добила бы тем же пестиком, бесстрастно и обстоятельно, как крестьянка курицу режет...»
Мэй Лань наконец зашевелилась, встала на колени, охая и потирая ушибленное место.
Слай рванулся, взметываясь с пола. Разбитый локоть, должно быть, при каждом движении отзывался адской болью, американец заорал инстинктивно, как раненый зверь, но все же с похвальной быстротой пытался сделать все, что возможно, напасть...
Мазур, не колеблясь, нажал на спуск, и пистолет в его руке легонько дернулся тем самым, знакомым каждому опытному человеку, но неописуемым словами движением. Короткий сухой треск. А далее сделали свое баллистика и физиология – пуля угодила прямехонько туда, куда и следовало, произведя несовместимое с жизнью действие...
– Как ты? – спросил Мазур.
Его последняя подруга была замешана опять-таки из крутого теста – еще шипя и фыркая от боли, кособочась, вмиг оценила ситуацию, распорядилась:
– Уходим! Он наверняка не один, там на улице могут быть...
– Учтем, – криво усмехнулся Мазур. – А с этим...
– Не волнуйся, не твое дело... – огрызнулась Мэй Лань и бросила старушке несколько фраз по-китайски.
Та преспокойно склонилась, сложив руки на животе: коня на скаку остановит, в горящую фанзу войдет...
В руке у Мэй Лань уже поблескивал знакомый Мазуру револьвер. Движения стали скупыми, выверенными, по-кошачьи мягкими...
– Пошли! – распорядилась она. – Машина за углом, направо. Я первой, ты прикрывай, если что... а ты, обормот, не отставай и не путайся под ногами... Понял?
– Да понял, понял... – оторопело пробормотал Пьер.
Она первой выскользнула в полумрак коридора, по-прежнему пропитанный экзотическими китайскими ароматами, – даже дощатые стены и занавески пахли иначе, диковинно, непривычно...
Мазур спускался следом, пару раз оглянувшись на Пьера и убедившись, что с тем все в порядке, – ничуть не горит желанием остаться в доме, поспешает, как миленький...
Мэй Лань отодвинула заслонку на высоте глаз, держа ладонь на литой ручке двери, всмотрелась, кивком подозвала Мазура. Тот тихонько подкрался, посмотрел на улицу.
Вроде бы пусто и тихо на наших захламленных задворках, насколько удается разглядеть при лунном свете. Глухая стена соседского заднего двора напротив... ага! В самом конце забора, слева, у ведущего на параллельную улочку прохода, – длинная машина с потушенными фарами, отсюда невозможно разглядеть, сколько человек внутри и есть ли там они вообще... Наверняка есть. Не зря же она тут торчит.
– Через главный вход? – шепотом предложил Мазур.
– Там наверняка то же самое, – таким же шепотом ответила Мэй Лань. – Так что... какая разница? Броском!
– Давай!
– Пошли!
Она распахнула дверь, выскочила наружу, метнулась вбок с поднятым на уровень глаз револьвером – Мазур давно уже убедился, что с оружием обращаться девочка умеет... И кинулся следом, подтолкнув Пьера.
Мэй Лань в темной одежде могли и не заметить в первые секунды на фоне темной стены, но с ними двумя, как идиоты щеголявшими в белых костюмах, обстояло чуточку иначе... Обе левых дверцы распахнулись разом, из машины рванулись темные силуэты, и кто-то, уже не скрываясь, громко приказал:
– Стой, руки вверх!
«Ага, сейчас!» – мысленно ответил Мазур. И дважды нажал на спуск. Рядом бабахнул револьвер, и еще раз, и еще... Оба силуэта дернулись, словно безжалостно смятые бумажные фигурки, опустились на утоптанную землю переулочка...
Они кинулись вдоль стены. Из машины загремела автоматная очередь – на сей раз ствол был без всяких глушителей, – пули ударили в кирпичи над самой головой Мазура, но он уже сориентировался по вспышкам очереди. И двумя выстрелами д ос т а л автоматчика – трещотка моментально заткнулась. Звон вылетающих стекол автомобиля, запах пороха, стук шагов... Они завернули за угол, так и не услышав новых выстрелов вслед, – должно быть, в машине было только трое...
Мэй Лань прыгнула за руль, взревел мотор. Ему эхом откликнулся другой, мощные фары высветили на секунду неподвижные тела, разбитое пулями окно левой передней дверцы – тьфу ты, да никак это то самое такси... Вторая машина ворвалась в узенький проезд, как пушечное ядро, но Мэй Лань уже рванула с места, не включая фар, погнала по немыслимым закоулкам на дикой скорости, время от времени фордик звонко сметал крыльями и боками какие-то не особенно прочные преграды. Мазур уцепился за железную скобу над дверцей, его мотало, как куклу, а сидевшего в грузовом отсеке Пьера вообще, судя по звукам, немилосердно швыряло об стены...
Сзади полыхнули фары. И тут же исчезли за очередным поворотом – судя по всему, эти лабиринты Мэй Лань знала гораздо лучше преследователей. Хр-руп! Фордик на полной скорости снес дощатый прилавочек, с которого в светлое время торговали чем-то мирным, мелькнула белая рубаха – это припозднившийся прохожий прижался к стене, чтобы его не размололо в лепешку...
Мэй Лань гнала, как полоумная: пересекла ярко освещенную улицу, выскочив на всем ходу из одного переулочка и влетев в другой, сзади панически заскрипели тормоза сразу нескольких машин. И снова – закоулки, проулки, темные витрины, кто-то выскочил из-под колес, негодующе вопя, кто-то чем-то запустил вслед, судя по мягкому шлепку в бок фургончика – гнилым экзотическим фруктом...
Они, конечно, нарушили уйму правил дорожного движения – а они и в этой экзотической стране существуют, хоть и либеральнее европейских раз в десять, – перепугали кучу народу и разнесли немало чужого имущества, но все эти хулиганские гонки принесли свои плоды. Никто больше не сидел у них на хвосте. Мэй Лань, свернув за очередной угол – Мазур потерял счет переулочкам и закуткам, решительно не представляя, где они сейчас находятся, – и поехала потише, как благонамеренный гражданин, вовсе не обязанный опасаться несущихся следом хмурых парней с бесшумными пистолетами и шумными автоматами. А там и вовсе притормозила, решительно выдернула из замка ключ зажигания. Распорядилась:
– Вытряхиваемся. Пойдем пешком.
– Это зачем? – искренне не понял Мазур.
– Как меня порой умиляет твоя исландская патриархальность... – усмехнулась девушка чуточку напряженно. – Ничего не слышал о «маячках»? Могли прилепить к днищу какую-нибудь крохотную пакость, чтобы она прилежно посылала сигналы в эфир. Времени у них было достаточно.
Черт ее знает, всерьез она опасалась «маячка» или крутила очередную коварную комбинацию, но Мазур, поразмыслив, пришел к выводу, что в ее словах есть резон. В фургоне и в самом деле мог оказаться малюсенький передатчик, и приотставшие янкесы окажутся на хвосте совершенно неожиданно, а их Мазур сейчас опасался еще больше, чем боевую подругу, она, по крайней мере, одна-одинешенька пока что, зато цэрэушники, похоже, привыкли ходить на охоту исключительно толпой...
– Представляю, что сейчас творится у лавки, – сказал он искренне. – Полиция непременно нагрянет...
– А вот вряд ли, – сказала Мэй Лань. – У здешней полиции есть хорошая привычка: приезжать не раньше, чем ее десять раз вызовут. Но в том районе как-то не принято обрывать полицейские телефоны, если у соседей ночью шумели... Пойдемте. Нужно поймать такси.
И она первой направилась за угол, где виднелись яркие уличные фонари и мелькали фары проезжавших машин. Мазур потащился следом, мимоходом ободряюще похлопав по плечу вовсе уж заскучавшего Пьера. Ему не нравилось, что девушка не задала до сих пор ни единого вопроса касаемо Слая, – а ведь, казалось бы, любой нормальный человек в такой ситуации обязан был поинтересоваться, знал ли Мазур, что за змею пригрел на груди и что, собственно, его старый друг собирался делать, нет ли догадок...
Значит, ее и э т о уже не интересует. Целеустремленно идет к поставленной задаче. Черт, и ведь никак не удастся предупредить Пьера, чтобы держал с ней ухо востро, – Мазур не знал по-французски, а на английском толковать нельзя, услышит, востроухая...
Выйдя на довольно широкую и оживленную улицу, Мэй Лань пропустила парочку свободных такси, энергично замахала третьему. Ну да, конечно. Мазур прекрасно помнил, как появился господин Герберт, слушая повествование о похитивших Мазура американцах, как удрученно он вздохнул: «Боже ж ты мой, ну кто садится в п е рв о е же подъехавшее такси? Нужно обязательно парочку пропустить...»
Ехали долго. Оказалось, Мэй Лань, стряхивая хвост, залетела в противоположный конец города, максимально удаленный от моря. К морю они и вернулись в конце концов, машина оставила позади последние жилые кварталы и несколько километров катила по широкой немощеной дороге, тянувшейся параллельно океану. По мнению Мазура, водитель чуточку нервничал – время позднее, компания странноватая, место назначения тоже не из обыденных, но старался этого не показывать. Ну, понятно, таксисты везде одинаковы: не пойдешь на риск – не заработаешь...
Огромная луна висела над морем, протянув зыбкую золотистую дорожку до горизонта. Вдали виднелся одинокий парус, белевший в полном соответствии с чеканными строками Михаила свет Юрьевича, – разве что море было сейчас не голубым, а темным. Справа, над берегом, показались какие-то бараки. Потом снова потянулись дикие места без малейших признаков градостроительных усилий человека. И снова бараки. Так, вот и парочка сампанов покачивается у ветхого деревянного причала...
Мазур уже навидался таких мест – берега буквально усеяны подобными рыбацкими приютами. Бедняцкие порты. В бараках держат сети и улов, здесь же и живут. Наверняка через такие вот убогие жилища нескончаемым потоком идет и контрабанда-мелочевка, которой здесь прирабатывает каждый второй, не считая каждого первого. Ничего серьезного, конечно, – крутая контрабанда путешествует иначе, в других условиях...
Машина остановилась. Мэй Лань протянула водителю пару бумажек – судя по его довольному виду, не пожадничала. Он поклонился, прочирикал что-то почтительно-благодарное – и побыстрее рванул с места, торопясь расстаться со щедрыми, но странными пассажирами.
Мазур откровенно огляделся. Справа, метрах в пятидесяти, тянулся крытый пальмовыми листьями барак с незастекленными окнами, темный, как могила. Слева, у дряхлого дощатого причала, идиллически покачивалась на спокойной воде родимая шхуна. Паруса, понятное дело, убраны, тишина, покой и безветрие, но у сходней, узкой доски, переброшенной на причал, багрово рдеет раскуренная трубочка. Один из безымянных китайцев бдительно несет вахту. Боже, какая тишина, ни единой души вокруг...
– Ну, что вы стоите? – нетерпеливо спросила Мэй Лань. – Пошли!
– Погоди, – сказал Мазур. – Объясни хотя бы, что будем делать. Сейчас вроде бы опасаться некого...
– Вот именно, «вроде бы». – Она оглянулась на темный длинный барак. – Кто его знает... Сколько у тебя патронов осталось?
Он достал пистолет, выщелкнул обойму, передернул затвор:
– Один-единственный.
– Другими словами, все равно, что ничего... Дай-ка, – Мэй Лань в два счета отобрала у него «Вальтер» и запустила с берега, только булькнуло. – Я тебе приготовила подарочек получше, там, в каюте. Могу спорить, останешься доволен.
Вот так. О «Веблее», который по-прежнему был заткнут у него за ремень брюк, она и не вспомнила, конечно, – теперь уже ясно на все сто, что сейчас их с Пьером будут мочить. Это во всем ощущается: в ее нетерпеливых и словно бы к пустому месту обращенных интонациях, которые она не может скрыть, в уединенности места, в законах игры...
– Ну, что вы стоите? У нас почти нет времени...
И она первая взбежала на борт, быстро и проворно, балансируя раскинутыми руками, грациозная и прекрасная, так что у Мазура мимолетно защемило сердце, и он страстно возмечтал ошибиться, попасть пальцем в небо. Пусть окажется, что виной всему профессиональная паранойя, мания преследования, что никто и не собирался его убивать...
Они поднялись следом. Из люка бесшумно и совершенно неожиданно, как театральный черт, возник второй китаец, что-то вежливо прошипел, поклонился, давая Мазуру пройти.
– Иди, иди, – Мэй Лань легонько подтолкнула его к люку. – Если тебе не понравится подарок, я...
Сразу несколько событий произошло одновременно.
И ему бы наверняка тут и пришли кранты, если бы не был готов, давненько готов...
Раскуренная трубочка полетела Пьеру в лицо, и, когда тот инстинктивно заслонился ладонями, китаец неуловимым прыжком оказался за его спиной, ударил носком в сгиб колена, накинул на шею тонкую петлю – и в тот же самый миг, если не раньше, п о ш е л предназначенный Мазуру удар...
Но он чего-то такого ждал – и успел уклониться, уйти влево. Мэй Лань промахнулась сантиметров на десять, и ребро ее ладони попало не по сонной артерии, по самой макушке чиркнуло, так что не было ни боли, ни урона... Он, оттолкнувшись правой ногой от мачты, сам нанес удар...
В пустоту. Девушка уклонилась так молниеносно и ловко, что он едва не полетел кубарем, – удар-то был во всю силушку...
Н-на! Вот револьвер у нее удалось выбить ударом ноги, и он полетел за борт. Мазур кинулся к душившему Пьера китайцу, но на пути встал второй. Все происходило слишком быстро и яростно, чтобы чувствовать боль от ударов... Мазур все же достал узкоглазого, у б о й н о достал, в секунду развернул его обмякающее тело так, чтобы в свежеиспеченного покойника впечаталась нанесшая удар ногой Мэй Лань...
Получилось. Удар ногой достался мертвецу, коего такие пустяки уже не волновали, а девушка потеряла пару секунд... Мазур ими воспользовался на полную – второй китаец только-только успел выпустить шнурок, а более ничего и не успел, Мазур уложил его рядом с хрипевшим французом, развернулся в боевой стойке...
Мэй Лань стояла метрах в двух от него в какой-то там заковыристой позе – то ли «похмельной обезьяны», то ли «поносившего журавля». Шутки шутками, а Мазур уже понял: с е й ч а с нельзя делать никаких скидок на прекрасный пол, девка великолепно владеет боевой рукопашкой, и нужно из кожи вон вылезти, если хочешь остаться живым...
Она налетела, как порыв штормового ветра. Молниеносный обмен ударами, ужимки и прыжки... По нулям. Отступив на шаг, Мазур лишь уверился в прежнем убеждении: какое там, на хрен, нежное создание, зверь дикий, смертушка твоя при оплошности...
И снова – обмен ударами, жуткий танец на колыхавшейся палубе. Ей, стерве, было легче – она в темном, ее труднее фиксировать глазом, а вот Мазур, как идиот из анекдота, весь в белом, что ночью, особенно лунной, идет только во вред...
– Ах ты ж, тварь... – выдохнул он, сплюнув кровь из рассеченной губы.
– Ну-ну... – произнесла она почти спокойно, и г р а я гибким телом в ложных выпадах. – Ну-ну... Иди сюда, загадочная личность...
Каскад ударов, пируэтов и прыжков... Мазур ее легонько зацепил, но в ответ сам получил качественно. Они кружили по палубе, как два схлестнувшихся насмерть зверя – какими сейчас и были, честно говоря, – и Мазур отметил самой трезвомыслящей частичкой сознания, что старина Пьер не шевелится, не издает ни звука, так что с ним, очень похоже, кончено, а вот китайцев было только двое, иначе непременно налетел бы еще кто-то... Побарахтаемся?
Но он, как ни старался, как ни выкладывался, не мог одолеть. Она, впрочем, тоже. Зыбкое равновесие пока что...
– Ну и? – выдохнул Мазур, уйдя от удара – е л е уйдя, м-мать! – и отступив к борту. – Не возьмешь ведь...
– Возьму, – пообещала она столь же хрипло. – Измотаю, сучонок...
– Может, договоримся?
– Не я решаю, не я...
– Сдохнешь ведь.
– Измотаю...
Мазур, словно бы только сейчас спохватившись, рывком выхватил револьвер, взвел курок и, прибавив в голос тупого, нерассуждающего превосходства, громко приказал:
– Подними руки, стерва! Не подумала об этом, а?
Она рассмеялась – сдавленно, но вполне искренне, на миг п о п л ы л а, сбилась с ритма...
А в следующую секунду тяжелый револьвер полетел ей в лицо, словно самое примитивное метательное оружие.
Вот этого она точно не ожидала – и Мазур вовсю использовал свой единственный шанс, ринулся вперед, пока она уклонялась от тяжелого куска железа, зашел справа, пригнулся, выпрямился, ударил раз и два... Отпрыгнул.
Она еще стояла у борта, еще не уронила руки, тело еще не понимало, что уже мертво, что шейные позвонки перебиты, что второй удар пришелся по сонной артерии...
И в этот миг в нее метко и жестоко угодила автоматная очередь – совершенно бесшумно, но Мазур-то видел, как пули бьют в грудь и лицо... Тело Мэй Лань запрокинулось назад, окончательно выйдя из равновесия, подламываясь в коленках, навзничь, затылком вперед она рухнула за борт.
И был шумный всплеск, показавшийся Мазуру громом. Он стоял на том же месте, все осознавал, но не мог пошевелиться, в тупом оцепенении то ли облегченно, то ли с надрывной тоской подумав: нежная и удивительная, как говорил Остап, нежная и удивительная, да...
– Кирилл, мать твою! Живой?
Со стороны бараков бежали трое. Лаврик первым взлетел по сходням, опустил коротышку-автомат с матово блеснувшим в лунном свете глушителем, сказал сварливо:
– Ну, что стоишь, как засватанный? Скажи дяде спасибо. Шустрая была девка... И в черное вырядилась по уму, я никак не мог ее выцелить... – Он свободной рукой схватил Мазура за грудки и встряхнул как следует: – Ну? Что у тебя? Что сказал Зыонг?